Текст книги "Николай II"

Автор книги: Александр Боханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 41 страниц)

Общение с царями пьянило крестьянскую натуру. Распутин постепенно начинал мнить себя всемогущим, любил произвести впечатление рассказами о своем влиянии, и эти его застольные повествования (а во многих случаях россказни) передавались из уст в уста. Общественное мнение, осуждая императрицу за ее веру в этого человека, тоже в известном смысле стало жертвой распутинского воздействия, безропотно принимая слово за дело. Однако очевидно и то, что в делах Григория Распутина имелось немало пренебрежения к традициям и порядкам. В этих вопросах вряд ли он действительно сколько-нибудь серьезно разбирался. В то же время прекрасно понимал, что его необразованность («неотесанность») и грубые манеры не мешали ему оставаться популярным и «царевым другом». «Меня не будет – царей не будет, России не будет», – в это мрачное распутинское пророчество уверовала царица, и он об этом знал. Все остальное рядом с таким предначертанием становилось несущественным.

Общение с «дорогим Григорием» давало успокоение душе, то, чего так не хватало последнему самодержцу в повседневной жизни. В минуту откровенности царь заметил генерал-адъютанту В. А. Дедюлину, что Распутин – «хороший, простой, религиозный русский человек. В минуты сомнений и душевной тревоги я люблю с ним беседовать и после такой беседы мне всегда на душе делается легко и спокойно». Подобные заявления не могли остаться незамеченными. Боже! До чего дожили! Что творится в России! «Образованное общество» начинало роптать. Чиновно-дворянский мир стал ужасаться.

Борьба с Распутиным постепенно приобрела характер общественной добродетели. После смерти П. А. Столыпина ей стали уделять внимание многие известные деятели. В начале 1912 года с трибуны Государственной Думы громкую речь произнес один из ведущих российских либеральных политиков, глава партии «Союз 17 октября» («октябристы»), бывший председатель Государственной Думы Александр Иванович Гучков. У него возникло убеждение, что внутрицерковные скандалы в 1910–1912 годах явились результатом сторонних влияний. Неожиданные перемещения в среде церковных иерархов в тот период позволили ему сделать вывод, что именно «темные силы» во главе с императрицей и ее другом стояли за этими событиями.

Незадолго до гучковского выступления председатель IV Думы М. В. Родзянко имел разговор с царем о Распутине. В своих воспоминаниях «этот толстяк», которому было суждено сыграть в истории не соответствующую его возможностям политическую роль, преподносил этот разговор, как акт великого геройства. 28 февраля 1912 года состоялось объяснение, при котором глава палаты депутатов заявил о недопустимости влияния Распутина, о том, что этот человек – «оружие в руках врагов России, которые через него подкапываются под церковь и монархию», что под его влиянием перемещаются церковные иерархи, что он «хлыстовец» и развратник.

В беседе с главой Думы самообладание Николаю II изменило. Он несколько раз прерывал поток страстных инвектив и возвращал своего собеседника, что называется, на землю обычными и обоснованными вопросами: «У Вас есть факты о том, что Распутин сектант? Откуда Вы взяли, что он занимается развратом? Какие перемещения произведены под его влиянием?» Из прозвучавших ответов стало ясно, что все обличения построены на каких-то смутных свидетельствах. Хлыстовство Распутина выводилось из умозаключений автора одной брошюры, в обоснование его «развратных действий» лидер Думы привел сообщение, относившееся к какому-то давнему времени о том, что о, ужас! он ходил с женщинами в баню! На это Николай II, будучи более уравновешенным человеком, чем его собеседник, спокойно заметил: «Так что же здесь особенного? У простолюдинов это принято».

О своей встрече глава Думы рассказывал в подробностях налево и направо, представляя себя борцом с «темными силами». Его шумная кулуарная деятельность, громкая речь A. И. Гучкова и антираспутинская записка премьера В. Н. Коковцова, составленная примерно в то же время для царя, – все это делало свое дело. Страх, возмущение, злорадство, ненависть охватывали в той или иной степени многих. Признаки беспокойства начинали проявлять особо близкие к трону лица. Шум и скандал не могли не привлечь внимание вдовствующей императрицы. Всю жизнь Мария Федоровна помнила пророчество, слышанное ею еще в давние времена, когда она, молодая жена и молодая императрица, ждала своего первенца, будущего сына Николая. Рассказывали, что старушка-ясновидящая ей предсказала: «Будет сын твой царить, все будет на гору взбираться, чтобы богатство и большую честь заиметь. Только на самую гору не взберется – от руки мужицкой падет».

Имя Распутина и его роль вызывали у вдовствующей императрицы тяжелые предчувствия. Бедный Ники! В какое «общество» вовлекает его Аликс! Неужели все это правда? Несколько раз Мария Федоровна пыталась поговорить со старшим сыном о «данном предмете», но сын не выказывал никакого желания говорить на эту тему, заверяя, что «все это ложь». Однажды, уже во время войны, когда Мария Федоровна в очередной раз затеяла разговор, он достаточно резко заметил, что она сама его всегда «учила не верить сплетням». Мать не нашлась, что возразить сыну…

Царь и царица имели к этому времени уже свой взгляд на Распутина и не желали уступать давлению родни и общества, требовавших выдворения «дорогого Григория» из Петербурга, на чем настаивал еще П. А. Столыпин. Отказ прогнать «исчадие ада» от подножия трона царь объяснял министру двора B. Б. Фредериксу: «Сегодня требуют выезда Распутина, а завтра не понравится кто-либо другой и потребуют, чтобы и он уехал», а высказывавшему возмущение дворцовому коменданту В. Н. Воейкову (зятю министра императорского двора) сказал, как отрезал: «Мы можем принимать кого хотим».

Сам прорицатель и целитель понимал, какое необычное положение приобрел, чувствовал, что окружающий мир его не любит и хочет его гибели. Каждый год на несколько месяцев он уезжал из Петербурга или к себе на родину, или по скитам и монастырям. С его отъездом разговоры стихали, а возвращение вызывало всегда новую волну интереса и слухов. Со временем жить в столице где придется становилось неудобным. Нужна была постоянная крыша над головой. Свое последнее пристанище в Петербурге старец-проповедник получил незадолго до начала мировой войны, когда для него за счет царицы была нанята обширная квартира из нескольких комнат на третьем этаже большого доходного дома по Гороховой улице, 64. Здесь он жил с мая 1914 года. Отсюда же декабрьской ночью 1916 года уехал на встречу со своей смертью.

Распутин никому ничего не навязывал, он говорил для тех, кто хотел его слушать и слышал. Со временем приспособился посылать записочки, которые щедрой рукой раздавал многочисленным ходатаям и просителям, обращавшимся к «цареву другу» за помощью в своих житейских нуждах. Такому человеку вручался листок, на котором было написано что-нибудь вроде «милай сделай», «милай выслушай ево», «милай-хороший помоги ему». Этот клочок бумаги в силу удивительного положения писавшего нередко срабатывал в чиновных канцеляриях. Эта деятельность, о которой стало широко известно, вызывала негодование. Как он смеет, «такой прохвост», вмешиваться в государственные дела?! Это возмутительно и недопустимо!

Использовать утешителя и наставника царской семьи в своих корыстных целях хотели многие. В его окружение входили люди со скандально-темной репутацией. Общение Г. Е. Распутина с людьми, неприглядный облик которых был хорошо известен, конечно же, неизбежно вызывало предположения о том, что эти люди используют его в своих интересах. Эту версию исследовал П. А. Столыпин, но ничего «подозрительного» выявлено не было. Об этом, как уже о реальном факте, публично заявил А. И. Гучков. В последние годы монархии размышления и предположения о том, кто же действительно стоял «за этим Гришкой», стали любимой шарадой в различных кругах общества. В наше время, когда очень многое уже прояснилось, можно со всей определенностью заключить, что Распутина никто не направлял и никакой заговор за ним не стоял.

Основную часть распутинцев составляли женщины, о которых Бог весть что говорили! Приняв на веру все разговоры о любвеобильности Григория Распутина, общественное мнение было почти единодушно: в его квартире на Гороховой собирались ненормальные, сексуально неудовлетворенные и психически неуравновешенные женщины, предававшиеся там, как считали многие, невероятному, «просто разнузданному разврату». Говорили, что он гипнотизировал сознание разговорами о любви, а затем овладевал своей очередной жертвой, которая уже не могла освободиться от его чар и оставалась преданной ему до конца. Примерно так рассуждали многие – от кухарок в богатых домах до собеседников в профессорских кабинетах. Вообще разговоров об эротических наклонностях и сексуальном магнетизме Распутина всегда было много.

Однако в большинстве случаев, по вполне понятным причинам, утверждать здесь что-нибудь наверняка невозможно. Никаких «достоверных свидетельств» не существует. Во всяком случае, и с царицей, и с А. А. Вырубовой никаких интимных отношений не существовало, а ведь именно они являлись опорой Григория, именно их расположение делало Распутина общественным явлением. Мало того, его «верная другиня», Анна Александровна, будучи человеком строгих нравов, не допускала в своем присутствии, а виделись они в последние годы очень часто, никаких вольностей и алкогольных возлияний.

Летом 1914 года имя Распутина вырвалось на первые полосы всех основных газет России. 29 июня в селе Покровском на него было совершено покушение. По описанию товарища министра внутренних дел В. Ф. Джунковского, «Распутин вышел из дому, направляясь в сопровождении сына в почтово-телеграфную контору. В это время какая-то женщина подошла к нему и попросила у него милостыню. Не успел Распутин ответить, как она, выхватив из-под платка большой тесак, ударила им его в живот, отчего Распутин упал, обливаясь кровью». Злоумышленницей оказалась больная сифилисом крестьянка Сызранского уезда Сибирской губернии Хиония Гусева, ранее почитательница Распутина, ставшая затем его ненавистницей.

Сообщения о подробностях происшествия публиковались под броскими заголовками на страницах всех крупных газет, где регулярно сообщалось и о его состоянии. Рана была серьезной, и первые день-два даже распространились слухи о том, что Распутин умер. Многие ликовали. Другие же, но таких были единицы, тяжело переживали. Потрясение испытала царская семья, и особенно императрица, пославшая семье «доброго друга» и ему самому несколько телеграмм. «Глубоко возмущены. Скорбим с Вами. Молимся всем сердцем. Александра» (30 июня);«Мысли, молитвы окружают. Скорбим неописуемо, надеемся на милосердие Божие. Александра» (2 июля).

Покушение изменило общественный статус крестьянина Тобольской губернии. По высочайшему распоряжению его еще в 1912 году начали охранять, но позже полицейская опека была снята. Теперь она возобновилась. Уже 30 июня 1914 года Николай II послал министру внутренних дел Н. А. Маклакову телеграмму, в которой писал: «В селе Покровском Тобольской губернии совершено покушение на весьма чтимого нами старца Григория Ефимовича Распутина, причем он ранен в живот женщиной. Опасаясь, что он является целью злостных намерений скверной кучки людей, поручаю Вам иметь по этому делу неослабное наблюдение, а его охранять от повторения подобных покушений». Отныне утешитель царской семьи стал находиться под постоянным полицейским контролем, что, впрочем, его не спасло.

Вернулся он в столицу уже после начала мировой войны, в конце августа 1914 года, и сразу встретился с венценосцами. 22 августа царь записал: «После обеда видели Григория, в первый раз после его ранения». Началась последняя глава жизни этого человека и последняя глава истории монархической России.

Глава 21
ПОСЛЕДНЕЕ ТОРЖЕСТВО

1913 год оказался необычайно длинным и радостным. Это был последний мирный год в истории монархической России, время большого национального торжества: трехсотлетия Дома Романовых.

В начале далекого 1613 года, после многих лет смуты и разорения, в Москве собрался Земский Собор, на котором присутствовали представители всех сословий, единогласно избравшие на царство Михаила Федоровича Романова, которому еще не исполнилось и семнадцати лет. Никакими талантами и подвигами молодой человек о себе не заявил; определяющую роль сыграла именитость рода. Он происходил из старой боярской семьи, находившейся в близком родстве с правившей на Руси еще с X века династией Рюриковичей: первая жена царя Ивана IV Васильевича (Грозного) Анастасия происходила из этого рода, и отец юного Михаила Романова Федор Никитич приходился двоюродным братом последнему царю-Рюриковичу Федору Иоанновичу. Когда после смерти в 1598 году болезненного сына царя Ивана Грозного, в результате сложной интриги, престол перешел к Борису Годунову, Романовы подверглись опале. Глава рода был пострижен в монахи, а его жену и детей сослали в дальние монастыри.

Затем наступила эпоха польского нашествия, господства лжедмитриев, полного хаоса и разорения. Сразу после изгнания интервентов и временщиков встал вопрос о законном правителе, и тогда по решению «лучших людей Земли русской», 21 февраля 1613 года в Успенском соборе Московского Кремля Михаила Федоровича Романова провозгласили царем. С той поры прошло три века. В 1913 году на престоле находился потомок первого Романова-Царя, великолепно знавший историю своего рода и сложные коллизии, предшествовавшие воцарению Михаила Федоровича.

Николай II не только гордился прошлым; для него оно всегда оставалось живым, неразрывно связанным с настоящим. Свои решения и поступки стремился сопоставлять с делами предков; там, в минувшем, нередко старался найти ответы на сложные вопросы повседневности. В одном не сомневался: если бы не благословение Господа, разве смогли бы они, Романовы, сохранить за собой трон на протяжении столь продолжительного и невероятно сложного периода истории. Сколько всего за три века случилось: триумфы, горести, поражения – порой представлялось, что еще немного, и все сокрушится, превратится в прах. Но всегда России удавалось выстоять, в самый трудный момент приходило долгожданное спасение.

И в его царствование им с Аликс и бесконечно дорогой ему России пришлось многое пережить. Чего стоила только осень 1905 года, когда казалось, что все катится под откос, что остановить хаос и распад уже невозможно. А сколько тогда отовсюду неслось мрачных предсказаний и пророчеств! В конце того года, когда были объявлены манифестом политические свободы и дано согласие на создание парламента, смута не стихла. Кое-кто уж начал прятаться, надеясь в тихом месте переждать потрясения. Даже среди родственников такие находились.

Друг его юности, двоюродный дядя великий князь Александр Михайлович, в самый тяжелый момент отбыл с семьей на несколько месяцев на французские курорты, уверяя, что это необходимо «для здоровья Ксении». Когда спросил позволения монарха, отказа не получил. Но Николай II и Александра Федоровна прекрасно все поняли: Сандро просто испугался. Вскоре пришло и подтверждение. Трусливый родственничек сподобился послать греческой королеве письмо, где сообщал, что в Россию в это время «ездить не стоит», что лучше переждать за границей! Милую тетю Олю подобное поведение не только смутило, но и возмутило. Чувства греческой королевы разделяла и Аликс, давно считавшая Сандро фигляром, а теперь лишь уверившаяся в том окончательно. Царь же реагировал спокойней и, хотя душевного расположения к своему давнему другу уже не испытывал, никогда не укорил того даже словом.

В тот тяжелый момент Россию и царя спасли не дворяне и чиновники, обязанные по долгу службы стоять на страже порядка и законности. Эти в большинстве своем самоотверженной верности не проявили. Отпор разрушителям дали простые люди, повсеместно выходившие на патриотические манифестации и грудью вставшие на защиту Престола и Отечества. Так случалось в тяжелые моменты и раньше, так было всегда. Даст Бог, так будет и впредь.

Теперь же, в 1913 году, те еще совсем недавние и незабываемые переживания казались невероятными. Кругом царили мир, порядок, процветание. Россия уверенно шла вперед, беспорядков никаких не случалось. Промышленность работала на полную мощность, сельское хозяйство динамично развивалось, и каждый год приносил все большие урожаи. Росло благосостояние, покупательная способность населения увеличивалась год от года. Началось перевооружение армии, еще несколько лет – и русская военная мощь станет первой силой в мире. Конечно, оставались враги и в самой России, и за границей. Они продолжали действовать, смущать умы, сеять клеветы, пытаясь подорвать престиж империи. Даже в столице немало таких: в Думе время от времени звучали скандальные речи, в газетах порой печатали возмутительные статьи. Однако общего настроения эти голоса не определяли. Теперь никто не ставил под сомнение очевидное: тот курс, который царь проводил и отстаивал после переломных годов смуты, являлся единственно верным и принес свои плодотворные результаты.

Чего стоили недовольные голоса недоброжелателей и злопыхателей рядом с тем, что ощущал Николай II своим сердцем, что видел собственными глазами. Каждая встреча с подданными лишний раз убеждала: народ любит своего царя, благоговейно относится к прошлому, дорожит им. Царь это остро почувствовал в конце августа 1912 года, когда в Москве проходили торжества, посвященные столетию победы над Наполеоном. Неподдельный восторг огромных толп производил неизгладимое впечатление. В очередной раз Николай II удостоверился, как велика и могуча Россия, как искренне чтит своих героев.

Особо сильные эмоции испытали на Бородинском поле, где царь и царица растрогались почти до слез. В письме матери тогда сообщал: «Сколько впечатлений пережито и таких светлых, что становится трудно описать их. Конечно, самыми приятными днями было 25 и 26 августа в Бородине. Там все мы прониклись общим чувством благоговения к нашим предкам. Никакие описания сражений не дают той силы впечатления, которая проникает в сердце, когда сам находишься на этой земле, окрашенной кровью 58000 наших героев, убитых и раненых в эти два дня Бородинского сражения. Некоторые старые редуты и батареи восстановлены совершенно точно саперами: Шевардино и Семеновские флеши. Присутствие на панихиде и торжественном молебствии знаменитой иконы Божей Матери Одигитрии, той самой, которая была в сражении, и обнесение ее вдоль фронта войск – это такие минуты, которые редко переживаются в наши дни!»

И вот теперь, в 1913 году, новое большое торжество. Когда обсуждалась программа предстоящих празднеств, император выразил желание, чтобы они не ограничивались лишь двумя столичными городами, Петербургом и Москвой. Он хотел, чтобы праздник прокатился по глубинной России, чтобы миллионы простых людей в других местах прикоснулись к истории, смогли стать живыми участниками эпохального события.

Трехсотлетие Дома Романовых отмечалось широко и торжественно. То было событие общегосударственное, знаменовавшее историческую преемственность, связь прошлого и настоящего, триумф государства, власти, национального духа. Сами торжества начались 21 февраля молебном в Казанском соборе Петербурга, где был оглашен царский манифест. В нем говорилось: «Совокупными трудами венценосных предшественников Наших на Престоле Российском и всех верных сынов России создалось и крепло Русское Государство. Неоднократно подвергалось наше Отечество испытаниям, но народ русский, твердый в вере православной и сильный горячей любовью к Родине и самоотверженной преданностью своим Государям, преодолевал невзгоды и выходил из них обновленным и окрепшим. Тесные пределы Московской Руси раздвинулись и империя Российская стала ныне в ряду первых держав мира».

По традиции в день юбилея было много пожалований чинов, орденов и званий, прощались государственные долги, сокращались сроки заключения, смягчались судебные приговоры. По всей России служились благодарственные молебны, звучали оркестры, устраивались парады, фейерверки, салюты. Издавались многочисленные книги и брошюры, в переполненных синематографах шли фильмы, где воссоздавались главные эпизоды давнего прошлого. И никто не знал тогда, не мог и предположить, что это последний праздник в истории династии, монархии, в летописи той России, отсчет времени которой шел из легендарной эпохи первых киевских князей…

Молодая царица часто отсутствовала на церемониях, в то время как вдовствующая императрица непременно на них бывала. Ей уже скоро семьдесят лет, но она не делала себе никаких скидок на возраст. Мария Федоровна оказывалась в центре событий и выдерживала все церемонии стоически, хотя неважно себя чувствовала: приступы слабости одолевали, да и «поганый люмбаго» время от времени давал о себе знать. Как всегда, делала свое «царское дело» и не уклонялась. Не может же она оставить одного Ники в такой момент! Хотя внешне все шло как нельзя лучше, Марию Федоровну порой одолевали грустные чувства. Она смотрела на торжества, на лица представляющихся, на уличные толпы, слышала высокие и хвалебные слова, крики «ура», но не могла не заметить, не могла не ощутить того, что внутренней радости и душевного подъема у многих из этих людей уже не было. Что-то изменилось в русском воздухе, какие-то неведомые превращения случились, и тех чувств и настроений, которые она улавливала своим сердцем раньше, теперь уже нет. Но, может быть, ей это только кажется?

Наиболее яркие впечатления у царя остались во время поездки в мае 1913 года по некоторым центральным областям России, где проходили главные события трехсотлетней давности: Москва, Владимир, Суздаль, Нижний Новгород, Ярославль, Ростов. 19 мая на пароходе царская семья со свитой прибыла в Кострому, где торжества отличались особой грандиозностью. С этим городом неразрывно связана судьба Романовых: здесь, в Ипатьевском монастыре, скрывалась инокиня Марфа со своим сыном Михаилом и сюда прибыли посланцы Земского Собора, несколько дней уговаривавшие Михаила Федоровича принять трон. Здесь он дал согласие и отсюда отбыл в Москву на царское служение.

О праздновании трехсотлетия Дома Романовых в Костроме сохранился документальный фильм. Кадры кинохроники запечатлели огромные массы людей, сплошь покрывавшие берега Волги при подходе парохода «Межень», на палубе которого стоял монарх со своими детьми. Развевались бесчисленные флаги, и шпалеры войск стояли на пристани. Затем – поднесение хлеба-соли отцами города и губернскими чинами, посещение Ипатьевского монастыря. От Ипатьевского монастыря в Костроме до дома Ипатьева в Екатеринбурге оставалось пять лет…

В помещениях киносъемка тогда почти не производилась (требовалось устанавливать громоздкую осветительную аппаратуру, что во многих случаях осуществить было нельзя), и немало эпизодов той поездки осталось за кадром: торжественные обеды, приемы, осмотр выставок, богослужения в церквах. Но и то, что можно рассмотреть на старой кинохронике, свидетельствует: это был поистине всенародный праздник.

Однако этот великий праздник имел для императора и привкус горечи. Его Аликс почти все это время чувствовала себя плохо: болело сердце, мучили головные боли и слабость случалась такая, что часто на ногах долго стоять не могла и на многих церемониях отсутствовала. Николай II понимал, что это сказывалось пережитое прошлой осенью, когда случилось несчастье с Алексеем, чуть не стоившее ему жизни. Тогда впервые отчаяние охватило царя, и впервые его посетила мысль, что их ждет страшное испытание и они могут потерять сына.

Все случилось неожиданно и началось с пустяка. Вскоре после Бородинских торжеств царская семья отбыла в Беловеж. Там цесаревич, садясь в лодку, ударился ногой. Никто не придал тому особого значения. Прошло несколько дней, и когда семья уже находилась в Спале, настали страшные дни: обнаружилось обширное внутреннее кровоизлияние. Дальнейшие события царь описал в письме к матери: «2 октября он начал жаловаться на сильную боль, и температура у него начала подниматься с каждым днем больше. Боткин объявил, что у него случилось серьезное кровоизлияние с левой стороны и что для Алексея нужен полный покой. Выписали сейчас же прекрасного хирурга Федорова, которого мы давно знаем и который специально изучал такого рода случаи, и затем доброго Раухфуса. Дни от 6 до 10 октября были самые тягостные. Несчастный мальчик страдал ужасно, боли охватывали его спазмами и повторялись почти каждые четверть часа. От высокой температуры он бредил и днем и ночью, садился в постели, а от движения тотчас же начиналась боль. Спать он почти не мог, плакать тоже, только стонал и говорил: «Господи, помилуй». Я с трудом оставался в комнате, но должен был сменять Аликс при нем, потому что она понятно уставала, проводя целые дни у его кровати. Она лучше меня выдерживала это испытание».

Гувернер Алексея Николаевича швейцарец Пьер Жильяр позднее описал сцены, свидетелем которых явился в Спале: «Цесаревич лежит в кровати, жалобно стонет, прижавшись головой к руке матери и его тонкое, прекрасное, бескровное личико было неузнаваемо. Изредка он повторяет одно слово: «Мама», вкладывая в это слово все свое страдание. И мать целовала его волосы, лоб, глаза, как будто этой лаской она могла облегчить его страдания, вдохнуть в него жизнь, которая, казалось, его уже покидала».

Тянулись безрадостные дни. Император не находил себе места; не знал, что делать, что говорить, как поддержать Аликс. Несмотря на все его самообладание, комок подступал к горлу, и несколько раз он с трудом сдержал слезы. Царица же не сдавалась и надеялась на милость Господа. Отчаяние ее не посещало. Муж просто поражался энергии и самоотверженности жены. Почти не спала. О себе совсем не думала. Не отходила от Алексея ни днем, ни ночью, часами баюкала его на своей груди. Сама делала перевязки, ставила компрессы. Но улучшения не наступало.

Мальчик большую часть времени находился в забытьи. После нескольких дней отчаянных усилий врачи опустили руки. Они в один голос заявили, что надо готовиться к самому худшему, что медицина бессильна. 10 октября цесаревича причастили, готовя в дальний путь. Но даже в этот момент мать не теряла надежды и ждала чуда. И оно случилось. В те критические часы пришла телеграмма от Распутина из Сибири, где говорилось, что «маленький будет жить». Удивительным образом после этого состояние наследника стало резко улучшаться. Начала падать температура, он пришел в сознание и скоро впервые за неделю заснул ровным и глубоким сном.

Убедившись, что Алексей спит, царица прошла в комнату, где, понурясь, сидели придворные и врачи. Ее лицо сияло. Она знала, что страшное позади, и уверенно объявила об этом. Собравшиеся не проронили ни слова, некоторые решили, что Александра Федоровна «тронулась умом». Они не знали того, что открылось уже матери: молитва дорогого друга дошла до Всевышнего и Он послал спасение. Тем октябрем окончательно определилась нерасторжимая привязанность императрицы к сибирскому крестьянину. Теперь уже она ни секунды не сомневалась, что Григорий – их с Ники надежда и опора, что только он может добиться того, на что все остальные неспособны.

Последствия жестокой болезни сказывались на цесаревиче многие месяцы Почти целый год он хромал и не мог долго стоять. Когда начались праздничные церемонии трехсотлетия и надо было предстать перед народом, Алексея почти всегда носил на рука;: дядька. Мать и отец понимали, что это производит на некоторых неблагоприятное впечатление, что в толпе шушукаются о том, что «царский сын – калека». Но другого выхода не было. Александра Федоровна была убеждена, что когда сын окончательно поправится, об этом все забудут. Она всегда сама придирчиво отбирала фотографии Алексея, которые должны были воспроизводиться в газетах, книгах и на открытках (без одобрения Министерства императорского двора изображения особ царской фамилии публиковаться не могли). Неизменно предпочтение отдавала тем, где наследник запечатлен стоя во весь рост.

Вторая половина 1913 – начало 1914 года прошли и в империи, и в царской семье тихо, никаких чрезвычайных происшествий не случалось. В феврале 1914 года в императорской фамилии произошло приметное событие. Первая внучка императрицы Марии Федоровны (дочь Ксении) и племянница Николая II Ирина Александровна вышла замуж за единственного наследника одного из десяти самых крупных состояний в России князя Феликса Феликсовича Юсупова, графа Сумарокова-Эльстона. Это была последняя пышная свадьба в истории царской фамилии. Действо, происходившее в Аничковом дворце, обставили красочно. Дворец утопал в цветах, парадные одеяния приглашенных слепили глаза.

Молодая пара подобралась на редкость удачно. Он, высокий, изящный, слывший первым теннисистом России. Она же была просто красавица. Мало походила на мать (не блиставшую красотой), но напоминала красавца-отца, великого князя Александра Михайловича: темно-каштановые, почти черные и густые волосы, большие карие глаза сочетались с удивительной, бело-матовой кожей лица. Молодые получили великолепные подарки от царя, царицы, бабушки невесты, членов императорской фамилии. Десятки уникальных ювелирных изделий: кольца, броши, диадемы, браслеты, колье, столовые приборы, заколки для галстука и многое другое. Их выставили на обозрение, и некоторые присутствовавшие не могли отвести глаз от сказочного блеска камней, умиляясь изысканности работы. Большинство вещей сделано было в мастерских петербургских ювелиров Фаберже. Оказавшись в эмиграции, Феликс Юсупов, которому удалось вывезти из России эти царские дары, будет несколько лет распродавать их на аукционах в Европе и в США.

В начале 1914 года на некоторых фабриках и заводах возникли забастовки с требованием повышения зарплаты. Они протекали мирно, особого беспокойства властям не доставили и не изменили общей картины умиротворения и уверенности. Но в этот период обозначилось неблагополучие на мировой политической арене. Во многих странах и газеты, и различные политические деятели начали предсказывать грядущую большую европейскую войну. Как эта тема появилась, почему подобная уверенность приняла фаталистический характер, сказать трудно. Но никто не сомневался, что в предстоящей схватке два старых соседа – Россия и Германия – непременно станут врагами. Причем о неизбежности такого развития событий говорили в обеих странах.