Текст книги "Кристальный матриархат (СИ)"
Автор книги: Александр Нерей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
Наконец, нашёл в себе силы и разжал ладони. В каждой слезившейся кровью ладошке красовалось по паре монет. Собравшись с силами, убрал дрожавшие руки подальше от бочки, чтобы не уронить рублики в воду, и позвал Димку:
– Димка, у вас йод или зелёнка есть?
Но мой подопечный уже спал в своей кроватке сном счастливейшего и сытого младенца.
– Вот ёжик, – пожурил я ребенка и пошёл на кухню в поисках средств дезинфекции.
«Напрасно отдал талоны на водку. Сейчас бы ею смазал костёр на ладошках», – продолжил жалеть себя за ошибки, без которых никогда ничего не обходилось, по крайней мере, у меня.
Усевшись на кухонный табурет, от усталости и боли в руках сразу же провалился в очередной морок и мигом забыл о зелёнке, бинтах, о позвякивавших при каждом шаге крупинках в кармане брюк.
«Сейчас бы Стихию сюда. Она бы мигом вылечила», – думал я и погружался в забытьё ещё глубже, не обращая внимания на непрестанно звонивший колокольчик.
Глава 15. Начало кристаллизации
– Просыпайся, Валентинович, – говорит мне незнакомая дама и толкает в бок.
– Что там ещё? – вздыхаю я невесело и открываю глаза.
Почти прозрачная девица с голубыми глазами и хрустальным венком на голове мечется по огромной стеклянной комнате и ругается без остановки, а я, облокотившись на хрустальный стол, пытаюсь выспаться на таком же хрустальном табурете.
– Шею продует. Заболеешь, а мне тебя брату возвращать нужно. Что ему скажу?
– Во-первых, я Васильевич, – начинаю загибать распухшие пальцы бордово-красного цвета к такой же сочащейся кровью ладони, но боли не чувствую. – Во-вторых, очень рад, что сам не в стеклянном платьице, как ты. А в-третьих, кто ты, красавица писаная? К хрустальному замку приписанная? И почему всё вокруг прозрачное и бьющееся? Это что, морок в хрустальном замке?
– Во-первых, ты гостишь в моём мире. Во-вторых, я не стеклянная. В-третьих, спасибо за красавицу и уважение к хозяйке. А в-четвёртых, просыпайся и руки лечи.
– Зелёнки у тебя всё равно нет. Ни бинтов, ни ваты. Мальчишка в квартире, как беспризорник растёт. В доме элементарных вещей нет. У вас аптеки имеются? Или вы заговорами обходитесь? – стыжу я хозяйку дворца и морока. – А с мужчинами что? Рабочий скот? Димка у тебя каким умницей растёт. Доверять нужно нам. Не все мы пьяницы или лентяи. Будет у вас к нам доверие, будет у нас к вам ответственность.
– Как складно у тебя получается, – обижается на меня красавица.
– Шучу я. Всё у тебя правильное. Обо всём радеешь. А я, так, болтун девятилетний, – силюсь не обидеть девицу из морока.
– Если хочешь помочь, вставай и лечись. Потом начеканим сколько нужно. Тебе же ещё у сестры работать придётся. Если, конечно, ты на самом деле такой головастый и сердцем болеешь за каждую мелочь, – заявляет девица.
– Я не только сердцем за вас, кристальных, переживаю. У меня душа за вас болит, – бурчу я для порядка, как дед Паша. – Ну, что, хозяюшка? Водки для рук дашь?
– Вон, во фляжке. Просыпайся и лечи свои клешни. А я ещё для этого балбеса снежной королевой вырядилась, – вздыхает и машет на меня холёной ручкой Кристалия.
– Так ты, вон кто, – удивляюсь я и падаю с хрустального табурета на деревянный пол Настиной кухни.
* * *
– Ой, – застонал от боли и проснулся. – Как же теперь этими щупальцами чеканить? Ах, да. Водка. То есть, фляжка.
Я поднялся на ноги и сразу забыл хрустальный сон, в котором девица в сверкавшем платьице пыталась меня образумить, а я вредничал и огрызался. Потом пошёл искать фляжку с лечебной водой от Стихии.
– Обо всём позаботилась. Как знала, что инвалидом стану, – похвалил тётку-красотку Стихию за находчивость и дальновидность. – Она что, по-настоящему всё наперёд знает? С Ясенем вон как вышло. Почему опять не поставила метку для пещеры? Что-то ещё задумала?
Я нашёл фляжку у себя на поясе и окончательно расстроился.
– Пить или руки мочить? Душенька, звякни, когда правильный вопрос задам. Пить?
И тут, нет, не звякнуло колокольчиком, а дунуло в лицо космическим морозом.
– И на том спасибо, – не растерялся я.
Сел на табурет, сунул фляжку между колен и попытался предплечьями сжать металлическую пробку с резьбой чтобы её открутить. На удивление, пробка сразу подалась и отвинтилась. Догадавшись, что так вышло неспроста, поблагодарил Кристалию за содействие.
– Спасибо, помощница, – сказал назло жгучей боли, усилившейся от влаги, которую брызнул на ладони.
Через пару минут боль исчезла. Руки высохли, или водичка впиталась, мне было всё равно. Глянул на ладони и изумился. С одного намоченного раза выздоровел.
– Продолжаем? – спросил Кристалию, и она ответила теплым дуновением.
Отставил в сторону драгоценную фляжку, достал пару крупинок и уточнил:
– Прямо тут, и по две?
Опять получил тёплое согласие.
Снова и снова раздваивал монеты, лечил руки, потом опять раздваивал, и снова лечил. До полуночи хватило сил раздвоить и залечиться ещё несколько раз к ряду. Водичка не закончилась, даже на половину не убавилась, но я решил остановить болезненное занятие, так как с количеством нужных монет пока не определился, а чеканить лишние мне не хотелось.
Ладони от ожогов и последующих лечений загрубели до невозможности, мышцы рук и плеч ломило и выворачивало, а чувство бесконечной жгучей боли, хоть и притупилось, но достало до самого сердца.
«Двадцать семь с половиной рублей, – пересчитал я утром плоды своих рук в буквальном смысле и оставшиеся после покупок копейки. – Долг с арендой кладовки – двенадцать. Останется пятнадцать. На запасы сколько нужно? Перво-наперво узнаю, а потом и с чеканкой разберусь».
* * *
– Димка, выбирай. Или ты летишь к мамке и с ней тратишь моё драгоценное время. Или со мной готовишь квартиру, кладовку, балкон, и всё остальное к мамкиному возвращению. Выбрал? – поставил я ультиматум своему подопечному, хотя сам толком не знал, чем заняться.
– К мамке, – не раздумывая заявил Димка.
– Какой ты несознательный. Тогда дожёвывай курицу, а я помою посуду. Чем её, кстати, моют? – ужаснулся я, осознав, что теперь один-одинёшенек на домашнем хозяйстве.
– Горчица кончилась. И хозмыло. Чужая мамка всё извела, а ничего не купила. Замочим в тазу, а когда разбогатеем – отмоем.
– С мылом, понял, а с горчицей ни в одном глазу. Ею посуду моют? – не поверил я в очередную небылицу.
– Конечно.
– А ты точно маленький? Может, из другого мира к Насте прибыл и ребёнком прикинулся, а сам воздухи разноцветные разглядываешь? – снова заподозрил я неладное.
– Ага, прибыл. С капустой из Закубанья.
– Из какого ещё Закубанья? – спросил я со смешанным чувством лёгкого испуга и озорного любопытства.
– Я же октябрьский. А в октябре из Закубанья капусту на лошадках привозят. Вот меня и нашли в ней. А когда нашли, выбрали самую готовую к заботе тётку. Это моя мамка оказалась. Меня и отдали ей.
– Как это, «выбрали»? Ты что, не родился, а с капустой появился? – опешил я и напряг все свои знания о появлении детей на белый свет.
– Ты что, маленький? Когда мамки хотят деток, то и поправляются наперегонки. Животики большие у женщин видел? Они нарочно кушают помногу, пока живот не вырастет с арбуз. Запасы в нём. Чтобы ночами не спать, а за детками ухаживать. Их же выбирают по животу, когда находят малышей. И мою мамку так выбрали. Глянули, а у неё животик больше, чем у всех. К заботе, значит, готова. Так что мне с мамкой повезло, – просветил меня юный всезнайка.
– Похоже на правду. Значит ваш домком к заботе готовится? И капусту скоро подвезут...
– Нет. Она такая и есть. Круглая со всех сторон, а не только на заботном месте, – усомнился в моём прогнозе Настевич.
– А где эта Закубания? – решил узнать, откуда привозят капусту.
– Ребятёнка решил поискать? А к заботе у тебя кто готовиться будет? Ты же можешь мамку мою попросить, – набросился Димка с планами на мой счёт.
– Я только про капусту. Где она растёт? Если что, слетать туда и купить. А когда все узнают, что у Насти капусты с морковкой видимо-невидимо, так сразу твой новый папка отыщется, – пообещал я мальцу, глядевшему на меня презлющими глазками.
– Что же мы ждём? – возмутился Димка.
– Кто из нас к мамке хотел? А я всегда готов помочь. Про капусту я, а не про женитьбу, – уточнил я на всякий случай. – Где она водится? То есть, где растёт?
– Мамка знает. Айда к ней, а потом капусту воровать. Наберём, сколько сможем, и улетим, – предложил юный уркаган.
– Воровать мы ничего не будем. Купим всё. Денег наделаем и купим, – твёрдо пообещал я.
– Ты хотел сказать, заработаем? – чего-то недопонял Димка.
– Можно и заработать. Только я ещё ни разу не работал. Напомнишь мне про аптеку узнать. А то денежки, ой, как больно достаются. И тебе запас сделать нужно. Огольцы же без синяков и ссадин не растут.
Мы как настоящие взрослые приготовились к дальнему походу. Замочили в воде грязную посуду, оделись, обулись, рассовали по карманам авоськи для капусты и вышли на лестничную площадку.
– У тебя, правда, гроши имеются? – спросил Димка, ещё недавно собиравшийся всё воровать.
– Имеются. Только я сперва у мамки твоей всё узнаю, а потом решим, что покупать, а что зарабатывать. И про долг уточню. Долг сначала отдать нужно, – вспомнил я о главном денежном вопросе.
– Почему же мы тогда всё без хлеба едим? – так жалобно спросил ребёнок, что у меня ком в горле стал и глаза заслезились.
– Я забыл, а ты в гастрономе не подсказал, – повинился и похлопал себя по выпиравшему животику. – Вообще-то я пирожки, оладьи, блины, и всё остальное ем. Твоя мамка что из этого печёт?
– Пекла бы, только муки у нас тоже нет, – ещё больше погрустнел Димка.
– Сколько сейчас время? Часы-то мы опять не завели. Айда в магазин. Купим муки, хлеба, ещё что-нибудь, что не по талонам, а по справке. Потом к мамке, – предложил я новый план действий.
– И шоколадку «Алёнка», – потребовал сорванец, ещё минуту назад мечтавший о хлебушке.
И мы почти бегом помчались на Анапскую за новыми покупками.
* * *
– Снова, который со справкой, явился, – улыбнулась знакомая продавщица.
– Мы за хлебушком, – перепугался я, потому что увидел на стене часы, показывающие две минуты девятого.
– Ржаной или пшеничный?
– Ржаной, – сказал Димка. – И «Алёнку» нам.
– Всё, что он желает, покупаем. Если можно, конечно.
Нам выдали буханку ржаного и шоколадку.
– Мука у вас как продаётся? – решил я разведать, вдруг, мука по талонам.
– Мешками по пятьдесят килограмм, – отбрила продавщица. – Ещё что желаете, мужчина?
– Горчицу и хозмыло, – напомнил Димка.
– Дальний с правой стороны отдел хозтоваров, – безразлично сказала продавщица и отсчитала сдачу с красномедного полтинника.
Я взял копейки с блюдечка, и мы пошли искать отдел хозтоваров.
Оказалось, что у хозтоваров был не только отдельный прилавок, но и дверь в свой склад, находившийся прямо за витриной и столом для продавца. Здесь была посуда, стиральный порошок, мыло, горчица, которую я считал пищевым продуктом, а уж никак не средством для мытья посуды. Всё было аккуратно расфасовано в бумажные пакеты или упаковано в серые картонные коробки.
– Всё что здесь есть, всё нам и нужно, – поразился я не изобилию на полках, а нищете в Настиной квартире.
– На что ты смотришь? – не понял Димка.
– На всё. У мамки что из этого имеется? Шиш с маслом и две сковородки. Ещё пара кастрюль времён царя Гороха да тазик с ковшиком в ванной. А тут и ложки из нержавейки, а не деревянные, как у вас. И вилки, и кружки из керамики. Всего полно. Глаза разбегаются. По сколько штук вилок и ложек взять?
– По две, – сказал не веривший в богатую жизнь Димка.
– А новому папке? А гостям? По шесть, не меньше.
Я попросил продавца посчитать, сколько будет стоить комплект из шести столовых ложек, шести чайных, шести вилок, шести керамических кружек и половника. Оказалось, всего-то восемьдесят девять копеек. Потом я купил двухкилограммовые пакеты с горчицей, стиральным порошком, содой. И заполировал всё дюжиной кусков хозяйственного мыла с полудюжиной банного «Душистого» разных сортов.
Продавщица ухмылялась, но всё выдавала без колебаний, а после каждой очередной покупки отсчитывала сдачу.
– Может, вам ещё одеколон с шампунем? – спросила она, увидев пару серрублей у меня на ладони.
– Давайте, – тут же согласился я. – А для мамки нашей, какие-нибудь духи имеются?
Продавщица округлила глаза, почему-то удивившись моей заботе о Насте.
– Вообще-то, женщины сами всё покупают. Ваше дело зарабатывать да тяжести таскать. Ишь, духи ему подавай, – возмутилась она из-за прилавка, но выставила на обозрение пять малюсеньких пузырьков разных духов, а потом добавила к ним флакон с Тройным одеколоном и литровую бутыль с зелёным травяным шампунем.
– Которые возьмём? – спросил я у Димки.
– А все можно? – не моргнув глазом, спросил он у продавщицы.
Она нервно сгребла все покупки в пакет, спросив за всё про всё шестьдесят семь копеек, а я расплатился и стал просматривать витрины, выискивая, что такого мы с Димкой пропустили. Но продавщица потребовала, чтобы мы удалились и немедленно.
– Время давно вышло. Уже почти четверть девятого, – процедила она сквозь зубы.
– Идём, – согласился с ней Димка.
– Сначала разложим твоё богатство по авоськам. Помогай, – попросил я помощи у оптового покупателя.
* * *
– А собирались за капустой, – кряхтел я, когда поднимался на пятый этаж с авоськами.
– Муку вечером купим? – напомнил Димка о хлебе насущном.
– А дрожжи? А соль? А сгущёнку? – передразнил я мальчишку. – Вечером список составишь, и всё сразу купим. И неграмотным не прикидывайся.
– Денег не хватит, – улыбнулся Настевич, нисколько не обидевшись, и отпер дверь в квартиру.
Я затащил покупки в Димкину комнату и распорядился:
– Хлеб в хлебницу, шоколадку в карман, фляжку на пояс. Вечером всё разберём. А сейчас в полёт. Открыть дверь на балкон! Отсюда стартуем. И всё чтобы открытым осталось, на случай нашего возвращения с капустой. Или с тем же мешком муки.
– Летим? – обрадовался сиротка.
– Летим, – махнул я рукой.
«Кристалия, я к тебе с просьбой о сокрытии меня и Димки, и переносе нас к больнице, в которой мамка Настя», – попросил хозяйку мира, и мы с Димкой вылетели с лоджии, держась за руки, как два самолётика.
– Я летать умею! – заверещал малец, перепугав меня до полусмерти.
– Я те сейчас уши откручу! Чтобы без меня никогда не пытался. Понял? Никогда! А ну, обещай. Или я в другой мир уйду к твоей ненастоящей мамке, – пригрозил я детёнышу.
– Не буду я без тебя. Я же не дурак. И колдовать не умею, как ты.
– Я не колдун. Я с твоим миром говорить умею. А она помогает во всём, что попрошу, – сказал я чистую правду.
И мы, больше ни о чём не разговаривая, полетели в сторону больницы. Димка сопел, что-то соображая своим острым умишкой, а я, обиженный колдовским предположением, тоже пытался всё обдумать и разложить по полочкам, ненамного старшего чем у Димки умишка, спрятавшегося во временно повзрослевшей головушке.
* * *
Вот и больница, вот и палата, а вот и ничего не понимавшая Настя.
– Извини. Промашка вышла, – попросил я прощения и потащил из палаты капризничавшего мальчугана, которого родная мать наотрез отказалась видеть и отмахивалась от него, как от комарика. – Сейчас всё исправим и снова войдём.
Кое-как вытащил Димку в коридор и попросил Кристалию вернуть нашу видимость для окружающих.
– Маскировку забыл выключить. Когда летаем, чтобы народ не пугать, я включаю её, а выключить забыл. Извинил?
– Ага, – кивнул сорванец и вырвался из рук.
Я вошёл следом за ним в палату к симулировавшей выздоровление Насте. Она уже «прозрела» и нежно обнимала сыночка, пытавшегося угостить её «Алёнкой».
– Поправляемся? Ну, здравствуй, – поздоровался я и сразу перешёл к делу. – Мы ненадолго. Дела у нас с Димкой. Капустные, морковные, душевные.
– Здравствуй, Александр, – приветствовала меня Настя. – Спасибо, что за сыном приглядываешь и шоколадками угощаешь.
– На то мы и нужны, которые всем людям братья, – сказал я и, вдруг, отчётливо увидел свет, выходивший у меня из груди.
«Заразился-таки», – подивился я новому открытию.
– Кристалия, выключи его. Выключи, пока я не зазнался, – зашептал я, как можно тише.
Неожиданно сзади раздался громкий хохот дородных санитарок, явно очень крупного размера.
«Вот же тёти. В готовности к заботе, а так хохочут», – не успел я подумать, как санитарки ещё громче засмеялись, сотрясая всю больницу.
– Хватит вам, – призвал я к порядку и обернулся на голоса, но в палате, кроме двух дремавших женщин, никого не оказалось.
Открыл от удивления рот, но меня вовремя одёрнул Димка, попросившийся посидеть с мамкой «ещё только минуточку», и тем самым не позволил уплыть в размышления о женских мирах, их смехе и о моём свете из груди.
– Настя, расскажи о долге домкому, – попросил я после несостоявшихся раздумий о добром и вечном.
– Должна, – призналась она и погрустнела. – Одиннадцать серрублей и пятьдесят копеек. Век не расплачусь.
– Ты это брось. А я на что? Мы с Димкой уже работаем в этом направлении. Только, как ты знаешь, я ненамного его старше. Подскажи, где и как зарабатывают в твоём мире? Сама где работала? Что на зиму заготавливала? – набросился я на вдову, чтобы отвлечь от воспоминаний. – И про капустное царство, что Закубаньем называется, не забудь.
Настя рассмеялась, услышав про Димкину родину, и поделилась с сыночком шоколадкой.
– За Кубанью это. Сразу напротив центра города. Там заливные поля, которые по весне затапливает, на них станичники всё выращивают. А живут они у Фортштадта.
По осени через речку перевозят овощи в город. К нам, то есть. Сдают оптом в универмаги или прямо с телег продают мешками. Если у них на поле покупать, и в три раза дешевле сговориться можно. Тем, кто с перевозом на наш берег помогает, бесплатно отдают, сколько унести смогут.
Капусту квасить нужно с морковкой и солью, а то в газетах не вся вылёживает до весны. Морковка у них там очень хорошая, ещё свёкла есть, тыквы. Всё растёт, как на дрожжах. Сады, опять же имеются. Пасеки. Мост туда никак не построят, чтобы в город это добро возить. Только мне не на что всё это покупать.
– Сама где работала? – отвлёк я её от разговора о деньгах.
– Где только не работала. Мне же с Димкой сидеть нужно. Поэтому, далеко от дома работать не могу.
– У вас что, детских садиков нет? – удивился я.
– В нашем доме нет, – вздохнула Настя.
– Как это, в доме? – потерял я нить разговора.
– Домком для детсада квартиру трёхкомнатную держит на втором этаже, а вот, желающих там работать, нет. Кому охота с мальчишками возиться? А у нас, почитай, в округе только они и родятся. С девочками другое дело. И учат их, и гулять водят. Послушные все, красивые. А таких, как Димка, задаром в садики не берут. За деньги можно, но, опять же, далеко от дома, а денег-то и нет, – закончила рассказ мамка Настя и ещё больше расстроилась.
– А почему мальчишек в школу не пускают? – спросил я уже нервно, потому что начал переживать за весь мужской род Кристалии.
– Что толку? Прогуливают все, как один. Не слушаются, опять же. В ПТУ их берут, когда по двенадцать стукнет. Для освоения рабочих профессий. А так, на кой им с учёбой заморочки? – вздохнула Настя и откинулась на подушку.
– Чем они хуже, не пойму? В капусте, что ли, несвежей находят? – возмутился я местному мироустройству. – А ты своего чему-нибудь учишь, или он у тебя сам всему учится? Ведь он и буквы уже знает, цифры, опять же.
– Тихо ты. Услышат, – неведомо чего перепугалась Настя и чуть ли не подпрыгнула на кровати.
– Не понял.
– Доложат, куда следует, и в семинарию загремит, – прошептала она, как заговорщик.
– Теперь понял, – тоже шёпотом выдохнул я в ответ. – А что такое семинария?
– Там одарённых мальчиков оскопляют и учат на монахов-богословов, – открыла страшную тайну Настя, но я снова ничегошеньки не понял.
– Как это, «оскопляют»? – решил дознаться вначале про оскопление, а потом про богословов.
– Подрастёшь и узнаешь, – отмахнулась от меня вдова.
– Ладно, – согласился я. – Ну, нам за капустой пора.
Еле-еле оторвав перепачканного шоколадом кандидата на оскопление от мамки, я попрощался с Настей.
– Мы дома хозяйничаем вовсю, так что заранее извиненья у женской милости просим. Всё сделаем, как в мужских мирах, а потом ты переделаешь, договорились? До встречи, – помахал я рукой и вытащил Димку во двор больницы.
– Слушай сюда, – обратился я к Настевичу на улице. – Мы с тобой настоящие мужики. А мужики должны вести себя ответственно. Мало ли какие миры у вас, женские, мужские. Мы с тобой всегда в ответе, что на этом, что на том свете. И учиться не бойся. Только никому не признавайся. Я хоть и в хорошем мире живу, а ум свой тоже подальше от посторонних прячу. Уловил? Летим.
Глава 16. Закубанье
Я попросил Кристалию об отводе глаз и перелёте за Кубань. В места, где, со слов Насти, произрастают капуста и морковка, свёкла и тыква, картошка и яблоки. Всё, чем богата Кубанская земля.
Лететь оказалось всего ничего, и через минуту, будучи над замутившейся от дождя речкой, я увидел прямоугольные поля, на одном из которых копошились люди, похожие на муравьёв в серых фуфайках. Причём, муравьёв только мужского пола.
Кристалия приземлила нас и сразу размагнитила от невидимости, чтобы мы могли пообщаться с тружениками Закубанья. Воровать я ничего не собирался, а потому решил всё разузнать и прикинуть, сколько и чего именно может понадобиться семье из двух-трёх человек на всю зиму.
– Нашу Кубань как мамку люби! – по-взрослому крикнул Димка работягам, ссутулившимся над капустой.
– А её врагов жги, коли, руби! – ответили труженики полей Димке, а заодно и мне.
Я от таких паролей с отзывами ненадолго впал в ступор, но вовремя понял, что это были обычные в этих местах приветствия.
– Бог в помощь. Мы к вам в разведку, – начал разговор, вспоминая, как в подобных обстоятельствах общался папка.
– И вам не хворать, – ответило мне несколько голосов.
– Спроси про капусту, – напомнил Димка.
– Как урожай в этом году, справный? – продолжил я чинно.
– Вашими молитвами, – ответил молодой парень, а остальные снова нагнулись к грядкам, потеряв к нам с Димкой всякий интерес.
– Когда в город пожалуете с урожаем? – поинтересовался я.
– Скоро уже. А вам что нужно? А то нам работать надо, – в нетерпении спросил парень.
– Капусту нам. Морковку, – сказал Димка и спросил: – А мальчишек маленьких не находили?
Парень рассмеялся, а за ним и все мужики, которые снова разогнули спины.
– Могу вилок подарить такому умнику, – предложил парень.
– Спасибо. Мы, если что, купим. Только вот наша мамка в больнице, а что ей надо, и сколько, мы не знаем, – признался я.
– Жена ваша? – уточнил парень.
– Сестра. Ноги поломала, когда Димку спасала. Загипсовалась ненадолго, – пояснил вкратце.
– Это ничего. Бабы быстро друг дружку лечат да нас калечат, – пошутил парень, и все мужики снова захохотали. – А про овощи скажу: их много не бывает. Вам сколько надо? Мешок? Два? Только капусты? Может у вас денег много, и вы всего у нас прямо тут купите? На поле? Мы и в цене упадём до себестоимости. Так как? Сговоримся?
– Что за себестоимость? – смутился я, услышав новое слово. – Это сколько за кило?
– Какое кило? Мы мешками продаём. Вы не кацап, часом? – заподозрил парень неладное.
– Казаки мы. Только с Кубани давно уехали, поэтому говором отличаемся, – соврал я чтобы не казаться чужаком. – Мешками, так мешками. Почём за один? Только их у меня с собой нет. Авоськи есть, а мешков ни одного.
– Двадцать копеек в городе, а тут за десять. Это капуста. Морковка по сорок там, а по двадцать тут. Не прогадаешь. Только как ты всё тащить будешь, казак? – сперва всё рассказал парень, а потом поднял меня на смех.
– Сейчас расплачусь, а вечером на дирижабле прилечу и всё на него погружу. Он у меня не самый большой, но летает любо-дорого. Подтверди, Димка, – наврал я с три короба и толкнул мечтавшего о брате мальчугана.
– Да ну, – не поверили мне работники.
– Коромысло гну! – отбрил я точь-в-точь, как дед Паша. – Сказал, заберу. Значит, заберу. По мешку морковки и капусты нам. Я бы и фасоли, и мёду с яблоками набрал, да мне некогда собирать всё до кучи. Кто деньги получает?
– Я. Семён Ольгович. Агрономлю помаленьку, как мамка научила. Мешки только вот, на складе. Может, на утро сговоримся? Мы тебе всё, что закажешь, приготовим. И денег вперёд не возьмём, – предложил мне парень с женским отчеством, вернее, с матронимом.
– Дело говорит, – загудели фуфайки. – И нам бы подсобить, чтоб на ту сторону хоть маленько капусты передирижабить? Ивана нашего с лодкой унесло в сторону Новокубанки. Самогон клятый до беды довёл.
– Значит, сегодня вечером не сможете приготовить? А то я подальше от чужих глаз дирижабль держу. Днём на нём почти не летаю, – соврал я, не обращая внимания на закубанские разговоры и планируя с темнотой заняться перетаскиванием овощей на балкон Настиной квартиры.
– Чехурда! – позвал кого-то парень. – Смотайся за мешками.
– Кацапу же и мёд нужён, и яблуки. На себе всё потащу? Пролётку даёт пусть, – категорически заявил мужичок в насмерть засаленной фуфайке.
– Сколько и чего вам привезти? Мы мигом сорганизуем, – предложил Ольгович.
– А... а что у вас есть? – растерялся я.
– А всё у нас есть, – огрызнулся парень.
– Мне для сестры всего помаленьку надо. Чтобы ей с Димкой до весны хватило. А что именно, понятия не имею. Картошка, капуста, морковка, свёкла, тыквы, лук… – начал я перечислять всё, что знал об огородах и их растениях.
– Ясно. Если на двоих, то три мешка картошки, мешок лука, ведро фасоли, мешок свёклы, мешок яблок, пара мешков капусты, один морковки, один с тыквой. А мёду сколько? Может, сами к мамке сходите? И расплатитесь сразу, – предложил парень.
– Нет-нет. Я с тётками общаться не умею, – отказался я. – Что делать, ума не приложу. Может ты всё, что перечислил, привезёшь и сюда на поле сложишь, а я после… Ну, когда на дирижабль загружу, приду чтобы рассчитаться. Не думай, я не вор. Я и вперёд денег дам, сколько попросишь.
– Хорошо. Три надюшки давай. На эти деньги мы тебе всего наберём. Гору целую продадим. В обиде на станичников не будешь. Слово даю. Крест святой, как у тебя на шее, целую. Забирай потом всё дирижаблем своим. А ежели ещё чего понадобится, милости просим к нашему берегу, – предложил Ольгович.
– Что думаешь? – спросил я у младшего покупателя.
– По рукам, – выдал своё решение Димка.
Я нащупал три серрублика в кармане и протянул их парню.
– За мешки отдельно? – вспомнил я про тару. – Может, добавлю, чтобы по-честному получилось? Или вам что-нибудь из города привезти?
Я выгреб из кармана красномедную мелочь и добавил ещё двадцать копеек к трём монеткам, которые мужички называли надюшками.
– Нам ничего, кроме бочкотары не надо. Её в Майкопске делают, а это далеко. Так что, спасибо, – сказал мне парень и получил деньги.
– Значит, я вечером с дирижаблем, а вы к тому времени всё приготовите. Бывайте здоровы, – попрощался я со всеми разом.
Димка убежал куда-то к берегу Кубани, а я поплёлся за ним, высматривая ориентиры, на которые собрался целиться в сумерках, чтобы не промазать мимо покупок.
Когда приметил всё, что нужно, догнал счастливого мальчугана, который, скорее всего, ни разу толком не бывал на Кубани с её стремительными перекатами и водоворотами, омутами и, торчащими то тут, то там, стволами смытых половодьем деревьев.
Нагулявшись, как следует, мы, с помощью Кристалии, вернулись к порогу пятиэтажки. По плану у меня была готовка обеда, разбор покупок и подсчёт оставшихся денег. Ещё я собирался узнать про устройство подвала. Так всё и сделал, а хозяйственный мужичок Дмитрий во всём был помощником и учителем. Он и покупки разобрал, и посуду вымыл, и рассказал, где можно купить керосин для плитки, чтобы приготовить на ней что-то среднее между обедом и ужином.
Я слетал в нужное место, привычно стартовав с балкона, наполнил на десять копеек канистру пахучей огнеопасной жидкости, и через полтора часа всё было готово, разложено и посчитано.
До открытия магазина оставалось куча времени, и я вспомнил о мебельном спецмаге, что за Сенным переездом.
– Айда в специальный магазин. Глянем на кровати, диваны. Ты не против?
Да разве этот мамкин радетель будет против такого? Димка закивал и ускорил поедание своей порции картошки с растопленным куском сливочного масла.
– Напомнишь крупы разной набрать и макарон. А то картошка, да картошка. Договорились?
«Девятнадцать серрубликов с мелочью, – посчитал я оставшиеся в кармане деньги. – Много их точно не бывает. Так что, лудите, Александр Васильевич. И про Ливадию помните. Там тоже поддержка нужна. А что если ту Настю притащить сюда на подмогу с овощами? Пусть нарежет капусты, наквасит, и всего остального наколбасит, – размечтался я о сотрудничестве вдов. – Только вот, бочки делают в Майкопске. А я так далеко ещё не летал».
Я закончил мечтать, а Димка насыщать свой крохотный сиротский живот.
– Пора за кроватью для мамки, – приказал он тоном, не допускавшим возражений.
– Авоськи для кровати захватил? Тогда полетели.
* * *
Мы приземлились у мебельного магазина, похожего на наш крытый рынок, который на перекрёстке Советской армии и Шаумяна. Одноэтажное, но очень высокое здание в виде зала с огромными окнами и колоннами на входе.
– Что-то в Армавирах таких зданий многовато, – подумал я вслух, а Димка уже тащил меня к двери. – Невидимками пойдём? Погоди, я отвод глаз отменю.
Я попросил Кристалию об очередном одолжении и вошёл в магазин, на входе которого висела огромная вывеска «Спецмаг. Деревянная и металлическая мебель».
– Гольное ДСП с формальдегидом, а не деревянная, – возмущался чему-то интеллигентный мужчина, одиноко бродивший по залу с детскими люльками, табуретами, стульями и другими крупногабаритными товарами.
Я осмотрелся и увидел три вида диванов, пару сортов кроватей с металлическими сетками и матрасами по размерам этих сеток, и уйму мебели похожей на шкафы, буфеты, и прочее.
– Ничего себе, – удивился изобилию. – Разориться можно, если всё это купить.
– Нам стол надо, чтоб с керосинкой в обнимку не кушать, кровать мамке, шкаф и буфет, – перечислил Димка всё самое нужное.
– Ещё стулья, табуреты, пару кресел и тумбочку под телевизор, – добавил я к перечню.
– Тумбочку не надо. Телевизора у нас нет, а вон тот комод в самый раз, – показал куда-то пальцем мой начальник.
– В рублях всё сочти, а я решу, что покупать, – окоротил я, не на шутку разбушевавшегося, покупателя.
– Зачем тогда прилетели? – обиделся Димка.
– Прицениться.
– Вон ценники. Иди и приценивайся, – ткнул меня носом малый да удалый.
Я подошёл поближе и зачесался от увиденных цифр.
Стол, понравившийся Димке, способный раздвигаться – два рубля. Диван, самый большой из продаваемых – четыре двадцать. Буфет – два пятьдесят. Стул с мягкой обивкой сиденья и резной спинкой – пятьдесят копеек штука. Кресло, похожее на выбранный нами диван – полтора рубля. Комод – два. Кровать двуспальная с матрасом – три двадцать.
