Текст книги "Станция спасенных грез (СИ)"

Автор книги: Александр Никоноров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Глава 7

Столкновение с Пожирателем

17 июля.

"Интересно, Дневник. Насколько человек адаптируется к реалиям и постоянно совершенствуется? Когда большая проблема перекрывает меньшую, та перестает быть проблемой в принципе. Встретившись с проблемой посерьезнее, ты мечтаешь о том, чтобы все вернулось и стало как прежде. До наступления ухудшения. Странная и удивительная психология. Тем не менее, она подтверждает простоту и очевидность утверждения, что все познается в сравнении. Раньше я переживал, что вся Дымчатая и, в частности, бабушка с дедушкой стали теневиками, но когда таким же стал и Тин, я молил богов, чтобы он вернулся. И когда возвратил другу мечту, жизнь моя стала легче и проще, хотя ничего не изменилось. И до того, как у Мишки украли мечту, эта же ситуация выглядела плачевной. Потому что все познается в сравнении.

И каждый раз все как бы обнуляется. То, что было проблемой, перестает быть ей, становится привычным укладом. И когда что-то начинает усугубляться, хочется выбрать меньшее из зол. Прямо как тот пример с ракетой, который приводил дядя Коля. Ведь на фоне пришедшего кошмара прошлые проблемы кажутся ничем. Удивительно.

Кажется, я повторяюсь. Мне простительно".

Один из показательных примеров произошел на следующее утро после разговора с Туманом. Я проснулся счастливым. И вовсе не оттого, что ночью были Едоки. Точнее, именно оттого, что ночью были только Едоки. Поразительно. Никогда не думал, что смогу радоваться им. Но живя с пониманием, что могло быть и хуже, начинаешь ценить любое щадящее явление. Как, например, отсутствие таинственных Пожирателей, которые уже начали пугать меня. Если такой отвлечет и перетянет все внимание на себя, я рискую не справиться с остальными, а это приведет к потере мечты у кого-нибудь из моих знакомых. Например...

– Людмила Сергеевна!

Крик вырвался из меня, будто несколько лет находился в плену и наконец-то перед ним отворили дверь. Это был крик отчаяния, столь пронзительный, что стоявшая на столе кружка из-под какао задребезжала.

Я вскочил с кровати (в то лето я, кажется, разучился по-человечески вставать и только и делал, что вскакивал) и, напуганный, бросился к выходу. На улице светило солнце, вода в умывальнике успела немного нагреться, и я ополоснул лицо.

Как можно было забыть о Людмиле Сергеевне? Когда я навещал ее последний раз? Надеюсь, с ней все в порядке...

Питаясь надеждой на лучшее, я помчал к тете Лены. Наступать на те же грабли, что и с Тином, не хотел: мир не крутился вокруг меня, в любой момент могло случиться все, что угодно, и уповать на безопасность своих родных и близких только потому, что они твои РОДНЫЕ и БЛИЗКИЕ – опрометчиво, наивно и, в конце концов, глупо.

Тем сильнее была моя радость, когда я обнаружил Людмилу Сергеевну на веранде собственного дома. Она пила чай и с видом профессора, ставящего опыт, ела торт. Графские развалины. Это словосочетание звучало из ее уст чаще прочего.

– Сашка?

– Здравствуйте!

Людмила Сергеевна встретила меня, и я с удовольствием обнял ее, поддавшись порыву радости и облегчения. От нее пахло шоколадом и ванилью. Да что там говорить – Людмила Сергеевна и сама напоминала пирожное. Добрая и понимающая, она всегда была рада видеть меня, ее светлые глаза и искренняя улыбка обезоруживали, и я, сдавшись перед ними, сразу, без прелюдий, рассказал ей о ссоре с Леной. Правда, использования фантали пришлось заменить на обычные кулаки.

– Да, Саш, я уже в курсе. Леночка рассказала мне вчера.

Как это так? Почему Лена сообщила тете о таком событии? Может, она тоже переживает? Неужели Лене небезразлично то, что произошло...

– О... А я и не думал. Извините, что повторился и заставил слушать одно и то же.

– Совсем не одно и то же, – улыбнулась Людмила Сергеевна. – Скажем, ты заведомо уменьшил число ребят. А Лена сказала.

– Приукрасила, наверное...

– Или ты поскромничал.

Я пожал плечами и ничего не ответил.

– Ой, что же я! Присаживайся! Я за кружкой и тарелкой.

Тетя Лены вернулась быстро. Она не могла позволить своему гостю ждать и считала своим долгом накормить его. Особенно тем, в чем она преуспела до филигранного уровня.

– Удивительно, – мечтательным тоном произнесла Людмила Сергеевна, пока я жадно ел торт и запивал чаем. Завтрак удался. – Насколько далеко готовы пойти люди, когда с их близкими что-то случается. Они прямо-таки голову теряют. К сожалению, часто это затягивается, что и приводит к таким вот последствиям. Ну зачем ты ей сказал то самое?..

– А как же еще? – я быстро откусил большой кусок, чтобы набить рот и не отвечать. Никогда прежде я не жевал торт так медленно.

– Я бы поняла от кого угодно, но не от того, кто всегда менялся с Леной тарелкой, если на ее кусочке торта крема было меньше.

Нельзя сказать, что я не догадывался об этом. Я был слишком уставшим и расстроенным, чтобы подать вид. И все-таки поднять взгляд не мог – неловко. Как хорошо, что чай был очень горячим, и я мог сосредоточиться на нем.

– Отбегу, Саш. Я там крем варю. Пойду помешаю.

– Да, конечно, – ответил я, не отрываясь от кружки.

Наверное, мне снова следовало благодарить Людмилу Сергеевну за то, что она деликатно оставила меня наедине с мыслями, не нарушая созданного мной защитного кокона. Однако я испытывал неловкость еще и потому, что заявился к ней как к психологу – высказал все и был таков. Это неправильно.

А что если Лена там, в доме, и рассказала все не по телефону, а лично, так же, как и я, ища поддержки в Людмиле Сергеевне? Эта мысль ужалила меня, будто удар тока. Я чуть было не разлил чай. Конечно, это глупость. Когда бы она успела? Раннее утро, а я уже тут. Вчера? Но Лена должна охранять Сосновку. Интересно, а что эти кадеты? Надеюсь, больше не заявятся...

Как только пришла Людмила Сергеевна, держа в руках фотоальбом, я спросил:

– А как вы? Все у вас хорошо?

Тетя Лены заморгала. Она положила фотоальбом себе на колени и вцепилась в него.

– Да, все прекрасно. А почему ты спрашиваешь?

– Волнуюсь.

Людмила Сергеевна поникла.

– Волнуюсь... Ну почему ты так ответил мне, а не ей?

– Кому?

– Саша.

– Не знаю, Людмила Сергеевна. Просто у Лены не может быть плохо. Мир вокруг нее совсем другой. И все там хорошо.

– А как же кадеты?

– Но ведь я пришел вовремя.

Людмила Сергеевна кивнула.

– А у вас... А у вас появились новые мечты? Ведь одной вы достигли, – я указал на торт.

– Не-ет, Саш, эту мечту я все еще настигаю. Пока рано. А вообще – да, появилась.

– Сильная?

– Да.

– Это хорошо, – сказал я хриплым тоном и напомнил себе дядю Колю.

Не стал спрашивать, что за мечта. Это личное дело каждого. Если бы Людмила Сергеевна захотела, она бы поделилась.

– Знаешь, какая? Мечтаю, чтобы у Ленки все было прекрасно. Чтобы не была, как я – вечно одна в компании тортов, а вот чтобы... Чтобы как твои бабушка с дедушкой!

– Они да. Я сам...

Сказав, я запнулся. Чуть было не проболтался.

– Ты сам?

– Я сам поражаюсь им! Такие они, ну, как одно.

– Да. И это – главное.

В доме кто-то зашипел.

– Ой, это что там у вас? – спросил я, прислушиваясь. – По-моему, на кухне.

– Крем!

Людмила Сергеевна умчалась в дом. В порыве паники она напрочь позабыла о лежащем на ее коленях фотоальбоме. Он упал и раскрылся. Я поднял его и отряхнул. Пока вертел так и эдак, из него выпала фотография и, планируя, опустилась на пол, "лицом" вниз. Черным маркером на ней стояла дата – если верить ей, то снимок сделали два года назад, летом. Наклонившись, я схватил фотографию и перевернул ее.

Двое подростков. Парень и девушка. Сияют от счастья и смотрят друг на друга, радостные до невероятных пределов.

Я и Лена.

***

Страшно. Невыносимо. Невозможно. Страшно. Страшно-страшно-СТРАШНО.

Той же ночью я встретился с ним. Пожиратель. Я рассуждал о контрастах и сравнении? Да, рассуждал. Так вот: Едоки – ничтожества в сравнении с этими монстрами. И я смел жаловаться на тяжесть сражений? С Едоками?! Пф, вряд ли когда-нибудь еще посмею сказать что-то подобное.

Уже тогда Едоки стали для меня чем-то вроде пчел: вроде бы и насекомое, но может больно ужалить, а если нападут роем, то и вовсе убьют. Борьба с ними потихоньку трансформировалась в рутину, в работу, и я соблюдал свои обязанности как мог – ответственно и беспрекословно.

Даже когда из вагона показалась огромная голова с рогами, больше похожими на бивни мамонта. Даже когда вслед за головой выплыло огромное тело со сложенными на спине крыльями, сотканными из такого же мрака, что и само туловище. Оно было заковано в броню – угловатую, рельефную и матовую. Тьма выглядела полированной, но шершавой, и лишь в одном месте поблескивала влажно, зияя воронкой мрака, – в районе солнечного сплетения.

А потом Пожиратель выпрямился. Клянусь, штаны я не обмочил только потому, что вся жидкость из организма давно вышла с потом, а после – заледенела. Я понятия не имел, как эта тварь помещалась в вагоне, но еще большего понятия я не имел, как буду сражаться с ней.

Почувствовав защиту, Едоки вытянули свои порталы. Пепельные ручьи устремились в Дымчатую. Пожиратель заслонил их и не давал мне приблизиться. Я порывался обойти его и справа, и слева, но тварь не только была чудовищно массивна, но и значительно быстрее. Всерьез испугавшись за свою жизнь, я распылил фанталь, чтобы замедлить Едоков, и окружил себя толстым щитом. Вовремя.

Пожиратель атаковал.

Молниеносное движение. Едва заметное. Огромная когтистая лапа завязла в фантали. Я стеганул своим излюбленным кнутом по конечности, но Пожиратель перехватил кнут другой лапой и дернул. Как хорошо, что я вовремя разжал пальцы – он так сильно рванул на себя, что его тело чуть повело.

Не дожидаясь, пока с моей фанталью-кнутом что-то случится, я превратил его в пыль и притянул к ладони. Взмах – и перламутровая сфера отправилась в Пожирателя. Он подставил плечо, и фанталь отлетела в сторону. Я снова притянул ее и снова же бросил. Бестолку. А потом Пожиратель понял, что никакой серьезной опасности я не представляю. И атаковал сам.

Меня сотрясало и кидало из стороны в сторону. Платформа крошилась прямо на глазах. В воздухе стояла пыль, и от этого першило в горле. Я почти ничего не видел. Все, что мне осталось, это стоять, сжавшись в куполе, и надеяться, что он не лопнет, а меня не отбросит с платформы.

Очень скоро от частых ударов заболела голова. По порталам уже ползли мечты. Пожиратель с тихим рыком стачивал фанталь, и я испугался, что от моей мечты ничего не останется. Щит уменьшался.

В воздухе плавала серая крошка пыли. Среди них я различил крупицы фантали. Осторожно, чтобы не быть замеченным, я сделал небольшой шар и бросил в занятых порталами Едоков. Те вскрикнули. Пожиратель повернул голову.

Вот она – матовая мгла и влажно поблескивающая темень незащищенного участка. Моя цель.

Я переделал щит в копье и отправил его в полет, не отводя взгляда от солнечного сплетения. Темная вспышка – и Пожиратель исчез. Не успев испугаться, я протянул руки вперед, притягивая копье обратно. Лишаться мечты нельзя.

Радужные комочки были все ближе к Едокам. Они ползли быстро. Значит, порталы не материальные. Я решил напасть на Едоков и перерубить порталы, но меня отвлекло тихое хлопанье прямо надо мной. Я задрал голову. Пожиратель кружил над платформой.

О нет! Я же не доделал крышу! Ему ничего не стоит улететь отсюда и напасть на жителей!

Я боялся, что Пожиратель каким-нибудь образом прочитает мои мысли, и переключился на другое.

Бой.

Я стремительно кидал в Пожирателя мелкими сферами, но те попросту отлетали от него. Несколько снарядов он смял, и после каждого раза его лапа будто вмазывала остатки фантали в солнечное сплетение. Понимая, что теряю мечту, я тем не менее продолжал расстреливать Пожирателя. Пока мне не пришла в голову одна идея.

Если он не хочет отвлекаться на меня таким образом, придется испугать его по-настоящему.

И пока он парил в воздухе, всматриваясь в крыши домов и принюхиваясь, будто желая учуять мечту, я побежал к поглощенным транспортировкой грез Едокам, создал диск с заостренными краями и отправил его в полет. Сквозь жгуты.

Это не понравилось Едокам. Вскрикнув, они обратили на меня свое внимание и... Гнев. Их вопль подхватил Пожиратель. Меня накрыла черная тень. И только лишь инстинктивно я упал на колени и накрыл себя остатками фантали.

Столкновение. Рога Пожирателя пробили щит. А вот лапы словно приросли. Он был совсем близко. Я видел его черные воронки вместо глаз, чуял дыхание гари и невнятный шепот. Чудовище проклинало меня.

Он был непозволительно близко. Непозволительно для себя.

Секунда. Все, что у меня есть, это секунда.

Щит никуда не делся. Его верхняя кромка трансформировалась – от нее отделилась тонкая перламутровая лента, сформировалась в иглу и во мгновение ока пронзила Пожирателя. Тот издал стон и обмяк, но продолжал стоять на задних лапах. Дыхание твари участилось.

Я вдохнул побольше воздуха и позволил всему щиту перетечь в иглу. Она распухла, расширяя рану в груди Пожирателя.

Мне повезло вовремя унести ноги. Огромная туша рухнула и перегородила всю платформу. Две секунды, пять, десять, двадцать. Тварь не исчезала. Но почему? Едоки испарялись почти сразу же после смерти.

Мерцание. Грезы. Они зависли в порталах, которые также не исчезали, а болтались, оторванные от своих создателей, и медленно продвигались к платформе. Одна из них дрогнула и потекла вперед с заметно возросшей скоростью. Кто-то из Едоков вернулся к порталу!

Выругавшись, я снял пружины Тина и дрожащими руками нацепил их на ботинки. Оттолкнувшись, взмыл в воздух, держа наготове разрывные снаряды. Чутье меня не обмануло – один из Едоков действительно стоял возле серого жгута, а двое других охраняли его.

Контрасты. Это по-настоящему удивительная вещь. После жуткого Пожирателя Едоки показались мне ничтожествами. Они умерли быстро.

Тело Пожирателя исчезло сразу же, как только мечты вернулись туда, где им и положено было быть.

Интерлюдия 7

Плевать на время

Какие-то картинки. Мерцание. Звуки. Рядом с ним – такое же, как и он. А кто он? Непонятно. Что-то прошлое. Эхо былого. Не все ли равно?

Кто-то копошится рядом. Лица знакомы. Он видит, но не узнает. Он не хочет смотреть. Зачем он встает перед ним? Что он несет? Какая-то каша. Отстаньте. Просто отстаньте. Нет дела.

Скорее бы все закончилось. Хотя забвение так сладко. Но его очень раздражает то, что рядом. Почему бы просто не отстать от него?! Что за назойливый мальчишка!

Он отвечает. Он понял, что так от него отстанут быстрее. Слова машинальны и интуитивны. Они возникают сами собой из ниоткуда. Или нет. Будто вытаскиваемые из старого чулана. Это помогает. Его оставляют в покое.

Прекрасно. То, чего он добивался.

Ему становится хорошо. Он прислушивается. И слышит. Он – малая часть чего-то большего. Грандиозного. Он – винтик. Незначительный, но важный.

Что! Почему ему опять мешают! Зачем тревожить?! К чему эта субстанция, которую запихивают ему в рот? ОН ДАЖЕ ВКУСА НЕ ЧУВСТВУЕТ! ЭТО ЧТО? ЧТОБЫ УТОЛИТЬ ГОЛОД?

Я НИЧЕГО НЕ ЧУВСТВУЮ ПРОСТО ОСТАВЬТЕ МЕНЯ В ПОКОЕ МНЕ НИЧЕГО БОЛЬШЕ НЕ НУЖНО.

Даже жизнь. Какой в ней смысл? Он ничего не хочет. Совсем. Даже убить себя. Точнее, ТО, чем он является.

Его голову поворачивают. Краем глаза он замечает ее. Она такая же. Но она теперь оно. Как и он. Что за каша? ААААА ЧТО ТАКОЕ.

Она не смотрит на него. Зачем? Ему тоже не надо смотреть. Ему все равно. Вокруг – ничто.

Внутри – тоже.

Сперва мальчишка, теперь эта тетка. Что им всем надо-то?!

Просто отстаньте.

Я ВСЕ РАВНО ВАС НЕ ВОСПРИНИМАЮ.

КАК И САМОГО СЕБЯ.

Глава 8

Вторжение начинается

18 июля.

"Я научился понимать людей. Следить за метаморфозами и выявлять закономерности. На одном простом примере – на своем. И следующее, что я узнал, это злость от беспомощности, вымещенная на другом. Не хотелось думать, будто победа над Пожирателем далась мне случайно (в конце концов, я изрядно попотел), но следует признать, что будь их там хотя бы двое – меня бы убили.

Черт возьми, как же я устал от всего этого. Как же надоело!"

За мои страхи, нервы, слабость и беспомощность ответил Туман.

– Я видел его!

Мой крик встретил пришедшего хорька сразу – без предисловий.

– Я видел, и это, черт возьми, страшно! Как ты предлагаешь мне защищать их? Я с одним-то кое-как справился! Какое вторжение? Я умру! А потом и все мы!

Туман так и замер. Он смотрел на меня снизу вверх, и почему-то его глаза больше меня не ослепляли. А еще зверь заметно похудел.

– Пожиратель?

Я кивнул.

– Как ты его победил?

– Как ты и говорил – пронзил его грудь. Пришлось подождать, пока он не уничтожит мою защиту и не сотрет мечту в порошок. Это все не смешно, Туман! Если сегодня ночью их будет больше, чем один, – прощай. Мне не выстоять. Это невозможно.

Хорек сел на пол. Он говорил тихо, я едва слышал его.

– Да, Оул. Все серьезно. Иначе бы ни ты, ни Лена не стали бы Хранителями Грез.

– Хочешь сказать, остальные еще слабее?

– Не перебивай, пожалуйста. За это время ты достиг многого, очень многого. Я видел, что могут другие. Поверь мне – считать себя слабым ты не имеешь права. Да, есть Спойлер, который настоящий виртуоз, но не все такие, как он. Собственно... – Туман замешкался. – Собственно, потому-то прорыв и произойдет здесь.

– Да что ты там говоришь! – не выдержал я. – Вообще ничего не слышу! Дался тебе этот пол. Давай сюда.

Я хлопнул ладонью по столу и раздвинул книги, освобождая место для хорька.

– Запрыгивай.

Туман покачал головой.

– Я... Я не могу.

– То есть?!

– Мне тяжело. Я очень выбился из сил.

Я не ответил. Захотелось разрыдаться. Все трещало по швам. Даже Туман, вечно сильный и не унывающий, дал слабину. Что за несправедливость? Откуда столько жестокости?

Уняв злость, я протер лицо, незаметно смахивая с глаз слезы.

– Давай помогу.

Я наклонился и аккуратно подхватил хорька. В моих руках неожиданно костлявое тело Тумана обмякло, и я поначалу решил не выпускать его. Пальцы чувствовали слабость хорька, хотелось прижать его к себе и дать тепло, но потом я вспомнил, что это не просто животное. Аккуратно положив его на стол, я спросил:

– Тебя, может, укрыть?

– Спасибо, но это будет лишним. Оул, ты не должен бояться.

– Как я сразу-то не догадался!

– Не язви.

– Не язвлю.

– Вот опять.

– Что?

Хорек глубоко вздохнул.

– Мечты. Тебе понадобятся все мечты, Оул. ВСЕ.

– Я... Я не могу.

– Почему?

– Победим – в кого я превращусь? Уж лучше умереть.

– Нет. Ты – Хранитель Грез, и...

– Которого не спросили, хочет он быть им или нет.

Мне показалось, что во взгляде Тумана проскользнула злость. Впервые.

– Ты разве против того, чтобы помогать людям? Ты не задумывался об этом? Или я ошибся в тебе?

Я помог Лене. Я помог Тину, сумев сделать желание спасти его своей мечтой. Так или иначе помог Ивану. Каждый день люди в Дымчатой оставались с мечтами только благодаря мне. Но было ли это моей мечтой – выручать их? Я всегда думал, что это обязанности, пока Туман не сделал на этом акцент.

– Хм... – промычал я.

Буду ли я кривить душой, если решу, что спасение дымчатых для меня менее желанно, чем в свое время спасение Тина? Буду, потому что это не так. И если я мечтал спасти друга, разве могу я не мечтать о спасении целой деревни?

– Хм... – промычал я и улыбнулся. – Так рождаются мечты.

– И это прекрасно. Пока мы можем мечтать, мы остаемся людьми. Сильными людьми, Оул.

– Я потому и боюсь.

– Верь своим мечтам. Доверяй им. И они поведут тебя.

– В бой?

– Если понадобится, то и в бой, – серьезно сказал Туман.

– Хорошо, – я кивнул. – Спасибо тебе. Огромное.

Туман выглядел слабым. Уставший зверек как будто пробежал марафон. Только сейчас я заметил, что дышал он тяжело, дыхание вырывалось со свистом, а глаза... Они становились как у дяди Коли – серыми, плоскими, безжизненными.

– Я чувствую что-то неладное. И мне это не нравится. Может...

Хорек не договорил. Он зажмурился, оскалил клыки, его тело вытянулось струной, а затем выгнулось. Несколько секунд молчания, а потом Туман издал страшный крик.

– Туман! Что с тобой, Туман?!

Крик оборвался. Хорек обмяк. Я испугался, что он умер, но увидел, что грудь его вздымается.

– Туман?

– Прорыв. Кажется, он...

– НАЧИНАЕТСЯ?! – выпалил я, пораженный и испуганный. – НО ВЕДЬ ДЕНЬ!

Туман поднялся на лапы. Он дрогнул, но устоял.

– Я за остальными. Предупрежу, чтобы были готовы.

Хорек потрусил к двери.

– Эй, а я?

– А ты готовься, Оул. И доверяй своим мечтам. И тем, кто тебя окружает.

Он покинул сторожку. Я метнулся следом, буквально через секунду, но на улице было пусто. Лишь серая раскуроченная платформа с одной стороны и угасший дом бабушки и дедушки – с другой. Он словно впал в спячку и выглядел жутковато. Заходить туда лишний раз не хотелось.

Вторжение...

Что нас ждет? Почему у Тумана такой плохой вид? Почему он ослаб? Надо еще раз перебрать все мечты и на всякий случай подготовить фантазии. На войну – так с оружием.

Сам не заметил, как подошел к дому тети Даши. Дома ее не оказалось. Я прошел в комнату, где «жили» бабушка с дедушкой. Пожалуй, именно тогда я увидел их такими, какими не видел никогда в жизни. Более того, я думал, что это невозможно.

– Боже мой.

Бабушка, которая всегда выглядела опрятно и следила за внешним видом, была чужой. На голове образовался хаотичный клубок спутанных грязных волос. Где-то они сбились в сальные сосульки, где-то топорщились седой паутиной. Грязный халат в пятнах от еды. На воротнике – засохший кусочек моркови. Лицо, некогда пышущее здоровьем и бодростью, осунулось и походило на плохой макет маски. Меня бросило в дрожь. Такой я бабушку не знал. У деда выросла борода – клочковатая, грязная, с крошками в волосах.

– Ро-ро... Мои дорогие ро-ро. Что же с вами стало...

Я стоял и смотрел на них. И с каждой секундой подмечал неприятные детали. Нестриженые ногти, углубившиеся морщины, все больше новых грязных пятен на одежде. Я не мог винить тетю Дашу – они с Людмилой Сергеевной стали няньками Дымчатой. То, что выпало на их долю, никак не лучше и ни на йоту не легче моих обязанностей.

– Ну что, – я подошел к ро-ро, встав между ними и телевизором. – Сегодня я, возможно, спасу вас. Возможно, и нет. Я не пришел прощаться. Так, проведать вас. Интересно, слышите ли вы меня?

Со стороны я напоминал себе персонажа фильмов, который приходит к родственнику, находящемуся в коме, и разговаривает с ним. Реакция была похожей.

– В общем, я люблю вас. Бабушка, дед, я всегда смотрел на вас. И не забуду при любом раскладе.

Сжало сердце.

– Ну... Пока, что ли?

Я подошел к ним и положил руки им на плечо.

– Пока.

Уже на крыльце я замер и повернулся к дому.

– Не знаю, теть Даш, увидимся или нет, но спасибо вам за помощь.

И ушел.

После визита к тете Даше я испытал странное желание обойти всех знакомых, зайти к Людмиле Сергеевне, к Тину, Ивану... А если совсем по-честному, то хотелось попрощаться. И в первую очередь – с Леной. Когда проехала электричка, идущая в сторону Сосновки, я с трудом переборол желание запрыгнуть в вагон.

Нет, так нельзя. Попрощаться – значит, признать свою несостоятельность. Смириться.

А мириться я не хотел. И не собирался.

***

Вечером похолодало. Я натопил сторожку жарче обычного, но так и не мог согреться. Сидел себе в свитере и трясся. Может, от нервов. Тревожно лаяли собаки. Стемнело тоже раньше обычного.

Я нервничал. После дневного заявления Тумана все казалось слишком подозрительным. Я притворил окно и задернул занавески, заметив, что над Дымчатой тяжелело свинцовое небо.

Одеяло не спасало, горячее какао – тоже. На книги словно поставили блок. Читать не хотелось. Чем же заниматься в деревне, если не читать? Вот так просто сидеть и ждать наступления следующего дня. Точнее, ночи. Таинственной и неизвестной. Внезапно дошло, что последнюю неделю я встречал ночь с мыслью, что она может стать последней. И почему-то не переживал.

После разговора с Туманом желание спасти Дымчатую, уберечь ее и сделать прежней плавно перетекло из обязанности в мечту. Удивительно, что я не думал об этом в таком ключе. А казалось бы – чего стоило? Простой разговор подарил мне... Оружие? Нет, противно воспринимать попавших в беду людей именно так. Это неуважение. Интересно, нет ли у меня еще каких потаенных грез, которые я могу использовать как преимущество?

А в голове было много всего. Настоящая каша. И третий пункт из того самого списка, который я боялся потерять больше всего на свете. От одной только мысли об утрате этой мечты по коже пробежал мороз.

– Что ж так холодно! – недовольно сказал я и обомлел.

Изо рта вырвалось облачко пара. Сердце заколотилось как сумасшедшее. Дыхание участилось. Вскоре вся сторожка заполнилась паром. Стало страшно. Очень.

Где-то несчастно завыла собака. Потом зарычала другая. И еще одна. И еще.

ШАГИ ПОД ОКНАМИ.

Я всмотрелся, но ничего не увидел. Огонь в печке почти погас. Рычали совсем близко. Вокруг сторожки кто-то неторопливо ходил.

На негнущихся ногах я прошел к печке и схватил кочергу, а потом приблизился к порогу и надел кроссовки. Как жаль, что в двери не было глазка. Он был нужен как никогда.

Я опустил ладонь на ручку, но тут же отдернул ее. Обожгло холодом. В полумраке я с трудом заметил, что дверная ручка покрылась ледяной коркой. Висящие на поясе пружины сковал иней. Металлические коробочки на браслетах Тина – тоже. Пальцы, сжимающие кочергу, начинало покалывать.

Нет, так нельзя.

Ступая как можно тише, я подошел к двери и...

Дверь отворилась сама. На пороге стоял Едок. Перед тем как он меня ударил, я успел заметить сгусток мечты внутри него.

Кочерга упала. До сих пор не знаю, как успел создать фанталь. Но удар пришелся точно по ней. Я пролетел через всю сторожку и врезался спиной в стену. Осел на пол с громким треском – браслет задел один из постеров, что нарисовала Лена, и разорвал его. Это подействовало на меня так же, как шестеро кадетов, окруживших Лену. Я поднялся и создал фанталь, вытолкнув ее сразу в Едока. Того выбросило с порога. С улицы повеяло холодом. Я выскочил наружу, глаза резануло ярким голубым светом.

Фанталь висела рядом. Шишковатая, неаккуратная. Ей осталось немного. Совсем чуть-чуть, и я лишусь какой-то мечты. Впрочем, она использовалась несколько раз. Думаю, я знал, на что иду.

На платформе стоял поезд. Стоп. Нет. На платформе стояло два поезда. Перрон был заполнен Едоками. Несколько из них спускались со ступеней, другие успели поравняться с нашим домом. Барьеры пали. То, что я так и не успел доделать, исчезло. А в небе... В небе завис силуэт Пожирателя. Прямо над сторожкой.

Цветы и листья на американских кленах заледенели. Вода в ведре под умывальником застыла. На бутонах люпинов появился иней, окна заиндевели.

Прорыв начался.

Меня не удивило, что твари прибыли раньше обычного. Больше не было никаких правил. Война стирает все рамки.

Спасение Дымчатой. Да, я хочу. Это сильная мечта. И ты поможешь мне.

Фанталь вышла огромной. Впервые. Я принялся растягивать ее, как эластичную ткань. Она поддавалась легко, но что удивительно – по мере увеличения не теряла в толщине.

Остановился я тогда, когда фанталь превратилась в плоский квадрат со сторонами в тридцать метров. Перевернув плашмя, я отправил его к своему дому, загораживая проход Едокам. Те вздрогнули и замотали головами. Высоты квадрата хватало, чтобы зацепить Пожирателя. Прямо над станцией я создал копье и оставил его висеть в воздухе. Резким движением рук слева направо я припечатал квадрат к платформе. Он увлек за собой и Едоков возле дома, и спускающихся со ступеней, и Пожирателя. Удар был такой силы, что трое Едоков умерли сразу, а Пожиратель, которого оглушило оставленное для него копье (жаль, что не убило), как подкошенный рухнул на станцию. В живых остался только Пленус. Быстро переделав квадратную фанталь, я создал купол, накрыв платформу и поезда, чтобы никто не смог выбраться за пределы станции. По крайней мере, пока я жив.

Я оставил себе кусочек фантали и притянул к себе. И вовремя. Пленус появился невероятно близко. Он замахнулся лапой. Я поднырнул под нее, оказываясь позади. Фанталь трансформировалась в лезвие и резанула было по Едоку, но тот отпрыгнул. Еще удар – снова мимо. И так дважды, пока он не разбил мою фанталь, оставив от нее половину. Пленус побежал на меня, но я сбил его оставшимся кусочком, сделав из него растяжку. Едок споткнулся и упал, а я преобразовал растяжку в кинжал и всадил в затылок твари. Бестолку. Фанталь рассыпалась.

Вот и всё, Саша. Нет у тебя больше мечты. Забудь.

В воздухе повисла перламутровая пыльца. Взмах – и невесомое облачко образовало радужную крупинку. Я впитал ее, надеясь, что когда-нибудь она перерастет в мечту, которой была изначально. Отщипнув немного от созданного мной барьера, я проткнул Пленуса. Мечта, подобно пугливой бабочке, упорхнула куда-то за пределы Дымчатой.

Холодно. ХОЛОДНО.

Две мечты. У меня осталось всего две мечты. Против такого полчища. Но это вторжение. Разве мог я поступить иначе?

Бабушка с дедушкой, вы всегда были примером для многих. Я мечтал видеть себя в будущем таким, как вы. Счастливая крепкая семья. Может, слишком рано думать о таком, но я рос с вами с малых лет. Вы олицетворяли то, какими должны быть два любящих человека. Спасибо за то, что показали мне. Надеюсь, однажды, глядя на вас, мечта стать как вы зародится во мне сама по себе.

Фанталь была со мной.

– Я убью вас.

Ощущая жуткую пустоту и отчужденность, я побежал к ступеням. Фантали хватило на то, чтобы создать себе доспехи и не опасаться, что один из ударов ранит меня. Я бросился в самую гущу.

Их было много. Наверное, десятка два. И я сосредоточился только на одной цели. Убивать. Я косил и резал. Пропускал удары, восстанавливал защиту и пропускал снова. Но моя фанталь была сильна, и я не опасался. Едоки падали, испарялись, из вагонов вылезали новые. Периодически я поглядывал в сторону Дымчатой и старался держаться поближе к ступеням. Едоки пытались пробить воздвигнутый мной заслон, но моя мечта была крепкой – стоило только взглянуть на фанталь. Сквозь ее стены не прошел ни один из порталов.

И лишь на высоте метров двадцати проклятый Пожиратель методично долбил по стене купола, разрушая ее. Я заключил себя в пузырь, свил лассо и запустил в увлеченную тварь. Фанталь обвилась вокруг задней лапы. Я потянул на себя. Тяжело. Пожирателя всего лишь слегка перекосило. Он заметил фанталь и повернулся, чтобы разорвать путы. Мне было не перетянуть его. Но зато я мог приказать фантали. Рев ветра, свист, и Пожирателя пригвоздило к платформе. Массивная туша подмяла под себя с полдюжины Едоков. Завоняло гарью. Кого-то раздавило насмерть.

Из поездов валили новые. И если раньше это были небольшие, на два-три вагона, составы, то теперь они разлеглись во всю длину платформы, и с двух сторон Едоки перли нескончаемым потоком.