Текст книги "Кристальный матриархат (СИ)"
Автор книги: Александр Нерей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
– Верну всё до копеечки, – пообещал я, перепугавшись неведомой конфискации.
Мы обошли пятиэтажку вокруг и вошли в центральные двери пустовавшего заведения, занимавшего весь первый этаж здания. Высоченные окна от потолка до пола были забелены известью, а вот мебели или какого-нибудь оборудования нигде не было. Домком втолкнула меня внутрь и показала, в какую сторону шагать.
– Слева в углу лопаты, грабли, тяпки. Выбирай, какая нужна, совок или штык, – потребовала она властным голосом раздражённой житейскими мелочами женщины.
– Штык. Штык мне нужен. Землю копать, – признался я.
– Что выкапывать собрался? Или, что закапывать? – тут же спросила гром-баба.
– Закопаю шмотки покойника. Настиного мужа. А если клад какой откопаю, сразу рассчитаемся, – соврал я и сказал правду одновременно и, улыбнувшись напоследок, выскользнул из помещения на улицу.
* * *
– Достал лопату, – доложил я с воодушевлением.
– А у нас все вещи высохли, – похвастался Настевич.
– Как это, высохли? Так быстро не бывает.
– Бывает, – хитро прищурился Димка. – Бывает, если мир попросить. А потом поблагодарить, конечно.
Я присел от неожиданности на новый мягкий стул, но лопату из рук не выпустил.
– Что же ты не прыгаешь и не кричишь «заработало»?
– А что, так надо? – удивился малец, а потом запрыгал на одной ножке и загорланил: – Заработало! Заработало!
– Теперь всё, как у людей.
Мы сготовили яичницу с луком, быстро сжевали её, как хищники свежее мясо, и, переодевшись в сухую и ставшую пятнистой одежду, вышли на лоджию со штык-лопатой в обнимку.
– Крест ставить полетим? – с надеждой спросил Димка.
– Его сделать сначала надо. Мы за деньгами на него полетим, – сказал я и поправил фляжку на ремне.
Кристалия и без моей просьбы подхватила и понесла нас над пустырём, над железной дорогой, в ту сторону, куда кувыркалась ведьма с неправедно нажитыми сокровищами.
Мы приземлились у самых акаций, и я без труда отыскал нужное дерево, которое оказалось засохшим. Семена с него осыпались и покрыли тёмно-бордовым ковром всю землю.
– Бедное дерево высохло из-за этой старухи. Пока я копаю, ты вокруг смотри, чтобы нас никто не увидел, – велел я напарнику.
– Никого не видно, – доложил Настевич, и я принялся ковырять чернозём лопатой.
Неглубоко под землёй что-то сломалось и хрустнуло, после чего я извлёк на свет Кристалии черепки от глиняного горшка и гору серебряных монет, которых оказалось не меньше пяти пригоршней.
– Ого, – удивился Димка.
– Ого, – согласился я. – закапывай яму, а я рассую их куда-нибудь. И землю утрамбуй хорошенько.
– Я потом стручками всё засыплю, чтоб не увидели, – пообещал Настевич.
– Это дело, – согласился я, всё ещё не придумав, как же собрать все монеты и донести их до квартиры.
– Перепрячем? – предложил Димка.
– Надо сначала на дело взять, а остальное перепрятать можно, – сказал я и скинул с себя пиджак.
Мы высыпали свалившееся богатство на пиджак, потом отделили серрублики от черепков, которые Димка тут же прикопал в сторонке, и засыпал всё семенами акации. Потом мы свернули пиджак в подобие вещевого узелка и отбыли Кристалийским экспрессом обратно.
– Начинаем борьбу за права мужчин и женщин! – орал я на лету во всё горло. – Борьбу за лучшее будущее для мира номер двадцать два!
– Как это, за права женщин? – возмутился юный помощник.
– А вот так. Чтобы твоя мамка имела право самой тебя родить, а не найти в капусте. Имела право на открытую любовь к сыночку. На его садик, на его учёбу в школе, на его острый не оскоплённый ум. На надежду на сына. На его доброту и ответную любовь к мамке. На простую мужскую любовь, наконец! – прокричал я и запрыгнул в лоджию пятого этажа со штыковой лопатой на плече и узлом полным серебряных рублей.
Глава 18. Ливадийская подмога
– Сколько здесь? – заглянул через моё плечо Димка.
– Очень плохое количество. Просто, очень и очень плохое, – невесело констатировал я, когда расставил монетки столбиками по десять штук.
– А сколько это, «плохое количество»? – уточнил любознательный ребёнок.
– Тут два раза по триста тридцать три рубля. А это очень плохая цифра. Поэтому и количество плохое. Что же придумать, чтобы снять с этих денег порчу? – задумался я и собрался уплыть в размышления.
– Палкой своей их перекрести. В палке, знаешь, какая сила сокрыта? Она вся сияет невидимым, но чудотворным светом, – заявил мне недоросль с феноменальными талантами.
– Тогда тащи её на кухню, – велел я всезнайке.
Разделив клад надвое, я поставил монетные столбики на табурет и взял в руки заморский юго-западный подарок.
– Я осеняю, а ты смотри, может, ещё что-нибудь увидишь. Если эта палка от Босвеллии, тогда она нечистый дух мигом выгонит, – рассудил я и начал крестить обе кучки монет поочерёдно.
– Первым разом, божьим часом, помолюсь я Господу Богу, всем святым, всем преподобным, – начал молиться Димка тоненьким детским голосом.
У меня тут же зашевелились волосы, а воздух вокруг сгустился до такой степени, что я еле-еле пересиливал его сопротивление, чтобы продолжать троекратные крестные знамения, как и положено по православному обычаю.
– Зло, тут тебе не быть! Честным людям не вредить! Отсылаю тебя на дальние болота. Туда, где люди не ходят, собаки не бродят. Во имя Бога нашего и нас, крещёных и нарожденных в двадцать втором мире, – закончил Димка молитву и, перекрестившись, начал её заново: – Вторым разом, божьим часом, помолюсь я Господу Богу…
Так он читал семь раз, а я крестил монеты. Крестил и надеялся, что его молитва поможет и серрублики избавить от поселившегося в них зла, и мне с умом их потратить на пользу добрым людям.
Сколько раз махал заморской дубинушкой, я не считал, а только, пока Димка молился, я продолжал осенять знамениями и табурет, и столбики монет, и всю квартиру.
– Аминь, – закончил молиться Димка, троекратно перекрестился и поклонился.
– Сам придумал? Только-только узнал номер мира, а уже в молитву пристроил. Но я-то не из вашего двадцать второго, – похвалил я мальца, удивившего меня в который раз.
– Я, правда, пристроил номер, как ты говоришь. Но, всё равно, это очень сильная молитва. Настоящая, – похвастался Настевич. – А деньги мы в двадцать втором тратить будем, так что простительно.
– Не только в двадцать втором. А теперь собирайся.
– К мамке? И ей всё расскажем? – запрыгал он, как новогодний зайчик.
– Не совсем. Мы с тобой ненастоящую мамку в аренду возьмём, которая из соседнего мира. А когда она нам поможет с хозяйством, обратно её сплавим. Договор? Половина этих денег для двадцать третьего мира. Так мы и зло обманем, и тратить здесь эти шестьсот шестьдесят, тьфу! Не будем.
– Но тьма из них уже выскочила. Они же теперь не страшные. Хотя, конечно, ты всё правильно придумал, – согласился ребёнок.
– Ты что, тьму какую-то видел? – подивился я его способностям.
– Аж шкворчало, когда ты крестил, а я читал. Всё дымом вылилось и в дверь балконную прошмыгнуло. Вот те крест, – побожился новогодний зайчик.
– Верю. Только нам нельзя чужой мамке всё это богатство показывать, – сказал я и задумался не на шутку.
– Прячь половину денег в диван, – посоветовал Настевич.
– А дальше что? Я же её сюда хозяйствовать приведу. Пусть с Дашкой трудится, пока мы подвиги совершать будем и по твоему миру мотаться. А если в диван залезет? – снова задумался я.
– Глаза от них отведём, как при полёте на дирижабле, – посоветовал умник.
– Точно. Временная, так сказать, мера, – согласился я и засунул в диван консервную банку, в которую домовитый Димка уже высыпал половину серрубликов. – Теперь сам проси двадцать второй мир о сокрытии нашего капитала от чужих глаз, – скомандовал я напарнику.
Димка начал просить Кристалию о сокрытии денег, смешно сморщив нос и мигом посерьёзнев, а я, не слушая его просьб, сам позвал Кристалию по имени и попросил о таком одолжении.
Когда "формальности" были соблюдены, начал мозговать, что сперва сделать, отдать долг или позвать на помощь Ливадийскую Настю с дочкой.
Так ни к чему и не пришёл, а Димка потребовал путешествия в соседний мир:
– Айда на балкон. Пора.
– Не нужно на балкон. Мы только из квартиры выйдем, и всё. Неси их половину монет.
Он протянул мне вторую консервную банку с деньгами и вздохнул:
– Всё одно, мамка в в этих банках куличи не печёт. Пошли.
Мы вышли за дверь и заперли её на ключ. Я взял из банки горсть монеток и засунул их в карман на мелкие расходы в этом и соседнем мире. Потом посоветовал Димке зажмуриться и начал просить Кристалию о переносе в Ливадию.
По мелькнувшим молниям, стало ясно, что мы уже на месте, и я постучался в слегка изменившуюся дверь.
* * *
– Кто там? – спросила новая дверь голосом Дарьи.
– Скажи мамке, ангелы вернулись, – пошутил я, глядя на своего младшего помощника, который исполнял роль такого серьёзного и низкорослого мужчины, что без слёз смотреть было невозможно.
Замок щёлкнул и дверь распахнулась.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась Дарья и пропустила нас в квартиру. – Мама давно вас ждёт.
– Зачем это? – забыл я поздороваться и вошёл, вталкивая впереди себя Димку.
– Просить о чём-то хотела. Сейчас она у домкома деньги вымаливает, потому что работу так и не нашла, а после вас… Нас с Димкой, ничего делать не может. Думает и думает. Думает и думает, – рассказала Даша.
– Братец, готовь сестру к переезду. Пусть свои и мамкины вещи соберёт в узелок. Теперь Чапай за всех думать будет. Всё понял? – распорядился я, а потом вытащил Димку за шкирку обратно за дверь и сказал уже один на один: – Хватай консерву с серебром. Суй в диван, а после проси двадцать третий мир о сокрытии. Понял? Марш! И минуты не теряй. Дел много, а времени мало.
Затолкнув мальца с консервной банкой обратно в квартиру, я побежал вниз, громко топая по ступенькам.
Не успел выбежать из подъезда, как нос к носу столкнулся с зарёванной Ливадийской.
– Вызывала? Вот он я. Чего столбовая дворянка Яблокова от тебя хочет? – набросился на старую знакомую, прогоняя бравадой испуг от неожиданной встречи.
Вдова всхлипнула и чуть не свалилась в обморок. Еле успел подхватить её обмякшее и исхудавшее от забот тело.
– Нюни на потом, – велел я, припомнив, как общается с женским полом Угодник. – Сколько должна? Выкладывай. Выкладывай, вместо: «Здрасти вам, ангельский дядя Саша».
– Вернулись? – всхлипнула Настя, и я тут же поставил её на ноги.
– Не знаю, кого ты ждала, а только я за тобой и твоей сноровкой вернулся. Не забыла как пирожки пекутся? По глазам вижу, что не забыла.
– Муки купить не на что. Всё из квартиры продала, а в долг больше не дают. Уже десятку заняла, – начала жаловаться вдова.
– А я на что? Пошли к Яблоковой. Расплатишься, и сразу переезжаем в соседний мир, в котором квартировала, – потащил я упиравшуюся должницу к первому подъезду, а сам отсчитал в кармане десяток крупинок и тут же сунул их Насте. – Сама отдай и поблагодари. Если спросит, где взяла, скажешь, брат с севера вернулся. Год цельный на твой долг и обновы горбатился, с ума немного сошёл, но заработал-таки на честную жизнь. Всё поняла? Марш, тебе говорят! Там Даша уже тебя в командировку собирает, так что резину не тяни.
Настя взяла деньги и скрылась в первом подъезде, а я остался глазеть на округу, выискивая разницу между Кристалией и Ливадией.
«Интересно, у Ливадии эта колдунья ослепла? Или тут её нет?.. Есть. Точно есть. У Ливадийской тоже сгубили мужа. Вот бы эту собаку колдовскую…» – не успел я додумать, как многострадальная Настя вывалилась из первого подъезда.
– Я готова. Что нужно делать? – бодро доложила она, очнувшись от хандры и уныния.
– Совсем другой разговор, – подбодрил я вдову и повёл домой.
– Всё до копеечки отработаю. Всё что нужно сделаю, – начала она клясться и обещаться.
– Можешь в Димкином мире потренироваться, а потом, у себя, всё без ошибок устроить. Я же толком к хозяйству не приучен. Всего с Димкой накупил, а то что надо пропустил. Капуста, морковка есть, а в чём и как её квасить – не знаю, – жаловался я на сытую жизнь, поднимаясь на пятый этаж, а Настя слушала и диву давалась.
Мы дошли до незапертой квартиры, и я сразу ввалился внутрь. Димка уже стоял по стойке смирно, а вот Дарья где-то возилась и сопела.
– Готовность номер один. Обратный отсчет. Десять, девять, восемь… – начал я считать и мысленно просить Ливадию о переезде всех четверых в соседнюю Кристалию.
– Мы ещё не готовы, – запричитала в комнате Димкина сестрёнка.
– Пять, четыре…
– Вы никогда не готовы. В чём есть, в том и полетите, – успокоил Настевич Дарью, а я закончил счёт.
– Один, ноль. Закрыть глаза! – прикрикнул напоследок, а сам проконтролировал молнии хозяйки мира. – Приехали. Чувствуйте себя, как дома.
– Это ты всё накупил? Ужас. Ужас! – запричитала Ливадийская. – Сколько же ты потратил?
– Мне для горемык ничего не жалко. А тебя я позвал пирожки печь и за этим ужасом, как ты говоришь, присматривать. Бери денежку. Всё, чего не хватает, в универмаге или на базаре приобрети. Ворочайте, как хотите, а только у нас с Димкой дело в Закубанье. Договорились? – закончил я пламенную речь благодетеля и сунул Ливадийской на всё про всё три серрублика.
– Васильевич, – позвал Димка. – А давай воды натаскаем, пока они в себя от нашего богатства приходят.
– Давай. Только я ни разу не таскал. Научишь? – признался мальцу в полном неведении.
– У колонки общественные вёдра имеются. И детские, и взрослые. Чтобы каждому свои не покупать, – доверительно и снисходительно объяснил Дмитрий.
Мы вышли из квартиры и, пока дамы охая и ахая разбирались в продуктах и прочем хламе, купленном за пару дней, направились к общественному водопою.
Колонка оказалась за углом дома, как раз между нашей пятиэтажкой и соседним двухэтажным домиком.
– Вёдра, – махнул Димка в сторону колонки, и я увидел стопки оцинкованных вёдер, размещавшихся на деревянной площадке со щелями для стока лишней воды.
– Продумано, – оценил я женскую смекалку по устройству водопровода и общественных вёдер.
– Только таскать воду на пятый этаж, ох, как невесело, – признался Димка. – Может, мир попросим?
– На мелочи не будем беспокоить. Ты лучше придумай, как этот труд облегчить. Бассейн на крыше сделать, или бочку громадную установить, а из неё шланги к квартирам, или ещё как. А сейчас я сам всё за несколько раз натаскаю, – пообещал я.
Пообещать пообещал, а только в третий раз еле-еле дотащил два десятилитровых ведра на пятый этаж. То ли с непривычки ноги не шли вверх, то ли не выспался, а только вылил я свои вёдра в бочку и еле дошёл до дивана, на который рухнул, как подкошенный колос.
Димка, напротив, только во вкус вошёл и, крикнув Дашке чтобы помогла, смылся, приговаривая:
– Ты и так много чего наворочал. Дальше я сам.
Я попросил Кристалию как-нибудь помочь мальчишке с тасканием тяжестей, а сам от навалившейся усталости отключился.
* * *
– Васильевич! – заверещал где-то младший напарник и разбудил меня. – Как из шланга льётся и не заканчивается. Спасай, не то утонем.
Я спрыгнул с дивана и кинулся в ванную, где Димка обещал вот-вот всех утопить.
Картина напоминала скульптурную композицию «Мальчик и фонтан». Рядом с бочкой на табурете стоял малолетний водонос и держал в вытянутых руках детское ведёрко, из которого не переставая лилась вода.
– Это не я, – роптал водолей. – Она сама идёт.
Я рассмеялся, догадавшись, что на мою просьбу помочь мальчугану, вот так, с юмором, откликнулась Кристалия.
Димка, глядя на меня, расслабился и уже спокойно наполнял оставшуюся в бочке пустоту. Через минуту фонтан остановился, точно рассчитав момент заполнения ёмкости.
– У вас не соскучишься, – вздохнула Ливадийская за моей спиной.
– Веселимся между делами. Фонтанируем. Не переживай. И у тебя всё наладим, купим и заполним, – переключился я на Настю, пока младшее поколение водоносов умчалось относить общественное имущество.
– Как вы тут для вашей Насти расстарались. Увидеть бы её хоть одним глазком, – говорила Ливадийская, а сама теребила платочек и была готова разрыдаться.
– Ты это брось. Мне самому охота завыть белугой и в щель забиться, а вот обещал помочь, так и помогаю. Если зеркала тебе мало, так и быть, свидание вам устрою, – сгоряча пообещал я, лишь бы не видеть женских слёз.
– Не верится, что где-то ещё точно такая же горемыка бедует. Знаю, что здесь живёт, а не верю, – призналась вдова и пропустила запыхавшегося Димку в квартиру.
– Завтра вас познакомлю. Завтра. Поймёте, что не одни на белом свете. Авось, полегчает, – согласился я. – Ты куда-то собралась? – спросил, увидев авоську в руках Ливадийской.
– В универмаг хотела. И на рынок надо. Только вот, что я соседям скажу, когда снова меня увидят?
Я позвал Димку и обратился к Насте:
– А ты как гордый крейсер Аврора плыви мимо и внимания на них не обращай.
– Как Аврора? – не поняла она.
– Димка, делай, как я, – скомандовал я напарнику и, задрав нос к потолку, гордо вышел из квартиры.
Настя сначала охнула, а потом увидела такую же, только маленькую, Аврору в Димкином исполнении и захохотала в голос.
– Ну и славно, – буркнул я и побежал вниз по лестнице.
* * *
– Сначала к мамке, – потребовала мелкая Аврора.
– К мамке, так к мамке, – согласился я.
Мы снова составили двойной самолётик и выпорхнули из подъезда в сторону Настиной больницы. Конечно, не без помощи авиадиспетчера Кристалии.
Сразу после приземления я попросил о возврате видимости и пошагал в сторону больничного входа, играя роль озабоченного взрослого посетителя.
Когда подходил к палате, Димка уже взахлёб рассказывал мамке о приключениях, произошедших с ним за последние сутки. Пока младшая Аврора то и дело переходила от звонкого мальчишеского голоса к шёпоту заговорщика, я кивнул Насте и получил от неё благодарный взгляд. Потом вернулся в больничный двор и задумался о парне Ольговиче.
«Распродал он капусту, или нет? И знает ли какого-нибудь плотника для строительства крестика?» – размышлял я и рисовал в голове варианты событий на базаре, в Старой станице и на полях с капустой.
– Сгонять, что ли, на центральный рынок? – сказал сам себе. – А мелочь пузатая пусть с мамкой милуется, а то за день так соскучился, что молочные зубы зашатались.
Вышел на стартовую больничную площадку и сговорился с миром о доставке в нужное место.
Кристалия в мгновение ока подняла меня и понесла над центром города мимо улиц, скверов, мимо площади с памятником Крупской, прямиком на центральный рынок. Приземлила на широкую, усыпанную капустными листьями площадку, которую подметали дворники и, размахивая огромными мётлами, приговаривали: «Иттить иху! Иттить иху!»
– На развес продавали или из мешков в мешки пересыпали? Получается, это не просто армавирский рынок, а местный Пересыпь. И где теперь закубанских одесситов искать? – рассуждал я вслух, не опасаясь быть услышанным.
– Иттить иху! Иттить иху! – продолжали чеканить дворники, подтверждая мою полную и безоговорочную невидимость.
Покумекав, попросил Кристалию о доставке в место, где на тот момент находился Ольгович с фуфаечными подчинёнными, и не мешкая полетел в сторону Кубани.
Неожиданно, только что начавшийся полёт прервался, и я пошёл на посадку на левый берег старицы, оставшейся после смещения русла Кубани ближе к Фортштадту. Там увидел троих переругивавшихся мужичков, топтавшихся вокруг горки пустых мешков.
После плавного приземления, вернул себе видимость и направился к старым знакомым на разговор.
– Кацап, – донеслось со стороны фуфаек.
– Ещё раз кацапом обзовёте, я вам не такое ещё устрою, – пригрозил я для порядка, а потом поздоровался: – Здравия желаю, станичники.
– Так мы не по злобе. Ни-ни. Ни в одном глазу, – забормотали подчинённые, а Ольгович шагнул навстречу и поздоровался за руку.
– Здравствуй, благодетель. Как ты нас вчера на дирижабль погрузил, а потом ещё и выгрузил? – восхитился он пропущенным приключением.
– Пустяки. У меня помощники имеются, так я с ними, – приврал я слегка, имея в виду Кристалию и Димку.
– А мы застряли. Домой надо, а Кубань после дождей разлилась. Течение жуткое, поэтому лодку нанять не смогли. Тут заночуем. Может, на дирижабле нас до дома свезёшь, так мы сразу рассчитаемся за доставку капусты и за перелёт домой, – выговаривал Ольгович, а сам косился за мою спину.
«Дирижабль ищет. Святая наивность», – пожалел я Степана.
– Попозже. А сейчас расскажи про станицу. Мне мастер позарез нужен. Который по дереву или по доскам. В общем, и по мелким деревянным работам, и по крупным. Есть в станице такой или нет? – спрашивал я у Ольговича, а тот выпучил глаза в вечернее небо и остолбенел. – Не расстраивайся. Будешь сегодня дома, – начал я успокаивать агронома, как вдруг, над головой появилось что-то гигантское и затенило и меня, и закубанцев, и всю округу.
Я мигом присел от неожиданности, да так и остался на корточках, не решаясь обернуться и посмотреть, что же там наползло на нас сверху.
– Залазьте, – услышал Димкин голос и перепугался ещё больше.
Когда набрался храбрости и обернулся, увидел позади себя квадратный деревянный кузов, или, скорее, площадку метров пять на десять, не меньше, с трёх сторон оплетённую верёвками, вверх от которой уходили толстые канаты и уже в вышине крепились к бокам громадного сигарообразного дирижабля.
«Мать честная. Сподобился недоросль. Угнал дирижабль», – ошалел я от сюрприза, а станичники спокойно и деловито принялись грузить пустые мешки в кузов.
– Что творишь? – зашипел я на пилота. – А как рулишь? Как взлетаешь? – забеспокоился я, не увидев ни руля, ни других приспособлений для управления летающим монстром.
– А я почём знаю, – обиделся Димка. – У мира попросил дирижабль всем показать, вот она и состряпала.
– Получается, он ненастоящий? – ошарашило меня от озарения. – Я бы никогда до такого не додумался. Глаза бы отвёл, а вот так, строительством дирижаблей, ни-ни.
Я бы ещё долго причитал и ругался, но мужики доложили, что мешки погружены, и пора взлетать.
– Вези уже, – махнул я помощнику, и мы взмыли сначала вверх, потом прицелились на Фортштадт и поплыли над старицей, над песчаной косой, потом над Кубанью.
Все пассажиры заворожено следили за полётом и разглядывали родные места с высоты. Дивились красотам Кубани, совершенно не думая о мираже дирижабля над головой.
– Ты нас на поле. Туда, где капусту покупали. Не хочу всех станичников пугать твоим дирижаблем, – советовал я рулевому, а сам продолжал изумляться и добрым отношением Кристалии, и неугомонной дерзостью новоиспечённого помощника.
Глава 19. Инспектор по колдовству и магии
– Жги, коли, руби! – загорланила внизу целая армия мужичков в фуфайках и подбросила шапки в воздух.
– Влипли, – заголосил я в ответ. – Видишь, что ты своей игрушкой наделал.
На месте нашей посадки оказалась толпа станичников, которые, как видно, давно поджидали нас. Не только поджидали, а ещё и наворочали пару таких же куч из мешков с капустой, и ещё неизвестно с чем.
– Не думал, что так получится. Я хотел… – начал оправдываться Димка.
– Чтобы сейчас же всё исправил. Пока буду о деле говорить, о крестике на Фортштадте, кстати. Перевози всё это безобразие на рынок. И помалкивай. Притворись, что вверху мамка в кабине сидит и рулит, и ори ей. Командуй, значит. Всё понял? Расхлёбывай. И про меня не забудь. А то оставишь здесь, как я тогда домой вернусь без дирижабля? А никак, – отчитал я рационализатора, а он сначала насупился, потом заблестел глазками, и под конец нравоучения вовсе расхохотался, как взрослый после смачного анекдота.
– Заеду за тобой, так и быть. Только, вдруг, они не попросят всё это на рынок везти?
– Сам предложишь. И платы за перевоз не бери. Ко мне отсылай. Всё одно же их лодку куда-то по течению унесло. Сейчас вон как гуляет Кубань. Так что, им в любом случае тебе в ножки кидаться остаётся. Не переиграй. Мужиком будь. Веди себя скромно. И больше не балуйся, а то я и тебя, и себя знаю. Начал с дирижабля, а закончил ракетой на луну. Ладно. Пойду, пока лишнего не сболтнул, – закончил я воспитательную лекцию и пошёл к шушукавшимся фуфайкам, к которым уже присоединились наши пассажиры после выгрузки пустых мешков.
– Отдать правый якорь, – скомандовал я и оглянулся для пущей убедительности на дирижабль с пилотом у грузовой площадки.
– Доброго вечера, – разноголосицей поприветствовали меня собравшиеся станичники.
– Жги, коли, руби, – поздоровался я, как положено. – Где Ольгович?
– К старшей убёг. К Ольге с докладом и выручкой, – отрапортовал уже знакомый Чехурда.
– Вам помощь ещё нужна, или как? А то мы до дома полетим, как мотыльки сентябрьские, – решил я ускорить процесс в ту или другую сторону.
«Если не нужно больше ничего вывозить, то и хорошо. А если нужно, быстрее начнём – быстрее закончим. Конечно, можно всё сразу перекинуть на крыльях Кристалии, но мальца нужно проучить за смелые нововведения, за сокрытие наоборот», – думал я и завидовал, что не сам о таком догадался, а какой-то не по годам развитый пятилетка.
– Нужно. Конечно, надобно, – загудели станичники. – Если недорого берёте, то мы согласны. Как есть, согласны. У нас и другой работы невпроворот. Не только овощами перетаскиваться, но и самим к зиме готовиться.
– Так идите и готовьтесь, – вырвалось у меня почти грубо. – На дирижабле автоматическая загрузка стоит. Кто полетит расторговывать, тот пусть сверху на мешки лезет, и всё. А остальные ступайте с Богом.
– Как это? Автомат? Глянуть можно? – всполошились земледельцы, а я пожалел о своих словах.
– Буду я вам чудеса кацапской техники показывать и лентяев из вас делать. Марш по домам, по мирам! – прикрикнул на них, а тем многого и не надо.
Наверно, побоялись прогневать строгую начальницу Ольгу и сразу потянулись в сторону видневшихся на возвышении белёных хат, недружелюбно приговаривая о вредных кацапах, их дирижаблях и капусте.
Я вернулся к Димке и объяснил, что он должен переместить свой летающий грузовик так, чтобы куча с мешками оказалась под дирижаблем.
– Может, сразу обе отвезти? – разгорячился он.
– Может ты за них весь урожай соберёшь и на рынок отвезёшь? А на этом не остановишься и распродашь всё, ещё и втридорога? Умерь аппетиты. Добрые дела по-другому делаются. Со смыслом.
Вдруг, их Ольга змеёй подколодной окажется. Возьмёт, и не оплатит мужичкам за сбор и перевозку урожая? Чем тогда семьи кормить будут? Капусту же ты грузил и продавал. Думай, а я с тобой мозговать буду. Жизнь штука сложная. Не навреди своим новым талантом. Подсобить можно, а навредить… В общем, ты меня понял, – прочитал я лекцию больше себе, чем несмышлёнышу.
– Понял, – выдавил из себя рационализатор.
Я услышал приближавшийся топот копыт и подтолкнул Димку в сторону дирижабля.
– Мигом подгони аппарат, как я сказал. Прямо над кучей. И про рулевую мамку помни, – скороговоркой сказал ему и пошёл навстречу приближавшемуся верхом Ольговичу, за которым невдалеке показалась пролётка о двух колесах с парой седоков и впряжённая в неё кобыла.
– Быстро же ты отчитался, – подбодрил я Степана.
Он остановил коня, спешился и шагнул мне навстречу.
– Разве с этими мамками быстро устроишь? Я ей одно, а она сомневается. Чудес, говорит, не бывает. Морок, и всё тут. Я ей деньги на стол. Сразу поверила, даже выручку не пересчитывала.
– Мы уже второй бурт загрузили. Не нужно было? – струхнул я, засомневавшись в продолжении овощного сотрудничества.
– Если в цене сойдёмся… – начал Степан торговаться.
– Денег не возьму. Мне услуга нужна, – решил я признаться о кресте, а Ольгович, вдруг, покосился на меня, как на нечистого воплоти. – Не собираюсь я душу твою выторговывать. Мне православная услуга нужна. Краснодеревщик в станице есть? Плотник или столяр?
– Только бондарь. Он бочки из клёпок собирает, сломанные ремонтирует, – с трудом выговорил Степан, когда перестал моргать и вертеть головой. – Правда, есть один затейник. Игрушки, свистульки детские вырезает. Только это дело не поощряется, сам знаешь. Тётки на страже таких дел стоят. Он ещё стропила на крыши ставит, колёса на телеги правит. Больше никаких краснодеревщиков нет.
– Подойдёт и бондарь. Мне кое-что из библейского деревца вырезать нужно, чтобы поменьше нечисти в мире водилось. И крест я замыслил на Фортштадте высоченный в гору воткнуть. Обещал племяннику за отца его памятник соорудить, чтобы он из Армавира его видел и папку вспоминал. И чтобы все мужики знали, что это их усопшим братьям крест установлен. Память чтоб была, а не только зола, – объяснил я, путаясь в словах.
Ольгович постоял, подумал, а когда подъехала пролетка с двумя кандидатами в продавцы капусты, махнул рукой и сказал:
– Сделаем. Сегодня же со всеми переговорю. Только деньги за перевоз возьми обязательно. Не дело, когда за бесплатно всё. А пока я отведу своих к дирижаблю и сразу к Ольге. Чтобы она кого-нибудь вместо меня со второй партией отправила, – сказал Степан и поспешил к Димкиному грузовику.
Он усадил на мешки своих подчинённых, немного поприличнее вчерашних и что-то им в двух словах объяснил. Димка крикнул отсутствовавшей мамке «Порулили на базар!» и взмыл всей фантасмагорией в вечернее небо, оставив меня с Ольговичем на поле.
– Ты со мной? В станицу? Хочешь, на пролётке, хочешь, на Огоньке верхом, – предложил Степан покататься.
– Я лошадей с детства боюсь. А тёток и того пуще. Тут постою. Подожду Настю-рулевую и Димку-командира.
– Тогда я мигом туда и обратно, – согласился Ольгович и пошёл привязывать Огонька к пролётке.
Он отточенными движениями привязал уздечку к пролётке, вскочил на неё и умчался в станицу.
Я постоял, почесал затылок, потом попросил Кристалию принести из Настиной квартиры библейское брёвнышко, не забыв о его временной невидимости. После уселся на ворох порожних мешков и уплыл в размышления обо всём, что мы натворили с Димкой всего за один рабочий день.
* * *
– Как он там?
– Который «он»?
– Который вернулся.
– Ходит шальной. На всё глядит, как недовольный старшина первой статьи.
– Про память не просил?
– Просил. «Хочу или доделать всё, или не думать обо всём», – заявил.
– Смышлёный. А у сестры?
– У сестры всё своим чередом. Клад колдовской ему подсунули. Так он, знаешь, что удумал? Он…
– Обо всём узнаю, не беспокойся. Лучше о себе и о своих сомнениях поведай.
– Думал я о твоих словах. Всё возможно. Возможно, что…
– Довольно. Дальше думай и за половинками приглядывать не забывай. Нельзя такое на самотёк пускать. Ой, нельзя. И душу ломать, и память стирать. Говорила же вам, пустоголовым, что да как нужно делать. Учила, наставляла. А вы что вытворили? Как же можно было так… Приглядывай теперь, а сам живи и надейся.
– Приглядываю, живу и надеюсь.
* * *
– Чтоб тебя… – ругнулся я, получив заморским брёвнышком по темечку. – Приземляйся уже, – велел парившему над головой двухметровому суку и еле от него увернулся.
