Текст книги "Абсолютная Власть 4 (СИ)"

Автор книги: Александр Майерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Глава 13
Сила

Николай Зубарев сидел на холодном камне в глубине пещеры, освещённой лишь тусклым светом кристаллов и бледным сиянием его собственной кожи. Пахло сыростью, серой и дерьмом.

Вокруг лениво переминались с ноги на ногу, скребли когтями по камню, издавали булькающие и щёлкающие звуки монстры. Разные – от мелких, похожих на гончих псов, до крупных, покрытых хитином существ с множеством конечностей.

Все они были теперь орудиями Зубра, продолжением его воли. Но глядя на них, он не чувствовал власти. Он чувствовал лишь глухую, давящую тошноту.

«Зачем ты сбежал?»

Голос в голове ударил, как ледяная волна, затопившая сознание. Голос Мортакса.

«Ты был так близок. Один из Градовых был в твоей власти. Ты мог раздавить его, как насекомое. Сделать его смерть предвестником нашего возвращения. Но ты отступил».

Николай сжал кулаки. Он не хотел в этом признаваться. Не хотел признаваться даже самому себе. Но память властно возвращала его к тому моменту в ущелье.

Ярость. Упоение силой. Он ломал их, этих жалких солдатиков, как игрушечных. По сравнению с новой мощью Зубра, их оружие было просто ничтожно.

А потом этот дружинник, этот призрак в маске невидимости… Его кинжал. Он проскользнул сквозь завесу магии Металла, которую Зубр считал непробиваемой. Острое лезвие пронзило плоть и вошло прямо в сердце.

Боль была невыносимой. Это был не просто физический шок. Ощущение полного, окончательного конца. Тьма застлала взор, лёгкие отказались дышать.

В тот миг Зубарев абсолютно точно знал – он умирает.

Но конца не последовало.

Тьма отступила. Боль превратилась в далёкое, глухое воспоминание. Он открыл глаза и увидел, как рана на его груди затягивается сама собой.

Он был жив. И это пугало его сильнее, чем сама смерть.

«Ты боишься, – констатировал Мортакс, и в его голосе звучала усмешка. – Боишься силы, что я тебе даровал».

«В кого я превратился?» – прошептал Зубр мысленно, глядя на свои руки.

Кожа отливала тусклым металлическим блеском, а по ней ползли чёрные узоры. Он уже не человек. Это он понимал отчётливо.

Человек не выживает с кинжалом в сердце. Человек не чувствует, как камни и металл поют ему, готовые подчиниться. Человек не командует стаями тварей из Расколотых земель.

Но если не человек, то кто? Монстр? Такая же тварь, что и эти существа вокруг, только чуть более умная? Или нечто худшее? Пустота, одетая в человеческую плоть? Орудие для чужой мести?

«Ты – больше, чем человек, – пророкотал Мортакс. – Ты – высшее существо. Венец новой эпохи. Ты должен наслаждаться этой силой, а не цепляться за жалкие воспоминания о том, кем ты был. Эта плоть – лишь сосуд. Временный и несовершенный. Но он становится прочнее с каждым днём. Ты должен становиться ещё сильнее! И действовать!»

Зубр смотрел на тварей, которые тупо сновали по пещере. Одна из них, похожая на обезьяну, подошла слишком близко, и он, не глядя, отшвырнул её в стену. Существо вскрикнуло и затихло. Остальные даже не отреагировали.

В них не было страха, не было понимания. Был лишь примитивный инстинкт подчинения.

Наслаждаться? Как можно наслаждаться этим? Зубр стал силён, да. Сильнее, чем когда-либо. Но эта сила пожирала его изнутри, стирая грани того, что он считал собой.

Жажда мести – да, она ещё горела в нём. Он ненавидел Градова. Ненавидел за своё поражение, за унижение, за то, что тот заставил его бежать.

Эта ненависть была единственным, что ещё связывало его с тем Николаем, которым он был когда-то.

«Этих существ недостаточно, – продолжил Мортакс. – Они сильны, но глупы. Для настоящей войны нам нужны помощники поумнее. Я знаю, у тебя были люди. Верные тебе. Часть из них теперь в клетке, не так ли?»

Волна памяти накатила на Зубарева. Паром во Владивостоке. Засада полиции. Позорный провал, который стал началом конца для того, старого Зубра.

Да, немалая часть его людей, были арестованы в ту ночь. Их должны были где-то содержать.

«Их нужно освободить. Они знают тебя. Они будут бояться тебя. Они станут нашими руками и глазами в мире людей. Твоими учениками. Мы дадим им силу. Не такую, как у тебя… но достаточную».

Зубр медленно поднял голову. Его чёрные, бездонные глаза уставились в темноту пещеры, но он видел не её. Он видел лица своих бывших соратников. И впервые за долгое время в его душе, разрываемой страхом и сомнениями, вспыхнула не просто ярость, а нечто похожее на цель.

Освободить своих. Создать из них не просто банду наёмников, а настоящее войско. Обузданное, управляемое, наделённое магической силой.

Николай почувствовал, как губы сами собой растягиваются в ухмылке

– Хорошо, – ответил он Мортаксy, и в его голосе зазвучали знакомые, жёсткие нотки старого Зубра. – Освободим моих людей. Сделаем это громко. Пусть все знают, что я вернулся. И на этот раз я не стану бежать!

Сила в его жилах ответила гулом одобрения. Страх никуда не делся, он затаился в самом глубоком уголке его существа. Но теперь у него появилась цель. А когда у Зубарева имелась цель, ему было не до философских размышлений.

Есть цель. Есть месть. И есть сила, чтобы всё это осуществить.

Поместье графа Ярового

Автомобиль плавно катил по ухабистой дороге, ведущей к поместью графа Ярового. После душного, закопчённого Владивостока, здешний воздух казался особенно чистым и свежим.

Пётр Алексеевич встретил меня на крыльце, как в прошлый раз. Его лицо со шрамом озарилось искренней, широкой улыбкой.

– Владимир Александрович! Добро пожаловать! Входите, обед как раз готов.

– Благодарю, Пётр Алексеевич, – ответил я, пожимая его мозолистую руку. – Я как раз проголодался.

Он повёл меня не в столовую, а прямо во внутренний двор, где под навесом был накрыт стол. Пахло дымом, жареным мясом и свежим хлебом. На большом блюде дымилась дичь, приготовленная на вертеле.

Мы принялись за еду. Блюдо и впрямь оказалось восхитительным – мясо было сочным, ароматным, без лишних изысков. Я чувствовал, как понемногу отпускает напряжение, скопившееся за дни во Владивостоке.

– Ну, как обстоят дела? – спросил я, откладывая вилку. – Наши дозоры работают?

Пётр Алексеевич кивнул, его лицо стало серьёзным.

– Работают. И ваши ребята – молодцы, дисциплина у них отменная. Организовали совместные патрули по всем опасным участкам. Монстров по-прежнему лезет много, будто из бездонной бочки. Но мы их бьём. Закрыли уже штук семь небольших разломов.

Он отпил кваса из кружки и продолжил:

– И народ, знаете, подтягивается. Несколько мелких дворян, чьи земли рядом с моими, прислали своих людей. Понимают, что если мы не устоим, их сожрут первыми. Да и гражданское ополчение из окрестных деревень встало на нашу сторону. Мужики, конечно, не обученные, но смелые. Народ почуял настоящую угрозу.

Я почувствовал прилив удовлетворения. Это была та самая здоровая реакция, на которую я и рассчитывал, заключая союз с Яровым. Снизу, от людей, которые каждый день смотрят в лицо опасности, шло объединение.

– Это прекрасные новости, Пётр Алексеевич. Значит, наш союз уже приносит плоды.

– Приносит, – согласился граф, но его лицо снова помрачнело. – Но этого мало, Владимир Александрович. Зло не дремлет. Я чувствую это. Оно становится сильнее. Организованнее. Раньше твари нападали хаотично, а теперь… теперь чувствуется какая-то воля. Надо усиливаться. Строить укрепления, обучать больше людей, запасать оружие и артефакты. Иначе нас просто сомнут.

– Я согласен, – сказал я твёрдо. – Мы не можем позволить себе стоять на месте. Мои люди регулярно прочёсывают окрестности, ищут аномалии и подпитывают наш родовой Очаг. Его сила растёт. И я могу научить вас, как быстро сделать то же самое с вашим Очагом. Есть определённые методики, которые мы… отточили на практике.

Яровой посмотрел на меня с интересом.

– У меня как раз есть небольшой запас ядер аномалий. Не пропадать же добру. Я только за. Чем сильнее будет мой Очаг, тем увереннее будут чувствовать себя люди.

В этот момент я почувствовал слабый, но настойчивый зов, пробивавшийся сквозь километры. В мыслях возник образ Михаила.

– Прошу прощения, Пётр Алексеевич, – сказал я, закрывая глаза. – Мне нужно сосредоточиться. Со мной связываются из дома.

Яровой лишь кивнул.

Я углубился в себя, настроившись на брата. Картинки и ощущения хлынули в сознание беспорядочным потоком, который мне пришлось усилием воли структурировать.

Моё сознание переместилось в ворона, которого брат держал на руке.

– Здравствуй, Миша. Что случилось?

– Владимир… Прости, что отрываю. У меня… возникли проблемы.

Он начал рассказывать. Сначала обрывками, потом всё связнее. Про свой рейд, про ярость, которую не мог обуздать. Про то, как он решил «перенаправить» монстров к землям Карцевой. И про встречу с Зубром. Преображённый, чудовищно сильный. Описание мощи элемента Металла, которой тот владел, заставило меня похолодеть.

Гибель отряда. Сломанная артефактная рука, которая теперь лежала мёртвым грузом в рюкзаке. Отчаянное решение идти к Карцевой за помощью.

– Люди Карцевой помогли тебе добраться до поместья? * – уточнил я, стараясь, чтобы в голосе не звучало осуждения.

– Да… Добрался. С Секачом.

– Что ж, – мысленно вздохнул я. – Придётся мне, видимо, благодарить графиню. Или, что более вероятно, она предъявит мне счёт за спасение моего брата. И будет права.

И тут Михаил, с заметным смущением, выдал нечто неожиданное.

– Она не узнала меня, Владимир. Мы соврали, что я обычный дружинник. Мы с Карцевой лично не встречались, если не считать бала лет пять назад. Оба сильно изменились с тех пор. Особенно я.

– Тем лучше, – ответил я. – Но теперь она всё равно считает меня должным за спасение моих людей. Где именно ты видел Зубра? Опиши место.

Михаил подробно описал ущелье и его местоположение.

– Хорошо, – сказал я. – На днях вернусь домой. До встречи.

– До встречи, брат, – ответил Миша, и связь оборвалась.

Я открыл глаза и увидел перед собой озабоченное лицо Петра Алексеевича.

– Плохие вести?

– Худшие из возможных, – откровенно признался я. – Тот, кого мы называем Зубром… его сила не просто возросла. Она стала на порядок выше. Он в одиночку разгромил целый отряд моих дружинников. И едва не убил моего брата.

Я кратко пересказал суть, опустив лишь мотивы Михаила и его встречу с Карцевой.

Лицо Ярового стало мрачным, как грозовая туча.

– Я же говорил! Мы должны торопиться! Я уже объявил новый набор в дружину, начал закупки дополнительного оружия и артефактов… Но этого, похоже, недостаточно. Нужны более решительные меры. Мобилизация. Координация всех сил региона.

– Согласен, – я сделал глоток кваса, и он показался мне горьким. – Но мы упираемся в политику. Дворянский совет, увы, слишком занят интригами и грызнёй за пост генерал-губернатора. Пока они не выберут нового лидера, серьёзной помощи от них мы не дождёмся. Каждый тянет одеяло на себя.

– Бездарные идиоты! – выругался Пётр Алексеевич.

– Я постараюсь ускорить выборы, – пообещал я. – Это теперь становится не просто политической задачей, а вопросом жизненной важности. Но сначала мне нужно домой. Там теперь есть чем заняться. А с вами, Пётр Алексеевич, мы договорились. Мы усиливаем Очаг, координируем патрули и готовимся к худшему. А ещё… я побеседую с Гражданским советом Приамурья. Простолюдины, в отличие от многих дворян, видят угрозу яснее. Возможно, они смогут помочь людьми, ресурсами, организацией работ. Их голос тоже должен быть услышан.

Яровой кивнул, и в его глазах читалось понимание.

– Действуйте, Владимир Александрович.

Мы встали из-за стола. Предстоящая дорога домой казалась броском на новый фронт – на сей раз не политический, а самый что ни на есть реальный.

Игра вступала в новую, смертельно опасную фазу, и от наших действий теперь зависело не просто влияние, а само выживание Приамурья.

Пригород Владивостока

Тем же вечером

Игнатьев приказал водителю остановить автомобиль на пустынном участке дороги, в нескольких километрах от Владивостока. Город остался позади, его вечный гул сменился тишиной, нарушаемой лишь ветром и криками одиноких птиц.

Альберт вышел из машины, поправил перчатки и направился вглубь редкого леса.

«Идеальное место для заговора, – язвительно отметил он про себя, оглядываясь. – Ни души, только природа. Как поэтично».

Он отошёл достаточно далеко, чтобы огни города стали лишь бледным заревом на горизонте, и нашёл небольшую поляну, окружённую старыми соснами. Достав из кармана карманные часы, он щёлкнул крышкой. Без двух минут пять. Идеально.

Альберт открыл шкатулку. Внутри, на бархатной подкладке, лежал кристалл размером с куриное яйцо. Он был идеально прозрачным, с едва заметной внутренней игрой света.

Игнатьев узнал его – артефакт для дальней магической связи. Очень дорогой. И, что характерно, одноразовый, если под рукой нет сильного мага-призывателя, способного стабилизировать и поддерживать канал.

«Расточительство, – мысленно усмехнулся Игнатьев. – Но для кого-то, видимо, мелочь».

Ровно в пять, как и было предписано, кристалл вспыхнул изнутри. Свет сконцентрировался над ним, и через мгновение в воздухе, словно дрожащее миражное видение, проступило чьё-то лицо. Седеющие виски, пронзительный взгляд, прямой нос, тонкие, поджатые губы.

Альберт узнал мужчину в тот же миг. Великий князь Роман Островский. Один из столпов Совета Высших.

Внутренне Игнатьев не был слишком удивлён. Кто же ещё мог обладать такими ресурсами и интересом к делам рода Градовых?

Альберт склонился в низком, почтительном поклоне, которого, он был уверен, его незримый собеседник даже не увидит в полной мере, но сама поза была важна.

– Ваше Высочество, – произнёс Альберт, и его голос приобрёл подобострастные нотки. – Это величайшая честь. Чем могу служить столь влиятельному человеку?

Лицо Островского на миг исказилось лёгкой гримасой раздражения. Ему явно было не до любезностей.

– Сэкономим время на церемониях, господин Игнатьев, – его голос был холодным и сухим, как зимний ветер. – У меня к вам один вопрос и одно предложение.

– Всякое внимание с вашей стороны честь для меня, Ваше Высочество, – произнёс Альберт.

– Я хочу лишь одного, – продолжил Островский, игнорируя реплику. – Чтобы пост генерал-губернатора Приамурья занял достойный человек. Тот, кто понимает, что в политике важна не только буква закона, но и гибкость. И умение идти на… уступки. Когда это необходимо.

Игнатьев слушал внимательно, и его острый ум мгновенно расшифровал послание. «Гибкость». «Уступки».

Это означало лишь одно – ему придётся прогнуться. Стать послушным инструментом в руках Островского, следовать всем его указаниям, какими бы они ни были. Но, с другой стороны… если могущественный покровитель поможет занять вожделенный пост, то что мешало потом, укрепившись у власти, действовать более самостоятельно?

Сначала – получить власть любой ценой. А уж потом… потом можно было бы говорить на новых условиях.

– Я прекрасно понимаю, Ваше Высочество, – сказал Альберт. – И я бесконечно счастлив, что столь влиятельный человек соизволил обратить своё внимание на нашу скромную провинцию и предложить своё… руководство. Вы можете рассчитывать на мою полную лояльность и понимание.

Он видел, как в глазах Островского мелькнуло холодное одобрение человека, который получил ожидаемый и нужный ответ.

– Хорошо. В таком случае, вот что будет. На ваш личный счёт в имперском банке уже перечислен первый транш. Используйте деньги разумно. Подкупайте, оплачивайте агитацию, затыкайте рты. Кроме того, по моим каналам будет оказано давление на нескольких ключевых членов Дворянского совета.

Игнатьев мысленно потирал руки. Деньги и административный ресурс. То, чего ему так не хватало в борьбе с Базилевским.

– Но запомните, – голос Островского стал резче. – Никаких лишних движений. Никакой самодеятельности. Всё – только по моему прямому приказу. Я не потерплю неуправляемых союзников. Вы поняли?

– Конечно, Ваше Высочество, – Альберт склонил голову. – Я – всего лишь инструмент в ваших опытных руках.

«Как же, – пронеслось у него в голове с ядовитой усмешкой. – Здесь, на месте, я всё же лучше знаю, что делать и на кого как надавить. Ты можешь дёргать за ниточки из Петербурга, но тонкости местной игры тебе неведомы. Придётся импровизировать».

– В следующий раз мы поговорим по телефону, – объявил Островский. – Обычная проводная связь. Достаточно безопасно для текущих вопросов. Вы узнаете, когда. На этом всё.

Связь оборвалась так же резко, как и началась. Дрожащее изображение лица Островского исчезло, а кристалл в руке Игнатьева с тихим шипящим звуком потух, покрылся сетью мельчайших трещин и рассыпался в пыль.

Альберт стоял несколько секунд, глядя на маленькую кучку пыли у своих начищенных ботинок. Затем его губы медленно растянулись в широкой улыбке. Торжествующей и полной злорадства.

Теперь на его стороне была та сила, о которой Градовы могли лишь беспомощно мечтать. О нет, это была не магия, не сильный Очаг и даже не верная армия. Армии можно противостоять. Магию можно нейтрализовать.

Настоящая власть была в другом. Во влиянии того, кто на самом деле правил страной. В его связях, в его неограниченных ресурсах, в его возможности одним словом сдвигать с мест целые кланы и менять политический ландшафт. Вот что теперь работало на него, Альберта Игнатьева.

Он развернулся и пошёл обратно к автомобилю. Ветер трепал его волосы, но он не обращал на это внимания.

Игра с Градовым только что перешла на качественно новый уровень. И на сей раз, Игнатьев был абсолютно уверен, проигрыш противника был лишь вопросом времени.

Глава 14
Цена верности

Вернуться в родные земли после душной, пропитанной интригами атмосферы Владивостока было сродни глотку свежего воздуха после угарного дыма. Карета катилась по знакомым дорогам, и я смотрел в окно, чувствуя, как постепенно отпускает напряжение последних недель.

Картина радовала глаз. Повсюду кипела работа. Восстанавливали сожжённые во время войны деревни. На полях, ещё недавно изрытых окопами и следами магических взрывов, теперь трудились крестьяне. Война уступила место созиданию. И это мне нравилось.

Наконец, карета подъехала к поместью. И здесь работа шла полным ходом. Леса ещё стояли у части фасада, но пролом в крыше был уже почти залатан. Главный двор облагораживали, высаживая новые кусты и разбивая цветники.

Самое сильное изменение ждало меня в саду. Сгоревшую дотла яблоневую аллею выкорчевали. На её месте аккуратными рядами стояли молодые, хрупкие саженцы. Они были ещё совсем малы, но в их зелёных побегах была обещание будущего. Жизнь продолжалась, и это главное.

Меня встретил Никита. Он шёл от казарм, и его лицо при виде меня озарилось широкой, радостной улыбкой.

– Владимир! Наконец-то!

Мы обнялись, как братья.

– Никита, рад тебя видеть. Спасибо, что проследил за всем, пока я был занят в столице.

– Да брось, – воевода смущённо отмахнулся, но было видно, что похвала ему приятна. – Я делал, что должен.

– Как обстановка?

– Относительно спокойно. Патрули работают, восстановление идёт по графику, люди довольны.

– Ты отлично справляешься с ролью наместника, – сказал я искренне.

– Стараюсь, – ответил Добрынин. – Рад, что ты вернулся. Здесь без тебя как-то… пусто.

И тут меня атаковала Таня. Она вылетела на крыльцо, словно вихрь, её глаза сияли от счастья и возбуждения.

– Владимир! – она чуть не сбила меня с ног, обнимая. – Я так по тебе скучала!

– И я по тебе, сестрёнка, – я рассмеялся, гладя её по волосам. – Что, не терпится уже стать законной госпожой Соболевой?

– О, ещё бы! – она отстранилась, и её лицо стало невероятно серьёзным. – Подготовка к свадьбе идёт полным ходом! Но, Владимир, нам пора уже официально всё объявить.

Я смотрел на её сияющее лицо и понимал, что она права. После всех этих войн, смертей и интриг, людям как раз нужен был праздник. Символ надежды и возвращения к нормальной жизни.

– Согласен, – кивнул я. – Давай устроим большой приём. Пусть все увидят, что род Градовых жив, силён и смотрит в будущее. Организуй всё, как считаешь нужным. Пригласи всех, кого посчитаешь достойными.

Глаза Татьяны засияли.

– Я всё устрою! Это будет лучший приём в истории Приамурья!

Она снова обняла меня и умчалась.

Проводив её взглядом, я отправился на поиски Михаила.

Я застал его сидящим на краю кровати. На месте культи снова была его артефактная рука. Пальцы медленно сжимались и разжимались, издавая тихие, механические щелчки.

– Здравствуй, брат. Вижу, твоя рука снова на месте.

– Моргун починил, – глухо произнёс Миша, не глядя на меня.

Я подошёл и взял его руку. Осмотрел соединения, проверил плавность хода.

– Да, неплохо справился, – заключил я. – Но нужно кое-что поправить, иначе при серьёзной нагрузке может снова выйти из строя. Займёмся вечером.

Михаил лишь кивнул. В комнате повисло тяжёлое молчание.

– Пойдём в кабинет, – предложил я. – Поговорим.

Мы прошли в мой кабинет. Я сел за стол, Миша устроился напротив. Он молчал так долго, что я уже собирался заговорить первым, но он вдруг поднял на меня взгляд. В его глазах была такая боль и стыд, что мне стало тяжело.

– Прости, Владимир, – голос Михаила прозвучал сдавленно. – Я… я всё испортил. Из-за моей глупости погибли люди. Они доверяли мне, а я… привёл их на смерть.

Я смотрел на своего младшего брата, изломанного войной и пленом, и не видел в нём того заносчивого юнца, каким он был раньше. Передо мной был раскаявшийся, постаревший не по годам мужчина.

– Я знаю, Миша, – сказал я тихо. – И прощаю тебя. Но прощение – это не оправдание. Тебе предстоит искупить вину. Не передо мной, а перед их памятью.

В его глазах загорелась искра надежды.

– Что я должен сделать?

– Тот, кто их убил, должен быть уничтожен. Зубр, или то, во что он превратился, объявлен врагом не только нашего рода. Мы объявляем ему войну. Не просто охоту на монстра, а настоящую войну. И ты будешь на передовой. Ты знаешь его, ты чувствовал его силу. Твоя ярость найдёт выход, но направленная в нужное русло.

Михаил выпрямился. В его позе появилась твёрдость, которой не было с момента его возвращения из плена.

– Хорошо. Я сделаю всё, что смогу. Обещаю, больше не буду таким безрассудным.

– Надеюсь на это, – я откинулся на спинку кресла. – Теперь расскажи о Карцевой. Ты сказал, её люди помогли тебе добраться. Как это вышло?

Миша неожиданно покраснел и отвёл взгляд.

– Да… помогли.

– И? – я наклонился вперёд, чувствуя, что он что-то скрывает. – Что ещё? В чём дело, брат?

Он помялся и, наконец, сдавленно выдохнул:

– Я её… поцеловал.

Я уставился на него, не веря своим ушам.

– Неожиданный поворот. Как так вышло?

– Не удержался, – скривился Михаил. – Демоны, я понятия не имел, что она такая красивая!

– Кхм. И что она?

– Ничего, – Миша пожал плечами. – Сначала хотела прикончить. Но я… её остановил. А потом она просто уехала. Велела своим людям проводить нас до наших земель. Вот и всё.

Эта информация не укладывалась в голове. Эмилия Карцева, известная своей мстительностью и непредсказуемостью, получила такое оскорбление от простого, как она думала, дружинника, и… просто развернулась и уехала? Без всяких последствий?

Это было совершенно на неё непохоже. Либо она замышляла что-то очень коварное, либо здесь было что-то. Что-то, что заставило её поступить столь нехарактерно.

– На Карцеву это непохоже, – произнёс я вслух, обдумывая ситуацию. – Может, она всё-таки тебя узнала?

– Нет! Не узнала. Уверен.

– Хорошо, – сказал я. – Тогда мне нужно с ней поговорить.

– Сейчас?

– Да, сейчас.

Я закрыл глаза и мысленно послал зов. Один из моих воронов всё ещё оставался у графини, и обычно она была не прочь поболтать.

Посмотрим, что Карцева скажет на этот раз. Какой же интерес мог заставить Эмилию Карцеву простить такую дерзость моему «простолюдину-дружиннику»? Ответ на этот вопрос волновал меня почти так же сильно, как и растущая тень Зубра-Мортакса.

Поместье графини Карцевой

В то же время

Эмилия сидела на краю своей кровати и лениво расчёсывала свои роскошные тёмные волосы. Её тело покрывал тонкий пеньюар из перламутрового шёлка. Графиня любовалась своим отражением в большом зеркале напротив, но сегодня – как-то отстранённо.

Её мысли, против воли, возвращались к одному конкретному эпизоду. К тому оврагу. К тому мужчине.

Андрей. Простой дружинник. Калека.

Он спас её. Не задумываясь, ринулся за ней в пропасть. Это само по себе было необычно – люди Карцевой были преданы ей, но такой безрассудной готовности к самопожертвованию она от них не ожидала.

Потом был тот поцелуй. Грубый, яростный. Поступок, за который она убила бы на месте. И она попыталась. Но Андрей остановил её. Схватил её за горло невидимой силой, продемонстрировав мощь, которую она никак не могла ожидать от простого солдата.

Эмилия уже не впервые ловила себя на том, что мысленно возвращалась к тому моменту. И ей… ей это нравилось. Эта дерзость, эта грубая сила, это пламя, пылавшее в его взгляде. Этот дружинник был полной противоположностью Владимиру Градову. Тот – холодный, расчётливый, не поддающийся ни на какие её чары. А этот… Андрей был обжигающе горячим, стихийным, непредсказуемым.

– Чёртов простолюдин! – вдруг гневно выдохнула Карцева, с силой опуская гребень на туалетный столик. – Поселился в моих мыслях!

В этот момент она почувствовала знакомое покалывание в висках и едва уловимый шёпот в сознании. Раздражённо вздохнув, она потянулась к прикроватной тумбочке и достала оттуда череп ворона.

Положив артефакт на колени, она сосредоточилась. Через мгновение из пустых глазниц и клюва черепа начала формироваться фигура магической птицы. И из её клюва донёсся голос:

– Здравствуйте, ваше сиятельство. Благодарю за помощь, оказанную моим людям, – сказал барон Градов.

– Всегда пожалуйста, дорогой Владимир, – усмехнулась Эмилия. – Надеюсь, вы не останетесь в долгу.

– Ни в коем случае. В качестве платы за вашу доброту я готов проявить доброту в ответ. И забыть, что вы устроили во владениях графа Муратова.

– Вот как, – графиня саркастично хмыкнула. – Не ожидала от вас такой щедрости.

– Это ещё не всё. Приглашаю вас на приём в моё поместье. Отпразднуем победу и обсудим дальнейшие шаги.

Приём у Градовых? Интересно. Это давало Карцевой возможность оценить обстановку, посмотреть на новых союзников Владимира и, возможно, найти новых союзников для себя. Но одной лишь политической выгодой её мысли не ограничивались.

В голове сама собой родилась безумная идея. Прежде чем она успела обдумать её, слова уже сорвались с её губ.

– С радостью буду, – сказала Эмилия, и её голос приобрёл сладкие, медовые нотки. – Но я хочу попросить ещё кое-что. В качестве жеста доброй воли. Отдайте мне на службу того самого дружинника, Андрея. У которого одна рука. Он… храбро проявил себя, спасая мне жизнь. Мне нужны такие люди.

Карцева сама не верила в то, что сказал это вслух. Сердце неистово забилось в груди.

Зачем? Зачем она это сделала? Она что, с ума сошла? Что она будет делать с этим мужчиной, если он действительно окажется в её власти? Накажет за дерзость? Или… Или даст волю тому тёмному, запретному интересу, который он в ней пробудил?

– Мои люди не рабы, графиня, и сами вольны решать, кому служить, – наконец, прозвучал непроницаемый голос Владимира. – Приезжайте. И мы можем всё обсудить с ним лично.

– Простой дружинник будет на дворянском приёме?

– Да. Скажем так, он герой войны, и я решил почтить его.

Эмилия почувствовала, как по её щекам разливается лёгкий румянец. Обсудить с ним? Увидеть его снова? Эта мысль неожиданно согревала.

– Что ж, – она постаралась, чтобы её голос звучал непринуждённо. – Тогда до скорой встречи, барон.

Она резким движением разорвала связь. Магический ворон исчез. Эмилия убрала артефакт и встала, подойдя к своему огромному гардеробу.

Она распахнула дверцы и уставилась на ряды платьев. Для приёма надо было выбрать наряд, который продемонстрировала бы её статус, богатство и власть. Но вместо этого её мысли крутились вокруг одного вопроса: «А какое платье могло бы ему понравиться?»

Эта мысль привела графиню в такую ярость, что она с силой швырнула на пол первую же попавшуюся под руку бальную туфлю.

– Демоны! – выругалась она. – Что со мной происходит?

Эмилия не понимала, что чувствует. Это было смесью раздражения, любопытства и того самого запретного возбуждения, которое она испытала в овраге. Это бесило её. Выводило из равновесия.

Но, стиснув зубы, Карцева снова повернулась к гардеробу. И продолжила выбирать платье. Теперь уже с удвоенной тщательностью.

Поместье барона Воронова

Альберт Игнатьев вышел из кареты перед домом барона Георгия Воронова. Поместье было… приемлемым. Ничего выдающегося. Судя по виду, оно было построено не меньше ста лет назад, и местами дому требовался капитальный ремонт.

«Именно такие и составляют большинство в Совете, – отметил про себя Альберт. – Родовые дворяне, жирующие на славе предков. Серая масса, которую нужно направлять».

– Господин Игнатьев! Какой приятный сюрприз! – Воронов, выйдя на крыльцо, расплылся в улыбке, но в его глазах Игнатьев прочитал настороженность.

– Барон, – Альберт кивнул. – Благодарю за приём.

– Погода-то какая чудесная выдалась! – воскликнул Воронов, разводя руками. – Не хотите ли прогуляться по саду? Деловые разговоры на свежем воздухе как-то благотворнее идут, не находите?

Игнатьев едва заметно наморщил нос.

«Сад. Как мило. Он что, принимает меня за какого-то провинциального купчика, с которым можно поболтать о погоде за чашкой чая?»

Это было демонстративное неуважение, попытка вывести его из привычной среды и диктовать условия на своей территории. Но Альберт лишь изобразил лёгкую улыбку.

– Конечно. Прекрасная идея.

Он забрал из кареты кожаный дипломат и последовал за хозяином. Сад и впрямь оказался ухоженным, но лишённым изыска. Ровные ряды яблонь, аккуратные клумбы. Скучно. Предсказуемо. Как и хозяин сада.

Они прошли вглубь, подальше от любопытных ушей слуг, и Воронов, наконец, перешёл к делу. Его голос потерял предыдущую панибратскую лёгкость.

– Знаете, господин Игнатьев, я понимаю, чего вы хотите. И, по зрелому размышлению… я решил, что буду голосовать за Базилевского.

Он произнёс это с видимым облегчением, будто сбросил камень с души.

– Большинство в Совете уже за него, понимаете ли. Не хочу выделяться. Да и программа у него… солидная.

Альберт остановился, медленно повернулся к барону.

– Я понимаю. Вы хотите быть на стороне победителя. Прагматично.

– Ну, в общем-то, да, – Воронов развёл руками, изображая лёгкое смущение.

– Тогда вы, барон, слишком торопитесь, – голос Игнатьева приобрёл стальные, режущие нотки. – Победу в этой гонке одержу я. Знаете почему?

Он сделал паузу и держал её, пока не увидел нетерпение на лице барона.