Текст книги "Абсолютная Власть 4 (СИ)"

Автор книги: Александр Майерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Глава 6
Миротворцы

Константин Роттер въехал во владения Муратова во главе эскадрона кирасир Соболева. Чёрный полк следовал за ними мрачным, дисциплинированным строем. Новообретённые штандарты с пронзённым стрелой черепом реяли в дымном воздухе.

Ветер нёс с собой запах гари, крови и распада. То, что Роттер видел вокруг, было привычной для него картиной войны. Но оттого окружение не делалось менее зловещим.

Деревни дымились, превращённые в груды головешек. Поля выжжены, трупы людей и животных устилали дороги. Вдали, на горизонте, пульсировал багровый купол над поместьем Муратова. Со стороны доносились отголоски боя: лязг стали, крики, взрывы и шипение заклинаний.

Война, которую Роттер только что помог закончить, возродилась из пепла.

Мысли Константина метались так же, как перепуганные птицы в сером небе. Сколько раз он уже сменил сторону? Сначала он был верным капитаном Александра Градова. Потом – предателем, перебежчиком и дружинником Карцевой. Затем – служил Муратову. А затем, когда рассказал Владимиру о плане его отца, то снова стал «своим», был прощён и теперь… теперь он служил Градовым вновь, но уже в составе войск графа Соболева.

Где его место? Кому он служит на самом деле? Себе? Своим людям? Призраку старого барона? Идее, которую он уже сам с трудом понимал?

Роттер ловил на себе взгляды кирасир Соболева. В них читалось уважение и недоверие. Страх перед мрачной репутацией капитана и вызов. Спокойствие и настороженность.

Они знали его историю. Для них он был вечным перевёртышем, клеймо предателя не мог стереть даже приказ барона Градова. А Чёрный полк вызывал в них настоящий трепет.

Те, кто пошёл за Роттером в тот роковой день, кто прошёл через ад отступничества и искупления. Они смотрели на него с собачьей преданностью, но и в их глазах он видел ту же неуверенность. Они были изгоями, проклятым легионом, и он вёл их из одной мясорубки в другую, не в силах дать ни славы, ни покоя.

Новички, что присоединились к полку, были по большей части сбродом. Дезертиры, военные преступники, наёмники и пленники, сменившие сторону. Сборище отребья. Отчаянного, опытного, кровожадного – безусловно. Но отребья.

«За что мы боремся? – пронеслось в голове Роттера. – За мир, который тут же рушится? За новых господ, которые мало чем отличаются от старых?»

Он чувствовал себя инструментом. Смертоносным, но лишённым воли. Сначала его использовал Александр, затем – Карцева, теперь используют Соболев и молодой Градов. И он позволял это, потому что не видел иного пути.

Воевать – это всё, что он умел. Всё, что у него осталось.

Но затем, при взгляде на развалины и трупы, в Константине что-то щёлкнуло. Не было больше ни смятения, ни сомнений. Осталась лишь холодная, отполированная годами злость. Бесшумная, как нож в ночи.

Злость на этот хаос, на эту бессмысленную бойню. Неважно, кто отдаёт приказы. Важно, что сейчас есть приказ остановить резню.

И Роттер был твёрдо намерен это сделать. Так, как умел. Железом и кровью. Это было простое, солдатское решение, и оно ему принесло странное умиротворение.

Вперёд вынесся молодой офицер кирасир.

– Капитан! – крикнул он, указывая в сторону очередного дымящегося селения, откуда доносились крики и звон стали. – Там идёт сражение между солдатами Муратова и Карцевой. Приказываю вмешаться и прекратить бой!

Роттер кивнул, его лицо не выразило ничего.

– Так точно.

Он отдал приказы, а затем первым помчался вперёд. Мрачная лавина в чёрных мундирах рванула с места, обогнав кирасир. Грохот конских копыт наполнил воздух дробным грохотом.

Они подъехали к деревне, вернее, к тому, что от неё осталось. Солдаты Муратова держали оборону, в то время как бойцы Карцевой упорно наступали. Сверкали в воздухе магические стрелы, горели дома, лилась по улицам кровь.

– Окружить и разделить! – скомандовал Роттер.

Чёрный полк разделился надвое. Словно гигантские чёрные клещи, они сомкнули кольцо вокруг сражающихся. Суровый вид и грозные знамёна с черепом сделали своё дело – бой затих почти мгновенно. Солдаты Карцевой и дружинники Муратова, ошалевшие, опустили оружие, уставившись на новых участников драмы.

Чёрный полк встал вокруг и между ними – живая стена, готовая уничтожить любую сторону, которая осмелится пошевелиться.

В наступившей тишине, нарушаемой лишь треском огня, послышался одинокий топот копыт. Из тыла карцевских показался пожилой офицер в роскошном мундире и с густыми бакенбардами.

Роттер криво усмехнулся, чувствуя, как натягивается шрам на щеке. Воевода Карцевой, Фёдор Бутурлин. Его лицо, обычно невозмутимое, было искажено гримасой презрения. Он остановил коня в паре шагов от Константина. Взгляд, полный ненависти, буквально пронзал капитана.

– Роттер, – выплюнул Бутурлин. – И здесь твоего гнилого духа не избежать. Как ты посмел встать у меня на пути, предатель?

Константин встретил его взгляд с ледяным спокойствием. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Ему было плевать на Бутурлина, на его старомодные понятия о чести, на его праведный гнев. Этот старик был всего лишь очередным препятствием.

– Я здесь по приказу графа Соболева, Фёдор Васильевич, – лишённым эмоций голосом ответил Роттер. – В качестве миротворца. Боевые действия должны быть прекращены. Отведите своих людей.

– Миротворец? Ты? – фыркнул Бутурлин. – Ха! Такого подлеца ещё поискать! Твоё место не между враждующими сторонами, а на виселице! Ты предал Градовых, потом предал мою госпожу и выступил против нас на стороне Муратова. А потом сражался против Муратова за Градовых! Как это вообще понимать?

– Вы не поймёте.

– Да уж, не сомневаюсь. Миротворец… Да ты просто ищешь, где бы устроить новую резню!

Роттер слушал, не двигаясь. Каждое слово Бутурлина било в самую суть его внутреннего смятения, но он не подал вида. Вместо этого он медленно провёл ладонью по эфесу своего кылыча.

– Послушай, старик, – сказал он тихо. – У меня нет ни времени, ни желания выслушивать твои проповеди. Мой приказ – остановить бой. Он остановлен. Теперь ты отдай приказ и уведи своих солдат. Малейшая провокация с твоей стороны… – он обвёл взглядом замершие шеренги Чёрного полка, – и мои люди атакуют. Посмотрим, как твоя пехота справится с моими ветеранами в чистом поле, без засады среди деревьев. Давай, рискни. Прошу тебя.

Бутурлин смотрел на него, и ярость в его глазах медленно сменялась холодной оценкой. Он видел готовность солдат Чёрного полка. Он понимал – это не блеф. Роттер не блефовал никогда.

Побелевший от злости, воевода резко дёрнул поводья.

– Это не конец, предатель. Твоя расплата близка. Графиня узнает об этом!

– Иди, пожалуйся. Мне плевать.

Фёдор Васильевич развернул коня и, что-то крикнув своим офицерам, ускакал прочь. Вслед за ним, нехотя, с угрюмыми взглядами, стали отступать и солдаты.

Роттер наблюдал за их отходом, всё так же неподвижный. Он выполнил приказ. Остановил бой. Пусть ценой новой угрозы, пусть ценой укрепления своей репутации подлеца. Какая разница?

И тут его взгляд, скользнув по линии горизонта, задержался. На дороге, ведущей к деревне, показалась новая колонна войск. И над ней, развеваясь на ветру, были знакомые знамёна с золотым тигром на лазурном щите. Знамёна Градовых.

Владения графа Муратова

Владения Муратова встретили меня тем же знакомым пейзажем, который, казалось, должен был остаться в прошлом. Дымящиеся развалины деревень, растерзанные взрывами поля, разбросанные кое-где трупы – конские и человеческие, в солдатских мундирах и гражданской одежде.

Я покончил с одной бойней, чтобы дать начало другой, более подлой и бессмысленной. Какая ирония.

– Никита, – обратился я к Добрынину, подъехавшему к моей карете. – Собери основные силы у поместья Муратова. Встаньте живой стеной. Не поддаваться на провокации. Атаковать только в случае неизбежной угрозы. Понятно?

– Так точно, ваше благородие, – козырнул воевода. – А вы?

– Я поеду искать источник этого беспорядка, – ответил я и на ходу вылез из кареты. – Секач! Ночник! Со мной!

Ко мне немедленно подъехали двое лейтенантов. За спиной Секача, как всегда, торчали рукояти его верных тесаков. Ночник с непроницаемым выражением лица оглядывал столбы дыма на горизонте.

Мы тронулись вперёд, оставив основные силы разворачиваться в боевые порядки.

Вскоре я увидел вдалеке знакомые чёрные мундиры. Чёрный полк Роттера стоял рядом с разорённой деревней. Неподалёку от них, у опушки леса, расположился эскадрон кирасир Соболева. Войска Карцевой находились поодаль. Это успокаивало.

Мы подъехали к карцевским, и моё появление не осталось незамеченным. От группы офицеров в синих мундирах отделился мужчина с пышными бакенбардами. Фёдор Васильевич, кажется, воевода Эмилии.

– Барон Градов, – произнёс он, слегка склонив голову. – Не ожидал встретить вас здесь.

– Воевода, – кивнул я. – Так ли уж не ожидали?

– Я…

– Отведите меня к твоей госпоже, – перебил я. – Немедленно.

Фёдор хотел что-то возразить, но встретив мой взгляд, лишь сглотнул и кивнул.

– Следуйте за мной, ваше благородие.

Мы поехали дальше вглубь разорённых земель. Воевода привёл меня в самый богатый на вид дом в одной из захваченных деревень. У входа стояли часовые с арбалетами на изготовку. Я спешился, приказав Секачу и Ночнику быть снаружи, и вошёл внутрь.

Эмилия не заставила себя ждать. Она вплыла в гостиную, будто только что сошла с портрета – в лёгком платье, подчёркивающем все её достоинства, с едва уловимой улыбкой на губах. В воздухе повис тяжёлый, сладковатый аромат её духов.

– Владимир, – промурлыкала она. – Я так и знала, что ты приедешь. Неужели просто не мог жить без того, чтобы снова увидеть меня? Но раз уж ты здесь, я рада. Вина?

– Я приехал не любезничать, Эмилия. Твои войска разоряют земли, которые по условиям капитуляции находятся под моим контролем. Ты нарушила договорённости. Прикажи своим солдатам немедленно остановиться и отойти.

Она рассмеялась, подойдя ближе. Её грудь слегка покачивалась при ходьбе, гипнотизируя лучше любого маятника.

– Ах, Владимир, Владимир. Всегда такой прямой и несгибаемый. Мне плевать на договорённости, понимаешь? Муратов – враг. Ослабленный враг. А ослабленных нужно добивать и забирать их имущество. Я просто захотела взять своё и взяла.

– Своё? – спросил я таким тоном, что Карцева отшатнулась. – Твоё – это контрибуция, которую ты получишь по закону. Всё остальное – мародёрство.

– Закон? – Эмилия брезгливо сморщила нос. – Закон пишут победители. А я чувствую себя сегодня очень… победительной. И, признаться, мне понравилось, как ты мчишься ко мне, весь такой грозный и принципиальный. Просто очень хотела ещё раз тебя увидеть. И ведь добилась своего!

Её наглость не знала границ. Она не просто грабила – она демонстративно показывала, что её амбиции и желания важнее любых договоров.

– Это не игра, Эмилия, – сказал я. – Отведи войска. Сейчас же.

– И что будет, если я откажусь? – графиня склонила голову набок, играя с прядью волос.

– Тогда придётся воевать и со мной.

Её брови изумлённо поползли вверх.

– Неужто? Барон Градов готов вступиться за того, кто уничтожил его семью? Вот это поворот! Не думала, что в тебе столько всепрощения.

– Я вступаюсь не за Муратова, – отрезал я. – Я вступаюсь за мир. За порядок, который ты своими руками разрушаешь. За жизни людей, которые напрасно гибнут из-за твоих капризов.

Мы стояли, измеряя друг друга взглядами. Эмилия искала во мне хоть каплю той снисходительности, с которой многие мужчины относились к её выходкам. Но не нашла. Видя мою непреклонность, она вдруг взмахнула рукой с театральным вздохом.

– Ох, какой же ты скучный, Владимир! Ну ладно, ладно. Не хочешь играть – не надо. Я отведу войска. Успокойся. Мои солдаты уже набрали достаточно трофеев.

Карцева повернулась и сделала несколько шагов к столу. Взяла графин и налила вина в бокал.

Подозрительно быстро она согласилась…

– И всё награбленное будет возвращено, – добавил я.

Эмилия фыркнула, не оборачиваясь.

– Милый мой, это невозможно. Что-то сгорело, что-то безнадёжно испорчено… Ах, какая жалость! – она обернулась, и на её лице снова играла язвительная улыбка. – Но не переживай, твоя драгоценная контрибуция почти не пострадала.

Становилось окончательно ясно: она не просто мстила Муратову и грабила. Она целенаправленно уничтожала и расхищала активы, чтобы ослабить его род на десятилетия вперёд. И, что ещё важнее, чтобы уменьшить долю, которая по праву победителей должна была отойти мне и Соболеву.

Карцева не просто брала своё – она следила, чтобы другие получили меньше. Это была уже не месть, а холодный, политический расчёт. Демонстрация силы и независимости.

Она начала свою игру за власть в Приамурье, и первым ходом было показать, что с её интересами придётся считаться.

Я смотрел на Эмилию, и последние остатки какого-либо подобия симпатии или надежды на разумное сотрудничество угасали во мне. Передо мной была не просто капризная и жестокая женщина. Передо мной стоял опасный, амбициозный политический игрок, готовый ради своих целей растоптать всё вокруг.

– Эмилия, – сказал я. – Если нечто подобное повторится, я буду реагировать иначе. Не как союзник, огорчённый твоим поведением, а как враг, уничтожающий угрозу порядку. Запомни это.

Глаза Карцевой блеснули азартом.

– Жду не дождусь, – прошептала она в ответ, пригубив вино.

Я развернулся и вышел, не сказав больше ни слова. Секач и Ночник, видя моё лицо, безмолвно вскочили в сёдла, и мы понеслись прочь от этого места.

Следующей точкой было поместье Муратова. Мои войска, как и я приказал, стояли лагерем перед ним, создавая живую стену между усадьбой и внешним миром.

Меня встретил на крыльце сам Рудольф Сергеевич. Он стоял, глядя на свои дымящиеся владения. Его лицо было бледным и измождённым, но держался он с прежним достоинством.

– Барон Градов, – произнёс он. – Мне уже доложили. Вы… заставили Карцеву отойти?

– Да, – ответил я, не слезая с коня. – Её войска уходят. Но это не значит, что угроза миновала.

Муратова смотрел на меня с непониманием.

– Почему? – спросил он, наконец. – Зачем вы вступились за меня?

Я не стал ему отвечать. Не было смысла повторять слова, сказанные Эмилии. Он бы всё равно не поверил, что я могу действовать не из корысти, а из желания остановить хаос.

– Мои войска останутся здесь на какое-то время, – заявил я. – Не с целью оккупации и, уж тем более, не с целью грабежа. Чтобы обеспечить соблюдение условий капитуляции и не допустить новых вспышек насилия. Вы не возражаете?

Муратов медленно покачал головой, его взгляд был тяжёлым и оценивающим.

– Нет. Возражений нет. Вы могли бы и не спрашивать. Благодарю вас… за защиту моего дома.

Его благодарность была вымученной, но, возможно, искренней в своей основе. Он проиграл, его мир рухнул, и теперь даже защита от бывшего врага была благом.

Я кивнул Никите, отдав последние распоряжения по организации лагеря и патрулей, а затем снова сел в седло. Пора было домой. Снова домой.

Мы скакали прочь, и я смотрел на заходящее солнце. Мыслей было много, и все они сводились к одному. Покоя не будет. Никогда. Абсолютная власть требовала абсолютной ответственности. Ответственности за каждую жизнь, за каждый клочок земли, за каждый договор. Слов, даже подкреплённых победой, оказалось недостаточно. Карцева показала мне это с убийственной ясностью.

Сила. Только неоспоримая сила могла стать тем фундаментом, на котором можно было построить прочный мир. Сила, которая заставила бы таких, как Эмилия, даже в мыслях не допускать возможности своевольничать. Сила, которая сделала бы моё слово законом, не терпящим нарушений.

Пора было наращивать мощь. Не только военную. Политическую, экономическую, магическую. Чтобы в следующий раз, когда кто-то решит, что может безнаказанно проливать кровь впустую, он столкнулся бы не с уговорами, а с непреодолимой стеной. И был бы стёрт в порошок.

Владение великой властью перестало быть необходимостью. Оно стало моим долгом.

Расколотые земли

Прошли недели, а может, и месяцы – в вечном полумраке Расколотых земель время теряло свой смысл. Но для Николая Зубарева они стали вечностью, наполненной болью и растущей, как раковая опухоль, силой.

Магия Металла стала для него такой же естественной, как дыхание. Он не просто чувствовал металл – он повелевал им. По одному желанию скалы, окружавшие его пещеру, покрывались стальными шипами, а затем сглаживались, превращаясь в зеркальную поверхность.

Громовержец в руках Зубра был теперь не просто оружием, а частью его воли. Он мог выстрелить снопом игл, облаком дроби, меняющей траекторию в полёте, или пулей, способной прошить скалу насквозь.

Но этого было мало. Голос в голове толкал дальше, заставляя касаться самого сердца хаоса – магических аномалий, усеивающих архипелаг. Сначала это были лишь попытки стабилизировать мелкие, нестабильные разрывы реальности. Они вырывались из-под контроля, обжигая разум Зубра леденящим холодом Пустоты.

Но с каждой неудачей он учился.

Сейчас Николай стоял перед трепещущим в воздухе пятном, из которого сочился фиолетовый, ядовитый свет. Вокруг витали обломки скал и искры дикой магии. Зубр протянул руку, и его пальцы, покрытые недавно проступившими серебристыми узорами, сжались в кулак.

Мускулы на шее напряглись, лицо исказилось гримасой нечеловеческого усилия. Аномалия затрепетала, её края начали сжиматься, свет померк, но затем с новой силой рванулся наружу, отшвырнув Зубарева метра на два. Он тяжело рухнул на камни, зарычав сквозь зубы от боли.

«Слабо, – прозвучал в его сознании ледяной голос. – Ты всё ещё цепляешься за свою смертную сущность. Отпусти её. Позволь силе течь через тебя, а не бороться с ней».

– Заткнись! – прохрипел Николай, поднимаясь.

Он подошёл к луже с дождевой водой и умыл вспотевшее лицо. Посмотрел на своё отражение. Тот, кто смотрел на него, был лишь отдалённо похож на прежнего Зубра. Кожа приобрела бледный, серебристый оттенок, будто под ней текла не кровь, а ртуть. По рукам и шее расходились тёмные, похожие на руны узоры. Глаза горели холодным стальным блеском.

Но если такова была цена за великую силу – то это сущие пустяки.

Справа раздалось урчание. Зубарев повернулся и увидел монстра. Он выглядел как волк, чья спина была покрыта двумя рядами шипов. За его спиной собрались и другие твари.

– Не лезьте, – буркнул он.

Авторитет Николая среди местной фауны стал абсолютным. Монстры сбивались в стаи и следовали за ним, как приручённые псы. Они чувствовали в нём родственную душу – существо, в котором хаос обрёл форму и волю.

«Хватит тренироваться на бездушных аномалиях, – прошептал Мортакс, и в его голосе слышалось нетерпение. – Пора проверить нашу мощь на чём-то более… одушевлённом. На тех, кто может кричать, бояться и умирать».

По лицу Зубарева проползла ухмылка, которую он не сумел сдержать. Идея была соблазнительной. Проверить силу – это одно. Там, где есть люди, можно достать нормальной еды – хлеба, сыра, говядины. Жрать мясо монстров, непонятные грибы и ягоды давно уже надоело.

– Я согласен. Куда ведёшь?

«В Приамурье, твой родной край. Я чувствую стабильный разлом неподалёку. Он ведёт в глухомань, к одной из спящих деревушек. Там можно вдоволь опробовать силу и получить наслаждение».

Николай даже не спросил, зачем Мортаксу это нужно. Он уже понимал – сущность питалась не только магией, но и страхом, болью и отчаянием. И он сам начал испытывать в этом потребность.

Он повернулся к своему «войску» – дюжине свирепых тварей, замерших в ожидании. Без слов, одним лишь взглядом, он отдал приказ следовать. Монстры, повинуясь, двинулись за ним по скалистому плато.

Мортакс привёл его к месту, где воздух дрожал, как над раскалённым камнем. Здесь реальность была тонка, как паутина. Разлом был не таким яростным, как другие – узким, почти невидимым порталом.

«Через него, – скомандовал Мортакс. – Та сторона ещё не знает, какая буря на неё обрушится».

Зубр шагнул вперёд, чувствуя, как его тело на мгновение распадается на молекулы, а затем снова собирается. Монстры последовали за ним, протискиваясь в узкий проход.

С другой стороны царила тихая, прохладная ночь. Пахло хвоей и дымом из печных труб. Это спокойствие вызвало в Зубре приступ ярости. Они тут жили своей жалкой, размеренной жизнью, пока он мучился на Расколотых землях!

Деревня, залитая лунным светом, спала. Несколько десятков изб, покосившийся амбар, колодец. Никаких стен, никакой охраны. Идеальная цель.

Он обернулся к своим тварям. Их глаза горели в темноте зловещими огоньками.

– Убивайте, – проскрежетал Зубр.

С воем и рёвом монстры ринулись вперёд. Первой жертвой стала собака, выскочившая с лаем на порог одной из изб.

В следующее мгновение твари вломились в дома. Послышались душераздирающие крики, звон стекла, треск древесины.

Зубр, не спеша, пошёл по центральной улице, вдыхая воздух, наполнявшийся запахом страха и крови. Он приблизился к одной из изб, откуда доносился детский плач. Дверь была заперта. Он едва дотронулся до железной скобы, и та расплавилась, каплями упав на землю. Николай толкнул дверь плечом, и та с треском отлетела.

Внутри, сжавшись в углу, находилась молодая женщина, пытаясь закрыть своим телом двух маленьких детей. Её глаза, полные животного ужаса, смотрели на него.

– Пожалуйста… нет… – простонала она.

Зубр широко улыбнулся. Он поднял руку, и из стоявшего у окна стола вырвались гвозди. Стол рассыпался, а гвозди зависли в воздухе, целясь прямо в беззащитных людей.

«Наслаждайся, – прошептал Мортакс. – Это твоя награда. Это наша сила».

Зубр сомкнул пальцы в кулак. Гвозди со свистом устремились вперёд, и через мгновение всё было кончено. Николай чувствовал, как чёрная, липкая энергия струится в душу, питая и его, и сущность внутри.

Он вышел на улицу. Хаос был в самом разгаре. Его твари вытаскивали людей из домов, разрывая их на части. Кто-то пытался бежать, но никто не ушёл далеко.

Когда последний крик затих, деревня лежала в руинах. Зубр поднял руки, чувствуя неистовую мощь, текущую в жилах. Он был богом разрушения. И это было лишь начало.

«Вкусно, не правда ли? – голос Мортакса звучал удовлетворённо, как никогда. – Их страх… их боль… это лишь крохи. Представь, что мы сможем сделать с тем, кто отнял у тебя всё. Градов. Его семья. Его люди».

Мысль о мести, которая раньше была просто навязчивой идеей, теперь стала яркой, цветной картинкой. Зубарев буквально видел, как повергает Владимира на колени, как заставляет его смотреть на уничтожение всего, что тот любит. Он чувствовал, как сила Мортакса и его собственная ярость сливаются в единое, неостановимое целое.

– Да, – прохрипел Зубр, сжимая окровавленные кулаки и глядя на пылающие останки деревни. – Скоро. Скоро он всё почувствует!

Он знал, что это была лишь разведка. Пробный удар. Но он уже предвкушал главное сражение. И от этого предвкушения по его спине бежали ледяные мурашки восторга.