Текст книги "Ходок 6 (СИ)"

Автор книги: Александр Тув

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

В первый год правления Змея был даже вооруженный мятеж, правда подавленный быстро, жестоко и очень кроваво – вполне в стиле руководителя Гильдии. Следствием этого стало полное отсутствие оппозиции, причем как системной, так и наоборот. И все же критика высказывалась, но... только на кухнях. Как в приснопамятном Советском Союзе в эпоху развитого социализма. Гистас не возражал – из системы надо выпускать пар, по мере надобности – иначе котел взорвется. Как уже упоминалось, Змей людей не любил. А из вышесказанного понятно, что и люди его любили не сильно, мягко говоря. Но, уважали. Что было, то было. То есть, он был идеальным руководителем – его боялись и уважали.

Вот во время очередного инспекционного рейда, семь лет тому назад, и произошла первая встреча Гистаса Грине и Делии. Он не спеша прогуливался по площади Небесных Заступников, хозяйским взглядом окидывая многочисленных нищих и гораздо более редких карманников, промышлявших на этой благословенной территории. Все было как обычно – мимолетные, а зачастую заинтересованные взгляды из праздношатающейся толпы, не подозревающей, какой могущественный человек находится рядом, и испуганные взгляды подданных, робко посматривающих из-за кольца охраны, нужной только из представительских соображений, ибо от той опасности, от которой Змей не смог бы защититься сам, они бы его точно не защитили. Льву не нужна охрана из шакалов, но овцы считают иначе – что за пастух без овчарок? Поэтому приходилось соответствовать народным чаяньям. Все-таки, протокол – великая сила! Один TCP/IP чего стоит.

Вначале Гистас не понял, что именно заставило его притормозить, а затем и вовсе остановиться. Потом дошло – необычный взгляд. Кто-то посмотрел на него весело, приветливо и доброжелательно. Нет, было бы большим преувеличением утверждать, что до этого момента на Змея никто так не смотрел. Смотрели. Он умел закрывать шторки в глазах, прятать свою истинную сущность и представать перед нужными людьми, не входящими в «Союз», джентльменом, приятным во всех отношениях.

Как пел Владимир Семенович: "Тот малость покрякал, клыки свои спрятал – красавчиком стал, – хоть крести!". Это именно тот случай. Правда поступал он так нечасто. Очень не часто. Только по крайней необходимости. Лишь при общении с высшими иерархами Гильдии Магов, людьми из Совета Дожей, высшими чиновниками Администрации Генерал-губернатора и прочими подобными випами. То есть, Гистас Грине скрывал свое истинное нутро, честно признаемся – сильно не человеколюбивое, весьма редко.

И не из дурацкого снобизма, как могло бы показаться – мол глядите все, как мне людишки противны, и скрывать я этого не собираюсь! Отнюдь. Для этого были настоящие, веские причины. Дело было в том, что с опущенными шторками, Змей напоминал паровой котел с завинченным предохранительным клапаном – рано, или поздно, такой агрегат взорвется и разнесет все вокруг. Гистас эту свою особенность прекрасно знал и старался ситуацию до крайности не доводить.

С подчиненными же Змей не стеснялся, взгляд свой мертвящий не скрывал. А как аукнется, так и откликнется. Поэтому и в ответ получал только испуганные и подобострастные. Даже злых не было, и вот на тебе – кто-то, причем не из гражданских, а из своих, смотрит весело, приветливо и доброжелательно!

Змей резко развернулся, сделал пару шагов назад и снова поймал этот взгляд. Кто-то с симпатией разглядывал его из кучи тряпья. Сидящий рядом старик нищий сжался в грязный комок, сделавшись от этого необычайно похожим на больного воробья, правда гигантских размеров. А Гистас остановился и стал терпеливо ждать, когда обладатель необычного взгляда соизволит показать что-нибудь еще кроме глаз. Прошло совсем немного времени и его терпение было вознаграждено. Из тряпок высунулась маленькая грязная ладошка и тоненький голосок произнес:

– Подайте на хлебушек добрый пир.

"Ничего не изменилось, – подумал Змей, – и меня учили попрошайничать именно такими словами..."

– Держи! – он аккуратно вложил в чумазый ковшик золотую монетку, которая тут же исчезла в недрах тряпья, но через мгновение рука показалась обратно.

– Не такую! – безапелляционно объявил владелец руки, протягивая монету обратно.

– А какую? – изумился Гистас, с недоумением разглядывая забракованное подаяние.

– Вот такую! – на свет была извлечена медная монета, значительно превышавшая размерами золотую. – Твоя очень маленькая.

– А тебя вообще как зовут? – решил сменить тему Змей, так как меди в его кошельке отродясь не водилось и удовлетворить взыскательные требования владельца маленькой руки он не смог бы при всем желании.

– Дедушка Юфемиус не разрешает мне разговаривать с посторонними, – получил он несколько неожиданный ответ. – Чтобы меня не забрали в бордель грязные выродки, – уточнил тоненький голосок.

– Он очень правильно поступает, твой дедушка, – медленно выговорил Гистас, с усилием загоняя обратно, внезапно всплывшие в памяти, воспоминания о Червяке, с годами потускневшие и вылинявшие, но вдруг засиявшие прежними яркими красками.

– Он мне не дедушка, – продолжил просвещать Змея тоненький голос. – Моего дедушку убили... и бабушку тоже, – уточнил невидимый собеседник.

– А папа с мамой? – после небольшой заминки поинтересовался руководитель бакарской мафии.

– А папы с мамой у меня и не было.

– Так не бывает, – машинально отреагировал Гистас.

– Бывает! – получил он ответ тоном не терпящим возражений. – А дедушка Юфемиус хороший! – несколько неожиданно объявил невидимый собеседник.

– Не сомневаюсь... – задумчиво протянул Змей и добавил: – Мне почему-то кажется, что он разрешит тебе поговорить со мной. – Я тебя в бордель не заберу, и никому другому не позволю.

– Тогда ладно! – и из тряпья показалась грязная улыбающаяся мордашка, в обрамлении не мене грязных волос, предположительно светлого оттенка – точно разобрать было сложновато – для этого их надо было сначала хорошенько вымыть. – Меня зовут Делия! – перестав улыбаться, очень официальным тоном представилась маленькая нищенка.

– Я – Гистас, – не менее торжественно отозвался Змей. – Рад знакомству.

– И я! – снова заулыбалась Делия, но через мгновение вновь стала серьезной. – А теперь не мешай, мне надо работать! – с этими словами она вновь спряталась в своем тряпье, оставив снаружи только протянутую руку. – И отойди! Не загораживай!

За всей этой беседой, крайне испуганно, следил старик, не менее грязный, чем его питомица, тот самый, который с начала беседы прикидывался больным, а скорее даже – дохлым гигантским воробьем. Напуганный до чрезвычайности, он никакого участия в разговоре не принимал, но тесное общение Змея с девочкой с каждым мгновением тревожило его все больше и больше. Дальнейший ход событий показали, что беспокоился он не зря.

Тряпье зашевелилось и на свет снова показалась голова маленькой нищенки:

– Нам с дедушкой Юфемиусом надо собрать за день двадцать монет, – нахмурившись сообщила она Гистасу.

– Ты умеешь считать? – удивился он.

– Да! – гордо заявила Делия, правда немедленно уточнила: – но только до пяти, – и в доказательство предъявила грязную пятерню, на которой и продемонстрировала уверенный счет на пальцах: один, два, три, четыре, пять.

– А двадцать больше пяти? – с серьезным видом поинтересовался Гистас

– Намного... – призналась она и, тяжело вздохнув, добавила: – Каждый день надо сдать бригадиру двадцать монет. – Она снова вздохнула. – Иначе нас съест Змей!

От последнего заявления, глава Ночной Гильдии чуть было не подавился слюной, а дедушка Юфемиус пережил целую гамму чувств. Он успел испытать законную гордость из-за того, что он – настоящий ясновидец! Ведь все его тревожные предчувствия блестяще подтвердились! – значит он настоящий гадатель! Следовательно, он вполне может заниматься предсказанием будущего – деятельностью гораздо более доходной, чем нищенство. Но, уже в следующее мгновение он испытал ни с чем не сравнимую горечь – его чудесным образом открывшиеся, прогностические способности подсказали ему, что воспользоваться своим даром он не успеет. Покойникам деньги не нужны. Осознав все это за один краткий миг, дедушка впал в состояние похожее на кататонический ступор – мягко говоря оцепенел, а если называть вещи своими именами – одеревенел. От ужаса. Охрана главы бакарской мафии тоже подобралась, ожидая подробного распоряжения, каким именно изощренным способом отправить дедушку Юфемиуса на воссоединение с большинством. Однако ничего такого не последовало. Гистас только хрипло откашлялся и потер шею:

– Делия, хочешь ко мне в гости? – задал он несколько неожиданный, в сложившейся ситуации, вопрос. И не дав собеседнице, уже открывшей было рот, продолжить тему с пожиранием ее и дедушки злобным пресмыкающимся, быстро добавил: – а со Змеем я договорюсь.

– Правда? – с сомнением в голосе уточнила девочка.

– Правда! – твердо заверил ее Гистас.

– Ну-у... ладно, – согласилась девочка и прибавила: – только вместе с дедушкой Юфемиусом!

– Куда же без него, – улыбнулся Змей, – конечно с дедушкой.

– Тогда я согласна! – улыбнулась Делия...

Так, впервые в жизни, у Гистаса появился человек, который его любил. Не жалел его, не воспитывал, не тренировал, не натаскивал, не лебезил перед ним, не заискивал, не искал выгоды от отношений, а просто улыбался, когда он входил в комнату, подбегал, обнимал и рассказывал, что у огромного жука, который прилетел с южным ветром, рога, как у оленя, но она нисколечко не испугалась, что у котят уже прорезались глазки и они уже учатся лакать молоко, что на обед опять был луковый суп, который она терпеть не может, но пришлось есть, потому что он полезный, а иначе она не вырастет и навсегда останется маленькой – до самой старости, и будет крохотной старушкой. Слушая это, Змей только глупо улыбался, радуясь, что его никто не видит, и чувствовал себя счастливым.

Он хотел нанять ей лучших учителей, которых только можно найти в Бакаре, но когда он сообщил об этом Делии, девочка привычно улыбнулась – улыбка вообще редко сходила с ее милого личика, и сказала, что лучше, чем он, ее никто не научит. На все его возражения, что ему некогда, что он мало чего знает, что не умеет учить, что... она только улыбалась. Противоядия против ее улыбки у него не было и, скрепя сердцем, Змей согласился, правда строго предупредив, что если ничего не получится – будут занятия с учителями! А Делия оказалась права. Все получилось. Оба получали удовольствие от занятий. Он от того, что она такая умная и способная, а она от того, как он радуется ее успехам. На самом деле, Гистас много чего знал, и все это сумел передать Делии.

Змей был счастлив долгие семь лет. А три десятидневки тому назад его счастье закончилось. Делия впервые за все время, что жила в его доме, не вышла к завтраку. Встревоженный, он поднялся в ее спальню и поначалу ему показалось, что ничего страшного не произошло – девочка мирно спала в своей постели. Она лежала на спине, положив руки поверх одеяла и хотя не шевелилась, но дышала ровно, жара не было – он проверил, прикоснувшись губами к ее лбу, и Гистас поначалу решил, что тревога ложная, что Делия просто устала вчера – долго читала на ночь, поэтому и не проснулась вовремя, и что сейчас она откроет глаза, привычно улыбнется ему, и что все будет хорошо.

Тревожится он начал ближе к вечеру, когда ситуация не изменилась – девочка не просыпалась. Уже не веря, что все будет в порядке, Змей, взяв себя в руки, все же сумел дождаться утра, не переходя к активным действиям – слабая надежда, что все еще образуется, теплилась в глубине его души. Эту ночь он провел рядом с девочкой, сидя на неудобном стуле. Сомкнуть глаз не удалось – сна не было ни в одном глазу. Он еще отстраненно подумал, что надо было перетащить в спальню Делии свое любимое кресло – может тогда удалось бы немного поспать, а то в глаза будто песок насыпали, голова не варит, надо предпринимать все возможное для спасения девочки, а он далек от оптимальной формы.

Но, далек, не далек, а все нужные шаги он предпринял. Правда ничего особо сложного тут не было, и ошибиться было трудновато. Перво-наперво надо было доставить к постели Делии лучшего лекаря, какого только можно было найти в Бакаре. И с самого утра к Свэрту Бигланду был отправлен гонец, с просьбой прибыть как можно скорее. Просьба была подкреплена увесистым кошелем, набитым золотом. И лучший маг-лекарь, причем не только Бакара, а пожалуй и всей Акро-Меланской Империи, не заставил себя долго ждать, хотя лечебной практикой он предпочитал заниматься только в своем стационаре и соглашался пользовать пациентов на дому только в особых случаях.

И в том, что он не преминул откликнуться на зов о помощи, золото сыграло свою определенную роль, но отнюдь не главную, и даже не второстепенную. Многие не менее, а зачастую, более богатые люди, чем Змей, в ответ на свою просьбу о визите врача на дом, подкрепленную гораздо большим количеством презренного металла, получили бы его обратно, вместе с вежливым отказом и не менее вежливым уведомлением, что глава Гильдии Магов Бакара маг-лекарь Свэрт Бигланд принимает пациентов только в своей клинике, в строго отведенные для этого часы, в строго определенные дни, запись у секретаря.

Дело было вовсе не в золоте, хотя и в нем тоже, несомненно. Свэрт не отказал бы в помощи Змею и безо всяких денег. В данном случае, золото было просто символом уважения, проявляемого главой Ночной Гильдии к главе Гильдии Магов. И только. Один бы не обеднел от потери этого кошеля, а другой бы не разбогател. Дело было в том, что к просьбам уважаемых людей надо относиться внимательно. А Гистас Грине – бессменный лидер «Союза» в последние двадцать лет, несомненно был уважаемым человеком.

Осмотр Делии много времени не занял. Свэрт, как только взглянул на девочку, сразу же нахмурился и это очень не понравилось Гистасу. Они и раньше встречались. Не сказать, чтобы часто, но встречались, распутывая различные коллизии между магами и бандитами, чтобы не доводить их до открытой конфронтации, которая была никому не нужна, да и кроме этого, время от времени, проходили "встречи в верхах" – оба, по существу, были руководителями крупных корпораций, образно говоря – кормчими огромных судов, за штурвалами которых они стояли, не позволяя кораблям, идущим бок о бок по штормовому морю, опасно сблизиться и пропороть борта, поэтому Гистас и Свэрт успели неплохо узнать друг друга, и Змей знал, что поколебать обычную невозмутимость мага-лекаря могло только что-либо очень неординарное. А вертикальная морщинка однозначно говорила, что истина, открывшаяся Свэрту, приятной не была.

Маг оттянул нижнее веко у девочки и помрачнел еще больше. Затем он вытащил из кармана кипенно-белый платок, крохотную склянку с чем-то прозрачным и маленькую сафьяновую коробочку, а из нее серебряную иглу. Свэрт капнул из склянки на платок и протер им подушечку указательного пальца левой руки Делии, а потом кончик иголки. После этого он уколол палец и стал внимательно разглядывать выступившую капельку крови. Во время этой врачебной манипуляции у Змея, способного не моргнув глазом и не испытав никаких эмоций не только выпустить кишки человеку, а еще и освежевать его, болезненно сжалось все внутри. Свэрт молчал. Гистас чувствовал, что магу не хочется говорить то, что он собирается сказать, но бесконечно оттягивать было невозможно и лекарь заговорил:

– У нее белокровие, – бесцветным голосом сообщил Свэрт и снова замолчал.

– И что? – не понял Змей.

– Ты не знаешь, что это такое? – удивился целитель.

– Нет.

– Ну-у... – издалека начал маг-лекарь, – общепризнанной этиологии заболевания не существует...

– Свэрт! – перебил его Гистас. – Не надо. Я понимаю, что ты пытаешься смягчить, но, – не надо. Говори все, как есть, по-простому. – Он сцепил руки в замок и затравленно взглянул на мага. – Что с Делией!? – вырвался у него крик души.

– По-простому, так по-простому... – вздохнул маг. – Никто не знает, от чего начинается белокровие. Просто однажды вечером человек, как обычно, ложится спать, а утром не просыпается, а его кровь начинает белеть с каждым днем, пока не становится совершенно белой... как вот этот платок. – Он продемонстрировал Змею платок, который снова вытащил из кармана. – Спасения от белокровия нет. – Свэрт помолчал некоторое время, а потом прибавил: – Наука и магия здесь бессильны... Мне очень жаль.

Все то время, пока он говорил, Гистас смотрел на него взглядом побитой собаки, которая не понимает, за что хозяин на нее сердится. Но, как только маг закончил, глаза Змея заледенели и в них вспыхнул опасный огонек, хорошо известный всем его подчиненным и врагам.

– Тебе жаль... – не выговорил, а фактически прошипел он. – Делия умрет, а тебе жаль! – с яростью, клокочущей в голосе, повторил Гистас. Для него слова мага были так же оскорбительны, как для японца-хибакуси: "Мне жаль, что на Хиросиму сбросили атомную бомбу", или для нас: "Жаль, что бандеровцы заживо сожгли женщин стариков и детей в Хатыни". Чувствовалось, что глава "Союза" сдерживает свой гнев из последних сил.

В этот момент Гистас Грине выглядел так страшно, что рука мага непроизвольно метнулась к изумруду с "Гневом Саламандры". Это движение вернуло Гистасу самообладание. С трудом, но он взял себя в руки, ибо хорошо представлял последствия применения этого артефакта. И если на себя ему было наплевать, то превращения девочки в пепел он не хотел.

– Прости... – буркнул он, – я не хотел тебя обидеть.

– Я принимаю твои извинения... – холодно отозвался Свэрт Бигланд, направляясь к двери. Ему было стыдно за свой страх и он принял твердое решение, что вернет должок зарвавшемуся бандиту, как только для этого представится подходящая возможность. А в том, что она представится, он не сомневался.

Как только глава Гильдии Магов покинул помещение, в дверь кто-то тихонько постучал, вернее даже не постучал, а робко поскребся. Так как Гистас никак не отреагировал на эти звуки, посетитель решился войти без разрешения – на свой страх и риск. Дверь слегка приотворилась и в спальню проник старый Юфемиус. Откормленный, подстриженный, чистый и облаченный в нормальную одежду, обычно, он выглядел не в пример моложе, чем тогда, когда Змей повстречался с ним в первый раз, но сейчас печать тревоги, лежащая на его лице, действительно превратила его в древнего старика.

Делия любила "дедушку" Юфемиуса, он ее, пожалуй, тоже, и Гистас, который не терпел новых лиц, в своем близком окружении, все же оставил его в доме семь лет назад. Оставил на испытательный срок, а потом старик как-то незаметно прижился и стал своим, после чего выгнать его уже не представлялось возможным, да и Делии это бы не понравилось.

– Дон... – надтреснутым голосом начал старик – он всегда обращался к Гистасу только официально, хотя пару лет назад Змей разрешил ему называть себя по имени, но страх перед главарем "Союза" настолько глубоко въелся в душу бывшего нищего, что пересилить себя он не смог. А Гистас и не настаивал – ему было все равно, а предложение он сделал только из-за Делии – чтобы сделать ей приятное.

Юфемиус страстно – всем сердцем, хотел донести свою мысль до Змея, он мучительно подбирал нужные слова, стоя в коридоре, а сейчас молчал, в отчаянии глядя на лежащую, с закрытыми глазами, бледную девочку. Потом нахмурился и заговорил твердо, без обычной робости, испытываемой в присутствии Змея. – Дон! Я все слышал! Я подслушивал! – Гистас молчал. Он не отрывал взгляда от спящей девочки, и казалось не замечал вокруг ничего и никого, включая уход главного бакарского мага и появления в комнате нового человека. – Дон! – снова повторил старик, уже громче, чуть ли не крича, и это возымело свое действие – Змей понял на него глаза.

– Чего тебе? – безучастно поинтересовался он. Было видно, что мысли его витали далеко.

– Дон! Я все слышал! Я подслушивал! – снова повторил старик, и на этот раз был услышан.

– И что с того? – также безучастно осведомился Змей, который жестоко наказывал челядь за гораздо меньшие провинности. Хорошо хоть не убивал – и на том спасибо.

– Дон! – робко, но тоже время как-то горячечно, начал Юфемиус. – Я понимаю, что все это деревенские сказки... – он замолчал, подбирая слова, боясь, что Змей ему не поверит, а должен поверить – иначе девочку не спасти. Старик почему-то был твердо уверен, что если глава Ночной Гильдии выслушает его, то все будет хорошо.

– Говори! – приказал Гистас, пристально глядя ему в глаза и старик заговорил:

– Когда я был маленький... у нас дом был, – глаза Юфемиуса на мгновение потемнели от воспоминаний, тщательно хранимых в самых глубоких омутах души, но он мгновенно взял себя в руки и продолжил: – дедушка мне рассказывал... что иногда, когда ни маги, ни лекари помочь не могли, люди, которым терять было нечего, шли к ведьмам и шаманам и... иногда случались чудеса... Правда, про белокровие я такого никогда не слышал... Но, надо попробовать!

– Я попробую...

*****

"Цех Нищих, последняя декада... – Гистас Грине провел пальцем по разграфленной странице, пока тот не остановился в клетке на пересечении третьей снизу строки и седьмого столбца, – семьсот двадцать золотых. А сколько у них за прошлую? – он перевернул несколько страниц своего знаменитого гроссбуха. – Восемьсот пять... Хорошо. А сколько за текущую? – Он снова открыл последнюю страницу. – Семьсот двадцать... А сколько за прошлую?.. Не помню... Темная Собака! – помянул он ужас, которым маргеландские крестьянки пугали непослушных детей, а взрослые мужики, повстречавшись, на свою беду, навсегда оставались пускающими слюни идиотами. Это в лучшем случае. Хотя... трудно сказать, что лучше, а что хуже, в ситуации, когда единственной альтернативой пусканию слюней является труп с лопнувшими от ужаса глазами. Так что, насчет «в лучшем случае», могут быть различные мнения.

А вот Змей свой экземпляр завалил. С трудом, но завалил. Воспоминания о встрече остались, само собой разумеется, крайне неприятные и поэтому Гистас всегда вспоминал собачку, которая была не совсем собачкой, а честно говоря – совсем даже не собачкой, в состоянии крайнего раздражения. – Не могу запомнить две цифры! Я! Не! Могу! Запомнить! Две! Цифры!!! Надо взять себя в руки!" – грозно приказал он самому себе. Надо! Но... не получалось. Строчки с цифрами, датами и названиями Цехов закрывало восковое лицо Делии...

Из черного омута тоски в хмурую реальность Гистаса выдернул робкий стук в дверь.

– Да! – раздраженно рявкнул он.

Змей приказал не беспокоить его, если только информация не связана с болезнью девочки. Значит повод был серьезный, если кто-то из домочадцев посмел нарушить его одиночество. Из-за двери послышался робкий голос "дедушки" Юфемиуса.

– Дон, там насчет ведьмы пришли.

Сразу после ухода Свэрта Бигланда и разговора с Юфемиусом, Гистас, через курьеров, постоянно дежурящих подле его дома, приказал начальникам всех Цехов немедленно собраться в штаб-квартире Ночной Гильдии – трактире "У трех повешенных". Совещание проводилось не как обычно – в рабочем кабинете главы Гильдии, а в обеденном зале, причем всем присутствующим бандюгам, коротающим там время, но не относящимся к начсоставу, тоже было велено остаться. Змей был, по обыкновению, лаконичен. Он приказал всем сотрудникам организации отбросить все текущие дела и заняться розыском ведьм, шаманов и прочих экстрасенсов, не входящих в Гильдию Магов. При обнаружении никаких активных действий не предпринимать, а докладывать начальникам своих Цехов, а тем, в свою очередь, подавать ему сводки три раза в день: утром, днем и вечером.

Гистас особо подчеркнул, что каждого выявленного "народного целителя" необходимо брать под плотное наблюдение, но деликатно – так, чтобы он его, с одной стороны, не почувствовал – портить отношения с потенциальными спасителями Делии он не хотел, а с другой так, чтобы выявленный целитель не растворился в душной мгле бакарской ночи. Многим рядовым сотрудникам "Союза", проходящим инструктаж, пришла в голову мысль, что попробовал бы Змей сам выполнить такие противоречивые требования, а они бы на него посмотрели, но эта интересная мысль так и не была озвучена. Те, кто так думал, благоразумно оставили эту мысль при себе.

В первый день было обнаружено пятнадцать представителей "нетрадиционной медицины" – местных аналогов бабы Нюры, и бабы Шуры, занимающихся коррекцией судьбы, чисткой кармы, снятием сглаза и пенки с варенья. Такое их небольшое число объяснялось тем, что в Акро-Меланской Империи в целом, и в Бакаре – в частности, подобным промыслом занималась Гильдия Магов, в лице своих самых бесталанных членов, не способных ни на что лучшее. Естественно, Гильдия конкурентов не жаловала и при случае обходилась с ними, как упертый дачник с сорняками. Разумеется, специально их никто не разыскивал – уж больно это было бы мелко и недостойно лицензированных магов, но уж если попались...

Разумеется, Гистас лично объехал всех. При его появлении, все эти короли сглаза и королевы порчи сильно бледнели, так как хорошо представляли, кто именно к ним пожаловал. Однако, именно в силу этого понимания, обманывать его они и не пытались – лучше уж сразу утопиться. На прямо поставленный вопрос про исцеление белокровия, они только испуганно качали головой и заикаясь блеяли, что им это не по уму. Правда, полностью провальными эти визиты назвать было нельзя – в двенадцати случаях из пятнадцати всплывало имя: Ореста Элата. Все, припомнившие морскую ведьму, клятвенно уверяли, что если кто и сможет помочь, то только она.

На следующий день было найдено еще шесть специалистов по уринотерапии и калолечению. Все они, не сговариваясь, подтвердили информацию предыдущего дня – все вопросы к Морской Ведьме Оресте Элате. Казалось бы, перед глазами Змея загорелась путеводная звезда – иди к ведьме – она научит, что делать! Но все оказалось не так просто. Обнаружить ведьму не удалось. Расследование по горячим следам показало, что во время недавнего гадания северным варварам у нее возникли какие-то проблемы, после чего она живо собрала манатки и умотала в неизвестном направлении, и что ее нынешнее место жительства неизвестно. Гистас приказал найти ведьму, как можно скорее и во что бы то ни стало, иначе он будет недоволен. Очень сильно недоволен. Дополнительной мотивации сотрудникам «Союза» и так не требовалось – они и до того бегали, как наскипидаренные, но после того, как глава Ночной Гильдии прозрачно намекнул, задвигались еще шустрее. И вот, раздался стук в дверь, однозначно свидетельствующий, что в деле поиска неуловимой ведьмы наметился некоторый прогресс. Иначе бы Змея беспокоить не стали.

– Пусть заходит! – приказал Гистас. В кабинет немедленно просочился начальник Таможенного Цеха Бенигнус Клитемнестр, сменивший недавно своего предшественника, ушедшего на пенсию по состоянию здоровья. Этот факт – имеется в виду добровольный уход на пенсию, в очередной раз демонстрировал интеллектуальное превосходство высшего менеджмента Таможенного Цеха над аналогичными структурами остальных цехов, державшихся за свои кресла мертвой хваткой и покидавших их только ногами вперед. Высокопоставленные бандиты, привыкшие к существованию только в условиях террариума единомышленников, не могли представить всей прелести спокойной и размеренной дачной жизни. Не понимали, что есть время разбрасывать камни, и время собирать камни. Но, с другой стороны, не всем же быть умными, а тем более – мудрыми.

Бенигнус Клитемнестр – огромный, грузный, роскошный, пятидесятилетний мужчина, любитель женщин, лошадей и хорошего вина, главный специалист по экономическим преступлениям не только в Бакаре, а бери выше – во всей Акро-Меланской Империи, чувствовал себя в обществе босса, как нашкодивший гимназист у директора своего учебного заведения. Причем в те благословенные времена, когда телесные наказания еще не были, сдуру, отменены. Что удивительно, его состояние не зависело от того, с какими новостями – хорошими, или плохими, он выходил на ковер. Взгляд Змея действовал на него расслабляюще.

– Дон, мы ее нашли! – радостно объявил он, но под пристальным, немигающим взглядом Гистаса быстро уточнил: – В смысле... она сама пришла.

Из дальнейшего доклада, к слову говоря – четкого и делового, без воды, как и любил Змей, стало ясно, что сегодня утром Ореста Элата, миновав довольно неплохо обученную и вышколенную охрану Бенигнуса Клитемнестра, которая ее попросту не заметила, зашла к нему в рабочий кабинет, расположенный в глубине одного из огромных пакгаузов, расположенных на территории порта, и предложила немедленно доложить главе "Союза", что она готова встретиться с ним у себя, на Тюльпанной улице, в третьем доме, по правую руку, если идти от моря. Дом желтый, двухэтажный. Бенигнус приказал охране глаз не спускать с ведьмы, а сам прыгнул в карету и приказал гнать к дому главы "Союза". Все. Вернее... не совсем все. В конце доклада, пряча глаза и слегка заикаясь, начальник Таможенного Цеха добавил, что когда он уже садился в карету, его догнал начальник охраны и доложил, что ведьма исчезла.

Этим сообщением он еще раз показал, чем мудрый человек, коим несомненно являлся Бенигнус Клитемнестр, отличается от умного. Мудрый не попадет в ситуацию, из который умный легко выпутается. Своим последним признанием он предупредил вопрос босса о том, почему за ведьмой не ведется наблюдение, а первым сообщением, о том, что ведьма проникла в его строго охраняемый кабинет, незамеченной бдительной охраной, он прозрачно намекнул, что тягаться с противником, обладающим такими способностями, ему и его людям не под силу. Настоящая ведьма – что тут поделаешь? Его доводы были молча выслушаны, и сочтены убедительными.

– Поехали! – приказал Гистас, поднимаясь из-за стола.

Таких шикарных карет Тюльпанная улица не видела с момента своего основания, а заложена она была чуть-чуть позже порта, с которого и есть пошел благословенный Бакар. Неизвестно, знавала ли она лучшие времена, но на данный момент улица выглядела весьма неприглядно. Пыль веков, весенние грозы, летний зной, осенние ливни и безжалостные зимние штормы оставили свои следы на стенах домов, не знавших ремонта очень давно, а точнее говоря – никогда. Блестящие экипажи резко контрастировали с облупившимися стенами – будто две жемчужины на потрескавшейся клеенке.

Жестом остановив засуетившуюся свиту, Змей в одиночку шагнул в темный прямоугольник двери, выглядевший на залитой солнцем желтой стене, как вход в преисподнюю. Он в жизни никогда, никого и ничего не боялся, но при переходе из света во тьму, сердце его тревожно сжалось и на миг мелькнула мысль, что надо было взять охрану. Однако рассудок тут же взял верх над бессознательным – чем помогут охранники там, где он не справится сам? Правильно – ничем. Поэтому Змей решительно шагнул вперед. Ведомый обострившимся чутьем, Гистас по обшарпанной лестнице поднялся на второй этаж. Безошибочно выбрав одну из четырех дверей, выходящих на площадку, Змей без стука распахнул ее, и не ошибся. Ведьма ждала его. Ореста безмятежно расположилась в пустой комнате, всю обстановку которой составляли два стула, на одном из которых она и восседала, и традиционный черный стол с большим гадательным шаром.