Текст книги "Три года в Соединённых Штатах Америки"

Автор книги: Александр Абердин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 60 страниц)

– Ваше величество, прошу пройти к карете.

Вслед за этим я метнулся к нашим сумкам, той, в которую мы сложили одежду и ещё двумя – в одной лежала бутылка шампанского, наш с Ирочкой ужин ужин, чёрная икра, а в другой полотенца и палатка с одеялами. Хотя шасси у обоих мотоциклов и было совершенно одинаковое, второй мотоцикл мы изготовили похожим на мотоцикл «Хонда Голд Винг» с тремя багажными отсеками, а потому в них поместилось всё наше добро. Только теперь Георгий Иванович обратил внимание на пятый мотоцикл, стоящий немного в стороне и восхищённо сказал:

– Это же просто какой-то правительственный лимузин, а не мотоцикл, Борис. Боже, хромированные дуги, заднее сиденье получше, чем кресло в моём кабинете, да, ещё и настоящей кожей обтянуто. В багажники, как я погляжу, не одного, а целых трёх чертей засунуть можно, спереди две фары. Боренька, неужели это один и тот же мотоцикл или они всё же разные?

– Одно и то же шасси, Георгий Иванович, – усмехнувшись объяснил я, – только у этого глушаки другие, горизонтальные, ещё на нём установлены дуги безопасности на случай завала набок, и для него изготовлены совсем другие обвесы, ну, ещё он немного длиннее спортивного из-за двух дополнительных балок сзади и потому пассажир сидит не по центру заднего колеса, а за ним, но ведь у этого мотоцикла и силовой агрегат значительно тяжелее и потому общая продольная центровка не нарушается. Всё совершенно одинаковое, ну, может быть скорость будет поменьше из-за большего лобового сопротивления, но ненамного.

Генералу принесли папку, бумагу и ручку. Но не отказал себе в удовольствии сесть на мотоцикл и выписал мне временное разрешение на использование личного транспортного средства, именуемого мотоцикл «Метеор-1200-Дорожный». Вручив мне бумагу, он слез с мотоцикла и строго сказал:

– Делай ещё два таких, Кулибин, один лично для меня, а второй для Дмитрия Мироновича. Ну, может быть не такие мощные, я уже староват для таких скоростей, а Игорь Дмитриевич, сын первого, ещё слишком молод, ему всего двадцать четыре года.

Мы попрощались со всеми до понедельника, сели на мотоцикл и выехали за ворота. Для того, чтобы доехать до нашего с Ирочкой бережка, нам нужно было проехать через весь город, а поскольку солнце только спускалось к горизонту, то наш приезд произвёл примерно такой же эффект на жителей города, как если бы его посетили инопланетяне. Мы проехали через город на скорости не свыше семидесяти километров, выехали на шоссе и вот там-то я увеличил скорость и местами ехал на ста восьмидесяти. Вскоре мы были на месте, но всё же первым делом поставили палатку и уже затем полезли купаться. Хотя стояло бабье лето, вода уже не была такой тёплой и мы вскоре вылезли из реки, быстро обтёрлись полотенцами и взобрались на наш новенький мотоцикл, который был изготовлен всего за пятьдесят один день. Да, наличие производственных мощностей, к которым тебя допускают беспрекословно и стольких помощников, здорово ускоряет процесс, особенно если ты перед этим несколько лет обдумывал, как сделать свой собственный дорожный мотоцикл.

Зато и заниматься любовью на мотоцикле моей конструкции, а он был в своём дорожном на сорок три сантиметра длиннее «Ижа», оказалось намного удобнее, вот только с наступлением ночи стало быстро холодать и мы были вынуждены забраться в палатку, где и поужинали с шампанским и чёрной икрой. Наутро, основательно выспавшись, вдвоём нам в маленькой палатке, называющейся среди туристов собачья конура, нам было даже жарко, мы снова искупались, позагорали до часу дня и голод погнал нас в обратный путь, чтобы произвести фурор уже на своей улице, а также в самом доме. Отец даже и предположить не мог, что у меня из всей моей затеи выйдет такое произведение чуть ли не искусства. По этому поводу даже был устроен праздничный обед с шампанским и коньяком. Теперь семейство Картузовых вполне могло позволить себе такую роскошь.

Всё воскресенье я провёл в нашей швейной мастерской и в своём кабинете за компьютером с карандашом, кистью и красками. Отрабатывал долги перед семьёй. Теперь мне уже не приходилось делать слишком уж тщательных эскизов, всё равно мама и Галина их переделают, а делали они это мало того, что мастерски, так ещё и улучшая подлинные образцы восьмидесятых, девяностых годов и даже начала века. По две коллекции женской и мужской одежды осень-зима-весна уже были готовы в эскизах и выкройках, а потому в ателье Галочки тоже кипела работа, так как краевой худсовет просто выпал в осадок, когда мамуля со своей, точнее нашей, соавторшей, обе одетые в элегантные костюмы, представили свои эскизы. Так что на всех фронтах был полный порядок, даже в мансарде, где отец обустроил тренировочный зал, а Ирочка с помощью бинтов с гипсом, а затем бинтов на столярном клее сделала Васю-сана похожим на человека. Ему прикрутили к маковке четырьмя мощными шурупами стальную пластину с приваренным к ней кольцом, подвесили его на тросике на высоте в двадцати сантиметрах от пола, а ноги к нему притянули резиновыми шнурами от эспандера – бей, не хочу.

В понедельник мы завтракали все вместе, я сварил кофе, а мама и Ира приготовили завтрак. Мама оставалась на работе, отец поехал на свою верхом на форсированном «Иже», который освоил настолько быстро и здорово, что я даже предложил ему попробовать свои силы на супербайке и он загорелся. Мы же с Ирочкой поехали на работу на «Метеоре». Да, незадача, теперь нужно было срочно разрабатывать эмблему и думать, куда бы её присобачить, чтобы была побольше и покрасивше. Моя невеста для поездки специально надела брючный костюм-унисекс с узеньким галстучком, а я костюм-тройку, но не они вызвали фурор возле вход в институт, а именно мой дорожный мотоцикл и у меня не было ни малейшего сомнения, что то же самое произошло бы и в две тысячи пятнадцатом году, ведь сходство «Метеора» с «Хондой Голд Винг» было сугубо формальным. Просто оба мотоцикла имели большие герметичные багажники, но мои, выколоченные из латуни вручную и облицованные шестимиллиметровой толщины стеклопластиком, были ничуть не хуже.

Студенты и преподаватели, пришедшие в институт пораньше, недоумевали недолго, поцеловав Иру, я сел на мотоцикл, надел на голову интеграл вишнёвого цвета, ещё никак не разрисованный, и поехал к себе на работу, временами увеличивая скорость до ста двадцати километров в час, чтобы приехать без опоздания, как меня попросил Митрофаныч. Пропуск, разрешающий мне въезжать на «Метеоре» на территорию типографии, уже был приклеен к лобовому стеклу, но охрана меня всё равно задержала минут на пять, они держали бы меня и дольше, пока я не объяснил, что мотоцикл будет стоят под навесом и они успеют на него полюбоваться. Под навесом у ворот цеха Князев даже приказал установить ограждение, сваренное из труб и толстой проволоки, эдакую клетку, в которую я и поставил мотоцикл после того, как его осмотрели и даже посидели на нём директор типографии и её остальные руководители. Вот только меня насторожили слова директора, сказанные вполголоса Князеву:

– Так значит ты хочешь стать директором этого завода, Сергей? Ну, что же, стоящее дело. Вот туда я тебя отпущу с лёгким сердцем, парень, но смотри, не забывай родное предприятие.

Начальство разошлось и я хотел было идти в бытовку переодеваться, как Князев сказал мне:

– Борис, не торопись. Сегодня в полдень смотрины. Тягостно вздохнув, я спросил:

– Что, кто-то вломил уже? Вот же бля, вода в жопе не держится. Ну, и у кого же такой длинный язык, Митрофаныч? Начальник автотранспортного цеха усмехнулся и объяснил:

– Боря, после того, как ты дважды проехал на этом двухколёсном лимузине по городу, кое-какие несознательные граждане подумали, что к нам прилетели инопланетяне. Так что было кому рассказать Дмитрию Мироновичу о твоём мотоцикле и потому уже в субботы мы с Георгием Ивановичем и Жориком уже в десять утра были у него. В общем, сегодня в полдень состоятся большие смотрины. «Москвич-Метеор» уже наделал шума в Латвии, ещё бы все три машины пришли первыми и их даже по центральному телевидению показали, а эти мотоциклы, парень, нечто особое, они же с нуля в моём авторемонтном цехе изготовлены. Ты взял с собой боевые комбинезоны? – Я кивнул – Вот и отлично. Эх, жалко, что у нас нет хорошо оформленной пояснительной записки, той, которая у Георгия Ивановича.

– Есть, целых три штуки, – хмуро буркнул я, – блин, как в воду глядел, успел всё расписать и распечатать, даже список оборудования составил и эскизный план завода нарисовал.

– Дай почитать! – Воскликнул Князев. Ещё более мрачным голосом я отказал ему:

– Не дам. Там половина текста военная тайна, Митрофаныч. Мне Георгий Иванович показал фотки новейшего оружия и я его нарисовал и даже кое-что расписал. Князев понимающе кивнул и согласился:

– Ладно, позднее ознакомлюсь, Боря. Скоро сюда приедут ребята на твоих супербайках и «Москвичах», а за Ириной Владимировной директор уже отправил свою волгу, так что в одиннадцать ровно мы выедем с территории типографии, проедем по главным улицам города и в двенадцать подъедем площади Ленина. Из Москвы прилетело человек тридцать гостей. Послушай, а Ирочка сможет проехать на спортбайке? Уныло махнув рукой, я ответил:

– Сможет, эта маленькая врушка хотя и клялась мне, что не сядет на «Ижа», с папиком чуть ли не дралась из-за того, кто поедет на нём за город, чтобы погонять на скорости в сто восемьдесят километров. Выпороть бы их обоих за это. Да, и во время наладки она тоже с байка не слезала. Как только прочитает лекции, так сразу же на базу «Метеоров» мчится.

Мы поднялись в кабинет и ещё долго разговаривали. Махнув на секретность рукой, я всё же дал Князеву почитать свою пояснительную записку на ста семидесяти страницах, отчего он минут десять не мог сказать ни слова, а только мычал. К урочному часу мы с Ирочкой уже сидели за столом, одевшись в гоночные комбинезоны. В одиннадцать часов, на глазах чуть ли не всех работников типографии, мы построились в походную колонну. Впереди ехал я в своём красном комбике на спортбайке, позади меня Ирочка, за ней двое мотогонщиков, позади них Жора и Митрофаныч на дорожном «Метеоре», а позади них парами четыре «Москвича-Метеора» и три уже были с номерами и обклеены наклейками с гонки на трассе «Бикерниеки», где Гена, Витя и Славик порвали всех остальных гонщиков, как Тузик подушку, толь пух и перья во все стороны летели. Они как ушли со старта в отрыв так после этого только друг с другом и соревновались, под рёв публики, и Витька надрал задницу и Генке, и Славке. Когда же, наконец, замерили мощность моих двухвальников, то выяснилось, что я раскочегарил их до ста семидесяти двух лошадиных сил.

Почти весь путь я проехал на заднем колесе, ставя мотоцикл на два только перед поворотами. Те улицы, по которым мы должны были проехать, перекрыло ГАИ и потому нам ничто не мешало ехать со скоростью восемьдесят километров в час. Двигатели супербайков ревели даже погромче, чем спортивных автомобилей «Москвич-Метеор». На одном колесе я и въехал на площадь Ленина, поставил мотоцикл на два, но через несколько секунд снова встал на одно, заставив сотни людей испуганно вскрикнуть, ведь это же было переднее колесо. Между прочим, московские байкеры прозвали меня за это Психованным Дедком, хотя я никогда не имел своего супербайка и ездил на степенном, дородном и спокойном «Харлей Дэвидсон Фэт Боб». Проехав так метров семьдесят, я опустил машину на оба колеса.

Тут же началась фотосессия для нескольких журналов, но меня куда больше волновало то, чтобы моя физиономия попала в кадр только будучи закрытой интегралом. Впрочем, когда Ирочка сняла с головки шлем с подшлемником и поправила причёску, про меня забили все фотографы до единого. Сначала они фотографировали её верхом на спортбайке «Метеор», а затем на мотоцикле «Метеор-Дорожный». Всё было хорошо, кроме одного, рядом с Ирочкой постоянно крутился кэгэбэшник. После часа общения с прессой, которого я упорно избегал, всю технику загнали во внутренний двор крайкома, а нас в кабинет Дмитрия Мироновича, где он пожал каждому руку, расцеловал Ирочку в обе щёчки и нам было велено пойти в комнату отдыха и там переодеться. Нам тут же стали предлагать помочь, но я мрачным тоном объяснил, что под комбинезонами на нас надеты только вкладыши, а потому мы как-нибудь обойдёмся без помощников. Дмитрий Миронович сразу же всё понял и сказал, что в комнате отдыха есть душ, а в шкафу чистые полотенца. Ира переоделась первой, а затем вышел из комнаты отдыха я и тоже отдал свой комбинезон, чтобы люди осмотрели его. Кто-то спросил:

– А где вкладыши? Не выдержав, я громко воскликнул:

– Так они все мокрые от пота! Мы же едва плелись и потому нас не охлаждал встречный поток воздуха.

Раздались возгласы, что всё понятно и началось заседание, которое продлилось минут сорок, после которого Дмитрий Миронович поблагодарил народ и сказал, что все, кроме генерала Булганина, Князева, Нестерова и Картузова свободны, и могут часок передохнуть перед фуршетом. В кабинете также остался командующий дивизией генерал-майор Бондарев. Мы перебрались к рабочему столу первого секретаря, докладные записки Князев запаковал в большой конверт и Гена доставил его в крайком часа четыре назад. Поэтому, открыв его на странице с рисунком десантного квадроцикла с турелью, на которой были установлены два «Утёса», первый секретарь спросил комдива:

– Ну, что скажешь, Виктор Лукьянович, подойдут такие мотоциклы нашим десантникам? Тот ответил:

– Дмитрий Миронович, да, я бы и сам от таких не отказался, тем более, что они будут лететь по степи со скоростью в сто тридцать, сто сорок километров в час, а на трассе развивать скорость в сто восемьдесят с полным боекомплектом.

– Нет, Виктор, ты мне десантников не ущемляй. Я в войну сам десантником был и так тебе скажу, будь у нас тогда такие мотоциклы со сдвоенными ДШК, то мы бы такие рейды в тылу врага совершали, что фашисты дрожали бы от страха. – Улыбнувшись он добавил – В общем так, товарищи коммунисты, разрешение на строительства завода я дать не могу, а здесь сказано, что он и не нужен, а вот построить в хозяйстве генерала Булганина новый, краевой ремонтно-механический цех, в моей власти, но только от вас зависит, станет он самостоятельным предприятием или нет. Вот на эту тему мы сейчас и поговорим. Думаю, что года за два с половиной мы сможем сделать это. Подняв руку, я задал вопрос:

– Товарищ первый секретарь, почему это в войну на Урале военные заводы за полгода строили, а сейчас, в мирное время, мы не можем построить в общем-то небольшое предприятие за этот срок? Понимаете, главная задача – собирать «Москвич-Метеор» и поставлять его на экспорт, чтобы зарабатывать для государства валюту. Сборка и глубокий тюнинг трёх тысяч таких машин дело ведь не хитрое, и если минвнешторг будет продавать каждую по пятнадцать тысяч долларов, то это принесёт в бюджет страны сорок пять миллионов, а с мотоциклами так и все сто.

Об этом также было написано в моей пояснительной записке, причём достаточно подробно, с маркетинговыми исследованиями. Тем не менее Дмитрий Миронович с сомнением спросил:

– А их купят, Борис? Усмехнувшись, я ответил вопросом на вопрос:

– А у них что, есть из чего выбирать? Конечно купят, а если минвнешторг поможет нам с импортными комплектующими, так буржуи из-за них ещё и передерутся. Не верите, можете прочитать статью, пусть и небольшую, в газете «Фигаро». На гонках в Риге был один французский корреспондент, так что он тиснул в своей газетёнке статейку про три стремительных русских «Метеора», свалившихся на землю Латвии неизвестно откуда. Это он, бедняжка, не видел ещё наших мотоциклов. Кстати, Дмитрий Миронович, хотя товарищи Князев и Нестеров спроектировали небольшой заводик, оборудование подобрано с таким расчётом, чтобы на нём можно было изготавливать двигатели. Первые движки для машин вообще в кузницах делали и ничего, многие до сих пор ещё ездят. Так что в экспорте грех сомневаться. Нужно только, чтобы АЗЛК поставлял некрашеные кузова, а то ребята замучались с них краску пескоструйками отдирать.

Трое моих старших товарищей энергично закивали головами и весь дальнейший разговор был посвящён тому, как ускорить процесс строительства. Когда я сказал, что весь завод можно построить из стального проката, монолитного железобетона и керамзитобетонных блоков, Дмитрий Миронович оживился. Как строитель, он тоже ратовал за быстровозводимые здания. Час пролетел быстро, потом был фуршет и к восьми вечера мы вернулись домой. На фуршете, поскольку меня то и дело дёргали в разные стороны, Ирочку снова преследовал кэгэбэшник и уже вечером, когда мы приехали домой, в постели, она призналась мне, что он полтора месяца не даёт ей прохода. Ну, ничего, до дня нашей свадьбы осталось всего двенадцать дней. Может быть после этого он отстанет от неё. Если нет, то придётся как-то искать на него управу. Даже набить ему морду для меня представлялось делом весьма затруднительным, этот капитан Некрасов из краевого управления КГБ, уже только внешне выглядел очень опасным противником. Атлет, чёрт его задери, да, ещё и по всему видно, что боец он опытный, кулаком быка с ног свалит.

А тем временем, просмотрев, наконец, вечером десятка полтора газет, я нашел три очень важных сообщения. В «Известиях» поместили заметку о том, что в Сухуми были задержаны двое особо опасных преступников, пытавшихся подняться на борт самолёта с огнестрельным оружием, а через «Комсомольскую правду» мне пришла весточка с адресом и обе статейки были написаны в таком тоне, что я аж расплылся от удовольствия, но, господа кэгэбэшники, фиг вы меня, стрелянного воробья, проведёте на такой мякине, а вот сотрудничать с вами я буду в полный рост, но только кормить буду с ложечки и небольшими порциями. Причём постепенно приучая к мысли, что режим в стране нужно смягчать и давать выход творческому потенциалу советских людей, а также предоставлять им возможность самим зарабатывать деньги и не ждать милостыни о родного государства.

После того, как супербайки и дорожник были изготовлены и предъявлены граду и миру, я снова стал работать в щадящем режиме и чёрт меня дёрнул начать ходить на тренировки в спортзал областного ГАИ вместе с Ирочкой. Туда немедленно повадился приходить вместе с нами капитан Некрасов, которого звали Игорем Фёдоровичем. Ему было тридцать два года и он руководил чем-то серьёзным. К тому времени у нас в доме уже вовсю шла подготовка к свадьбе и я пять дней, как ездил на чёрной двадцать первой «Волге» с форсированным движком от «Газ-66», полностью переделанной, спортивной подвеской и трансмиссией, а также кожаным салоном класса люкс бордового цвета, вставшем мне в полторы штуки рублей. Ну, это меня нисколько не смутило, за спортбайки Георгий Иванович выплатил мне премию в семь тысяч рублей. Маловато, конечно, но сойдёт, это же был не единственный канал поступления денег в семейный бюджет. Мы приехал на свою четвёртую тренировку вместе с Ирочкой и тётей Элей и на этот раз моя королева сидела за рулём, так как перед этим показала прекрасные результаты.

Наша свадьба должна была состояться через три дня, а потому у меня не было никакого желания заполучить себе синяк под глаз и потому, договорившись с Ирочкой, что она приедет за мной в десять вечера, я отпустил её покататься по городу, попросив не газовать лишний раз и вошел в спортзал только для того, чтобы просто размяться. Народа в нём было человек семь и среди них Игорь, уже переодевшийся в спортивный наряд самбиста, а у него, как и у меня, он состоял из борцовского трико, куртки и борцовок. Этот тип, как только я переоделся, сразу же подошел ко мне и, посмотрев на меня холодным взглядом, буркнул:

– Отойдём в угол, поговорим. – Усмехнувшись, я сделал рукой жест, чтобы он шел в тот, который ему больше нравится и как только мы отошли, он сразу же заявил – Слушай, ты, шкет, отстань от этой девушки. Забери своё заявление и забудь про неё. Она создана не для такого молокососа, как ты. Понял?

– А не пошел бы ты к е*ене свет матери, капитан? – С насмешкой спросил я своего нежданного соперника – Можно подумать, что ты для моей королевы свет в окошечке. Да, я, к твоему сведению, за свою Иринку кому угодно кадык из горла вырву, прожую и выплюну собакам. Понял? Поэтому говорю тебе в первый и последний раз, больше никогда к ней не приближайся. Через три дня она станет моей женой, а ты ищи себе ту девушку, которая будет любить тебя точно так же, как меня любит моя королева. Если ты, конечно, будешь её достоин. Капитан угрожающе набычился и прорычал:

– Этой девушки достоин только я! Понял? И я тебя уберу со своего пути, щенок, автослесаришка поганый.

– За***шься пыль глотать, капитан от дизентерии. Ты сможешь на время отодвинуть меня от неё своими кэгэбэшными методами, но тогда я тебя, как только выйду, точно грохну, задушу. Или пристрелить. На дуэль со стволами в руках я тебя не могу вызвать, у меня их попросту нет, да, и ты, скорее всего, умеешь качать маятник, а я нет, но на ковре тебе меня с места не сдвинуть. Иди на центр зала и запомни, моя свадьба состоится через три дня, а ты в это время будешь лежать в больнице.

«Господи, и зачем я это только сказал?» – подумал я, продолжая смотреть ненавидящим взглядом в холодные, серые глаза этого чёртового Геракла не Геракла, но Шварценеггера в «Конане-варваре», точно. Тот остолбенело вытаращился на меня, а затем весло воскликнул, хлопнув себя накачанным бёдрам:

– Мальчик выучил несколько приёмов боевого самбо и уже считает себя бойцом? Прелестно! Сопляк, сейчас я сломаю тебе обе твои ручонки и ты навсегда забудешь о ней.

Н-да, намерения у этого громилы были самые серьёзные и мне пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы подавить в себе гнев. Ненависть я оставил на своём месте и даже заставил её ощетинится. «Ох-ох-ох, что сейчас тут будет.» – подумал я и поскольку нас все слышали, громко крикнул:

– Парни, этот тип решил встать между мной и моей королевой. Вызовите, пожалуйста, скорую помощь. Она вскоре кому-то понадобится и дайте мне с ним разобраться по-мужски.

Послышались возмущённые возгласы гаишников, но капитан, грозно окинув их взглядом, прорычал:

– Не волнуйтесь, товарищи офицеры, убивать и очень уж сильно калечить я этого щенка не стану, но мысли о женитьбе из него выбью. Если кто имеет что-то сказать против, подходите, отвечу каждому честно, искренне и сильно.

– Спокойно, ребята, раз дело не дошло до стрельбы, то я его сейчас уложу, а вы все будете свидетелями, что он сам начал эту бучу. Пингвин влюблённый. В Бабруйск, животнае!

Сам я идти в атаку не стал, но она не застала себя ждать и была произведена молниеносно. Своими блоками я отбил несколько ударов этого амбала, потом он взял меня на «мельницу», но мне удалось захватить его шею ногами, мы оба грохнулись на ковёр и разлетелись. Я взял его ногу на болевой приём, но с таким же успехом мог бы попытаться согнуть руками рельсу. Гад! Сволочь, до чего же он был сильный и резкий! Ну, с реакцией у меня всё было слава Богу, в гибкости я его превосходил, но только не в силе и тогда решил взять на технику. Вскочив на ноги, я сам пошел в атаку, но это уже было чистой воды карате. Вот же гадина, он был, как каменный, и мои сильные и чувствительные даже для него удары, ни к чему хорошему не привели. Более того, этот чёртов кэгэбэшник рассмеялся и воскликнул:

– Мальчик знает, что такое карате!

– А это ты знаешь? – Воскликнул я и, воспользовавшись моментом, высоко подпрыгнув крутанул винта и вмазал ему ступнёй по скуле, жалея, что не надел вибрамы.

Однако, этот сильнейший удар не столько потряс моего противника, сколько настроил его на более серьёзный лад и капитан принялся работать во всю силу, а я давно уже дубасил его почём зря. В три минуты наши куртки были разорваны и я, стащив свою, быстро скрутил её в жгут и принялся работать ею, как нунчакой. «Эх, где же вы, мои нунчаки?», подумалось мне, с ними я его точно быстро забил бы до полусмерти. Он даже и от тряпки не мог толком увернуться, но это же была всего лишь тряпка. Зато я смог перевести дыхание и, отбросив разорванную пополам куртку, бросился в контратаку, когда капитан попытался достать меня левым боковым в почку. Поймав его руку приёмом джиу-джитсу, я попытался сделать его болевым, но жестоко поплатился. Этот гад через боль подтянул меня к себе под удар и так врезал мне коленом в бочину, что я проехал метров пять на заднице, но на финише сделал обратное сальто из положения лёжа, вскочил на ноги и провёл удар маваши-ито по набегающему противнику с правой, после чего успел, не опуская ноги, ещё трижды садануть ему ногой по морде, прежде чем он захватил мою ногу.

Он бы мне её точно оторвал, не сделай я, откидываясь назад, винта в воздухе и не влепи ему подъёмом левой по башке. Зато этот удар очень сильно потряс его. Капитан даже выпустил мою правую ногу, которую хотел разобрать по косточкам, из рук и я брякнулся на ковёр. Голеностоп он травмировал меня весьма серьёзно и теперь я едва мог ступить на правую ногу, из-за чего просто физически не мог броситься в атаку и добить его серией точных ударов. Я просто не мог крепко стоять для этого на ногах, а потому, попятившись назад, принялся, сбросив с ноги разорванную борцовку, пританцовывая, разминать ногу. Кэгэбэшник быстро пришел в себя, хлестнул ладонями по своей физиономии, и злорадно прошипел усмехаясь:

– Что, щенок, лапку себе повредил. Ну-ну, попрыгай.

Он тоже не бросился в атаку, но не из благородства. Его правая сторона лица от скулы и до виска вспухла и побагровела. Наконец, сорвав с себя разорванную самбетку, он отшвырнул её в сторону и рыча двинулся на меня, на что я гневно крикнул:

– Через пять минут ты ляжешь здесь, капитан, и будешь лежать очень долго, пока я тебя не подниму.

Сражаться с ним в полную силу и победить честно, я не мог, а потому у меня оставался всего один способ, как пойти в загс пусть и с разбитой мордой, но не на костылях. Шаолиньские монахи не зря ели свой рис. Эти черти такого понапридумывали за сотни лет, что этого ещё на много веков хватит. Убивать этого гада мне всё же не хотелось, парализовать его руки и ноги своими ударами было крайне опасно, так что мне оставался один единственный и самый тяжелый способ противодействия – лишить его силы, а для этого мне нужно было нанести девять хирургически точных ударов. Пять пальцами правой руки и четыре левой в определённой последовательности. С трудом уворачиваясь от его ударов руками и ногами, я принялся наносить по телу своего противника молниеносные, короткие, без замаха, удары то правой, то левой рукой с хищно скрюченными пальцами и при этом ещё и громко ведя им счёт: – «Первый, второй, третий…», а после того, как я крикнул: – «Девятый», сцепился с ним. Это были очень чувствительные и, наверное, болезненные удары. Мой противник, вздрагивающий после каждого удара, с глухим стоном выдохнул:

– Малый, ты чего это творишь?

Он из последних сил попытался ударить меня с правой, но я взял его на «мельницу» в самом центре зала и припечатал к полу с такой силой, что тот аж загудел, навалившись на него и изображая имитацию болевого приёма, я тихо прорычал:

– Скажи, что ты навсегда забудешь мою Ирочку и я в пять секунд восстановлю тебя в прежнем виде. Капитан прохрипел в ответ:

– Никогда. Она всё равно будет моей, щенок.

– Тогда запомни, Игорь, сила не вернётся к тебе до тех пор, пока я не сниму блокировку. Кроме меня этого не сможет сделать больше никто, ни один врач в мире, а я сделаю это только после того, как ты поклянёшься мне, что отстанешь от Ирочки и меня. Думай быстрее, болван, пока я тебя не вырубил. Пытаясь отбиться от меня, капитан прохрипел:

– Нет, ни за что! Я люблю её.

– Ты даже не знаешь её, – прорычал я, – ну, раз ты так сам решил, тогда спи. Бай-бай, дядя, пора на койку, в больничку.

Отпустив его руку, я нанёс короткий и не очень сильный удар в область солнечного сплетения. Последний удар, после чего со стоном откинулся на спину и вырубился.