Текст книги "В тумане тысячелетия"

Автор книги: Александр Красницкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

21. Снова на Ильмене

ействительно, много, очень много перемен произошло в земле приильменских славян с той поры, как Святогор покинул родные ему берега Ильменя.

Только старое славянское озеро как будто нисколько не изменилось. По-прежнему сердито плещет оно в своих низких берегах, по-прежнему ходят по нему зеленоватые, поднимающие со дна песок и траву волны. Также заветная роща раскидывается вокруг Перынского холма, на котором высится истукан грозного Перуна.

Главная и самая поразительная перемена произошла в людях, в родах славянских. Было заметно, что не стало в них правды, и род готов был восстать на род, пылая ни чем необъяснимой злобой против своих же братьев.

Раздоры и междоусобицы шли из Володиславова рода.

Один за другим умирали мудрые, дряхлые телом, но умом крепкие старики этого богатого и славного рода. И чем меньше их становилось, тем больше забирал себе воли и власти старейшинский сын Вадим.

После вероломного убийства Любуши Вадим как будто переменился. Он притих. Но это было только с виду. Страсти по-прежнему бушевали в сердце Вадима, угнетённого постигшей его неудачей. Только в том, что положил он на месте Любушу, что она не досталась врагу, находил злобный юноша некоторое утешение. Никто не упрекнул его в этом поступке. Все в тот миг, когда напали варяги, были так растеряны, что кровавое дело Вадима прошло незамеченным. Когда же поднято было тело Любуши, только один старик Простен и горевал по ней. Никому другому до его беды не было дела.

Но с того самого мига Вадим поклялся, что он добьётся власти – хотя бы для того, чтобы иметь возможность управиться со всеми врагами, а если возможно, то добраться и до Святогора.

Знал он, что Святогор ушёл к норманнам. Но часто проходили мимо Новгорода норманнские купцы в далёкую Византию, и Вадим ожидал, что в одной из дружин окажется и Святогор.

Думал он, что не утерпит его враг и явится когда-нибудь на покинутую родину...

Только бы явился, а там уже Вадим сумеет справиться с ним. Не посмотрел бы он на норманнскую дружину...

Тогда и Гостомысл уже не смог бы спасти племянника.

Новгородский посадник тоже пережил многое за эти долгие годы. Сердцем страдал он о своём любимце Святогоре, но ещё более поразила его потеря любимого внука... Один остался старик на белом свете, не для кого было беречь ни богатств, накопленных за долгие годы, ни почётного места. Подумывал было он уйти с посадничества, но потом всё-таки решил остаться.

«Сделаю славянский народ счастливым!» – думал старик.

Отлично понимал Гостомысл, что для счастья народного нужна крепкая власть. Видел он, что вольность до добра не доведёт. Каждый из родов жил сам по себе, никакой над собой власти не зная. В случаях ссор и раздоров каждый род считал себя правым, а отсюда было недалеко и до кровавой вражды. Сожалел Гостомысл о воле-волюшке, но ради пользы многих людей следовало её поступиться...

Но так думал только он. Все другие – и в Новгороде, и в родах – придерживались противоположного мнения. Воля, полное безначалие нравились всем. Никто не знал над собой старшего, и если Гостомысл ещё держался на посадничестве бессменно, то потому только, что умел ладить с людьми. И степенному боярину угоди, и мужу не перечь, и с «концевым» или пятинным старостой ласков будь, и родовому старейшине покланяйся, а уже о жрецах и говорить нечего... Те, а особенно перынские со своим Велемиром, такую взяли волю, что новгородскому посаднику приходилось перед ними заискивать.

А чего это стоило Гостомыслу, – каких усилий над собой, – об этом никто не знал.

Понимая, что не к добру ведёт народная воля, единой твёрдой властью не сдерживаемая, мудрый Гостомысл составил вполне достойный его мудрости план действий. Он решил показать всему народу приильменскому, что значит эта воля, и для выполнения своего замысла избрал Вадима. Знал он его буйный неукротимый характер и рассчитывал, что рано или поздно, много зла он наделает на берегах Ильменя. А тогда Гостомысл и решил указать всем славянам, и веси, и чуди, и кривичам выход из положения...

«Пусть род на род восстанет, пусть пойдут между ними раздоры, – сводил концы с концами Гостомысл, – тогда я покажу им, что только твёрдой единоличной властью и можно с корнем вырвать зло... Пусть выберут себе князя, который бы судил их, управлял ими и защищал от вражеских нападений... Когда они сами поймут это, не трудно будет и заставить их покориться их же избраннику».

Только одно сильно смущало мудрого старика: во всех родах славянских не видел он ни одного достойного такого выбора...

Когда ещё только назревал этот план, Гостомысл предполагал, что может стать князем его любимый внук. Ради него он и задумал столь трудное дело. Для него он и вёл ильменских славян к осознанию необходимости единой власти, но неумолимая смерть похитила юношу.

Тогда пришёл старику на память его любимый племянник Святогор. Ни одной вести не было к Гостомыслу от него. Не знал он даже, жив или нет Святогор. Пытался было он расспрашивать о нём проезжавших норманнских купцов, но никто ничего не знал о славянском богатыре.

– Много в Скандинавии славянских варягов! – говорили обыкновенно проезжие. – Все они молодцы, витязи, а кто из них Святогор, о котором ты спрашиваешь, как же нам знать!

Послать гонца в далёкую Скандинавию Гостомысл не решался. Не было у него под рукой такого верного человека, которому он мог бы дать подобное поручение. Плохо и ему пришлось бы, узнай жрецы на Перыни, что новгородский посадник имеет сношения с отступником от богов, с оскорбителем главного божества.

Но из этого затруднения скоро вышел Гостомысл.

Стал он внушать понемногу двоим росшим у него братьям Святогора, что должны они поискать счастья ратного в далёкой Скандинавии. Вместе с тем стал он на них и Вадима натравливать, бередя в нём старую рану, пробуждая ненависть к Святогору.

Вадим был не из тех натур, что забывают. Ненависть, которую он питал к Святогору, перенёс он на братьев, стал преследовать ненавистных ему юношей, и если бы Гостомысл не охранял их постоянно, они бы оба погибли.

Сам Гостомысл дал им возможность уйти к скандинавам. Он надеялся, что там они отыщут своего старшего брата, и тот уже сумеет вернуться на родину...

А здесь-то, на Ильмене, Гостомысл знает, как поступить. Если и один Святогор назад вернётся, то найдутся у новгородского посадника верные дружины, да к тому времени и сами роды поймут, что нужен им князь силой крепкий...

Только бы вернулся, а там уже Гостомысл знает, как поступить.

Тем временем умер старик Володислав, и род его остался без главы. Молод был ещё Вадим, чтобы занять отцовское место, но у него в роду много было сторонников, такой же буйной молодёжи, как и сам он. Эта-то буйная молодёжь и помогла Вадиму занять место Володислава. Многие в роду противились этому, но в конце концов всё-таки покорились своей участи и признали Вадима главой рода.

А тот только этого и дожидался.

Правы были Сигур и Триар, что грозным перынским волхвом засел Вадим на истоке великой славянской реки. Никому не давал он проходу. Со жрецами, а в особенности со старым Велемиром, он ладил, обильные жертвы всегда приносил истукану, и жрецы покровительствовали ему. Даже норманнских купцов не боялся он затрагивать. Много быстрых ладей их пустил ко дну, и не находилось никого, кто наказал бы дерзкого. Даже Гостомысл, казалось, мироволил ему и покрывал его проделки...

Так шли годы...

Дряхлел новгородский посадник, но по-прежнему держался он одной заветной мысли – дать единодержавную, крепкую власть родному славянскому народу...

Часть III
ИСПОЛНИВШЕЕСЯ ПРЕДСКАЗАНИЕ

1. Перед грозой

ета, казалось, нисколько не отразились на Вадиме. По-прежнему он был и станом прям, и лицом красив, только глаза как будто поблекли, и не горел в них прежний огонь молодости. В сердце же Вадима, как и раньше, жила злоба. Когда не стало отца, воля которого всё-таки хоть немного сдерживала взрывы накипевшей злобы, он стал ещё свирепее, ещё жестокосерднее. Ничего заветного не существовало для него.

Порвалось и ещё одно звено, тоже сдерживавшее буйный характер старейшинского сына: он окончательно разубедился в силе и могуществе славянских богов. Даже громовержца Перуна осмеливался он поносить, и если поддерживал ещё связь с перынскими жрецами, то потому лишь, что они нужны были ему. Благодаря им многие проделки буйного молодца сходили ему с рук безнаказанно.

О Святогоре он никогда на людях не вспоминал. Как будто врага и не существовало на свете. Но не забыл он его. Каждый миг удерживал в памяти виденное им в убогой хижине старого Мала.

Ужасная картина постоянно вставала перед его глазами: чудилось яркое зарево пожаров, слышались стоны раненых, звон оружия, и вдруг посреди всего этого, как живой, поднимался образ ненавистного Святогора.

Напрасно старался забыться Вадим в шумных пирах, в частых, доходивших до кровопролития, столкновениях с соседними, более мелкими родами, нет, предсказание Мала никак не выходило из его памяти.

Но к этому ужасному воспоминанию примешался ещё необъяснимый страх за будущее. Инстинктивно, независимо от собственной воли Вадим верил предсказанию старого Мала.

Чувствовал он, что прав был болгарский кудесник, что есть над людьми другая, высшая воля, которая судьбой их правит, и никакие силы человеческие против этой высшей воли не могут идти.

Сознание этого особенно удручало Вадима.

Никак не мог перенести этот гордый человек мысли о том, что есть на свете воля, более сильная, чем его.

«Нет, Мал – лукавый кудесник! – решил он. – Все его россказни ничего не стоят. Просто Гостомысл сумел подкупить его в пользу своего племянника. Вот он и наговорил мне тогда разного вздора. Я заставлю его сделать такие предсказания, какие угодны мне!»

Но до поры до времени Вадим затаил злобу против старого кудесника. Слишком велико бы влияние того на ильменских славян; не на шутку побаивались Мала даже родичи Вадима.

Однако долго ждать Вадим не любил.

В один яркий солнечный день, вскоре после того, как занял он в роду место умершего отца, нагрянул он с десятком хорошо вооружённых слуг, преданных ему беззаветно, на ту лесную прогалину, где когда-то так долго вызывал он старого кудесника.

Горело злобой сердце Вадима. Решился он на тёмное дело.

«Посмотрим, что он скажет теперь, – думал он. – Осмелится ли перечить мне?»

Оставив слуг недалеко от прогалины, он приказал им явиться к нему по первому зову, а сам пошёл к трём соснам, по-прежнему величаво высившимся над прогалиной.

– Мал, старый Мал! Выйди на зов мой! – прокричал он.

Не успело ещё затихнуть эхо в лесу, как ветви окружающих прогалину кустарников зашевелились. Старый Мал не заставил себя ждать на этот раз и появился перед Вадимом.

Ничто не изменилось в его внешности. Каким видел Вадим его за несколько лет до этого, таким старый Мал и предстал.

– Что нужно тебе? – спросил он, строго взирая на Вадима.

Неожиданно для себя тот смутился. Чувство какого-то необъяснимого страха охватило всё его существо. Вадим молчал, как бы позабыв, зачем он сюда явился, какие мысли тревожили его.

– Говори же! – властно сказал Мал. – Что ты молчишь? Что тебе от меня нужно?

– Ты должен сам это знать! – набравшись дерзости, ответил Вадим.

Мал усмехнулся:

– Да, я знаю. Но хочу слышать от тебя твоё желание. Хочу знать, какой злобой кипит твоя душа и настолько ли ты погряз во зле, что решился сам высказать задуманное в глаза твоей жертве.

– Я пришёл спросить тебя о будущем!

– Зачем? Ты уже знаешь его.

– Многое изменилось... Нет моего врага в землях славянских.

– Нет теперь. Но это не значит, что никогда не будет.

– Слушай, Мал! – пылко воскликнул Вадим. – Твоё предсказание не даёт мне покоя... Ты, верно, ошибся, старый плут!

– Придёт время – увидишь, ошибся ли я...

Вадим нахмурился.

Кудесник продолжал:

– Но ты не за тем пришёл сюда. От меня не могут укрыться твои мысли. Я знаю, что привело тебя сюда! Что же ты стоишь! Зови своих слуг... Начинай... Мал перед тобой!

Вадим чувствовал, что теряет самообладание под пристальным, сверкающим взглядом старого кудесника. Решимость его пропала. Он чувствовал себя слабым перед этим дряхлым стариком.

– Внимательно выслушай, Вадим, что скажет тебе старый Мал. Выслушай и запомни... Бессильны против меня и ты, и твои слуги. Сама природа дала мне средство для защиты против злых... Но мне жалко тебя. Ты, слабый человек, осмеливаешься идти против великих сил природы. Оставь эту бесцельную борьбу. Покорись судьбе и жди смиренно своей участи. Исполнится всё, что назначено судьбой...

– Нет! Что мне твоя судьба! – вскричал Вадим, побагровев от охватившего его бешенства. – Я не верю ни одному твоему слову. Ты предсказываешь другим, а не знаешь, что через миг будет с тобой.

– Всё знаю, – спокойно ответил Мал.

– Нет, не знаешь! – гневно вскрикнул Вадим и, выхватив из-под платья нож, кинулся на кудесника.

Тот стоял, не дрогнув ни единым мускулом. Он как будто ожидал этого нападения. И не шевельнулся даже, чтобы хоть отстраниться от обезумевшего Вадима. Тот же взмахнул рукой и с силой опустил нож... Удар был рассчитан верно, но Вадим почувствовал, что рука его как через пустое пространство прошла сквозь тело кудесника.

А тот стоял перед ним – живой, невредимый – и насмешливо кривил губы.

Обезумевший Вадим продолжал с яростью взмахивать ножом, пытаясь поразить... образ кудесника. А кудесник всё стоял спокойный и невредимый.

– Остановись, безумец! – наконец крикнул Мал. – Остановись и опомнись!

Голос его привёл Вадима в себя. Тяжело дыша, он замер и огляделся...

Далеко от него, на другом конце прогалины, стоял кудесник Мал. И увидел Вадим, что кромсает ножом воздух – пустое место...

«Проклятый вещун отвёл мне глаза!» – уязвлённо подумал он.

– Что же, Вадим, зови своих слуг, – звучал насмешливый голос Мала. – Но только знай, что без высшей воли ни один волос не упадёт ни с чьей головы. Запомни это навек... А пока поспеши на Ильмень. Туда из Волхова идут богатые норманнские купцы. Полнятся ладьи их всяким добром... Золото есть, много ценных мехов... Спеши, напади на них, потопи их ладьи, перебей гребцов, завладей товарами... Всё будет твоё. Судьба сегодня сама покровительствует тебе... Спеши! Но знай: это будет последним твоим шагом, который приведёт тебя к роковому концу! Тучи уже собираются над твоей головой; скоро загремит гром, и уже не удастся тебе избегнуть кары за все злодеяния!

Мал, засмеявшись едко, исчез с прогалины. Вадим, словно проснувшийся от тяжёлого сна, не без испуга осматривался вокруг. В ушах всё звучали смех болгарского кудесника и его слова.

Словно некая сила подталкивала Вадима. Забыв всё на свете, он потрясённо оглядывался вокруг, даже не отдавая себе отчёта в том, где находится. Глухо шумел, покачивая ветвями, густой дремучий лес, а где-то совсем близко всё звучал, разносимый по округе эхом, неумолчный смех старца Мала.

– Опять заворожил меня этот проклятый вещун! – скрежеща зубами, вскричал Вадим. – Но нет, нет, я не дам себя морочить... Я разорю проклятое гнездо этого кудесника... Эй, сюда, ко мне!..

На его громкий призыв прибежали на лесную прогалину дружинники.

– Слушайте меня! – кричал не своим голосом Вадим. – Я щедро одарю вас. Я осыплю вас золотом и драгоценными камнями! Только помогите мне.

– Скажи, что мы должны сделать, Вадим! – загремели дружинники, готовые на всё. – Исполним мгновенно!..

– Так вот... вот... слышите? Он грохочет, проклятый! Его смех леденит мою кровь... Слышите этот хохот? Вон там – за кустом...

Дружинники в недоумении переглядывались между собой.

– О ком ты говоришь, уважаемый? – с тревогой поглядывая на возбуждённого Вадима, спросил старший из дружинников.

Никто из них не слышал ничего, кроме шума ветра в верхушках деревьев. Лишь в ушах Вадима звучал хохот болгарского кудесника.

– Ищите, ищите здесь логовище чародея! – кричал Вадим и топал ногой. – Сотрите с лица земли его жалкую лачугу! Убейте его самого и принесите мне его трепещущее сердце!..

Нерешительно кинулись в разные стороны дружинники. Вадим же, утомлённый до крайней степени, едва не со стоном опустился на траву.

Тут злобный хохот Мала раздался у него над самой головой:

– Всё напрасно, Вадим! Высшая сила хранит меня. И не тебе – слабому, жалкому существу – бороться против меня... Безумец! Иди лучше туда, куда подталкивает тебя судьба... Иди на Ильмень. Соверши новый подвиг – перебей мирных гостей, не ожидающих вероломства. И будь уверен: исполнится твоё желание – вскоре после этого вернётся на родину твой долгожданный враг... А меня оставь, ты бессилен против чар. Я должен ещё приветствовать избранника судьбы!

Вадим, будто в забытьи, будто в тяжком похмелье, слушал эту страшную речь. Он даже не пробовал встать. Смрадное дыхание кудесника обволакивало его. Ужас леденил кровь. Он как бы застыл в своей позе, не имея сил ни шевельнуться, ни даже разомкнуть веки.

– Вадим, мы обшарили кругом весь лес. Нигде нет даже признаков жилья! – раздался рядом голос. – Этот проклятый Мал отводит глаза.

Сделав над собой усилие, Вадим приподнялся. Вокруг него толпой стояли его дюжие дружинники.

– Он здесь! Он сейчас говорил со мной! – с отчаянием воскликнул Вадим. – Вы изменили мне!..

– Полно тебе оскорблять нас. Мы всегда были тебе верными слугами, – обиделись дружинники. – Что мы можем сделать против волшебства?

Чувство бессилия перед страшным, загадочным врагом ввергло Вадима в омут безысходной досады.

2. Опасная потеха

грюмый, мрачный, как осенняя ночь, возвратился Вадим в своё селение. Его дружинники, полагавшие, что с вождём творится что-то неладное, были не менее угрюмы и мрачны. При их возвращении не слышно было обычного шума, сопровождавшего их везде, где только они ни появлялись. Все они присмирели и с нескрываемой тревогой косились на Вадима. Молодой старейшина скакал впереди них, закусив до крови губу. Красивое лицо его перекосилось от гнева.

Не сказав никому ни слова, он запёрся в своих роскошных хоромах. Бессильная злоба душила его. Как раненый зверь, метался Вадим по светёлкам и гридницам, нигде не находя себе места.

– Столько лет прошло, как убежал этот проклятый варяг! – шипел Вадим. – Но я не могу забыть его! О, с какой несказанной радостью я погрузил бы свой меч в его чрево!.. Как бы наслаждался я видом его предсмертных мучений... Кажется, жизнь бы свою отдал, только бы порадоваться мучениям своего врага... Но что говорил этот проклятый кудесник про Ильмень? На что он намекал?.. Он сперва твердил про норманнские ладьи... да, да, я помню это... Уж нет ли там моего врага? Уж не вернулся ли он на родину? Говорят, что по ильменским родам бродят ныне эти проклятые чужеземцы!..

Не успевшая ещё отдохнуть дружина вдруг была потревожена громким приказом своего вождя.

– Эй, спускайте ладьи, ставьте паруса! – бесновался молодой старейшина. – Живо на озеро! Все со мной! Ждёт нас там новая потеха!

Подобные тревоги хорошо уже известны были дружине Вадима. Она уже давно привыкла к тому, что вдруг среди ночи поднимал всех старейшина, велел садиться на коней или в ладьи и отправлялся куда-нибудь в набег на мирные селения родичей.

И боялись же за это Вадима в родах. Мало того, что боялись, – ненавидели. Но идти против него никто не решался. Ни в одном из приильменских родов не было стольких прекрасно вооружённых дружинников, сколько у Вадима. Молодой старейшина, едва только занял место отца, первым делом перевооружил свою дружину. Он накупил у наезжих норманнских гостей всякого оружия, и ему удалось составить дружину, какой не было и в самом Новгороде. Другим приильменским родам нечего было и думать о вооружённом сопротивлении; что были они, когда даже Новгород побаивался неукротимого молодого старейшину, не признававшего ничьей воли, кроме собственной...

Дружинники, слыша окрики своего вождя, видя его торопливость, поняли, что старейшиной руководит какая-то новая ужасная мысль. Переглядываясь между собой, они спешили как можно скорее приготовить ладьи и занять в них свои места.

– На Ильмень! На Ильмень! – кричал Вадим. – Всё ли захватили вы с собой? Остры ли ваши мечи? Туги ли ваши луки?.. Горе оплошавшему!

– Всё готово, господин!

– Тогда вперёд, дружина!

Лёгкая ладья с Вадимом и отборными воинами отчалила от низкого берега. Следом за нею подняли паруса и другие ладьи.

Будто хищные птицы, накренившись над волнами, летели по Ильменю ладьи, полные вооружённых людей. Никто не знал, куда ведёт свою дружину бледный от волнения вождь. Но все чувствовали по этому волнению, что предстоит бой не на жизнь, а на смерть.

Но с кем?

Кругом в родах все давно уже держали себя перед Вадимом тише воды, ниже травы; уж не на Новгород ли задумал совершить нападение неукротимый старейшина?

Нет, такого быть не могло! На подобное безумство и у Вадима не хватило бы духу... Крепок Новгород, и есть в нём хорошо вооружённая дружина, которая сумеет постоять и за себя, и за свои жилища...

Только когда забелели на зеленоватых водах Ильменя паруса норманнских ладей, дружинники стали догадываться, кто именно обречён в жертву, на кого сегодня направится гнев молодого старейшины.

Ладьи норманнов шли по озеру без всяких мер предосторожности. Чего им, в самом деле, было опасаться? По весям приильменским ходили они с разрешения и под охраной Новгорода. Да и не в первый раз они вели торговые дела в этой стране. Никто никогда не решался нарушить священный долг гостеприимства и обидеть гостей...

И вдруг перед ничего не ожидавшими норманнскими купцами появились ладьи Вадима.

Даже и теперь купцы не заподозрили ничего дурного.

Вадим на своей ладье мигом очутился около передней ладьи норманнских купцов.

– Эй, кто тут старший, выйди! – поднялся он во весь рост.

Не сразу последовал ответ.

– Добром говорю, отвечайте, выходите. Иначе неизбежная смерть ждёт всех вас! – снова прогремел Вадим.

– Что тебе нужно, старейшина? Чего ты желаешь от нас? – отозвался, наконец, почтенный норманнский гость, с тревогой взирая на грозного вождя и подмечая по его лицу, отуманенному злобой, что готовится дело недоброе.

– Я знаю, что на ваших ладьях есть немало варягов! Вы бывали с ними во многих наших селениях, и их видели здесь не раз. Между ними находится Святогор, отступник от родины, хулитель Перуна... Выдайте его мне и идите с миром.

Норманны с изумлением смотрели на Вадима.

– Не знаю, про кого говоришь ты, знатный старейшина, – заметил в ответ старый гость. – Есть, правда, между нами и варяги, но нет в их числе ни одного, кто отзывался бы на имя Святогор. Ошибаешься ты и напрасно ищешь его среди нас!

Этот ответ привёл Вадима в исступление. Глаза его вмиг налились кровью, в уголках рта показалась пена. Он не помнил себя от овладевшего им бешенства.

– Вы говорите неправду! Здесь, среди вас, он, этот Святогор. И я заставлю вас выдать его мне! – вскричал он, обнажая тяжёлый меч.

– Нам некого выдавать, – последовал ответ.

Норманнские гости только теперь сообразили, какая опасность грозит им. Их дружина схватилась за мечи, но было уже поздно. Слишком мала была норманнская дружина – мала и совсем не подготовлена для кровавого дела. К тому же нападение застало их врасплох. Буйным ветром налетели дружинники Вадима на почти беззащитных купцов. Началось отвратительное побоище – неравная борьба.

Норманны дрались с храбростью отчаявшихся в спасении. Помощи им ждать было неоткуда. Каждый из них дорого продал свою жизнь, но слишком уж много оказалось нападавших...

Вадим в исступлении искал среди избиваемых своего давнего врага. Одного за другим разил он мечом, заглядывал в лицо своим жертвам и к вящему своему бешенству сознавал, что действительно не было Святогора в числе заезжих норманнов. Это раздражало его ещё более.

– Бей всех! Никому не давай пощады! – кричал он, как бы опьянев от множества совершенных убийств.

Только ночь, спустившаяся над Ильменем, прекратила ужасное кровопролитие.

Полегли на вёслах норманнские купцы, но весть об их гибели всё-таки достигла однажды далёкой Скандинавии.

Заволновались конунги и викинги; по скалам и горам угрюмого края пронёсся их призывный клич. И первым откликнулся на него доблестный Святогор со своими варягами.

Грозные тучи собирались над страной приильменской. Набег грозных северных витязей готовился на неё.

Наступил памятный ильменским славянам 859-й год.