Текст книги "В тумане тысячелетия"

Автор книги: Александр Красницкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

22. В Киеве

аленькая дружина Вадима благополучно вышла из Ильменя и спустилась по великому водному пути из варяг в греки до Днепра. Путь их не сопровождался никакими приключениями. Норманны вглубь страны не заходили, ограничиваясь покорением только ближних к Ильменю родов, поэтому дружине Вадима и удалось беспрепятственно проскользнуть по рекам на юг.

Рассчитывал Вадим поднять южных славян на помощь северным и освободить этих последних от ига норманнов.

С этой целью он и стремился к Киеву, главному центру союза южных славян.

Но ему пришлось жестоко разочароваться...

Нечего было и надеяться на помощь южных славян их северным братьям. По своему устройству южные племена жили в ещё большей розни между собой, чем северные, а кроткие, тихие поляне сами были покорены хазарами и платили им немалую дань.

Однако в родах Полянских ласково приняли пришельца с Ильменя. Узнали здесь о несчастье Новгорода и, ради сочувствия к чужому горю, позволили Вадиму с его дружиной поселиться на свободных местах.

Вадим после всего пережитого чувствовал себя настолько уставшим, что решил отдохнуть и ничего пока не предпринимать.

Сколько бы времени провёл он в бездействии, сказать трудно, но совсем неожиданное обстоятельство встряхнуло Вадима, напомнило прежнее, разбередило его незажившие раны.

Пронёсся среди родов, живших при Днепре, слух, что и к ним идут норманны!..

Встрепенулся бывший старейшина при одном только известии о близком появлении тех, кого он считал своими заклятыми врагами.

«Кто такие? Зачем? Нет ли его с ними?» – вот вопросы, взволновавшие душу Вадима.

Он стал приглядываться к тому, как готовятся в родах ко встрече нежданных, незваных гостей.

Но всё было тихо кругом и спокойно. Никто в родах кротких обитателей днепровского побережья и не думал встречать пришельцев с оружием в руках.

На Днепре даже были, как будто, довольны приходу варяжской дружины.

Скоро и новые вести пришли о ней. Варягов было много, они все были прекрасно вооружены, шли в днепровский край под начальством ярлов своих Аскольда и Дира; где добром да лаской их встречали, там никому обид не делали.

Вступив в днепровский край, Аскольд и Дир сразу же изменили свои намерения. Из Новгорода выходили они с тем, чтобы при помощи оружия присоединить к владениям Рюрика и эти земли. Но чем дальше отходили они от Ильменя, тем всё резче изменялись их замыслы...

– У Рюрика и так земли и народа много! – говорил более энергичный Аскольд Диру. – Лучше постараемся для себя... Он будет конунгом ильменским, а мы станем владеть здешними землями...

– Тесно не будет! И ему, и нам места хватит.

Счастье благоприятствовало молодым ярлам. Они помогли полянам освободиться от власти хазар и укрепились в их земле.

Но здесь Вадим узнал то, что вновь пробудило в его сердце бешенство...

Узнал он, что его враг заклятый стал единым владыкой всей страны приильменской.

Ненависть глодала его.

«Настал, наконец, час моей мести!» – решил он и вскоре после этого исчез из приднепровского края.

23. Снова тревога

юрик, между тем, в своих постоянных заботах о вверившемся ему народе совсем забыл о существовании Вадима. Ему казалось, что он уже покончил все счёты со своим врагом и более никогда не встретится с ним.

Представлялось, что положение нового князя на Ильмене упрочилось, что народ доволен его правлением и, под влиянием отрадного покоя после пережитых неурядиц, отдыхает, вступив в новую жизнь...

Первые твёрдые начала нового правления были заложены, оставалось только идти далее намеченным путём. Князь теперь имел возможность гораздо более, чем прежде, посвящать времени себе, и часто теперь, когда не требовали его дела правления, оставался в покоях Эфанды.

Дочь старого Белы всеми силами стремилась помогать своему супругу в его трудах по управлению разрозненным буйным народом. В то самое время, когда Рюрик занимался с ильменскими старейшинами, Эфанда собирала около себя их жён, вела с ними продолжительные беседы, старалась вселить в них любовь к их князю, привлечь к нему их сердца.

Как нежно Рюрик любил её в это тревожное для него время!.. Всё прежнее было забыто, одна только, одна Эфанда существовала для него... С какой отрадой проводил Рюрик немногие часы отдыха в её покоях. Он даже как будто перерождался. Морщины на его челе распрямлялись, из грозного воина, величавого правителя он становился простым, нежно любящим человеком...

Даже Олоф замечал эти перемены и добродушно посмеивался над своим названым братом.

Так шло время.

Однажды пришли вести с далёкого Днепра... Они поразили Рюрика и наполнили его душу смятением. Узнал он, что любимцы его, те, кого он считал преданнейшими своими друзьями, ярлы Аскольд и Дир, изменили ему...

Таким, по крайней мере, он считал их поступок.

Объявляли они русскому князю, что только для себя овладели они Полянской землёй, осели там и будут княжить в Киеве, как он, Рюрик, в Новгороде...

«Ты будешь конунгом на севере, а мы на юге, – уведомили ярлы Рюрика. – Друг другу мы не помешаем. Если же понадобится тебе наша помощь – можешь на неё рассчитывать, готовы мы вступать с тобой в союзы... Изменниками нас не считай, потому что не давали мы тебе клятвы в верности, и ярлы мы свободные, ни от кого не зависимые...»

Но в это время совсем новое обстоятельство отвлекло внимание русского князя от далёкого юга.

В один из светлых, счастливых часов, которые Рюрик посвящал исключительно одному себе, он находился в покоях своей супруги. Был вечер. Горница великой княгини была погружена в полумрак. Последние лучи солнца слабо освещали обширное пространство богато убранного покоя.

Рюрик и Эфанда были они.

Это был один из редких моментов в их настоящей жизни, когда положительно никто не мог помешать их счастью. Вокруг всё было тихо – никто не приходил к Рюрику «за судом и правдой», даже Олоф со своими любимцами умчался в леса на охоту.

Рюрик нежно обнимал приникшую к нему супругу, смотревшую на него полным самой искренней любви взглядом.

– Счастлива ли ты, Эфанда? – спрашивал её Рюрик. – Боги были к нам до сих пор милостивы и даровали нам то, что многим и пригрезиться не могло... Так скажи же искренно: счастлива ли ты?

– Я счастлива твоим счастьем! – ответила Эфанда. – Разве твоя радость – не моя радость в то же время? Разве твоё счастье – не моё счастье?.. Но только...

– Что, моя Эфанда?

– Сама я желала бы, чтобы ты остался прежним... Ты тогда принадлежал бы мне одной, а теперь я принуждена делить тебя с твоим народом...

– Зато помни, что мы своим личным счастьем жертвуем для блага многих... Сами боги указали на нас, чтобы мы даровали этим многим новую жизнь.

– Верю и знаю. Но то, что я сейчас сказала тебе, касается одной меня. Мне всегда так хорошо с тобой... но очень редки эти мгновения...

– Но как они зато отрадны и сладки!

– Правда, правда, милый! – прошептала Эфанда и нежно приникла к его могучей груди.

Рюрик крепко обнял её и осыпал дорогое ему лицо бесчисленными поцелуями. В этот миг он забыл всё на свете: и заботы свои, и измену любимцев своих Аскольда и Дира – он весь отдался сладкому чувству любви...

Вдруг некий неясный шорох, послышавшийся в покое, вернул Рюрика к действительности. Шорох раздавался совсем близко, как будто какое-то крупное и беспокойное животное забралось сюда и ломилось в двери, чтобы помешать счастью возлюбленных.

– Кто там? Эй! – крикнул Рюрик, не выпуская Эфанды из объятий.

Дверь тут бесшумно отворилась, и в покое очутился старый Мал. Он остановился у порога и залился тихим смехом.

– Воркуют голубки, воркуют, – прохрипел он. – Воркуют и не знают того, что кровожадный волк рыщет около их гнезда, что пришёл он в родные места и щёлкает крепкими зубами. Он полон лютой злобы и жаждет крови своего врага... Берегитесь, голубки! Берегите своё гнездо! Горе грозит князю, и тебе, слабая женщина. Готовится тяжкое испытание!

– Мал, зачем ты здесь? – воскликнул Рюрик.

Он хорошо знал Мала, которого все боялись на Ильмене.

– О каком волке говоришь ты, вещий старик? – снова, с тревогой в сердце, спрашивал князь. – Какое новое несчастье пришёл ты возвестить мне?

– Ты не знаешь того, голубок, ослеплённый любовью своей голубки! – насмешливо заговорил чаровник. – Ты не хочешь понять! Но я не вправе сказать этого тебе яснее... По воле высших существ я ничего не могу вам, простым смертным, говорить прямо. Но довольно и того, что я сказал... Понимай сам и готовься: волк близко. Трепещи ты, кроткая овечка!

При этом он так взглянул на Эфанду, что бедная женщина невольно почувствовала ужас.

– Мой Рюрик! Что говорит этот старик? – вскричала она. – Мне страшно за будущее, за тебя!

– Поясни же нам, Мал, о каком кровожадном волке ты говоришь? – потребовал Рюрик.

– Довольно, вы предупреждены... берегитесь... но не пугайтесь нового горя... всё так идёт на этом свете... За радостью следует горе, а горе сменяется счастьем... – тихо молвил Мал.

Он отступил к двери и бесшумно исчез.

Не успели Рюрик и Эфанда прийти в себя, как на дворе хором раздался шум. Послышались громкие крики.

С мрачным предчувствием в сердце подошёл Рюрик к окнам покоя и увидел толпу вооружённых воинов, среди которых узнал нескольких из дружины его брата Синеуса...

«Что? Что такое случилось?» – волновался Рюрик, ожидая, когда к нему поднимутся с вестью его приближённые.

Тревожное предчувствие сжимало ему сердце...

24. Кровожадный волк

оворя Рюрику о кровожадном волке, Мал подразумевал Вадима. Бывший старейшина с очень немногими преданными ему людьми вернулся на берега Ильменя и скрывался в дремучих лесах, готовясь к мести своему заклятому врагу.

Прежняя неведомая сила влекла его к жилищу Мала.

Старый болгарский волхв один из первых узнал о возвращении бывшего старейшины на берега Ильменя. Вадим ещё не приходил к нему, когда Мал являлся к Рюрику возвестить ему о появлении «волка». Теперь, вернувшись от князя к себе в лесную чащу, Мал пребывал в уверенности, что Вадим очень скоро явится.

И он не ошибся.

Вадим пришёл один – тихий, покладистый, ищущий совета.

– Старый Мал! – заговорил он. – Быть может, в последний раз мы видимся с тобой.

– Не в последний! – возразил кудесник. – Но уже близко то время, когда кончится наше дело в этом мире.

– О чём говоришь ты?

– Тебе и самому должны быть полезны мои слова. Ты хочешь знать, о каком нашем деле я говорю? Изволь, я готов сказать. Посмотри кругом – на весь этот мир. Посмотри на этот лес, на этих птиц, на людей, наконец, – чем они живут... Чем живёт мир?.. Ты хочешь знать, и я скажу тебе: борьбой, вечной непрерывной борьбой добра со злом живут они, живёт весь мир... Всё борется, вечно борется, и кто сильнее, тот побеждает. Жизнь – это борьба!.. Не будь борьбы, не было бы и жизни. В этой борьбе и наше дело. Вспомни, ты приходил ко мне заговаривать нож на него; вспомни, ты искал его всюду, искал и не находил. Знаешь ли, что в лице твоём и его боролись зло и добро ильменского народа? Ты был сильнее, ты гнал этого человека, преследовал его, лишил его родины. Но ты сам же его привёл обратно таким, какой он есть теперь... Он – добро твоих братьев; ты – зло их. Ты разрушал благо множества людей, он созидает его. Что же ты сделал?..

Мал смотрел вопросительно. Вадим слушал его, затаив дыхание. Старый кудесник никогда ещё не говорил с ним так.

– Но постой, старик! – воскликнул Вадим наконец. – Я не то узнать хочу от тебя. Ты говоришь, что между нами борьба. Но ты должен знать тогда, кто из нас выйдет победителем.

– Добро всегда было и будет сильнее зла.

– Стало быть, я должен оставить свою месть, преклониться перед врагом, молить у его ног о прощении?.. Нет, нет, никогда!

– Ты не можешь уже остановиться теперь. Ты должен довести своё дело до конца.

– Чтобы пасть в этой борьбе?

– Да, чтобы пасть.

– Но ты? Ты зачем берёг меня?

– Я должен был поступать так. С той самой минуты, как ты явился на этот свет, я знал уже, что ждёт тебя в этой жизни и должен был вести тебя к этому концу. Наши поступки не в нашей воле, высшие существа управляют нами, а они хотели, чтобы было то, что было.

– Нет, нет, ты не прав. Ты выжил из ума, старик! Весь Ильмень восстанет по моему слову и пойдёт за мной. Мы свергнем этого пришельца, этого предателя, и ты услышишь, что я скоро займу его место. Не он, а я должен быть князем славянским!

– Безумец! Ослеплённый! – усмехнулся Мал. – Ты сделаешь, что говоришь. Но это будет последним твоим делом.

– Я не верю тебе! Слышишь – не верю.

– Ты не верил и раньше. А между тем всё вышло так, как говорил я. Но об одном я прошу тебя, Вадим... Слышишь? Я прошу... Делай скорее своё дело. Устал я уже... Поднимай Ильмень, волнуй его, но только скорее, скорее...

Мал тяжело дышал. Слабым, дряхлым, беспомощным казался он в это время. Вадим теперь сам едва не с сочувствием смотрел на него.

– Иди же, иди, куда толкает тебя судьба. Время как нельзя лучше благоприятствует твоему замыслу. Не до того теперь князю русскому, чтобы вспоминать о тебе! – молвил чаровник. – Иди и подымай Ильмень, а меня пока оставь. Жду с нетерпением я желанного отдыха и знаю, что скоро дождусь его.

С великим смущением в сердце оставил Вадим болгарского кудесника. Слова его не могли не породить в нём сомнение. Бывший старейшина задумался над своей жизнью.

«Неужели в самом деле судьба бережёт моего врага, неужели он её избранник, тогда как я отвергнут ею? – думал он. – Что, если прав Мал? Но тогда что мне делать? Разве могу я оставить свою месть? Ведь для неё одной и живу я, ею одной и дышу... Но ежели всё, всё напрасно, ежели и впереди меня ждёт неудача?.. О, тогда смерть будет для меня желанным утешением... Всё равно! Пусть смерть! Я сумею умереть. Но если он и на самом деле избранник судьбы, то пусть эта борьба станет последней борьбой. Если и тут мне не будет удачи, то что же...

зачем мне жить? Я умру, умру сам или паду в битве за свободу родины!»

Одолеваемый мрачными мыслями, выбрался Вадим из лесной чащи, где была избушка Мала, на берег Ильменя. Там у него был припрятан лёгкий челнок. Задумчивый, полный грустного предчувствия, сел он в него и направился к волховскому истоку. Вадим намеревался побывать в Новгороде, а для этого ему необходимо было миновать островок, на коем стояли хоромы Рюрика.

Он уже подплывал на своём челноке к этому островку, когда заметил около него большое скопление ладей. Особенно выделялась роскошно убранная ладья, причаленная к самому берегу.

Вадим, на которого никто не обращал внимания, пробрался на своём челноке по возможности ближе к берегу. Народ на ладьях был весел. Все с нетерпением чего-то ожидали.

– Что здесь? Кого ждут? – спросил Вадим у старика, сидевшего на корме соседней лодки и вглядывавшегося в ворота крепости.

– А князя нашего, солнышко красное, ждём, – обронил старик. – В Новгород на вече он отправляется перед отъездом к кривичам. Вот и собрались мы поприветствовать его...

Кровь ударила в голову Вадима. Сейчас он увидит своего врага. Сейчас он увидит того, кого старый Мал да и сам он теперь в глубине души считал избранником судьбы.

Вадим даже закрыл глаза под наплывом охвативших его противоречивых чувств. Для него очень многое решалось в это мгновение. Может быть, эта встреча должна повлиять на него таким образом, что откажется он от заветной мысли – от мести; может быть, найдёт он в ней силу для будущего...

Радостные крики заставили Вадима поднять голову.

Из ворот городка, окружённый толпой дружинников, выходил Рюрик. Он нежно вёл под руку провожавшую его до ладьи Эфанду. Восторженные приветствия неслись со всех сторон.

Да! Это он! Заклятый враг Вадима. Даже своей милостью нанёсший ему тяжкое оскорбление! Как он статен, величав, могуч! Как радуется при виде его народ! Как ласково, с какой любовью смотрит на него эта красавица!..

Кто она?

Супруга князя!.. Значит, прошлое забыто! Любуша исчезла из памяти. Другая заняла её место... Ах! Когда так, то теперь Вадим знает, чем и как отомстить врагу... Прочь все сомнения, прочь все мрачные думы... Эта женщина дорога врагу... С какой любовью глядит он ей в очи! Сполна отомстит ему Вадим. Этой женщиной рассчитается он с врагом. Смерть, так смерть! Но перед тем он оскорбит самое нежное чувство в сердце врага. Горе ему!.. Эта красавица должна принадлежать Вадиму и будет принадлежать!

Такие мысли вихрем пронеслись в голове у Вадима, с мучительными злобой и завистью смотревшего на прощание князя с его дорогой княгиней.

Крепко стиснув зубы, Вадим отогнал в сторону свой челнок. Новая тяжесть легла ему на сердце.

Теперь образ красавицы-княгини пробудил в нём самые низменные чувства.

А Рюрик, не подозревая, что кровный враг его находится так близко, садился в ладью. Нехорошие вести принесли ему, пришедшие после ухода Мала, послы от кривичей. Совсем нежданно умер в Изборске брат его Синеус, и кривичи звали к себе князя, опасаясь, что, оставшись без правителя, они снова начнут страдать от родовых раздоров.

Рюрик решил не медлить и отправиться в путь, объявив только о своём внезапном отъезде новгородскому вечу.

Вадим видел, как поплыли по Волхову ладьи с князем и его дружиной, и скрипел зубами, слыша громкие крики провожавшего своего князя народа.

25. Последняя вспышка

«адим вернулся», – эта весть с быстротою молнии пронеслась по всему Ильменю.

Такого известия было вполне достаточно, чтобы поселить надежду в сердцах недовольных.

Заволновался, зашумел Ильмень, зазвенели мечи в родах славянских. И время для возмущения было как нельзя более удобное. Князь отсутствовал, уехал он с дружинами своими к кривичам. Горе нежданно подкралось к Рюрику. Узнал он теперь, что умер почти одновременно с братом Синеусом и другой его брат – Трувор.

Волей-неволей пришлось князю оставить Ильмень...

Отправившись в далёкий путь, Рюрик сделал ошибку, взяв с собой и единственного своего друга, который бы мог его заменить в его отсутствие, – Олофа. Впрочем, мог ли предвидеть он, что опасность для молодого государства была так близка?..

Во главе оставшейся небольшой дружины был поставлен храбрый на поле битвы, но малоопытный в делах правления воин по имени Руар. По его мнению, всё было спокойно на Ильмене, опасаться было нечего, а потому Руар с дружиной после отбытия князя повёл довольно беспечный образ жизни.

Вадим, между тем, делал своё дело.

Один, без дружины, без всякого подготовления являлся он в роды и повсюду говорил так горячо, так убедительно, что не только юноши, но и старики заслушивались его.

Заслушивались и вспоминали прежнее.

Как прежде-то жилось привольно!.. Каждый сам себе старший был и знать ничего не хотел, а теперь вот прислушивайся к тому, что на Рюриковом городище скажут...

Поэтому-то и находили себе отклик и сочувствие в сердцах славянских пылкие речи Вадима.

– Веди нас! Все за тобой пойдём, – слышались восторженные возгласы.

– Будь нам князем, дай нам правду не варяжскую, а родную, ильменскую.

Вадим, конечно, знал цену этим словам. Понимал он, что, свергнув одного князя, ильменцы не задумаются прогнать и другого, но какое ему было до этого дело? Образ красавицы-княгини не давал ему покоя, волновал, мучил его так же, как некогда мучил образ Любуши.

Страсть снова ослепляла его...

Он чувствовал, что идёт на отчаянное дело, что очень и очень мало у него средств для борьбы, но всё-таки шёл, шёл напролом.

Рюрик ничего не знал о том, что происходило на Ильмене. Он был далёк от мысли о возможности мятежа и спокойно устраивал дела кривичей, пришедшие в беспорядок после смерти Синеуса. У веси и мери всё было хорошо, и кончина Трувора не вызвала среди них никаких волнений.

Сам Рюрик был очень огорчён кончиной братьев. В их преданности он никогда не сомневался, теперь же у него оставался один Олоф, а Олоф нужен был ему и на Ильмене.

Как ни удачно начал своё правление Рюрик, а существовало нечто такое, что мучило его и заставляло тревожиться за дальнейшую участь избравшего его народа. Эфанда была бездетна, и в будущем некому было передать великого дела объединения всех славян.

Некому, кроме Олофа.

Поэтому-то Рюрик не отпускал от себя своего названого брата, желая приучить ильменцев к мысли, что после него их правителем явится Олоф, и никто другой.

Молодой викинг знал о намерениях своего князя, понимал их значение для славянского народа, а потому и готов был принять на себя трудное дело правления.

Думая обо всём этом, Рюрик вместо Синеуса и Трувора поставил в подвластных ему землях кривичей, веси и мери наиболее преданных ему отдельных начальников варяжских дружин, поручив им и сбор дани, и суд его именем над виновными.

Весть о возникшей на Ильмене смуте, как громом, поразила и Рюрика, и Олофа.

Эфанда решила отправить гонца к своему супругу.

Снова пришлось Рюрику услышать о Вадиме.

То, что он всеми силами старался забыть, изгнать навсегда из памяти, снова встало, как неумолимый упрёк минувшему...

– Вадим, Вадим! Опять он встал на моём пути! – воскликнул Рюрик, получив весть от Эфанды. – Он не послушался меня, не вспомнил моего добра и снова идёт мне навстречу.

– Надо было тогда раздавить эту гадину! – заметил Олоф. – Разве можно было ждать от него какого-либо добра...

– Но теперь поздно вспоминать об этой ошибке!..

– Однако не поздно наказать негодяя!

– Да, надо спешить. Кто знает, что может там случиться!..

Рюрик и Олоф поспешно собрали дружину. Они даже взяли с собой тех, кто должен был бы оставаться с наместниками князя, но дело выглядело настолько серьёзно, что мог пригодиться каждый человек.

Действительно, Ильмень взволновался не на шутку...

Вадима окружала многочисленная дружина – главным образом, молодёжь и недовольные князем.

Ликовал бывший старейшина.

Он не сомневался, что теперь исполнится задуманный им план, тем более, что среди его сторонников царило полное единодушие.

– Прогоним князя, не бывать над нами ничьей воли, кроме нашей! – кричали сторонники Вадима.

– Пусть Вадим будет нашим князем, его хотим!

– Веди нас, князь наш! Веди! Мы все пойдём за тобой.

– С тобой мы и Новгород разгромим!

Но главной целью Вадима был не Новгород, а Рюриково городище. Там жила Эфанда, ставшая недавно предметом всех его мечтаний.

Никто в толпах мятежников и не подозревал о затаённой цели своего вождя. Для всех он являлся поборником прежних вольностей. За ним шли не только те, кому терять было нечего, но также люди, действительно помнившие старый порядок и дорожившие им.

Собралось достаточное количество воинов, и Вадим решил начать мятеж.

– Что мы будем ждать, братья, – говорил он, – пойдём и прежде всего разорим гнездо залётного сокола, не оставим там камня на камне, а тогда уже легче станет докончить остальное.

– Идём! Идём все за тобой!

Мятеж вспыхнул.

Руар понял теперь, что дело нешуточное. Приходилось уже думать не о том, чтобы подавить восстание, а о том, как бы сохранить свою жизнь и продержаться до прибытия свежих дружин во главе с князем.

Рюриково городище, согласно тогдашним требованиям фортификационного искусства, являлось хорошо укреплённой крепостью, и взять её трудно было, но охраняла её лишь небольшая дружина, а вольница Вадима была многочисленна и воодушевлена жаждой норманнской крови и грабежа.

Медлить Вадим не любил. Он быстро окружил Рюриково городище. Руар, Эфанда и все варяги были отрезаны от Новгорода, где они могли бы искать защиты.

А Новгород повёл себя во время мятежа очень странно. Он не примкнул к мятежникам, но и не пошёл против них. По крайней мере, он и не подумал оказать помощь осаждённым. Это было своего рода уловкой. Если бы победителем оказался Вадим, тогда новгородцы, отчасти сочувствовавшие ему и возникшему движению, спокойно перешли бы на его сторону, если же сила оказалась бы на стороне князя, то новгородцы оказались бы ни в чём перед ним не повинны...

Таким образом, осаждённым неоткуда было ждать помощи.

Положение их было почти критическое. Съестных припасов осталось очень мало и не приходилось думать о том, чтобы отсидеться за крепкими стенами городища.

Да и осаждающие не ждали. Вадим понял, что борьба с княжескими дружинами ему не под силу, и торопился кончить своё дело до прибытия Рюрика.

Тёмной ночью повёл он своих людей на приступ. Защитники городища тоже не дремали. Они решили дорого продать свою жизнь, защищая и молодую княгиню, и семьи отсутствующих товарищей...

Вадимовым людям только под утро удалось пробраться на островок. Отчаянный бой – бой не на жизнь, а на смерть – закипел при первых лучах восходящего солнца.

Сам вождь мятежников, казалось, забыл о грозившей ему опасности. Он оказывался там, где более всего гибло его людей. Как будто ничего не видя перед собой, шёл он на верную смерть и не находил её. Судьба всё ещё щадила его...

Один за другим гибли защитники крепости. С глубоко прорубленной головой лежал на главном валу Руар, так дорого поплатившийся за свою беспечность. Вот уже полегли и последние бойцы...

Вадим вышел из боя победителем. С несколькими самыми отчаянными из своих воинов ворвался он в княжеские хоромы. Там, окружённая толпой беззащитных женщин и детей, ждала врага Эфанда.

Она готова была умереть. Смерть не пугала её, а на случай позора в складках одежд припасён был острый кинжал.

Но Вадим так быстро кинулся к ней, что она не успела выхватить своё оружие. Один миг, и обезумевший старейшина подхватил несчастную женщину и с диким рёвом выскочил с ней из княжеских хором.

Отчаянный крик Эфанды на мгновение заглушил вопли других несчастных...