Текст книги "Кристальный матриархат (СИ)"
Автор книги: Александр Нерей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
– На Анапской, – указала Настя в сторону улицы Новороссийской. – На углу гастроном или универмаг, я их всегда путаю.
– Запоминаешь? – спросил Угодник уже у меня.
– Ага, – отозвался я мигом. – Как можно универмаг не запомнить? И двадцать вторую квартиру.
Мы ещё пару раз прокатились по улице Черноморской, заезжая во дворы двухэтажных домиков и домов повыше. Настя тараторила, как швейная машинка «Зингер», а я поддакивал, не задумываясь о таких мелочах, как разница между мирами и их постройками.
«Окошко ещё не вставлено, небось. Так что, мимо второго подъезда не пройду. Вот только, где в тех мирах появляться, чтобы поменьше видели чужие глаза», – размышлял я о более серьёзных вещах.
– Она из такого же города, как наш? – подал признаки жизни кучер.
– Построили почти такой же, – ответил Угодник. – На целине состряпали. Даже названия поленились другие придумать.
– Вот оно что, – удивился мужичок и снова замолчал.
– Давай, братец, теперь нас на Новороссийскую, а дальше к парку, что возле кинотеатра, – скомандовал дядька.
Мужичок оживился, и мы, прибавив лошадиной скорости, поехали в указанном направлении.
Когда приблизились к месту назначения, я начал угадывать деревья вокруг спрятавшегося в них кинотеатра с неизвестным для меня названием. Точно знал лишь то, что напротив него находится спортивный магазин, в котором папка покупал Клинскую леску и разнокалиберные крючки.
– Здесь остановите и пару минут подождите. Я пострела к тётке отправлю и вернусь, – сказал Угодник извозчику, и я осознал, что мой час пробил.
Телега остановилась, Угодник спрыгнул, а я, отряхнув остатки сена с форменных брюк ученика третьего класса, спустился вниз с осторожностью сапёра.
– Авоську, веник, список, голову, – перечислил дядька всё, что мне нужно было захватить с собой.
Взяв авоську в одну руку, букет в другую, я скрепя сердце поплёлся вслед за Угодником.
– Тут стартуешь, – решил Николай, выбрав место в гуще деревьев, подальше от случайных прохожих. – Готов?
– Не знаю, – признался я, как на духу.
– Правильный ответ. Никогда и ни в чём нельзя быть до конца уверенным. А ты, как посредник, и подавно обязан быть наготове к любому сюрпризу, любому повороту, любой неожиданности, – «успокоил» напоследок Угодник. – Я отойду, а ты зови мир и просись в путешествие.
Николай отвернулся и пошагал прочь, а я остался топтаться на месте с нелепой авоськой и ещё более нелепым букетом.
«Сейчас всё начнётся. Сейчас. Только открою рот, и обратной дороги уже не будет. Ой, боженька-боженька, – накручивал себя всё больше и больше. – Что же делать? Звать мир, или подождать?»
Я бы и дальше стоял, дрожал, как испуганный кошмаром ребёнок, если бы на выручку не пришёл Скефий. Его тёплое дуновение мгновенно успокоило и устыдило. Поначалу не понимал из-за чего мне стало не по себе, но потом осознал, что это от страха перед решающим шагом, который мгновенно перенесёт во взрослую жизнь, а, заодно с этим, забросит в далёкие миры.
– Спасибо, Скефий, – поблагодарил я родной мир и начал излагать просьбу, торжественно выговаривая каждое слово. – Мир мой Скефий. Прошу об одолжении по работе посреднической, от которой не только ваша одинаковость не пострадает, но и жизнь Настина спасённой будет. Закинь меня, пожалуйста, к своим младшим братьям и сёстрам. А начать хочу с Хармонии.
Не успел объяснить, чем там собрался заниматься, как в глазах так замелькало молниями, что мигом присел и крепко зажмурился, но речь свою всё-таки продолжил.
– Буду ходить по мирам второго круга в поисках гнёздышка материнского, где остался сыночек Димка, в ожидании возвращения мамки…
Глава 9. Здравствуй, зрелость
«Можно глаза открывать? Или ещё подождать?» – готовился я ко всему тому, что уже, по моему твёрдому убеждению, построилось в очередь, чтобы познакомиться с путешественником из неведомой дали.
– Какой у нас мужчина распряжённый, – услышал женский голос невдалеке.
– Надеюсь, неженатый, – сказал уже другой, немного хамоватый, но тоже женский.
«Пора выходить из убежища. Глянуть на мужика, который тёткам понравился», – решился я на полное и безоговорочное открытие глаз.
– Здравствуй, Хармония, – прошептал, чтобы не услышали лишние уши, и открыл глаза.
Но ничего не произошло. Буквально, ничегошеньки. Я сидел на корточках и украдкой озирался по сторонам, а ничего необычного не происходило.
Встал, расправил плечи, сверил наличие имущества: «Авоська, веник, список, голова». Слава Богу, ничего не пропало, вот только в размерах всё выглядело непривычно.
Никаких распряжённых мужиков поблизости не оказалось, а две тётки, усердно виляя бёдрами, чинно удалялись по асфальтной дорожке.
Начал с любопытством разглядывать обыкновеннейшее место, в котором оказался по воле Скефия и с разрешения Хармонии. Вокруг был заурядный пустырь с недавно высаженными кустиками самшита, саженцами деревьев, и та самая асфальтная дорожка, прорезавшая этот будущий сквер, как бесконечный стальной клинок. А вот через сотню метров шеренгами возвышались, искомые мной, недавно отстроенные, пятиэтажки.
По замазанным известью окнам я догадался, что не все квартиры заселены, а по висевшему на некоторых балконах белью, стало понятно, что дома уже сданы и обживаются первыми новосёлами.
– С таким же успехом мог попасть в незнакомый район своего Армавира, – сказал я вслух чужим взрослым голосом, но не обратил на это внимания, потому как расстроился из-за будничного пейзажа. Засомневался, что перелёт во второй круг состоялся.
Размахивая авоськой с пирожками в одной руке и ценнейшим хворостом в другой, решил догнать женщин, оказавшихся попутчицами.
– За нами увязался, – услышал впереди великовозрастных, но не в меру низкорослых подружек.
– Ну что, ты или я? – начали они о чём-то сговариваться.
– Тётеньки, не подскажете, где тут улицы Новороссийская и Черноморская? – вежливо спросил я женщин и в этот раз удивился своему баритону.
Вместо ответа лилипутки так прыснули от смеха, что я засомневался в их умственной нормальности.
«На кой к ним привязался? Ясно же, что иду по Новороссийской. А эти карлицы пусть дальше виляют по назначению», – отчитал себя за легкомыслие и прибавил шагу.
– Грубиян! Тётеньками обозвал… – услышал от смеявшихся подружек.
Продолжив глазеть вокруг и увидел, как слева рядами стояли пятиэтажки, на первых этажах которых виднелись стеклянные витрины магазинов, а справа был пустырь, заканчивавшийся частным сектором с побеленными хатами-мазанками и огромными огородами.
«Всё-таки не мой мир», – затрепетало в груди, когда вспомнил, как у нас разделили такие огороды и добровольно-принудительного заселили на отрезанные участки совершенно чужих людей.
Дошагал до первого здания с магазином, стоявшим фасадом к улице, которую я посчитал Новороссийской, и забеспокоился: «Дорога есть, асфальт есть, а машины где? Игрушечные грузовики, и всё? А легковые? Почему только лошадки с телегами?»
Остановился и с новой силой начал таращиться по сторонам. «Улица, дом, магазин. Во! Вспомнил, как мама называла такие драндулеты. Это полуторки. Но, всё равно, что-то не то. Улица, дорога. Стоп. Улица Анапская?» – закончил я тормозить и, наконец, прочитал табличку на доме.
– Настя говорила, что на этой улице хлеб покупает, – напомнил себе и рванул с места. – Сейчас отыщем, бедовое гнёздышко. Сейчас!
«Кто-то со стариковскими мозгами всё перепутал, когда назвал Новороссийскую Анапской, – думал я и почти бежал мимо витрин универмага. – Как дед, например, невзлюбил “Родину”, так и назвать её мог какой-нибудь “Отчизной”, или чем похлеще».
Так и не взглянув на витрины, забежал за угол и с облегчением прочитал название улицы: «Черноморская».
– Эта совпала, – обрадовался и побрёл дальше.
Сориентировался-то я быстро, вот только разительное отличие местного пейзажа с тем, что совсем недавно видел в своём мире, погрузило все внутренности в необъяснимый трепет, обещавший вот-вот перерасти в ужас. «Всё в порядке. Всё в полном порядке», – твердил себе и шагал дальше, пока не замер от изумления, потому как ни двухэтажных домиков, ни Настиной пятиэтажки в этом мире не существовало. «Беда не в Хармонии», – разочаровался и обрадовался я одновременно.
Ещё раз огляделся, чтобы удостовериться, не ошибся ли адресом, и убедился, что место то самое, только в Хармонии эту часть улицы ещё не освоили, хотя, уже снесли частные захудалые домишки и приготовили участок к застройке.
Вдалеке проехал настоящий паровоз, оставив за собой клубы пара, и я окончательно убедился: «Место то самое. С миром промахнулся».
Поискав глазами, куда спрятаться, чтобы перепрыгнуть в следующий мир и не оказаться там под колесами или любопытными взглядами, тщательно выбрал наилучшее, на мой взгляд, место.
Выбрать-то выбрал и довольно быстро, а вот решиться позвать Хармонию не мог. В конце концов, не отыскав зацепок для сомнений, заставил себя продолжать поиски нужного мира.
– Мир Хармония. Я посредник из Скефия. Прошу перекинуть меня в Маринию. Очень нужно к ней по делам, – попросил как можно вежливей.
В глазах замелькало молниями, я привычно присел и заслонил лицо авоськой и букетом. «Значит в Хармонии беды нет», – порадовался я совсем недолго.
* * *
Про то, что уже нахожусь там, куда просился, догадался по заливистому собачьему лаю.
– Фу! – скомандовал и открыл глаза, после чего расстроился и удивился одновременно.
Оказался посреди ухоженного огорода, из-за ограды которого на меня тявкала беспокойная дворняжка. Хармония зашвырнула меня прямо на грядку пахучей травы, похожей на сельдерей. Вокруг огорода был штакетник высотой до моей груди, а вот выход во двор и дальше на улицу Черноморскую охраняла презлющая собачка с обезумевшими глазками. Если бы не такие же огороды со всех сторон, я бы точно перемахнул через боковой забор и выбрался, куда глаза глядят.
«Получается, у меня одна дорога к дворняжке в пасть? Если, конечно, не объявится хозяин пострашней этой зверюги. Например, дед с ружьём наперевес, чтобы зарядить мой зад солью. Или, того хуже, соседи милицию вызовут», – пугал себя, когда осторожно перебрался с середины грядки на дорожку из битых кирпичей.
– Хозяева, – позвал я жалобно и с надеждой посмотрел на окошки домика с высоченной треугольной крышей.
– Хто там на Люську лается? – послышался из домика старушечий голос.
– Это я её испугал, когда с неба свалился, – признался я хозяйке. – На улицу не пропустите? Я по делам к вам прибыл. Только учаском ошибся. Целился в Настин, а попал в Люськин.
Древняя бабка под сотню лет вышла из домика, осмотрелась и заковыляла в мою сторону. Дворняжка метнулась к ней и тут же доложила о пришельце из неизвестного мира, а я стоял и ждал, пока хозяйка успокоит Люську и подойдёт к калитке.
– Ты мужик или баба? – спросила старушка, окончательно меня огорошив.
– Скоро мужиком стану, – похвастался я, ещё не понимая, о чём, собственно, спросила бабулька.
– Что в огороде делал? Снова кусты считал? Как не стыдно, инспектор? Всё ходите, и ходите по дворам. Всё меряете да считаете, – запричитала бабулька.
«Она слепая, – оторопел я. – И что делать, если я инспектор по огородам? Может, её двор готовят к сносу, поэтому его обмеряли и всё пересчитали?»
– Бабуля, вы куда? А меня выпустить? – оторопел я, когда невзлюбившая инспекторов бабулька засеменила обратно в домик.
– Люську запру, потом выходите, – скомандовала хозяйка.
«Слава Богу, обошлось без ружей. В следующий раз тщательнее место выберу».
А бабулька, заперев собаку, уже ковыляла освобождать меня из штакетного заточения.
– Говоришь, кто ты у нас? Скорый мужик? – ни с того ни с сего, спросила старушка, передумав отпускать меня подобру-поздорову.
– Инспектор я, – решил соврать, потому, что ничего толковее не успел придумать.
– По какой части? – начала допытываться бабка.
– Мировых сестёр на целостность проверяю. Чтобы сильно к старшим братьям не прижимались. Чтобы деток своих потом не душили и мамок в окна не выбрасывали, – пролепетал я чистую правду, позабыв слова Угодника о том, что в неё люди верят меньше всего.
Что тут началось! Бабка завыла, словно превратилась в дикого зверя. Так начала браниться, что я метнулся подальше от калитки, и поближе к месту сельдерейного приземления.
Начал лихорадочно обдумывать, на что, собственно, разобиделась слепенькая бабулька, и что же теперь делать. А бабка, тем временем, убежала от огородной калитки куда-то во двор и уже оттуда злобно на что-то жаловалась.
«Что делать? Что делать?» – стучало у меня в висках, мешая сосредоточиться и толком всё обдумать.
– Мариния, на что она обиделась? – не придумал я ничего и обратился к окружавшему миру.
А Мариния, ни с того ни с сего, дунула мне в лицо крепким космическим морозцем.
«Заработало. Только безрадостно и очень холодно», – подумал я и, вдруг, ясно увидел своих братьев, летевших в школу на наш единственный футбольный матч.
– Спасибо, – обрадовался я своевременной подсказке сестры Скефия, пожалевшей бестолкового гостя. – Сокрой меня, пожалуйста. Подними и пронеси над местом, которое глянуть хотел.
Не успел толком попросить, как Мариния уже подняла меня и понесла мимо штакетника, мимо разъярённой Люськи с её слепенькой хозяйкой, мимо их странного домика, и всех новостроек улицы Черноморской.
«Значит, Мариния тоже не спит, и беды в ней нет, – кумекал я, косясь на незнакомые и знакомые места. – Как только приземлюсь, сразу попрошусь в следующий мир».
А Мариния, сделав круг над новостройками Черёмушек, опустила меня на перекрёсток Анапской и Черноморской.
– Спасибо, Мариния, сестра Скефия. Разреши отправиться к твоему брату Геродию, – попросил я вежливо и, получив уже знакомыми молниями в лицо, запоздало зажмурился.
* * *
– Здравствуй, мир Геродий, – поздоровался после того, как убедился, что поблизости ни души, а сам стою на том же месте, только более-менее отстроенном и ухоженном.
Колебаться долго не стал и быстрым шагом отправился к уже знакомому месту.
Прохожих по пути не встретилось, и недавно закравшееся подозрение, что у младших миров народу не слишком много, а даже имеется некоторая нехватка для заселение новостроек, снова напомнило о себе. Однако присутствие людей чувствовалось, и я продолжил сравнивать этот мужской мир с его сёстрами Хармонией и Маринией.
Дошагал до нужной пятиэтажки и начал издали изучать её, но сердце не ёкнуло, в душе не дрогнуло, а матёрый глаз разведчика доложил, что стёкла во втором подъезде целые и, скорее всего, никогда не разбивались. Оконные рамы подъезда были выкрашены в единый коричневый цвет, как говорится, с запасом, так что стёкла со всех сторон не меньше вершка были закрашены, возможно, чтобы рамы не рассыхались, а возможно, из опасения воровства стёкол.
– Кого ищете, молодой человек? – услышал за спиной женский голос и прервал рассуждения.
Позади меня словно из-под земли появилась дама лет сорока или чуть больше. По крайней мере, постарше моей мамки, но помладше знакомых бабулек. Ничего примечательного в её внешности не было, кроме чёрно-красного платка, наброшенного на плечи, и я, не почувствовав подвоха, сразу выпалил ей цель своего прибытия:
– Настю ищу. Сестру. С пятого этажа второго подъезда. Сынок у неё Димка.
– Нет тут никакой вашей сестры, – заявила новоявленная управдом.
– Как нет? А в двадцать второй квартире кто обитает? – удивился я.
– Дед Пихто! – огрызнулась тётенька. – Идите отсюда, пока милицию не вызвала.
– Вызывайте. Хоть всех городских милиционеров вызывайте. Пока с Настей и племянником не увижусь, никуда не уйду, – категорически заявил я, припомнив «мирные» отношения с Хармонией и Маринией, понадеявшись на такую же доброту Геродия.
– Я её мамка. Я её народила! А вот тебя, сыночка, первый раз вижу. Так что не морочь голову. Обворовать её собрался? Сейчас же за милицией сбегаю, – раскричалась тётка и недобро сверкнула белками глаз.
– Где же сестрёнка? Жива ли? Здорова? – зациклился я на задании, а тётенька пошла в наступление.
– На работе она. Там, где положено. А вот муж её, пропащая душа, сбежал в неизвестном направлении, – громко проревела дама и продолжила шагать в мою сторону. – Только мне ни зятьёв таких больше не надобно, ни сыночков!
– Значит, мне не ваша Настя нужна, а следующая, – признался я и повернулся уходить, как вдруг, несостоявшаяся мамка в одном прыжке вцепилась в меня своими железными пальцами и заверещала не хуже сирены.
– Помогите, люди добрые! Я уркагана поймала!
«Мир Геродий! Мир Геродий! – взмолился я, перепугавшись до невозможности так, что даже мысли в голове задрожали. – Избавь меня от Настиной мамки и срочно отправь к Агафтии».
В глаза ударили спасительные молнии, от которых мигом разжались цепкие женские пальцы, а я, вздохнув с облегчением, зажмурился, но не забыл о благодарности миру-избавителю.
– Спасибо, Геродий, брат Скефия. В следующий раз обязательно поблагодарю тебя за своевременное спасение, – шептал, надеясь, что Геродий услышит, даже если я уже в соседней с ним Агафтии.
* * *
– Что-то с поисками не ахти получается, – сказал себе, когда задрав голову изучал очередную пятиэтажку. – И тут следов героической мамки нет.
В Агафтии я очутился рядом с нужным пятиэтажным домом, только вот, о заселении его никакой речи и быть не могло, так как здание только-только возвели. Стоял скелет самого строения готовый к отделочным работам, а на дорожке, на которой я очутился, возвышался башенный подъёмный кран.
– Берегись! – заорали откуда-то сверху.
Я оглянулся и увидел, как с крыши сбросили кипу обрезков рубероида, а те сразу разлетелись в разные стороны, как листки бумаги.
Когда ринулся со стройплощадки, на ходу ругая строителей с их запоздалым предупреждением, дорогу к выходу преградил сторож. Всего-то и оставалось прошмыгнуть в открытые настежь ворота, а тут, на тебе!
– Вы, извиняюсь, кто такой и как на стройку проникли? – встревожился мужичок в испачканной известью фуфайке.
– Я этот… Инспектор по рубероиду, – соврал первое, что взбрело на ум.
– Тогда извиняйте. Не заметил, как вы прибыли. Покликать прораба? – спросил воротный страж.
– Уже всё проверено. Пятёрка вам за хорошее рубероидное состояние, – сказал я сторожу, как самый добрый рубероидный инспектор.
– Прощевайте, – вежливо простился мужичок и пропустил меня на улицу. – И спасибо за премию. Пять рублей на всех, всё равно, хорошие деньги.
Я шагал, размахивая авоськой, и радовался своему изворотливому уму, который вот уже третий раз пришёл на помощь.
«Что же ещё будет? – подумал, выбирая новое место для перехода в следующий мир. – Бёдрами виляли, собаками травили, за загривок хватали. Тут рубероидом кидались, и сторож чуть не арестовал. А всего-то четвёртый мир».
Но несколько следующих миров обошлись без сюрпризов. В Касинии, так же, пятиэтажный дом ещё не заселялся. В Аргесии здание заселили, но следов Насти или её мужа не было. В Карпании и Герделии снова только что подведённые под крышу пятиэтажки, причём кирпичные, а не как у нас из железобетонных изделий. У Карфония и Атлакия пятиэтажки снова оказались жилыми, и я уже довольно дерзко мотался в двадцать вторую квартиру второго подъезда и стучался в дверь, а если там не открывали, ломился к соседям и расспрашивал их.
Соседи пожимали плечами, но всегда охотно рассказывали о том, кто и где проживает. Я безбоязненно представлялся то инспектором по жилью, то инспектором по выделению земли для строительства зданий, то инспектором по рубероидным премиям и штрафам. А если оказывался в мире с ещё не построенным домом, становился инспектором по собакам. Особенно меня интересовало, не кусала ли строительных рабочих злющая собака Люська.
Люди везде встречались понимающие и добрые, а непонятных инспекторов всегда побаивались и разговаривали с уважением. Я больше не рисковал «быть» Настиным родственником и продолжал фантазировать на тему доброго инспектора.
Так прогулялся по улице Черноморской у сестёр Аплисии, Лавродии и Киркании, у брата Варгония, снова у сестёр Валыкии и Гласидии, и вот проник в братский Крашелий.
* * *
У Крашелия всё было просто и без каких-либо приключений. Дом стоял, жильцы обитали, окна в подъезде вставлены, в общем, никакой летающей Насти не было и в помине.
Я привычно вышел обратно на Черноморскую и лёгкой походкой отправился якобы в универмаг на Анапскую, а сам на ходу попросил об очередной будничной услуге.
– Мир Крашелий. Я посредник из Скефия. Прошу отправить меня в соседний Валкодий.
Но не получил ни молний, ни мороза в знак отказа, ни тёплого ветра с извинениями о задержке отправки. Ничего. Поначалу вернулся к пятиэтажке, решив, что не заметил, как Крашелий перекинул меня, но нет. Всё то же самое. Даже жильцы, отдыхавшие после инспекции, встретили меня тревожными лицами.
«Ой беда», – подумал я и снова пошагал к универмагу. Ещё раз позвал мир, потом ещё. Безрезультатно. Ноги понесли, куда подальше, в груди всё задёргалось, в голове зашумело, а я продолжал идти в сторону парка с недавно высаженными деревьями.
Так бы и бродил неизвестно сколько, если бы по пути не увидел, как какой-то мужчина, похожий на нашего учителя физкультуры, раздувал костёр из сухой ботвы и веток.
«Неужели, Крашелий в отключке? Теперь веточками креститься и в следующий мир проситься? Не думал, что понадобятся. В какой по счёту мир сверлить?» – кумекал я и шагал, а сам снова и снова пересчитывал имена проверенных миров.
На помощь пришёл список на тетрадном листке. Названия в нём прочитать было невозможно, а вот посчитать по нему миры, запросто. Я остановился, развернул записку и прочитал: «Не умничай!» Вздохнул и начал перечислять по памяти имена миров второго круга, а сам вёл пальцем по строчкам списка, пока не остановился на номере семнадцать – на Крашелии. Стало понятно, что мне нужно в восемнадцатый мир.
Когда поравнялся с костром мужичка, начал осторожно размахивать, ставшим вмиг драгоценным, букетом. Нарисовал перед собой окружность, потом вторую. «Прошусь во второй круг», – прокомментировал про себя, затем перекрестил своё художество и вывел цифру восемнадцать.
Дым от учительского костра загустел, и я шагнул в него, как в облако.
Мужичок за спиной начал ругаться и топать ногами, наверное, пытаясь потушить костёр, а я продолжил шагать в Валкодий.
«Спасибо, мама Кармалия, за драгоценный букет», – подумал я с благодарностью, и тут же затряс этой драгоценностью, обжегшись дотлевавшими библейскими веточками, как обжигаются бенгальскими огнями, догоревшими до кончика.
– Здоров ли, мир Валкодий, – поздоровался я, и сразу же почувствовал тёплое приветствие, означавшее, что переход из спящего Крашелия состоялся, и новый радушный хозяин готов помочь в моём посредническом занятии.
– Мир Валкодий. Прошу о сокрытии от чужих глаз и переносе по воздуху на улицу Черноморскую к пятиэтажке, которую ищу, – договорил я уже в полёте, привычно расправив руки с авоськой и букетиком для равновесия.
«Если Валкодий не спит, значит беды в нём нет. А кто у нас дальше по списку? Крашелий, Валкодий, Амазодия. Значит, прошусь в Амазодию», – закончил я кумекать и приземлился на перекрёстке Анапской и Черноморской.
Не успел и рта открыть, как в глазах засверкали молнии, означавшие что Валкодий услышал мои размышления и, не дожидаясь просьбы, заметнул в Амазодию.
* * *
– Ну, здравствуй, Амазодия, – бодро поздоровался я, когда отошёл подальше от появившихся пешеходов.
«Рабочий день кончился. Теперь народу на улице будет много. Как бы не перепугать их своими появлениями и исчезновениями», – размышлял я, маршируя по Черноморской к такому знакомому и незнакомому месту.
Маршировал-маршировал, и не заметил, как чья-то невидимая рука схватила меня за шиворот и в один миг задрала вверх метров этак на двадцать, а может даже выше. Испугаться толком не успел, как моя уверенность в абсолютной безопасности в мирах второго круга приказала долго жить.
– Слушай сюда, щенок! – задрожало всё вокруг от громоподобного женского баса, начиная с воздуха, потом меня самого с авоськой и букетом, потом новостроек с деревьями, и далее.
Так всё вокруг затряслось и затрепетало вместе со мной, что ни словами не рассказать, ни карандашами расписать. Даже показалось, что воочию увидел перед собой огромную орущую башку презлющей старухи, похожей на ведьму из мультика.
– Запомни раз и навсегда! – продолжила ведьма орать. – Я Амазония! А не какая-то Амазодия, которую ты выдумал. Если ещё раз…
– По мне так Амазодия и есть, – заверещал я с глупым детским упрямством и перебил речь новоявленной хозяйки мира. – Назвала тебя так мама Кармалия, и живи теперь с таким именем, пока замуж не выйдешь. Потом меняй фамилию хоть на Забияку, хоть на Кусаку. Здравствуй, Кусакия!
– Шутки шутишь? – возмутился оглушительный голос. – Сейчас я тебя прокипячу и выжму!
– Ещё милицией меня напугай, – не угомонился я и продолжил дерзить, хотя никогда не был ни отчаянным, ни наглым. – Поставь мирового посредника на тротуар. Потом отправь в Баюлию.
Что началось после этого – ни словами описать, ни в фантазиях представить. То я на поляне встал на смертный расстрел перед женским отрядом в холщовых балахонах с копьями наизготовку. То на вертеле повис и проволокой к нему примотался, а меня поливали маслом и норовили вот-вот зажарить вместо дичи. То тиграми чуть не затравили в деревянном загоне под безумный девчачий визг «Смерть ему!» А я всё равно твердил: «Хочу в Баюлию, и точка!»
Наконец, меня снова подвесили над улицей Черноморской, а снизу появилась колонна женщин-милиционеров, которые зарядили чёрные арбалеты и уже прицелились, чтобы залпом стрельнуть в героя-посредника.
– Врёшь! Целёхоньким к маме Кармалии на поклон явлюсь. Пугай сколько хочешь, – рычал я, а сам давно уже дрожал всем телом. – И куда авоську с букетом дела? Зараза, а не девка.
После этих слов в меня тут же ударила молния и напрочь оглушила, а только что облитая маслом одежда покрылась красными языками пламени. Я полетел вниз. Молнии стреляли вдогонку, гром гремел, пробиваясь в оглохшую голову далёким гулом и дрожью. Огонь на одежде вскоре потух, оставив после себя запах жжёного масла и бурые пятна, а я продолжал кувыркаться и падать в разверзшуюся бездну.
– Зато у тебя не холодно, – злобно хохотал я и не сдерживал ни слёз, ни вырывавшихся рыданий.
Меня подхватили у самой земли всё на той же Черноморской, и не успел я поздороваться со следующим миром, как опять оказался высоко над землёй.
– Здравствуй, Баюлия, – прохрипел я и спросил: – Тебе я тоже чем-то насолил?
Вместо ответа вновь мелькнули молнии, и я опять полетел кверху тормашками вниз. Страшно мне не было, а вот обидно было. Особенно за потерянные в Амазодии букет заветных веточек и авоську с пирожками.
«Я же для Димки пирожки берёг. А здесь все недоросли какие-то. Как же маме Кармалии с вами тяжело?»
Меня снова поймали у самой земли. Вместо приветствия мира Перлонии, я чинно выговорил:
– Значит ты, Перлония, тоже в полном порядке? Знал бы, что вас так быстро обойти можно, давно бы беду отыскал.
И в третий раз получил молнии, гром, и прочие атрибуты девчачьего гнева за обиду Амазодии, которой я, будучи в киношном мороке, не выправил в титрах прозвища. Только вот, поднять меня вверх, слава Богу, не подняли, поэтому пролетел всего пару метров и грохнулся в кучу строительного мусора. Как живой остался, сам не понял.
– Ядрёные помидоры, – кряхтел вполголоса, чтобы не привлекать внимания и тут же получил по темечку припозднившимися авоськой с гостинцами и букетом обожаемых веточек. – Слава маме Кармалии, – рассмеялся до слёз и начал выбираться из клочков стекловаты, обрезков рубероида, сломанных досок, мешков из-под цемента, и прочего мусора.
Руки и лицо от стекловаты сразу же зачесались, спина заныла от ушиба при падении, а жалость к испорченной школьной форме заслезилась в глазах.
– Приветствую тебя, Кристалия, сестра Скефия, – поздоровался я с миром, когда перевёл дыхание. – Почему у тебя тихо? Молний не будет?
Но никто мне откликнулся. Зато не схватили за шиворот, как в предыдущих мирах, и это обрадовало, несмотря на болезненное приземление.
Глава 10. Бедовые миры
– Значит, никто со мной не здоровается, – втолковывал я себе пока шагал к Настиной пятиэтажке, но сосредоточиться не получалось.
«В Кристалии беда, только моя она или такая, как у Крашелия?» – размышлял, пока не задрожал от перенапряжения, а, скорее всего, от того, что почувствовал приближение к цели боевого похода.
Сомнения закончились только когда увидел разбитую раму над козырьком второго подъезда. Но, всё равно, что-то было не так. Осматривался снова и снова, но никакой качели или детской горки во дворе так и не увидел. Всё вокруг было чистым, скромным, и, кроме белёных тротуарных блоков вдоль асфальтированной дорожки, виднелись только деревянные лавки перед подъездами, молодые деревья, цветочные клумбы под окнами и пара мусорных баков в дальнем углу двора.
Не успел собраться с силами, чтобы в последний раз подняться на пятый этаж, как дорогу в подъезд преградила очередная хоккеистка.
– Вам что, тоже нужно знать, кто я и откуда? – спросил я почти грубо. – Мне в двадцать вторую квартиру. Остальное не ваше дело.
Прикрикнув напоследок, отстранил раскрывшую рот бабусю, и шагнул в подъезд.
– У вас что, вся семейка сумасшедшая? Одна полоумная бредит, что у неё дочка и в окна выкидывается. Другой нахал, каких свет не видывал, – орала мне вслед обиженная соседка, а я не торопясь поднимался к финишу сверхдальнего забега.
«Интересно, Димка дома? Сколько ему лет? Почему ничего о нём не узнал. Может, зря на соседку наорал?» – спохватился, что напрасно обидел незнакомку.
Когда поднялся на пятый этаж, не раздумывая постучал в квартиру номер двадцать два. За дверью кто-то шумно заёрзал. «Лишь бы не тётка в красном платке», – только успел подумать, как дверь распахнулась, и на пороге появилась Настя собственной перебинтованной персоной, да ещё и с диковинным костылём подмышкой.
– Здравствуй, Настя, – пролепетал я, перепугавшись разительных изменений в её внешности. – Ты уже дома? А я инспектор по рубероиду.
Хозяйка мельком взглянула на меня безумным взглядом, потом молча развернулась и ушла к себе в комнату. Я вошёл в квартиру, затворил за собой дверь и начал озираться.
Коридор был довольно широким, но захламлённым. Баулы, узлы с тряпками, коробки разных размеров, всё это стояло или лежало на полу. Из мебели имелась только вешалка для одежды. Разувшись, решительным шагом отправился на кухню.
Настя ввалилась ко мне, когда уже разворачивал гостинцы бабы Нюры.
– По каким надобностям пожаловал? – брезгливо спросила она.
