Текст книги "Кристальный матриархат (СИ)"
Автор книги: Александр Нерей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
– Даже если всё по одному взять не хватит никаких денег, – расстроился я. – Выбирай пару самых нужных вещей. А я узнаю, как у них с доставкой на Черёмушки.
– Кровать для мамки, чтобы было, где ей отдохнуть. И комод, чтобы всё шмотьё в него сложить, – согласился Димка.
Мы направились к стойкам с подушками, простынями, вазами и прочей ерундой, между которыми виднелись лоснившиеся тушки упитанных продавщиц в униформе.
– Сколько до Черёмушек за доставку? – спросил я, минуя формальное приветствие.
– К подъезду – серрубль, а на этажи ещё по десять копеек за этаж. Плюс сборка мебели. Что получится, сами считайте.
– Ещё и сборка? А сколько у вас грузчиков, чтобы мне всё на пятый этаж занести? – уточнил я.
– Скажите сначала, что покупаете. Мы только завтра можем привезти, – безынтересно спросила одна из продавщиц.
– Зачем нам деньги на доставку тратить? – удивился Димка.
– Чтобы соседи видели, что не украла мамка эту мебель, – объяснил я шалопаю, пожелавшему сэкономить на доставке.
– Тогда ладно, – кивнул он, а я в уме посчитал-посчитал, да и плюнул.
– Нам кровать двуспальную с матрасом и двумя… Нет, с шестью подушками. Ещё комод вон тот светленький, для мамки. Ну, и раз такая дорогая доставка, большой стол раздвижной и буфет для посуды. Ещё шесть стульев с мягкими сиденьями. Всё. Обанкротились мы, – вздохнул я со смешанным чувством.
– За мебель и всё остальное двенадцать семьдесят. Плюс рубль за доставку. Плюс подъём на пятый этаж пятьдесят копеек за всё сразу. Плюс сборка за буфет, комод, и стол с кроватью, как за одну вещь. Всего пятнадцать семьдесят, – нащёлкала на счётах кассирша.
Я мысленно охнул, но деньги отсчитал. Расплатился, а вот с адресом вышла загвоздка. Ни я, ни Димка номер дома не знали, и пришлось доставать справку о том, что я шизофреник, а потом объяснять на пальцах, как к нам доехать.
– До перекрёстка Анапской с Черноморской. Там направо, и до последних двухэтажек. Между ними по дорожке налево к отдельной пятиэтажке. Там во второй подъезд на пятый этаж в двадцать вторую квартиру, – закончил я с объяснениями.
– Я знаю ту пятиэтажку. Это дом Яблоковой. Домком ваша. И квартиру знаю. Ведьма черёмушкинская мужичка со свету сжила, вот вдове с дитём и выдали хоромы, что на пятом этаже, – похвасталась знаниями географии кассирша.
– Какая ещё Яблокова ведьма? – оторопел я.
– Где вы столько заработали, товарищ шизофреник? На траулере, что ли? Годами в море рыбу ловят, потом в шизофреники записываются, – пренебрежительно высказала мне кассирша. – Яблокова – ваш домком. Ведьма там же неподалёку жила на Черноморской. Слепая, но всё видела. Предшественника вашего на стройке с высоты толкнула. Так что, поздравляю с покупкой. Завтра в восемь утра ожидайте доставку.
Кассирша и продавщицы потеряли ко мне всякий интерес, и нам с Димкой ничего не осталось, как удалиться восвояси.
* * *
– Знаю эту ведьму, – сказал я Димке, расстроившемуся от услышанного.
– Ты про слепую бабку с нашей улицы? – спросил он.
– Я в одном мире к ней в огород приземлялся. Выбраться с её ведьмовской грядки не мог, пока не вспомнил, что летать умею. Нужно вас с мамкой от неё защитить. Узнает, что мебелью разжились, примется козни строить. Только вот, как?
– Купи нам крестики, точь такие, как у тебя за пазухой, – предложил Димка. – Пусть нас белым воздухом защищают, как твой.
– У меня алюминиевый крестик. И он дома остался, – отмахнулся я от Настевича и отложил один серрублик в задний карман брюк, чтобы невзначай не потратить.
– Сколько за мешок муки? – спросил у новенькой продавщицы, когда мы вошли в наш универсам.
– Справку, – строго потребовала она.
– Имеем, – сказал я и протянул волшебный листок. – Так сколько за пятьдесят килограмм?
– Тридцать копеек. Сами заберёте? Грузчики бесплатно только на пандус выносят.
– Пусть выносят. Мне ещё гречки, риса, макарон, вермишели, соли, перца, чая…
Я перечислял продукты и сразу расплачивался, а помощник Димка складывал всё в авоськи.
Когда расстрелял последние копейки, мы еле вытащили из магазина переполненные авоськи и фанерный короб из-под мыла, заботливо подаренный нам мужичком-грузчиком.
У меня еле хватило сил перетащить все покупки к мешку муки, сиротливо белевшему у тыльного входа в магазин. Димка помогал охранять и зорко следил за вредными продавщицами и ничуть не лучшими покупательницами.
Усевшись на покупки верхом, чтобы перевести дух и обдумать, как всё это добро тащить на балкон, я не удержался и уплыл повзрослевшими мыслями домой, где точно такими овощными и магазинными заботами нагружены родители.
– Кристалия, – начал просьбу, когда прервал воспоминания. – Сокрой вдовье богатство и меня с Димкой. Перенеси нас, пожалуйста, на лоджию. Я столько ни в жизнь не дотащу.
Кристалия с готовностью подхватила наш багаж, состоявший из мешка, авосек и короба, потом меня и Димку, и все мы, как в замедленном кино, поднялись выше крыш и поплыли к нашей пятиэтажке.
– Еще чеканить будем, – напомнил я миру, когда мы влетели в лоджию и приземлились.
Не успел поблагодарить Кристалию, как вдруг перед глазами встал парнишка с женским отчеством Ольгович.
– Э-хе-хе. Спасибо, что напомнила, – вздохнул я и стукнул себя ладошкой по лбу за забывчивость. – Сейчас разберусь с покупками, и полетим за капустой, – пообещал миру.
– Распаковываемся или ужин придумаем? Может, яичницу с луком сварганим, а оставшейся картошкой заполируем? – спросил я грустного сиротку, которому и покупки, и полёты стали не в радость.
– На шее у тебя что? – обиженно спросил мальчишка и ушёл в ванную.
– Кукиш с маслом, – отшутился я, но на всякий случай рукой потянулся и проверил.
«Мать честная. Крестик. Причём, деревянный. Ещё и на бусинах, нанизанных на нитку. Откуда такое чудо?» – просто ошалел я от такой новости.
– Димка, я не знаю, кто и когда мне его надел. Честно-честно. А ты не знаешь? – крикнул я ребёнку. – Хочешь, я тебе его отдам?
– Лучше мне и мамке такие купи. Чтобы мы тоже защитились Божиим светом от ведьмы, – строго выговорил Димка тоном, не допускавшим и мысли о несогласии.
– Кабы знал, кто мне такой подарок сделал, – вздохнул я.
Неожиданно перед глазами появились искрившиеся зелёные глаза Стихии. Потом они несколько раз озорно моргнули и исчезли.
– Васильевич, – заверещал Димка из ванной.
– Наконец ты хоть как-то ко мне обратился, – обрадовался я.
– Это я из-за зеркала, – прибежал из ванны перепуганный ребёнок и с разгона запрыгнул мне на руки.
– Доложи, как мужчина, – начал я допытываться, когда он перестал трястись. – Что ты в нём увидел? Может, показалось?
– И голос показался? Я сам себе из зеркала сказал: «Когда Васильевич сделает доброе дело, тогда мы отблагодарим его. Будет у тебя всё, что хочешь». Я бы такого не придумал, – заявил Димка.
– Отражение? Может, это твоя душа была? Но «мы отблагодарим»? Не душа. Кто тогда? Ведьмы так не разговаривают, всё больше ругаются на чём свет стоит. Ты ничего не перепутал?
– Честное слово, – побожился Димка, но я до конца не поверил в его фантазии.
– Со мной тоже зеркало разговаривает. В этом ничего страшного нет. Только никому об этом не рассказывай. Даже мамке. А в то, что ты себе говоришь из зеркала, верь. Бывает, душа так общается, бывает, мир в котором живёшь. Если сказали тебе, что я доброе дело сделаю, значит сделаю. Не сомневайся. А пока, марш спать. Только переоденься сначала. Завтра, когда мебель ждать будем, всё постираем. Договор? – закончил я разговор и собрался в Закубанье.
– У меня ничего чистого не осталось, – пожаловался ребёнок.
– Что же ты молчал? Я ему капусту с макаронами покупаю, а он голый и босый. А зимние вещи у тебя есть?.. Хотя, ладно. Завтра обо всём поговорим, а сейчас ты спать, а я за капустой.
– А меня на дирижабле покатаешь? – выдал Димка шутку, но сам не засмеялся.
– Мы с тобой целый день на нём катались. Или ты не понял? Нет никакого дирижабля, и никогда не было. Это мир твой нас холит и лелеет. Дирижабль. Скажи тётеньке миру спасибо за всё, и бывай.
– Спасибо, тётенька мир. Спасибо за помощь мне и мамке, – торжественно выговорил ребёнок и поклонился в сторону открытой двери на лоджию.
В то же мгновение в дверь влетел порыв тёплого ветра, расшевеливший бумажные свёртки наших покупок и заполнивший квартиру ароматом цветов.
– Чувствуешь тепло и запах цветов? Это тётенька мир ответила на твою благодарность, – вымолвил я с щемящим чувством благодарности и миру, и Димке.
– Чувствую, – пролепетал Димка.
– Не только зеркала с тобой разговаривают, а уже целые миры. Только никому ни-ни. А как случится что-нибудь хорошее, так сразу благодари мир. Можешь её по номеру назвать. Она у тебя двадцать вторая, – подбавил я чудес мальчонке, чтобы не расстраивался после говорящих отражений и цветного воздуха.
– Спасибо тебе, двадцать второй мир, – снова поблагодарил Димка и, получив в лицо ещё один тёплый заряд, устроился в свою кроватку.
* * *
«Что-то напутал», – решил я, когда кружился в вечернем небе над горой из мешков, наполненных капустой. По моим прикидкам эта гора находилась в том самом месте, о котором я сговаривался с Ольговичем, и к которому меня доставила Кристалия.
– Ладно, спускаемся, – попросил я, когда увидел пару мужичков в фуфайках спавших рядом с мешками на ворохе соломы.
Приземлился и шумно пошагал к горе, охраняемой фуфайками, в надежде на их скорое пробуждение. Но сразу же замер, когда увидел отдельный холмик из мешков, мешочков, пакетов, жестянок и прочих банок, явно предназначенный нам с Димкой.
Подошёл, внимательно всё ощупал и убедился, что это и есть предоплаченный заказ.
– А господа в фуфайках, значит, ожидают попутный дирижабль к центральному рынку? – громко пошутил я, но мне никто не ответил.
Собрался уже просить Кристалию о доставке покупок на лоджию, как вдруг чувство жалости к нелёгкой доле рабочих лошадок женского мира закралось в меня и растеклось раскалённым маслом по жилам.
«Может, помочь им с доставкой?» – подумал я.
А Кристалия сама подняла гору мешков и замерла, ожидая команды, куда доставить товар.
– На центральный рынок, но так, чтобы никто не видел, – не нашёл я, что ещё можно придумать с упакованной капустой.
Громада мешков двинулась в сторону центра города, а я забеспокоился о мужичках.
– Их тоже перенеси. И Ольговича к ним добавь. Только чтобы он на рынке проснулся и охранял капусту от лихих людишек. Спасибо за доброе дело!
Я побежал за улетавшей капустой и мужиками, которые вместе с сеном помчались следом.
– И на рынке чтобы никто ни ухом, ни рылом! – кричал я и продолжал бежать, пока не сообразил, что Кристалия никуда вместе с капустой не улетела.
Вздохнув с облегчением, попытался унять волнение от события, которое так прямо и говорило: «То ли ещё можно наворочать, пользуясь благосклонностью мира».
– Огромное спасибо тебе, Кристалия, за науку и терпение. За снисхождение к малолетнему неумехе. Снеси меня, пожалуйста, вместе с покупками на лоджию, только Димку не разбуди.
Договаривал я уже в небе, усыпанном яркими звёздами. На душе было спокойно и мирно, а пахнувшие овощами покупки, ещё сильнее согревали меня в мыслях о добрых делах.
«Прилетим, и начну чеканить. Чеканить, пока руки не отвалятся. Много, ой много нужно всего. И Димку одеть-обуть. И долги обеих вдов раздать. И запасы на зиму. И мебель докупить. И работу им найти», – думал я думал, планировал-планировал, да так и заснул, пропустив приземление со всем уважением.
Глава 17. Юго-западные слёзы
– Васильевич, вставай – надрывается над моим ухом Димка.
Я просыпаюсь, лёжа на куче мешков с капустой, морковкой, и прочими вчерашними покупками, зато под стёганым одеялом.
– Шутники, – укоряю Кристалию, притащившую меня из Закубанья.
Димка мирно спит в детской кроватке.
«Кто тогда верещал его голосом?» – задумываюсь я и неохотно иду в ванную, где умываюсь водой из ковшика, после чего кошусь в настенное зеркальце.
«Помолодел, – удивляюсь, увидев детское отражение, ни капли не похожее на меня. – Один в один с Димкой стал».
– Васильевич, спаси! – просит меня мальчишка-отражение.
Я пугаюсь и отскакиваю от зеркала, но быстро собираюсь с мужеством и снова заглядываю в него.
– А что нужно-то?
– Спаси нас, ради Бога, – взмолилось отражение.
– Где вы?
– Далеко. Мир попроси, она отправит тебя к нам, – не унимается неправильный Димка из зазеркалья.
– Помогу конечно. Только куда проситься? Адрес есть? – решаю выяснить, куда мне предлагают лететь среди ночи.
– Он тебе не понравится, – говорит зеркало.
– Мне и так уже всё не нравится. Это ты вчера мальчишку испугало?
– Я. Но не со зла. Помоги, будь милосердным. Великое зло проснётся, если мы все умрём.
– Без подробностей, пожалуйста. Я же ещё тот трус. Залезу под одеяло и буду дрожать до утра. Говори уже, куда лететь.
– На юго-запад, а дальше подскажем, – объясняет отражение и становится моей испуганной взрослой физиономией.
* * *
– Кыш, – отмахнулся я от отражения, взял флягу, несколько раз глубоко вдохнул и вышел на лоджию.
– Если это не морок, тогда в полёт? Надеюсь, всё будет хорошо.
Кристалия, голубушка. Не разбудил? Мне тут юго-запад спасать надо, – полушутя, полусерьёзно поговорил я с миром.
Кристалия не отдыхала, и я пулей вылетел с лоджии и отправился по назначению. По правде, я не знал, где этот юго-запад находится, но верил, что лечу в нужном направлении.
Внизу было темно, сверху только звёзды, и определить, куда и с какой скоростью направляюсь, было невозможно. Понадеялся на Кристалию, и продолжил наблюдать за темнотой в полглаза.
Когда услышал внизу плеск волн, встрепенулся и напрягся.
«Над морями меня ещё не носило, – только успел подумать, а плеск сразу пропал, оставив после себя лишь солёный запах моря. – Летим дальше? Молчат, которые “мы”, которые “спаси”? Значит, летим».
Через некоторое время внизу снова заплескались волны, и снова повеяло щекочущей свежестью с запахом йода.
«Второе море? Ну, и занесло же меня. Хорошо, что ничего не вижу, а то бы страху натерпелся», – успел подумать, а море снова закончилось. «Для полного счёта третьего не хватает», – пошутил я. И нате вам! Снова заплескалось, уже в третий раз.
«Лечу за три моря? Точно, как в сказке», – решил я.
– Теперь на юг, – скомандовал Димкин голос.
– Кто тут? – струхнул я снова. – Кто со мной разговаривает?
– На юг, – жалобно попросил голос ребёнка, дрыхнувшего в своей комнате.
– Кристалия. Тут голос на юг просится. Поможем? – передал я просьбу по назначению.
Сменила курс Кристалия, или нет, я не почувствовал, а только совсем скоро голос попросил остановиться и спуститься на землю.
– Здесь наш сад. Внизу. Тут все умрем, если не поможешь, – уже хором призывали или громко говорили мне, невесть откуда взявшиеся страдальцы с Димкиными голосами.
– Разберёмся, – пообещал я и приземлился в невысокий сад из напрочь засохших деревьев с кривыми и безлистными веточками.
– Где вы? – спросил я.
– Мы перед тобой. Поторопись. Не ровен час, до смерти засохнем.
– Вы деревья, что ли? Не люди? – удивился я, но вовремя вспомнил Босвеллию, которая была свидетелем защиты. – А мне без разницы. Я и пирожкам готов помочь. Что нужно? Съесть? Шучу. Полить? А где здесь вода?
Но никто на мои вопросы не ответил. Начал бродить по умиравшему саду в надежде найти хоть что-нибудь походящее. Почва под ногами была непонятного цвета и неизвестного содержания. То ли мелкий песок, то ли глина, но одно было ясно точно: о поливе этого сада беспокоиться было некому.
– Мы плодовые? Или полезные? Или и плодовые, и полезные? Молчим?.. Что же это делается? – начал я возмущаться. – За три моря прилетел, а где здесь колодец, никто не говорит.
Я ещё походил, пощупал тёплые шершавые стволы деревьев, которые были не выше трёх метров, но ни к какому выводу или решению так и не пришёл. Наконец, уже нужно было что-то придумать и действовать, а кроме, как к Кристалии, больше ни к кому обратиться не мог, и я начал речь, тщательно подбирая каждое слово.
– Кристалия, голубушка. Будь любезна, ответь, где могу взять воду, чтобы полить этот сад, которого конца и края в темноте не разгляжу, но который очень хочу от погибели спасти. Дай намёк, и я догадаюсь, что делать, – попросил я мир, но ответа не получил.
«Что же делать, если даже Кристалия не знает? Во фляжке воды даже на одно дерево не хватит. Остаётся поплакать над умирающими деревьями и домой проситься».
– Кристалия, давай вместе над деревцами поплачем. Горе-то какое. Только не солёными слезинками, а дождиком. Давай со мною. Давай… – просил я мир и плакал от бессилия помочь, такому чужому и такому родному саду, без единого листочка на веточках.
Не удивился и не испугался, когда на небе появились два огромных голубых глаза, которые несколько раз моргнули и, сузившись, исчезли, а на меня сразу закапали крупные тёплые капли, прямо из сверкавшего мириадами звёзд прозрачного ночного неба.
Облокотившись на ствол дерева, которое спасал вместе со всеми остальными, я зажмурился и подставил лицо участившимся каплям Кристалийского дождика, который, наверняка, до утра напоит влагой все деревья и спасёт их от засухи.
Потом задремал и представил, как по весне зазеленеет сад, как потом все деревья принесут волшебные и очень нужные людям плоды. Забывшись, снова очутился в огромном судебном зале, а знакомая Босвеллия в зелёном платье и причёской с торчавшими косичками, благодарила меня за спасение и подарила на прощание толстую сухую ветку.
«Возьми, – молвила она, но улыбавшегося рта не открывала. – Возьми руку моего уснувшего друга. Сделай из неё обереги для дорогих тебе людей. И прости за беспокойство. Но только ты мог нам помочь. Только ты».
Босвеллия исчезла вместе с залом, а я вернулся в сад, где продолжил дремать под дождём, капавшим из звёздного неба.
Перед самым рассветом проснулся от того что насквозь промок и замёрз. Взял двухметровую ветку-подарок, положил её на плечо, как винтовку, и приготовился к борьбе со злом, которое собиралось погубить сад. Сделал пару шагов навстречу поднимавшемуся солнцу, споткнулся обо что-то и кубарем свалился… на пол Настиной квартиры. Чуть не огрел деревянным оружием спавшего в кроватке Димку.
– До свидания, морок, – сдерживаясь, чтобы не заругаться, выговорил вполголоса, но когда взглянул на толстенную ветку и перепачканную грязью одежду, сразу в своих словах усомнился. – Не морок. Тогда, спасибо за скоростную доставку домой, Кристалия. Спасибо за слёзы. За спасение деревьев. За юго-западные садовые нужды. А теперь, можно, я чуток вздремну? Совсем-совсем чуточку.
Я опустил на пол ветку, снял с себя всё, что было мокрым и грязным, и, захватив стёганое одеяло, ушёл в комнату с диваном.
* * *
– Васильевич, вставай! – заорал над ухом чем-то расстроенный Димка.
– Снова-здорово, – прокряхтел я и открыл глаза.
– Мебель привезли, а я одёжу не успел постирать, – пожаловался Димка, чуть не всхлипывая.
– Крикни с балкона, что за доставку уплачено. Пусть затаскивают и собирают. Сам им укажешь, что и куда ставить. Командуй, а я пока с одёжей разберусь, – ободрил я ребёнка и порадовался, что снова не повторился морок или явь, которая была или не была, со мной совсем недавно.
Димка громко что-то кричал детским голосом, а я стоял в ванной и чесал затылок, потому как поразился затеянной им стиркой.
«Впору самому верещать: “Спасите-помогите”», – думал, разглядывая в тазу грязную детскую и взрослую одежду, смешанную со стиральным порошком и водой.
Всё это покрылось серой пеной, булькало и растекалось по полу, норовя вот-вот просочиться через кафель, и дальше к соседям снизу.
– Не рассчитал ты, Настевич, с объёмами. Не рассчитал. Прав был одиннадцатый, когда на взрослую жизнь жаловался. Ой, прав, – попричитал я недолго и начал бороться с потопом. Собирал с кафеля мыльную муть половой тряпкой и выжимал её в унитаз.
Когда убрал воду с пола, выжал все вещи и сложил их горкой обратно в таз. Потом пошёл в комнату искать себе что-нибудь из одежды, желательно взрослой и мужской.
В сваленных в углу наволочках и узлах, набитых тряпьём, впопыхах еле нашёл рубашку с длинным рукавом и стёганые ватные штаны, которые, скорее всего, были частью фуфаечного комплекта.
– Сойдёт, – сказал себе, когда нарядился в нелепый гарнитур.
– Васильевич, запчасти от мебели несут, – доложил Димка.
– Хорошо, – откликнулся я и пошагал обратно в ванную.
– Хозяин, куда кровать? – спросил меня грузчик, заносивший кроватную сетку в коридор.
– Туда, – указал я на комнату с диваном. – Стол и буфет на кухню. Стулья, куда поместятся. Мальчишка за вами присмотрит, а я… А у меня понос, – соврал я и убежал.
– Тут отсижусь. Постираю заодно, – уговорил себя и попытался вспомнить что-то очень важное, но так и не вспомнил.
Пару раз ополоснул пожитки, сначала выжимая всё вместе, а потом мочил каждую вещь в тазу и теребил руками, как умел, и как видел, когда таким трудом занималась мама.
Одежда чище не становилась, а я и не старался с первого раза освоить стирку, тем более, вода из бочки заметно убывала.
Ополаскивая и выжимая брюки, о чём-то задумался и прислушался к голосам грузчиков, шумевших в комнатах. Когда что-то упало на кафель и звякнуло, не сразу обратил внимание, а когда взглянул, обмер от ужаса.
«Серрублик, – выругал себя на чём свет стоит за легкомыслие к деньгам. – А если бы потерял?»
Засунул монету в нагрудный карман рубашки, собрал выжатую одежду в таз и вышел в коридор, нацелившись на комнату с Димкиной кроваткой и следующей дверью на лоджию. Там от стены до стены были натянуты несколько верёвок для сушки белья.
– Хозяин, а на водку? Вон ты какой, зажиточный, – напали на меня грузчики в коридоре.
– После, – отмахнулся я. – Когда шкаф с диваном привезёте. Пару кресел ещё. Тогда и на водку получите.
– Сегодня? – оживились грузчики.
– Сегодня стирка. Если будет время, сегодня закажу и оплачу, а завтра с утра привезёте. Уговор? Слово рубероидного инспектора, – пообещал я мужичкам.
После того, как представился инспектором, грузчиков-сборщиков будто ветром сдуло. «Магическое это слово, инспектор», – подумал я и зашёл в Димкину комнату.
– Стулья что, у меня стоять будут? – встретил недовольным вопросом Настевич.
– На кухню их отнеси. Может, не все, но там им самое место. Стол с буфетом уже там?
– И стол там, и буфет. Кровать, матрас и подушки в маминой комнате. И комод там. Вот радости будет, когда её отпустят, – доложил Димка и начал кататься верхом на новом стуле, будто на деревянной лошадке.
– А у тебя игрушки есть? – озарило меня, наконец. – Одежды нет. Мебели нет. Книжек детских нет.
– Книжка есть. Девчачья, правда, но имеется. Мне её папка по секрету подарил. Просил от всех прятать. Я и прячу у мамки в диване, – рассказал Димка.
– Ну, всё. Терпение моё кончилось. Барахло развешу и мигом в ванную. Готовь фляжку, – распорядился я и собрался запереться в санузле и раздваивать последний рублик до тех пор, пока не упаду от изнеможения.
– Игрушек для мальчиков не бывает. Для девочек бывают, а для нас и камушки с палочками сойдут за игрушки, – загрустил Димка.
– А чего ещё у мальчиков не бывает? – спросил я и засунул фляжку за пояс.
– Могилок, – еле выговорил ребёнок и всхлипнул.
– Как это? – не поверил я в такую чушь. – Куда же их девают, когда… Когда их время выходит?
– В топку. В крем… Тори… – начал вспоминать Димка заумное слово.
– В крематорий? Не шутишь? – обомлел я от очередной пугающей новости. – Это же не по-христиански, когда к предкам на могилу не пускают.
– Мужчин всех сжигают, пока пустого места не останется. У мамки за керосин… Или уголь? За бензин денег кучу забрали.
– Не верю. Стреляйте в меня из арбалетов, не верю в такое. А тёток в могилах хоронят? – уточнил, на всякий случай.
– Конечно. Попадьи говорят, что могила только у Богоматери была. Потому что Иисус воскрес, и могилы у него не стало. У мужчин другая дорога на небо. Только воскреснуть остаётся, если не хочешь в крематорий, – рассказал Димка страшные вещи детским голосом и недетскими словами.
Я сел на пол, ошалев от услышанного и позабыл всё, что только что собирался делать. Димка присел рядом, и я, наконец, осознал, что и он тоже, не пойми во что одет, в точности, как и я.
Так мы сидели, прижавшись друг к дружке, пока я справлялся с новыми известиями и лихорадочно рассовывал их на полки давно увеличившегося склада в голове.
– Обещаю, что обязательно поставлю где-нибудь подальше от твоих тёток, домкомов, попадей и продавщиц, если не настоящий памятник, то уж большой-пребольшой крест точно. Как у православных предков в моём мире. Такой большой, что его будет видно из окна твоей квартиры. Будешь глядеть на него и вспоминать папку. И все мальчишки будут смотреть на него и молиться Богу за души своих отцов, дедов, дядек, братьев. Слово даю. Верь мне, – обещал я Димке.
Обещал, а у самого ручьями текли слёзы, норовя напоить собой валявшуюся под ногами двухметровую палку, которую принёс из далёкой юго-западной страны. Принёс, как новое оружие, не только против зла, а ещё и против несправедливости, царившей в женских мирах по отношению к моему мужскому полу.
– Поставь его на Фортштадте, – предложил Димка.
Он вскочил на ноги и выбежал на лоджию, где начал искать глазами место для установки обещанного мною креста.
– Не слишком далеко будет? – засомневался я.
– И пусть. Там они до него не доберутся. А я, если что, подойду к Кубани и рассмотрю его, как следует. Потом буду отсюда смотреть в ту сторону и, даже если не видеть, то уж точно знать, что он там стоит и про папку напоминает, – дрожа от прохладного воздуха, а может от волненья, скороговоркой объяснил Настевич, как всё будет, когда моё обещание исполнится.
– Ладно. Для этого мне сначала в туалет надо, – испортил я тожественность момента, а потом уточнил: – Умыться и кое-что отчеканить. А ты выбери что-нибудь для готовки завтрака.
– Иди уже. Понос твой конопляными семенами лечить надо, – прописал мне терапевт Димка. – А с веточкой, что делать будем? Она же не простая, а, как и твой крестик, волшебная.
Я замер на выходе из комнаты, как столбик, вбитый в сырую землю здоровенной кувалдой.
– Палка как палка. Мне её библейское деревце подарило. Сказало обереги из него для тебя и мамки твоей сделать. Веришь?
– Теперь тебе столяра искать нужно. Ты же про крест не шутил? Он и с оберегами поможет, – серьёзно рассудил пятилетний ребёнок, а я и уши развесил от удивления.
– Ты тоже, получается, головастик, – пришла мне в голову неожиданная мысль, и я вернулся на лоджию.
– Кристалия, можно мне твоего мальца к посредничеству приобщить? Он потолковей меня будет. Видишь, как рассуждает. Тебе на благо вырастет. Он всё понимает, всё видит. Подготовить мне его в посредники, или рано ещё? – закончил я монолог, но от мира ни ответа, ни привета не получил.
Собрался идти в ванную и уже там звать Кристалию с просьбой о раздваивании серебрянного рублика, но увидел плывущую навстречу Стихию миниатюрного роста, которая смеялась и махала Димке ручкой, зазывая его в другую комнату.
– Иди уже, – прикрикнул я на разинувшего рот мальца, который увидев невероятное зрелище, замер в испуге. – Она хорошая, хоть и девчонка.
Я прошёл мимо него в туалет, а он так и остался стоять и моргать, не решаясь даже дышать, не то что слово молвить или идти на зов привидения Стихии.
– Спасибо за Димку, Кристалия. Надеюсь, не подведёт тебя и маму Кармалию. А если что, пусть думает, что всё приснилось, – сказал я миру и попросил помощи в раздваивании монет: – Помоги с серрубликами. Мне их столько надо, что никакой лечебной воды не хватит.
– Сюда подойди, – вместо Кристалии потребовал Димка из зеркала.
– Опять на юго-запад? – хохотнул я нервно, перепугавшись неожиданного поворота дел.
Но в зеркале никакого отражения, даже моего собственного, не было, а имелась обыкновеннейшая картинка, точно, как в телевизоре «Рекорд», только показывавшая улицу Черноморскую, а не программу «Время».
– Смотреть или звук слушать? – задал я глупый вопрос.
– Смотри, – приказал детский голос.
Я потёр уши, затем глаза, и всмотрелся в картинку, которая тут же ожила. Вид улицы приблизился и показал тот самый двор, в который я так легкомысленно забрёл в Маринии.
Из калитки вышла старуха, оказавшаяся впоследствии ведьмой. Она была зрячей и довольно шустрой. Старуха осмотрелась по сторонам, прижала к груди какой-то свёрток и заторопилась в сторону железной дороги.
Изображение плыло за бабусей и показывало её сверху и сзади. Она дошла до железнодорожных путей, ещё раз огляделась, и в одном прыжке перескочила сразу через четыре железнодорожные колеи. Потом старуха два раза кувыркнулась, как заправская акробатка, и припустила бегом в сторону высоченных акаций-гледичий, росших вокруг пустыря, на котором в моём мире построили папин Завод Испытательных Машин.
Завода в этом мире пока не было, и бабка прямиком пошла к акациям. Потом она выбрала место под деревом и, топнув ногой, пробила в земле глубокую ямку, в которую опустила свёрток. Затем ведьма взмахнула рукой, и ямка сама засыпалась землёй. Бабка ещё раз осмотрелась и вышла из поля картинки на зеркале, а вид с акациями остался.
– Смотри, куда она клад зарыла, – велел мне Димкин голос.
Изображение придвинулось ближе и подробно показало место и ствол акации, который был усыпан бордовыми колючками со множеством иголок, торчавших в разные стороны.
– За убийство Димкиного отца я её ослепила и памяти лишила. Дорогу к своим сокровищам она забыла. И тебе на всё про всё хватит, и денег лишних во мне не появится. Всё понял? – грозно спросил напоследок Димка, и изображение акации пропало.
– Всё ясно, товарищ Кристалия. Спасибо за подарок. Обещаю потратить на доброе дело, – закончил я с чеканкой, так и не начав её, и вылетел из ванной ошпаренный горячей телепередачей.
– Димка, мне лопата нужна, – судорожно выдохнул я, забегая на кухню, но ни мальчишки, ни Стихии не увидел.
– Сначала две девочки будет, а потом два мальчика? Во дела! – услышал Настевича из его комнаты.
* * *
– Товарищ Яблокова, дайте лопату напрокат. Ну пожалуйста, – попросил я у домкома, стоя в нелепых стёганых штанах перед распахнутой дверью квартиры номер один.
– Щас, – прошипела она в ответ. – Долги сначала отдают, а уже потом мебель дорогущую покупают.
– Так-то оно, конечно, так. Но почём мне знать, сколько Настя задолжала? Я её о том ещё не спросил, – соврал я и не поморщился. – Лопата позарез нужна. А я вам что-нибудь полезное для дома сделаю.
– Иди за мной. На первом этаже у нас пока пусто. «Граждан-Проект» ещё не решил, что в нашем доме будет, так я пока храню там весь домовой инструмент и агитационные транспаранты, – согласилась на очередную взятку домком. – Так что, должок за вами. А то мебель враз конфискую.
