Текст книги "Абсолютная Власть 4 (СИ)"

Автор книги: Александр Майерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

– На моей стороне Совет Высших.

Глаза Воронова округлились. Он явно не ожидал такого заявления.

– Совет Высших? Но… они же прислали Охотникова, чтобы тот разобрался…

– Именно, – безжалостно перебил его Игнатьев. – И я предлагаю вам, пока не поздно, изменить своё мнение.

Сомнение читалось на лице барона как на раскрытой книге. Он колебался.

И Альберт знал, какой аргумент станет решающим.

Он щёлкнул замками своего дипломата и открыл его.

Внутри лежали деньги. Огромная сумма. В глазах Георгия Воронова вспыхнул знакомый Игнатьеву блеск – неприкрытая, животная жадность.

– Это… – прошептал барон, не в силах отвести взгляд.

– Это не только вам, – продолжил Альберт, наслаждаясь произведённым эффектом. – Мне нужно, чтобы вы уговорили своего друга, барона Дорина, проголосовать за меня. И повлияли на других… колеблющихся членов Совета. Ваше слово имеет вес среди определённого круга. Если сможете обеспечить мне их голоса, получите ещё один такой же дипломат. На этот раз полностью ваш.

Воронов покраснел. Его явно не радовала столь откровенная, грубая сделка.

– Господин Игнатьев, это… несколько прямолинейно.

– Политика – это искусство возможного, – парировал Игнатьев. – А я предлагаю вам весьма реальную возможность. Что скажете?

Барон тяжело вздохнул, его плечи опустились. Жадность победила.

– Хорошо. Я… поговорю с Дориным. И с другими.

– Вот и славно, – Альберт с невесомой улыбкой вручил ему тяжёлый дипломат. – Ещё увидимся, ваше благородие.

Он покровительственно хлопнул ошеломлённого барона по плечу, как мальчишку, и его голос снова понизился, став почти интимным, но от этого не менее опасным.

– И, барон… на всякий случай. Помните, что верность – штука дорогая. Но цена за неверность может оказаться для вас неподъёмной. Доброго дня.

Не дожидаясь ответа, Игнатьев развернулся и твёрдым шагом направился к своей карете.

Он уселся внутрь, и карета тронулась. Игнатьев смотрел в окно на проплывающие поля и перелески, чувствуя удовлетворение от удачно проведённой сделки.

Вскоре они проезжали неподалёку от старого форта, который ныне использовался как имперская тюрьма. Изнутри форта поднимался чёрный дым.

– Это что? – спросил Альберт охранника, указывая взглядом.

Тот пожал плечами.

– Пожар, наверное. А может, зеки бунтуют. Бывает.

Игнатьев усмехнулся, глядя на клубы дыма. Базилевский так ратует за мир и стабильность, так верит в закон и порядок. Но разве это возможно?

'Нет, – мысленно ответил он сам себе. – Нестабильность и хаос – вот истинный, неизменный облик мира. Ничто и никогда не может быть приведено в идеальный порядок. Попытки сделать это – утопия для глупцов.

Можно лишь властвовать над этим хаосом. Лавируя, используя его течения в своих интересах. И я, – губы Альберта тронула холодная улыбка, – я умею это делать лучше всех'.

Глава 15
Политика

Имперская тюрьма

Стены тюремного коридора были наполнены криками, выстрелами и предсмертными хрипами. На фоне выла сирена.

Зубр шёл вперёд, и этот хаос был музыкой для его ушей. Охрана, жалкие людишки в казённых мундирах, пыталась остановить его. Они стреляли из своих винтовок. Глупцы.

Зубарев чувствовал каждую пулю, летящую в него. Они были частью него. Просто ещё одним металлом, который можно было подчинить.

Он поднял руку, даже не глядя на солдат, загородивших коридор. Пули остановились в сантиметре от Николая, зависли в воздухе, дрожа, а затем с резким свистом развернулись и полетели обратно. Тела охранников рухнули на каменный пол.

Тех, кто уцелел, Зубр добил выстрелами из Громовержца.

Он не целился. Ему не нужно было целиться. Снаряды, что магическим образом возникали в стволах, сами находили своих жертв.

Разлом, который Зубр открыл в главном дворе тюрьмы, всё ещё пульсировал за спиной, извергая тварей, довершавших разгром.

Николай вошёл в главный корпус. Оставшиеся в живых охранники в ужасе разбегались. В камерах, за решётками, вжимались в углы испуганные заключённые.

Зубарев подошёл к ближайшей камере и поманил пальцем одного из зеков.

– Где сидят люди Зубра? – спросил он.

– В левом крыле! – пролепетал мужчина. – Камеры с десятой по пятнадцатую!

Николай двинулся в указанном направлении.

В камере номер двенадцать, сжавшись в углу, сидел тощий, тщедушный человечек с выпученными от страха глазами.

Тоша, его верный подхалим. Жалкий, трусливый, но преданный как собака. Он смотрел на Зубра, и в его взгляде не было узнавания. Лишь ужас перед тем, во что превратился его бывший командир.

– Крыс, – произнёс Зубарев.

Тот вздрогнул, услышав своё прозвище. Его взгляд скользнул по лицу Николая, по металлическому блеску кожи, по чёрным узорам, и в изумлении приоткрыл рот.

– К… командир? – прошептал он, не веря. – Это ты?

– Встань, – приказал Зубр. – Мы уходим.

Он сконцентрировал волю, и прутья решётки с оглушительным скрежетом разошлись в стороны.

Тоша вышел из камеры, дрожа всем телом. Он посмотрел на Зубра и вдруг упал перед ним на колени, схватившись за его сапоги.

– Командир! Я знал! Я знал, что ты вернёшься за мной! Спасибо!

– Вставай, – бросил Николай. – Освободим остальных.

Они двинулись дальше, и вскоре Зубр освободил всех, кто был арестован в той заварушке на пароме и кого не успели повесить или сослать на каторгу. Они высыпали в коридор, ошеломлённые, глядя на него, на Крыса, на творившийся вокруг ад.

– Демоны меня разорви… – прошептал Паук, почёсывая татуировку на шеё. – Командир… ты научился магии?

– Это дар, – ответил Зубр. – Или проклятие. Смотря, как взглянуть. В любом случае – не твоё собачье дело! За мной.

Он повёл их обратно, к тому месту, где находился разлом. Монстры, вышедшие из него, уже перебили всех, кто пытался оказать сопротивление. Наёмники шарахались от тварей, но те лишь расступались, не причиняя людям никакого вреда.

Зубр остановился перед разломом. Сиреневое сияние отражалось в широких глазах его бывших головорезов.

– Время уходить отсюда, – сказал Николай.

– К-куда? – пролепетал Тоша.

– Туда, где начинается новая жизнь.

Зубарев протянул руку к разлому, и его края дрогнули, расширились, превратившись в стабильный портал. За ним виднелся негостеприимный пейзаж Расколотых земель – красное небо, чёрные скалы, клубящийся туман.

– Идём! – скомандовал он.

Оказавшись по ту сторону, Зубр обернулся. Его люди вываливались из портала один за другим, спотыкаясь, озираясь с ужасом. Портал с громким хлопком исчез.

Монстры остались в тюрьме. Пускай. Здесь их ещё достаточно.

Зубр окинул взглядом своих людей и сказал:

– Для вас настала новая эра. Мы были наёмниками, мелкими сошками в играх богатых ублюдков. Теперь всё изменилось!

Он прошёлся перед ними, глядя в глаза каждому.

– Теперь мы – не просто банда. Мы – легион. Мы – те, кто принесёт старому миру огонь и сталь. Мы изменим его. Сломаем. И построим на обломках нечто новое. И первым, кто сгорит в этом огне, будет барон Владимир Градов! Мы отомстим за всё. За паром. За унижение. За каждый день, проведённый вами в клетке.

Он видел, как страх в глазах его людей начал сменяться жаждой мести и силы.

– Мы с тобой, командир! – первым выкрикнул Паук.

Остальные подхватили, не слишком дружно, но с растущей уверенностью. Даже Крыс выпрямился, пытаясь выглядеть храбрым.

– Хорошо, – кивнул Зубр. – Тогда слушайте мой первый приказ. Паук.

– Я здесь! – тот сделал шаг вперёд.

– Ты всегда умел находить нормальных новобранцев. Вернёшься и отыщешь новых – тех, кому нечего терять. Тех, кто готов убить и умереть за глоток настоящей силы. Приведи их сюда.

Паук ухмыльнулся.

– Сделаю, командир.

Зубр кивнул. Люди, стоящие перед ним, были не просто командой головорезов. Это было начало могущественной армии.

Очередной шаг к долгожданной мести был сделан.

г. Владивосток

Мне отчаянно хотелось остаться в поместье. Проверить оборону, лично пообщаться с людьми. Но долг звал обратно, в каменные джунгли Владивостока. Там ещё оставалось слишком много нерешённых дел.

Я оставил Тане подробные инструкции и все необходимые полномочия по организации приёма – я знал, она справится. А сам погрузился в карету, чувствуя тяжесть предстоящих разговоров.

Скоро я уже был в городе. Предстояла необычная встреча с тем, кто ещё недавно был моим злейшим врагом.

Я вошёл в ресторан, и меня проводили в отдельный кабинет, где за столом уже сидел он – граф Рудольф Сергеевич Муратов.

Он поднялся мне навстречу. Его осанка была, как всегда, безупречно прямой, костюм безукоризненно отглажен, а лицо представляло из себя маску аристократического спокойствия. Но я, научившийся читать людей в куда более сложных обстоятельствах, видел мельчайшие детали.

Напряжённые мышцы вокруг рта, чуть более неподвижный, чем обычно, взгляд, едва уловимая скованность в движениях. Ему было мучительно больно находиться здесь и предлагать помощь человеку, который публично поставил его на колени.

И всё же он был здесь. Это заслуживало определённого уважения.

– Барон Градов, – Рудольф Сергеевич кивнул.

– Граф Муратов, – я ответил с той же нейтральной вежливостью, заняв место напротив. – Благодарю, что нашли время.

– Время – это единственный ресурс, который у меня сейчас в избытке, – сухо заметил он, когда официант, получив заказ, удалился.

Мы сидели в тягостном молчании, пока не подали вино. Муратов отпил, поставил бокал и посмотрел на меня прямо.

– Я полагаю, вы догадываетесь о причине моего приглашения, Владимир Александрович. Речь об Альберте Игнатьеве.

– Конечно. Его возвышение не сулит ничего хорошего ни вам, ни мне.

– Возвышение? – на губах Рудольфа Сергеевича дрогнуло что-то вроде улыбки, но без тени веселья. – Это не возвышение. Это плевок в лицо всем, кто когда-либо верил в понятия чести и долга. Он предал меня. Использовал, выжал, как лимон, и выбросил, когда я стал ему не нужен.

Мотивы Муратова были кристально ясны и понятны. Да он их и не скрывал.

– Это вы послали к нему убийцу у «Красного двора»? – спросил я прямо.

Граф не стал отнекиваться. Он с вызовом посмотрел мне в глаза.

– Да. И если бы не ваше… своевременное вмешательство, я бы не сожалел о его смерти. Но, как вижу, вы решили сохранить ему жизнь для своих целей.

Я промолчал. Само собой, я не планировал спасать Игнатьева, но так уж получилось. И да, живой противник во многом был выгоднее.

Хороший враг порой дороже близкого друга. И дело не в какой-то философии, а в том, что при наличии врага гораздо проще находить союзников и сплачивать вокруг себя людей.

– Я готов принять вашу помощь, Рудольф Сергеевич, – сказал я, обводя бокал пальцами. – Но только на моих условиях. Без кровопролития. Мы победим Альберта иначе, политически. Публично. Мы вытащим на свет всю грязь, которую он за собой тянет, и покажем Дворянскому совету, кого они собираются сделать своим лидером.

Муратов тяжело вздохнул. Для него, человека старой закалки, прямая расправа была более понятным и быстрым решением. Но он кивнул.

– Понимаю. Что ж, возможно, вы правы. Смерть – это слишком милостиво для такого, как он. Унижение будет куда болезненнее. И у меня есть кое-что для этого.

Он достал из-под стола плотную кожаную папку и положил её передо мной.

– Компромат. Не домыслы и не слухи. Подлинные указы и распоряжения, которые он составлял и убеждал меня подписывать от имени рода. В том числе и те, что недавно были признаны военными преступлениями.

Я открыл папку и пробежался глазами по документам. Приказы о карательных операциях против мирных деревень, санкции на пытки пленных, распоряжения о конфискации имущества без суда. Всё было за подписью Муратова, но как составитель указывался Альберт Игнатьев.

Кроме того, сам Рудольф Сергеевич мог заявить, что указы составлял Игнатьев.

– Вы уверены? – уточнил я. – Ведь формально ответственность за это лежит на вас.

Муратов махнул рукой с таким безразличием, что это было красноречивее любых слов.

– Мне уже плевать. Я проиграл войну. Моя репутация и так в грязи. Но я не позволю своему бывшему советнику выйти сухим из воды и продолжить свои игры. Я готов встретиться с членами Дворянского совета. Расскажу им, как доверял Игнатьеву, и к чему это привело. Пусть они задумаются, хотят ли повторить мою судьбу.

Это был сильный ход. Слово Муратова, даже поверженного, всё ещё имело вес среди аристократии. Многие уважали его, пусть и не одобряли действий. Его публичное свидетельство могло стать гвоздём в крышку политического гроба Игнатьева.

– Это может сработать, – согласился я. – Мы…

Мои слова прервал тихий стук в дверь. В кабинет вошёл Ночник. Он бесшумно подошёл к нашему столу. Его смуглое лицо было невозмутимым, но в глазах я прочитал тревогу. Он склонился и прошептал мне на ухо:

– Новости, господин. На тюрьму недалеко от города совершили налёт. Говорят, это был мощный маг. Он открыл прямо посреди двора портал, перебил охрану и освободил именно группу наёмников, что служили Зубру. Тех, что взяли тогда на пароме.

Я скрипнул зубами. Он уже действует открыто и не стесняется демонстрировать силу. Освобождение людей укреплённой тюрьмы в регионе – это был не просто вызов. Это было объявление войны всей имперской системе.

Я кивнул Ночнику, стараясь, чтобы моё лицо не выдало волнения.

– Передай это графу Яровому. Немедленно.

– Слушаюсь, – Ночник так же бесшумно ретировался.

Муратов наблюдал за этой сценой с любопытством.

– Проблемы, барон? – спросил он, когда дверь закрылась.

Я откинулся на спинку стула, оценивая ситуацию. Скрывать что-либо не имело смысла. Угроза становилась слишком масштабной, чтобы пытаться справиться с ней в одиночку.

– Серьёзнее, чем вы можете представить, Рудольф Сергеевич. Тот наёмник, которого вы когда-то наняли, чтобы меня убить… Николай Зубарев по прозвищу Зубр.

Муратов нахмурился.

– Я помню его. Говорили, он сбежал из региона.

– Он не просто сбежал, а отправился на Расколотые земли. И там… изменился. Каким-то образом он обрёл могущественную, тёмную силу. Он контролирует монстров, открывает порталы. И он только что устроил побег своих людей из тюрьмы, перебив при этом всю охрану.

Лицо графа вытянулось. Он явно не ожидал это услышать.

– Я… сожалею, что мои прошлые действия привели к таким последствиям.

– Сожаления сейчас бесполезны, – отрезал я. – Факт в том, что мы имеем дело с угрозой, которая вскоре может затмить собой все наши политические склоки. И если угроза так велика, как я полагаю, то нам всем придётся сразиться с Зубром.

Я посмотрел Муратову прямо в глаза.

– И, возможно, это произойдёт очень скоро. Раньше, чем мы успеем выбрать нового генерал-губернатора.

Граф задумался, его пальцы медленно барабанили по столу. Он смотрел в своё вино, будто пытаясь найти ответ в его тёмно-рубиновой глубине. Затем он поднял на меня взгляд, и в нём читалась решимость.

– В таком случае, барон, считайте, что мои ресурсы, пусть и не столь обширные, как раньше, в вашем распоряжении. А с Игнатьевым мы разберёмся по ходу дела.

Я кивнул. Враги стали союзниками. Политические интриги отошли на второй план перед лицом настоящей, надвигающейся тучи.

Война была неизбежна. Но на сей раз её фронт пролегал не между родами, а между всем миром живых и растущей из бездны Пустотой. И нам предстояло держать эту линию обороны, забыв о старых обидах.

Утро было тихим и ясным, и я как раз собирался провести его, разбирая накопившуюся почту, когда слуга доложил о прибытии гонца от князя Охотникова. Меня приглашали к нему в резиденцию «на утренний чай».

Формулировка была светской и невинной, но я не сомневался, что за ней скрывается нечто более серьёзное. Василий Михайлович не был человеком, который тратит время на пустые беседы.

Я приказал подать автомобиль и через полчаса уже подъезжал к мрачноватому зданию резиденции генерал-губернатора. Меня провели в солнечную столовую, где был накрыт стол на двоих. Князь Охотников, в безупречном домашнем костюме, жестом пригласил меня присоединиться.

– Владимир Александрович, благодарю, что нашли время, – произнёс он. – Надеюсь, я не слишком расстроил ваши утренние планы?

– Нисколько, ваше высочество, – ответил я, садясь. – Всегда к вашим услугам.

Мы обменялись парой ничего не значащих фраз о погоде и последних новостях, пока слуги расставляли на столе блюда. Атмосфера была спокойной, почти дружелюбной, но я чувствовал подвох. Охотников не стал бы звать меня на завтрак просто так.

Когда слуги удалились, князь отпил чаю, поставил фарфоровую чашку с тихим стуком и, не меняя выражения лица, протянул мне через стол сложенный лист бумаги.

– Вчера вечером ко мне поступило это, – сказал он. – Полагаю, вам будет интересно.

Я развернул лист и начал читать. Это был коллективный иск, подписанный группой купцов из Владивостока и окрестностей. Они в подробностях, с указанием дат, сумм и имён, обвиняли Базилевского в мошенничестве.

Якобы он, действуя от моего имени, закупал у них оружие и припасы в долг, а теперь отказывался платить, прикрываясь юридическими формальностями. Более того, в тексте были намёки на то, что Базилевский брал крупные суммы у ростовщиков, а полученные деньги тайно переправлял барону фон Бергу, играя таким образом на два фронта.

Я дочитал до конца и медленно поднял взгляд на Охотникова.

– Это бред, – сказал я, откладывая бумагу. – Филипп Евгеньевич не способен на такое. Все наши закупки велись через официальные каналы, все счета оплачены. А история с фон Бергом… она абсурдна даже для уровня бульварной газеты.

Князь кивнул, его лицо оставалось невозмутимым.

– Я понимаю, что это бред, Владимир Александрович. Я успел познакомиться с Филиппом Евгеньевичем и составить представление о его характере. Также я навёл кое-какие справки, – князь слегка нахмурился. – Но я, признаюсь, поражён. Я видел многое в столичных интригах, но чтобы в провинции борьба за пост генерал-губернатора велась с таким ожесточением и применением столь грязных методов…

– Ну, вы же прекрасно понимаете, Василий Михайлович, кто стоит за этими методами, – произнёс я, глядя ему прямо в глаза.

– Понимаю, – согласился Охотников. – Альберт Игнатьев – мастер подобных ударов. Но видите ли, в этом и заключается моя дилемма.

Князь отодвинул тарелку и сложил руки на столе.

– Я буду с вами предельно откровенен, барон. Базилевский – ваш человек. А вы – тот, кого некоторые весьма влиятельные члены Совета Высших считают костью в горле.

Он сделал паузу, будто ожидая моей реакции. Но я оставался невозмутим.

– Вы – сильный, самостоятельный лидер с мощной родовой магией и поддержкой населения. Вы не нуждаетесь в постоянной опеке из столицы и имеете собственные взгляды на будущее региона. Для империи, привыкшей к более управляемым наместникам, это вызов. Поэтому, с одной стороны, у нас Игнатьев – человек без принципов, но предсказуемый в своей жажде власти и потому потенциально управляемый. С другой – Базилевский, честный и принципиальный, но за ним стоите вы. И оба варианта в глазах Совета Высших несут в себе определённые проблемы.

Мои подозрения подтверждались. Охотников видел в нас угрозу имперскому статус-кво. И сейчас он подводил меня к тому, о чём я уже размышлял – к тому, что лучшим решением для него будет самому остаться на посту генерал-губернатора, устранив обоих опасных кандидатов.

Я уже готовился к худшему, когда князь неожиданно покачал головой.

– Но я, Владимир Александрович, прежде всего слуга империи. А государству, особенно в таком неспокойном регионе, как Приамурье, нужна стабильность. Хаос, который принесёт с собой Игнатьев со своими методами, в конечном счёте, обойдётся государству куда дороже, чем правление Базилевского. Пусть даже последнее и будет несколько… самостоятельным.

Я замер, стараясь не выдать своего удивления. Это был неожиданный поворот.

– И что это значит, ваше высочество? – осторожно спросил я.

– Это значит, – Охотников понизил голос, хотя в комнате, кроме нас, никого не было, – что я не могу открыто вмешиваться в выборы. Я здесь как арбитр. Но я прошу вас: сделайте всё, что в ваших силах, чтобы Игнатьев не смог собрать нужное количество голосов в Дворянском совете. Обеспечьте победу Базилевского. Я со своей стороны… повлияю на некоторых господ. Очень осторожно. Так, чтобы никто не мог сказать, что Совет Высших давит на местное дворянство.

Я смотрел на него, пытаясь понять подоплёку. Это могла быть искренняя позиция государственника, осознавшего, что Базилевский – меньшее из зол. Или же тонкий ход, чтобы, поставив «своего» человека, сохранить над ним контроль через эту самую «услугу».

Но в данный момент причина не имела значения. Имело значение обещание поддержки.

– Понимаю, – кивнул я. – И благодарю вас за доверие, Василий Михайлович. Можете быть уверены, мы сделаем всё возможное.

– На этом и порешим, – Охотников снова взял свою чашку, давая понять, что разговор окончен. – Удачи вам, барон. И помните – я ничего не говорил.

Я вышел из резиденции и сел в автомобиль, приказав ехать обратно. В голове бушевал вихрь мыслей.

Это была победа. Тайная поддержка Охотника перевешивала все интриги Игнатьева.

Но, глядя на проплывающие за стеклом улицы Владивостока, я не чувствовал эйфории. Да, мы выиграли этот раунд. Возможно, даже решили исход политической битвы. Но главное сражение было ещё впереди.

Зубр собирал свою армию, и его сила росла с каждым днём. Политические игры вдруг показались мне детской забавой по сравнению с той тенью, что надвигалась на нас всех. Победа над Игнатьевым могла стать лишь тактическим успехом в куда более масштабной и страшной войне.

Готовиться к которой надо было начинать ещё вчера.