Текст книги "Три года в Соединённых Штатах Америки"

Автор книги: Александр Абердин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 60 страниц)

Зато я несколько раз показывал всем, как нужно падать с мотоцикла, а также вместе с мотоциклом. Все четырем моих падения оказались успешными, даже гоночный комбинезон не пострадал. Делал я это исключительно для того, чтобы вселить в мотогонщиков уверенность. Вообще-то падать было больно. Ну, да, чего не сделаешь для блага родной команды, которая впервые ехала в столицу нашей Родины, Союза Советских Социалистических Республик. В путь выехали пять небольших автовозов, два открытых, с гоночными машинами «Москвич-Метеор», и три закрытых, а попросту три фуры, в которых стояли крепко принайтованные к полу четыре супербайка, четыре дорожника и два трайка, один гражданской, а второй военной модели. Оба выглядели, как носороги, и оба были двухместными, вот только гражданский с мягкими креслами и огромным багажником.

Главной изюминкой обоих трайков являлось то, что я установил на них форсированные двигатели «ЗМЗ – 513» с автомобиля «Газ-66» и оснастил их высокопрофильной, восемнадцатидюймовой резиной, так что оба были похожи на танки. А на военном трайке я ещё и установил турель с креплениями для двух «Утёсов» с электроспуском на оба пулемёта и защитные бронещитки для водителя и пулемётчика, который мог вести огонь на все триста шестьдесят градусов. Претерпели изменения и спортбайки. Они были изначально сконструированы так, чтобы на них можно было установить резину более широкого профиля и такую Георгию Ивановичу доставили ещё в середине августа, широкую и после проточки на токарном станке достаточно округлую, семнадцатидюймовую, на заднее колесо, и более узкую, восемнадцатидюймовую, на переднее, но только недавно мы смогли установить на супербайки новые колёса. На них сразу же стало ездить легче, да, к тому же и поехали они немного быстрее.

В Москве нам предстояло показать новые гоночные «Москвичи-Метеор» и мотоциклы «Метеор» в трёх местах – на гоночной трассе под Москвой, в НАМИ, куда должны были приехать Брежнев с военными и правительственными чинами, а также на ВДНХ. Своё присутствие в НАМИ и на ВДНХ я исключил сразу же, объяснив генералу Булганину это тем, что у него есть Князев и Жорик, которые вложили в развитие моих идей куда больше, чем я сам. Все знали, что это не так, но я поговорил с каждым и объяснил, что отправляться в Москву, в какую-нибудь спецшколу и затем поступать в МАДИ, чтобы из меня сделали там идиота, не желаю. Пусть уж лучше я останусь неграмотным самородком и буду работать у них главным консультантом. Булганин с Князевым облегчённо вздохнули и стали относиться ко мне ещё благожелательнее, Жора на меня рассердился и обозвал дураком, а Гена, Славка и Витёк обиделись на Булганина, но за пару дней до выезда мы собрались на базе, скушали пять бутылок коньяка, Ирочка не пила, и я им объяснил, что идей у меня в голове вертится с херову гору, так что их нужно реализовывать по уму.

Хотя мы все и были немного подшофе, я доходчиво объяснил друзьям, какая волна критики обрушится на наши детища и с какой силой придётся отбиваться Булганину, Князеву и Жорке от опричников ЦК КПСС. Мои друзья сразу же притихли. Они ехали в Москву вместе с Жорой на «Икарусе», позади которого ехала здоровенная техничка на базе «Урала». Мы ехали впереди и мне, честно говоря, было немного неуютно. Просматривая базу данных КГБ-ФСК-ФСБ, я нигде не обнаружил упоминания о том, что был отдан приказ об обнаружении Оракула. В конце октября отец слетал на самолёте в Киев, из аэропорта съездил на вокзал и со всеми предосторожностями, вроде кожаных перчаток и незаметного доставания закладки из дорожной сумки, оставил в автоматической камере хранения портфель с семнадцатью скоросшивателями, после чего бросил письмо в почтовый ящик, купил семь тортов «Киевский» на Крещатике, и тем же вечером вылетел обратно. Думаю, что в КГБ до сих пор разбирались с моими страницами, которые я торопливо исписал чернильным карандашом.

В этих папках находились материалы по всем техногенным катастрофам вплоть до начала семьдесят четвёртого года, которые произошли в Советском Союзе и странах социализма, а также были указаны их виновники и причины. Над этим я корпел два дня и четыре ночи, но к тому времени я за пять секунд мог нагуглить любую информацию, поисковик работа блестяще, а самые «толсты» сайты и гигабайтные архивы открывались практически мгновенно. Отец, узнав о содержании закладки, схватился за голову. Три дня назад он снова отвозил закладку, но уже в Уфу. Вернувшись из Башкирии с шестью трёхлитровыми банками знаменитого мёда, он спросил меня:

– Боря, почему ты не хочешь лично встретиться с Юрием Владимировичем и играешь в шпионов?

Да, мой отец такой. Он вступил в партию ещё на флоте и верил во всё, что та творила, частенько из-за человеческой глупости. Отец и в две тысячи пятнадцатом оставался коммунистом и хранил свой партбилет, хотя его и исключили в девяносто восьмом из КПРФ с феноменальной формулировкой – «За критику товарища Зюганова». Посмотрев на него, я тихо сказал:

– Батя, ты же знаешь, что происходит, когда мама раздевается и садится ко мне на колени, чтобы поработать на компьютере. Думаю, что довольно скоро ей это уже не будет нужно. Об этом мне говорят её последние семь эскизов. А теперь представь себе, что меня заперли в комнате без окон, привязали к стулу с дыркой под задницей, мои руки гвоздями прибили к столу и ко мне на колени садится какая-нибудь голая тётка, эдакий Железный Феликс в юбке. Представил? Вижу, что тебе это не понравилось, вот и я не хочу оказаться в такой ситуации. Понятно?

Может быть я и утрировал, но отец согласился, что лучше передавать информацию, делая закладки в разных городах и посылая оттуда в Москву письма авиапочтой, чтобы потом прочитать очередную короткую статью в «Комсомолке». Между прочим из Уфы отец отправил ещё полтора десятка писем со всё теми же предосторожностями, но уже адресованными молодым учёным на домашний адрес. В этих письмах я не писал о солнышке, облачках в синем небе и птичках. Они все содержали в себе длинные строчки формул и один и тот же вопрос: – «Что из этого получится, если…?» Ну, ответ я знал, целый ряд важных открытий будет ими же сделан лет на двадцать-тридцать раньше и таких писем я собирался отправить ещё не одну сотню. Лично для меня самым главным в тот момент было, чтобы трое советских космонавтов – Волков, Добровольский и Пацаев, спускались с орбиты в скафандрах и не погибли летом семьдесят первого. А ещё я очень надеялся, что для строительства на Украине атомной электростанции будет выбрано другое, более безопасное место и учёные-атомщики внесут изменения в конструкцию реактора на быстрых нейтронах, сделав его более безопасным.

В дороге мы были чуть менее суток и восемнадцатого ноября, под вечер, приехали в Москву. Наш караван встретили сотрудники ГАИ и лично генерал Булганин. Мой тесть сел за руль и повёз нас к себе домой. Ирочкины родители квартиру ещё не разменяли, а после всего того, что с ними произошло на свадьбе дочери, решили не дурить, пойти в загс и расписаться снова. Николай сразу же направился в центр, проехал вдоль Кремля, а затем по площади Революции и подъехал по Ильинке к ГУМу. Мы вышли из машины и пошли к Красной площади. Увидев очередь людей, стремившихся попасть в мавзолей Ленина, я улыбнулся. В те времена, когда я впервые приехал в Москву, у меня не возникло желание посетить мавзолей, не возникло оно и позднее, а сейчас меня в него и палками не загнали бы. Мы прошлись по Красной площади, посмотрели на рубиновые красные кремлёвские звёзды на башнях, сфотографировались на память и у одного из кремлёвских фотографов и поехали домой.

Глава 15
Бой за «Метеоры»

Вся федерация автомотоспорта СССР была в ярости. Как же, из-за каких-то кустарей-провинциалов, осенняя гонка в Москве, которую негласно называли «Московское кольцо», была перенесена с пятого ноября на двадцатое. Не смотря на то, что погода стояла просто замечательная, крик стоял оглашенный. Разумеется, в стенах самой федерации, да, и то он больше походил на шипение разозлённых кобр. Провинциалов было решено проучить жестко, вплоть до убиения в хлам наших самоделок. Ну-ну, мечтайте, ребята, посмеивался я себе под нос, слушая наставления генерала Булганина девятнадцатого числа в полдень. Георгий Иванович даже сделал мне замечание строгим тоном:

– Борис, отнесись к этому серьёзнее. Наши машины там будут бить и бить очень сильно.

Совещание проходило в гараже столичного ГАИ, приютившего своих братьев с юга. Мы сидели за столом в большом боксе, где стояли все наши машины. Ухмыльнувшись, я огляделся и увидел неподалёку, возле стены, обрезок стальной трубы длиной метра в полтора, по всей видимости усилитель для гаечного ключа. Встав из-за стола, я молча сходил за трубой, подошел к крайнему «Москвичу-Метеору» и изо всех сил саданул по капоту, изготовленному из военного стеклопластика. Труба отскочила чуть ли не под потолок, после чего я сел и громко сказал:

– Парни, со старта рвите вперёд и крушите всё, что попадётся вам на пути. Старайтесь только избегать лобовых ударов, иначе точно будут жертвы. Ну, в общем действуйте так, как я вас учил. Никого не щадить, всех рвать в клочья. Это война! Генерал возбуждённо воскликнул:

– Правильно! Громите всех, как шведов под Полтавой! Мы им покажем, засранцам, кто тут провинциальные кустари! – После чего спросил – Боря, ты что же, помимо оперения поставил стеклопластик ещё и на капот? Когда успел? Заулыбавшись, я ответил:

– А ещё, мы усилили крыши, все четыре двери, крышку багажника и об задницу «Метеора» теперь даже двадцать четвёрка размажется. Армированный стеклопластик под металлом, Георгий Иванович, толщина семь миллиметров. Мы завтра же прямо с утра это и покажем всем остальным гонщикам. Думаю, что от увиденного этим баранам сразу же расхочется бодаться.

На следующее утро мы приехали на трассу чуть свет и отправились туда своим ходом, оставив под охраной один только военный трайк. Наши гоночные болиды на двух и четырёх колёсах, а также «Метеор-Д» очень многие москвичи уже смогли увидеть на страницах трёх центральных журналов – «За рулём», «Техника молодёжи» и «Огонёк». В кругах столичных любителей автомотоспорта уже вовсю муссировались самые невероятные слухи о том, что гаишный генерал из провинции бросил вызов чуть ли не всему автопрому и сделал всё возможное, чтобы два башковитых инженера-конструктора, для которых он достал фордовские движки, изготовили для него настоящие гоночные болиды. При этом они говорили, что фордовские движки имеют просто чудовищную мощность. Ну, тут они ошибались, как раз чудовищную мощность имели не москвичёвские спортивные двухвальники, а форсированные двигатели от «Газ-66», установленные на трайках, отчего даже с тяжеленной, широкопрофильной «колхозной» резиной с высоким, вездеходным протектором, развивали скорость в сто девяносто километров в час.

Да, движки я сделал мало того, что мощностью за двести лошадиных сил, так ещё и высокооборотистыми, а потому вишнёвый, сверкающий хромом трайк, на котором я ехал впереди колонны, рано утром, ещё в сумерках, освещая трассу шестью мощными фарами, не ехал, а летел по ней. Мы прибыли на гоночную трассу первыми и заняли самое удобное место для парковки, с которого нас хотя и попытались согнать, но не смогли. Присутствие генерала в парадной форме быстро успокоили москвичей и они стали приглядываться к нам. В первую очередь их поразили наши гоночные комбинезоны, особенно для мотогонок. Они от них просто ошалели и не мудрено, ведь все гонщики были одеты в самые обычные шерстяные спортивные костюмы. Про наши интегралы и вовсе не стоило даже говорить, как и про то, что все гонщики надевали на голову подшлемники. Гоночные команды прибывали одна за другой и все авто и мотогонщики, а сегодня первым должен был состояться показательный заезд на тяжелых мотоциклах, в котором, в часовой гонке мы должны были показать свои гоночные мотоциклы.

С рассветом к гоночной трассе в Подмосковье стали подтягиваться зрители. В Москву отправилась вся команда, даже те из гонщиков, которые только-только начали пробовать свои силы, в том числе и тот сержант, Коля, которому мы с Ирочкой показывали свои автомобили, а также жены гонщиков и Тонечка. Мы тут же стали катать всех желающих, но преимущественно девушек, на трайке, спортбайках и дорожниках, заодно изучая трассу. Передав трайк генералу Булганину, я пригласил какую-то молодую москвичку в трико и куртке, прокатиться со мной на супербайке и надел ей на кудрявую головку шлем-интеграл, который уже запатентовал Жора. Девушка с радостным визгом буквально запрыгнула на заднее сиденье, но её крики быстро стихли, так как я повернулся и закрыл пластиковое забрало шлема. Ирочка тоже посадила к себе девушку, а не парня. Ох, милая, знала бы ты, как в моё время байкеры называли пассажирок – зажопницами!

На трассу я выехал первым и не стал развивать большой скорости, проехал по ней всего лишь на ста пятидесяти. Она оказалась довольно неплохой, но изобиловала поворотами. Правда, девушку пришлось снимать с мотоцикла и когда я снял с неё шлем, то она шумно выдохнула воздух и воскликнула:

– Вот это скорость! Я чуть не уписалась от страха!

Толпа грохнула от смеха, но количество желающих прокатиться, от признания девушки не уменьшилось. Последним приехал Георгий Иванович, тоже с девушкой, и рявкнул:

– Быстро принесите мне бушлат! Насквозь продуло!

Его пассажирка тоже стучала зубами от страха и когда её кто-то спросил, как поездочка, девушка ответила:

– К-к-как верхом на р-ра-ракете, на которой к-к-косманавты летают. Просто жуть, товарищ генерал. Никогда больше не сяду на такой мотоцикл. Л-лучше пешком буду ходить. Генералу принесли милицейский бушлат и он крикнул:

– Ну, девушки, кто одет потеплее? Садитесь, прокачу с ветерком. Не бойтесь, я бывший лётчик-истребитель.

Ну, с таким же успехом Георгий Иванович мог сказать, что он Джек-Потрошитель. Тем не менее, желающая прокатиться с ветерком нашлась и генерал Булганин умчался на трассу. Ко мне тоже быстро подбежала девушка, выхватила из рук шлем и, надевая его на голову, спросила меня:

– Догоним генерала?

– Догнать-то мы его догоним, но обгонять не станем. Это не гонка, раз, а к тому же генерал Булганин не позволит этого сделать, ведь у него двигатель намного мощнее, это два.

Ага, как же, только в самом конце круга мы смогли приблизиться к Георгию Ивановичу. После второго заезда он прытко соскочил с трайка, подал девушке руку и как только та сняла шлем, то сразу же восторженно завизжала:

– Вот это мотоцикл! Ребята, товарищ генерал разгонял его до ста семидесяти километров, я видела спидометр через плечо!

Мы сделали ещё несколько проездов и, можно сказать, выучили трассу назубок. Толпа зрителей всё увеличивалась и увеличивалась. Появилось множество фотокорреспондентов, в том числе зарубежных. Из всей команды я один свободно говорил по-английски и когда они стали задавать вопросы, спросил:

– Георгий Иванович, ну как, рассказать им о «Метеорах»? Генерал подозрительным тоном спросил:

– А ты сможешь, Кулибин? – Я кивнул и он уже наставительно сказал – Валяй, только следи за языком, не сболтни чего лишнего про наш секретный трёхколёсник.

Кивнув, я принялся объяснять, что машины и мотоциклы «Метеор» это опытные образцы, разработанные энтузиастами, профессиональными инженерами-конструкторами из нашего города и что подавляющее большинство узлов и агрегатов на них стоит советское. Назвал я и мощность двигателей, после чего громко крикнул по-английски:

– А сейчас мы покажем, какую прочность имеют советские гоночные болиды «Москвич-Метеор»! Зарядите в фотоаппараты плёнку, дамы и господа, и приготовьтесь сделать уникальные кадры. Такого вы ещё не видели. – После чего сказал – Товарищ генерал, прошу подняться на подиум.

– Какой ещё подиум? – Спросил Георгий Иванович. Рассмеявшись, я весело воскликнул:

– На ваше детище, Георгий Иванович, на крышу «Метеора»!

По моему сигналу Гена выехал на трассу и поставил гоночный болид на фоне ельника. Генерал с опаской спросил:

– А я не проломлю крышу, Боря?

– Не проломите, товарищ генерал, – ответил я, – вы её и всей командой не проломите, она же до жути прочная, как и багажник.

Вся наша команда, включая Ирочку и Тонечку, а также механиков, бросилась к машине. Высмотрев в толпе здоровенного дядьку килограммов под сто пятьдесят весом, я крикнул:

– Товарищ, вы мне не поможете? Дядька весело спросил:

– Что нужно делать, парень, поднять что-то?

– Ага, но для начала сядьте ко мне за спину! – Крикнул я в ответ и подбежал к трайку и как только дядька сел на сиденье, громко крикнул по-английски – А сейчас вы увидите мощь советской техники, элегантной и скоростной, но очень прочной!

Проехав на трайке по трассе с сотню метров и попросив мужчину, одетого в синий спортивный костюм с надписью «СССР» на груди, ухватится покрепче за подлокотники, я развернулся, рванул с места трайк, прицелился, поставил на козла и поехал к своему гоночному автомобилю. Не очень быстро и как только переднее колесо приблизилось к капоту, резко затормозил. Удар был не сильный, но чувствительный, но из восемнадцати человек, стоявших на «Москвиче-Метеоре», никто с него не слетел. Девятнадцатый же, пилот сидевший в машине, завёл двигатель, я врубил нейтралку. Гена, погазовав, чтобы из выхлопных труб стали вырываться языки пламени, рёв стоял такой, что наверное все лоси Подмосковья убежали в соседние области, на первой передаче поехал вперёд. Мы специально установили вчера вечером на капот с понтом воздухозаборник, в который упёрся передним колесом трайка, а я ещё и заблокировал его тормозами и потому мы, с вопящим от радости и потрясающим руками дядькой, поехали назад. Шоу, конечно, но все иностранные корреспонденты с фотоаппаратами наперевес бежали за нами и фотографировали «Москвич-Метеор», ослепляя всех вспышками.

Так Гена проехал метров пятьдесят и остановился, после чего я съехал с его гоночного болида, а команда слезла с него и механики тут же принялись протирать машину. На ней практически не осталось никаких следов. Зрители взревели от восторга, но я хотел добиться другого, внушить всем остальным гонщикам уважение к «Москвичам-Метеорам». Зарубежные корреспонденты были от этого трюка в шоке. Представители федерации автомотоспорта тоже, а Дмитрий Миронович весело смеялся и хлопал в ладоши, а также хлопал хохочущего Князева по спине. Зато я не смеялся и строгим тоном сказал корреспондентам, что жду от них самые удачные снимки отпечатанные максимально крупно, а когда меня спросили, куда их доставить, то назвал два адреса – федерации автомотоспорта СССР и крайкома партии. Меня тут же стали убеждать, что за такое прекрасное шоу не жаль и трёх дюжин листов самой лучшей цветной фотобумаги. Тем временем уже вовсю шла подготовка к первой гонке на мотоциклах.

Нас окружили мотогонщики и стали расспрашивать о технических характеристиках супербайков и вскоре узнали, что я поставил на них форсированные двигатели «Мемз-967А» объёмом в тысячу двести кубиков, раскрученные до мощности в семьдесят семь лошадок, которые разгоняют болид до скорости двести сорок километров в час только потому, что мы ещё только-только проектируем специальную резину, зато вот с ней-то сможем преодолеть отметку в триста километров. Правда, после того, как изготовим уже свой собственный движок с водяным охлаждением и специальной системой зажигания. Мотогонщики выпали в осадок, а один так и вовсе махнул рукой и сказал:

– Нет, ребята, я снимаюсь с гонки. Вот когда наш мотоклуб сможет купить такого зверя, я снова вернусь на трассу. Зато другой сказал насмешливым голосом:

– Митя, это ещё нужно посмотреть, смогут ли они ехать так быстро, как это позволяет им движок. В седле ведь на такой скорости ещё нужно суметь удержаться. Тем более на нашей, домашней трассе, так что оставайся. А костюмчики у них классные.

Через полчаса началась гонка. С раздельного старта и мы нахально встали на самые последние места. Всего на старт вышло девятнадцать мотоциклов, большая часть из которых были зарубежными, семисотпятидесятикубовыми. Ну, а я стартовал самым последним и довольно не спеша. Зато уже через десять секунд обогнал своих конкурентов по команде, которые, в свою очередь, одного за другим обгоняли других гонщиков, и помчался по трассе вперёд. Ехал я расчётливо, но быстро, в основном уповая на мощность двигателя. На первом круге обгонять всех я не стал и сделал это только на середине второго, резко увеличив скорость и уйдя в отрыв так резво, что никто даже и не попытался броситься в погоню. После третьего круга между собой соревновались только моя королева, отец и Петя. Правда, очень вежливо, но зато без каких-либо компромиссов. Промчавшись девятнадцать кругов по трассе, я пошел на последний круг и принялся вовсю хулиганить, то есть ставить свой супербайк на заднее колесо всякий раз, когда видел впереди зрителей, а на финише, оторвавшись от всех секунд на тридцать, и вовсе сбросил скорость, чтобы доехать до судьи с клетчатым флагом, на переднем колесе. Зрители вопили от восторга, когда я делал круг почёта по трассе.

Второй финишировала моя королева, а потом, ноздря в ноздрю, ревя громче своих байков, к финишу приехали папик и Петя. Когда же до финиша доехали все остальные участники гонок, из динамиков до всех донеслось, что гонку выиграл шестнадцатилетний мотогонщик Борис Картузов и назвал имя нашего славного города. Зрители завопили ещё громче. Меня несколько раз подбросили в воздух, а потом мне вручили кубок из анодированного алюминия, который я немедленно задарил Дмитрию Мироновичу. Только после этого наши супербайки обступили деятели из федерации автомотоспорта и Митрофаныч с Жорой принялись отвечать на их вопросы, а мы пошли в «Икарус» переодеваться. Я был мокрый после гонки, как мышь.

Петя с отцом быстро вышли из автобуса, а мы с Ирочкой, принялись целоваться и покинули его только минут через пятнадцать. Одетые в спортивного фасона брючные костюмы с советской символикой, мы растворились в толпе никем незамеченные. Гонка спортивных автомобилей двадцать первого класса, а на неё были выставлены даже «Жигули», тоже проходила под диктовку четырёх «Метеоров». Стартовав из последнего ряда, они быстро обогнали все машины и после этого пилоты из нашей команды буквально дрались друг с другом за первое место и на этот раз первым на финише оказался майор Мережкин, который и проехал круг почёта по трассе. Какому-либо другому автомобилю, кроме Ирочкиной двадцать первой «Волги», стоявшей рядом с техничкой, ловить здесь было просто нечего и я твёрдо знал, если нам разрешат малосерийное производство гоночных автомобилей и автомобилей класса гран-турин на экспорт, то изготовленные нами двигатели выведут советских гонщиков в число мировых лидеров, а там гляди и остальной автопром потянут за собой. Это была вполне посильная задача.

В этот же вечер вся наша авто и мототехника была перевезена в НАМИ, а на следующий день туда поехали только Дмитрий Миронович с генералом Булганиным, Князев и Жорка, чтобы отвечать на вопросы, если они возникнут. Мне же было приказано сидеть дома, у телефона и ждать, когда меня вызовут. Заправленная «Волга» стояла у подъезда. Поэтому и тесть тоже в этот день сидел дома, а отец с Делей пошел гулять по Москве. Оставив тестя у телевизора, мы отправились с моей королевой в её комнату и мечтали только о том, чтобы нас не побеспокоили. Дмитрий Миронович позвонил только в половине девятого и Николай повёз меня на его московскую квартиру. Она находилась на Кутузовском проспекте, а квартира Ирочки, как это не удивительно, на Фрунзенской набережной всего в трёх кварталах от моей. От неё до московской квартиры Дмитрия Мироновича мы доехали быстро и прибыли на место даже раньше, чем к подъезду подъехала чайка и из неё вышел довольны первый секретарь крайкома.

Увидев меня, он сразу же заулыбался и я вышел из машины. Тесть хотел было остаться, но Дмитрий Миронович шестом велел ему присоединяться. Мы поднялись на лифте на шестой этаж и всё это время хозяин края молчал. Только пройдя в зал, где его ждали генерал Булганин, Князев и Жора, он воскликнул:

– Товарищи коммунисты, я только что с заседания Политбюро ЦК КПСС. Всё, что было сегодня утром, со всем накалом страстей, переходящим в крик и чуть ли не ругань, ерунда по сравнению с тем, что было там. Тем не менее, могу вас порадовать, лично Леонид Ильич поручил мне построить в нашем крае небольшой завод, способный выпускать двадцать пять, тридцать тысяч автомобилей «Метеор» в год и столько же единиц мототехники. Он не усмотрел никакого криминала в том, что они будут изготавливаться под одной крышей. Сказал, что двигатели-то на мотоциклах всё равно автомобильные. Последней гирькой, склонившей чашу весов в нашу пользу, был небольшой фильм, который я показывал Леониду Ильичу в НАМИ, куда он приезжал в полдень, когда вы боролись с нашими критиками в зале совещаний. Товарищи кинодокументалисты вовремя его подвезли. Леонид Ильич просто хохотал, глядя, как иностранные корреспонденты бегут за «Метеором» на котором стоит и топает ногами толпа народа, а наша машина толкает перед собой громадный трайк. Он показал его и на политбюро, да, ещё так припечатал некоторых товарищей, что те мигом умолкли. Ещё нам, возможно, поручат выпускать военную технику, но это зависит только от того, как она себя покажет на полигоне. Испытания пройдут через трое суток и условия будут очень жесткими. Дмитрий Миронович умолк, я поднял руку и спросил:

– Все «Метеоры» пойдут на экспорт? Тот развёл руками и ответил, сокрушаясь:

– Боря, лично я мечтаю об этом, но товарищи из минвнешторга не уверены, сможем ли мы обеспечить помимо мощности моторов, скорости и прочности, ещё и надлежащее качество.

– Сможем, – уверенно сказал я, – если откажемся от москвичёвского барахла полностью и станем изготавливать кузова из армированного стеклопластика по нашим, советским авиационным технологиям, между прочим, самым лучшим в мире. Вот тогда мы дадим и качество, и количество, а ещё такую долговечность, что водители будут по пятьдесят лет ездить на наших машинах и при этом станут каждые пять, семь лет почти полностью менять их внешний облик. Жора растерянно сказал:

– Борис Викторович, но это же невозможно.

– Возможно, когда это говорит наш Кулибин, – рыкнул на него генерал Булганин и признался, – я тоже считал, что стоять такой толпой на нашем «Метеоре» невозможно, пока не стал отбивать чечётку на его крыше, а ей хоть бы хны. Дмитрий Миронович улыбнулся и сказал:

– Тебе, Георгий Иванович, моё отдельное спасибо за ту чечётку. Леонид Ильич как увидел, что ты на радостях отбиваешь её, обнимая Ирочку и Николая, сразу же сказал:– «Так это же наш новый милицейский генерал чечётку на «Метеоре» отстукивает, дать ему ещё одну звёздочку.» А теперь у меня вопрос к тебе, Боря. Как ты водишь гоночный мотоцикл, я уже видел и на этот раз, когда ты финишировал, у меня уже сердце не обмерло. Ты сможешь так показать наш военный трайк, чтобы все ахнули? Радостно заулыбавшись, я решительно сказал:

– Смогу, товарищ первый секретарь. Мне только для этого нужен пулемётчик не из серливых, чтобы мог долбить из «Утёсов» по мишеням практически из любого положения. Даже на лету, поверх моей головы и с любой стороны.

– Будет у тебя такой пулемётчик, Боря. – С улыбкой сказал генерал Булганин – Я сам за у тебя за спиной сяду. Дмитрий Миронович, ты договорился, чтобы нам дали потренироваться? Меня, между прочим, в нашем авиаполку Снайпером называли, а пятьдесят один год это только для авиации старость.

На следующий день, в десять утра мы уже были в Кантемировской дивизии. Там меня переодели в офицерскую форму, но без погон. Какие погоны могут быть у шестнадцатилетнего, пусть и здоровенного парня? Правильно, суворовского училища. Офицеры смотрели на меня с большим подозрением. Зато на мой тяжелый трайк, со стальными щитками, оснащёнными тремя пуленепробиваемыми стёклами с истребителя «Миг-15», с удивлением. Он выглядел очень грозно, с широкой стальной бочкой позади водителя. В ней размещалось удобное, я бы даже сказал, комфортабельное пулемётное гнездо с электроприводом, пулемётной турелью, оснащённой гильзоотражателями, съёмными стальными контейнерами для патронов и сегментными лотками для их бесперебойной подачи в пулемёты. Всё это заставило их снять фуражки и начать чесать затылки. Про вездеходную резину и колёса с системой автоподкачки, даже говорить не нужно было.

Это была тяжелая боевая машина, весившая шестьсот восемьдесят килограммов без топлива. Два бензобака у моего трайка, которому мы так и не придумали названия, вмещали в себя сто восемьдесят литров топлива. Настоящая паника у вояк началась тогда, когда со склада специального хранения были принесены два крупнокалиберных пулемёта «Утёс» и выяснилось, что они не только они легли в турель идеально точно, но и пулемётные ленты, которые только и осталось соединить, чтобы снарядить пулемётное гнездо восьмью сотнями патронов и при этом ещё столько же этот монстр мог принять в свои бронированные ящики для боеприпасов. У него имелись сзади четыре стальных ящика для харчей, воды, ремкомплекта и даже маскировочная сетка имелась. Спасибо генералу Бондареву. Генерал Булганин не выдержал и шепотом спросил меня:

– Боря, как ты сумел так точно подогнать турель? Шепотом я и ответил ему:

– Так вы же мне фотографии показывали, товарищ генерал, а на них всё прекрасно видно было, что и как нужно сделать. Ладно, пока нам будут снаряжать контейнеры патронами, пойдёмте переоденемся, а потом покатаемся и постреляем малёхо.

С собой я привёз в Москву два больших баула и в каждом лежало по комплекту специального обмундирования. В комплект входили: кожаные берцы с подошвой от туристических вибрам, высокие, хорошо фиксирующие голеностоп, тельняшки, комбинезоны цвета хаки с камуфляжными пикселями, пошитые из толстой ткани, из неё изготавливали сахарные фильтры, защитными накладками на плечах, локтях и коленях, с клапанами на заднице и молнией спереди, а также две кожаные куртки-пилот на меху, тоже цвета хаки и с пикселями, как и сам трайк. Однако, самой большой фишкой были интегралы, оснащённые переговорными устройствами и две хотя и громоздкие, но всё же портативные УКВ-радиостанции для управления действиями командира трайка. Радиостанции мне помог собрать и настроить Толкач. Он здорово разбирался в радиоаппаратуре и изготовил отличные уоки-токи. Увидев их, Георгий Иванович обрадовался и воскликнул: