Текст книги "Ходок 6 (СИ)"

Автор книги: Александр Тув

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

– По домам!

– Глава

Гистас Грине, по прозвищу Змей, сухощавый сорокалетний атлет, счастливый обладатель роскошной черной гривы и прозрачных голубых глаз, абсолютно несовместимых с тропическим климатом Бакара, любил в этой жизни очень немногое, но кое-что все-таки любил. В частности, он любил письменный стол в своем рабочем кабинете и любил сам кабинет, расположенный на втором этаже, принадлежащего ему, трехэтажного особняка. А еще он любил этот дом. И надо честно признать – было за что. Во-первых, за ощущение безопасности, даруемое географическим положением. Особняк был расположен в самом центре обширного района, имевшего двусмысленное, с земной точки зрения, название – Грибное Поле, куда полиции ход был заказан... по крайней мере без армейской поддержки, причем силами не меньше двух когорт, с полным магическим обеспечением. Мало того – маги должны были быть настоящими боевыми магами, а не сосунками, которые вместо врага, скорее попадут файерболом в товарища, или себе в задницу, а такие спецы, в девяноста процентах случаев, участвовать в полицейской операции побрезгуют. А как их заставишь? – необходимо письменное распоряжение Генерал-губернатора, а получить его очень непросто. Повод нужен железный. Пара прецедентов, случившихся в стародавние времена, отучили власти соваться в Грибное Поле, без особой на то необходимости. А для возникновения такой нужды требовались причины такой непреодолимой силы, коих на памяти Гистаса еще не случалось.

Кроме расположения, были еще причины за которые Гистас любил свой дом в целом и кабинет, в частности. Любил основательность каменных стен, внушающих непоколебимую уверенность: "мой дом – моя крепость", любил внутренне убранство за ощущение красоты, рождаемое созерцанием полотен художников, отмеченных поцелуем Создателя, даровавшим им талант, и творений скульпторов, не менее искусных, чем художники. Любил невидимость прислуги, которая за долгие годы научилась выполнять всю необходимую домашнюю работу, не попадаясь на глаза хозяину, который, мягко говоря, людей не жаловал. Любил вкусную еду, которую готовил повар – старый хайнец, и к которой он привык за много лет. Любил комфорт потертого кресла, которое за долгие годы приняло форму его седалища, или же наоборот – обточило задницу Гистаса под свою геометрию – иди знай какой вариант правильный, но главное то, что сидеть было удобно и от долго пребывания в кресле он не уставал. Любил за неуловимый запах мудрости от многочисленных древних фолиантов и еще за много чего еще, что делает помещение, где ты живешь, домом. Резюмируя, нужно сказать, что был он мизантропом, то есть любил в этой жизни много чего, кроме людей. А если использовать общепринятую классификацию таких типов, то следует уточнить, что был он мизантропом-ницшеанцем, причем знатным. Как раньше были знатные токари, знатные пекари, так Гистас Грине был знатным мизантропом-ницшеанцем.

Кто такие мизантропы-ницшеанцы очень ярко и образно описано на сайте "Луркоморье": "Мизантроп-ницшеанец – циничен и достаточно умён, чтобы осознавать, что без жалкой протоплазмы ему не выжить, а уж тем более не добиться успеха. Поэтому своё презрение к людишкам выдаёт редко, и может даже играть роль "нормального" с теми прямоходящими обезьянами, которые ему лично полезны. Иногда отыгрывается на посторонних, чьё расположение ему не впёрлось, или просто не общается с бесполезными ему людишками". В защиту Змея надо сказать, что он, во-первых, никогда не отыгрывался на посторонних, а во-вторых, людей не презирал, а просто не любил. Согласитесь – это не одно и то же. В прошлом он некоторых, очень немногих, людей не просто не любил, а искренне ненавидел. Ныне таких людей не осталось.

Большой письменный стол, за которым обычно располагался Гистас, всегда был завален огромным количеством разнообразных бумаг. Казалось бы, найти нужную в этом хаосе – недостижимая мечта. Однако вследствие того, что слугам, убиравшимся в кабинете, было строго-настрого запрещено приближаться к столу, Гистас всегда находил нужный документ там, где его оставил, а так как с памятью у него проблем не было, то не было и проблем с поиском нужной информации – он всегда знал, где лежит искомая бумага. Кстати говоря – стол тоже был произведением искусства – массивный, красного дерева, старой работы, с многочисленными ящиками и потайными ящичками, с фигурными бронзовыми ножками – не рабочее место, а музейный экспонат. Причем таким экспонатом не побрезговал бы ни Лувр, ни Прадо, ни Зимний Дворец.

Хозяин кабинета всегда работал по раз и навсегда заведенной схеме: он быстро просматривал очередной документ, после чего делал какую-то запись в огромном гроссбухе, лежащем перед ним, потом ненадолго задумывался, что-то анализируя. Иногда он сразу же переходил к следующей бумаге, а иногда – нечасто, начинал листать свой фолиант, выписывать оттуда что-то на отдельный лист бумаги, ставить какие-то пометки в гроссбухе и хмурить брови. Если в процессе работы приходилось хмурить брови, то на следующий день в кабинете оказывался руководитель подразделения, результаты работы которого требовали комментариев, и давал хозяину кабинета необходимые пояснения. Если эти объяснения устраивали Гистаса, то вышеупомянутый руководитель структурного подразделения уходил из кабинета целым и невредимым.

Когда ты владеешь бизнесом, а в особенности диверсифицированным бизнесом, включающим в себя самые разнообразные сферы деятельности, то без четко поставленной бухгалтерии тебе не обойтись. А если эти сферы, к тому же, весьма специфичны и контингент служащих, подвизающихся в них, еще более специфичен, то вести эту бухгалтерию тебе придется самому. Если ты, конечно, не хочешь, чтобы тебя обманывали. Гистас Грине не любил, когда его обманывают и поэтому вел бухгалтерию сам. Ну-у... насчет "сам" – это пожалуй все таки некоторое преувеличение – для этого существовали специально обученные люди, но аудиторские проверки Змей проводил регулярно и дело это не передоверял никому. Самым неприятным для его многочисленных подчиненных, а если называть вещи своими именами, то – подручных, было то, что проверки эти он проводил крайне нерегулярно: то пара-тройка декад все тишь да гладь, да божия благодать, то в течении одной декады две проверки! В таких условиях не забалуешь, и все участники процесса это прекрасно понимали. Кто с огорчением, а кто и с радостью. Тех, кто с радостью, разумеется, было меньшинство, а точнее говоря такой человек был один – сам Гистас.

По идее, мужчина с такой внешностью: высокий, стройный, голубоглазый брюнет должен был привлекать внимание женщин, как росянка мух. Он и привлекал, но только до той самой секунды, пока они не встречались с ним взглядом. После этого, у слабого женского пола всяческая романтика из их затейливо украшенных головок исчезала, а оставалась в них только одна эмоция – страх. Да что там слабые женщины! – взгляда Гистаса Грине не выдерживали даже самые отпетые индивидуумы из его персонала! А как иначе прикажите? – иначе с ними никак, потому что Гистас был никем иным, как главой "Союза" – бакарской мафии, или как здесь иногда выражались – Ночной Гильдии. И если учесть, что руководить ему приходилось, ворами, нищими, грабителями, сутенерами, убийцами, держателями притонов и прочим спецконтингентом, то следует признать, что другим его взгляд быть и не мог – человек с другим взглядом просто не смог бы занимать эту высокую должность.

Кстати говоря, существует совершенно ошибочное мнение, что внешность важна только для прекрасной половины человечества, а мужик может быть чуть лучше, а в некоторых, особых, случаях – даже, чуть хуже, обезьяны. На самом деле внешность мужчины играет значительную роль не только в таких специфических видах деятельности, как актер, сутенер, или стриптизер, а даже в таких, на первый взгляд, независимых от имиджа профессиях, как футбольный тренер. Что же имеется в виду? А имеется в виду то обстоятельство, что тренер, сродни дрессировщику, только дрессировщик имеет дело с неразумными четвероногими хищниками, а тренер – с умными двуногими. Хотя... сравнительная степень разумности и неразумности людей и животных не столь очевидна, как это могло бы показаться. Смело можно утверждать только то, что отдельные представители животного мира ничем не уступят, по части интеллекта, отдельным людям. Однако, мы рассматриваем не исключение, а само правило, гласящее, что люди, в среднем, умнее животных, естественно, тоже в среднем.

Возвращаясь к тренеру, надо отметить, что он должен себя поставить. Поставить так, чтобы ни одна когтистая тварь и помыслить не могла прыгнуть ему на спину и вцепиться в загривок... Пардон, это про дрессировщиков. Чтобы ни один миллионер, с застрахованными ногами, глаз не мог поднять от пола в раздевалке, когда тренер втолковывает ему грязной бутсой по морде, что даже такая звезда, как он, должна стелиться в подкатах и возвращаться в оборону. И согласитесь, что это гораздо проще сделать человеку похожему на штатного киллера Медельинского наркокартеля, чем смахивающему на гигантскую жабу. А то: тактика, стратегия, финансы, инфраструктура... просто тренер должен быть Карабасом-Барабасом с плеткой-треххвосткой, и будет всем болельщикам счастье.

Но, если бы дело ограничивалось только взглядом и внешностью, то совсем необязательно, что Грине в свои неполные двадцать лет, убив с особой жестокостью прежнего "крестного отца" бакарской мафии – Филиппа Грейнхолана, человека обладавшего не менее завораживающим взглядом и не менее специфическим обликом, занял его место. Претендентов на вакантное место не то, чтобы хватало, а если называть вещи своими именами – было с избытком, но! Опять это пресловутое "но". По естественным причинам, никто из соискателей "Кавказскую пленницу" не смотрел и, соответственно, не знал, что главным для душевного спокойствия и счастливой жизни является соблюдение некого баланса, определенного изящной формулой: "Так выпьем же за то, чтобы наши желания всегда совпадали с нашими возможностями!" Желания претендентов с их возможностями не совпали и им пришлось отправиться вслед за почившим в бозе Филиппом Грейнхоланом.

Как так получилось, что из дверей трактира "У трех повешенных", где проводилось отчетно-перевыборное собрание партхозактива "Союза", где в повестке дня значился один пункт: "О выборах нового главы", вышел один Змей, не знает никто. Почему не вышли остальные – понятно. Их всех убили. Точнее – почти всех. Сам ли Змей это сделал, своими, так сказать, руками, или ему помогли – неизвестно. В обоих вариантах существовали необъяснимые странности. В первой – "собственноручной" гипотезе, было абсолютно непонятно, как Змей сумел единолично вырезать всех глав Цехов, вместе с их ближайшими помощниками и охраной, а это человек тридцать-тридцать пять, кстати говоря – не пальцами деланных, а во второй версии – с помощниками, было так же неясно, как его неизвестные, гипотетические сподвижники, которых, впрочем, никто и никогда не видел ни до, ни после, ни во время собрания, проникли внутрь трактира, несмотря на наглухо закрытые и охраняемые входы и выходы. Короче говоря – дело темное. И что характерно, никто особо не стремился его прояснить, а если быть предельно точным в формулировках, то даже и не пытался.

И это было странно... Странным было то, что никто и не пытался – ведь за каждым "невинно убиенным" разбойником стояла целая партия соратников, объединенная финансовыми интересами – самыми крепкими узами, за исключением любви, разумеется, которые только могут связывать людей. Ну-у... может "самыми" это и преувеличение, но что одними из самых – это точно. Что же остановило толпу "встречающих" от начала немедленного расследования печальных событий, омрачивших ход отчетно-перевыборного собрания? А остановил толпу, как бы смешно это ни звучало, пристальный, немигающий взгляд Змея. Вернее, даже не взгляд, а то, что за ним таилось. Дело в том, что, как справедливо замечено, глаза – зеркало души. И именно проекция этой нематериальной субстанции, бьющая из глаз свежеиспеченного главы «Союза», словно кинофильм из проектора, и заставила встречающих – тех еще душегубов, студенисто замереть и жаждать, чтобы взгляд этот задерживался на них как можно меньше, а лучше, чтобы вообще не останавливался.

И это тоже было удивительно. Ведь сами они принадлежали к той категории людей, рядом с которыми возникает лишь одно желание – чтобы они как можно быстрее ушли и никогда не возвращались. А теперь им самим было страшно. Ладно, если бы Змея испугались всякие шестерки из Цеха нищих, карманников, карточных шулеров и прочий несерьезный элемент, но он внушал страх вполне себе уважаемым людям, включая элиту «Союза» – профессионалам из Серого Цеха, занимающегося заказными убийствами. За спиной Мастеров этого подразделения было по личному кладбищу, достаточно приличного размера, им всем, до поры до времени, казалось, что в мире не осталось ничего, что могло бы их напугать, а вот подишь ты...

Впоследствии, многие стали придерживаться того мнения, что Гистас Грине – вампир, и именно этим объясняется его загадочное воздействие на окружающих, но никаких фактов, подтверждающих эту экстравагантную гипотезу, обнаружено не было. Кровь он не пил (по крайней мере не был замечен), солнечного света не боялся, а свиные ребрышки с острым чесночным соусом просто обожал.

Первый раз он появился в Бакаре тридцать пять лет тому назад на одной из богом забытых окраин. В районе депрессивном до невозможности. Конечно не таком, как Южное Бутово, Черкизон, или, к примеру, Гарлем, но тоже ничего хорошего. Откуда там взялся маленький – лет пяти, максимум шести, хорошо одетый, красивый, голубоглазый мальчик, с непривычно светлой кожей, никто не знал. Да и не собирался узнавать – появился и появился.

Незамеченным такое событие остаться не могло и первым на мальчишку обратил профессиональное внимание сутенер по кличке Червяк. Прозвище это он получил по совокупности причин. Во-первых, за внешность. Голова, шея и туловище Червяка были примерно одного, не очень большого диаметра, что делало его, в целом, чрезвычайно похожим на гигантского представителя класса кольчатых червей. Во-вторых – за общую противность. Третей же причиной, столь неблагозвучного погоняла, были прозрачные намеки проституток, курируемых Червяком, о размерах и внешнем виде его мужского достоинства.

Обнаружив смазливого мальчишку, Червяк тут же решил взять над ним "шефство", ибо разнообразных извращенцев в Бакаре всегда хватало, а уж педофилов различных мастей и ориентаций – вообще, пруд пруди. Прекрасно разбираясь в конъюнктуре данного сегмента рынка услуг, Червяк уже прикинул, что будет зарабатывать на мальчонке не меньше семи золотых в декаду. Не тратя времени даром, он приступил к обучению неофита тонкостям мастерства, но потерпел в этом занятии жестокое фиаско. Жестокое в нескольких смыслах. Во-первых, вдребезги была разбита хрустальная мечта о стабильной прибавке к доходам. Во-вторых, проклятый мальчишка так укусил его за червеобразный отросток, при помощи которого Червяк проводил обучение по наглядному методу, что от нестерпимой боли и изрядной кровопотери сутенер чуть было не отдал душу демонам Тьмы, которые давно уже имели на нее виды. Придя к неутешительному выводу, что ничего путного из мальчишки не выйдет, Червяк избил его, как он надеялся, до смерти, и выкинул тело на помойку, предварительно раздев, ибо за вещи маленького негодяя можно было выручить несколько серебряных монет – так чего же добру пропадать? А так хоть какая-то польза будет от зубастого мерзавца.

В жизни нередко бывает, когда то, что плохо начинается, заканчивается хорошо. Случаются и обратные примеры, когда счастливое начало приводит к краху. Но, и это логично, чаще всего, плохое начало завершается плохим концом. Так произошло и в данном, конкретном случае. Правда, здесь надо сделать уточнение – если смотреть на все произошедшее с точки зрения Червяка.

Если же смотреть с точки зрения мальчика, то все будет наоборот – плохое начало завершилось хорошо. А вообще, если опять же, как мы это уже делали, рассматривать этот конфликт с точки зрения теории игр, то все, что произошло, было в чистом виде парной игрой с нулевой суммой, где выигрыш одного из партнеров является проигрышем другого. Выиграл мальчишка. Он оказался живуч до чрезвычайности и через двое суток сумел выползти на дорогу, где его и подобрали нищие.

С ними он прожил примерно полгода. Они научили его побираться и защитили от гнева Червяка, который, узнав о чудесном воскрешении, хотел было завершить начатое и добить маленького подлеца, но не тут то было – мальчишка уже стал официальным членом Цеха Нищих и на него распространялись все льготы этого сословия, вроде той, что выдать его на расправу можно было только по решению главы Цеха, а тот отдавать такой приказ вовсе и не собирался. Впрочем, кроме льгот, существовали и тяготы, такие, как например, сдача определенной суммы за декаду. Но, если рассматривать все вкупе, нищие несомненно помогли мальчику, за что были впоследствии вознаграждены с лихвой – в "ночь длинных ножей", когда Змей вырезал отчетно-перевыборное собрание, единственными выжившими, которых он не тронул, были представители этого Цеха.

Нищенство мальчишки, которого тогда звали вовсе не Змей, а "эй ты, заморыш!", завершилось в один прекрасный день. Мимо него проходил Свидетель, одетый в непременный серый балахон. Лица его, скрытого, по обыкновению, глухим капюшоном, никто не разглядел, да и не пытался. Он походя бросил маленькому попрошайке мелкую монетку и уже удалился на несколько шагов, когда внезапно остановился и вернулся назад. Некоторое время он вглядывался в лицо мальчика, а потом заговорил.

И это была первая странность произошедшего – ведь Свидетели, как правило, в контакт с внешним миром не вступают. Вторая странность заключалась в том, что заговорил он на языке, неизвестном окружающим. Ну, а третья вытекала из второй – мальчишка ответил ему на том же языке. Они недолго поговорили, затем Свидетель продолжил свой путь, но уже не один, а в компании экс-сотрудника Цеха Нищих. Останавливать их никто и не пытался – связываться со Свидетелями себе дороже. Они никогда, ни с кем не вступали в открытый конфликт, но человек, вставший у них на пути, причем вне зависимости от его материального и социального статуса, неважно, принц или нищий, через некоторое время бесследно исчезал. А маленький побирушка был не той персоной из-за которой следовало заниматься выяснением отношений со Свидетелями... а по правде говоря и любой другой не был такой персоной.

Во второй раз Змей появился в Бакаре спустя пятнадцать лет. Въехал он в город как триумфатор – на белом коне! В красивом, богато одетом молодом человеке, с ледяным взглядом, никто не признал бы маленького нищего, чудом оставшегося в живых много лет назад. Он остановился в хорошем отеле и прожил в нем какое-то время, предаваясь разгульному веселью с продажными женщинами. Как впоследствии стало понятно всем заинтересованным лицам (что, кстати, лишний раз доказывает, что не только русский мужик крепок задним умом, а что это общая черта многочисленных мужиков в не менее многочисленных мирах), Змей не развлекался... вернее – не только развлекался, а главным образом собирал информацию. Он никуда не торопился, ведь как известно – месть такое блюдо, которое подают холодным... хотя, если горячим – тоже ничего.

Узнав все, что требовалось, Змей приступил к активным действиям. В один прекрасный вечер он явился в трактир "Оранжевый пир" – штаб-квартиру и одновременно самое шикарное заведение Цеха сексуальных услуг. Пир – не в смысле хорошо поесть, а в смысле – обращения к аристократу. Почему этот вертеп носил такое странное название, кто его так назвал и почему, никто не знал – просто издревле так повелось, а переименованиями, как у нас принято, в Бакаре никто и никогда не занимался, вот и сохранилось название с незапамятных времен. А то, сначала Царицын, потом Сталинград, потом Волгоград, а теперь вроде снова будет Сталинград. Переименовали бы уже сразу в Царьград, чтобы больше не возвращаться к этой проблеме. Все бы знали, что город назван в честь действующего правителя России, безотносительно его имени и звания: император там, генеральный секретарь, президент, или еще кто.

Однако, возвращаемся к мстительному Змею. Он проник в это гнездо порока не таясь, как обычный посетитель, через парадный вход. Но вот в дальнейшем Змей повел себя абсолютно не так, как стандартный любитель клубнички. Вместо того, чтобы посмотреть имеющийся в наличии контингент и сделать заказ, он направился к неприметной двери, ведущей на закрытую половину дома. Естественно, два дюжих охранника, торчащих около этой двери, вознамерились этому воспрепятствовать. Они вовсе не собирались вступать в конфликт с респектабельным молодым пиром, а просто хотели вежливо объяснить ему, что он ошибся дверью и ничего, представляющего интерес для такого блестящего господина, как он, за ней нет.

Однако Змей ни в какие переговоры вступать не стал – молниеносным движением разбив гортани обоим охранникам, он беспрепятственно проник на особо охраняемую территорию, можно сказать – в святая святых "Оранжевого пира". Эпиграфом к его дальнейшему передвижение по служебным помещениям дворца порока могли бы стать бессмертные строки Владимира Семеновича Высоцкого: "А перед нами все цветет, за нами все горит!"

Безжалостно подавляя любое сопротивление, Змей добрался до личных покоев Червяка, который к этому времени стал главой этого замечательного, дарящего людям радость, Цеха. Правда у работниц этого подразделения сферы услуг, а особенно тех из них, кто попал на эту работу, как бы помягче выразиться... скажем так – не совсем добровольно, было особое мнение насчет радости, но это мнение ни администрацию Цеха, ни потребителей готового продукта, или как раньше выражались – фабриката, производимого этим Цехом, не интересовало. Червяк Змея, разумеется, не признал. Трудненько было узнать в этом молодом господине с ледяными глазами того маленького мерзавца, нанесшего Червяку давнишнюю комбинированную травму: моральную и физическую. Однако, незваный гость не поленился напомнить Червяку все перипетии их недолгого знакомства, после чего начальнику Цеха стало плохо. Плохо до такой степени, что он со страху обделался. Смягчающим обстоятельством это ни в коей мере не послужило и Змей его убил. Хотя про покойных или хорошо, или ничего, надо честно признать, что Червяк был плохим человеком... даже очень плохим. Наверняка огромное количество молоденьких девочек, попавших в его бордели не совсем добровольно, а если быть предельно корректными в формулировках – совсем не добровольно, призывало на голову Червяка громы и молнии и посылало ему страшные проклятья, но если бы они увидели какой смертью Змей заставил его покинуть этот бренный мир, то не исключено, что некоторые из них пожалели бы главного сутенера Бакара – женское сердце отходчиво. Нехорошей смертью умер Червяк... очень нехорошей.

Сказать, что тогдашний руководитель бакарской мафии – Филипп Грейнхолан не то чтобы любил Червяка, а вообще испытывал к нему хоть какие-то теплые чувства, значило бы сильно погрешить против истины. Чисто по-человечески он относился к нему как тот того и заслуживал – то есть плохо, с нескрываемой брезгливостью. Однако чувства – чувствами, а дело – делом. Убит руководитель одного из Цехов "Союза". Причем так убит, что привычных ко всему "ребят" чуть не стошнило, когда они увидели труп. Складывалось впечатление, что над Червяком поработал опытный патологоанатом, готовящий препараты для студентов медиков – печень отдельно, сердце отдельно, требуха отдельно, кожа аккуратно снята... Судя по рассказам слуг, забившихся во время экзекуции, как тараканы, по разнообразным щелям, и ничего не видевших, но прекрасно все слышавших, продолжалось все это непотребство долго. Очень долго. Если они не врали, точнее говоря, не преувеличивали – ведь у страха глаза велики, то Червяк оставался в сознании до самого конца процедуры, хотя, с точки зрения медицинской науки, быть такого не могло.

Однако, способ убийства – дело десятое. Будь Червяк даже отравлен ядом Утренней Бабочки, от которого уходят в лучший мир с блаженной улыбкой на устах, ничего бы не изменилось – убит глава Цеха, лицо, в известном смысле, официальное! А раз так, то от личных симпатий и антипатий Филиппа Грейнхолана ничего не зависело. Noblesse oblige – положение обязывает. Грейнхолан объявил план "Перехват", или как он там у мафии в Бакаре назывался, но название не столь важно, главное суть – поймать! Однако, босс поставил перед "ловчими" три условия – клиент должен быть доставлен пред его светлые очи живым, не сильно помятым, и способным отвечать на вопросы.

И если первый и третий пункты – "живым" и "способным отвечать на вопросы", были восприняты "оперативниками" с пониманием – ежу понятно, что с неживым особо не побеседуешь, – конечно, если нет знакомого некроманта, то второй пункт техзадания – "не сильно помятым", вызвал некоторое недоумение. Не все ли равно, в каком виде будет представлен клиент, если после "беседы" у него одна дорога – камень на шею и концы в воду. Бакарская мафия практиковала именно такой способ захоронения, ввиду его высокой экономической эффективности. Он не требовал ни наличия свободных земельных участков, для размещения могил, ни рабсилы для копки этих самых могил, ни лишних денег для выплаты полиции, чтобы она вовремя отводила глаза. Всего-то нужна была лодка, да пара гребцов, умеющих держать язык за зубами. Хотя нет – еще были нужны камни, но они были бесплатными и в калькуляцию не входили.

А, между тем, ларчик открывался просто – очень уж хотелось Грейнхолану посмотреть на такого умелого вивисектора, можно даже сказать – не просто умелого, а мастера своего дела, и поговорить с ним. А какой смысл глядеть на человека, отделанного так, что его родная мать не узнает? Поэтому-то и прозвучало странное, на первый взгляд, требование о непомятости. Ощущалась шефом бакарской организованной преступности во всей этой истории какая-то жуткая тайна, а любопытством глава «Союза» обделен не был. Вот только, к его сожалению, на Сете не было точного аналога пословицы: «Любопытство сгубило кошку». Ближайшее по смыслу высказывание звучало так: «Не хочешь быть одноглазым – не подглядывай в замочную скважину», но оно не до конца передавало смысл и дух земной пословицы. А был бы точный аналог, да приди он вовремя на ум, может и не стал бы Грейнхолан любопытствовать и требовать доставки злодея живым и способным к беседам, а там, глядишь – и жив бы остался. Хотя... пожалуй, нет – от судьбы не уйдешь – ведь он по любому должен был отдать приказ о ликвидации убийцы начальника Сладкого Цеха, как неофициально назывался Цех Сутенеров – значит участь Филиппа тоже была предрешена.

В облаве участвовали все члены "Союза", поэтому скрыться Змею было некуда, да он и не пытался – продолжал спокойно жить в той же гостинице, в которой остановился по приезду. Что конкретно произошло в рабочем кабинете Филиппа Грейнхолана, расположенном в одном из подсобных помещений трактира «У трех повешенных», куда был доставлен Змей, навсегда осталось тайной, покрытой мраком. В результате тщательного расследования, проведенного по горячим следам, было выявлено удивительно мало: все сидящие в главном зале видели, как «группа захвата» провела связанного человека за дверь позади барной стойки... – и на этом все! Как только процессия скрылась с глаз, все очевидцы вернулись к своим делам. Кто отмечал удачный гоп-стоп, кто планировал аналогичный, кто делился впечатлениями о новой партии живого товара, кто обсуждал снижение оптовых цен на дурман-траву, короче говоря – увидели и выкинули из головы. Убийство Червяка факт, конечно, не рядовой, но и не из ряда вон – ничего таинственного. Мало ли в мире сумасшедших? Какой-то очередной ненормальный пошел против «Союза», убил нескольких товарищей, включая начальника Цеха, его поймали, доставили куда надо, сейчас с ним вдумчиво побеседуют, он пожалеет что родился, и дело с концом.

То, что стандартная процедура дала сбой, что "беседа" с задержанным пошла не тем путем, и что вообще произошло что-то нехорошее, посетители "У трех повешенных" поняли лишь тогда, когда в таверне появился Витус Иддер – главный телохранитель Филиппа Грейнхолана. Сам себя он таковым не полагал, официального назначения на эту должность никогда не получал, никакими особыми боевыми достоинствами не обладал, да и честно говоря, не особыми тоже, но все вокруг считали именно его главным охранником шефа.

Видимо дело было в том, что он был магом. Потому что иначе, никаким боком он на главного телохранителя не тянул – не тот типаж. Витус был молодой, среднего роста, изящный, и если бы не обычные, круглые уши, сильно смахивал на эльфа, как их обычно представляют в женских фэнзийных романах с элементами эротики. На Сете эльфов не водилось, до увлечения фэнтези было еще далековато, поэтому кого именно напоминал Витус товарищам из "Союза" было неизвестно, однако они его уважали – видимо из опыта знали, что внешность бывает обманчива.

В этот вечер Витус где-то припозднился – босс никаких выездных мероприятий не планировал и в его услугах не нуждался, ну а в цитадели бакарской организованной преступности Грейнхолану вряд ли могло что-либо угрожать. Поэтому, в свите патрона, Витуса изначально не было, он подошел где-то минут через двадцать после того, как "возмутителя спокойствия" доставили под грозные очи главы Ночной Гильдии. Витус вальяжной походкой проследовал через зал и скрылся за барной стойкой, но буквально через считанные мгновения вылетел обратно.

Лицо вернувшегося мага было белым, как полотно, но если бы дело ограничивалось только этими колористическими изысками... Пробежав несколько шагов, он содрогнулся всем телом, вскинул руки ко рту, но этот жест отчаянья, естественно, ничем ему не помог, и забился в неудержимой рвоте! Сообразив, что произошло что-то экстраординарное, а не исключено, что даже – форс-мажорное, наиболее предприимчивые, из присутствующих в зале уголовников, кинулись по следам главного охранника, чтобы прийти на помощь руководству. Но, увы – помощь их, вне всякого сомнения, запоздала.

Увиденное, всех очевидцев, скажем откровенно – потрясло! В комнате, где шеф бакарского преступного мира "беседовал" с задержанным беспредельщиком, все было залито кровью: пол, стены, даже на потолок попало. Трупы в комнате просто плавали в крови – не кабинет уважаемого человека, а скотобойня какая-то. Но, не наличие крови и трупов поразило подоспевших товарищей – этого добра они в своей жизни навидались, "дай бог каждому... в смысле не дай бог никому". Потрясло их то, кем были трупы при жизни. В рабочем кабинете Филиппа Грейнхолана, не таком уж и большом, кстати, без труда разместились девять трупов: шесть специалистов Серого Цеха, каждый из которых при жизни был твердым профессионалом – они собственно и провели задержание и конвоирование отморозка, покусившегося на основы миропорядка, а именно на физическую неприкосновенность руководящего состава Ночной Гильдии, а также двое личных охранников главы бакарской мафии и сам Грейнхолан. И если насчет ребят из Серого Цеха еще можно было бы сказать, что профессионалы они, конечно профессионалы... – никто не спорит, но! – ничего выдающегося – так, мастера спорта по современной классификации, зато про двух личных охранников Грейнхолана сказать такое язык бы не повернулся. Это были выдающиеся бойцы.