Текст книги "Абсолютная Власть 4 (СИ)"

Автор книги: Александр Майерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Глава 16
Пир

Альберт Игнатьев сидел в кресле своего кабинета, и тишина в комнате была гнетущей. Он смотрел в окно на сумеречный Владивосток, но не видел ни огней города, ни тёмных массивов зданий. Перед его мысленным взором стояли иные картины – провала.

Изящный, отточенный план Альберта дал трещину. Тот коллективный иск от купцов, который он с такой заботой подготовил, вложив в него немалые деньги и угрозы, был благополучно отправлен в архив.

В ответе за это был Яков Николаевич Наумов. Тот самый Наумов, который ещё недавно с таким жадным блеском в глазах слушал предложения Игнатьева за ужином. Директор Дворянского ведомства ясно дал понять, что считает иск несостоятельным. И даже намекнул, что подобные методы чреваты последствиями.

Он открыто встал на сторону Базилевского.

«Продажный ублюдок, – мысленно шипел Игнатьев. – Переметнулся к сильнейшему, едва почувствовал, что ветер переменился. Я тебе это припомню!»

Но Наумов был лишь частью катастрофы. Бронин, этот нищий идеалист, которого Альберт тщетно пытался запугать, провёл несколько публичных встреч и дал пространное интервью «Владивостокскому вестнику». Он не просто поддержал Базилевского, а прямо назвал его «единственным кандидатом, способным вернуть законность и порядок».

А за Брониным потянулись и другие. Граф Яровой, чьё слово имело вес среди военных и охотников за головами, также публично объявил о своей поддержке. И ещё несколько членов Дворянского совета, которых Альберт считал колеблющимися или даже своими тайными сторонниками, вдруг сделали громкие заявления.

Победа, которую он уже почти ощущал в своих руках, ускользала. Все его амбиции, все многолетние планы, вся тонкая, кропотливая работа – всё рушилось на глазах, разбиваясь о стену праведности Базилевского и холодной расчётливости Градова.

Ярость поднималась из глубины, сжимая горло. Игнатьев чувствовал её вкус – вкус пепла и горечи. Он вложил в эту кампанию всё. Свои сбережения, свои связи, свою репутацию.

Проиграть сейчас означало не просто потерпеть поражение. Это означало конец. Полный и окончательный. Градовы никогда не оставят его в покое, а без власти и статуса он станет лёгкой добычей для всех, кого он предал и обманул – а таких было множество.

В довершение всего, шпионы доложили, что граф Муратов встречался с Градовым, а затем вёл приватные беседы с несколькими ключевыми членами Совета.

«Что же, – с горькой усмешкой подумал Альберт. – Бывший хозяин решил подтолкнуть того, кто и так споткнулся. Следовало ожидать».

Сидеть сложа руки было нельзя. Все его изящные, сложные интриги провалились. Политика и подкуп не сработали. Пора было менять тактику. Пора принимать решительные меры. Жёсткие. Рискованные.

Но что такое риск по сравнению с крахом?

Градовы устраивали приём в своём поместье. Грандиозное мероприятие в честь победы в войне. Туда съедется вся элита Приамурья. Будет море выпивки, громкая музыка, всеобщее веселье.

– Отличная обстановка, – прошептал Игнатьев сам себе. – Идеальная, можно сказать.

Шумное, пьяное, расслабленное сборище. Все будут чувствовать себя в безопасности, празднуя триумф Градовых.

«Если нельзя выиграть честно… значит, нужно изменить правила игры, – решил про себя Альберт. – Если тебя не пускают в дверь, нужно вломиться через окно. Или… поджечь весь дом».

Он снял трубку стоящего на столе телефона. Каждый раз, трогая её лакированную ручку, Альберт ощущал удовольствие. Технологии – приятны, предсказуемы. Не то что чёртова магия.

– Слушаю, – ответил на той стороне хриплый голос.

– Есть задание, – коротко произнёс Игнатьев.

Расколотые земли

Николай Зубарев стоял неподвижно, словно изваяние, и смотрел, как умирает человек.

Это был один из тех, кого привёл Паук – отчаянный, озлобленный парень со шрамом через глаз. Теперь этот шрам был неразличим на фоне того, что творилось с его лицом.

Наёмник бился в агонии, его тело неестественно выгибалось, а из горла вырывались нечеловеческие, хриплые звуки. Кожа на руках и шее темнела, покрываясь струпьями, похожими на кору дерева. Но это была не кора – это была плоть, мутировавшая под воздействием тёмной магии, которую Зубр попытался в него внедрить.

Магия Земли, взятая из аномалии, должна была сделать человека живой крепостью. Вместо этого она превращала его в нечто уродливое и нежизнеспособное.

Раздался последний, отчаянный выдох, и тело замерло. Вокруг, в сумраке пещеры, столпились остальные члены банды. В их глазах читался ужас. Это был уже не первый, кто не выдержал «посвящения».

«Ничего. Пустяки, – пророкотал в сознании ледяной голос Мортакса. – Это лишь отсев слабого материала. Они – глина. Ты – гончар. Ты лепишь из них воинов. Не все куски глины подходят для работы. Рано или поздно получится! Ты сделаешь из них армию, достойную служить мне!»

Зубр молча смотрел на труп. Внутри него шевельнулось что-то похожее на отвращение. Но это чувство было тут же раздавлено тяжёлой, неумолимой поступью воли Мортакса.

Он был прав. Это был всего лишь материал. Расходный ресурс в великой войне, которую они готовились начать.

Но одного ресурса было мало. Нужен был успех. Яркий, зримый. Нужно было показать этим напуганным ворам и убийцам, что обещанная сила – не сказка, что игра стоит свеч.

Взгляд Николая медленно скользнул по толпе и остановился на тщедушной, съёжившейся фигурке.

– Крыс, – позвал Зубр, и его голос прозвучал как скрежет железа.

Тоша вздрогнул, будто его ударили плетью. Его глаза, и без того выпученные от страха, стали просто огромными. Он медленно выбрался из толпы и подошёл, дрожа всем телом.

– К… командир? – его голос сорвался на писк.

– Ты будешь следующим, – сказал Зубр, и в его тоне не было ни угрозы, ни ободрения. Лишь холодная констатация факта. – Ты получишь силу.

– Я… я не… – начал было Тоша, но Зубарев уже развернулся и пошёл вглубь пещеры.

Крысу ничего не оставалось, как пойти следом, отчаянно глотая ртом воздух.

Они подошли к месту, где из трещины в полу бил столб малинового, неестественного пламени. Это была аномалия Огня. Воздух вокруг дрожал от жара. От аномалии исходила мощная, хаотичная энергия.

«Огонь… Хороший выбор, – одобрил Мортакс. – Яростный. Неудержимый. Как и твоя месть».

Зубр повернулся к Крысу. Тот стоял, обхватив себя руками, его зубы выбивали дробь.

– Стой и не двигайся, – приказал Николай. – Это будет больно. Но если выдержишь – станешь сильным.

Он не стал ждать ответа. Вытянул обе руки – одну к аномалии, другую к дрожащему Крысу. Воля Мортакса хлынула через него, как ледяная река.

Зубр чувствовал, как дикая энергия Огня подчиняется ему, сжимается в его ладони в багровую сферу. Было тяжело – не просто контролировать, а вырвать часть силы аномалии и приготовить для передачи. Николай чувствовал, как его собственная сущность напрягается до предела.

В этот момент он с удивлением осознал – ему действительно важно, чтобы этот жалкий, трусливый человечек выжил. Не потому, что он испытывал к нему жалость. Нет. Ему хотелось, чтобы Крыс стал символом.

Если из такого ничтожного ублюдка получится хоть что-то, достойное внимания – это докажет, что путь Зубра верен.

Сгусток энергии Огня, магическая сущность стихии, перешёл из его руки в тело Крыса.

Тот закричал. Оглушительный, животный рёв боли, от которого задрожали стены пещеры. Худое тело выгнулось так, что казалось, вот-вот треснет позвоночник. Кожа покраснела, потом покрылась волдырями, которые лопались один из другим. Одежда на нём обуглилась и рассыпалась пеплом. От тела Крыса пошёл дым, и по пещере пополз сладковатый, тошнотворный запах горелой плоти.

Казалось, это длилось вечность. Наёмники, наблюдавшие за сценой, в ужасе отшатывались. Паук смотрел, заворожённый и испуганный одновременно.

И вдруг рёв прекратился. Обугленное тело Крыса рухнуло на пол. На секунду воцарилась тишина. Все замерли, ожидая.

И тогда Крыс пошевелился. С трудом поднялся на колени. Его глаза, полные прежде лишь страха, теперь горели. В прямом смысле слова – в их глубине плясали крошечные язычки малинового пламени.

Тоша поднял руку, и на его ладони вспыхнул огонь. Не просто огонь, а сгусток той самой энергии, что била из разлома.

Он был жив. И он держал в руке магическое пламя.

На лицах наёмников ужас сменился шоком, а затем – диким восторгом. По рядам прокатился изумлённый возглас. Они видели чудо. Уродливое, пугающее, но чудо.

Зубр опустил руку, чувствуя глубочайшую усталость. Но цель была достигнута.

– Вот оно! – его голос прозвучал громко и властно. – У каждого из вас, кто достаточно силён духом, появится сила. Та, что будет повергать наших врагов в ужас.

Он подошёл к Крысу, который с благоговением смотрел на пляшущее пламя на своей ладони.

– Но сила требует подпитки, – продолжил Зубр. – Её нужно кормить.

Он мысленно отдал приказ. Из тени в глубине пещеры выполз один из монстров, похожий на огромную собаку. Он покорно подошёл к Николаю и замер.

Зубр, не меняя выражения лица, резко выбросил руку. Металлический шип пронзил голову твари. Не издав ни звука, она упала замертво.

Зубарев вырвал кусок плоти из шеи монстра и всучил Крысу.

– Ешь, – приказал он. – Мясо монстров увеличит твою силу. Сделает тебя ближе к тому, чем ты должен стать. Вам всем это предстоит.

Он умолчал о главном. О том, что, питаясь этой плотью, они будут не просто наращивать мощь. Они будут медленно, но верно переставать быть людьми.

Крыс, всё ещё находясь под действием шока и эйфории, с жадностью набросился на отвратительную пищу. Остальные смотрели на это с отвращением, но и с затаённой завистью.

Они видели пламя в его руке. Они видели силу. И ради неё они были готовы на всё.

Даже перестать быть людьми.

Поместье барона Градова

Возвращение в родное поместье накануне приёма было подобно погружению в другой мир. После серых улиц Владивостока, усадьба сияла огнями и кипела жизнью. Повсюду сновали слуги, заканчивая последние приготовления, в воздухе витал соблазнительный аромат готовящихся угощений, а по всему парку были расставлены фонари.

Я стоял на пороге, вдыхая знакомый запах дома, и чувствовал, как тяжёлый груз политических баталий понемногу отпускает меня.

Таня появилась из парадной двери, как вихрь. Её глаза сияли от возбуждения, а щёки горели румянцем.

– Владимир! Наконец-то! – воскликнула она, хватая меня за руку. – Где ты пропадал? Ты же ещё даже не одет! – она с отчаянием указала на мой дорожный костюм. – Гости уже начинают подъезжать.

Я не мог сдержать улыбки, глядя на её милое, разгорячённое беспокойством лицо. Она была невероятно красива.

– Всё в порядке, сестрёнка, – успокоил я её, легонько сжимая её пальцы. – Приём официально начнётся только через несколько часов. У меня полно времени, чтобы привести себя в порядок. А ты выглядишь просто ослепительно.

– Не отвлекай меня комплиментами! – фыркнула Таня, но было видно, что похвала ей приятна. – Беги, переодевайся!

Она отпустила мою руку и умчалась, чтобы отдать кому-то очередное распоряжение. Я смотрел ей вслед, и сердце моё наполнялось теплом. После всех смертей, предательств и битв, такие простые хлопоты были настоящим бальзамом для души. Возможность ненадолго отвлечься от бесконечных интриг и просто порадоваться празднику в кругу своих – бесценна.

Атмосфера вокруг была именно такой – радостно-суматошной. Слышались голоса горничных, доносились обрывки взволнованных разговоров, звенели хрустальные бокалы, которые расставляли на столах в главном зале. Всё было наполнено ожиданием торжества, и эта энергия была заразительной.

Я направился в свои покои, чтобы переодеться. В коридоре, ведущем в крыло семьи, мне повстречался старый знакомый – Варвар.

Огромный кот восседал на подоконнике, взглядом старого циника наблюдая за суетой. Увидев меня, он лениво спрыгнул на пол и, выгнув спину, принялся тереться о мои ноги, издавая громкое мурлыканье.

Я присел на корточки и почесал его за уцелевшим ухом.

– Привет, старина. Присматриваешь за порядком?

Кот ткнулся мокрым носом в мою ладонь, и в его жёлтых глазах читалось абсолютное доверие. С тех пор как мы плечом к плечу – вернее, плечом к пушистому боку – отражали атаку магов Муратова на Очаг, между нами установилась особая связь. Своенравный когда-то зверь проникся ко мне безграничной преданностью.

Переодевшись в парадный мундир, я снова вышел к гостям. Главный двор поместья превратился в оживлённую площадку для фуршета. Под звуки приглушённой музыки, гости стояли группами, беседовали, смеялись. Всюду мелькали нарядные платья, сверкали ордена на мундирах. Я видел знакомые лица – местных дворян, купцов, офицеров моей дружины.

Всё было именно так, как я и надеялся. Люди, пережившие ужас войны, наконец-то могли расслабиться, почувствовать вкус мира и праздника. Я заметил Никиту. Воевода был в безупречно сидящей парадной форме, и о чём-то оживлённо беседовал с миловидной молодой дамой, явно наслаждаясь своей ролью героя вечера.

Я улыбнулся про себя. Пусть хоть сегодня он отдохнёт от тягот командования.

И тут у главных ворот поднялась небольшая суматоха. Послышался цокот копыт и восхищённые возгласы. Я обернулся и увидел поистине великолепное зрелище. В ворота, словно вихрь, ворвался отряд кирасир в сияющих на закатном солнце латах. Впереди, на великолепном белом жеребце, гарцевал граф Станислав Соболев. Он был ослепителен в своём белом с золотом мундире, его лицо озаряла беззаботная и очаровательная улыбка.

Он ловко спрыгнул с седла, бросил поводья подбежавшему конюху и, расправив плечи, направился ко мне, легко и непринуждённо отвечая на поклоны и приветствия.

– Владимир, дружище! – он раскинул руки, и мы обнялись как старые друзья. – Шикарно вы здесь всё подготовили! Выглядит просто потрясающе.

– Станислав, – я отступил на шаг, с улыбкой глядя на него. – Твоё присутствие придаёт вечеру особый блеск.

– О, будь уверен, я не мог пропустить такое событие! – он подмигнул и, понизив голос, добавил: – Кстати, парочку молодых горячих голов из восточных усадеб я уже склонил на нашу сторону. Обещали подумать, но, думаю, к выборам будут с нами.

Это были прекрасные новости. Я был искренне рад видеть друга и доволен тем, как складывался вечер. Всё шло идеально. Люди были счастливы, мои союзники рядом, а угрозы, казалось, остались где-то там, за стенами усадьбы. Сегодня и впрямь должен был быть хороший, спокойный вечер.

И в этот самый момент, когда я смотрел на смеющихся гостей, на сияющее лицо Тани, на довольную физиономию Никиты, в моём сознании прозвучал голос.

«Глава рода…»

Голос нашего родового Очага.

«…я должен кое-что сказать».

Глава 17
Отрава

«На границе владений, – прозвучало в сознании. – Западный рубеж, у старой мельницы. Чужие. Их намерения… недружелюбны».

«Они идут сюда?» – спросил я.

«Нет. Кажется, собираются подождать, когда кто-то придёт к ним», – ответил Очаг.

Вот как. Интересно, кто это решил организовать засаду и на кого? Хотя вариантов не сказать, чтобы много…

Головорезов явно предупредили, что не стоит соваться в наши владения, поэтому они засели на границе. Но противник не предполагал, что влияние моего Очага простирается гораздо дальше, чем кто-либо знает.

Я не стал медлить. Взглядом отыскав Никиту, я встретился с ним глазами и коротко мотнул головой. Воевода сразу посерьёзнел и кивнул.

Мы отошли вглубь зала, и я сказал:

– На западной границе непрошеные гости. Очаг чувствует угрозу. Немедленно подними в воздух воронов. Только осторожно, чтобы не потревожить гостей.

– Слушаюсь, барон, – кивнул воевода.

Он без лишних вопросов развернулся и покинул зал расслабленным шагом, будто ничего не случилось.

Прошло не больше получаса, но каждая минута тянулась, как смола. Наконец, Никита вернулся. По пути ко мне он перекинулся парой слов с дамами, посмеялся над шуткой Станислава – но когда подошёл ко мне, то снова стал сама серьёзность.

– Мы провели разведку, – доложил он, слегка запыхавшись. – Сидят в засаде. Два десятка человек, не меньше. Холодное оружие, несколько арбалетов и артефакты.

Я медленно кивнул, мысленно складывая пазл. Наёмники. Хорошо вооружённые, с магической поддержкой. Не какие-то бандиты – те редко могли позволить себе артефакты.

– Нейтрализовать их? – спросил Никита. – Можем отправить Ночника и сделать всё тихо.

Я посмотрел в окно, на тёмный контур леса, уходящего к горизонту.

– Пока что нет. Продолжайте наблюдение.

Никита молча кивнул и отошёл. А я вздохнул и позволил себе отпустить ситуацию. За незваными гостями следят, так что я могу немного расслабиться и обратить внимание на званых гостей.

Вечер в поместье был таким, каким я всегда представлял себе мирное будущее Приамурья – светлым, тёплым и наполненным жизнью. Главный зал сиял огнями, воздух был наполнен ароматами дорогих духов, еды и вина. Под звуки музыки гости плавно перемещались по залу.

Здесь собрался практически весь цвет региона. Я видел старого графа Токарева – он восседал в кресле у камина, наблюдая за молодёжью с мечтательной улыбкой. Барон Георгий Воронов, чьё лицо при виде меня покрывалось нездоровым румянцем, бормотал что-то о «великой победе» и «стойкости рода Градовых». Рядом с ним вертелся его друг, барон Дорин.

Почти все члены Дворянского совета Приамурья были здесь, в моих стенах. Их поздравления были щедры, восхищение – порой искренним, порой – вымученным. Они говорили о стойкости моего рода, о моей личной доблести, о мудрости, с которой я закончил войну.

Но под этим слоем светскости кипели настоящие, живые интриги. Я ловил на себе взгляды – одни оценивающие, другие – опасливые, третьи – откровенно враждебные. Здесь, за бокалами шампанского, решалась судьба поста генерал-губернатора.

Я не терял времени зря. Вместе с графом Яровым, который выглядел несколько неуклюже в своём парадном мундире, мы перемещались от одной группы дворян к другой.

– Не могу не восхититься скоростью, с которой вы восстановили поместье, барон, – говорил один из землевладельцев.

– Благодарю, но нам приходится торопиться, – ответил я, ловко переводя разговор. – Угроза с Расколотых земель растёт. Пётр Алексеевич может подтвердить.

– Верно, – резко кивнул Яровой. – Твари лезут всё чаще и организованнее. Мои охотники едва справляются. Нам нужна скоординированная оборона. А для этого – твёрдая рука в регионе и решение совета о мобилизации ресурсов.

– Вы полагаете, ситуация настолько серьёзна? – скептически нахмурился барон Дорин.

– Серьёзнее, чем вы можете представить, – твёрдо ответил я. – Именно поэтому мы настаиваем, чтобы собрание Дворянского совета было проведено как можно скорее. Пока у нас ещё есть время подготовиться.

Мы видели, как наши слова падают на разную почву. Кто-то задумывался, кто-то отмахивался, считая угрозу преувеличенной. Но семена были посеяны.

В самый разгар вечера, когда музыка смолкла для очередного тоста, в зал вошёл слуга и, склонившись, прошептал мне на ухо.

– Прибыл гонец, ваше благородие. Говорит, хочет что-то передать вам лично.

Извинившись перед гостями, я вышел в холл.

Гонец, в ливрее курьера Имперской почты, вручил мне шкатулку из тёмного дерева с серебряной инкрустацией.

– С почтением от его Высочества, великого князя Романа Островского, – торжественно объявил он. – Князь просил передать вам этот дар в знак признания ваших заслуг перед империей.

Я поблагодарил гонца и отослал его подкрепиться на кухне. Внутри шкатулки, на бархатной подкладке, лежали небольшие настольные часы. Они были великолепны: корпус из белого золота, эмалевый циферблат с римскими цифрами, тончайшая работа.

С двух сторон часы поддерживали две металлические змеи. Их головы с крошечными рубиновыми глазами были направлены друг на друга, словно готовые к схватке. А вместо маятника внутри просматривался крошечный меч, замерший в вертикальном положении. Часы были не заведены, и маятник оставался неподвижным.

Послание было ясным и весьма изящным. «Время» – говорили часы. «Противоборство» – говорили змеи. «И меч, который может качнуться в любую сторону» – говорил маятник. Это был изысканный, дипломатичный способ сказать: «Твои заслуги признаны. Но не лезь дальше. Не пытайся стать сильнее. Имперский меч навис над твоей головой».

Я медленно закрыл ларец. Подарок был не столько поздравлением, сколько напоминанием о том, что настоящая битва за власть только начинается, и противник в ней – сама имперская машина.

Я велел слуге отнести часы ко мне в кабинет и вернулся в зал.

Именно в этот момент Пётр Алексеевич подошёл ко мне, ведя под руку девушку.

– Владимир Александрович, позволь представить тебе мою дочь, Анастасию, – произнёс он, и в обычно суровом голосе прозвучала несвойственная ему нежность.

Я посмотрел на девушку и на мгновение забыл о часах, об Островском и обо всех интригах. Анастасия Ярова была ослепительна. В отличие от своего брутального отца, она была воплощением утончённой красоты. Она была одета в платье простого, но элегантного покроя, без лишних украшений, что лишь подчёркивало её естественную красоту.

– Анастасия Петровна, – я склонил голову, поднося её руку к губам. – Это честь. Ваш отец много о вас рассказывал.

– Надеюсь, не только о моих проказах на охоте, – её голос был лёгким, мелодичным, но в нём чувствовалась стальная нотка, унаследованная от отца.

– Напротив, он говорил о вашей меткости и бесстрашии, – ответил я, не отпуская её руку.

– Я просто не люблю промахиваться, – она бросила взгляд на Ярового, который смотрел на нас с довольным видом.

– Качество, которое я высоко ценю, – улыбнулся я, чувствуя, как между нами завязывается лёгкий, фривольный поединок. – И не только в стрельбе.

В глазах Анастасии вспыхнул весёлый огонёк.

– А в чём же ещё, барон?

– В выборе союзников, например, – улыбнулся я. – И в умении отличить искренность от лести.

– О, в этом я, пожалуй, тоже редко промахиваюсь, – легко ответила она. – Лесть обычно легко отличить по запаху. Она имеет оттенок страха.

Я рассмеялся. Наш короткий, ни к чему не обязывающий флирт был глотком свежего воздуха после удушья политических игр.

Мы с Анастасией ещё несколько минут беседовали о пустяках. Это было приятно и просто. Без подтекста, без скрытых угроз. Я ловил себя на том, что мне нравится её общество.

Проводив её к подругам, я снова окинул взглядом зал. Вечер был в самом разгаре, и он меня радовал. Яркий, успешный приём, новые союзники, прекрасная девушка… Но где-то там, за стенами, сгущались настоящие тучи.

И я знал, что эта идиллия – лишь затишье перед бурей.

Владения барона Градова

В то же время

Графиня Эмилия Карцева появилась на пороге бального зала поместья Градовых с таким расчётом, чтобы её вход невозможно было не заметить. Она позволила себе небольшую, изящную оплошность – прибыть с лёгким опозданием, когда все гости уже собрались и вечер был в самом разгаре.

Её платье было шедевром модельного искусства и провокации. Глубокий, насыщенный цвет спелой вишни, бархат, облегавший фигуру словно вторая кожа, подчёркивая каждый соблазнительный изгиб. Спина была открыта почти до самой талии, демонстрируя идеальную линию позвоночника и гладкую, загорелую кожу. Рукава-фонарики, собранные на запястьях, придавали образу лёгкую театральность, а глубокое декольте приковывало взгляды мужчин и вызывало сдержанное возмущение у женщин.

Волосы графини были убраны в сложную, но будто небрежную причёску, из которой выбивались несколько локонов, обрамлявших лицо. В ушах сверкали крупные бриллианты, холодным блеском оттеняя тепло её кожи и платья.

Карцева на мгновение замерла в дверях, позволяя себе окинуть зал оценивающим взглядом. Шёпот восхищения и зависти пробежал по залу. Десятки пар глаз устремились на неё.

Затем она медленно, со смертоносной грацией пантеры, двинулась вперёд. Её походка была вызовом сама по себе. Она легко и непринуждённо вписалась в светскую суету, обмениваясь поклонами и короткими репликами.

– Графиня, вы затмеваете собой всех присутствующих, – с почтительным поклоном произнёс старый граф Токарев.

– Вы слишком добры, граф, – ответила Эмилия со сладкой улыбкой. – Я просто стараюсь не отставать от великолепия этого вечера.

Она перекинулась парой фраз с бароном Вороновым, который при её виде заметно засуетился, и с несколькими другими дворянами, ловко поддерживая лёгкую, ни к чему не обязывающую беседу. Но её истинной целью был только один человек. И вскоре она его нашла.

Владимир Градов стоял у одного из высоких окон, беседуя с графом Яровым и его дочерью – милой, но, по мнению Эмилии, чересчур невинной блондинкой. Графиня подошла к группе, и её появление заставило разговор умолкнуть.

– Барон. Граф. Прелестная Анастасия Петровна, – проворковала она. – Простите за опоздание. Какой чудесный приём!

– Ваше сиятельство, – Владимир бесстрастно кивнул. – Рад, что вы прибыли.

Они обменялись парой формальных фраз. Эмилия чувствовала, как её нервы натягиваются струнами. Та самая навязчивая мысль, которая не давала ей покоя все эти дни, пересилила осторожность.

– Кстати, барон, – сказала она, делая вид, что вспомнила о чём-то незначительном, – а тот ваш храбрый дружинник… Андрей, кажется? Спасший мне жизнь. Он здесь? Хотелось бы лично поблагодарить его.

Она видела, как на долю секунды взгляд Владимира стал пристальным, будто он пытался прочитать её истинные мотивы. Затем он легко улыбнулся.

– Конечно, графиня. Он здесь. Если хотите, можем найти его.

Сердце Эмилии забилось чуть быстрее. Она кивнула, и Владимир, извинившись перед Яровыми, повёл её через зал. Они шли мимо групп гостей, и графиня ловила на себе восхищённые и завистливые взгляды.

Наконец, Владимир остановился у края танцпола и жестом указал на одинокую фигуру, стоявшую в стороне от всеобщего веселья, у колонны.

– Вон он. Кажется, светские рауты не слишком его привлекают.

Эмилия подошла ближе. И сначала не поверила своим глазам. Это был тот самый человек. Но теперь на нём был не потрёпанная, пропитанная потом и кровью форма рядового, а парадный офицерский мундир. И его рука… была на месте.

Карцева не сразу почувствовала исходящую от неё магию. Протез, который благодаря магии Иллюзии выглядит настоящей, живой рукой.

Она подошла к Андрею. Тот стоял, отвернувшись, и смотрел в окно на ночной сад, но по напряжению в его спине Эмилия поняла, что он ощутил её приближение.

– Здравствуй, – произнесла она.

Он медленно обернулся. Их взгляды встретились. В его глазах не было ни страха, ни подобострастия. Лишь то же тёмное, магнетическое притяжение, что и в овраге.

– Ваше сиятельство, – кивнул дружинник.

Эмилия окинула его взглядом с ног до головы, и её губы тронула насмешливая улыбка.

– Неужели тебя произвели в офицеры? За какие же такие невероятные подвиги?

– Служба, ваше сиятельство. Обычная служба.

– О, вряд ли обычная, – она сделала шаг ближе, сокращая дистанцию до неприличной.

Карцева ловила себя на том, что её возбуждает его дикий взгляд, эта внутренняя мощь, которую невозможно скрыть никаким мундиром. Её тянуло к этому пламени, как мотылька.

– Солдаты не получают офицерские нашивки за «обычную службу». И уж тем более не носят такие мундиры. Ты что-то скрываешь, Андрей.

Она смотрела на него, и кусочки мозаики начали складываться в её голове. Его манеры. Его взгляд. Эта манера держаться, несвойственная простолюдину. Внимание, которое ему уделял Владимир.

И в этот самый момент к ним подошёл один из молодых офицеров дружины Градовых, слегка подвыпивший и разгорячённый.

– Михаил Александрович! – бодро окликнул он. – Пойдём, выпьем за победу!

Он хлопнул Михаила по плечу и, заметив Карцеву, смущённо покраснел, пробормотал извинения и поспешил ретироваться.

Эмилия стояла, не двигаясь, её глаза были прикованы к лицу человека перед ней. «Михаил Александрович». Сердце на мгновение замерло, а затем забилось с такой силой, что стало почти больно.

Графиня медленно, почти нараспев, произнесла:

– Михаил… Александрович? Значит, меня поцеловал… сам Михаил Градов. Какая… неожиданная честь.

Брат Владимира смотрел на неё с тем же вызовом, что и в овраге. Его лицо выдавало лишь лёгкую досаду.

– Это была ошибка, – отрезал он, и в его глазах вспыхнуло знакомое пламя. – Непростительная глупость.

Эмилия замерла на секунду. Весь её гнев, всё недоумение, вся та странная, запретная тяга, которую она испытывала к этому человеку, смешались в один клубок. И вместо ярости, которую она ожидала почувствовать, её охватило нечто иное – острое, щекочущее нервы удовлетворение и ещё более сильное любопытство.

Она снова сделала шаг вперёд, так что между ними оставались считаные сантиметры, не отрывая взгляд от его. Её губы изогнулись в медленной, многозначительной улыбке.

– Может, и нет, Михаил Александрович, – прошептала она так, чтобы слышал только он. – Может, и нет…

Поместье барона Градова

Вечер достиг своего апогея. Музыка гремела, гости смеялись, бокалы наполнялись вновь и вновь. Я стоял рядом с Никитой, наблюдая за этим морем сияющих лиц, и чувствовал гордость.

Мы сделали это. Мы пережили войну и теперь праздновали жизнь. Воздух был наполнен радостью, казавшейся такой хрупкой и ценной.

Я встретился взглядом с Таней и Станиславом, которые стояли рядом в центре зала. Пора. Я кивнул им и поднял руку, прося тишины. Оркестр умолк, разговоры постепенно стихли, и все взоры обратились ко мне.

– Дорогие гости, друзья, – начал я, и мой голос уверенно нёсся под сводами зала. – Мы собрались здесь, чтобы отпраздновать не только победу в войне, но и возвращение к мирной жизни. И что может быть лучшим символом будущего, чем новая семья? Позвольте мне предоставить слово тем, кто готовится создать её.

Я сделал шаг назад, и вперёд вышли Станислав и Таня. Рука об руку. Лицо сестры сияло таким счастьем, что затмевало все люстры в зале. Соболев смотрел на неё с такой нежностью, что это было видно даже с самого дальнего конца зала.

– Господа! – объявил Станислав. – У меня и Татьяны Александровны к вам радостная новость. Мы официально объявляем о нашей помолвке! Свадьба состоится в конце месяца!

Зал взорвался аплодисментами и добрыми пожеланиями. Я улыбался, глядя, как Таня, покраснев, прячет лицо на плече у Станислава. В этот момент всё было идеально.

Идиллия длилась недолго.

Буквально через минуту после объявления я заметил, как лицо Тани резко побледнело. Она взялась за живот, её глаза стали стеклянными и испуганными. Она что-то прошептала Станиславу, и тот мгновенно насторожился.

Лёд пробежал у меня по спине. Самые страшные мысли обрушились на меня единым махом.

«Отравили. Кто-то подсыпал яд. Игнатьев. Это его работа».

Я резко шагнул вперёд, нацепив на лицо улыбку.

– Прошу прощения, дамы и господа, – сказал я, перекрывая шум. – У моей сестры внезапно закружилась голова от волнения. Всё в порядке, продолжайте веселиться.