Текст книги "Под русским знаменем"

Автор книги: Александр Красницкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 35 страниц)

XVII
НА ПЛЕВНУ

 первым проблеском рассвета зашевелились, засуматошились биваки раскинувшихся по окрестностям Никополя полков. Жаркий предстоял день. Не одно сердце ёкало. Готовился штурм, первый ещё в эту войну. Артиллеристы накануне постарались: меткими выстрелами в цитадели была пробита брешь, но всё-таки много должно было пролиться крови с обеих сторон.

Коралов проснулся раньше своих товарищей и выбежал посмотреть на Никополь, словно боялся, как бы он не исчез за ночь. Нет, Никополь оставался на своём месте. Турецкая твердыня тонула в полусумраке начинавшегося рассвета. Оттуда не доносилось ни звука. Алексей встревожился не на шутку. Уж не ухитрились ли уйти как-нибудь турки? Но нет, не может этого быть. С суши практически вплотную окружили турецкую крепость русские войска. За Дунаем сторожили турок на протяжении всего берега. Спуститься же на судах по реке или уйти по ней в Виддин тоже было невозможно: под перекрёстным огнём не пойдёшь да, кроме того, с обеих сторон в Дунае поставлены были минные заграждения. Как тут уйти? Там турки – в Никополе – попались, будто мыши в мышеловку...

Алексей смотрел на крепость и задыхался от волнения. Скорей, скорее бы начинался штурм!

Вдруг он задрожал. К Никополю со стороны своего бивака ехал барон Криденер со всем своим штабом, а на флагштоке под главными Никопольскими воротами медленно поднимался колеблемый порывами ветра белый флаг.

Крепость сдавалась на милость победителя...

Гассан-паша понял, что взятие Никополя русскими неизбежно. Сопротивление привело бы только к совершенно напрасному кровопролитию. Пробиться из окружения тоже не представлялось возможным.

Увидав на крепости, одно приближение к которой стоило более 1300 человек, выбывших накануне в течение 16 часов непрерывных боёв, белый флаг, означавший, что крепость капитулирует, генерал Криденер обнажил голову. Это был для русских неожиданный и счастливый исход. Штурма не будет. Стало быть, не будет и пролито новых рек крови, множество драгоценных жизней будет сохранено.

А с биваков, где проводили эту ночь полки, уже так и неслось радостное «ура!». Белый флаг заметили и значение его поняли. Все сердца забились радостью; можно было вздохнуть; смерть отлетела с поля битвы, и ангел жизни торжественно реял над ним.

Даже Коралов, когда осмыслил значение свершившегося факта, перестал досадовать.

«Незадача! Что тут поделаешь! – подумал он. – Может быть, война-то и не кончится так скоро. Может быть, и успею я ещё заслужить беленький крестик».

Полки, снявшись с биваков, один за другим подходили к сдававшейся крепости. Люди шли и невольно удивлялись, как это так молчат никопольские пушки, не сыпятся в них со стен дождём турецкие пули!..

– Понимаешь ли ты, друг мой любезный, – говорил Коралов шагавшему рядом с ним Малафееву, – что это – победа! А что такое есть победа? Победа – это одоление супостата и новая слава христолюбивому русскому воинству... Из славы, положим, нам с тобой шубы не сшить, а всё-таки приятно, когда подумаешь, что, вот, турки, враг грозный, всюду склоняются перед силой русского оружия.

– Ещё бы неприятно! – усмехнулся Малофеев. – Пожалуй, теперь скоро и по домам пойдём.

– Кто знает! Может быть, и скоро! – не без некоторой досады ответил Коралов.

– Поскорее бы!.. Право, что тут? С таким неприятелем и возиться долго нечего. Всё сдаётся только!.. А всё-таки немало наших эти самые турки перепортили.

– Да, немало! У нас всё, слава Богу, офицеры налицо, а в Вологодском полку командира ранили, а во второй бригаде – бригадного[52]52
  Речь идёт о полковнике бароне Соловьеве и генерал-майоре Богацевиче.


[Закрыть].

– Что говорить! У нас мало выбыло... Слава Богу, теперь сдаются, а то сколько бы сегодня мы своих недосчитались... Ух, сколько!

К утру все участвовавшие накануне в боях полки стянулись к Никополю. Белый флаг развевался над крепостью, но ворота её оставались запертыми. Генерал Криденер приказал взломать их, и только тогда к нему явился Гассан-паша со своими офицерами. Турок объявил, что сдаётся безусловно на милость победителей, но так как ему ещё до сих пор никогда не приходилось бывать в таком положении, то он просит разъяснить ему, что делается в подобных случаях.

Разумеется, в такой просьбе не было отказано.

Длинной вереницей потянулись из ворот Никополя ряды оставивших в крепости своё оружие защитников её. Сумрачно, потупив глаза в землю, не глядя по сторонам, шли турки между выстроенных шпалерами победителей. До семи тысяч их было. Как только они вышли, русские сейчас же заняли Никополь.

Так пала эта турецкая твердыня – последняя, как думали тогда, представлявшая опасность для великого дела, ради которого пришли за Дунай русские полки. Все остальные дунайские крепости, даже Рущук и Виддин, казались совершенно безвредными. Взятие Никополя открывало для русской армии все дороги к Балканам. Правый берег Дуная на шестьдесят вёрст был занят русскими.

Ликовала вся русская армия, ликовала вся Россия после этих побед. Уверенность в скором окончании войны всё возрастала.

Почему-то множились слухи, что непременно к 30 августа всё будет кончено и будет в этот день, по крайней мере, о перемирии, если не о мире, объявлено. Всё складывалось для русских как нельзя лучше. Победы, победы и только победы! Слава осеняла своими лучами русских воинов.

Веселы солдатики – герои Никополя. Воодушевлены они. Радостью дышат их загорелые лица. На сердце у каждого легко и свободно. Радостно всем, как в праздник.

Но кто доволен, так это Коралов. Его призвал к себе ротный командир и выразил ему похвалу за расторопность и ревностное отношение к делу.

Чувствует юноша, что и его мечты сбудутся и он не простым солдатом кончит войну.

Обычная беспечная весёлость, утраченная было, опять вернулась к Коралову. Он уже кое-что знает. У Никополя не долго задержатся русские. Девятый корпус также пойдёт к Балканам, а взятую крепость передадут в охрану румынам. Пока до этого небольшой поход – что поход! – просто прогулка предстоит... Из главной квартиры пришло приказание генералу Криденеру занять поскорее менее уставшими в боях под Никополем войсками лежавший всего в тридцати пяти верстах от Дуная и в шестидесяти от Систова болгарский городок Плевнь, который русские уже переиначили в Плевну, а чаще, в разговорах между собой, – просто в «плевок»... К Плевне спешить приказано. Важным пунктом казался этот городок августейшему главнокомандующему. Тут был узел путей, пролегающих по западной Болгарии, да и, кроме того, получено в главной квартире сообщение, что большой турецкий отряд вышел из Виддина и направляется именно в Плевну, где окапывался со своими батальонами Атуф-паша. Три полка – Архангелогородский, Вологодский да подходивший от Систова Костромской, – а также донцы и кавказская бригада с сорока шестью орудиями посланы были на занятие Плевны. Вёл этот отряд генерал Шильдер-Шульднер, так усиленно ведший наступление на Никополь в боевой день 3 июля.

– На Плевну так на Плевну! – посмеивались солдатики. – После Дуная да Никополя она и плевка для нас не стоит.

Весело пошли они в новый недалёкий поход.

– Ребята! – шутил Коралов со своими товарищами. – Нас-то, я думаю, Плевной не удивишь!

– Чего удивлять-то? – слышались ответы. – Давно ли её полусотня казаков взяла?

Действительно, ещё 26 июня в Плевне побывали под командой есаула Афанасьева донская казачья полусотня 30-го полка. Молодцы влетели в город, заставили сложить оружие стоявший там гарнизон и умчались, убедившись, что в Плевне нет такого количества турок, какое могло бы повредить тылу действующего Западного отряда при его атаках на турок в Никополе.

Плевна – совсем маленький болгарский городишко в долине, образуемой реками Вид, Гривица и притоком последней – Тугеницей. В стороне Дуная высятся отвесно горы; они образуют настоящие стены, с которых нет спусков. С противоположной стороны возвышенности более покатые. С юго-востока медленно течёт среди лесистых ущелий Тугеница и перед самым входом прорывает горы, так образуется даже не ущелье, а просто расселина, стены которой едва-едва не сходятся друг с другом. Известняковые скалы здесь голы и почти-почти сходятся между собой. Расселина так узка, что при проходе по дну её нет возможности повернуть повозку или орудие назад и приходится пятиться, чтобы выйти из ущелья на прежнее место. На самом восточном выступе расселины в Плевненскую долину, на совершенно голом склоне скал видны какие-то руины. Под ними Тугеница врывается в долину и, пройдя городок, впадает с шумом верстах в полутора от него в Гривицу, обтекающую также Плевненскую долину с востока на запад. На Гривице верстах в восьми от Плевны раскинулось село того же имени на холме, господствующем над всей этой местностью. Обойдя долину с востока, Гривица на северо-западе её впадает в большую болгарскую реку Вид. В долине у Плевны сходятся дороги всей Западной Болгарии: от Виддина, Никополя, Систова на Ловчу к Тырново и за Балканы через Орхание в Софию. Словом, городишко как бы самой природой предназначался к тому, чтобы быть ключом к Болгарии. Сам по себе ничтожный, он в то же время являлся неприступной позицией для опытного полководца, понявшего бы, какие удобства представляет эта местность, вся волнообразная от множества холмов, горушек, утёсов, скал, теснин, расселин и ущелий. Три реки, обтекавшие долину, представляли собой естественные рвы.

В руках храброго защитника Плевна действительно в очень скором времени стала неприступной позицией...

А 8 июля, всё ещё полным гордостью после Никопольской победы, трём русским пехотным полкам, рвавшимся в бой до того, что каптенармусы и ротные артельщики взялись за ружья, пришлось на горьком опыте убедиться, что не всё возможно даже и для русских храбрецов...

В этот день выбыли из строя 75 офицеров и 2326 нижних чинов. Пали убитыми командиры Архангелогородского полка полковник Розенбах и Костромского полка полковник Клейнгауз; ранен был бригадир 1-й бригады 5-й дивизии генерал-майор Кнорринг. Костромской полк оставил на поле битвы свои ранцы, а шесть рот его – даже шинели. После страшного боя наступавшему от Никополя отряду пришлось отступить на пути к Систову, чтобы защищать от турок единственный пока пункт, где русская армия, действовавшая в Болгарии, сообщалась с левым берегом Дуная. Солдаты держались, пока не было дано приказания отступать; они гибли, но не уходили. Архангелогородский и Костромской полки вернулись в этот день из-под Плевны, уменьшившиеся почти на две трети...

Это было то, что очень скоро в России начали называть «Первой Плевной». За ней в самом непродолжительном времени последовала «Вторая Плевна» и вскоре – «Третья»...

Совершенно неожиданно выросла здесь преграда для русских дальнейших побед, для триумфального шествия. Русская слава не померкла, а разгорелась под Плевной ещё более ярким сиянием, но это стоило уже громадных жертв, многих тысяч жизней и главное – три «Плевны» дали туркам возможность ободриться и даже возмечтать о победном для них исходе войны...

Но как могло случиться это?

XVIII
ТЯЖЁЛОЕ ИСПЫТАНИЕ

ысланный от Никополя на Плевну небольшой русский отряд вместо незначительного неприятеля встретил там сорок турецких таборов, свежих, не утомлённых боями, рвавшихся к победам над неприятелем... Многочисленная и превосходная артиллерия, снабжённая столь обильно боевыми запасами, что их могло хватить на долгие месяцы сплошного артиллерийского боя, поддерживала, как снег на голову, представшую перед изумлёнными русскими турецкую плевненскую армию, которой командовал выдающийся турецкий стратег Осман-гази-паша.

Плевна оказалась вовсе не жалким «плевком», как было прозвали её и смеялись русские. Многих тысяч жизней, миллионов рублей, месяцев тяжёлого душевного волнения всех русских людей, трепета за благополучный исход всей войны стоил этот «плевок» России.

Но что же! Что случилось? Как могла иметь место такая неожиданность?

Турками приводился в исполнение основной план войны – заманить неприятеля как можно дальше вглубь Болгарии, даже хотя бы за Балканы, и именно неожиданным появлением совершенно свежей армии разделить русские главные силы, разбить наголову и затем перейти в наступление по всей линии, сбросить русских за Дунай и вторгнуться через Молдавию и Валахию в пределы России.

Армия Османа-паши укрывалась в Виддине. Отсюда небольшими отрядами по различным дорогам после 28 июня вся она пошла на Плевну, где вышедший из Никополя Атуф-паша с лихорадочной поспешностью готовил позиции – рыл окопы, возводил редуты; другими словами, ещё более укреплял он укреплённую самой природой позицию.

Гассан-паша в Никополе должен был бросить свою крепость и тоже отойти к Плевне. Там всё было приготовлено к встрече войск: накоплены были громадные запасы провианта, заготовлены в огромном количестве боевые снаряды и для орудий, и для ружей.

Осман-паша, полководец чрезвычайно талантливый, ещё в Крымскую войну успевший совсем молодым человеком проявить свои способности, предполагал из Плевны ударить на Систов, занять Тетевенские Балканы (у Ловчи), соединиться с армией нового турецкого главнокомандующего Ахмета-Эюба-паши[53]53
  Ахмет-Эюб-паша выделился в Сербскую войну, где он был начальником Нишской армии. Он воспитанник султанской военной школы в Константинополе. До войны служил в Йемене в Аравии. Мегмет-Али-паша, сердар-экрам. По национальности – немец, сын придворного музыканта Детруа. Подлинное имя Карл, родился в Магдебурге, где и учился в детстве, был юнгой на купеческом судне. В Константинополе обратил на себя внимание великого визиря Али-паши, принявшего его к себе за сына. С 1846 года стал посещать Константинопольское артиллерийское училище. По окончании курса участвовал в Крымской войне. В 1870 году был уже дивизионным генералом. В 1873 году усмирял бунт на Кипре и в Фессалии. В войне 1877 года имел неограниченные полномочия султана.


[Закрыть]. Таким образом, между Дунаем и Великим Балканом выросла бы живая стена. В это же время более чем стотысячная армия школьного товарища Османа-паши – Сулеймана-паши, действовавшая до того в Черногории, была посажена в Антивари на суда и перевезена морем до местечка Дяде-Агач, откуда направлена по железной дороге на Адрианополь. Эта армия должна была сбросить русских в Предбалканскую Болгарию прямо на штыки соединившимся армиям Османа-паши и Ахмета-Эюба-паши.

Турки весьма полагались на свою численность, на своё превосходное оружие, на обилие боевых снарядов и, наконец, на то, что русские, торжествующие по поводу своих первых громких побед, потеряют осторожность, и грандиозный военный план окажется выполнен без сучка и задоринки.

Много было у турок шансов на то, что план их удастся... Только мужество и доблесть русских воинов расстроили все их замыслы, остановили начинания... В одном только оправдались планы турецких стратегов: Осману-паше удалось провести в Плевну из Виддина все свои войска совершенно незаметно для русских.

Судьба ниспослала России это тяжёлое испытание.

Телеграмма румынского князя Карла, предупреждавшего, что из Виддина скрытно ушёл большой турецкий отряд, не обратила на себя внимания – из румынских источников слишком часто приходили не оправдывавшиеся потом тревожные сведения; ряд удач русской армии повлиял, видимо, на повышение уверенности её начальства. Румыны, с которыми не состоялось соглашения относительно совместных действий за Дунаем, отказались принять от генерала Криденера сдавшийся Никополь и тем развязать ему руки. Телеграммы, которые из Никополя приходилось посылать через левый берег, где в Турни-Могурелли была телеграфная станция, запаздывали: сильные грозы в ночь на 4 и 5 июля и ложная тревога на 6 июля, заставившая телеграфную станцию временно сняться с места, задержали телеграмму генерала Криденера, в которой он сообщал в штаб действующей армии о недостатке в артиллерии его отряда боевых снарядов и о том, что Плевна занята четырьмя батальонами турецкой пехоты, двумя эскадронами конницы и черкесами, уже успевшими окопаться. Телеграмма, посланная из Никополя генералу Непокойчицкому 5 июля, получена была в главной квартире только на другой день во втором часу пополудни. Уведомление румынского князя о передвижении из Виддина к Плевне сильных турецких отрядов совсем не было передано генералу Криденеру, а результатом всего этого было то, что посланный к Плевне для занятия её отряд генерал-лейтенанта Шильдер-Шульднера подошёл к Плевне в тот самый день, когда вступил в неё со всеми своими таборами Осман-паша.

Плевна сразу же сказалась...

Рождественцев, провалявшись около месяца в госпитале, оправился настолько, что чувствовал себя по-прежнему сильным, здоровым и бодрым. Он выписался из госпиталя и вместе с понравившимися тоже Фирсовым и Мягковым находился временно в распоряжении майора своего полка Подгурского, назначенного систовским комендантом. Восьмой корпус в это время перешёл уже в Тырново, и трое оправившихся приятелей ожидали только, когда составится партия, собираемая в Тырново на укомплектование полка. Жилось в Систове привольно. Учений, разводов не было, караульной службой выздоровевших не тревожили.

Они уже начали тяготиться своим бездействием. Пережитый страх смерти сблизил между собой этих троих совершенно разных людей. Рождественцев с величайшим уважением относился к Фирсову. Его поражала душа этого простого солдата, его чистая простота, уверенность в Промысле и, несмотря на решительность в бою, голубиная незлобливость. Мягков, совсем молоденький парнишка, попавший на войну прямо из деревни, тоже был прост, как малое дитя. И в нём чувствовалась непосредственно чистая душа, добрая, отзывчивая на всё хорошее. Рождественцев и сам был точно такой же. Неожиданно для всех троих установилась между ними дружба, и воспоминание о ночной переправе, где все они переживали ужас смерти, где они проливали свою кровь, тесно-тесно привязало их друг к другу.

«Первая Плевна» прошла в Систове незаметно. Слишком близко была она от Никопольской победы. Удачи русских отрядов на Балканах и за Балканами тоже затушёвывали собой неуспех 8 июля.

– Ну слава Богу! – сказал однажды Сергей своим приятелям. – Послезавтра конец нашему систовскому сидению...

Это было 18 июля.

– Слава Богу! – даже перекрестился Фирсов. – А то куда как совестно сидеть здесь в холе да на покое... Верно, там кровь льётся, дерутся товарищи, а мы сидим...

Рождественцев засмеялся.

– Пожалуй, и в Тырново сидеть будем, – предположил он.

– А что так? – удивился Мягков. – Разве кончим скоро войну?.. Давай то Господи!

– К этому, как будто, всё и идёт! Можно ожидать перемирия с минуты на минуту.

– Хорошо бы к именинам Государя Императора покончить совсем! – задумчиво произнёс Фирсов. – Вот был бы подарочек нашему милостивцу-освободителю.

– Кто знает! До 30 августа ещё без двух дней полтора месяца. Много может воды утечь за это время...

Много, ох как много! В этот самый день 18 июля под Плевной выбыло из строя около пяти тысяч русских солдат. Один только Пензенский полк потерял 29 офицеров и 1006 нижних чинов...

Это была «Вторая Плевна». Несмотря на чудеса храбрости, проявленные русскими, отчаянный бой не при нёс никаких результатов. Русские не продвинулись ни на шаг. Теперь стало известно, что в Плевне засели более 60 000 турок.

Впрочем, кровавый бой 18 июля, как оказалось впоследствии, остался далеко не без результата. Планы турецких стратегов были нарушены. Осман-паша уже не мог теперь выйти из Плевны на соединение с Ахмет-Эюбом. Русские в свою очередь узнали, с каким упорным противником им приходится иметь дело.

19 июля в Систове о плевненском бое накануне носились только смутные слухи. Однако всё было спокойно. Вдруг поднялся панический переполох.

– Турки, турки идут! – пронеслось по всему Систову.

Через Систов шла за Дунай большая партия раненых накануне в плевненском бою солдат. Все они пребывали под впечатлением пережитых всего несколько часов назад ужасов. Понесённая неудача угнетала их. Те раненые, которые могли идти сами, брели как попало, не соблюдая порядка. Сами они первые рассказывали встречным, что «конец пришёл русским», что турки наголову разбили войска, отбросив все полки далеко-далеко от Плевны, что турки по пятам преследуют русских.

– Уж как мы-то ушли, не знаем сами! – жаловались некоторые из них. – Вот тут, под самым Систовом, можно сказать, черкесы нас нагоняли.

Их жадно слушали. Беспокойство возрастало.

– Одну партию так даже в плен взяли, – слышались рассказы. – Уж черкесы известны – всех перережут...

– Да где же это было-то? – спрашивали недоверчивые. – Под Систовом... Наверное, часа не пройдёт – здесь будут...

Из уст в уста передавалась ужасная весть: «Турки идут, турки близко!». По всему Систову слышались вопли перепугавшихся болгар. В довершение всего переполоха почти через весь Систов промчался казак, громко кричавший:

– Спасайтесь! Турки в городе!

Он мчался, размахивая шашкой, прямо к спуску на мост. В переполохе не заметили, что негодяй был пьян. Несколько человек болгар и казаков из интендантского обоза с отчаянными воплями, с искажёнными от ужаса лицами стремглав побежали к дунайской переправе. Пьяницу схватили, но уже было поздно. Все систовцы – мужчины, женщины, дети – в паническом ужасе кинулись к мостам. Случилось так, что как раз в этот момент, когда начался переполох в Систове, в город вступила партия пленных турок, доставленная сюда из Никополя. У страха глаза, как известно, велики. Обезумевшие от ужаса люди, которые по опыту знали, что такое турки, приняли пленников за авангард турецких войск. В безумном ослеплении неслись толпы народа к Дунаю. Интендантские чиновники и солдаты, конвоиры транспортов, санитары, сёстры милосердия, только что набранные рекруты болгарского ополчения, кто на лошадях, кто на ослах, кто бегом, сломя голову неслись на румынский берег. Комендант майор Подгурский получил приказание от генерала Рихтера, заведовавшего переправой, во что бы то ни стало, даже хотя бы силой оружия, остановить это обезумевшее стадо. Мост через Дунай мог быть уничтожен ими, и тогда произошла бы страшная катастрофа. Паника между тем передалась на левый берег в Зимницу. Там вообразили, что турки успели подойти к мосту и берут вход на него силой. С румынского берега видна была борьба русских с возбуждённой толпой, в которой болгары в своих красных фесках издали действительно могли сойти за турок. Началось беспорядочное бегство. Госпитали снимались и уходили, спасая от мнимой опасности раненых и больных. Мост у болгарского берега пришлось забаррикадировать. Только энергичные уверения генерала Рихтера несколько образумили и успокоили перепугавшихся. Весьма успокоительно подействовало на людей появление на позициях около Систова рот Воронежского полка и оставшихся на месте формируемых рот болгарского ополчения. На позициях возле Зимницы для успокоения несчастных алармистов также расставлены были войска. Посланные в разъезды по плевненской дороге казаки донесли, что нигде около Систова нет наступающих турок и в помине.

Описанный переполох, едва не кончившийся катастрофой, произвёл на русских солдат неприятное впечатление. Они с тех пор стали относиться к болгарам с чрезвычайной презрительностью. Очень уж позорным показался русским храбрецам, видевшим лицом к лицу смертельный ужас и не отступавших перед ним ни на шаг, этот панический страх перед мнимой угрозой.

В то же время тяжёлой скорбью удручались русские сердца. Ведь под Плевной, собственно говоря, не было поражений. Был только неуспех предприятия, дорого обошедшийся русской армии, но прежняя бодрость сохранялась; солдаты, как и прежде, рвались в бой и горели теперь желанием отомстить за гибель товарищей.

В день своего ухода из Систова в Тырново Рождественцев получил сразу два письма. Одно из Казанлыка от Петко Гюрова, другое из-под Плевны от Коралова.

И тот, и другой сообщали Рождественцеву не совсем утешительное...

Гюров писал, что в Казанлыке получены известия, пока очень смутные, будто на них со стороны Адрианополя двигается какая-то, по слухам, огромная турецкая армия, так что сравнительно небольшому передовому отряду придётся отступить в горы. Коралов сообщал, что после двух неудач готовится третий – решительный – штурм Плевны.

«Если теперь не будет удачи, – писал Алексей, – плохо наше дело! Что и будет тогда – не знаю. Неправ я был, называя 14-ю дивизию несчастливой. Она начала войну победой, а наши только Никополем, да и то сдавшимся и не взятым, и ничем иным теперь похвастаться не могут. Но гордиться всё-таки есть чем. Наши умирали, но не отходили, пока не получали от начальства строжайшего приказания отступить. Ужасы Дуная – ничто перед ужасами двух Плевн. Помнишь роковое место за Текер-дере на Дунае? Так таких роковых мест в обеих Плевнах было десятки. Удивляться теперь нужно туркам. Стойкость их необыкновенная. Только бесполезна она. Слышал я тут нечто. Если решительный штурм не удастся, так Османа-пашу мы обложим со всех сторон и будем держать, как крысу в крысоловке. Измором возьмём, а всё-таки возьмём. Как-никак, а он попался тут нам в своей Плевне. Туркам тут будет крышка. Всё-таки же война ещё недолго протянется».

Далее Коралов сообщал, что по какой-то счастливой случайности он остался до сих пор жив и невредим. Ни одна шальная пуля не зацепила его, хотя он откровенно говорил, что был в адском огне, вскакивал первым в турецкие укрепления... Но, увы, всё у него проходило незаметно, и столь желанный беленький крестик никак не давался ему...

– Не везёт Алексею Петровичу! – усмехнулся сочувственно Рождественцев и с гордостью покосился на своего Георгия.