Текст книги "Десантник № 1 генерал армии Маргелов"

Автор книги: Александр Маргелов

Соавторы: Василий Маргелов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 40 страниц)

Глава 6
Вас ждут новые задачи, товарищ командующий!

^{Генерал Павленко П.Ф. – Десантник номер 2. Учения «ДНЕПР». Генерал армии. История создания десантного берета. Домодедово—1967. «В парашют – верю!». Прыжок на Памир. «ДВИНА» и другие учения.}

30 декабря 2001 года десантники прощались с генерал-лейтенантом Павленко Павлом Федосеевичем. Где, как не на похоронах, особенно в разговорах между собой, дается самая правильная оценка человеку?

Так вот, мнение, высказанное многими ветеранами, служившими с Павлом Федосеевичем в течение нескольких десятков лет, было единым. Все сошлись на том, что он был исключительно подготовленным в военном отношении и абсолютно порядочным человеком. Также как и у Командующего ВДВ Маргелова самым страшным ругательством у него было «иваны, не помнящие родства!». Будучи почти 20 лет начальником штаба ВДВ генерал Павленко П.Ф., на всех уровнях поднимал роль и престиж войск. Именно при нем отечественный род войск – Воздушно-десантные войска – стали писаться с большой буквы.

Он прекрасно понимал, на что способны Воздушно-десантные войска при правильном руководстве ими, какие задачи они могут решать в условиях современной войны. Хотя генерал Павленко не имел никаких научных степеней, присутствовавшие ветераны назвали его никак не меньше, чем Академик Воздушно-десантных войск. Больше того, учитывая его заслуги в создании современных ВДВ, единодушно посчитали генерала Павленко П.Ф. Десантником номер 2 – вторым после Командующего Маргелова В.Ф.

Вечная ему память и благодарность десантников!

Генерал-майор Борисов М.И., длительное время возглавлявший разведку и практически создавший разведотдел в ВДВ, в течение многих лет работал в Управлении ВДВ при Маргелове и Павленко. Потому его мнение о Павле Федосеевиче имеет реальную основу.

Он с полным основанием считает. что последнего начальника штаба Василий Филиппович буквально выпестовал. Павел Федосеевич начал служить под эгидой Маргелова В.Ф. еще в 76-й гв. ВДД, в Пскове. После окончания Академии Генштаба Павленко П.Ф. стал познавать азы штабной работы в оперативном штабе, каким являлся штаб ВДВ, вначале в оперативном отделе, возглавляя его, затем заместителем начальника штаба и, наконец, начальником штаба. Имея природные способности, будучи прекрасно подготовленным и обладая необходимой усидчивостью и требовательностью к офицерам штаба, Павленко стал правой рукой Командующего. Это был поистине интеллигент, не курил, не пил, не играл в карты. Зато он был, наверно, единственным генералом в ВДВ, освоившим кинокамеру, а позже и видеокамеру. Он практически не употреблял бранных слов, но, когда было нужно, умел быть и жестким. В Управлении ВДВ, как легенду, передавали случай, когда Павел Федосеевич, распекая в своем кабинете авиационную группу, хлестко бросил: «Вы не авиагруппа, а авиажоппа!» Офицеры-летчики едва дождались окончания «экзекуции» и, едва покинув кабинет начальника штаба, чуть не покатились со смеху, не сколько из-за новизны выражения, как от того, кто это сказал.

Василий Филиппович был уверен в генерале Павленко, как в самом себе. Он знал, что какое бы задание ему не поручил, оно будет выполнено точно и в срок. Недюжинный ум, умение ладить со всеми сотрудниками штаба и командирами в войсках, безмерные трудолюбие и порядочность снискали уважение и доверие к нему у Командующего и у всех командиров и офицеров ВДВ. На него можно было опереться и положиться. Он был самым преданным единомышленником Командующего в течение всего времени.

В.Ф. Маргелов, как Командующий, ценил труд штаба. В подтверждение этого сошлюсь на его отношение к документам, представляемым на утверждение или подпись. Обычно я, как начальник штаба, предварительно докладывал ему содержание основных документов, после чего он внимательно читал сам. За многолетнюю практику не было случая, чтобы он отнесся к документу свысока, пренебрежительно или, как поступали некоторые командующие, порвал или отбросил его. У него было какое-то благоговейное отношение к исполненному плану, графику, приказу или даже телеграмме. И если он с чем-то не соглашался, делал на полях заметку простым карандашом, просил аккуратно подправить и не переделывать заново, особенно это относилось к документам, исполненным чертежницами, кропотливый труд которых он по праву высоко ценил.

Штабу представлял большую самостоятельность, одобрял и поощрял инициативу. Но требовал, чтобы все было тщательно проработано, рассчитано повремени и, главное, жизненно и реально для выполнения войсками.

В шутку как-то сказал, что командир – это шея и жопа, а начальник штаба – голова и сердце. Шея вертится куда скажет голова, а по жопе всегда бьют первого командира. Голова – чтобы думать, рассчитывать и не допускать промахов и тем паче глупостей, а сердце – это значит забота, сочувствие и внимательность. Там, где командир может быть сгоряча несколько «перегнул палку», начальник штаба должен смягчить положение, что-то уточнить в деталях, разъяснить, но выдержать «курс» и провести в жизнь принятое решение.

Приняв решение, не мелочился в указаниях, ограничиваясь обычно сроками оформления. Все остальное являлось заботой начальника штаба и начальников служб. Разумеется, он полагался на их опыт и подготовку.

При таком методе работы мы чувствовали себя раскрепощению и самостоятельно решали многие вопросы по своей службе, строго придерживаясь лишь «генеральной линии» или замысла принятого решения. В штабе и Управлении в целом в течение многих лет ощущалась хорошая сработанность, дружный коллектив. Никто из заместителей командующего и начальников служб не пытался обособиться, все вопросы в рабочем порядке согласовывались с начальником штаба и оперативным отделом.

Василий Филиппович строго спрашивал за своевременность исполнения распоряжений как в штабе, так к в войсках.

На учениях и занятиях в докладах офицеров не любил длинных теоретических рассуждении, требовал конкретности и ясных предложений с кратким расчетом к обоснованием. Тут же переходил к практическому анализу – реально ли это для выполнения войсками?

Огромный жизненный и военный опыт (он был активным участником пяти войн!) позволял ему критически оценивать предложения штаба, начальников родов войск и служб, решения командиров соединений и частей, ставить их на реальную почву.

«Более десяти лет я работал с ним только в должности начальника штаба войск, а до этого еще столько же в должностях начальника оперативного отдела и заместителя начальника штаба. Думаю, что поэтому имею основания высказать некоторые суждения.

Прежде всего скажу, что работу штаба он высоко ценил, как труд кропотливый, требующий терпения, внимания, усидчивости исполнителей – от рядового офицера до начальника штаба. Считал, и думаю совершенно резонно, что в штабе должны работать высоко грамотные, инициативные и исполнительные офицеры. Прежде чем дать свое согласие на назначение в штаб ВДВ подобранного кадровиками кандидата (и уже согласованного с начальником соответствующего отдела и начальником штаба), он стремился лично убедиться на занятии или учении в его деловых качествах, умении сделать выводы из обстановки, четко и кратко доложить предложения командиру.

От начальников служб и отделов требовал внимательно относиться к новичкам, взятым в штаб из войск или после окончания академий, постоянно учить их как вести себя в войсках: честно и правдиво оценивать положение дел, не проявлять кичливости и высокомерия к офицерам штабов дивизий и полков, уметь находить и подмечать полезные начинания офицеров и солдат подразделений. На это последнее качество обращал особое внимание. И это касалось всех офицеров штаба. Заслушивая доклады о результатах работы групп в дивизиях, постоянно и пытливо спрашивал каждого: что нового и полезного он увидел в частях, в работе того или иного командира штаба. Все то, что заслуживало внимания, немедленно доводилось другим частям и штаб обязан был следить за внедрением его в жизнь войск. Это же касалось и отрицательных моментов, например, в подготовке к парашютным прыжкам, где недоработка или дефект могли привести к катастрофе,

Теоретизирующих докладчиков вежливо останавливал и говорил: «Знаешь, я в теории не силен, ты разъясни мне просто, по-солдатски, как это сделать практически». В этом выражении был глубокий смысл. Ведь в военном деле очень важно правильно разобраться в обстановке, оценить свои возможности прежде, чем будешь отдавать приказ подчиненным.

А обстановка каждый раз бывает конкретная, не похожая на теорию. В том и искусство командира, что он способен (или не способен) правильно оценить ее. У нас порой даже в высоких инстанциях преуспевали и вышли в большие чины сугубые теоретики, не способные, однако, практически командовать ни на войне, ни в мирное время. Я никогда не слышал от Василия Филипповича «классических» формулировок замыслов решений, как это преподается в академиях. Зато много раз я слышал его приказы и распоряжения как на учениях, так и в повседневной жизни – четкие, ясные и краткие, при которых подчиненный может проявить инициативу в способах выполнения задачи, он не скован в своих действиях. А замысел решения Командующий уже «отложил» в своем уме, он виден из постановки задачи подчиненным частям.

В ходе учений, когда штаб докладывал Командующему расчет времени на подготовку к операции, важнейшим элементом он считал заботу о том, чтобы дивизии и полки имели достаточное время на подготовку к десантированию. Ведь нередко встречаются случаи, когда старшие инстанции «съедают» львиную долю времени, поздно доводят задачи до войск и они не успевают подготовиться. Грош цена всем умным замыслам начальников, если командиры взводов и рот не имели времени на уяснение своих задач и доведение задачи и порядка действий до всех солдат.

Посоветовавшись в штабе, мы предложили Командующему иную, чем в академиях, методику расчета времени, а именно – начинать с готовности войск к выполнению задачи и идти «назад», оставляя для командиров и штабов самый минимум на принятие решений и постановку задач. Командующий внимательно разобрался и одобрил. С тех пор такой метод расчета времени практикуется во всех частях и вполне себя оправдывает.

Хочу также отметить, что Василий Филиппович никогда не осуждал свой штаб перед Генштабом и другими старшими инстанциями. Наоборот, он всегда мог защитить нас, хотя в работе штаба и начальников служб было и немало погрешностей».

Воспоминания генерала Павленко о Командующем ВДВ генерале армии Маргелове В.Ф. представляются значительными и объективными, а потому с полным основанием приводятся в различных главах настоящей книги.

ВДВ – специфический род войск, занимающий в наших Вооруженных Силах особое место. В отличие от командующих войсками военных округов и армий, Командующий ВДВ обладает значительной «автономией». Ему и его штабу практически мало что можно использовать в своих частях из опыта Сухопутных войск. Имеются в виду основные вопросы боеспособности и боевой готовности в оперативном масштабе, такие как подготовка к десантированию, десантирование и способы действий в тылу противника. Все это разрабатывалось Командующим и Штабом ВДВ и проверялось на учениях, а затем воплощалось в инструкциях, наставлениях и уставах, разумеется, после одобрения Главнокомандующим Сухопутными войсками (когда ВДВ ему подчинялись), Генеральным Штабом и другими органами Министерства обороны. Основываясь на многолетнем опыте, можно сказать, что при всем уважении к этим инстанциям, они, как правило, ничего существенного десантникам подсказать не могли, соглашались с мнением Командующего и штаба по специальным вопросам. В этом отношении Командующий ВДВ выступал и выполнял функции Главнокомандующего видом Вооруженных Сил, важнейшей из которых являлось оснащение войск современным вооружением и техникой, которые можно было бы десантировать в тыл противника. С другой стороны, ему непосредственно подчинены корпуса, дивизии, и ими надо повседневно руководить, как командарму. А с 1956-57 годов корпусные управления были упразднены.

Часто офицеры штаба шутили, с одной стороны у нас солдаты, с другой – Генштаб. Отсюда ясно, что командующему ВДВ и его штабу приходится совмещать функции от Главкома до командарма, а это не так просто при большой территориальной разбросанности войск и всегда ограниченных по количеству офицеров штатах Управления.

С начала 60-х годов наступило время, когда войска возвращались к практике проведения крупных общевойсковых учений и маневров, существовавшей до Великой Отечественной войны. Вызвано это было тем, что началось полное перевооружение ВДВ, превращающее войска в мощное средство ведения современного боя. Командующий Маргелов энергично способствовал тому, чтобы такого рода учения являлись основным содержанием боевой подготовки войск.

Павел Федосеевич Павленко вспоминал, как часто ему приходилось видеть генерала Маргелова «в сложной, острой и неясной обстановке, когда надо было действовать быстро и решительно. Никогда ни на его лице, ни в действиях и решениях не было ни тени растерянности, нерешительности. Я всегда в душе восхищался его умением безошибочно решать сложные вопросы в экстремальной ситуации. В этом ему помогали природная, как говорят, от Бога одаренность и решительность характера истинно суворовского типа военачальника. Он всегда брал на себя всю ответственность перед старшими начальниками за содеянное в войсках или за глупость, допущенную кем-то из подчиненных командиров, объясняя свою вину тем, что плохо научил.

Выполнение поставленной начальником задачи точно в срок было святым правилом. Никогда он никого не просил об отсрочке выполнения приказа. Другое дело, когда Министр обороны или Генштаб предварительно советовались о сроках подготовки того или иного мероприятия, здесь он проявлял взвешенность и здравый расчет времени и возможностей войск.»

Где еще в мирное время проявляется талант командиров и их штабов, степень их компетентности и волевые качества, как не учениях? И чем крупнее учения, тем ярче высвечиваются эти качества – хорошие или плохие.

С 24 сентября по 3 октября на территории Украинской ССР проводились крупные общевойсковые учения «Днепр».

Указанные маневры такого масштаба проводились после войны впервые. На учение были привлечены войска трех военных округов, 76-я (командир дивизии генерал-майор Ометов В.И.) и 103-я (командир дивизии полковник Кобзарь И.В.) гвардейские воздушно-десантные дивизия и вся военно-транспортная авиация, не говоря об воздушных армиях и прочих соединениях других видов и родов войск. Войска заняли исходные районы, а десантные дивизии исходные районы для десантирования.

В ходе подготовки воздушно-десантной дивизии к учениям генерал Маргелов, будучи в полках, обращался к офицерам: «Не посрамите меня, зрителей на сей раз будет столько… Да еще каких!»

Уже позже, из газет участники учений узнали, что с трибун на десантирование десантной дивизии взирало все Политбюро в полном составе во главе с Брежневым, члены ЦК КПСС, министры обороны стран Варшавского Договора, дипломаты и военные атташе. Украина, на территории которой проводились учения, по масштабу напоминавшие развернутую фронтовую операцию, выставила внушительную делегацию.

Командующий с оперативной группой штаба находился в поле в 140 км от Чернигова, где размещался штаб руководства во главе с Министром обороны маршалом Гречко А.А. и начальником Генштаба маршалом Захаровым М.В.

Перед началом маневров Министр обороны на один из дней, на восемь утра назначил последнее совещание, в штаб руководства вызывались все командующие и начальники родов войск Министерства обороны, в том числе и Командующий ВДВ. Поскольку все командующие войсками округов и ВДВ находились далеко от Чернигова, то они должны были прибыть по воздуху.

Полковник Борисов М.И. возглавлял оперативную группу ВДВ при штабе руководства и потому все команды начальника этого штаба, маршала Захарова, касающиеся ВДВ, проходили через него, и он каждый раз должен был расписываться о том, что ознакомлен с очередным распоряжением или командой.

И на этот раз он расписался о времени проведения министром совещания и передал об этом на КП ВДВ в исходный район, где находился Маргелов В.Ф., который должен был прилететь на вертолете. Затем, поздно вечером принесли новое распоряжение маршала Захарова о запрете вылета командующих войсками округов и ВДВ утром на совещание из-за ожидаемого сильного тумана на всей территории маневров. Борисов снова расписался в получении данной команды.

Утром, действительно, выглянув в окно, нельзя даже было различить другие здания во дворе училища и то, что во дворе. Все было окрест окутано белесой мглой, но сквозь нее чувствовалось солнечное освещение. Ровно в шесть утра полковника Борисова по радио вызвал генерал Павленко из исходного района и просил подтверждения на вылет, так как у них сильный туман. Полет по расчетам занимал около часа. Михаил Иванович был в замешательстве, что делать, а вдруг туман быстро рассеется? Но у него совершенно выпал из головы категорический запрет начальника штаба руководства на вылет. Оценив обстановку и предполагая, что осенние туманы быстро рассеиваются с восходом солнца, он решил взять всю ответственность на себя и подтвердил разрешение на вылет. Да, Борисов забыл, что накануне он уведомил Павленко П.Ф. о полученном запрете, но в штабе ВДВ помнили об этом, поэтому он и запросил утром подтверждение на вылет.

Примерно через час еще раз связались по телефону со своим полевым лагерем и оказалось, что несмотря на запрет полетов всех летательных аппаратов, Командующий в 7 часов вылетает на Чернигов. Подлетное время – около 40 минут, и Борисов немедля выехал на аэродром. Там уже шел напряженный разговор руководителя полетов с генералом Тараном П.А., ответственным за перелеты по плану штаба руководства. Узнав, что вертолет с Маргеловым уже вылетел, Таран высказал десантникам свое негодование и грозил строго наказать, вплоть до разжалования командира вертолета.

А туман, как на грех, не рассеивался, он стоял стеной и проникал даже в кабину машины. Через несколько минут на аэродроме услышали рокот вертолета, а взлетная полоса и весь аэродром были по-прежнему окутаны туманом, хотя где то вверху лился поток солнечного мягкого света. Не было даже видно самолетных стоянок, что делать? Полковник Борисов не на шутку перетрусил, нарушив приказ самого министра. Случись самое невероятное с Командующим, он пропал и закончится его так хорошо начавшаяся военная карьера. После окончания в 1967 году Военной академии Генштаба у него впереди маячило продвижение по службе. Но больше всего его тревожила судьба Командующего, который по вине Борисова может пострадать. А как можно было просто поступить: точно и беспрекословно выполнить полученный приказ старшего начальника, передав лишь два слова: «нет разрешения!»

Михаил Иванович, как всегда в трудную минуту своей жизни, мысленно обратился к Богу: «Господи! Спаси и помилуй!» Смеяться не надо. Хотя все мы при советской власти считались официально безбожниками, а иначе бы выгнали из армии, но его мама была глубоко и искренне верующей, и ей удалось заронить в душу будущего офицера зерно веры, которое постоянно тлело внутри него. Видимо, Господь услышал мольбу, и произошло самое настоящее чудо: Когда вертолет где то вверху угадывался прямо над аэродромом, в тумане буквально на считанные минуты открылось небольшое окно и вертолет в него быстро приземлился. Не успел Василий Филиппович выйти из него, туман, как по мановению волшебной палочки, закрыл спасительное для вертолета и для Борисова окно, и снова аэродром окутался плотной стеной тумана. Разве это не знамение судьбы и того, что ожидало Василия Филипповича вскоре!

Все радостно и облегченно вздохнули, и генерал Таран, хотя и сердился, был искренне рад благополучному исходу этого необычного перелета, о котором уже знал Министр обороны, Главком ВВС и весь штаб руководства. Оказывается, Василий Филиппович посчитал запрет полетов перестраховкой летчиков и надеялся, что туман должен скоро рассеяться. А главное – на совещание вызывал Министр обороны, и он не мог допустить даже мысли о том, чтобы по любой причине не прибыть или опоздать.

Встречающие подошли к вертолету и кратко доложили Командующему обстановку, в том числе и о том переполохе, который царил на аэродроме. Доложили также о том, что генерал Таран Павел Андреевич обвиняет командира вертолета в преступном нарушении всех регламентов и инструкций о полетах, намерен принять к нему самые строгие меры. Вскоре к ним подошел и генерал Таран.

Василий Филиппович, как всегда, был подчеркнуто вежлив с генштабистами, а Павла Андреевича Тарана, дважды Героя Советского Союза, он давно знал и питал к нему искренние чувства уважения.

– Уважаемый Павел Андреевич, приношу Вам и всему летному начальству самые искренние извинения за причиненное беспокойство, – сказал Маргелов. – Поймите и мое положение: я не мог не прибыть, не выполнить приказ. А командир вертолета очень толковый офицер, он заслуживает всяческой похвалы. И вылетел он лишь после того, как я подписал ему письменное распоряжение. Прошу Вас ни в коем случае не наказывать и не осуждать его действия, он поступил как на войне. Если надо, я обращусь с этой просьбой к маршалу Вершинину (тогда – Главком ВВС).

Обменявшись еще несколькими любезностями и поблагодарив за обеспечение перелета, десантники поспешили в Чернигов.

Поскольку до совещания еще оставалось около двух часов, Командующему было предложено позавтракать и потом уже заняться делами.

Всю обратную дорогу Командующий возбужденно рассказывал о полете через мглу тумана, окутавшего в то сентябрьское утро Черниговщину. Туман проник в кабину вертолета и Командующий даже пытался его разогнать его руками как табачный дым, все было напрасно. Полет показался долгим и напряженным, мелькала мысль, зачем согласился лететь. В общем, устроил Борисов испытание своему Командующему и тот выдержал его, еще раз показав свои незаурядные моральные качества и способность идти на риск, если требует обстановка.

Весь свой рассказ Василий Филиппович пересыпал солеными словечками, а полковник Борисов был безмерно рад, что все обошлось, слава Богу, благополучно.

До окончания завтрака пришел офицер и доложил Маргелову, что его срочно вызывает министр в Дом офицеров. Быстро рассчитавшись с официанткой, Командующий с подчиненными почти бегом направились к Дому офицеров, находившемуся в двухстах метрах от столовой.

Маршалы Гречко А.А. и Захаров М.В. стояли у входа в здание в полевой форме, в готовности отправиться на машинах на реку Днепр, где проходила условная линия фронта между «северными» и «южными».

После очевидцы рассказали следующее. Гречко и начальник ГШ маршал Захаров получили извещение, что к ним подлетает генерал Маргелов.

Маршал Захаров, возмутившись за нарушение запрета на полеты, произнес: «Товарищ министр! Маргелова за самовольство нужно посадить на гауптвахту!»

Но Андрей Антонович Гречко оценил это по-другому.

– Маргелов здесь ни причем. Виноваты мы, вовремя не отменив совещание. А что касается Маргелова, то известно, что этого человека ничем не испугаешь. Он ползком приползет, но приказ выполнит вовремя!

Генерал-полковник В.Ф. Маргелов, как всегда, подошел четким строевым шагом и доложил о прибытии на совещание.

– Придется Вас наказать, Василий Филиппович. Вы наделали большого переполоха в штабе руководства, поставили на ноги все руководство ВВС во главе с Маршалом Вершининым. Почему не выполнили приказ, ведь был дан запрет на полеты? – спросил Гречко. По его лицу и еле заметной улыбке Захарова Маргелов понял, что за строгими по форме словами Министра в его душе совсем иные настроения.

И здесь Василий Филиппович не растерялся как десантник, нашелся, удивив министра и его свиту, громко отчеканив:

– Товарищ Министр, как же мог я, старый служака, ослушаться Вашего распоряжения? Какой я был бы десантник, если бы испугался тумана? – вопросом на вопрос ответил Василий Филиппович. – Я солдат и обязан выполнить приказ. Если мой министр прикажет мне прибыть в любое место, независимо от сложности условий, то я приползу туда даже на карачках в точно установленное время! А распоряжение о запрете полетов в наш десантный лагерь дошло поздно, когда мы были уже в воздухе.

Все отметили, что такой неожиданный ответ понравился министру, который после своеобразного «верноподданнического» заявления Маргелова, впоследствии резко изменил свое отношение к нему. Он увидел в нем надежного генерала, способного выполнить любой приказ министра. С тех пор отношения между ними были отличные, и Маргелов всегда находил в лице министра поддержку в решении проблем, стоящих перед Воздушно-десантными войсками, а этого он и добивался.

Полковник Борисов же все это время стоял ни жив, ни мертв, ожидая, что Командующий скажет о получении официального разрешения из оперативной группы ВДВ на вылет и он был бы прав, но все обошлось.

Гречко и Захаров тепло поздоровались с Маргеловым и с его сопровождавшими, которые привезли с собой карты и другие документы, подготовленные для доклада Министру, план высадки и действий десантов на маневрах, хотя уже не надеялись, что их удастся доложить сейчас. Раз уж начальство оделось по-полевому и настроилось выезжать, придется ждать до вечера.

Министр, как бы читая мысли офицеров, посмотрел на них и спросил, с чем они пришли.

– Представить Вам на утверждение наши планы после их уточнения на местности, – доложил Василий Филиппович.

Десантников пригласили в зал, где Гречко и Захаров внимательно заслушали доклад Маргелова. Министр утвердил планы, сделав замечание лишь по району высадки десантно-штурмового полка на вертолетах, который применялся как опытный. Но эта поправка десантников не обескуражила, так как Гречко указал район высадки, который они сразу предлагали, но генерал армии Пеньковский, тогда заместитель МО по боевой подготовке, предложил при подготовке учения другой район. Из Дома офицеров все вышли с чувством удовлетворения и были очень довольны, что так быстро удалось утвердить планы.

После утверждения документов десантники с облегчением вздохнули. Тот, кому приходилось неоднократно держать такой «экзамен» перед высоким начальством, думается, хорошо понимает их удовлетворение за проделанную работу, хотя, разумеется, главное было впереди.

Вскоре и туман рассеялся, установилась хорошая погода, и все возвратились в свой полевой лагерь.

Вместе с Маргеловым прилетело несколько офицеров из состава «полевого штаба» ВДВ, в числе которых был полковник Булатников В.А., заместитель начальника оперативного отдела ВДВ. В пути Булатников, рассказал, как они утром готовились к полету в Чернигов.

Поднялись рано, часов в 5, и дежурный докладывал, что везде туман, Чернигов, видимо, принимать не будет. Но Маргелов приказал всей группе готовиться, вылет назначил на 6.30-7.00, надеясь, что погода улучшится. И дал распоряжение летчикам – готовить машину к вылету на 6.30.

Но увы, и к 6.30 никаких признаков улучшения видимости не было. Вновь подошел оперативный дежурный и доложил, что штаб руководства подтверждает запрет на полеты и вылет не разрешает. Командующий ничего ему не ответил, лишь приказал следить за погодой, запрашивать Чернигов через каждые 15 минут.

Время приближалось к 7 утра, всю группу охватило беспокойство. Маргелов приказал Булатникову построить группу и объявил, что в 7 часов будем вылетать.

Вызвал командира корабля и объявил ему приказ о вылете. Старший лейтенант Герасимов ответил, что в такой туман он не полетит, не имеет права рисковать жизнью Командующего и его офицеров, не говоря уже об экипаже. Доложил он это четко, твердо, без всяких колебаний.

– Ты, голубчик, пойми: меня вызывает Министр обороны, – пытался уговорить летчика Маргелов, отведя его в сторону. Но тот стоял на своем. А ожидавшие неподалеку офицеры штаба с повышенным вниманием прислушивались к разговору. Все они чувствовали возраставшее напряжение.

Маргелов молча прошелся несколько шагов взад-вперед. Летчик стоял неподвижно, не сводя глаз с Командующего.

– Не думал, – сказал Маргелов, вновь остановившись перед Герасимовым, – что среди летчиков есть трусливые люди. Командующему ВДВ могли бы найти и более смелый экипаж.

– Я не трус, товарищ Командующий, – с искренней обидой в голосе громко, чтобы слышали все, ответил летчик. – Я готов на риск, но дайте мне письменный приказ.

– Пожалуйста, – примирительно и с готовностью ответил Маргелов. Ему совершенно не хотелось обижать этих молодых ребят и хороших летчиков.

Он тут же подозвал Булатникова и через пять минут приказ был готов. Подписав его, Маргелов вручил бумагу летчику.

Герасимов внимательно прочитал, попросил Булатникова проставить не только дату, но и часы. Сложил документ, вложил его в карман и доложил Маргелову:

– Теперь летим, товарищ Командующий.

При посадке в вертолет Маргелов назначил наблюдателей вправо, влево и вперед. Главная цель наблюдения – следить за туманом и возможными прояснениями. Но в ходе всего сорокаминутного полета прояснений, увы, так и не появилось.

После краткого пребывания Василия Филипповича в Чернигове, где ему был забронирован номер, Михаил Иванович пытался уговорить его отдохнуть и помыться, но ни в какую: полечу, говорит, к своим десантникам в исходный район, подальше от начальства. Он чувствовал себя свободно среди своих соратников и рядовых солдат, а главное, там можно немного расслабиться. Он напомнил Борисову одну главнейшую заповедь подчиненного: если не хочешь неприятностей, то держись подальше от начальства! «И он был прав», – подумал Михаил Иванович.

Начался первый день маневров. С утра, на первой смотровой точке, всех гостей ждал сюрприз. Министр подъехал и остановился вдалеке от трибуны, вышел из машины и медленно направился в ее сторону. И вдруг все увидели что то необычное в форме одежды министра: поверх его кителя была одета портупея с кобурой сбоку. Все засуетились, заволновались, ни у кого ремней не было. Первым сообразил Василий Филиппович, который скомандовал находившемуся рядом с ним полковнику Борисову снять свой ремень и быстренько, пока министр подходил, надел его и, таким образом, снова оказался сообразительней всех. Министр это отметил и одобрил. Он своим примером показал генералам, что на учениях командиры всех степеней должны быть в полевой форме с положенным снаряжением. С тех пор офицеры и генералы на занятия одевают ремни, хотя наши кителя не приспособлены к их ношению, как в других армиях.