Текст книги "Инквизитор"
Автор книги: Александр Золотько
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)
И тут тоже старик Сигизмунд не соврал – уютным это помещение назвать было трудно. Стены, письменный стол, два металлических стула, сейф, кровать, застеленная серым казенным одеялом. На окнах поперечные жалюзи. Из стали, судя по виду. Несколько книжных полок и дверь, как вначале подумал Иван, в стенной шкаф.
– Там санузел и кухня, – пояснил Крыс, усаживаясь на хозяйское место за столом. – И вход в подвал.
Иван остановился перед столом и молча смотрел на старика.
– Что-то не так? – Крыс огляделся вокруг, пошевелил носом. – Вещи ваши в шкафу, там, за дверью.
Иван молчал.
– Если вы беспокоитесь по поводу кодировок дверей и всего остального, то после моего ухода прекрасно все сможете перепрограммировать.
Иван молчал.
– А! – просиял Крыс, встал со стула, обошел стол и сел на стул посетителей, который отличался от хозяйского только местоположением. – Вы по поводу соблюдения правил…
Иван молча снял куртку, бросил ее на кровать. Стащил с себя упряжь с кобурой и повесил на спинку стула. И только после этого сел.
– Я в вас опять влюбляюсь! – восхищенно выдохнул Крыс. – Это же представить невозможно, сколько в обычном, я бы даже сказал в рядовом, человеке может вместиться благородства, уверенности и внушительности. Я бы даже разразился аплодисментами, но руки, знаете ли, не хочется утруждать.
Старик пытался повторить вчерашнее упражнение – загнать хитрым плетением словес Старшего Инквизитора в пестрый мир намеков, иронии и сарказма. Только нельзя дважды войти в одну и ту же реку.
Иван, если честно, не понимал этого древнегреческого выражения. Вернее, понимал его значение, но не принимал смысла. Река – она всегда остается рекой. Одной и той же. Все купаются в одной Волге, все крестятся в одном Иордане.
– Как-то вы слишком серьезны, – сказал старик. – Эти складки возле губ, чуть нахмуренные брови.
– Публики нет. – Иван побарабанил пальцами по столу. – Всеслав отсутствует, посему не будет ни смущения, ни неловкости. С моей стороны. Дай вам бог, чтобы я не сорвался и не вывалил на вас накопившееся…
Крыс вздохнул со всхлипом, что-то собрался ответить, но покачал головой и промолчал. Без гримас и мимики. Просто заткнулся.
Ивану даже стало неловко. На короткий миг, но стало.
– Я хочу сказать… – Иван сделал паузу, Крыс ею не воспользовался. – Я хочу сказать, что не в самом большом восторге от происходящего. Я не говорю о том, что убили двух солдат…
– И сержанта, – бесцветным голосом произнес Крыс.
– И сержанта, – кивнул Иван. – Но его убили из самозащиты…
– Это они вам так сказали.
– Это они мне так сказали. И я им поверил, потому что нужно быть полным идиотом, чтобы убивать сержанта по любым другим соображениям. Они ведь знали, не могли не знать о ваших местных традициях. Око за око и тому подобные милые привычки.
– Наверняка.
– И все-таки убили. Вернее, даже не убили, а расстреляли. Если бы вы видели труп…
– Я видел труп. И что? – Старик сидел ровно, положив руки на колени, и смотрел на крышку стола перед собой. – Да, много ранений. Да, явно стреляли в приступе ярости или от большой ненависти. Не исключаю, что даже защищались. И это делает их положительными персонажами? Вы с кем-то поговорили? Провели исследование вопроса, господин Старший Исследователь?
Хорошие вопросы задает старик, не мог не оценить Иван. Четкие, недвусмысленные и в лоб.
– Я бы хотел поговорить с ними, – сказал Иван. – Но мне не дали. Их вообще убили так торопливо, будто хотели заткнуть рты…
– Или для того, чтобы не пришлось потом играть с законом, не допускающим самосуда. Убийца должен быть наказан. Убит. И сделать это можно было только в процессе, так сказать, задержания-уничтожения.
– Да бог с ними, с этими парнями! – воскликнул Иван и ударил ладонью по столу. – Все остальное здесь в порядке? На улице только что били предавшегося…
– Где? – быстро спросил старик, и на лице его проступила тревога, явная и неподдельная.
– Возле больницы. Его окликнул охранник, он побежал и напоролся на группу добрых самаритян и неравнодушных граждан. Которые под одобрительными взглядами охранников минут пять задерживали беднягу по очереди. До полного беспамятства.
Крыс встал со стула, прошелся по комнате.
– Так… Предавшийся – лет двадцати пяти, высокий, светловолосый?
– Да. А что?
– Значит, он все-таки приехал…
– Конечно, у него жена рожает, отчего бы ему и не приехать к больнице? – осведомился Иван. – Мужьям свойственно…
– Свойственно – не свойственно… Кого это может волновать? – отмахнулся Крыс. – Ему было ясно сказано… Им всем постоянно ясно говорится, что… И раз за разом они лезут. Лезут и лезут, несмотря ни на что… Он был точно один?
– Ну… Насколько я видел, да.
– Насколько ты видел… Ладно, будем надеяться, что он был один. – Старик подошел к столу, выдвинул ящик и достал телефон. Набрал номер. – Алексей? Что там с Анной? Когда она будет рожать? Сегодня-завтра? Сегодня. Понятно? Что значит – посмотрим. Сегодня. И чтобы об этом знали все. Ты меня понял? Да, я думаю, что кто-то из твоих. Не знаю, чего и почему. За деньги. Из любви. От абстрактного гуманизма, мать его так. И не вздумай свою охрану предупреждать, усиливать и переводить… Да, пусть просто несут службу. Я в бункере, перезвони в течение часа. Все.
Крыс положил трубку и прошелся по комнате.
Больше в нем не было ни вальяжной расслабленности, ни ироничной чудаковатости. Сосредоточенный взгляд, металл в голосе, уверенные движения. Даже его дурацкий костюм больше не казался нелепым.
Иван смотрел на Крыса с изумлением, тот взгляд перехватил, и на лице проступило раздражение. Словно его поймали на чем-то предосудительном. Уличили во лжи.
– Что уставился? – Старик вернулся к стулу и сел. – Я чем-то тебя не устраиваю? Этот мир тебя не устраивает? Что?
– Добрый дедушка СигизмундА, – пробормотал Иван. – То есть меня на вокзале вы ожидали специально? Посмотреть-пощупать-оценить? Начальник тутошней службы безопасности, надо полагать?
– Хочешь – полагай.
– Но тогда получается, что это не я вам должен представляться, а вы мне…
– Ага, сейчас. Все брошу…
– Согласно Положению об Инквизиции…
– Можешь засунуть свое Положение… – Старик ощерился, но больше на грызуна похож не был. Напротив Ивана сидел хищник, способный порвать горло любому, вставшему на пути. – Ты не понял – здесь Новый Иерусалим. Здесь проект «Н». Здесь, если хочешь, будущее этого мира…
– Пуп Земли и центр мироздания, – подхватил Иван, чувствуя, как в желудке зарождается холодный огонь, как всегда перед схваткой. – Не нужно на меня повышать голос и пытаться давить, я от этого зверею. И еще я зверею от того, что мне не говорят всего. Я не знаю, что такое проект «Н». Меня не поставили в известность. И я не понимаю, как я должен получить инструкции от покойного Астуриаса.
– А тебе и не нужно понимать. Не нужно! Тебе даже делать ничего не нужно, просто находиться здесь и присутствовать там, где тебе прикажут.
– Что вы говорите? – попытался усмехнуться Иван. – То есть Инквизиция вам…
– Инквизиция – нет. Инквизиция тут имеет громадные права. А вот ты лично… – Голос Крыса потек сарказмом: – Ты здесь – никто. Понял? Ты здесь…
Иван встал и молча обошел стол.
Крыс посмотрел на него снизу вверх, пошевелил усиками.
И ударил.
Хороший удар, резкий и точный. Если бы Иван не ожидал чего-нибудь подобного, то стоял бы сейчас, согнувшись самым жалким образом, а бойкий дедушка мог выбирать оставить неосторожного наглеца в такой позе или добить из жалости.
Но Иван удар ждал. Старик просто обязан был поступить именно таким образом. Ломать противника, возомнившего о себе бог весть что, учебники рекомендуют именно в такой последовательности: эмоциональный удар, физический, моральный.
Штука эффективная, но обоюдоострая.
Вначале Крыс испытал эмоциональный шок – хорошо поставленное и отрепетированное движение вдруг не достигает цели, наталкивается на блок и уходит в сторону. Затем – шок физический, рука попала в захват, стул отлетел в сторону, а пол бросился в лицо. Удар. Больно. Очень больно, потому что и суставы захрустели в руке и плече, и колено уперлось в позвоночник. Без поблажек и скидок на возраст уперлось, недвусмысленно дав понять, что позвоночник не сломан только по доброй воле Ивана. И будет достаточно чуть-чуть усилить нажим, чтобы позвоночник сломался.
И это было унижение моральное – все как по книге.
– С-сука… – выдохнул Крыс.
– Один мой приятель… – Иван внутренне содрогнулся, поняв, что назвал приятелем Круля. – Один мой приятель говорил, что не сука, а кобель. И в этом случае это не оскорбление, а, скорее, комплимент.
– Руку сломаешь… старику… – простонал Крыс.
– Вполне могу. У пожилых людей кости ломкие. Так что лучше не дергайтесь. И не злите. Тогда мы просто продолжим разговор.
– Я…
– И, прежде чем что-то говорить, прикиньте, как на это может отреагировать очень раздраженный человек, которого вы только что попытались ударить в чресла. – Иван чуть ослабил давление коленом и несколько сантиметров протащил Крыса лицом по полу: унижать так унижать.
– Твою… – прошипел Крыс, локоть его правой руки снова заскрипел, и старик замолчал.
– А ведь производите впечатление человека серьезного и опытного, – грустно вздохнул Иван. – Можно сказать – профессионала. Меня вон на вокзале, как мальчишку, мордой тыкали во все подряд… А тут совсем по-детски пытаетесь материть человека, способного вас покалечить.
– Меня просто давно никто не… – Крыс сделал глубокий вдох. – Я все понял, признаю поражение, готов продолжать разговор.
– А извиниться?
– Я извиняюсь, – с готовностью сказал Крыс. – И я больше не буду.
– И заодно не будете пытаться превратить свою глупость в шутку, – подсказал Иван, отпустил руку и вернулся на свое место за столом.
Крыс несколько секунд лежал на полу, потом медленно встал. Пальцы левой руки принялись массировать правую.
– Если хотите, можете уйти. – Иван указал на дверь. – Можем продолжить разговор завтра…
– Ничего, – Крыс поднял опрокинутый стул, на секунду замешкался, словно решая – запустить мебель в молодого наглеца, но потом поставил стул на ножки и сел. – Я могу разговаривать и сейчас. К тому же мне сюда должны позвонить.
– Значит…
– Ничего это не значит. Все, что я сказал перед тем, как упал, остается в силе.
– И в силе остается то, что мне наплевать на ваши слова, – в тон старику ответил Иван.
Почти минуту они сидели, глядя друг другу в глаза. Потом Крыс отвернулся.
– Один-один, – сказал Иван.
– Один-два, – возразил Крыс. – Вы меня недооценили на вокзале, а я вас – здесь. Дважды.
– Хорошо, два-один. Но, судя по интонациям, матч продолжается?
– Неизбежно. Вы, как я полагаю, теперь развернете очень активную деятельность, станете вести расследование, допрашивать, требовать показаний и документов. Не удивлюсь, если потребуете голову майора Зайцева.
– Не удивитесь?
– Нет. А вот вы – испытаете изумление, натолкнувшись на реакцию военного командования и Инквизиции на ваши требования. Что бы вы там ни думали обо мне, но ваше положение здесь определяется не мною, не моей личной антипатией. Все это решено и установлено не сегодня и не мной. – Крыс помял плечо и поморщился. – Сила есть, ума не надо…
– Зато какая сила воли, – усмехнулся в ответ Иван. – Я ведь мог вас сломать. И никто не стал бы меня наказывать… Нападение на Инквизитора, знаете ли…
– Знаю. И еще знаю, что вряд ли кто-то бы тут обратил на ваш особый статус внимание. Око за око, – улыбнулся в ответ Крыс. – Хотя – да, в силе воли вам не откажешь. Так вот…
– Нет, это я буду многозначительно говорить «так вот». – Иван легонько хлопнул ладонью по столу. – А вы будете отвечать на мои вопросы. Потому что ваши специалисты по Ветхому Завету находятся снаружи, а мы с вами – внутри. И мы либо беседуем в таком режиме, либо вы поднимаетесь со стула и валите отсюда, например, в больницу, где пообщаетесь со своим веселым доктором лично. А он посмотрит вашу руку под рентгеном, я мог и вправду чего-то там повредить.
Старик мял руку и молчал, прикрыв глаза. Иван ждал. В принципе, дед мог воспользоваться советом, уйти, а потом вернуться или перехватить Ивана на улице или возле того же самого магазина, в котором Иван будет покупать бутылку. А он обязательно будет покупать бутылку, без вариантов. Уход старика будет равнозначен объявлению войны. Если он останется, то шанс на мир и добрососедство еще есть.
– Вы знаете, сколько человек осталось на Земле после Возвращения? – спросил Крыс, не открывая глаз и продолжая массировать плечо.
– Три миллиарда.
– Семьдесят лет назад – три миллиарда. – Старик чуть приподнял веки, бросил взгляд на Ивана и снова закрыл глаза. – А сколько сейчас?
– Ну… Миллиарда четыре. Четыре с половиной, я не слежу за статистикой…
– А ее и нет. За семьдесят лет ни одно государство не проводило официальной переписи. Так, экстраполяции, выборочные исследования, наблюдение динамики… – Крыс отпустил плечо и посмотрел на Ивана с неким интересом в глазах. – И знаете, что получается?
– Не знаю. Но вы ведь скажете.
– Скажу. Получается, что за семьдесят лет население сократилось на треть. Три миллиарда минус один миллиард, получается – два миллиарда. – Все-таки старику было очень больно – он облизал бледные губы и снова занялся массажем. – Два миллиарда.
– Поверю вам на слово. – Ивана цифры никогда особо не трогали. – Два миллиарда – это все равно много.
– Слишком много?
– Нет, просто – много. Я себе такую толпу и представить не могу. Хотя… Подождите, вы хотите сказать, что в результате войн…
– Я не хочу ничего такого сказать. В результате войн, и нефтяных, и религиозных, и гражданских, погибло, по разным подсчетам, от десяти до пятнадцати миллионов человек. Много, но до миллиарда ой как далеко… В столе, в левом ящике, есть аптечка. Дайте мне таблетку. Из такого пузырька зелененького…
Иван открыл ящик, в пластиковой коробке нашел пузырек, поставил его перед Крысом. Тот отвинтил крышечку, вытряхнул на ладонь таблетку, подумал и вытряхнул вторую.
– Принести воды? – спросил Иван.
Старик махнул рукой и проглотил таблетки, не запивая.
– Может, все-таки к врачу?
Старик помотал головой, кадык на морщинистой шее дернулся несколько раз.
– Какая гадость, – сказал Крыс. – Но вернемся к нашей беседе. Значит, мы имеем уменьшение народонаселения. С этим согласны?
– А у меня есть выбор?
– Значит, согласны. Причина – падение рождаемости. Так?
– Ну… наверное.
– Сколько, в среднем, детей приходится сейчас на семью?
Иван улыбнулся. Старый провокатор! Таблетки жрет, а беседу пытается строить по своему сценарию. Снова небольшая проверка на бытовой идиотизм. Если Иван с ходу ответит, то…
– Какую семью? – спросил Иван.
– Что значит – какую? – продолжил притворяться Крыс с невозмутимым видом.
– На семью предавшихся или на семью верующих? – Иван смотрел, не отрываясь, в лицо Крыса. – Там ведь разные цифры. Или вам нужна средняя температура по больнице?
Старик похлопал в ладоши. Всего пару раз, потом снова вцепился в свое плечо.
– Вы все правильно поняли. Браво. Сколько в семье верующих детей в среднем?
– Ноль три, кажется.
– А у предавшихся?
– Пять.
– Правда смешно? Те, что продали свою душу Дьяволу, плодятся как кролики, а те, что веруют, искренне и глубоко, размножаться отказываются. Смешно?
– Нет.
– Вот и мне не смешно. Дьявол нас переигрывает. По всем статьям. Идет борьба за души, люди слабы, боятся будущего, боятся своей слабости и стараются победить неопределенность.
– Ну и к тому же Служба спасения строит больницы, заботясь о телах, предоставляет работу, обеспечивает старость… Дьявол, к тому же, не врет. А Господь…
– Что? – быстро спросил Крыс.
– А Господь – молчит, – серьезно ответил Иван. – Он – молчит. И никто не видел, чтобы ангелы вмешивались в человеческие судьбы. И никто ни разу не видел Рая, а экскурсию в Ад очень легко заказать, причем бесплатно, причем в любой точке мира, причем с гарантией безопасности и высокого уровня обслуживания.
– И вы все еще не подписали Договор? – очень натурально удивился Крыс.
– Сам в шоке, – пожал плечами Иван. – Но к делу это отношения не имеет.
– Не имеет. Не имеет… Но ведь соотношение верующих к предавшимся все время изменяется. И не в пользу верующих. И не в последнюю очередь потому, что те, кто родился в семье предавшихся, в девяноста пяти случаях из ста также подписывают Договор. А среди тех, кто был крещен, тридцать процентов становятся предавшимися. Тридцать процентов, – Крыс повысил голос, почти выкрикнул. – И что это значит?
– Наверное, то, что если все пустить на самотек, то рано или поздно…
– Вы это с иронией говорите, я вижу, но это действительно так! Так! Это потоп, в котором мы можем захлебнуться. Мы все, те, кто верит в Господа нашего! И…
– Знаете, господин Сигизмунд! Я не слишком грамотен в богословских вопросах, но помню, что потоп был послан Богом для того, чтобы уничтожить грешников и сохранить праведников. Ну и всякой твари по паре. Все испытания посылаются нам Богом за грехи наши. Может, и этот потоп что-то значит? Ничто не происходит без Господней на то воли… Не так?
Крыс застонал, прижав руки к лицу.
– Плечо болит?
– При чем здесь плечо?! Вы сами не понимаете, что под это ваше красивое заявление можно подогнать все что угодно? Не понимаете? Убийца и насильник, галаты и отринувшие – все могут сослаться на Промысел Господний…
Да, подумал Иван. Здорово, подумал Иван. Старику, понятно, плохо, говорит старик о наболевшем, но упоминать отринувших, да еще при незнакомом человеке – это, блин, либо очередная проверка… или действительно Крыс проболтался?
Будет смешно, если он сам – отринувший. И готов доказать себе и окружающим искренность своей веры тем, что отринул даже мысль, даже надежду на рай и жизнь вечную. И чтобы подкреплять это свое решение, регулярно кого-нибудь убивает. Или богохульствует. Или еще чего похуже.
– Отринувший, – сказал Иван.
– Что?
– Отринувший, – повторил Иван.
К тебе придут, говорил Ивану Токарев – единственный отринувший, с которым Ивану довелось говорить. К тебе придут и предложат… И ты должен им помешать. Ты должен…
Они пришли?
Ивана гнали в эти места, жертвовали людьми для того, чтобы ему могли сделать предложение без помех? Его подставили для вербовки неизвестными, которые стояли за всем этим?
– Если вы имеете в виду, что я сам – отринувший, то вынужден вас разочаровать, – вздохнул Крыс. – Но то, что вы знаете об их существовании, несколько меняет дело. В ваших сопроводительных бумагах этого не было… Подозреваю, что там много чего не было.
– Покажите бумаги, я вам отвечу, – посоветовал Иван. – Честно, без утайки скажу – все там или нет. Вот вам крест святой…
Иван поднял пальцы, сложенные щепотью, ко лбу… Попытался поднять и не сразу сообразил, что не может. Не может оторвать руку от стола. Она налилась ртутью, превратилась в камень, приросла к столешнице.
Крыс этого не заметил. Крыс смотрел на свои ладони, придумывая ответ на иронию собеседника. Иван еще раз попытался перекреститься. И снова ничего не получилось.
Зазвонил телефон.
Левая рука Ивана легко сняла трубку и протянула Крысу.
– Да, – сказал Крыс. – Хорошо. Значит, к полуночи… А как там дела у ее мужа? Пришел в себя? Повреждений особых нет? Мужики у нас стали гуманистами, однако… В прошлом году бедняга ушибами не отделался бы. Ладно, вы всем раззвонили о сроках? Что значит – на рынке? В больнице, коллеги и обслуга знают? Вот и отлично… Нет, я лично к вам заходить не буду. И никто из моих людей – не будет. И, Алексей, когда ты будешь отправлять младенца в интернат? А давай завтра с утра? Я не сошел с ума. Я о твоих пациентах беспокоюсь, между прочим. Да. Отправь. Как обычно. С Тепой и отправь, какие проблемы? Медсестру и попутчика… Хотя нет, попутчика я сам отправлю. Тут нужно аккуратнее. Не твое дело! Еще раз повторяю – не твое дело! Пока!
Крыс положил трубку на аппарат. Встал, прошелся по комнате. Остановился возле окна, постоял, раскачиваясь с носков на пятку, что-то бормоча про себя…
– А паренек, который приехал вместе с вами, наверное, уже огреб первые проблемы в интернате. – Старик вернулся к столу. – И наверняка хочет с вами пообщаться. Нет?
– Его проблемы. – Иван осторожно пошевелил пальцами правой руки.
– Но вы ведь, как человек неравнодушный, наверняка захотите выяснить, как он устроился, где спит, что ест… – Крыс попытался заглянуть в глаза Ивана. – Вам очень нужно съездить в интернат.
Иван спрятал правую руку под стол, несколько раз сжал и разжал пальцы – рука слушалась как ни в чем не бывало.
– Так хотите? – настойчиво спросил Крыс.
– Либо вы говорите прямо, либо я пошлю вас на фиг и лягу, пожалуй, спать. Я от вас устал.
– Мне нужно, чтобы кто-то поехал в одном автобусе с новорожденным в интернат. Кто-то, кто, во-первых, не вызовет особых подозрений, во-вторых, будет иметь вескую и понятную причину для поездки и, в-третьих…
– Которого будет не жалко?
– Это в-четвертых. А в-третьих, вас предавшиеся, если что, убивать не будут. Попытаются захватить живьем и без повреждений. – Крыс азартно потер ладони. – Вы поедете в форме, это даст вам дополнительные гарантии и заодно несколько укрепит позиции Всеслава. Его вчера уже пытались бить.
– Вам почему-то кажется, что предавшиеся меня не тронут?
– Конечно! Это у нас могут быть какие-то иллюзии по поводу насилия в адрес инквизитора, а у них все прописано в договоре. Убил инквизитора – потерял все, ничего не приобретя. Вас не тронут. Я попрошу, чтобы кто-нибудь позвонил Тепе, сообщил о поездке, маршруте и пассажирах, а уж он раззвонит по всему городу… Выглядеть это будет так – вы собрались ехать, раз уж вчера у вас не получилось, а утром наш доктор отправит новорожденного на подвернувшейся попутке. И это не вы подсядете к ребенку, а ребенка с медсестрой подсадят к вам. Ну соглашайтесь, это же интересно!
– Наверное, – кивнул Иван. – Очень может быть. И я с удовольствием, как только вы мне объясните, что происходит. И ради чего я должен ни с того ни с сего… И вы, часом, не отправляли с таким же заданием моего предшественника? Покойного предшественника, замечу.
– Обязательно. Все расскажу – даю слово. Как только вы вернетесь назад.
– Если, – с нажим произнес Иван. – Если вернусь.
– Бросьте! Я же вам все объяснил. Никто вас не тронет. Абсолютно гарантированно. Я даже немного боюсь, что вы в своей форме отпугнете предавшихся, и операция сорвется…
Может, старика действительно пугала такая возможность, только было что-то фальшивое в этом страхе. Может, даже слишком откровенно фальшивое. Иван запутался, решил, что хуже все равно не будет… И ему очень хотелось остаться одному.
Включить настольную лампу и внимательно рассмотреть свою руку. И, может быть, еще раз попытаться перекреститься.
– Хорошо, – сказал Иван. – Я очень хочу съездить в интернат. Сможете помочь с транспортом?
– Пара пустяков. Всегда рад услужить брату Старшему Исследователю. – Крыс с сомнением посмотрел на свою руку. – Вот даже не знаю…
– Не подавайте, не ставьте ни себя, ни меня в двусмысленное положение, – посоветовал Иван. – Лучше подскажите, в магазине есть водка? Или коньяк?
– А вам бы лучше сегодня воздержаться. Завтра, когда вернетесь… Кстати, – уже от дверей комнаты спросил Крыс. – Ваши ребра не беспокоят?
– Нет, ваш доктор просто творит чудеса!
– Ну и славно. Коды от замков и сигнализации там лежат в правом верхнем ящике, в конверте. Отдыхайте. Завтра в десять за вами заедет Тепа на автобусе. Не провожайте. – Старик вышел.
На мониторе компьютера, стоявшего на столе, Иван увидел, как Крыс вышел из дома, пересек двор, открыл калитку, обернулся и все-таки не выдержал, показал средний палец видеокамере.
Имел полное право.
Иван сложил пальцы правой руки щепотью, подумал, но креститься не стал. Ему было страшно. Настолько страшно, что он сам себе в этом не признавался.
Принять душ, привести в порядок форму, почистить оружие. Проверить, есть ли на кухне что-нибудь съедобное.
В кране была горячая вода, в холодильнике нашлось что поесть. Даже утюг был, чтобы отгладить форму.
В душе Иван посмотрел на себя в зеркало, сняв повязку. Бинты он сматывал поначалу с опаской, но, убедившись, что боли действительно нет, успокоился. Ребра не болели. Абсолютно не болели. Иван несколько раз наклонился, присел, поднимая руки вверх. Вначале осторожно пощупал бок, потом, осмелев, двинул себя по ребрам кулаком.
Вот такие вот чудеса, сказал Иван, поежившись. Такие вот чудеса.
