Текст книги "Три года в Соединённых Штатах Америки"

Автор книги: Александр Абердин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 57 (всего у книги 60 страниц)

– Господа, мы не возрождаем в Сенегале сельское хозяйство, мы создаем его с нуля и делаем основной упор, как это ни странно, на животноводство, а оно даст свои первые плоды не ранее, чем через четыре года, ведь сейчас мы закладываем только кормовую базу. Ну, и что будут есть в эти четыре года почти три миллиона человек? Сейчас они получают пусть и небольшие, но всё же пособия от нас, а также рыбные супы от президента Сенгора, но меня это не устраивает. О земледелии мы тоже не забываем и даже собираемся разбить огромные виноградные плантации на юго-востоке страны, на возвышенностях… Жак Шабан тут же перебил меня:

– Борис, не смешите меня. Вам не удастся вырастить в Сенегале хоть сколько-то приличный урожай винограда. Там не бывает зимы и поэтому ваши труды напрасны. Нахально ухмыльнувшись, я насмешливо сказал:

– Жак, вы плохо следите за тем, что происходит в Сенегале. Зиму в Африку мы уже привезли и уже сейчас в тех районах наши рабочие приступили к строительству сорока больших водяных ловушек, так что пусть и не сугробы, но лёгкий снежок по ночам, я вам там гарантирую на довольно большом пространстве. Заодно они в течении всей зимы будут снабжать поля на равнине водой для полива. В этом проекте принимают участие крупнейшие винодельческие компании Франции, правда, мы его не афишируем слишком громко, но вас то ваши помощники должны были известить. Таким образом, господа, примерно пять с половиной миллионов сенегальцев из семи с половиной, не считая полумиллиона репатриантов, сейчас хотя и трудятся, вынуждены сидеть на пособии, так как они не получают никакой зарплаты.

Как только я парировал реплику Жака Шабана, президент Франции посмотрел на того с укором, но президент Сенегала, дождавшись паузы, немедленно пришел к нему на помощь. Пристально посмотрев на меня, он спросил:

– Борис, почему даже я ничего не знаю о том, что ты привёз к нам в Сенегал зиму и снег? Ты не боишься, что тем самым будет разрушена наша экосистема?

– Какая экосистема, господин президент? – Нахально поинтересовался я у своего оппонента – Та, которую вы давно уже съели? Нашли о чём вспомнить после того, как в Сенегале были истреблены все крупные животные. Не волнуйтесь, ничего страшного не произойдёт, если на холмах, расположенных вдоль границы с Мавританией и Мали, встанут водяные ловушки и от них потечёт вниз холодный воздух, а вместе с ним и вода по лоткам, чтобы орошать поля в сухой зимний период. Тогда ваши земледельцы будут гарантированно снимать два урожая в года, а на некоторых культурах, таких, как соя, так и все три. Это очень дорогостоящий проект, господин президент, но он превратит весь Сенегал в цветущий оазис, хотя ваша страна и без наших водяных ловушек не является пустыней, но с ними вы будете иметь куда больше экономических и прочих выгод. Жорж Помпиду усмехнулся и сказал:

– Господа, я полагаю, что Борис прав. Его критика, направленная в адрес монетаристов, совершенно справедлива, особенно если вспомнить, что у них и без него хватает критиков. К тому же лично я, как и Борис, тоже не доверяю ни воззрениям англичанина Юма, ни воззрениям американца Фишера. Этот молодой человек прав, характеризуя их теории, как способ обокрасть весь мир. Сначала Британская империя, а потом Соединенные Штаты только этим и занимались. – Слегка поклонившись сенегальским гостям, он добавил – Как вам это прекрасно известно, Леонард, только французы, которые помогли создать на тех территориях, куда они пришли в Африке, единую валюту – африканский франк, меняли её на франк французский по курсу один к одному. Мне нравится проект Бориса и я хотел бы видеть точно такие же расчёты, сделанные для французской экономики. Мы тоже склонны во всём полагаться на рынок, как самый лучший регулятор экономики, но почему-то всегда упираемся в кризис. Полагаю что потому, что забываем о государственном регулировании рынка. Как только президент умолк, я с вежливым поклоном сказал:

– Вы совершенно правы, ваше превосходительство. Рынок это всего лишь прилавок в магазине или где угодно, по одну сторону которого стоит продавец, а по другую покупатель. Тем не менее этот прилавок находится на территории конкретного государства со своими законами и купля-продажа товаров за прилавком осуществляется с помощью национальной валюты. Вот и спрашивается после этого, почему в шаге от прилавка все законы государства действуют в полном объёме, а на самом прилавке они как бы отсутствуют. Отсюда и происходит жульничество, обман, обвес, а также явная спекуляция. Точно сосчитать, сколько денег должно находиться в обращении во Франции, не составляет никакого труда, как и вложить их в кошельки французов. Во Франции это проще всего сделать через зарплату. Как только первые рабочие из Африки потянулись к себе на родину, повсюду сразу же стали раздаваться голоса: – «Ах, теперь Франция зарастёт грязью! Некому будет убирать мусор!» Господин президент, если вы повысите зарплату коммунальным рабочим и служащим в четыре с половиной раза и вооружите их нашей техникой, которую мы готовы начать производить, то вся Франция будет сиять такой чистотой, которой не было никогда даже в Версале. Ну, разве что зимой так чисты Французские Альпы.

Президент Франции демонстративно похлопал в ладоши и с широкой улыбкой сказал:

– Браво, Борис. Вы попали точно в цель. Любой труд, даже самый грязный, можно сделать престижным, повысив плату за него. Жак, как только мсье Картузов вернётся из Сенегала, займитесь расчётами по образу сенегальских. – После чего с всё той же улыбкой попросил меня – Борис, у вас имеются при себе образцы новых банкнот? Я хотел бы взглянуть на них.

Конечно же банкноты у меня имелись и я пустил их по рукам. Они были точно такими же, как и прежние африканские франки, только немного ярче и красочнее. Чтобы ни у кого не возникло сомнений в их прочности, я тотчас принялся терзать одну банкноту сначала перочинным ножом, затем попытался измять её, а после всего ещё и попытался поджечь купюру в сто франков зажигалкой, но той было хоть бы хны. Министр финансов Франции глядя на этот тут же сказал:

– Господин президент, Франции нужны именно такие деньги, которые не боятся никаких передряг. Жан Шабан ворчливо заметил:

– А также такая финансовая система и такие ограничительные законы, касающиеся рынка, которые полностью исключат любую возможность кризиса. – Насмешливо фыркнув, он пояснил свою мысль – В отличие от вас, господа, я уже успел прочитать рекомендации мсье Картузова и нахожу их весьма полезными для нашей страны. Однако, Борис, для того, чтобы Франция могла ими воспользоваться в полной мере, нам срочно нужны компьютерные консоли Геи. Их тотально не хватает. Ты можешь хоть как-то посодействовать нам в этом? Ведь их, насколько я это знаю, производят в Советском Союзе на том самом заводе, который был построен по твоим чертежам.

Именно этого, по большому счёту, я и ждал от всей своей затеи с африканскими франками. Чуть склонив голову, я ответил:

– Ваши превосходительства, всё в ваших руках. Если вы того пожелаете, то уже через месяц наша компания построит вблизи Пуаси дю-Индустриаль завод по производству компьютерных консолей. Кстати, как вы отнесётесь к тому, чтобы каждый француз смог носить с собой телефон и разговаривать с кем угодно находясь в любой точке земного шара? – Достав из внутреннего кармана свой спутниковый телефон и протянув его президенту Франции, я пояснил – Их мы тоже можем начать производить на нашем новом заводе, ведь и эти спутниковые телефоны являются по сути дела компьютерной консолью Геи. Как вы видите, господин президент, в моём телефоне даже имеется небольшая фото и видеокамера, с помощью которой я могу получать вполне приличные снимки. Если хотите, я покажу вам последние, которые сделал сегодня утром в парке этого чудесного замка.

Спутниковый телефон, изготовленный на «Метеоре», являлся по своей сути смартфоном, причём довольно большим, размером почти с мою ладонь. Он был оснащён антенной, выдвигающейся из корпуса толщиной в два сантиметра и имел откидывающуюся рамку видоискателя, так как в нём была установлена мощная оптика и потому видеокамера с двенадцатикратным увеличением располагалась вдоль корпуса в его верхней части, но и качество снимков и видеозаписей было просто отменным. Показав на экране размером семь на двенадцать сантиметров несколько фотоснимков и пару коротких видеозаписей, я предложил Жоржу Помпиду позвонить кому-нибудь, чтобы убедится в том, что это ещё и самый обычный телефон, но предупредил, что соединение с абонентом будет сделано через Москву. Не смотря на это президент сделал звонок какому-то своему другу и, отдавая мне телефон, с задумчивым видом поинтересовался:

– Борис, вы сможете сделать так, чтобы оператором связи была французская, а не советская компания? Улыбнувшись, я с некоторым ехидством ответил:

– Господин президент, я даже смогу сделать так, что эти телефоны почти полностью, кроме миниконсоли Геи и источника питания, а это очень мощный аккумулятор, будет производить компания «Алкатель». Ну, может быть они не смогут изготавливать на первых порах точно такую же ТФТ-матрицу для экрана, да, и с оптикой у них тоже могут возникнуть на начальном этапе некоторые проблемы. Во всём же остальном это будет французский телефон, но вот с компьютерными консолями этого не получится. Увы, но производством самых важных их компонентов будут заниматься только русские специалисты.

– До тех пор, пока Советский Союз и Франция не станут союзниками? – С ещё большим ехидством спросил Жорж Помпиду и с улыбкой подвёл итог – Господа, мне всё ясно. Леонард, вы можете смело реформировать всю финансовую систему вашей страны, Франция вас подстрахует. Для нас очень важен тот опыт, который будет наработан вами и если всё пройдёт именно так, как расписал наш друг Борис, то и мы поступим точно так же. Ну, а вы, Борис, подготовьтесь к следующей поездке. Десятого ноября я отправляюсь с официальным визитом в Советский Союз и хочу, чтобы вы сопровождали меня в качестве гида. Простите, господа, но меня ждут срочные дела.

Президент Франции покинул нас, а мы остались и принялись за проработку отдельных деталей моего плана финансовой реформы в Сенегале. Примерно через час после того, как Жорж Помпиду уехал, мне был задан главный вопрос:

– Борис, за какой срок ваша компания сможет напечатать для Сенегала новые купюры и что для этого нужно?

Кивнув, я ответил президенту Сенгору, с которым сдружился за последнее время и довольно сильно:

– Лео, три «Антея» уже загружены контейнерами с новыми африканскими франками и готовы вылететь в Сенегал по вашему первому приказу. Обо всём остальном мы можем поговорить уже в Дакаре, но на обратном пути я предлагаю вам посетить Ливию и заглянуть на несколько часов в Эль-Джамахирию. Ну, а поскольку такие вещи не делаются тайно, то я прошу вас позвонить полковнику Каддафи и сказать ему, что вы хотите посмотреть на то, во что китайские крестьяне превратили Сахару.

В Ливию мы смогли вылететь только на следующий день, рано утром. На этом настоял Муаммар Каддафи, а поскольку в этой стране он был хозяином, мы ничего не могли поделать. Ну, а поскольку для нас была тут же подготовлена целая программа, то торчать там нам предстояло аж три дня и потому «Антеи» остались во Франции, а мы полетели в Ливию на «Як-40». Хотя визит и был неофициальным, в аэропорту президента Сенгора встречал сам лидер ливийской революции, причём с большой помпой. Из аэропорта мы сначала направились в гости к коммодору Стирлингу и только потом, прихватив его, во дворец полковника Каддафи. Уже через полчаса мне стало ясно, что ещё один мой коварный план удался. Муаммар Каддафи после очередной пышной церемонии, ловко передав президента Сенгора в руки Бобби Стирлинга и приехавшего вместе с ним Большого Ману, жестом предложил мне покинуть атриум и мы уединились в роскошном кабинете, обставленном в типично пышном, сугубо восточном стиле с пышными коврами, оттоманками и расшитыми золотом по шелку подушками. Не хватало только одалисок, но вместо них мне предложили кальян, от которого я отказался и закурил сигарету «Мальборо». Муаммар не обиделся, а лишь широко улыбнулся и практически сразу же сказал:

– Раффи Борис, мне стало известно, что ты продал банкирам свои облигации, выпущенные на очень крупную сумму. У меня к тебе такое предложение. Ливия купит у тебя точно такие же облигации на сумму в двадцать миллиардов долларов. Нарисовав на лице осторожную улыбку, я спросил:

– Муаммар, мне нужны деньги только для того, чтобы инвестировать их экономику самых бедных стран. Не проще ли тебе вложить эти двадцать миллиардов в экономику Ливии самому?

Полковник Каддафи ответил мне огорчённым вздохом и такими словами, сказанными с лёгкой грустью:

– Борис, я только потому пошел на эксперимент с китайскими крестьянами, что хотел таким образом убедиться в правоте твоих слов, когда ты говорил мне, что даже Сахару можно превратить в цветущий край и для этого всего-то и нужно, что применить соответствующую технику и проявить трудолюбие. Если мы станем раздавать людям деньги, то навсегда их потеряем даже в том случае, если на них будут построены новые заводы и фабрики. Ливийцы хитрый народ, они найдут способ, как привезти в страну египетских феллахов или алжирцев. Если за дело возьмёшься ты, то тогда этого не произойдёт. После того, как ты спустил в Сахару с небес воду, они считают тебя святым и к тому же они все почему-то считают, что Мамма Гея твоя дочь.

Когда Муаммар Каддафи назвал цифру, мне почему-то сразу же припомнилось, что именно такая сумма ливийских вкладов зависла в Почтовом Банке Испании. Кочевряжиться мне было ни к чему и я решительно и твёрдо ответил:

– Хорошо, Муаммар, я приму эти деньги, но у меня будет такая просьба. Пусть это будут не банковские, а корпоративные облигации. В любом случае я застрахую вклад Ливии и приложу к облигациям страховку. Так я потеряю какую-то часть денег, но зато у тебя будет стопроцентная гарантия, что Ливия их никогда не потеряет. Ну, а я через эту страховку всегда смогу отсудить свои деньги у любого заёмщика, если он захочет меня обмануть. Полковник Каддафи строго сказал:

– Раффи, это будут кто угодно, но только не ливийцы. Гнева Маммы Геи они боятся даже больше, чем моего. Послушай, может быть она и в самом деле твоя дочь? Кивнув, я ответил:

– Да, так оно и есть, раффи Муаммар. Советские учёные, которые разрабатывали этот почти живой компьютер, сделали очень многое, но только мне удалось завершить их работу, а потому частица меня и ещё двух женщин, которые являются её матерями, вложена в Гею и эта частица образ наших мыслей, наша любовь к людям и тревога за их судьбы, в общем много чего такого, чем мы живём и чем дышим. Ты ведь уже успел, наверное, убедиться в том, что я не делаю никакого различия между людьми и забочусь о каждом человеке? Это мой образ мыслей, раффи Муаммар, который заставляет меня работать и делать всё, чтобы на нашей планете люди не голодали и не убивали друг друга. Пристально посмотрев на меня, Муаммар сказал вполголоса:

– Да, ты действительно святой, раффи Борис и наши имамы не зря говорят, что хотя ты и христианин, отмечен пророком. Вот поэтому я и хочу доверить тебе деньги ливийского народа.

Глава 21
Рукотворная зима в Африке и обычная в Советском Союзе

На следующий день после прилёта в Ливию мы отправились в Эль-Джамахирию. Поскольку водяные ловушки обслуживали советские специалисты, мне не составило особого труда созвониться с ними и попросить врубить одну из них на максимальную мощность, чтобы та поработала в таком режиме всего сутки. Ну, а прилетев в Эль-Джамахирию на правительственном вертолёте, мы сразу же поехали к водяной ловушке «Милость Аллаха» и когда подъехали поближе, то все ахнули. Не только весь холм, но и его подножие километров на пять вокруг было покрыто десятисантиметровым слоем снега. Водяная ловушка уже не морозила воздух, но сверху, из густой облачной линзы ещё сыпались снежинки, но температура воздуха снаружи была не ниже минус трёх градусов. Полковнику Каддафи к такой было не привыкать, ведь порой температура в Сахаре понижается ночью с плюс пятидесяти до минус пяти градусов, но президент Сенгор, выйдя из лимузина, сразу же зябко поёжился. Мне вовсе не было нужды морозить его и потому, показав, что вода в бассейне покрыта льдом, хоть на коньках катайся, мы вернулись в машину, сенегалец с восхищением в голосе сказал:

– Господа, это настоящее чудо. Я увидел в Сахаре, в горячем сердце Африке снег и лёд не на вершине Килиманджаро или Камеруна, а на небольшом холме. Борис, вот теперь я действительно поверил в то, что ты способен принести в Африку не только русские технологии, но и русскую зиму с её снегом. Муаммар улыбнулся и вставил своё словечко:

– Леонард, друг мой, ты ещё не видел того, во что превратили Сахару хотя и почти безграмотные, но очень трудолюбивые китайцы. Думаю, что и тебе в Сенегале стоит организовать точно такое же поселение, чтобы глядя на китайцев, сенегальцы трудились так же усердно.

Вообще-то Муаммар был полностью прав. Трудолюбия сенегальцам всё же не хватало и потому даже сенегальцы, вернувшиеся из Франции, часто называли их, в сердцах, ленивыми ублюдками. Однако, поскольку чисто ручного труда на предприятиях было не так уж и много, и на сенегальских предприятиях работа налаживалась. Главное ведь заключалось в том, что сенегальцы не были тупыми идиотами. Ну, а когда мы въехали в первый китайский городок, жители которого были одеты уже куда более нарядно и ярко, чем по приезду, президента Сенегала и вовсе охватил восторг, когда он увидел, что вокруг всё пышно зеленеет. Китайские крестьяне засадили различными растениями буквально каждый клочок земли и только что на крышах своих коттеджей из поликарбона они не разбили плантаций. В городке нас ждали и сразу же повели осматривать самую ухоженную усадьбу. От нашей компании китайские крестьяне получали практически полностью оснащённые всем необходимым для жизни дома, в которых имелись даже телевизоры, но самое главное, в каждом доме стояла компьютерная консоль и Мамма Гея с её экрана учила как детей, так и взрослых.

К тому же на каждую усадьбу полагалось три велосипеда, четыре мотороллера, лёгкий трайк и пикап, а также небольшой тракторёнок. Всего этого мы не показывали председателю Мао, а не то он точно обиделся бы на нас за излишнюю щедрость. Всё это китайцам ещё только предстояло отработать, но в их трудолюбии я нисколько не сомневался. Если я чего и боялся, так это только одного, как они смогут вписаться в мусульманский мир. Между тем в этом городке ровно четверть домов изначально была предназначена для поселенцев другой национальности и они не замедлили в них заселиться. Это были туареги и я потребовал, чтобы нас отвели в одну из таких усадеб, а поскольку у меня имелся куда более надёжный проводник, чем местный градоначальник, хитроватый на вид дядька лет пятидесяти, то мы поехали именно туда, куда повёл нас Дейр. Ну, а привёл он нас, можно сказать, почти в точно такую же усадьбу, как и китайская, только в ней её хозяин держал в просторном помещении для скота с десяток лошадей и в загоне блеяло с полсотни коз. Правда, семейство туарегов засадило свой огород то ли просом, то ли ещё каким-то ячменём, да, ещё во дворе стоял шатёр. Как я понял, в нём хозяин отдыхал после трудов праведных.

Муаммар, которому было не привыкать к такому, завёл с хозяином разговор и стал расспрашивать его, не обижают ли туареги китайцев. Китайский мэр, который уже научился немного балакать по-арабски, тотчас стал заверять полковника Каддафи, что они живут дружно и не ссорятся, вот только лошадей и особенно коз иногда приходится прогонять с рисовых полей. А ещё мне понравилось то, что в этой котловине совсем не было комаров, но и они, скорее всего, рано или поздно заведутся. Порадовало меня и то, что туареги, которые поселились в этом городе чуть ли не одновременно с китайцами, тоже выучили несколько десятков китайских слов и потому живо обменивались замечаниями друг с другом. Однако, что одни, что другие были явно смущены прибытием лидера ливийской революции и особенно его охраной. Поэтому я предложил проехаться по полям, на которых уже снова зеленел рис и больше не мешать людям заниматься своими собственными делами. К счастью меня послушались и вскоре мы взлетели в небо на вертолёте, чтобы продолжить осмотр уже с воздуха. Небо над нами барражировало звено самолётов.

С высоты в шестьсот метров было особенно хорошо видно, что буквально вся котловина преобразилась, но что самое главное, неутомимые китайцы уже принялись сооружать на склонах холмов множество террас шириной всего пару десятков метров и местами выбрались за пределы котловины. Объяснялось всё очень просто. Мало того, что в каждой усадьбе стояло по паре больших ферментера, превращающего любую измельчённую органику в гумус, так в каждом городе, точнее за его пределами, стояло ещё по четыре завода с куда большими ферментерами. В этих городах мы также построили ещё и перерабатывающие предприятия, а также швейные, обувные и кожевенно-меховые фабрики, хотя скотину люди держали только на своих приусадебных участках и для неё даже не было отведено места под выпасы. Зато каждой семье был выделен приусадебный участок площадью в семьдесят соток, а больше у крестьян и в Китае никогда не было. Вот потому-то, прекрасно зная, что главная их задача выращивать рис и хлопок, китайцы, а вслед за ними и туареги, тут же принялись расширять свои угодья, выбираясь за пределы котловины. Понятно, что они отважились на это благодаря советам Геи и уж кто-кто, а я то точно знал, что происходит в Эль-Джамахирие, в которой попросту зарождалось совершенно новое общественное сознание нового социума.

На следующий день мы отправились осматривать углеводородный завод и президент Сенгор очень внимательно слушал его директора-ливийца, бывшего нефтяника, учившегося в Бордо, который подробно и очень эмоционально рассказывал о том, как крошечные микроорганизмы, рождённые по воле Аллаха в СССР, пожирают уголь и горючие сланцы, смолотые в крупу, а также обугленные органические отходы, смешанные с нефтью и природным газом, и превращают их в три великих дара. С последним я был полностью согласен. После этого мы посетили новую ткацкую фабрику, на которой из хлопка и тончайшего асфальтенового волокна, на которое были нанизаны микрокапсулы, содержавшие в себе люминофоры, иные вещества и совсем уж крохотные бусинки, подобные тем, из которых создавались биопроцессоры, прядут особое, умное волокно, а из него ткут ткань, обладающую уникальной способностью отзываться на команды плоского, эластичного биочипа, прикреплённого к готовой одежде, словно обычный ярлык, но способного окрасить её в самые различные цвета и придать им на редкость красивый рисунок.

Эта довольно тонкая, хотя и плотная, ткань работала одновременно и как термос, если стояла прохладная погода, и как теплоотражающий экран и холодильник в сильную жару. Ну, как раз с ней-то президент Сенегала был уже знаком. Именно такую ткань поставляли в Сенегал, на швейные фабрики, из Советского Союза очень прочная и невероятно износостойкая, всегда яркая и нарядная, если ты надел на себя одежду, пошитую из неё, она судя по всем будет служить десятками лет и не терять вида, но это уже по желанию владельца. При необходимости её было очень легко утилизировать, зато почти невозможно порвать, но при всей своей прочности она была очень комфортной и приятной на ощупь. К тому же она источала лёгкий, приятный запах карамели. После посещения ткацкой фабрики Муаммаром Каддафи в честь высоких гостей был дан во дворце обед, а на следующий день, утром, мы вылетели в Сенегал. Нас сопровождала моя африканская охрана, которая летела на втором самолёте, побольше, чем наш «Як-40», военно-транспортном «Ан-12». Большой Ману с несколькими офицерами летел вместе с нами. Он и в присутствии президента Сенгора оставался всё таким же шутником. Бороды они давно уже посбривали, поскольку в Африканском Корпусе Мира никто не кичился своей боевой выучкой, она у всех солдат была самого высокого уровня.

На следующий день после прилёта в Сенегал президент Сенгор выступил по национальному телевидению и радио с обращением к народу и объявил о масштабной финансовой реформе в стране. Его выступление смотрело через экраны Маммы Геи наверное треть населения страны, но не смотря на это экстренные выписки газет, которые стали вывозить из типографий через несколько часов, расхватывались сенегальцами чуть ли не с боем. Каждый хотел убедиться в том, что уже очень скоро он получит от правительства такую большую дотацию, что сможет построить на неё себе новый дом или квартиру, да, ещё купить машину либо мотоцикл. Вместе с тем было объявлено о запрете повышения цен хоть на что-либо, а также о запрете вывоза новых африканских франков за пределы Сенегала. Для сенегальской бедноты это означало резкий подъём уровня жизни, но деньги на руки они получали не все, а всего лишь сто франков из тех шести тысяч, что выдавались государством каждому сенегальцу, включая даже тех, кто ещё находился в утробе матери. Президент, подумав, решил отдать народу не треть всей денежной массы, а шестьдесят процентов, сказав, что налогами казна своё получит.

В своём обращении к народу, президент Сенгор призвал сенегальцев к труду и разумному потреблению, которое обязательно будет контролировать Мамма Гея, которая лучше кого-либо знает, что нужно каждому человеку. А ещё он призвал сенегальцев покупать в первую очередь то, что производят сенегальские предприятия и тем самым просил поддержать национальных производителей, которых назвал главными столпами государства. В эту ночь уснуть было просто невозможно. Буквально весь Сенегал ликовал и веселился, ведь из Франции уже прилетели три громадных русских самолёта с новыми деньгами. Надо сказать, что бизнесмены радовались ничуть не меньше сенегальской бедноты, ведь уже очень скоро большая часть из сорока пяти миллиардов франков перекочует в их карманы, а для этого им нужно будет основательно потрудиться. Поэтому далеко не все сенегальцы плясали гопака. Некоторые в это время стояли у станков и работали, внимая наставлениям Маммы Геи, которая говорила им, что праздность это самая худшая из всех бед, которая может обрушиться на человека и что им нужно думать о дне завтрашнем, а пляшут и веселятся пусть все те, кому ещё не повезло и у кого сегодня нет работы, а им нельзя прохлаждаться.

На следующий день мы полетели на военном вертолёте посмотреть на то, как идёт строительство водяных ловушек на северо-востоке и востоке страны. Они строились вдоль границы с Мали и Мавританией, не доходя до неё тридцати километров, радиус активного влияния, начиная от города Далафи таким образом, чтобы в первую очередь создать оросительную систему для самых засушливых районов Сенегала и попутно принести в него мягкие, влажные зимы во время календарной зимы. Самым же удивительным было то, что в сезон дождей они станут увеличивать число часов солнечного сияния и при этом несколько понизят температуру воздуха. В общем их воздействие на климат Сенегала, по словам Бойла, будет благотворным и когда я рассказал об этом Леопольду Сенгору, тот очень удивился. Ещё больше он удивился тому, что большинство установок были почти готовы и уже довольно скоро, через месяц, первые начнут действовать и в этом году хотя зима на холмах будут намного холоднее, с них потекут на равнину по строящимся лоткам потоки воды.

На карте я показал президенту зону облачного фронта, он не будет постоянным, зону охлаждения воздуха до температуры в плюс пять градусов по Цельсию, ничего страшного, никто не замёрзнет, а также почти вчетверо более широкую зону умеренных летних температур, которые как раз и скажутся на сельском хозяйстве самым благоприятным образом, так как количество осадков в этой зоне сократится в три раза и ровно во столько же раз увеличится количество солнечных дней. Вообще-то я и сам был очень удивлён, что таким простым способом можно оказывать столь значительное влияние на климат в отдельно взятом государстве и что самое главное, это не приведёт к глобальным последствиям. Бойл даже нарисовал мне карту циклонов и антициклонов, которые не слишком-то изменят свою обычную конфигурацию. Что же, тут можно сказать только одно, если такие способы регулирования климата и перераспределения воды в атмосфере использовались в других мирах десятками тысяч лет, то чем, интересно, Земля отличается от них? Если там никогда не случалось метеорологических катаклизмов, то и на нашей планете их тоже не будет. Лично я Бойлу верил полностью и безоговорочно, как и все те люди, которые имели возможность общаться с ним с помощью Геи. Хотя таких было и не так уж много, с их мнением я тоже считался безоговорочно.

Из Дакара я снова вылетел в Триполи, чтобы окончательно решить вопрос с двадцатью миллиардами долларов. Полковник Каддафи, узнав о цели моей поездки в Сенегал по телевидению, уже заранее потирал руки. Ему понравилось то, как я приложил устами президента Сенгора монетаристов мордой к кирпичной стене. Ещё он сказал, что его решимость доверить мне свободные денежные средства Ливии только окрепла, да, но я то ведь собирался их и вложить в ливийскую экономику, а потому принялся пытать его относительно тех планов, которые вынашивает лично он и другие лидеры ливийской революции. Как и прежде они были нацелены только на то, чтобы перерабатывать на своём заводе всю африканскую и исламскую нефть. В этом направлении он уже сделал необходимые шаги, а потому и стал усиленно проталкивать меня на Ближний Восток в качестве главного инвестора ещё и этого региона. Честно говоря, я вообще-то об этом даже и не задумывался как-то, считая, что там как-нибудь вода и без меня отсвятится. Однако, на деле выходило так, что меня там уже поджидали в гости вместе с Муаммаром Каддафи и я, почесав маковку, сказал, что сразу же после поездки в Москву с президентом Франции, тотчас прилечу в Ливию.

Из Триполи я полетел не в Париж, а в Марсель. Завод в Пуаси уже не справлялся с объемами выпуска сборочных модулей, хотя и работал в две смены. Поэтому в Марселе началось строительство второго завода, почти вдвое большего первого, а вместе с ним ещё и крупной судоверфи. Вместе с премьер-министром Франции мы пару раз взмахнули хромированными лопатами и заложили символический блок из асфальтенобетона в основание фундамента этого крупнейшего на юге Франции предприятия. По здравому размышлению нам было впору снова завозить во Францию гастарбайтеров, но из неё выехали ещё не все африканцы, да, и азиатов в ней тоже хватало. Между тем политика Франции подвергалась жесточайшей критике во всей Западной Европе и иначе, как расистами, Жоржа Помпиду и Жана Шабана никто не называл, но только в правой прессе. Левая пресса всех стран, а также простой народ, поддерживал такую политику французского государства, но что самое главное, её поддерживали гастарбайтеры из этих стран. Они тоже были не прочь, чтобы их репатриировали домой на таких сладких условиях. Единственная страна, правительство которой внимательно приглядывалось к французскому опыту, была Западная Германия. Да, но тут нужно было учитывать, что на неё очень сильно давила ГДР.