Текст книги "В тумане тысячелетия"

Автор книги: Александр Красницкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

26. Прерванная свадьба

то говорил старый Велемир отцу Любуши, осталось неизвестным. Только домой Простен вернулся тихий и смущённый... Даже Любуша заметила его смущение и с тревогой поглядывала на отца.

Простен угрюмо молчал, временами вздыхая и почёсывая по своему обыкновению затылок. Очевидно, его тяготила какая-то мысль, но он не знал, как начать тяжёлое объяснение.

Любуша, видя угнетённое состояние любимого отца, не знала что и думать. Посланный Велемира приходил в её отсутствие, и куда уходил Простен, Любуше не было известно.

Однако явно печальный вид отца и на неё нагнал грустное настроение. Она чувствовала приближение некой новой неизбежной беды. И терялась в догадках: откуда нагрянет она?

– Батюшка! – прервала она наконец тягостное молчание. – Что с тобой? Отчего на лице твоём я вижу тайную печаль? Скажи мне, поведай причину... Одни мы с тобой на белом свете. Матушка давно в сырой земле лежит, братья поразбрелись. Только я у тебя и осталась... Почему же ты таишься от меня?

Простен был очень рад, что дочь сама начала тяжёлый для него разговор. А этот разговор, он знал отлично, будет для Любуши очень и очень неприятным... Старик всем сердцем любил дочь, удавшуюся в его умершую красавицу-жену, и огорчать её Простену не хотелось, хотя дело было такое, что в крайнем случае он не задумался бы прибегнуть и к родительской власти, которой дети славян всегда повиновались беспрекословно.

Простен в этом случае выбирал, как говорится, из двух зол меньшее. Он предпочитал видеть Любушу, может быть, и несчастной, но всё-таки живой...

– Что же ты молчишь, батюшка? – нежно ласкаясь к старику, говорила Любуша. – Скажи мне, что тяготит тебя?

– Ох, дочка! Не знаю, как и сказать! Пожалуй, радоваться нам нужно, вот что! – начал издалека Простен. – Великий Перун оказывает нам свою милость...

– Какую, батюшка? Не томи, брось загадки...

– Умер вот твой Святогор... Пожрал его страшный перынский волхв, снова появившийся в наших местах, наказал его за отступничество.

– Полно, батюшка, перестань! Прости, что перечу, только какой, в самом деле, Святогор отступник?.. Никогда он им не был, просто это жрецы обнесли его перед народом.

– Ну уж это нам всё равно... Одно лишь верно – умер Святогор, и ждать его тебе больше не приходится...

– Так что же, батюшка?

– Вот и вышло от Перуна нашего, через служителя его Велемира, повеление, чтобы тебе как можно скорее замуж идти.

Любуша побледнела. Она ждала всякого удара судьбы, только не такого. Смутно она сообразила, что тут без вмешательства Вадима не обошлось.

– За кого же, батюшка? – едва нашла она в себе сил задать вопрос, хотя уже предвидела ответ.

– Да видишь ли, дочка... – замялся отец. – Гадал жрец Велемир, и вышло у него, что должна ты по велению божества стать женой сына нашего старейшины.

– Вадима? – вскрикнула девушка.

– Да, его! – кивнул Простен. – Такова воля Перуна.

– Батюшка, пожалей меня, пощади, не губи ты мою жизнь! Не буду, не буду я женой постылого...

– Нет, Любуша! Как я сказал, так и будет. Поверь, не зла – а добра тебе желаю...

Громкие рыдания дочери стали ему ответом.

– Ну не плачь же! Подумай только! Ведь это счастье твоё. Чем Вадим не жених тебе? И молод он, и пригож собой, и богат, всех богаче. Чего же ещё!

– Не люб он мне, вот что! – сквозь слёзы ответила девушка.

– Ну, это ничего! Сейчас не люб, потом полюбится. А нам, дочка, пора к свадьбе готовиться...

Долго-долго после этого разговора плакала Любуша, но слёзы горю её нисколько не помогли.

А несколько дней спустя сам Володислав явился в скромную хижину отца Любуши.

Тихо беседовали они между собой, потом девушку позвали, и тут Любуша узнала, что судьба её решена.

– Кланяйся, благодари, Любуша! Делает тебе старейшина Володислав великую честь – просит тебя стать женой его сына Вадима, – объявил отец.

Любуша в ответ лишь залилась слезами.

– Это она от радости, княже, – пояснил Простен, хотя сам отлично понимал причину горьких слёз дочери.

– Ну, рад, очень рад! – милостиво произнёс Володислав. – Ты в моей семье, Любуша, всем будешь довольна... дочерей у меня нет, да и сын только один... Перестань плакать, успокойся. Я к тебе Вадима пошлю... Пойдём ко мне, Простен, поговорить надо...

Старики удалились.

Не прошло и нескольких минут после их ухода, как возле плачущей Любуши очутился Вадим.

– Любуша, милая, – говорил он, приближаясь к девушке. – Видишь! Сам Перун своей волей нас соединяет! Мы суждены друг другу... Перестань плакать. Забудь его... Я тебя горячо-горячо любить буду...

Любуша вытерла слёзы.

– Да, княжич, – тихо кивнула она. – Против судьбы не пойдёшь... Ты одолел меня – слабую, беззащитную... Что делать! Женой твоей поневоле я буду, но любить тебя... не полюблю никогда!

– Полюбишь, Любуша. Я тебя заставлю полюбить... Ну, улыбнись же, радость моя.

Однако Любуша не улыбнулась. Слишком велика была её скорбь. Напрасно молил Вадим у неё хоть одно ласковое слово, хоть один добрый взгляд...

Потянулись дни – бесконечно долгие для влюблённого Вадима и быстрые, как мгновения, для Любуши, скорбящей по своему милому; девушка всё-таки никак не могла смириться со своей участью.

Но вот и день свадьбы настал.

Задолго до него стали собираться в селение гости. В хоромах Володислава всё уже приготовлено было к приёму молодой невестки.

Вот наконец и брачный день наступил. Сам Велемир прибыл в род Володислава. Готовились обильные жертвы. И всё было готово к совершению обряда.

Толпы народа заняли обширный луг перед селением, где Велемир собирался совершить обряд. Радостный жених давно уже ждал прибытия своей невесты.

Вот и Любуша показалась, окружённая подругами...

Вдруг... как раз в это время в толпе, окружавшей жертвенник, произошло некое смятение. Разом заволновалась толпа, послышались крики:

– Остановитесь! Остановитесь!

Какой-то человек, совсем не в праздничной одежде, протолкался вперёд.

– Любуша, остановись! – воскликнул он. – Разве ты забыла свою клятву?

Все оглянулись на дерзкого.

Это был Святогор...

27. Мнимый волхв

а, это был действительно Святогор...

Он был бледен, лицо его осунулось, под глазами виднелись тёмные круги, но всё-таки он был жив.

В этом никто не мог сомневаться!

Как же он спасся?..

Старый Рулав, оттащив тела обоих юношей от отмели, где их захлёстывали волны, сам спрятался в гущу кустарника. Любопытство подстегнуло старого норманна посмотреть тайком, что будет с юношами, когда они очнутся и увидят себя в роще Перынского холма.

К тому же Рулав был в некотором роде философ и в данном случае рассуждал так: «Вот не суждено погибнуть этим молодцам, и они не погибли. Ору днём же их спасения Один выбрал меня... Я оказал им немалую услугу, стало быть, со временем когда-нибудь и они мне окажут услугу. Почём знать, на что они мне могут пригодиться. Этот Вадим способен укрыть меня от жрецов, а со Святогором можно набрать дружину из его товарищей и вместе с ними уплыть к берегам родной Скандинавии.. Судьбы Одина неисповедимы. Может быть, он и послал мне сегодня такой случай, чтобы я воспользовался им».

Размышляя так, старик внимательно наблюдал за всем происходящим на берегу.

Он видел, как очнулся Святогор и с каким вниманием ухаживал он за Вадимом.

«Славный мальчик! – думал норманн. – В рядах наших дружин он был бы могучим и храбрым берсерком. А здесь его мало ценят».

Рулав заметил, как горевал Святогор, отчаиваясь в спасении своего товарища, и довольно отчётливо расслышал его смиренную просьбу к Единому Сыну неведомого ему Бога.

«Гм! Ведь и я про этого Бога не раз слыхал. Это Бог христиан, – рассуждал старик. – Что же? Он хороший, милостивый; только вот не понимаю совсем, как это Он завещает любить Своих врагов? Я знаю, что многие христиане так именно и поступают... Помню я одного. Забрёл он к нам в наши родные фиорды, долго и кротко говорил он нам, и хорошо так говорил, а мы, собравшись вокруг, слушали... И так хорошо говорил нам тогда этот христианин, что многие седые витязи прослезились, когда он начал рассказывать про мучения на кресте их Бога... После просил нас уверовать в Него. Только зачем нам это, когда у нас есть и Один, и Тор, и злобный Локки, и светлый Бальдр. С ними мы родились, с ними и умереть должны! Жаль только, что наш священник – не доглядели мы – убил этого христианина, а то бы мы ещё послушали его в часы отдыха...»

В таких размышлениях время летело незаметно. Рулав не покидал своего наблюдательного поста и скоро увидел, как очнулся Вадим.

Последовавший затем разговор и ссора заинтересовали его ещё более.

«Что теперь будет?» – подумал он.

Заметив, что Вадим кинулся с ножом на своего спасителя, Рулав позабыл даже о собственной безопасности и кинулся на помощь жертве старейшинского сына, но было уже поздно – нож Вадима поразил молодого варяга.

– Преступный убийца, – загремел норманн и выскочил из своей засады.

Он-то и показался Вадиму страшным перынским волхвом. Его длинные усы в расстроенном воображении убийцы представились двумя змеями, а изорванная шкура козы, наброшенная на плечи шерстью вверх, придала ему так перепугавший старейшинского сына вид нежити.

– Беги, подлый трус! – гремел вслед Вадиму Рулав. – Беги, трусливая коза, иначе старый норманн расправится с тобою по-своему...

Подгонять Вадима не приходилось.

Он и без того бежал, как перепуганная мышь.

Рулав, кинувшись к Святогору, прежде всего постарался остановить кровотечение:

– Это ничего, пустяки! Старый Рулав знает толк в ранах и всегда сумеет отличить рану, за которой следует смерть, от пустяковой царапины. Нож не глубоко вонзился. Пустяки! Всё пройдёт, только бы кровь унять.

Ему удалось довольно скоро остановить кровотечение и даже наложить повязку на рану, для чего он должен был разорвать часть одежды Святогора...

«Теперь самое главное, как его укрыть и самому укрыться, – подумал Рулав. – Этот негодник поднимет тревогу, и мы попадём в руки жрецов. Не знаю, как ему, а мне – точно несдобровать!»

Оглядевшись вокруг, старик радостно воскликнул: он увидел прибитый волнами к берегу челнок – тот самый, на котором переплывали Ильмень Вадим и Святогор.

– Вот и средство найдено! – весело воскликнул он. – Есть теперь на чём выбраться из этой проклятой чащобы.

Быстро перевернув опрокинувшийся челнок, Рулав вычерпал из него воду, а потом со всей осторожностью, на какую только был способен, перенёс и уложил на дно судёнышка всё ещё не пришедшего в себя Святогора.

Затем он поспешно отплыл, правя к истоку Волхова. Здесь он приютился у правого безлюдного берега, желая дождаться ночной темноты. Между тем Святогор пришёл в себя.

– Что это? Сон я вижу? – простонал он.

– Какой там сон! Не во сне, а наяву твой Вадим ножом тебя пырнул! – отозвался норманн.

– Рулав! – воскликнул Святогор, узнавая старика.

– Конечно, он! Будь мне благодарен. Только пока лежи спокойно. Молчи, сейчас придумаем, что нам делать. Не шевелись, а то ещё опять кровь пойдёт.

– Но что случилось?

Рулав рассказал Святогору коротко обо всём происшедшем.

– За какого-то там вашего волхва меня этот негодник принял, – сообщил он в конце. – Где только укрыться нам?

Зоркие глаза норманна различили вдалеке приближавшийся к Перынскому холму парус.

– Чья-то ладья идёт. Как бы нас здесь не заметили, – в раздумье молвил он.

Святогор через силу приподнял голову и взглянул вдаль, где уже ясно были видны и парус, и сама ладья.

– Это Гостомысл, мой дядя! Его предупредить бы. Он нас обоих спрячет.

– Правда. Это хорошо, – порадовался Рулав. – У него мы будем в полной безопасности.

...Начинало уже темнеть, когда Рулаву удалось подкрасться к шедшему в ладье Гостомыслу и шепнуть ему о судьбе его племянника.

В ту же ночь Рулав и снова лишившийся чувств Святогор были перевезены в Новгород и скрыты в хоромах посадника.

Здесь Святогор и Рулав были в полной безопасности. Никто, даже сам Велемир, не осмелился бы, несмотря на всю свою власть над приильменскими славянами, искать беглецов в посадничьем доме, где они, кроме того, были под охраной сильной норманнской дружины.

Радостна была встреча старых друзей – Рулава и Стемида. Оба они всеми силами старались сохранить равнодушную важность, но это им не удалось, и в конце концов старики, как молодые пылкие влюблённые, кинулись друг другу в объятия, а когда разошлись, на глазах у того и другого была заметна влага.

На радостях даже о Велемире оба позабыли. Только когда прошли первые восторги, на голову старого жреца так и посыпались проклятия, причём в этом никто из норманнов не уступал друг другу.

Нечего говорить, что и остальные ярлы и дружинники примкнули к ликованию старых друзей и вместе со Стемидом радовались возвращению Рулава, которого все они давно уже считали погибшим.

За общим ликованием они и не заметили озабоченного лица Гостомысла.

Новгородский посадник прекрасно понимал, что ему придётся повести из-за Святогора с Велемиром борьбу – причём борьбу не на живот, а на смерть.

Трудно было предположить, чтобы хищный жрец Перуна легко отказался от своей жертвы. Уже ради сохранения одного только своего достоинства должен был он потребовать казни Святогора как оскорбителя грозного божества. Гостомысл прекрасно понимал, что рано или поздно спасение Святогора будет известно всем, и тогда-то Велемир, пользуясь своей неограниченной властью, начнёт немедленную борьбу с ним.

Всею душой любил новгородский посадник своего племянника, но было ещё нечто другое, что для него являлось, пожалуй, самым дорогим на свете.

Это «нечто» была власть.

Не для себя он берег её, не для себя её жаждал. Нет, мудрый Гостомысл готовил будущее для своего любимого внука Избора. Ради него он и дорожил этой достигнутой властью и не задумался бы, чтобы только сохранить её в своих руках, пожертвовать всем на свете, даже Святогором.

Но всё-таки родственное чувство заставляло его искать средства для спасения племянника. Гостомысл изощрял свой ум, чтобы отыскать такое средство, и наконец ему показалось, что он нашёл его.

«И чего лучше! Норманны скоро уходят. Старый Бела всегда был моим другом. Он не откажется приютить Святогора! – мелькнуло в голове Гостомысла. – А там будет видно!»

Мгновенно составился план, и Гостомысл сейчас же приступил к его исполнению.

Прежде всего он сообщил свою мысль Стемиду, и тот пришёл в восторг, когда услыхал предложение Гостомысла взять Святогора с собой в далёкую Скандинавию.

– Только не пойдёт он! – с грустью покачал головой ярл.

– Почему?

– Сам знаешь, не раз мы звали его... Всегда он отказывался.

– Это прежде было. А теперь Святогор поймёт, что оставаться на Ильмене ему нельзя.

– Хорошо, если бы так!

– Об этом не беспокойся, я сам уговорю его.

Норманнам, почти уже приготовившимся к отправлению в далёкий путь, снова пришлось отложить отъезд. Рана Святогора не была смертельна, но кровотечение весьма ослабило его, и силы юноши восстанавливались медленно.

– Ты должен уйти с Фарлафом, – объявил Святогору дядя, когда юноша оправился настолько, что потрясение не могло вредно подействовать на него. – Ты сам понимаешь, что здесь тебе не сносить головы.

– Уйти? Нет! – упрямо отвечал Святогор. – Я не оставлю Любушу.

– Забудь о ней! – настаивал Гостомысл. – Разве не исполняется предсказание?

– Предсказание? Какое?

– О том горе, какое она принесёт тебе. Она уже принесла его.

– Горе? Но вместе...

– Вместе! – усмехнулся Гостомысл. – Это вряд ли! Пока ты лежал здесь, борясь со смертью, твоя Любуша стала невестой Вадима.

Сказал это Гостомысл и сам тут же понял, что в данном случае ему лучше было бы помолчать.

Юноша побледнел, как полотно, и, забыв о своей слабости, вскочил с ложа.

– Не может быть! Она моя! – не своим голосом вскричал он.

Перепуганный Гостомысл попробовал было успокоить племянника. Не удалось ему это. Волнение охватило всё существо Святогора. Даже Стемид и Рулав, призванные Гостомыслом, не могли убедить юношу успокоиться хоть немного.

Новгородский посадник был сильно встревожен. Вспышка негодования, овладевшая Святогором, могла привести к весьма печальным последствиям. Обезумевший от горя Святогор мог натворить много неприятностей своему дяде.

Так оно и вышло на самом деле.

Несмотря на все меры предосторожности, предпринятые Гостомыслом, Святогор в туже ночь исчез из посаднических палат и явился в род Володислава как раз в то время, когда Любуша готовилась стать женой другого.

28. Соперники

вадебное шествие было нарушено...

С громким криком радости кинулась Любуша к Святогору. Побледневший от злости, волнения, неожиданности, Вадим схватил было её за руку, но она с несвойственной женщине силой вырвалась.

Толпы расступились, давая Любуше дорогу.

– Ты жив! Ты вернулся! – повторяла Любуша, плача теперь уже от радости на груди у Святогора.

– А ты?..

– Меня заставили... Сказали, ты умер... воля Перуна...

– Кто этот дерзкий, осмелившийся нарушить обряд? – раздался голос Велемира.

Старый жрец, конечно, узнал Святогора, но не хотел подавать виду.

– Отец, что же это! – кинулся к нему растерявшийся Вадим. – Ведь ты обещал мне!

– Знаю я, – ответил ему старец и снова возвысил голос: – Кто этот дерзкий?

– Это Святогор-солевар, – ответили из толпы.

– Святогор? Но ведь он умер! Вы знаете, за хулу, возводимую на Перуна, он был растерзан перынским волхвом.

– Нет, не им я был растерзан! – выступил вперёд Святогор, крепко обнимая одной рукой Любушу. – А ты, отец, спроси: чей след остался у меня на груди?..

Он распахнул рубаху и показал подживавшую рану.

Велемир вопросительно взглянул на Вадима, до крови кусавшего себе губы.

– А если не знаете, его спросите. Только скажет ли он? – гремел Святогор, указывая пальцем на старейшинского сына. – В бурю по Ильменю плыл я с ним вместе. Страшная была буря... Наш челнок опрокинулся. Он на дно пошёл... так, о себе не заботясь, я нырнул за ним и вместе с ним на берег был вынесен валом. Без меня он погиб бы... А что же он в награду за это сделал? На меня коварно напал и поразил ножом.

– Правда это, Вадим? – строго обратился старец.

– Да, правда! – ответил тот, успев совладать со своим волнением. – Но у меня на это были причины.

– Какие? Ты должен назвать их!

Толпа, собравшаяся на лугу, смолкла, ожидая ответа. Святогор, не знавший за собой никакой вины, спокойно и с презрением смотрел на своего соперника. Любуша отвернулась от Вадима. А старый Володислав угрюмо нахмурил седые брови.

– Он стал поносить великого Перуна! Из уст его сыпались хулы нашему грозному богу, – уверенно заговорил Вадим. – Тогда я не стерпел и вступился за честь божества... Кто бы из всех, здесь собравшихся, поступил иначе?

– Так ли это, Святогор? – обратился к солевару жрец.

– Нет, нет, клянусь Перуном, ничего этого не было! – воскликнул тот. – Я сказал ему, что Любуша любит меня, и тогда он бросился на меня с ножом.

– А перынский волхв?

– В заповедной роще не было волхва... тог, кого он принял за него, был простой человек.

– Простой человек? – вскричал Велемир. – Ты лжёшь! Ничья нога не ступает в Перынской роще. Только мы, посвящённые в тайны божества, имеем право входить в неё... Никто из всех родов приильменских не осмелится нарушить священную волю богов.

– Это был не славянин, – возразил Святогор.

– Но кто же?

– Норманн Рулав!

– Рулав? Наш раб, обречённый в жертву богам! Не может этого быть! Ты лжёшь нам...

– Не лгу. Рулав жив и может подтвердить всё то, что я говорю теперь...

– И ты говорил с ним? Ты не схватил его и не привёл к нам, как должен был это сделать?

– Он спас мне жизнь, и иначе я не мог поступить.

Велемир, услыхав ответ, скрестил на груди руки и погрузился в думы.

– Отец, – прошептал ему на ухо Вадим. – Я скорее убью её, чем отдам солевару... Не моя, так и ничья...

– Погоди, – ответил жрец и повернулся к жертвеннику.

Прошло некоторое время в напряжённом молчании. Все ждали решения жреца. Даже Святогор, всё ещё державший Любушу в своих объятиях, смутился, не зная, что будет с ним дальше.

Наконец Велемир обратился к народу:

– Слушайте вы все! Слушай, Святогор! Через меня сам Перун говорит с вами... Решение его неизменно. Святогор, не иди против воли наших богов, покорись им и исполни то, что тебе сейчас возвещу я... Оставь Любушу. Пусть брачный обряд её будет совершён с Вадимом!

– Никогда! – пылко воскликнул Святогор.

– Лучше умру, чем, когда он жив, стану женой другого! – поклялась девушка.

– Слышите вы, что он говорит? Разве не ясно теперь, что прав Вадим? Перед нами отступник от Перуна, дерзающий ослушиваться его велений...

– Смерть ему! – воскликнули в толпе приятели Вадима.

– Постойте! – остановил их жрец. – Любуша, ты знаешь волю бога. Не противься ей, оставь Святогора, стань женой Вадима...

– Нет, нет, не будет этого! Святогора одного люблю, и ничьей женой, кроме его, не буду.

– Если ты не согласишься, Перун требует тебя в жертву, и ты умрёшь...

– Лучше умру! – воскликнула Любуша.

– Вместе умрём, – прошептал ей Святогор. – Только не бойся, я сумею спасти тебя...

– Тогда возьмите же их, служители Перуна, – приказал Велемир. – В цепи их закуйте, как отступников и ослушников, оба они будут принесены в жертву.

Несколько младших жрецов кинулись к влюблённым.

– Нет, этого никогда не будет! – вскричал Святогор. – Прощай пока, Любуша! Не бойся ничего, я спасу тебя!..

И с страшной силой оттолкнув от себя нескольких подбежавших к нему жрецов, молодой солевар отскочил назад.

Сочувствовавшая ему толпа плотно сомкнулась и скрыла его в своих рядах.

– Держите его! – закричал Велемир.

Но было уже поздно: Святогор скрылся в лесу.