Текст книги "Инквизитор"
Автор книги: Александр Золотько
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
– Я понял… – вздохнул Иван. – Мне с ним поговорить?
Изумление Ирины Ильиничны было искренним и неподдельным.
– Вы думаете, что сможете его перевоспитать?
– Нет, но попытаться…
– Попытайтесь. – Ирина Ильинична еще раз щелкнула мышкой. – У него сейчас занятия в слесарной мастерской.
Ирина Ильинична взяла телефонную трубку, набрала номер и строгим тоном приказала Всеславу Бесову – Иван от неожиданности чуть не закашлялся – явиться в кабинет к старшему воспитателю.
– А вы не знали его фамилии? – положив трубку на аппарат, спросила Ирина Ильинична.
– Откуда? Я с ним знаком всего двое суток, большую часть из которых я, простите, пил, а он молчал или говорил гадости. Но что-то мне подсказывает, что фамилию он придумал, чтобы поразить окружающих.
– А то, что он пытается торговать землей из Иерусалима, вы в курсе? Он ведь у вас ее взял. Вы хоть понимаете, сколько эта земля здесь стоит? Он уже предлагал медсестрам за эту самую землю… Вы понимаете… А забрать мы ничего не можем, такая земля неприкосновенна, на нее никакие правила не распространяются.
«Ай да сукин сын!» – мысленно восхитился Иван. Какое целенаправленное издевательство над духовными ценностями. И какая смелость! Или глупость. Скорее, глупость. А то, что он до сих пор жив и здоров…
Почти здоров, поправил себя Иван, когда дверь в кабинет без стука распахнулась и на пороге возник Всеслав Бесов, или просто Бес.
Куртка была в порядке, мотоциклетные куртки шьют крепко, с учетом возможных неприятностей. Кожа была немного потертой, но целой.
На лице владельца куртки также имели место потертости. Ссадина на левой скуле. И синяк под правым глазом.
– Привет! – сказал Всеслав, увидев Ивана.
И даже слегка улыбнулся.
– К тебе пришли, Сева, – сказала Ирина Ильинична, вставая из-за стола. – Поговорите, а я пока пройдусь. Дела, знаете ли…
Всеслав, естественно, уселся на хозяйское место.
– Ну-с… – протянул он, опершись подбородком о сцепленные пальцы рук. – Чем, как говорится, могу?..
– А я сейчас в рожу дам. – Иван улыбнулся как можно доброжелательнее. – По-свойски и на правах старого знакомого. Я вообще могу тебя убить, я тебе жизнь спас, и я могу ее же и отобрать. Доступно объясняю?
– Ой, да это же сам Иван Александров, гроза погромщиков и проводниц! Тот самый, который пулеметов не боится… – Всеслав расцепил пальцы и помахал рукой в воздухе. – А я смотрю – лицо знакомое. Только я думал, что те солдаты возле дороги должны были вас сильнее повредить. Так живо махали ногами и руками, что я даже добежать не успел. Вы уж извините…
– За это – извиняю, а за хамство…
– А мне нужно образ поддерживать. И этот, как его, имидж. Тут же камера внутреннего наблюдения работает, во всех помещениях такие, даже в туалетах и душевых, честное слово! Я специально прошелся, ради смеха проверил. Мне местные не поверили поначалу, что в сортире за ними следят, пришлось показать. Так смешно получилось… – Всеслав стал серьезным, необычно серьезным, он таким не был, даже когда Иван вправлял ему вывихнутую ногу. – Как дела, дядя Ваня?
Иван хмыкнул, но на потолок и в углы кабинета глянул. Камера таки была, над окном, возле карниза.
– Более-менее у меня дела. Хотел к тебе сразу сюда нагрянуть, посмотреть, авторитет поднять. Даже форму надел с утра, только не получилось. А теперь – форма в клочья, не получится тебя поддержать при полном параде…
– Спасибо. Даже лучше, что в клочья. Если бы вы все-таки приперлись, извините, мне совсем бы худо пришлось. Не любят здесь Инквизиторов. Тут вообще мало кого любят, кроме Бога, естественно. Вот с этим жестко. Водила не врал – любой проступок могут простить, самый-самый. Мне по секрету сказали, что даже убийство можно отмолить…
– Так сразу и сказали?
– Так сразу. В первый же день, когда потребовали, чтобы я куртец свой снял. Я им – снимете с трупа, а они – ни фига, отмолим. Вот… И вам еще, между прочим, повезло. Предыдущий Инквизитор тут умер.
– В интернате? – не поверил Иван.
– Почти. Его случайно солдатик подстрелил на внешнем периметре. Ночью увидел, подал команду стоять, а тот или не услышал, или не хотел светиться, побежал, его и подстрелили.
– Мне сказали, что Астуриас погиб, потому что не смог вовремя выстрелить…
– Очень может быть. Он, когда побежал, наскочил на второго часового, мог, наверное, его пристрелить, оружие, говорят, было с собой, но он не выстрелил, хотя должен был знать, что на периметре не шутят. С трех метров ему, говорят, в грудь четыре патрона влетело…
– Пули, – поправил Иван.
– Пули, – сказал Всеслав. – Насмерть. И солдату ничего не было.
– Ему ничего и не могло быть. Все строго по уставу…
– А так, если не подходить к периметру, то жить можно. – Мальчишка улыбнулся и взъерошил рукой волосы на голове. – Работать нужно. Я выбрал больницу местную. С одной стороны – все эти бинты-утки выносить, с другой – видишь, что тебе не хуже, чем остальным. Успокаивает. Ну и мальчишки туда не идут работать, все больше девчонки. Там можно с детьми поиграть, а для девчонок это забавно. Они дежурство в младшем отделении друг у друга выменивают. Сумасшедшие, честное слово. А я, если правильно возьмусь, то вполне могу с ними меняться. Я включен в график дежурств официально, Ирина Ильинична сама проследила, чтобы меня по полной загрузили, я не так часто соглашаюсь работать.
– А вот сейчас она услышит, что ты строишь, насколько я понял, не очень приличные планы… – Иван указал пальцем на камеру.
– Ну и что? – отмахнулся Всеслав. – Меня уж просветили – тут с этими вопросами… ну с интимными, все проще. Нужно договориться с потенциальным партнером, сообщить руководству и получить разрешение. Чтобы с родственником…
– Я знаю.
– Вот. А со мной это даже и не нужно. В смысле разрешение. Местные иззавидовались совсем. Я – приезжий. Со мной можно, даже и не предупреждая начальство. Уже даже кандидатуру наметил. Три, если честно.
– Сева… – сказал Иван, стараясь говорить мягко и даже вкрадчиво. – Я бы не хотел…
– Всеслав, – сказал Всеслав. – Меня зовут Всеслав. И не нужно мне лечить мозги. Если им это можно, то почему нельзя мне? Тут так принято. Я даже на исповедь готов по этому поводу ходить. Серьезно.
– И по поводу того, что ты у меня стырил пакеты со святой землей – тоже покаешься?
– А вы бы мне не дали, если бы я попросил?
– Дал бы, но…
– Так в чем проблема? У вас там еще куча осталась. А я взял всего десяток. Ну, максимум, полтора… Мне они нужнее, у меня организм молодой и требует много и разного. Вы бы отказались, если бы вам выпала такая возможность? – Сева с вызовом посмотрел в сторону видеокамеры.
– Ну…
– Так, тогда официально. Во-первых, завидовать – нехорошо. Во-вторых, какая вам разница, через что я приду к Богу? Через жертвенность или через удовольствия? Не согрешишь, не покаешься, не покаешься – спасен не будешь. Не так?
– Это, конечно, хорошо, что ты цитируешь классику, но очень ты ее специфически цитируешь. «Песнь песней», опять же…
– Ирина стуканула? – Всеслав оглянулся на дверь. – А она не сказала, что сама мне намекала? Не сказала? Ей же тоже ребенка хочется. Она даже надеется, что сможет за ним следить после рождения. Бывает такое, говорят…
– Вот эти гнусности я вообще слушать не желаю. – Иван встал со стула.
– Да я и сам не особо рвусь. – Всеслав тоже встал. – Мне девчонки больше нравятся. А эта старуха…
– Не больше тридцати.
– Я же и говорю – старуха. Как раз для вас. Вы ей только намекните, что не против здесь переночевать. Сами увидите. Ну что вы на меня так смотрите?
Дверь открылась, и вошла Ирина Ильинична.
– А он здесь переночевать хочет, – заявил Всеслав. – Говорит, что хотел бы познакомиться с бытом своего воспитанника.
– Правда? – Ирина Ильинична посмотрела на Ивана, и тот поежился, уловив на лице старшего воспитателя выражение, которое вчера видел у Катерины. Оценивающее такое выражение. Оценивающее.
Сейчас я ей скажу, что сегодня не получится, подумал Иван, скажу, что в следующий раз. Спрошу, когда можно, а она посмотрит в календарь. И только после этого ответит.
– Я сегодня не могу… – начал Иван.
– Да, вы знаете, лучше на следующей неделе, – Ирина Ильинична наклонилась над столом, провела пальцем по календарику, лежавшему под стеклом. – Да, где-нибудь в следующий четверг. Вас устроит?
И старший воспитатель интерната посмотрела в глаза Старшему Исследователю.
– Точно, в четверг! – с почти натуральным восторгом поддержал Всеслав. – Вы же приедете в следующий четверг, дядя Ваня? Переночуете, а потом сходим на рыбалку, тут собственный пруд в лесу. Опять переночуете, а потом…
– Я постараюсь, – выдавил из себя наконец Иван и отвел взгляд. – Сделаю, так сказать…
Ирина Ильинична вытащила календарик из-под стекла, сделала пометку красной ручкой.
– Вот и хорошо. – Она протянула руку, крепко пожала, не пытаясь делать еще какие-то знаки страсти.
Все по-деловому, честно и недвусмысленно.
– Где тут у вас директор? – спросил Иван.
– Я провожу, – Всеслав вышел из кабинета. – За мной, герой!
– Хороший мальчик, – вздохнула Ирина Ильинична.
– Несовершеннолетний, – сказал Иван.
– Да, а что?
– Это я просто так.
– Тогда – до следующего четверга. – Ирина Ильинична подвинула к себе клавиатуру и углубилась в работу.
– Я же говорил! – засмеялся Всеслав, когда Иван вышел в коридор и закрыл за собой дверь. – Сразу повелась!
Иван подошел к окну и прижался лбом к стеклу.
В горле снова стоял комок. То есть это – образец для подражания? Вот эта красивая молодая женщина – счастлива? И воспитывает счастливых людей? Девчонки готовы на все, чтобы их пустили к младенцам, дали возможность перепеленать, покормить, поиграть с чужими, понимая, что своих они никогда не узнают? Счастье?
– Проводить к кабинету? – тихим, серьезным голосом спросил Всеслав.
– Иди в класс, я сам. Иди. Я еще приеду…
– Ну тогда до четверга! – И Всеслав Бесов испарился.
Этот не пропадет, подумал одобрительно Иван. Этот выкрутится из любой ситуации. Ну, разве что, его снова поймают за написанием на стенах разной ерунды. И тупо забьют.
На лестнице, почти уже спустившись в вестибюль, Иван спросил себя – приедет ли в интернат в четверг. Выругался и не ответил.
В кабинет к директору он так и не попал. Крыс уже стоял на крыльце и курил очередную сигарету. Как он вообще держится? Ведь видно, что давалось ему спокойствие тяжко.
– Поговорил со своим приемышем? – спросил Крыс, когда Иван вышел на крыльцо.
– Да, думал, еще с директором…
– Алена с тобой встречаться не будет, она если кого-то начинает ненавидеть, то до смерти того, кого ненавидит. Ты ей в больнице не понравился.
– И Бог ей в помощь! Я только хотел узнать, как она умудрилась свою дочь отстоять? За особые заслуги?
– Она приехала сюда уже с дочкой. Для нее сделали исключение, как для специалиста. А вот ребенка ее дочери… – Крыс загасил окурок и выбросил его в урну. – Вот ребенка ее дочери она знать не будет. В смысле наверняка. В больнице здесь шестеро детей, родившихся за два дня. Алена сможет сличать, искать сходство, чтобы понять, где именно ее, может, даже и покажется ей, что вот этот… или эта… но уверенности не будет. Она думает, что это плохо. Это она так думает…
– Сейчас куда? – спросил Иван, чтобы перевести разговор на другую тему.
– Домой. К нам приехало телевидение. Будут снимать кино об эксперименте, о проекте «Н». Теперь уже можно. Теперь будут ехать официальные лица, как из церкви, так и из Службы Спасения. Администраторы будут везде нос совать, проверять, выискивать, не нарушили мы что-нибудь, не исказили ли Соглашение… Только ни хрена они не найдут. Не выкрутятся они. Дьявол… – Крыс закрыл глаза. – Покрутится он у нас. И ничего не сможет поделать. И телевизионщики эти – тоже ничего не найдут.
– В каком смысле?
– В прямом. Телевизионная группа приехала из «Новостей Службы Спасения». Понял? Прошлой осенью они уже приезжали, по мусоркам лазили и в окна заглядывали. Ты не видел их фильма? «Цена свободы» называется. Нет?
– Я прошлой осенью другим интересовался. Там, выпить, пострелять, девочки… Я в Конюшне служил, знаете, что это такое? Ведь знаете, сами, наверное…
– А это не твое дело, – отрезал Крыс. – Лучше готовься к беседе с дьявольскими телевизионщиками. Они от Инквизитора ни в жизнь не отцепятся. Бедняга Пашка от них просто прятаться начал. Сволочи… Наших девчонок, что за предавшихся вышли, все выспрашивали, не принуждают ли их, не угрожают ли… Поехали, день сегодня не задался…
– И не первый он такой, – сказал вдогонку Крысу Иван.
– И не последний, – ответил Крыс.
Всю дорогу Иван готовился к худшему, представлял, как к нему бросаются журналисты, начинают допрашивать, сыпать информацией из его прежней жизни.
– А почему вы ушли из Ордена Охранителей? – А правда, что вам спали жизнь в клинике Службы Спасения совершенно бесплатно? – А верно, что вы служили в спецназе и не смогли предотвратить гибель трех сотен предавшихся?
Готовился Иван к худшему, но, как оказалось, все было еще хуже.
– Привет, – сказал руководитель съемочной группы, протягивая руку. – Ярослав Круль, информационное агентство Центрального офиса Службы Спасения. С рукой осторожнее, я ее недавно немного поранил. С камерой – мой оператор Никита Ляпишев. С микрофоном – звукооператор Елена Прекрасная…
Оператор, не отрываясь от камеры, помахал рукой, девушка с микрофоном на длинной палке вздохнула и буркнула, что не Прекрасная, а Тертышная, что достали дурацкие шутки, и Круль этот долбаный тоже достал…
– Операторы, как вы, наверное, унюхали, Договор с Адом еще не подписали и присутствуют здесь, дабы гарантировать объективность моего фильма. Водитель тоже не из предавшихся. Меня, если честно, это раздражает, но тут уж ничего не поделаешь. – Круль пожал плечами и развел руки, демонстрируя свое бессилие в такой глупой и неестественной ситуации. – И пока мои недоброжелательные работники будут обустраивать мой быт, я хотел бы поговорить с многоуважаемым представителем могущественной Объединенной Инквизиции. Как вас, простите?
– Нас – Иван Александров.
– Это не тот Иван Александров, который разоблачил организацию отринувших в рядах Ордена Охранителей? – сделал восхищенное лицо Круль.
– Тот.
– Я восхищен! Я потрясен! – театрально вскричал Круль. – Человек, так много сделавший для Бездны, до сих пор не увековечен фильмом. Или, хотя бы, эпизодом, пусть даже репортажем… Забавные стишки получились, не находите? Даже – репортажем. Нет, лучше так, «даже – в репортаже». Нет, талант с годами не исчезает, становится гибче и, я бы сказал, ароматнее! Вы понимаете иронию и скрытый намек?
Стоявший неподалеку Тепа сплюнул и ушел. Группа Круля продолжала работать, но на лицах у них особого восторга видно не было.
– Значит, – Круль повернулся к оператору. – Все свободны. А я прогуляюсь с Братом Инквизитором, пообщаюсь, заодно прикину места съемок. На природе. Это так эффектно – противопоставить живую природу неестественному укладу этих сектантов… К лесу ближе в эту сторону?
– В эту, – тяжело вздохнул Иван.
Круль по дороге что-то громко говорил, размахивал руками, несколько раз приседал, выставив перед своим лицом рамку из пальцев рук, Иван молчал или односложно отвечал на конкретные вопросы.
– А там, за кустами, не дзот ли? – дзот – а как вы полагаете, нас туда не впустят? – полагаю, нет – а почему – а по кочану…
– Как я устал, – протянул Круль и рухнул навзничь в траву, когда они, наконец, отошли от домов и скрылись в лесу. – Богемная жизнь – это так трудно! Не поверишь!
Иван прикинул, с какой стороны дует ветер, и сел так, чтобы запах серы от Круля сносило в сторону.
– Вот, – поднял палец к небу Круль. – Даже такой близкий друг с брезгливостью относится ко мне, что же тогда сказать о моих нынешних подчиненных? Но они терпят, сдерживаются, делают вид, что их не тошнит от моего аромата. А ты, дружище? Как можешь ты, мой соратник и человек, которому я несколько раз спас жизнь, обращаться со мной как с совершенно посторонним человеком?
– Ты хотел, чтобы я бросился тебе на шею? – спросил Иван. – И сообщил всем, что ты на самом деле не борзописец, а чиновная высокопоставленная сволочь из Службы Спасения? Да еще добавить, что ты сбежал из рядов Ордена Охранителей?
– Нет, на такую глупость я, конечно, не рассчитывал, но можно было чуть-чуть, самую малость, доброжелательства…
– Круль, у меня был очень тяжелый день. И очень непростые дни перед этим. Твоими стараниями во мне сидит демон, я на рассвете видел ребенка, которого собственная мать убила, пытаясь принести в жертву дьяволу, вчера в меня стреляли, а сегодня… То есть давай мы с тобой не будем устраивать обычные пикировки и не будем мериться этими самыми… Хочешь мне что-то сказать – скажи. Зачем-то ты сюда приперся?
– Зачем-то… – сказал Круль. – Неплохо было бы точно знать, зачем именно. Я рассчитывал отдохнуть, залечить раны, а вместо этого…
– Я предупредил. Сейчас встану…
– Сиди, Ваня. Сиди. Ты давно понял про демона?
– Я сам и не понял, спасибо, нашелся бдительный человек, который заметил, что кровь у меня сворачивается мгновенно, превращается в пыль… Вмешался, окропил меня святой водой… Знаешь, как это приятно?
– Что именно? Демон или святая вода?
– И то и другое… А еще я сегодня узнал, что есть, оказывается, обряд, позволяющий вызвать Дьявола из Бездны собственной персоной. – Иван лег в траву, заложив руки за голову.
– И?..
– И? Какого лешего ты мне врал, что нет такого ритуала?
– Так нет такого ритуала, – произнес Круль равнодушно, лениво отмахиваясь от мошек. – Если бы был…
– То что тогда?
– О-о, брат, тогда Хозяин не стал бы сидеть в Аду, он бы вышел наружу, снес преграды и показал бы всем… или почти всем, если ты меня понимаешь, кто тут самый главный. Что там нужно? Мать приносит в жертву своего ребенка? Было такое в Средние века, ведьмы пожирали своих детей, зачатых от дьявола. Думаешь, сейчас не нашлось бы среди предавшихся бабы-дуры, которая согласилась бы пустить под нож ребенка?
«Дура», – тихо сказал Крыс своей дочери.
– Я знаешь сколько народу передавил из тех, кто пытался черной магией промышлять? И в Ордене, и уже в Службе Спасения… Знаешь, чем заканчивается такая жертва? Появляются демоны. И всё захватывают. И всех захватывают. Ты же видел, как это происходит? Там, в Тер Мегиддо? И раньше ты тоже видел подобное. Демоны-демоны-демоны несутся наружу, захватывают все новые и новые тела… Этот процесс становится неуправляемым… Все гибнет, все рушится! Тебе страшно? Мне – очень! Не дьявола нужно бояться, сидящего в Аду, а строгого выполнения законов и правил, установленных в этом единственном из миров. Сам знаешь кем установленных. Жаль все-таки, что ты не прочитал Апокалипсис…
– Я прочитал.
– Да? – Круль приподнялся на локтях. – И где достал текст?
– А тут он в каждой Библии. Правда, говорят, что его написал местный религиозный лидер. Патриарх.
– Забавно. – Круль снова лег. – Плагиат в ереси? Какая замечательная чушь. Вот бы сравнить тексты…
– А ты, случайно, не делал копии с книги Марка?
– С Библии Муслима? – уточнил Круль. – Делал. Но могу и просто по памяти… Я тебе говорил, что у меня память потрясающая? Пожалуйста. Глава первая. «Откровение Иисуса Христа, которое дал Ему Бог, чтобы показать рабам Своим, чему надлежит быть вскоре. И он показал, послав оное через ангела Своего рабу Своему Иоанну…» Совпадает?
– Да. Похоже, я точно не запоминал.
– Что-то запало в память? Давай проверим. Скажем, глава шестнадцатая, стих девятнадцатый. «И город великий распался на три части, и города языческие пали, и Вавилон великий воспомянут пред Богом, чтобы дать ему чашу вина ярости гнева Его…» Я, когда прочитал это про великий город, распавшийся на три части, так прямо вздрогнул, честное слово. Не могли же они знать, что Иерусалим станет один на трех Землях? Не могли. Или могли?
– Там про город золотой было? – спросил Иван.
– А, глава двадцать первая, стих шестнадцатый. «Город расположен четырехугольником, и длина его такая же, как и ширина. И измерил он город тростью на двенадцать тысяч стадий; длина, и широта, и высота его равны»… – еще или хватит?
– Хватит, наверное, лучше возьмем текст и сравним. Так вроде похоже…
– Если бы ты не был так восхитительно туп, то смог бы запомнить…
– Круль!
– Хорошо, молчу.
– Ты так и не ответил, зачем прибыл.
– Находиться возле тебя во время твоего общения с местным патриархом, – отчеканил Круль. – Это если опустить излишние подробности и детали. Коротко.
– Можно подробнее.
– Опять-таки – можно подробнее. Ты – одержим. Факт?
– Факт.
– Отлично, у нас есть точки пересечения. Далее, ты не отвечаешь за действия своего демона? Можешь его сдерживать?
– Откуда я знаю? – Иван вспомнил, как не смог перекреститься, как замирал по воле демона. – Наверное, нет.
– То-то же. Значит, во время разговора ты… то есть твой демон может сорваться и все испортить. Устроить какую-нибудь милую безделицу, вроде смерти патриарха Ионы. И вот тут и должен будет вмешаться специалист…
– Ты такой большой специалист по уничтожению демонов? Насколько я помню, ты можешь их вызвать и выжить в разборке. Я что-то упустил?
– Нет, все верно. Но ты слишком торопишься, перебиваешь. Специалист у нас не я, а вот Никита Ляпишев и Леночка – очень большие специалисты. Тебе, кстати, от моего деда снова большой привет. Он даже выразил надежду, что ты выберешься из всего этого дерьма живым и невредимым. Или почти невредимым.
Привет от деда.
Самый старый человек на Земле, специализирующийся на интригах, подковерных драках и борьбе с демонами, создатель и руководитель специальных групп, в одну из которых даже как-то хотел привлечь Ивана Александрова, да Церковь не позволила. Он прислал пару своих бойцов для того, чтобы…
– Подожди, так он что, знал о демоне? То есть он участвовал в планировании всего этого? И только для того, чтобы я поговорил с патриархом Ионой?
– Чтобы ты дожил до встречи с патриархом, – сказал Круль. – Шансов у тебя было не очень много, согласись…
Иван сел, открыл рот, чтобы сказать что-нибудь злое и резкое, высказать мерзавцу все, что думает о нем, о его дедушке, об этом мире, который разваливается на части, калеча своих обитателей, независимо от того, что написано в последней части Библии. Есть Откровение, нет его…
– А почему именно я?
Нет, действительно, очень простой и очевидный вопрос. Почему именно Иван Александров, а не кто-нибудь другой? Нет у Ивана ни особых качеств, ни уникальных способностей. Стреляет хорошо, соображает чуть выше среднего. Глупости хватает, чтобы стоять на своем, на том, что считает правильным, даже тогда, когда всем становится очевидной опасность такой несговорчивости. И даже без выгоды для себя.
Но ведь таких – много. В том же Ордене Охранителей их множество, нормальные люди, без склонности к идеализму и гуманизму, никогда бы не смогли работать в Конюшне, копаться в дерьме Инквизиции или гоняться за демонами по лабиринтам под Иерусалимом.
– Почему я? – повторил вопрос Иван, понимая, что не ответит ему Круль. Или ответит вот так, вопросом на вопрос.
– А почему я? – в тон Ивану спросил Круль. – Отчего мой дед? Почему мой сын?
– Твой сын?
– Это я фигурально, – пояснил Круль. – Как пример. Нам не дано знать, что нам предначертано. И нам не понять, к добру или к худу мы сейчас поступаем. Не дано. И все. И с этим придется смириться. Попытаться выжить, понятное дело, выкрутиться, ну и отстоять высокие идеалы. Ты как по поводу высоких идеалов?
– Пошел ты! – с чувством сказал Иван.
– Думаешь, я от тебя ожидал чего-нибудь другого? Ни секунды не ожидал. В задницу, в передницу… А я, между прочим, не просто пошел, а еще и тебя с собой беру. У нас на вечер назначено интервью с кем бы ты думал?
– С кем?
– Нет, ты угадай, – капризным тоном приказал Круль.
– Не собираюсь.
– С тобой неинтересно. Совсем. Ты не любопытен. Во всех отношениях. Ты сам не любопытен и ни для кого не любопытен. Балбес. Почему я на тебя трачу свое время, силы и здоровье? Почему мне было приказано охранять тебя, а не кого-нибудь другого? Почему?..
Закончить тираду Круль не успел. За кустами грохнуло как из пушки, пуля ударила в ствол дуба, под которым лежал Иван.
