Текст книги "Николай II"

Автор книги: Александр Боханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 41 страниц)

Указ 9 ноября свидетельствовал о том, что власть отказалась от старой своей политики сохранения общины и перешла к поддержке мелкого частного собственника. Это была довольно жесткая социальная политика, начисто лишенная тех благотворительно-патерналистских начал, на которых длительное время строились отношения государства с крестьянством. Подобная мера неизбежно вела к резкому усилению дифференциации сельского населения, к разорению части его. Однако это было необходимо в новых условиях хозяйственной деятельности, когда полноценным субъектом рыночной экономики мог стать лишь крепкий, выдержавший испытание жестокой конкурентной борьбой хозяин.

Столыпину приходилось действовать тогда, когда мало было одного лишь расположения верховной власти в лице монарха. Продуктивная государственная работа зависела и от обстоятельств, еще совсем недавно или не существовавших, или не игравших никакой роли. В первую очередь это проявлялось в наличии выборного представительства, к которому министр и премьер относился вполне серьезно, рассматривая его как историческую реальность. Второй фактор был тесно связан с первым: существование либерального общественного мнения, которое выражали не только представители различных организаций и партий, но и значительная часть периодической печати, показавшая в годы революции свою мощную общественную силу.

С первых дней своего премьерства Столыпин стремился решить важную политическую задачу: привлечь в состав правительства некоторых деятелей не из бюрократической среды, придерживавшихся умеренной позиции. Велись переговоры, происходили встречи, но добиться на этом направлении результатов не удалось. Как и в свое время в случае с кабинетом Витте, общественные деятели обставляли свое вхождение в правительство такими оговорками и условиями, которые власть принять не могла в силу исторической традиции и законов. Ведь правительство назначалось исключительно царем и несло ответственность только перед ним. Но попытки эти продолжались с полного одобрения императора и при его непосредственном участии.

Летом 1906 года Николай II писал главе правительства: «Принял Львова, Гучкова. Говорил с каждым по часу. Вынес глубокое убеждение, что они не годятся в министры сейчас. Они не люди дела, т. е. государственного управления, в особенности Львов. Поэтому приходится отказаться от старания привлечь их в совет, мин. Надо искать ближе». Через несколько дней, возвращаясь к той же теме и поясняя свою позицию, царь заметил: «Мне известно о пущенном слухе, будто я переменил свое мнение о пользе привлечения людей со стороны, что, разумеется, не так. Я был против вступления целой группылиц с какой-либо программой». Глава кабинета пользовался в этот период полной симпатией и поддержкой монарха. В октябре 1906 года в письме матери Николай II заметил: «Я тебе не могу сказать, как я его полюбил и уважаю. Старик Горемыкин дал мне добрый совет, указавши на него. И за то спасибо ему».

Деятельность кабинета П. А. Столыпина вызывала острую критику со всех сторон. Левые поносили правительство, прекрасно понимая, что реорганизация экономической и социальной среды, создание массового слоя мелких собственников подорвут их влияние и сведут на нет все их попытки заручиться общественной поддержкой для свержения самодержавного строя. Либералы, в первую очередь в лице кадетов, которые, как казалось, должны быть целиком на стороне реформатора, содействовавшего буржуазной трансформации страны, соглашаясь на словах с необходимостью преобразований, на деле, в силу исторической традиции российского либерализма, не могли принять и одобрить меры, инициированные исторической властью. Главный рупор кадетской партии газета «Речь» почти в каждом номере публиковала резко критические, а порой и просто оскорбительно-разносные материалы о правительстве и о его главе.

Консервативные элементы тоже в значительной своей части были настроены скептически, а многие и откровенно враждебно к столыпинскому курсу. Их не устраивало то, что премьер, как им казалось, «заигрывал» с либералами, но в еще большей степени то, что он покушался на вековой уклад российской жизни, собирался разрушить то, на чем «исстари стояла Россия». С первого дня существования кабинета Столыпина правые элементы плодили слухи о скором падении правительства, о том, что премьер потерял расположение государя, о деловой непригодности главы правительства и т. д.

Но непредвзятые наблюдатели не могли не видеть административных дарований Петра Аркадьевича. Он обладал огромной работоспособностью, умением кратко и ясно излагать свою мысль, внимательно и заинтересованно слушать и слышать специалистов и знатоков. Сильное впечатление производили его целеустремленность, искренняя заинтересованность в успехе общего дела на благо России. При нем правительство перестало напоминать дискуссионный клуб, а стало единым и дееспособным органом управления. Он не боялся вызова оппозиционеров, нападок откровенных врагов, смело поднимался на трибуну Государственной Думы, излагая и разъясняя политику правительства, стремясь заручиться пониманием и поддержкой. Столыпин стал первым главой кабинета, которому приходилось выполнять сложную и неблагодарную роль публичного защитника и пропагандиста государственной политики.

Первая программная речь П. А. Столыпина прозвучала перед депутатами Второй Государственной Думы 6 марта 1907 года. Этого выступления ждали кто с опасением, кто со злорадством, а кто с простым интересом. Еще были свежи в памяти воспоминания, связанные с неудачным дебютом в начале мая 1906 года на сцене Первой Думы И. Л. Горемыкина, которого ошикали, затопали и захлопали. Теперь все прошло совсем иначе. Министра императорского двора барона В. Б. Фредерикса поразило внимание, с которым депутаты прослушали речь главы правительства, а по окончании даже раздались аплодисменты. Влиятельный сановник не удержался и заметил, что «это странно», и высказал предположение, что «Дума как будто одобряет правительство, а между тем все были убеждены в том, что будет то же самое, как при Горемыкине». Однако «громы и стрелы» полетели в адрес администрации буквально через несколько минут после того, как премьер покинул думскую трибуну.

Для премьер-министра подобная реакция не была неожиданной; он, зная о преобладающих политических пристрастиях втородумцев, не питал радужных надежд. Однако речь свою составил в деловом, конструктивном тоне, лишенном полемической риторики. Спокойно и обстоятельно обрисовал главные пункты программы правительства и очертил основные направления дальнейшей деятельности на пути превращения России в правовое государство. П. А. Столыпин считал, что главными в комплексе проводимых мер являются законы об устройстве быта крестьян. На рассмотрение Государственной Думы были вынесены все те решения власти, которые реализовались в форме царских указов в соответствии со статьей 87 Основных Законов.

Вниманию депутатов были предложены и некоторые законопроекты более общего характера, вытекающие из положений Манифеста 17 октября 1905 года: о веротерпимости, о пересмотре временных правил о печати, о равноправии всех граждан, о неприкосновенности личности, о реорганизации местного самоуправления, о реформировании суда, о пересмотре рабочего законодательства и некоторые другие. Заканчивая свое выступление, глава кабинета сказал: «Изложив перед Государственной Думой программу законодательных предположений правительства, я бы не выполнил своей задачи, если бы не выразил уверенности, что лишь обдуманное и твердое проведение в жизнь высшими законодательными учреждениями новых начал государственного строя поведет к успокоению и возрождению великой нашей родины». Но приглашение к сотрудничеству услышали во Второй Думе лишь немногие.

Несмотря на враждебный характер многих думских речей, П. А. Столыпин за три с небольшим месяца существования Второй Думы неоднократно выступал перед депутатами, стараясь пояснить позицию правительства. Особой заботой и попечением премьера пользовалась аграрная программа. Он неустанно повторял, что уравнительные тенденции, насильственное перераспределение земли аграрного вопроса не решит, что административное отчуждение земли приведет не к благополучию в этой области, а к непредсказуемым социальным потрясениям, что правительство не намерено насильно разрушать общину и общинный уклад, оно лишь создает условия, позволяющие отдельному крестьянину выбирать способ ведения хозяйства.

Выступая 10 мая 1907 года, П. А. Столыпин заметил: «Пробыв около 10 лет у дела земельного устройства, я пришел к глубокому убеждению, что в деле этом нужен упорный труд, нужна продолжительная черная работа. Разрешить этого вопроса нельзя, его надо разрешать. В западных государствах на это потребовались десятилетия. Мы предлагаем вам скромный, но верный путь. Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия!»

В Третьей Государственной Думе правительство, как уже говорилось выше, имело солидную поддержку, которую обеспечивали октябристы и националисты. Лидер октябристов А. И. Гучков несколько лет был ближайшим союзником П. А. Столыпина. Кадетская партия в этот период тоже заметно поправела. Некоторые видные представители интеллигенции вообще публично отмежевались от левого крена в стратегии и тактике российского либерализма, стали практически оценивать революцию. В 1909 году группа публицистов и общественных деятелей кадетского и «околокадетского» толка издала сборник «Вехи», отразивший эти умонастроения.

Первая сессия Третьей Государственной Думы прошла в атмосфере спокойной работы, в духе взаимопонимания с правительством. Отдельные попытки левых и кадетов разжечь конфликты по некоторым малозначительным поводам окончились неудачей, так как большинство не хотело конфронтации с властью. В центре работы Думы оказался аграрный вопрос. Перво-наперво надлежало утвердить указ от 9 ноября 1906 года, вступивший в силу с 1 января 1907 года. Одобренный и дополненный думской земельной комиссией, он начал обсуждаться на общей сессии 23 октября 1908 года. Записалось выступать 213 депутатов – около половины всего депутатского корпуса. Если бы не факт реального существования указа, было бы мало надежд на то, что законопроект удастся быстро провести через Думу. Многие из числа правых являлись противниками аграрного переустройства и в конечном итоге голосовали «за», желая поддержать решение монарха.

Выступая перед Думой 5 декабря 1908 года, премьер-министр сказал: «Была минута, и минута эта недалеко, когда вера в будущее России была поколеблена, когда нарушены были многие понятия; не нарушена была в эту минуту лишь вера в царя, в силу русского народа и русского крестьянина. Это было время не для колебаний, а для решений. И вот, в эту тяжелую минуту, правительство приняло на себя большую ответственность, проводя в порядке статьи 87 (Основных Законов) закон 9 ноября 1906 года, оно делало ставку не на убогих и пьяных, а на крепких и на сильных. Таковых в короткое время оказалось около полумиллиона домохозяев, закрепивших за собой более трех миллионов двухсот тысяч десятин земли. Не парализуйте, господа, дальнейшего развития этих людей и помните, законодательствуя, что таких людей, таких сильных людей в России большинство». Но обсуждение этого важнейшего акта в Думе растянулось на несколько лет, и он был окончательно одобрен и опубликован лишь 14 июня 1910 года, хотя фактически уже действовал более трех с половиной лет.

За пять лет своего существования Государственная Дума третьего созыва приняла целый ряд важных законопроектов в области народного просвещения, укрепления армии, местного самоуправления. П. А. Столыпин в общем был удовлетворен ходом государственных преобразований и осенью 1909 года в интервью саратовской газете «Волга» еще раз подчеркнул свою стратегическую цель: «Я полагаю, что прежде всего надлежит создать гражданина, крестьянина-собственника, мелкого землевладельца, и когда эта задача будет осуществлена – гражданственность сама воцарится на Руси. Сперва гражданин, а потом гражданственность… Эта великая задача наша – создание единоличного собственника – надежнейшего оплота государственности и культуры – неуклонно проводится в жизнь».

Реформы, проводимые в России, имели дальние цели. Последние четыре-пять лет перед первой мировой войной стали периодом ощутимого прорыва в различных отраслях хозяйства, но в центре внимания власти оставалась аграрная проблема. В сентябре 1910 года Николай II писал П. А. Столыпину: «Прочное землеустройство крестьян внутри России и такое же устройство переселенцев в Сибири – вот два краеугольных вопроса, над которыми правительство должно неустанно работать. Не следует, разумеется, забывать и о других нуждах – о школах, путях сообщения и пр., но те два должны проводиться в первую голову».

Премьеру, имевшему опору в Думе, удавалось добиваться одобрения большинства вносимых законопроектов. Однако недовольных правительственной политикой всегда хватало в стенах Таврического дворца. Когда проявились явные признаки социального умиротворения в стране, критического тона все чаще стали придерживаться октябристы и националисты. Они, согласные в принципе с курсом кабинета, порой не поддерживали конкретных решений, казавшихся им недостаточными или непродуманными. Более же правые элементы политического спектра, сторонники неограниченного самодержавия в духе Николая I или Александра III, выступали однозначно резко против премьера за его нежелание пойти навстречу утопическим призывам: отказаться от Манифеста 17 октября 1905 года и признать все формы выборного представительства и гражданских свобод недопустимыми.

Официоз правительства, газета «Россия», растолковывая правым политическую ситуацию, писала осенью 1907 года: «Консерватизм необходим в государственной жизни каждого народа, и только глупый будет отрицать его законность и необходимость в России. Надо знать, что консервировать, что охранять. Охранять надо живое, а не мертвое. В этом и ошибка наших крайних правых, что они охраняют формы, а не дух, обряды, а не ту сущность, которую они символизировали… После подавления революции разумные люди обязаны пересмотреть ее причины, разобраться в них и уничтожить их. Разумная политика после революции требует реформ, а не восстановления прошлого в его неприкосновенности и целости».

В различных кругах общества постоянно муссировались слухи о скорой отставке главы кабинета, о том, что он потерял расположение монарха. Чуть больше пяти лет Петр Аркадьевич возглавлял правительство, и все это время подобные слухи не стихали. Они особенно были популярны в салонах крайне правых, завсегдатаи которых имели разнообразные и давние связи с окружением царя. Но разговоры о падении Столыпина так и оставались разговорами, благодаря сохранявшейся поддержке Николая II. На императора оказывалось постоянное воздействие (следы его явственно просматриваются в документах той поры) в неблагоприятном для первого министра духе, но они не производили должного эффекта.

Серьезному испытанию государственная карьера П. А. Столыпина подверглась весной 1911 года в связи с утверждением законопроекта о введении земских учреждений в западных губерниях. Глава кабинета с особым вниманием относился к этому вопросу, так как с Западным Краем он был тесно связан и месторасположением собственного имения, и деятельностью на различных должностях. Под его руководством был разработан законопроект, представленный законодателям. Он предусматривал введение земства в тех губерниях, где был силен русский элемент: Витебской, Минской, Могилевской, Киевской, Волынской, Подольской.

В то же время премьер считал, что следует временно воздержаться от введения земского самоуправления в тех местностях, где русские составляли меньшинство (Ковенская, Виленская, Гродненская губернии). Так как в Западном Крае значительная часть крупного землевладения была сосредоточена в руках поляков, предлагалось понизить землевладельческий ценз при выборах по сравнению с общерусским; избиратели разделялись на две курии, польскую и русскую, причем русская избирала в два раза больше гласных. Этот проект обсуждался в Государственной Думе в начале 1910 года. Дискуссия носила бурный характер, так как вопрос затрагивал не только административную сферу, но и сферу национальных чувств и предрассудков. В конце концов проект был принят, но в него были внесены некоторые изменения и дополнения, смягчавшие его антипольский характер. В частности, было исключено требование о том, чтобы председатели управ и большинство служащих непременно являлись русскими, но сохранялся принцип национальных курий. Принятая редакция в общем устраивала правительство.

Для введения закона в действие требовалось одобрение его верхней палатой и царем. Прошло почти восемь месяцев, прежде чем «госсоветовские старцы» приступили к обсуждению. Здесь доминировали представители русского барства, и законопроект столкнулся с неожиданными для правительства трудностями, а вся история постепенно стала приобретать характер политического кризиса. Император через председателя Государственного Совета обратился с просьбой поддержать предложения правительства. Некоторые влиятельные члены Совета, выступавшие вообще против национальной польской курии и распространения земства в западных губерниях, восприняли это как недопустимый нажим. Один из видных противников премьера В. Ф. Трепов добился аудиенции у государя и поинтересовался, следует ли рассматривать подобное пожелание как царский приказ. Николай II ответил, что он в таком деле приказывать не может и что здесь следует «голосовать по совести». Эти слова немедленно были истолкованы как недоверие главе правительства. На пленарной сессии правые выступили совместно с левыми членами Государственного Совета и 4 марта 1911 года 92 голосами (против 68) провалили законопроект.

Премьера особенно возмутило, что правительству «вставляют палки в колеса» те, кто громогласно объявлял себя радетелем имперских интересов России и чьи позиции в конечном счете проект защищал. В этой обстановке самообладание Петру Аркадьевичу,очевидно, изменило. Тяжелая повседневная работа на двух ответственнейших государственных постах, упорное противодействие, которое он постоянно ощущал, не могли не сказаться даже на такой сильной натуре. На следующий день после голосования премьер посетил императора и заявил ему о своем решении подать в отставку. Царь был невероятно удивлен этой просьбой и заявил: «Я не могу согласиться на Ваше увольнение, и я надеюсь, что Вы не станете на этом настаивать, отдавая себе отчет, каким образом могу я не только лишиться Вас, но допустить исход под влиянием частичного несогласия Совета» и попросил П. А. Столыпина предложить «какой-либо иной исход».

Тогда премьер предложил путь, неоднократно ранее уже испытанный и позволявший оперативно решать сложные задачи, не откладывая их в долгий ящик всевозможных обсуждений и согласований. Речь шла о том, чтобы распустить на несколько дней обе палаты и провести законопроект по статье 87 Основных Законов. У императора предложение вызвало сомнения именно в силу того, что амбиции господ депутатов не позволят им молча проглотить такую «горькую пилюлю» и страсти могут разгореться с невероятной силой. Но эти опасения представлялись главе правительства несущественными. Он был уверен, что большинство Думы поймет и поддержит подобный шаг. В конце концов он убедил монарха в уместности этого решения. Но глава правительства пошел еще дальше и попросил царя «примерно наказать» лидеров правых в Государственном Совете П. Н. Дурново и В. Ф. Трепова и рекомендовать этим лицам прервать их работу в Совете и выехать из Петербурга. Царь был озадачен и попросил время на обдумывание подобных мер.

Обдумывание продолжалось пять дней, и весь этот период правительство находилось в подвешенном состоянии. Премьер не питал особых надежд на благоприятный исход, понимая, что его предложения уязвляли самолюбие монарха, получившего, по сути дела, ультиматум. Потом говорили, что в защиту позиции П. А. Столыпина выступили некоторые влиятельные члены императорской фамилии, в том числе и вдовствующая императрица Мария Федоровна. Так или иначе, но случилось почти невероятное: 10 марта Петр Аркадьевич был вызван в Царское Село, где император подписал указы о перерыве сессий Государственного Совета и Государственной Думы и поручил объявить П. Н. Дурново и В. Ф. Трепову повеление выехать из Петербурга. Это был, по словам одного из современников, действительно «неслыханный триумф Столыпина».

Но дальше произошли события, показавшие обоснованность опасений царя. Как только появился указ о перерыве занятий законодательных палат, немедленно последовала бурная реакция тех, на кого Столыпин опирался в предыдущие годы. Взбунтовались октябристы. Они сочли, что этот шаг ведет к недопустимому умалению авторитета представительных учреждений и означает поворот к прошлому. Когда же 14 марта был издан по статье 87 закон о западном земстве, возмущение охватило даже самых преданных столыпинских сторонников. Председатель Думы А. И. Гучков в знак протеста демонстративно сложил с себя свои полномочия, а несколько думских фракций внесли запросы о нарушении Основных Законов. Негодовали и правые, возмущенные репрессиями против своих лидеров. Вся печать ополчилась на премьера. Глава кабинета выступил с разъяснениями и в верхней палате, и в нижней, но лавров не снискал.

П. А. Столыпин оставался на своих постах еще несколько месяцев, и его государственная карьера была прервана насильственно: 1 сентября 1911 года он стал жертвой террористического покушения. Об этом событии всегда много писали и говорили, а детали всей драматической истории излагались и интерпретировались бессчетное количество раз. Все выглядело настолько просто и неправдоподобно, объяснения властей казались столь невнятными и неубедительными, что невольно возникали контрверсии. Некоторые в пылу разоблачительного угара доходили до немыслимых утверждений: убийство было организовано охранкой, которая действовала чуть ли не с благословения самого царя, не знавшего, как избавиться от Столыпина. Через тридцать лет Павел Милюков в своих мемуарах уподобил судьбу русского премьера судьбе архиепископа Кентерберийского Фомы Бекета, убитого в 1170 году по желанию короля Генриха II. Этот абсурд написал человек, который начинал как историк!

Фабула трагического финала жизни Петра Аркадьевича разворачивалась в Киеве, где в конце августа 1911 года проходили пышные торжества, связанные с открытием памятника Александру II в связи с 50-летием крестьянской реформы 1861 года. На эти празднества прибыла царская семья, высшие должностные лица империи. Премьер приехал на несколько дней раньше, чтобы организовать встречу, которая состоялась 29 августа. Последующие три дня прошли в круговерти приемов, торжественных молебнов, смотров и парадов. Вечером 1 сентября, в последний день торжеств, в Киевском городском театре шла красочная опера Н. А. Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане». На спектакле присутствовал царь со старшими дочерьми, министры, генералитет, «сливки» киевского общества. Во время второго антракта, примерно в 23 часа 30 минут, к премьеру, стоявшему перед первым рядом кресел, подошел молодой человек во фраке и дважды выстрелил. Столыпин был помещен в одну из киевских клиник, где несколько дней находился между жизнью и смертью, а 5 сентября в 10 часов 12 минут вечера Петр Аркадьевич скончался и 9 сентября был торжественно похоронен в Киево-Печерской лавре.

Убийцей премьера оказался двадцатичетырехлетний Д. Г. Богров, сын богатого киевского домовладельца-еврея, несколько лет тесно сотрудничавший с тайной полицией. Он получил хорошее образование: сначала гимназия, затем юридический факультет Киевского университета, который он окончил в 1910 году. С гимназических лет Богров увлекался чтением нелегальной эсеро-анархистской литературы и уже к моменту окончания гимназии отличался радикальным настроением. Будучи студентом университета, сблизился с киевскими анархистами-коммунистами, участвовал в нелегальных собраниях, где обсуждались планы террористических актов и экспроприации. В 1907 году, по доброй воле, Богров стал агентом киевского охранного отделения и выдал полиции планы, имена и явки нелегалов. Этой деятельностью он занимался несколько лет, получая за свою осведомительную работу денежные субсидии. Связи в полиции помогли ему получить доступ в Киевский театр.

В 1908 году, в письме министру просвещения А. Н. Шварцу, премьер заметил: «Я знаю русского революционера, благодушного неуча, думающего достигнуть высшего совершенства, взамен длинного и торного пути воспитания ума и воли, одним скачком с бомбою в руках по направлению к власти!» Дмитрий (Мордко) Богров – характерный представитель заблудшего поколения российской молодежи, чье сознание было отравлено ядом антигосударственных учений и доктрин. Человек с неуравновешенной психикой, мучимый комплексом неполноценности, этими своими качествами очень напоминал другого революционера-провокатора – Гапона. На допросах после покушения, охотно рассказывая о себе, он не смог внятно объяснить мотивы своего поступка, заявив лишь, что глава правительства – «главный виновник реакции». Военный суд приговорил убийцу к высшей мере.

Покушение на П. А. Столыпина гулким эхом отозвалось по всей России; этому событию уделили большое внимание российские и иностранные газеты. Кровавые эксцессы, как казалось многим, начинали стихать, жизнь понемногу входила в нормальное и спокойное русло, и вдруг эти выстрелы в Киеве!

Николай II, находившийся в театре в момент покушения, негодовал, и ему изменило самообладание: искренне пожалел, что полиции удалось вырвать террориста из рук разъяренной толпы, чуть того не разорвавшей. В последующие дни постоянно интересовался здоровьем раненого, и лейб-медик Е. С. Боткин уверял царя, что все образуется, «Столыпин выздоровеет». Затем наступило 5 сентября, когда утром, вернувшись в Киев после поездки по окрестным достопримечательностям, Николай II узнал: Петр Аркадьевич скончался. Тут же поспешил в клинику, встал на колени перед усопшим и долго молился. Присутствовавшие слышали, как монарх несколько раз сказал «прости». Затем отслужили панихиду. Царь потерял верного сановника…