Текст книги "Абсолютная Власть 4 (СИ)"

Автор книги: Александр Майерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Но разве Карцеву остановишь? Непокорная, дерзкая, властная… Такая красивая, что просто смотреть на неё – невыразимое удовольствие.

«Демоны меня возьми!» – выругался про себя Михаил и так сильно прикусил губу, что ощутил во рту вкус крови.

Через полчаса пути они выехали на опушку леса, где стоял неестественный, гнетущий туман. Воздух звенел от напряжения, а на краю небольшой поляны висел разлом.

Едва отряд показался из леса, как из портала повалили твари. На этот раз – огромные пауки. Их глаза горели злобным алым огнём.

– К бою! – приказала Эмилия, и её голос прозвучал с почти радостным возбуждением.

Её солдаты мгновенно построились в оборонительную линию. Защёлкали затворы арбалетов, полетели первые магические болты. Маг Карцевой начал формировать заклинание, и вокруг отряда вспыхнул защитный барьер. Сама графиня, рассмеявшись, ударила по паукам ледяным заклинанием.

Михаил, стиснув зубы, выхватил саблю. Его сломанная артефактная рука лежала в рюкзаке, став бесполезным грузом. Он должен был сражаться как простой солдат, скрывая свою истинную силу. Ведь простой солдат не может владеть магией, а Карцева не должна догадаться, кто он такой на самом деле. Миша решил, что так будет лучше.

Каждый взмах клинка давался ему с трудом, отзываясь болью в раненом бедре. Он рубил, чувствуя, как злость и отчаяние придают ему силы. Он ненавидел этих тварей, ненавидел Карцеву за то, что она привела их сюда, ненавидел себя за слабость.

Бой был ожесточённым. Монстры, казалось, не иссякали, вылезая из разлома одного за другим. Они бросались на барьер, отскакивали от него, но их было слишком много. Щит мага начал тускнеть, по нему поползли, расширяясь, бреши.

И тогда случилось неизбежное. Одна из тварей, крупнее других, проскочила в одну из брешей в барьере и вонзила вои хелицеры в шею лошади Эмилии. Кобыла истошно закричала и рухнула на землю. Графиня в последний момент успела выпрыгнуть из седла, но не смогла как следует приземлиться.

Карцева с криком полетела вниз, прямо в глубокий оврага, что зиял на краю поляны.

Солдаты графини были окружены монстрами и не могли прийти на помощь. В любом случае всё произошло так быстро, что никто не успел среагировать. Никто, кроме Михаила.

Он не думал. Не взвешивал. Тело отреагировало само. Он бросил саблю, оттолкнулся от земли силой Телекинеза и прыгнул вслед за Карцевой.

Миша настиг её в воздухе, обхватив единственной рукой за талию, и повернулся, подставив спину под удар. Они рухнули в овраг, кувыркаясь через колючки и острые камни. Михаил чувствовал, как шипастые ветки рвут его одежду и кожу, как камни бьют по рёбрам и спине. Он изо всех сил прижимал к себе Эмилию, пытаясь принять весь удар на себя, непонятно зачем.

Наконец, они остановились на дне оврага, в груде прошлогодних листьев и хвороста. Сверху продолжался бой.

Михаил, оглушённый, попытался вдохнуть и почувствовал резкую боль в груди. Он лежал на спине, а Эмилия оказалась сверху. Её лицо было в нескольких сантиметрах от его лица. Градов чувствовал её быстрое, прерывистое дыхание на своих губах и запах её духов.

Графиня оттолкнулась от него, вставая на ноги. Её костюм был порван в нескольких местах, в волосах запутались ветки, но она казалась невредимой. Глаза Эмилии, широко раскрытые, смотрели на него с неподдельным изумлением.

– Ты… ты спас мне жизнь, солдат, – произнесла она.

Михаил с трудом поднялся. Вся его спина горела, из порезов сочилась кровь.

– Кажется, так, – хрипло выдохнул он.

Сверху, на краю оврага, показались лица. Бой, судя по всему, был закончен.

– Вы в порядке? – раздался голос Секача.

Михаил только махнул единственной рукой.

– Моя причёска не скажет спасибо! – зла воскликнула Эмилия. – Как так вышло, что меня защитил дружинник Градова, а не один из своих⁈

– Простите, ваше сиятельство, – солдаты понурили головы.

– Мы сейчас поднимемся, – сказал Градов.

– А мы пока осмотрим округу, рядом могут быть ещё твари, – ответил Секач, и вместе с бойцами Карцевой отошёл от края оврага.

Эмилия, оправившись от шока, снова обрела своё обычное выражение лёгкого высокомерия. Она отряхнула с себя пыль и обрывки листьев.

– Ну, Андрей, – сказала она, слегка улыбнувшись. – Ты оказался полезен. Говори, что ты хочешь в награду?

Михаил смотрел на неё. На её алые губы. На глаза, в которых ещё оставалась тень недавнего ужаса.

– Поцелуй, – хрипло вырвалось у него.

Он сам не поверил, что сказал это.

Эмилия замерла на мгновение, а затем рассмеялась. Это был тот самый язвительный смех, который сводил Мишу с ума.

– Что? – она сделала шаг вперёд, глядя на него свысока. – Поцелуй? Милый мой, я не целуюсь с простолюдинами. Даже с такими отважными. Но я готова отплатить деньгами. Каково твоё годовое жалование? Ты получишь эту сумму.

– Не нужно мне денег, – пробормотал Михаил.

– Что ж, – Карцева улыбнулась. – Тогда твоей наградой будет осознание того, что ты, простой солдат, спас жизнь графине Карцевой. Гордись этим. Думаю, тебе должно хватить.

Это стало последней каплей. Михаил больше не сдерживался. Он резко шагнул вперёд, его единственная рука схватила Эмилию за затылок, а его губы грубо прижались к её губам.

Поцелуй был яростным, почти жестоким. Он длился всего несколько секунд, но за эти секунды Михаил почувствовал всё – шок в её неподвижном теле, тепло и мягкость её губ, запах её кожи.

Он отстранился. Эмилия стояла, ошеломлённая, с глазами, полными неподдельной ярости.

– Ты… свинья! – выдохнула она, и её рука взметнулась, пальцы сложились в знакомую формацию для боевого заклинания.

Он ощутил, как мана сгущается вокруг её руки, готовая выплеснуться в него сокрушительной волной. И он отреагировал не думая. Его собственная нерастраченная в бою магия вырвалась наружу.

Невидимый, но стальной захват Телекинеза вцепился на горло Эмилии. Она захрипела, её глаза расширились. Заклинание, которое она готовила, рассыпалось в клочья неиспользованной энергии.

Михаил держал её на расстоянии, стягивая незримую петлю. Он видел, как краснеет её лицо, как в её глазах вырастает самый настоящий, животный страх. Она точно не ожидала, что калека окажется магом такой силы.

И в этот момент в голове у Градова пронеслись все те картины, что мучили его всё это время.

Война. Мёртвые товарищи. Плен. Потеря руки.

Он мог сделать это. Сейчас. Немного усилить заклинание – и он сломает Карцевой шею. Отомстит за всё. Устранит одного из самых опасных противников своего рода.

Искусительная мысль пылала в его сознании, как раскалённое железо. Он видел, как страх в её глазах сменяется предсмертным ужасом. Его пальцы непроизвольно дёрнулись.

Но… он не смог. И поразился тому, как легко отказался от этой мысли.

Эмилия рухнула на колени, давясь и хватая ртом воздух.

– Ты… Кто ты такой? – прохрипела она.

– Тот, кто дважды подарил тебе жизнь. Расскажешь кому-нибудь – отберу её!

Карцева с трудом сглотнула. Теперь она смотрела на Градова иначе. Как – он не мог бы описать. Но в этом взгляде было что-то притягательное и, возможно, даже тёплое.

– Кто ты? – повторила она.

– Я… – начал было Михаил и вдруг почувствовал, как по его щекам разливается густой, позорный румянец.

Он отшатнулся, а затем резко повернулся и побежал вверх по склону оврага, унося с собой вихрь стыда, ярости и полнейшей растерянности.

Он спас её. Потом оскорбил. Потом чуть не убил. И теперь бежал, как мальчишка, пойманный на краже.

Война внутри него была далека от завершения, и он только что проиграл в ней самую важную, на его взгляд, битву.

Глава 12

г. Санкт-Петербург

Столица Российской Империи

Великий князь Роман Островский сидел за столиком в укромном углу «Империала», самого шикарного ресторана Петербурга. Белоснежная скатерть, хрустальные бокалы, отливающие золотом в свете люстр, столовое серебро тончайшей работы – всё это было достойным фоном для человека его статуса.

Вокруг, на почтительном расстоянии, расположилась охрана – непроницаемые фигуры в штатском, чьи позы и взгляды создавали незримый, но непреодолимый барьер между князем и остальным залом. Шёпот затихал, когда взгляд Островского скользил по посетителям, и даже самые гордые аристократы невольно опускали глаза. Но сегодня это привычное проявление власти не радовало князя.

Он медленно, с видимым наслаждением гурмана, отправлял в рот кусок сочного телячьего филе под трюфельным соусом, но вкус казался ему пресным. Его мысли были далеко от изысков столичной кухни. Они метались по коридорам власти, куда более тёмным и запутанным, чем зал «Империала».

В Совете Высших всё было уже не так гладко, как раньше. «Хотя когда там было гладко? – с горькой усмешкой подумал Островский. – Власть – это вечная борьба, игра на лезвии бритвы». Но раньше он твёрдо держал эту бритву в своих руках. Его слово было решающим, его фракция – доминирующей.

Теперь же почва уходила из-под ног. Шептались за спиной. Сомневались в его решениях. Оспаривали его мнение. Влияние Островского, та самая незримая, но всемогущая сила, которая двигала имперской машиной, дала трещину. И это бесило его так, что хотелось смахнуть со стола весь этот хрусталь и фарфор и заорать от бессильной ярости.

Вопреки его сопротивлению, Совет решил вычеркнуть проклятых Градовых из Чёрного реестра. Восстановить во всех правах. В этом взбалмошном, строптивом роде некоторые дураки теперь видели будущее Приамурья. Якобы Градовы смогли победить в несправедливой войне и теперь несут «стабильность и порядок». Какая ирония!

А эту ситуацию в Приамурье… вместо того чтобы просто назначить лояльного человека – того же Игнатьева, который, при всех своих недостатках, был управляем и понимал, кто в доме хозяин, – Совет затеял цирк с «честными выборами» и «восстановлением справедливости». И отправил в Приамурье посла, князя Василия Охотникова. Старого интригана с репутацией непредсказуемого идеалиста.

Ещё один гвоздь в крышку гроба его, Романа, влияния.

Всё это вызывало у него раздражение, которое отравляло даже самый изысканный обед. Он отпил глоток дорогого бургундского, но и вино показалось ему кислым.

Но больше всего Островского бесило даже не падение собственного влияния, а то, что Градовы снова начали возвышаться. Эта мысль жгла его изнутри, как раскалённая спица.

Может, новый молодой барон, этот Владимир, и не в курсе, от кого он на самом деле ведёт свой род… Может, тайна умерла вместе с его отцом. Но Островский-то знал. И он не мог допустить, чтобы Градовы обрели настоящую, легитимную власть. Это было чревато не только для его личной власти, но и для всего Совета Высших, для всей конструкции имперского правления.

Правда, рассказать эту тайну… открыть её… было нельзя. Это был бы акт отчаяния. От этого станет лишь хуже.

Ведь как можно сказать, как можно даже в мыслях произнести, что в жилах этих провинциальных бунтарей течёт кровь последнего императора из угасшей династии? Что они – не просто опальные бароны, а потомки истинного правителя империи?

Это сделало бы их не просто конкурентами. Это сделало бы их законными претендентами на пустующий трон. Знаменем для всех недовольных.

Нет, эту тайну нужно было унести с собой в могилу. А вместе с ней – и самих Градовых, если понадобится.

Размышления Островского прервал один из охранников, тихо подошедший к столу.

– Ваше Высочество, прибыл посланник из Владивостока.

Великий князь, не меняя выражения лица, кивнул.

– Пропусти.

Через мгновение к его столу приблизился человек в скромном дорожном плаще. Склонившись в почтительном поклоне, он ждал разрешения говорить.

– Ну? – буркнул Островский, отодвигая тарелку. – Что скажешь? Как там наш «справедливый» посол?

– Князь Василий Михайлович благополучно прибыл во Владивосток, Ваше Высочество, – начал посланник, говоря тихо и чётко. – Он пока что изучает обстановку, знакомится с ключевыми фигурами. Но предварительные выводы у него уже есть.

– И каковы они? – в голосе Островского прозвучала сталь.

– Шансы у кандидата Базилевского… хорошие. Возможно, даже очень хорошие. Игнатьеву не слишком верят. Многие видят в нём предателя, бросившего графа Муратова в критический момент. Он может добиться голосов только с помощью подкупов, угроз и опоры на таких же, как он, подлецов. А большинство дворян, по словам князя, устали от войны и неопределённости. Они жаждут стабильности, которую олицетворяет Базилевский с его программой верховенства закона.

Островский стиснул рукоятку столового ножа. Вот именно. Закон. Порядок. Скучные, иллюзорные, но такие привлекательные для напуганных обывателей слова.

– К тому же, – продолжал посланник, – в Приамурье обострилась угроза с монстрами. Появились сообщения о скоординированных атаках под руководством…

– Плевать мне на этих монстров! – резко оборвал его Островский. – Рассказывай о людях.

Посланник вздрогнул, но сохранил самообладание.

– Так точно, Ваше Высочество. Если Базилевский победит… то реальную власть в Приамурье по факту приберут к своим рукам Градовы. Он их ставленник, теперь уже никаких сомнений. Род Градовых и их союзники всеми силами поддерживают Базилевского. Его победа станет их победой.

Вот оно. Самое страшное подтверждение опасений Романа. Если Базилевский победит, это станет первым шагом Градовых к абсолютной власти.

Этого нельзя было допустить. Ни за что.

В голове у Островского молнией пронеслись радикальные варианты. Убрать Базилевского. Устроить «несчастный случай». Дискредитировать его окончательно.

Но нет, не надо торопиться. Охотников уже на месте, и он не дурак. Любое чрезмерно грубое вмешательство будет выглядеть как паника и лишь подтвердит силу позиции Градовых. Нужен был более тонкий ход.

Нужно было усилить их противника.

– Слушай внимательно, – голос Островского вновь приобрёл ледяное спокойствие. – Я требую, чтобы мне устроили сеанс дальней связи с господином Игнатьевым. Срочно. Конфиденциально. Я должен поговорить с ним лично.

Посланник кивнул.

– Как прикажете, Ваше Высочество. Я обращусь к сильным призывателям из Академии. Связь будет установлена в течение суток.

– Хорошо. Ступай.

Островский жестом отпустил его. Посланник снова склонился и быстро удалился. Князь остался наедине со своими мыслями и с остывающим ужином.

Он взял вилку, снова наколол кусок мяса и отправил его в рот, медленно пережёвывая. Вместе с нежным филе он перемалывал и свои неприятные мысли, свою ярость, своё бессилие.

Игнатьеву нужна была помощь. Нужно было дать ему козырь, который позволил бы переломить ход игры. Какой именно? Это предстояло решить.

Игра входила в новую, ещё более опасную фазу. И Роман Островский был полон решимости выиграть её, чего бы это ему ни стоило. Потому что ставка была выше, чем просто власть над одной провинцией.

Ставкой была история. И его место в ней.

г. Владивосток

Утро в доме Базилевского начиналось с безупречного порядка. Солнечные лучи падали на идеально отполированную поверхность стола, на котором стоял фарфоровый сервиз с остатками завтрака – яичница, тосты, сливовое варенье.

Я пил зелёный чай, наслаждаясь моментом относительного спокойствия, в то время как Филипп Евгеньевич, сидя напротив, разбирал почту.

Прошло уже несколько дней с того вечера у Охотникова, но эхо его решения всё ещё витало в воздухе, сладкое и тревожное одновременно.

– До сих пор не могу поверить, Владимир Александрович, – Базилевский отложил в сторону какое-то прошение и посмотрел на меня. – Мгновенная реабилитация рода – это больше, чем мы могли надеяться. Я ожидал долгой бюрократической волокиты.

Я поставил чашку на блюдце с тихим звоном.

– Надеяться можно на что угодно, Филипп Евгеньевич. А верить следует лишь в логику и интересы. Совет Высших – не монолит. Если бы они были едины в своём желании видеть здесь марионетку, то не стали возиться с выборами. Просто назначили бы Игнатьева, нас с вами объявили смутьянами, а Градовых оставили в Чёрном реестре. Но всё произошло иначе.

Я отодвинул тарелку и облокотился на стол, оперев подбородок на сложенные руки.

– Значит, в Совете Высших идёт своя борьба. Одна фракция, вероятно, поддерживает Игнатьева как человека, который сможет выжать из региона максимум ресурсов, невзирая на средства. Другая, возможно, опасается, что его методы приведут к новому взрыву. И они решили дать шанс более предсказуемому варианту. Нам.

Базилевский кивнул.

– Вы думаете, они используют нас как противовес?

– Не совсем так. Они вынуждены опираться на мнение дворянства Приамурья. Значит, у Совета нет безраздельной власти здесь. Их собственные позиции недостаточно сильны, чтобы диктовать условия. Им приходится считаться с местной элитой. А это, в свою очередь, означает, что если вы, Филипп Евгеньевич, получите большинство голосов в Дворянском совете, то Совету Высших будет крайне сложно вас проигнорировать. Охотникову нужно продемонстрировать именно это – что за нами стоит реальная поддержка региона.

– Значит, всё сводится к старой доброй борьбе за голоса, – заключил Базилевский, снимая очки и потирая переносицу. – Что ж, здесь я чувствую себя увереннее. У нас есть серьёзный козырь – Гражданский совет. Простонародье всегда было против альянса Муратова. Война ударила по ним больнее всего – и по карману, и по сыновьям. А поскольку Игнатьев неразрывно связан в их глазах с Муратовым, то и отношение к нему соответствующее. Все видят, что он бросил своего покровителя, едва тот оказался в беде. Никакого доверия к нему нет.

– Это верно для простолюдинов, – заметил я. – Но дворяне мыслят иначе. Для них предательство – не клеймо, а инструмент. Многие из них сами не прочь предать кого угодно, если цена будет подходящей. Их интересует выгода. Торговые пути, доступ к ресурсам, льготы. Игнатьев мастерски играет на этих струнах. Он обещает им золотые горы и «особые условия». Нам нельзя расслабляться.

– И что вы предлагаете? – спросил Филипп Евгеньевич.

– Действовать на опережение. И быть готовым к тому, что Игнатьев попытается надавить на Гражданский совет.

В этот момент в столовую бесшумно вошёл Семён с небольшим конвертом на серебряном подносе.

– Письмо для вас, барон. От господина Кислицкого.

Я взял конверт, вскрыл его и быстро пробежался по кривоватому почерку нашего рыжего дипломата. Артём подробно отчитывался о своих встречах, о настроениях среди мелкого и среднего дворянства. И в конце был конкретный совет.

– Артём пишет, что вам, Филипп Евгеньевич, стоит лично навестить барона Сотникова, – сказал я, откладывая письмо. – Старик обладает огромным влиянием среди консервативной части дворянства. Он не любит Игнатьева за его «новомодные» методы и считает его выскочкой. Но он и к нам относится с подозрением. Личная встреча и демонстрация уважения могут переломить ситуацию. Он ещё не определился.

– Сотников… – задумался Базилевский. – Нужно будет подготовиться.

– А после этого, – продолжил я, – пожалуй, нам нужно действовать решительнее. Собрать весь Дворянский совет и вынудить их прилюдно проголосовать за кандидатов. Открытое голосование лишит Игнатьева возможности тайно манипулировать голосами. Каждый будет вынужден показать свою позицию. А учитывая, что преимущество пока на нашей стороне, тянуть нельзя. Чем дольше мы тянем, тем больше времени мы даём Игнатьеву на подковёрные игры. И тем больше пространства для манёвров получает Охотников.

– Вы опасаетесь, что князь может встать на сторону Игнатьева? – спросил Базилевский, нахмурившись.

– Я опасаюсь, что у него могут быть собственные интересы, о которых мы не знаем. Абсолютно непонятно, на чьей он стороне. Он действует в интересах империи, но что именно он считает этими интересами? Или, – я сделал паузу, – может, он даже сам решит стать генерал-губернатором? Вдруг ему понравится на этом месте. Зачем ему уезжать и оставлять всё в руках кого-то другого, если он может управлять сам?

Лицо Базилевского стало серьёзным. Эта мысль явно не приходила ему в голову.

– Вы правы. Промедление смерти подобно. Нужно форсировать события, пока Охотников только оценивает обстановку и не успел сформировать окончательное мнение. Пока он не понял, что может всё взять в свои руки.

– Именно, – я отпил последний глоток остывшего чая. – Мы должны создать ситуацию, в которой его решение будет очевидным и политически выгодным. А для этого нам нужно демонстрировать силу, единство и поддержку. Соболев активно действует на своём фронте. Он встречался с группой молодых и дерзких дворян, тех, кто не боится идти против старой гвардии. И, кажется, склонил парочку на свою сторону. Они видят в Соболеве, а через него – в нас, свежую струю.

– Это хорошая новость, – отметил Филипп Евгеньевич. – А с Гражданским советом? Стоит ли ему поработать и с ними?

– Нет, – я решительно покачал головой. – Пусть Соболев не суётся к Гражданскому совету. Его легкомысленный стиль там не сработает.

Мы замолчали, обдумывая следующий шаг. Стратегия вырисовывалась чётко: быстрый, решительный натиск на Дворянский совет, чтобы закрепить текущее преимущество и лишить Игнатьева времени на контрмеры.

– Значит, решено, – Филипп Евгеньевич отложил салфетку и встал. – Я сегодня же отправлюсь к Сотникову. Подготовлю все необходимые документы, напомню ему о долге перед законом и империей. А затем начну готовить почву для созыва Совета.

– Отлично, – я тоже поднялся. – Я же, тем временем, собираюсь навестить графа Ярового. Нам нужно понимать, что происходит на Расколотых землях. История с Зубром не закончилась, а политические игры не должны мешать нам разбираться с этой угрозой. Если Зубр наберёт силу, никакой генерал-губернатор нам не понадобится.

– Конечно. Будьте осторожны, Владимир Александрович. И… благодарю вас. За трезвый ум и поддержку. Без вас я бы, пожалуй, увяз в параграфах и процессуальных нормах, забыв о главном.

– Мы команда, Филипп Евгеньевич, – я пожал ему руку. – Каждый делает то, что умеет лучше всего.

Мы вышли из столовой. Базилевский направился в свой кабинет, чтобы погрузиться в подготовку к визиту, а я – к выходу, где меня уже ждал автомобиль.

Политическая битва входила в решающую фазу, но где-то там, за океаном, зрела иная буря. И нужно было успеть везде – и здесь, в коридорах власти, и там, на пороге надвигающейся тьмы.

На окраине Владивостока

В то же время

Альберт Игнатьев стоял перед невзрачной деревянной дверью дома на окраине Владивостока, где запах моря смешивался с дымом фабрик и ароматом дешёвых столовых. Дом Сергея Сергеевича Бронина, председателя Гражданского совета, был именно таким, каким и должен быть – скромным, но ухоженным. Выцветшая краска на стенах, чисто вымытые окна, горшок с геранью на подоконнике.

«О, святая простота, – язвительно подумал Игнатьев. – Прямо икона народной добродетели. Наверное, молоко на ночь пьёт и детям сказки читает».

Он постучал – негромко, но настойчиво. Через некоторое время дверь открылась, и на пороге появился сам хозяин. Сергей Сергеевич был мужчиной лет пятидесяти, с уставшим взглядом и жилистыми руками ремесленника. Увидев гостя, он оторопел, и в его глазах мелькнуло беспокойство.

– Господин Игнатьев? – произнёс он, не скрывая удивления. – Чем обязан?

– Сергей Сергеевич, – Альберт осветил его холодной улыбкой. – Прошу прощения за визит без предупреждения. Дело неотложное. Можно войти?

Бронин на секунду заколебался, но отступать было некуда. Он молча отступил, пропуская нежданного гостя в узкий коридор.

«Как же здесь тесно, – с внутренней брезгливостью констатировал Игнатьев. – И воняет тушёной капустой».

– Проходите в столовую, – предложил Сергей Сергеевич, явно нервничая.

Комната была крошечной. Простой стол, застеленный скромной скатертью, несколько стульев, буфет с немудрёной посудой. На столе стоял самовар, уже почти остывший.

– Может, чаю? – почти машинально предложил хозяин.

– Благодарю, нет, – Игнатьев плавным жестом отверг предложение, даже не взглянув на самовар. – Не стану отнимать у вас время. Дело, как я сказал, требует оперативности.

Он устроился на стуле, поправил перчатки и окинул комнату оценивающим взглядом. «Ни одной лишней вещи. Ни намёка на роскошь. Идеально для создания образа народного заступника. Браво, Сергей Сергеевич, вы играете свою роль безупречно».

– Итак, – начал Альберт, складывая пальцы домиком. – Я пришёл к вам как к председателю Гражданского совета. Скоро предстоит важное решение, которое определит будущее всего Приамурья. И я хотел бы заручиться вашей поддержкой.

– Моя поддержка зависит от того, что будет лучше для простых людей Приамурья, – осторожно ответил Бронин, садясь напротив.

– Разумеется, – Игнатьев кивнул. – Именно о них я и беспокоюсь. Вы знаете, я человек практичный. Я понимаю, что у людей есть потребности. У кого-то – в хлебе насущном, у кого-то… в безопасности.

Он сделал паузу, давая словам просочиться в сознание собеседника.

– Вот, скажем, ваша дочь, Анна Сергеевна. Такая перспективная девушка. Учится в университете, не так ли? Прекрасное будущее её ждёт. Было бы обидно, если бы какие-то… непредвиденные обстоятельства помешали её карьере. Или, того хуже, здоровью.

Лицо Бронина побелело. Он стиснул кулаки на коленях.

– Вы… что вы имеете в виду?

– А ваш сын, Пётр, – продолжил Игнатьев. – Работает на судоремонтном заводе. Место опасное. Порой случаются несчастные случаи… Травмы. А то и хуже. Или, к примеру, ваша супруга, которая держит эту милую цветочную лавку. Место проходное. Много сомнительных личностей. Вдруг пожар? Или ограбление? Такое сложно предугадать.

Он говорил мягко, почти сочувственно, но каждое его слово было отточенным лезвием. Альберт не угрожал прямо, он просто описывал вероятности.

– Вы понимаете, Сергей Сергеевич, – Игнатьев наклонился чуть вперёд, понизив голос до доверительного шёпота, – стабильность – штука хрупкая. Её так легко разрушить одним неосторожным словом. Или одним неправильным решением. Я могу гарантировать, что с вашей семьёй всё будет в полном порядке. Но для этого мне нужна уверенность в том, что Гражданский совет понимает, кто действительно может дать региону покой и процветание.

Бронин слушал, и его первоначальный страх постепенно начал сменяться чем-то другим. Он медленно поднялся, опираясь руками о стол.

– Господин Игнатьев, – его голос дрожал от гнева. – Я прошу вас покинуть мой дом.

Альберт приподнял брови с притворным удивлением.

– Сергей Сергеевич? Я, кажется, не совсем ясно выразился…

– Вы выразились совершенно ясно, – перебил его Бронин. – И я отвечу вам так же ясно. Я и весь Гражданский совет будем голосовать за Базилевского. Мы не станем голосовать за человека, который поддерживал военную жестокость альянса Муратова. И уж тем более – за того, кто предал своего господина, когда тому потребовалась помощь. Мы не доверяем вам. И мы не боимся ваших угроз.

Игнатьев замер на секунду. Внутри него всё закипело от ярости.

«Ах так, – пронеслось в его голове. – Значит, решил поиграть в доблесть. Глупец!»

Но внешне он остался абсолютно спокоен. Медленно поднялся, поправил идеальный узел галстука.

– Что ж, – произнёс Альберт с лёгкой улыбкой. – Вы сделали свой выбор, Сергей Сергеевич. Я уважаю принципы. Надеюсь, они окажутся для вас столь же ценны в будущем, как и сейчас. Желаю вам доброго вечера. И… будьте осторожны. В наше неспокойное время несчастные случаи, увы, стали частым явлением.

Не дожидаясь ответа, он развернулся и вышел, мягко прикрыв за собой дверь. На улице Игнатьев сделал глубокий вдох, пытаясь подавить вспышку раздражения.

«Неудачно. Этот упрямый плебей оказался крепче, чем я думал».

Он был разочарован, но не показывал этого. Плечи оставались расправленными, походка – уверенной. Он направился к своему автомобилю, где его ждал водитель. Но возле машины Альберта ожидал сюрприз.

На обочине стоял незнакомец в дорожном плаще, с низко надвинутой на лоб шляпе. Игнатьев мгновенно насторожился.

«Неужели Рудольф прислал ещё одного убийцу? Настойчивый старик. Надо будет принять более… решительные меры по его изоляции».

Однако незнакомец не сделал ни одного враждебного движения. Вместо этого он выпрямился и, вежливо кивнув, протянул Игнатьеву небольшой предмет – свинцовую шкатулку без каких-либо опознавательных знаков.

– Господину Игнатьеву, – тихо произнёс мужчина.

– Что это? – холодно осведомился Альберт, не принимая шкатулку.

– С вами хочет поговорить важный человек из столицы. Шкатулку следует открыть завтра, ровно в пять часов вечера. И обязательно за городом, где меньше влияние технополя. Внутри магический предмет.

Игнатьев нахмурился. Это было… неожиданно. Он взял шкатулку. Та была на удивление массивной для своих размеров.

– Я умею обращаться с магией. Кто хочет со мной связаться?

Незнакомец снова кивнул, и тень улыбки скользнула по его губам.

– Узнаете.

С этими словами он развернулся, подошёл к привязанной неподалёку лошади и, не оглядываясь, ускакал в сгущающихся сумерках.

Альберт стоял несколько секунд, разглядывая в руках таинственный предмет. Гнев от неудачи с Брониным начал отступать, сменяясь жгучим любопытством.

«Важный человек из столицы… Кто? Кто-то из Совета? Враги Градовых? – его ум заработал на полную мощность. – Да, конечно. У Градовых есть враги в Совете Высших. Они слишком самостоятельны, слишком амбициозны. Кто-то должен быть недоволен их возвышением».

Игнатьев сел в автомобиль, всё ещё держа в руках свинцовую шкатулку. Возможно, фортуна вновь поворачивалась к нему лицом. Возможно, помощь пришла оттуда, откуда он не ожидал.

Очень, очень любопытно. Завтрашний вечер обещал быть чрезвычайно интересным.