Текст книги "Станция спасенных грез (СИ)"

Автор книги: Александр Никоноров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

– Ого... – вырвалось у меня.

– Что такое?

– Не думал, что здесь столько жило.

– В том-то и дело, – горько произнесла Людмила Сергеевна.

– А можно посмотреть? – робко спросил я, боясь новых слез расстроенной женщины.

На мгновение она повернулась.

– Да, конечно.

Показалось заплаканное лицо, раскрасневшееся, полное страданий, но в следующий миг Людмила Сергеевна вновь смотрела в окно.

Я взял тяжелый альбом и положил его себе на колени. Он с хрустом раскрылся, дохнуло запахом старины и пленки. Фотографии были вдеты уголками в красивые прорези, и при желании можно было вытащить тот или иной снимок и на оборотной стороне посмотреть год. Угадать в старых зернистых фотографиях знакомые и излюбленные места не составляло труда.

Совсем скоро Людмила Сергеевна успокоилась и села рядом со мной. Мы вместе увлеченно рассматривали фотографии. Иногда я чего-то не узнавал, и тогда Людмила Сергеевна доходчиво объясняла, что это и почему оно изменилось. Некоторые из снимков давно висели и у нас дома, например, фото станции с еще новым забором, но встречались и по-настоящему ценные кадры.

– Это что, с вертолета, что ли? – уточнил я, глядя на панорамный снимок, сделанный с высоты.

– Нет. Раньше здесь стояла радиовышка. Ты что, не узнал? Смотри, вон же карьеры!

– Не вижу.

– Ну, их начнут копать через год, когда будут строить железнодорожные пути. Так вот, про вышку. Был у нас один чудак, который не расставался с фотоаппаратом ни на секунду и любил залезть повыше, чтобы заснять деревню не так, как все остальные. Искал ракурсы поинтереснее. Вот, посмотри.

На следующем снимке виднелись американские клены. А немного левее – ферма. Шиферная крыша еще цела, двери не сняты, стены не разобраны, кирпичи не растасканы. А железную дорогу пока не проложили.

– О! Я знаю, откуда фотографировали! Водонапорная башня же?

Людмила Алексеевна кивнула.

Мы пролистали весь альбом от начала до конца. Все это время меня не покидало ощущение чего-то подозрительного. Я знал только одно – это было как-то связано с фотографиями. Пересмотрев альбом еще раз, я понял, что мне не давало покоя.

Дымчатая.

Она была не такой. Совсем не такой. И дело не в численности жителей, не в ее размерах. Речь о тумане. Которого не было. Ни на одной из фотографий по-настоящему старой Дымчатой, еще без железнодорожных путей, я не увидел ни намека на белесые клубы. Ни в утреннее, ни в вечернее время.

– Людмила Сергеевна!

– Что такое? – она была поражена моей буйной реакцией.

– А где туман? – я показал самые ранние фотографии Дымчатой. – Почему его нигде нет?

– А раньше... Ой. А раньше его и не было... – задумчиво произнесла Людмила Сергеевна. – Хм... Даже не знаю, почему. Никогда не замечала.

– Он что, просто так взялся, что ли? Посмотрите, вот в те времена, когда железная дорога уже построена, туман видно. Как это так?

Людмила Сергеевна листала альбом туда-сюда, сравнивая фотографии. Она что-то бубнила себе под нос и хмурила брови, становясь все мрачнее. Мы нашли с ней два похожих снимка с изображением мельницы. На первом никаких рельсов не было в помине, а вот на втором, помимо путей, куст черемухи был укутан туманом. И позади мельницы на подступах к лесу пробирались белесые облака.

– Поверить не могу... – сказала Людмила Сергеевна. – А ведь ты прав, Саш.

– Так... А дорогу давно проложили?

– Не вспомню. А, погоди!

Она быстро-быстро пролистала страницы альбома и вытащила исцарапанную фотографию. На ней были запечатлены несколько человек, с лопатами, граблями и тачками. Кто-то был голым по пояс, у кого-то на голове повязан белый платок. Повсюду горы песка, щебня и железяк.

– Вот, это первый год построения железной дороги. Жарища была, как мне отец рассказывал. Давай посмотрим. – Людмила Сергеевна перевернула фотографию. – Ага. Пятьдесят шестой, Саш.

Пятьдесят шестой... Любопытно.

– А дядя Коля тут давно? Ну... Был.

– Дядя Коля? Причем тут дядя Коля?

Я осознал, что сказал лишнего. Действительно, для женщины внезапный вопрос про смотрителя был слишком странным и неуместным.

– Да так просто. Сам не понял.

– Не знаю, Саш, у деда спроси. Или у Володьки. Точнее, папки Миши.

Я не стал говорить, что от них мало толку, но все-таки решил попробовать. Почему нет? Кажется, не зря я считал Дымчатую особым местом, полным тайн и волшебства. И чем дальше, тем больше убеждался, что это правда.

Интерлюдия 5

Четыре месяца назад

Я уже не тот. Меня нет. Есть только тело, оболочка. И мозг. Дешевый генератор мыслей. Когда-то я мог с гордостью заявить, что в моей голове расположена кладезь грез и мечтаний. Меня знали и помнили как прекрасного рассказчика и истинного мечтателя.

Что со мной стало...

Конечно, удивляться глупо. Встав на этот путь, ты заранее обрекаешь себя, если твой ум недостаточно гибкий. Мой оказался не таким, какой требуется. Но я держался достаточно долго. Могу смело сказать, что все эти годы я выполнял свою работу качественно и с полной самоотдачей. Во всяком случае, прорыв произойдет не здесь, а в Дымчатой.

Эх, Колька... Если уж я скоро убью себя, то что станется с тобой? Надеюсь, мальчик готов. Кстати, спасибо тебе за совет. Мы с ней хорошо ладим. Она способная и талантливая. Но еще рано.

Как же мучительно. Нет, я не боюсь смерти. Обидно терять себя. Это как вынужденно разбирать по бревнам выстроенный тобой дом. Противно и... Неуважительно. С другой стороны, если кому-то эти бревна помогут согреться и тем самым сохранят жизнь – в праве ли я сетовать на свою судьбу?

От моего внутреннего мира ничего не осталось. За столько лет все мечты выдохлись. Они еще способны дать отпор, но мои атаки слабеют так же, как и я сам. В зеркале больше не видно тех глаз, что покоряли десятки девушек. Теперь вместо них серые плоские эскизы. С неприятием узнаю в отражении Колю.

Хранители Грез...

Наше дело – это раковая болезнь Хранителей. Оно пожирает нас, как Пожиратели пожирают мечты. Тавтология тем нелепее, чем безжалостнее правда. Мы – самоубийцы. Неуклюжие, неприспособленные. Мы немолоды. Мы были обучены другим вещам. Новое поколение не такое. Они молоды и полны амбиций. Их силы бурлят, а фантазия бьет тысячами источников. Неиссякаемых или регулярно восполняемых. Они не мы. Они не трупы.

И я снова выуживаю мечту. И снова пустею, не помня ни себя, ни ее. Не помня, откуда это бревно. От кухни или от жилой избы? Или от сеней? Не знаю...

Этой фанталью можно было бы гордиться. Не будь она моим последним детищем.

Я ИСЧЕРПАЛ СЕБЯ. ВСЁ. НЕТ БОЛЬШЕ НИЧЕГО.

Она огромна. Я скармливаю ее Едокам и Пленусам поочередно. Скармливаю Пожирателям. Мне плевать. Я пичкаю их своей сокровенной мечтой, и они не могут переварить ее. Они распухают и лопаются, а я с жадностью возвращаю ее обратно. Берегу, как родное дитя. Дитя, имя которого не помню.

Дитя, которому суждено погибнуть.

Вместе с родителем.

Глава 6

В одном шаге от

24 июня.

– Дед! Дедушка! Бабуль!

Я вбежал в комнату. Ро-ро сидели напротив включенного телевизора и внимательно смотрели. МИМО НЕГО. Ужасное зрелище – как будто они были слепыми и могли ориентироваться только по звуку. На темных отрешенных лицах никаких эмоций.

– Эй! – я встал напротив них.

– А.

Это все, чего я добился от деда. Невзрачное "а"... Он лениво поднял голову и посмотрел на меня, как будто я был бродячим псом, в сотый раз перебегающим дорогу прямо перед дедушкой.

– Дед!

– Да, – ответил он. Его голос был хриплым из-за длительного молчания.

– Дядя Коля! Точнее, нет, не так... – я никак не мог отдышаться и был слишком возбужден. – До дяди Коли здесь был кто-нибудь?

– Что.

Я стиснул зубы, всеми силами стараясь подавить злость и раздражение. Это неправильные эмоции, дедушка не заслужил их, ведь то была не его вина.

– Сторожка. Рядом с домом. В ней жил дядя Коля. Помнишь такого?

– Помню. Колька.

– Да! – обрадовался я. – Колька, да, дедуль! Скажи мне, кто был до него?

Дед смотрел на меня так же, как смотрел до этого мимо телевизора. Это очень напрягало и вселяло страх. Точнее, даже не страх, а... Было неприятно, в общем.

– Нет.

– Почему?

– Нет. Никого.

Я посмотрел на бабушку. Она так и не подняла взгляда. Я пощелкал пальцами перед ее лицом. Даже не вздрогнула. Просто лениво посмотрела на меня.

– О, Саш.

– Да, бабуль, это я, – дрожащим голосом сказал я. Хотелось плакать. Как будто дедушка с бабушкой находились в плену, их пытали, а я просто стоял и смотрел, как из них медленно вытекает жизнь.

– Чего ты. – Это даже не было вопросом. Бабушка произнесла это бесцветным голосом, все еще буравя невидимую точки справа от телевизора.

– А до дяди Коли здесь кто-нибудь был?

– Где.

– В сторожке! Следил за путями! СМОТРИТЕЛЬ! – я кричал, прекрасно понимая, что не прав. Но мне было не остановиться. – Ну неужели вы не можете ответить?! ПОЖАЛУЙСТА!!!

– Никого, – сказала бабушка.

– Да, – подтвердил дед.

– СПАСИБО! – я выбежал из комнаты.

Сперва подумал было забраться на чердак, потом вспомнил, что у меня теперь новое место. Зашел в сторожку и включил чайник. Хотелось какао и плакать. В последнее время слезы наворачивались все чаще, и мне это не нравилось. В той же мере, в какой не нравилось и все происходящее вокруг. Деревня полуживая, люди как зомби, мои самые близкие люди разговаривают со мной, как будто я вот-вот исчезну и со мной не надо считаться, лучшие друзья заняты дрезиной, Тин так вообще считает меня чудаком. А по ночам сражения с Едоками. И Туман куда-то запропастился. И где Лена? Вот бы сейчас взмыть в воздух и улететь в Сосновку. Чтобы просто повидаться с ней. ПОЧЕМУ ОНА НЕ МОЖЕТ ПРИЕХАТЬ?! Я ведь так по ней соскучился... Да где ж тут не плакать?

И я разрыдался. В очередной раз. Сколько бы ни давал себе обещаний, что такого больше не повторится, а бестолку. Казалось, слезы притягивали все больше неприятностей. Я бы и рад перестать – в конце концов, мужчина я или нет? – но у меня не было понимания, как преодолеть это все.

Стой. Слезы – не выход. Они ничем не помогут и только усугубят ситуацию. А мне и без того страшно. Какой-то водоворот. Теперь к Едокам и похищенным грезам добавилось еще кое-что: загадка тумана. Во всей этой истории что-то кроется. Оно как будто лежит на поверхности, но все еще недоступно моему пониманию. Решу ли я хоть одну загадку или буду пребывать в подвешенном состоянии неведения – может показать только время.

Я вытер слезы, налил себе какао и взял пирог с вишневым вареньем. Как хорошо, что бабушка еще готовила. Я не знал, сколько это продлится, и надеялся, что как можно дольше. Если к моим проблемам прибавится еще и готовка – сойду с ума.

Растопив печку, я устроился поудобнее. Дров больше не осталось.

Под вечер явился хорек. Какой-то изнуренный.

– Фух... – выдохнул он и развалился на столе.

– Привет. Спрашивать, как дела – глупо?

– Пожалуй.

– Едоки?

– Как бы не хуже.

– Хуже?

– Пожиратели...

– А это кто?

– Давно ушедший миф. И лучше не знать о нем, пока я не подтвержу информацию.

Я сглотнул.

– А... А если о них быстрее узнаю я?

– Не узнаешь, поверь мне.

– Верю. Есть не хочешь?

– Нет, Оул.

Странный хорек. Изнуренный и...

– Туман, все хорошо?

Мне показалось, что он стал менее... Плотным, что ли? Как будто немного прозрачный. Словно истаивал.

– Да, Оул, – твердо ответил Туман. – А почему ты спросил?

Истаивал? Как... КАК ТУМАН.

– Ты никуда не денешься? – вырвалось у меня. Быстро и робко. Молниеносно, как рука воришки.

Хорек посмотрел на меня. По глазам ударило янтарным светом. По всему телу заструилось тепло, будто моя кровь стала жидким огнем.

– Никуда.

Я выдохнул. Мне были необходимы эти слова. Будь они правдой или ложью. Я нуждался хоть в какой-нибудь поддержке.

– Сегодня снова выходить, Оул. Ты подготовился?

Стол был завален книгами. Из многих торчали закладки. Книги напоминали проткнутых мечами солдат. Закладки вели к ценным страницам с интересными и богатыми эпизодами.

– Да, Туман.

Хорек склонил голову, оценивающе глядя на меня. Я не отвел взгляд. У меня было семь фантазий. Я был готов. Я не боялся.

***

Я много думал над системой управления фантали. Гадал, как лучше использовать ее, что можно придумать эффективного и действенного. В голове сконструировался план, состоящий из образов. Контуры и штрихи. Нет, не фантазий, а заклинаний. И сегодня мне предстояло проверить их в действии.

Ну ты как, справишься? – спросил у меня Туман незадолго до его ухода.

Должен, – ответил я, стараясь не думать, что будет ночью.

Справляйся. Я не смогу сегодня быть с тобой. Хмурь... Много дел, Оул.

Я понимаю, – отстраненно сказал я. – Ничего страшного. Я смогу, вот увидишь.

«Я смогу, вот увидишь». И мне предстояло доказать, что это не просто слова.

Казалось, в такую замечательную теплую ночь ничего плохого произойти не может. Ну какие Едоки, какой призрачный поезд или воровство грез?

Последний поезд проехал полчаса назад. Едоки задерживались. На секунду промелькнула обнадеживающая мысль, что сегодня нападения не будет. Но я не позволял себе расслабляться. По правде сказать, новый план обращения с фанталью заставлял быть аккуратным и предельно сосредоточенным. Держать в голове один образ, ощущать его в виде ледяного шара в районе ладони, помнить о шести других и еще оперативно думать, что и как применить... Не самая легкая задача. Но я вобрал в себя одну из фанталей и держал про запас. А вторую явил.

Затрясло. Не меня. МИР.

Платформу осветило голубым. Я повернул голову направо и увидел вдали приближающийся поезд. Подуло морозным ветром. Сердце забилось чаще. Задрожали колени.

– Спокойно, спокойно. Все ты справишься. Тебя оставили наедине с Едоками на следующий день после пробного сражения. Наверное, это что-то значит, – бубнил я себе под нос, вперившись в поезд. – Хватит. За дело.

Я закрыл глаза и довольно легко выудил фанталь. На сей раз я ждал Едоков вооруженным. Перламутровый шар висел подле меня. Изо рта пошел пар. Поезд подъезжал.

Они выпрыгнули на ходу. Пятеро Едоков. Я обрадовался, что их меньше, чем вчера, но тут же одернул себя, вспомнив, что вчера, вообще-то, я был не один, и основную массу нападающих отвлек Туман. Сегодня же мне предстояло одолеть пятерых. На удачу, ни одного Пленуса, правда, один из них заметно крупнее остальных – с двумя большими шишками на спине.

Первый ход был за мной. Видимо, я все-таки слишком перенервничал, и вместо половины фантали отправил в полет всю. Горевать по этому поводу времени не было, и за пару секунд полета фантали успел перекроить заклинание. Оно разорвалось крупными осколочными снарядами и полетело в Едоков. Мысленно я цеплялся к осколкам, которые успевал зацепить взглядом, и направлял их точечно. Этого хватало, чтобы наносить Едокам ощутимый ущерб. С темных силуэтов отлетали куски кожи и сгустки сумрака. Твари кричали и метались из стороны в сторону. В воздухе повис запах мяты и кедровых орехов.

Я спохватился, что упускаю вобранную фанталь, и переключил свое внимание на восстановление изначальной картинки. И пока сознание было занято этим, снаряды полетели мимо, а потом и вовсе истаяли. Зато я снова ощутил холодок вобранной фантали. Отлично.

Один из Едоков поднялся и, оттолкнувшись, прыгнул ко мне. Не ожидая столь быстрой реакции, я растерялся и вытянул руку вперед. Ладонь потеплела. Наружу вырвался шар фантали. Плохо соображая, я растянул его в тонкую леску, оставив примерно половину, и толкнул ее вперед. Нить разрубила Едока на удивление легко. Не поверив успеху, я внимательно следил за тварью. Но та не двигалась. Неловко вильнув, Едок упал на платформу и исчез.

Как можно быстрее вобрав в себя остаток фантали, я создал новую, потратив уже третью фантазию. По крайней мере, я пришел к такому выводу, пересчитав оставшиеся. И еще одна была в моей ладони. Неполная. Я мог бы ее растворить в себе, но она была нужна.

Двое Едоков мчали ко мне. Пододвинув фанталь вперед, чтобы видеть ее объем, я отщипнул примерно треть и создал на пути одного из Едоков перламутровую стену. Он врезался, раздался громкий хлопок. Едок упал.

– Ну же... – прошептал я, надеясь, что с ним покончено.

Но нет. Он так и не истаивал. Скорее всего, его просто оглушило.

Второй был совсем близко. Я взял еще одну треть фантали и быстро вытянул ее в подобие копья, чуть не вывихнув руку. Наконечник пронзил грудь Едока. Вскрикнув, тот опустил голову, лапы повисли плетьми, и через секунду он пропал.

Ноздри заполняли маслянистые запахи. Повсюду царил холод. Вырывающийся изо рта пар подсвечивало голубым. Висящие на поясе пружины охладились настолько, что обжигали кожу даже через штаны. Я нервничал, но не настолько, чтобы удариться в панику. Дела мои шли более-менее. Три Едока против четырех фантазий и одного меня.

Упавший Едок поднялся и хлестнул меня лапами. Вскрикнув, я создал из остатков фантали защитную пластину, которая поглотила удар. С чавкающим звуком удлиненная лапа Едока оторвалась, растворившись в ночи. Обезумевший монстр заверещал, глаза наполнились тьмой, разверзлась пасть. Он напоминал раздразненного в клетке животного.

В клетке... Хм.

Все произошло слишком быстро. Случившееся уместилось в какие-то доли секунды. Едок прыгнул на меня, растопырив оставшиеся лапы, и я, не думая, вытолкнул из ладони остаток фантали и заключил Едока в перламутровый куб с тонкими, будто слюдяными, стенками. Тварь упала и забилась в стенки. Судорожно и неистово.

Меня трясло. Если эта тюрьма падет, он же просто разорвет меня на куски. Откуда у него столько ненависти? Почему?

Я встряхнул головой и повернулся к оставшимся Едокам. От них в деревню уже протянулись пепельные отростки, которые двигались, словно ручей.

– Нет! – крикнул я и закрыл глаза.

Быстро, быстро, быстрее, фанталь... НУ ЖЕ, НУ!..

Я выудил ее. И не удержал. Обдав меня ароматом мяты и кедра, шар исчез. Я выругался и достал новую. Плененный Едок уже просачивался через стенки куба. Перламутровый кинжал возник в руке сам собой – наверняка этого хватит, чтобы убить тварь. С тихим хрустом вспарываемой ткани я погрузил лезвие в затылок Едока. Запах гари был свидетелем его смерти.

Посмотрев на двух последних Едоков, среди которых был и тот крупный, я допустил непростительную ошибку – испугался и не удержал фанталь. Ее не стало.

– Да что же это такое!

По одному из порталов ползло радужное пятно, которое приближалось к Едоку.

Сердце екнуло. КОГО-ТО ОГРАБИЛИ. КТО-ТО СЕЙЧАС ЛИШИЛСЯ СМЫСЛА ЖИЗНИ!

Нет, я не могу позволить этому произойти.

Фыркнул поезд. Он тихо тронулся с места и поехал в обратном направлении, прочь с Дымчатой. Едоки обернулись и что-то бросили друг другу, после чего сосредоточились на своих порталах.

У меня оставалось две фантали. Я пообещал себе быть предельно аккуратным и сосредоточенным. Последние фантазии были сильными, и я не сомневался, что все получится.

Я выудил фанталь и сделал себе меч – огромный, почти с меня ростом. Обхватив его двумя руками, неуклюже побежал к Едокам. От пепельных порталов исходил тихий шелест, словно поблизости пересыпали зерно. Я прыгнул и опустил меч на жгут, перерубая его. Возмущенный Едок распахнул пасть и огрел меня обрубком портала. Удар пришелся на солнечное сплетение. Грудную клетку сковало холодом. Я почувствовал, как что-то внутри меня разрушилось, испарилось. Будто взяли кусок плоти и стерли до состояния порошка. Стиснув зубы, я неуверенно взмахнул мечом, но Едок подставил лапу. Ценой собственной конечности, повисшей плетью, он уничтожил мой меч.

За его спиной крупный Едок восстанавливал портал – стенки с шелестом сращивались, соединяясь в единое целое.

Перед глазами появилось радужное пятно. Мечта. До того, как она впитается в тело этого здоровяка, оставались считанные сантиметры. Краем глаза я видел, как уцелевшая лапа монстра опускается мне на голову.

Что я наделал... Я проиграл. Сейчас меня убьют, сожрут мечту, а самого растерзают. И не останется от Оула ничего, кроме беспорядочной стопки книг на столе и не вымытой после какао кружки.

В глаза бил яркий свет. Это мечта, красивая, переливистая, будто ручеек в солнечную погоду – искрится и весело сверкает. Так ярко...

Нет, я не мог допустить этого. Не мог. Лапа все ближе. Мечта все ближе. Нет, не дождетесь!

Едва только последняя фанталь появилась в этом мире, я тут же схватил ее обеими руками и бросил под ноги. Раздался взрыв. Мир содрогнулся. Меня подбросило в воздух и потащило прочь с платформы. Прямо на рельсы. В полете я увидел, как Едоки разлетелись в стороны, как жгут оторвался и улетел в небо, будто воздушный змей.

Все перевернулось. Или это я летел вниз головой? Поезд почти ушел с платформы, и я увидел, как уцелевший Едок запрыгивает в вагон. Хотел было присмотреться, с собой ли у него мечта, но кто-то ускорил время. Я рухнул на шпалы, больно ударившись поясницей. Из груди вырвался протяжный "ы-ы-ых". Спину пронзила адская боль. Я попробовал подняться и не смог. На смену боли пришло онемение. Я пошевелил ногой и обрадовался, что конечности слушаются. Значит, перелома позвоночника нет.

Надеюсь, отделаюсь несколькими ушибами.

Как же больно...

Вспыхнуло голубым. Позабыв о боли, я приподнялся и увидел мчавшийся на меня поезд. Обдало холодом – снаружи и изнутри. Я судорожно сел на корточки и вскрикнул. Спину прострелило острой болью.

Деваться некуда. Платформа сделана из монолитного бетонного блока, и под нее не залезть. Прыгнуть и подтянуться я тоже не мог – не было сил, да и удар о шпалы давал о себе знать. Обернулся, надеясь увидеть позади себя что-нибудь, что могло бы спасти жизнь. Меня пошатнуло. Что-то лязгнуло. На бетонном блоке осталась царапина. Царапина, СДЕЛАННАЯ ПРУЖИНАМИ. Точно!

Мир погрузился в голубые краски. Меня словно запихнули в морозилку. Клубы пара от дыхания никак не развеивались. Все вокруг гудело. Я слышал, как изнутри вагона то ли от боли, то ли от радости верещит Едок. Непослушными пальцами я кое-как отцепил пружины. Сняв защитные скобы, я одним махом нацепил пружины на кроссовки и подпрыгнул. Напряг мышцы и постарался поймать равновесие. Соприкоснувшись с землей, пружины сделали свое – внутри сработал заключенный Тином механизм, и с громким тренькаем пружины разжались.

Меня выбросило на платформу. Я еле успел подставить руки, чтобы смягчить падение – пружины оказались неожиданно мощными.

Поезд пронесся совсем-совсем рядом, окатив ледяным облаком. Я долго смотрел ему вслед, а потом выдохнул и откинулся назад, облокотившись на ладони. Грудь тяжело вздымалась, руки дрожали. В какой-то момент они не выдержали, и в полубреду я обнаружил себя лежащим на холодной платформе. Глаза закрыты, спина ноет. Однако бетон, казалось, остужал боль, поглощал ее, даруя возможность позабыть о ней.

– Спасибо, Тин. Ты только что спас мне жизнь...

Я так и не понял, уснул или нет, но меня разбудил поезд.

Неужели настало утро, и я провалялся всю ночь? Не может быть...

Открыв глаза, с ужасом обнаружил, что еще ночь, а со стороны Дружбино мчится поезд-призрак. От страха меня чуть не вывернуло наизнанку. Горло сжало, легкие выжали, словно губку. Кто-то забрал весь воздух. Обхватив себя за плечи, я смог раскрыть рот и сделать вдох, впуская холод внутрь себя.

Как же быть? Неужели сейчас опять сражаться? Но у меня же ни одной фантазии! Так, ладно, попробуем. Что у нас? Машина? Нет, какая машина! Что-то с Луной... Магия, дом на острове, летающие острова? Давай же, соберись, придумай, вникни, расширь!

Лена... Лена?..

Нет! Нет, НЕ СМЕЙ! Причем здесь Лена?!

Поезд остановился. На платформу вышел уже знакомый Едок с двумя буграми на спине. И в его животе была мечта.

Внутри меня все оборвалось. Упустил. Не справился. И сейчас я расплачусь за свою бездарность. Я плохой Хранитель. Я не помог им. Не смог. И лишил кого-то сокровенного... Боже мой, как это тяжело.

Я должен убить тебя. Хоть ты и сильнее. Пусть в тебе мечта, я все равно справлюсь. Мне бы только подобрать фантазию получше...

Голова превратилась в калейдоскоп образов. Фрагменты прочитанных сцен кружили хороводы, играли в чехарду и тасовались, словно игральные карты. Но все образы были смутными, я не мог ни за что зацепиться.

Кажется, я что-то говорил. А может, и нет. Мои глаза были открыты, но я почти ничего не видел. Лишь темный Едок – теперь уже Пленус – и радужная мечта. И..

Вспышка слева.

Откуда она взялась? Почему зарычал Едок? Или это галлюцинации?

Повернув голову, я увидел только серебристое пятно, стремительное, точно вихрь. Пленус побежал на него, но отдернул лапу и, рыча, унесся в поезд. С резким толчком состав тронулся. От серебристого пятна отделилась перламутровая сфера и с громким треском врезалась в вагон. Вспыхнуло ярким серебром. Шум отправляющегося поезда перекрыл вопль Едока.

А через несколько мгновений уехал прочь. Я даже не успел оклематься. Платформа была пуста. Ни поезда, ни пятна... Ничего.

Неужели меня спасли? Но кто? Или мне все это показалось...

Держась за перила, я осторожно спустился с платформы, кое-как дошел до сторожки и повалился на диван, даже не сняв одежду.

Интерлюдия 6

Год назад

– Мам, а у папы есть мечта?

Хочется на платформу. Мама не отпускает, потому что боится моего общения с дядей Колей.

«Тогда пойдем со мной, мам, если переживаешь».

И она пошла.

– Не знаю... – Мама смотрит на рельсы. – Вряд ли. Он весь в работе. А что?

Тихо-тихо шелестят американские клены. Один из листочков срывается с ветки, и я слежу, как он медленно падает.

– Вот потому он такой. – Вспоминаю его лицо. Вечно прикрытое тенью. Хм. Тенью. – Ничего ему не интересно.

Я замечаю, как мама наблюдает за деревьями вместе со мной.

– Ничего, – продолжаю. – Успехи мои его не волнуют, отдыхать ты ездишь одна, а бабушка с дедушкой...

Листок падает на порог сторожки. Мама неодобрительно поджимает губы.

– Что? – спрашивает она.

В сторожке свет не горит. А у нас горит. Бабушка с дедушкой на кухне. Наверное, готовят стол к вечернему чаепитию.

А дядя Коля один.

– А бабушка с дедушкой выглядят гораздо счастливее вас.

Мама не отвечает.

– А знаешь, почему?

– Почему?

– Потому что у него нет мечты.