Текст книги "Под русским знаменем"

Автор книги: Александр Красницкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 35 страниц)

XXXVI
УСПЕХИ И НЕУДАЧИ

ертвая степь ожила. Тысячи людей двигались по ней в Различных направлениях. К Егин-батырь-калы подтягивались русские, к Геок-Тепе прибывали нестройные толпы текинцев. Все оазисы, не только текинские, но и мервские, высылали своих джигитов для защиты прославленной твердыни. Борьба предстояла не на жизнь, а на смерть... Лазутчики и перебежчики сообщили: Тыкма-сердарь поклялся не сдаваться живым, и к его клятве примкнули все джигиты. Когда заменивший Гродекова, выехавшего в Персию, начальник скобелевского штаба полковник Иванов сообщил об этих донесениях Белому генералу, тот, пожимая плечами, хладнокровно отвечал:

– Пусть их дают какие угодно клятвы, а Геок-Тепе будет взят!

Чем более прибывало народа в текинскую крепость, тем всё смелее становились текинцы. Нужно было поскорее с ними кончать. В первых числах декабря Скобелев выбрался из лагеря на рекогносцировку и подошёл почти что к самому холму, на котором стояла крепость. Высланы были вперёд орудия. Пока они били по крепости, отряд топографов под наблюдением самого Белого генерала произвёл съёмку местности. Но едва войска стали отходить, на них сейчас же опрокинулось тысячное скопище степняков.

С гиканьем, визгом, завыванием носились текинцы вокруг отряда, то набрасываясь с шашками на его тыл, то заносясь с пиками в его фланги. Лишь картечные выстрелы кое-как сдерживали их. Скобелев высылал всюду цепи, и залпы то и дело раздавались со всех сторон отступающего отряда, во главе которого хор музыкантов исполнял бравурный марш.

Был уже поздний вечер. На небо выплыла полная луна, щедро разливавшая вокруг белесоватый свет. Скобелев был в цепи, появляясь всюду, где, по его мнению, отряду угрожала наиболее вероятная опасность. Текинские пули так и свистали вокруг, но слишком часто слышал Белый генерал их пение, чтобы обращать на них внимание, чтобы кланяться им. Его громкий голос слышался всюду, и казалось, что этот чудо-человек обладает способностью бывать сразу в нескольких местах. Вдруг лошади отряда выказали странное беспокойство. Небо заметно потемнело, луна спряталась за какой-то непроницаемой завесой... Ещё немного, и вся степь сразу погрузилась в кромешный мрак...

Это было лунное затмение...

На мгновение весь отряд смешался. Люди, поражённые редким небесным явлением, замерли на месте, лошади фыркали, храпели, рвались побежать. Выстрелы смолкли, рёв и вой текинцев слышались уже далеко. Степняки оказались панически испуганы затмением. Оно показалось им страшнее, чем картечь и пули русских, и они бросились врассыпную, страшась теперь только того, что в темноте Гез-Каллы, умеющий сводить луну с небес, напустит на них подвластных ему шайтанов...

Но вот, словно золотой венчик, край яркого диска прорезал мрак неба, и как бы в знак привета ему раздались с земли торжественные звуки марша, вместе с которым понеслось и радостное «ура!». Затмение закончилось. Перепуганные текинцы более не преследовали в эту ночь отряда, и скоро уже он присоединился к главным силам.

Этой рекогносцировкой Скобелев добился того, что узнал главное: в Геок-Тепе было уже свыше двадцати пяти тысяч защитников, и текинцы, прежде чем подпустить русских к своему оплоту, решили оказать отчаянное сопротивление у Янги-калы.

Данные сведения пополнились ещё донесениями казаков о том, что к текинцам прибывают всё новые подкрепления из Мерва. Скобелев решил тогда, что незачем давать неприятелю возможность усиливаться. Он ожидал только, пока не соберутся около него все его любимцы и друзья, с которыми он хотел разделить свою славу.

Ждать Белому генералу пришлось недолго. Прибыл из Персии генерал Гродеков, выполнивший превосходно возложенное на него поручение, а вскоре после него к скобелевскому отряду присоединился небольшой отрядик всего из двух рот пехоты и двух с половиной сотен казаков с двумя пушками. Явился этот отряд из форта Александровского с Амударьи. Двадцать два дня пробыл он в солончаковой степи, и по этой степи ему пришлось отмахать 673 версты. Путь, по которому прошёл отряд, был почти неисследованный; на картах колодцы были помечены кое-как, повсюду рыскали шайки диких туркмен. Но отряд явился в полном порядке...

Привёл этот отряд любимый друг Белого генерала полковник Алексей Николаевич Куропаткин.

Быстро ознакомил Михаил Дмитриевич прибывших друзей с положением дела, и решено было прежде всего взять Янги-калы и уже после этого нанести сокрушающий удар Геок-Тепе.

Честь первого удара на оплот текинцев выпала на долю Куропаткина.

В семь часов утра морозного дня 29 декабря выстроились войска около бывшего передовым Егин-батырь-калы, получившего новое наименование Самурского укрепления. Совершено было молебствие, и среди рядов кавказских героев показался их чудо-вождь.

Медленно объезжал Скобелев батальон за батальоном, поздравляя солдат с наступлением. Для всех у него находилось ласковое, ободряющее слово. Одним он говорил о чести, ожидающей их в бою, другим напомнил, что после победы их ждёт возвращение домой. «Ура» так и гремело вслед Белому генералу. Тотчас после объезда Михаил Дмитриевич отдал приказ выступать, и немедленно тронулась вперёд первая колонна Куропаткина.

Гремело «ура!», когда войска проходили мимо Скобелева. Далеко в степи показалась кучка текинцев, наблюдавших за тем, что делалось в русском лагере. Они, наконец, сообразили, что означают эти крики, это движение, и быстро исчезли, стремясь поскорее принести своим весть о начавшемся движении.

Вслед за колонной Куропаткина также бодро и весело пошла колонна Козелкова, а за ним выступил с главными силами и сам Михаил Дмитриевич.

Всё ближе и ближе Янги-калы. Вот уже ясно вырисовываются глинобитные стены его крепостцы. Наступающие знают, что здесь засел Мамет-кул-хан, один из храбрейших текинских джигитов, и с ним полторы тысячи отчаянных удальцов. Бой за эти укрепления должен был пойти «не на живот, а ина смерть», как говорили солдаты. Но, похоже, их вождь – Белый генерал – был истинным любимцем военного счастья. Ибо штурм Янги-калы длился очень недолго. Укрепление взяли прямо с марша. С двух сторон кинулись с громовым «ура!» солдаты штурмовых колонн. Текинцы как будто только и ожидали этого натиска. Вместо того, чтобы обороняться, они кинулись вон из своей крепости, и скоро над стенами её взвилось русское знамя.

Это была удача, какой даже и не ожидали. Никто не сомневался, что Янги-калы будет взят, но нельзя было и думать, чтобы штурм этого укрепления дался русским с такой лёгкостью. До некоторой степени Янги-калы было ключом к Геок-Тепе. Устроившись здесь, можно было, как кольцом, охватить всю текинскую твердыню сетью траншей. Так оно и вышло. Белый генерал, очутившись у Геок-Тепенского холма, не повёл немедленного его штурма, а решил подготовить его успех осадой.

Прошло немного дней, а уже ряды окопов окружили текинскую крепость. С самого раннего утра рылись в земле сапёры и команды рабочих. Калы-текинские укрепления преобразились в опорные пункты осады. Всё росли и крепли многочисленные осадные сооружения. Скобелев опасался теперь лишь того, что текинцы, испугавшись, могут уйти из своей крепости.

В песках между тем было далеко не спокойно. Михаил Дмитриевич получил известие, что шайки степняков то и дело нападают на караваны, подвозившие к отряду боевые и съестные припасы. Один такой караван, принадлежавший Громову, целиком оказался в руках у степняков... Скобелев перекрестился, когда получил это известие. Текинцы овладели караваном лишь потому, что конвоировавшая его команда и все русские, находившиеся при нём, легли на месте. Среди павших были Агапеев, Волпянский и Макаров, свидетели первых подвигов Белого генерала среди песчаных пустынь Средней Азии...

Осада не обещала быть продолжительной, но подготовительные работы занимали всё-таки немало времени. Однако с ними не торопились, ибо успех осадных работ существенно уменьшал потери при предстоящем штурме.

Чем плотнее окружали русские последний оплот текинской силы, тем всё более и более возрастало упорство степняков. В их души вселилось убеждение, что русским никогда не удастся взять их крепость. Они, впрочем, надеялись не только на свои силы, но и на помощь извне.

Геок-Тепе была крепость обычной в этих местах постройки. Она имела вид неправильного продолговатого четырёхугольника, опоясанного глубоким рвом, за которым высились глинобитные стены, достигавшие вверху четырёх саженей толщины. За стеной шёл внутренний, состоявший из ям, ров. В одном из углов этого четырёхугольника поднимался холм высотой более семи саженей. На этом холме возведена была башня, называвшаяся Денгиль-Тепе и бывшая цитаделью. С неё открывался вид на всю беспредельную степь.

Между стенами крепости раскинулась огромная площадь. Обычных загородок и перегородок здесь не было, зато сплошь вся площадь была заставлена кибитками укрывшихся здесь при приближении русских текинских семей. Текинцы побросали свои прекрасно возделанные оазисы, забрали стада, всё своё более-менее ценное имущество и явились в крепость с жёнами, детьми, стариками. На крепостной площади собралось тридцать тысяч кибиток. Теснота здесь царила невообразимая. Воды в колодцах, ясно, не хватало, и приходилось часами ожидать, пока она не наберётся из почвы, да и то не всегда в таком количестве, чтобы утолить жажду всего населения крепости.

Но текинцы и не думали о сдаче.

Вожди-джигиты знали, что делали, допуская такую скученность. Текинцы все готовы были умереть за свои семейства, и сопротивление их было тем упорнее, чем больше было в крепости дорогих им существ.

Тыкма-сердарь объявил «газават», то есть священную войну против русских. Все, кто ни был с ним, ответили на призыв тем, что дали клятву умереть, но не отдавать крепости. Даже женщины примкнули к защитникам и выразили готовность биться с ними против ужасного Гез-Каллы и его воинов. Муллы стихами из Корана воодушевляли степняков, их вожди говорили, что помощь прийти не замедлит, и русские уйдут от Геок-Тепе так, как ушли уже из их степей в тот год, когда их приводил сюда не этот коварный Гез-Каллы, а другой вождь...

Уверенность в победе росла и крепла среди степняков. Никто из них даже не допускал мысли, что их противники могут одержать над ними верх. Видя предпринимаемые осадные работы, защитники крепости не понимали их назначения и насмехались над русскими, упорно роющими землю, – насмехались над ними, будто бы закапывающимися в землю из-за страха перед текинцами, перед удалыми джигитами, для которых под небом никакой страх не страшен...

Хмурились скобелевские богатыри, когда до них доходили эти насмешливые отзывы степняков. Текинская крепость не представлялась им такой уж твердыней, какую они не могли бы взять штурмом, и солдаты, грешным делом, даже сетовали на своего командира, забывая о том, что, подготавливая штурм осадой, Белый генерал только сберегает жизнь и кровь своих воинов.

На первых порах воинское счастье как будто бы улыбалось текинцам; так, по крайней мере, они думали сами... Иногда им удавалось одерживать кое-какие успехи в незначительных схватках с осаждающими, и они эти мнимые успехи выставляли в качестве побед. А никто, даже наиболее умнейшие из них, упорно не замечали того, что русские подходили всё ближе и ближе к холму.

Вокруг Геок-Тепенского холма было много текинских кал. Постепенно скобелевцы овладели ими, и, наконец, было получено приказание взять окружённую садами калу, от которой было очень удобно действовать на крепость.

Взятие этой калы Белый генерал поручил одному из своих ближайших помощников, генералу Петрусевичу, заменявшему его во всех тех случаях, когда сам он почему-либо удалялся от отряда.

– Уверен, генерал, что кала перейдёт в ваши руки! – сказал Михаил Дмитриевич, провожая Петрусевича.

В скорейшем овладении калой и сомнения быть не могло. Погода, казалось, способствовала нападению. Стоял густой туман, совершенно скрывавший движение отряда. Кала издали представлялась совершенно пустой. Оттуда не доносилось ни одного звука, тогда как горячие текинцы обычно выдавали своё присутствие громким шумом, галденьем, иногда даже выстрелами.

Небольшой отряд Петрусевича быстро приближался к кале. Впереди цепью рассыпаны были конные джигиты. Они с громкими криками подскакали ко рву калы. Никто не выглянул из строений, ни одного звука не понеслось навстречу наступавшим. Это дало Петрусевичу повод предположить, что кала оставлена неприятелем. И отряд уже без опаски пошёл к её стенам.

Однако как только русские приблизились к кале, оттуда грянул залп из множества ружей, и около одного только генерала повалились на землю человек пятнадцать наступавших. Началась вполне понятная суматоха, но длилась она очень недолго.

– Ребята! – загремел, покрывая трескотню выстрелов, голос Петрусевича. – Вперёд! За нами! Помни присягу!..

Генерал пришпорил коня и поскакал к крепостце. С громким «ура!» последовали за ним его офицеры и солдаты. Текинские пули никого из них не остановили. Вихрем ворвались богатыри через узкий проход внутрь калы. Впереди всех был Петрусевич. Текинцы плотной толпой сбились на противоположной стороне, держа ружья на прицеле.

– Братцы! – призвал генерал. – Бери их!..

Он с обнажённой шашкой ринулся на степняков, но в это мгновение грянул залп, и генерал Петрусевич с болезненным стоном откинулся назад. Бежавшие позади его казаки едва успели поддержать его... Генерал весь был обагрён кровью.

– Умираю!.. – прохрипел он. – Не выдавайте... вперёд, ребята!..

Новый залп сбил поддерживавших Петрусевича казаков с ног. Генерал упал на землю. Текинцы, воя, как дикие звери, кинулись вперёд, чтобы овладеть телом русского военачальника. Однако на них наскочили уже ворвавшиеся в калу казаки и драгуны. Засверкали шашки и кинжалы. Началась ожесточённая рукопашная схватка. Обе стороны рубились с величайшим мужеством, но русских ворвалось в калу очень немного. Текинцы окружили их живым кольцом. Часть их товарищей взобралась опять на стены и меткими выстрелами поражала тех, кто приближался к кале. Русские смельчаки внутри калы изнемогали. Те, кто оставался снаружи, не могли видеть, какая кровавая драма происходила сейчас за этими высокими стенами, облепленными энергично отстреливавшимися врагами. Тем не менее отсутствие генерала было замечено, кто-то припомнил, что его видели ворвавшимся внутрь укрепления. Презирая опасность, кинулась находящаяся невдалеке казачья сотня под командой князя Голицына на калу. Отважные казаки так торопились, что некоторые из них не успели даже шашек обнажить и действовали вместо них нагайками. Они лавиной ворвались в укрепление и выручили своих и тело Петрусевича. Бой сейчас же закипел и в самой кале, и в окружавших её садах. Победа оставалась за напавшими, когда в воздухе раздался резкий сигнал к отступлению. В первые мгновения никто из русских не поверил ему, но сигнальная труба настойчиво звала назад. И волей-неволей этому призыву пришлось подчиниться.

После выяснилось, что из Геок-Тепе выбрались целые тучи текинцев, грозившие численностью своей задавить небольшой отряд несчастного Петрусевича, и Белый генерал, вовремя заметивший опасность, успел отозвать своих назад.

Глубоко и искренно было горе Михаила Дмитриевича, когда ему доложили о гибели дорогого соратника.

– Я потерял в нём свою правую руку! – говорил он. – Такие люди незаменимы... Он любил своё дело и оставался только ему одному предан...

Трогательны были похороны погибшего героя. Вместе с ним в одну могилу положили и казаков, кинувшихся выручать его и нашедших смерть возле своего командира. Белый генерал первый бросил горсть земли на тела этих своих соратников, и все, кто стоял около могилы, видели, что слёзы блестели на ресницах прославленного героя.

Но горевать не было времени... Каждый час дня и ночи занят был работой по возведению траншей и иных укреплений. Трудились усиленно и с охотой, ибо работать приходилось на глазах любимого вождя. Михаил Дмитриевич не знал, что такое отдых. Его видели всюду на работах. Здесь он указывал направление траншей, там подбадривал энергичным словом, но ласково, без раздражения уставших, в другом месте определял направление подкопов, которые вели для закладки мин под стены текинской крепости. В палатке-канцелярии постоянно происходили у него совещания с начальниками отдельных частей. Ночью свет никогда не гас в его личной просторной палатке: генерал часами просиживал над просмотром множества поступающих в отряд бумаг, разрешал всевозможнейшие дела, диктовал приказы на следующий день.

В несколько суток русские траншеи и подкопы настолько приблизились к текинской крепости, что и сами весьма самоуверенные дикари, наконец, сообразили, что русские вовсе не закапываются в землю из страха, а подходят к ним, чтобы ударить на их твердыню с возможно ближайшего расстояния.

Сообразив это, удальцы не преминули попробовать прогнать противника. Текинцы были уверены, что стоит им только навалиться на русских всей своей массой, и они заставят русских уйти от этой крепости, которую во всех степях считали неприступной.

Была беззвёздная и безлунная ночь 28 декабря. Несмотря на кромешную темень, работа в траншеях так и кипела. На правом фланге осаждающих двое офицеров инженеры Сандецкий и Черняк вышли за второй ряд траншей, чтобы наметить направление работ на следующий день. Они не предвидели ни малейшей опасности и вышли, оставив в траншеях свои шашки и револьверы. С ними был только один солдатик, державшийся несколько впереди. Инженеры были примерно в пятидесяти шагах от траншей, когда солдатик вдруг остановился и не своим голосом крикнул:

– Ваше благородие! Спасайтесь... Текинцы впереди!..

Сандецкий и Черняк на мгновение замерли на месте. Совсем близко от них чернела в ночи некая движущаяся в безмолвии масса. Не страх объял этих застигнутых врасплох людей. Они вспомнили, что в окопах остаётся совершенно не готовый к нападению батальон апшеронцев, ожидавший как раз в это время смены. Вспомнив о товарищах, Сандецкий и Черняк кинулись опрометью назад, предупреждая криком солдат об опасности. Однако время было упущено. Сандецкий тут же пал, изрубленный шашками нападающих; Черняка спас сопровождавший их солдат. Бедняга принял на себя удары текинцев, офицер успел добраться до траншей и поднял там тревогу. Но было уже поздно. Следом за ним, как волны живого моря, ворвались в траншеи степняки, подняв теперь отчаянный шум и крик. Натиск их был такой неожиданный, такой стремительный, что апшеронцы успели сделать только несколько выстрелов. По несчастному стечению обстоятельств как раз в это время к траншеям подбегала рота сапёров.

– Не стреляй: свои! – раздался с их стороны оклик.

Это окончательно смутило и сбило с толку апшеронцев. Они слабо оборонялись от ворвавшихся текинцев. А те шли, вооружённые только шашками, с надвинутыми на самые глаза шапками. Среди ночной темноты закипел в траншеях рукопашный бой. Застигнутые врасплох, русские гибли под шашками текинцев, но не сдавались. Погиб батальонный командир князь Магалов, лёг на месте знамёнщик; весь караул при знамени, все субалтерн-офицеры, само знамя, эта величайшая святыня полка, – очутились в руках врага...

Удар был произведён не на одни только правофланговые траншеи. Текинцы вышли из крепости чуть не всей своей массой. Они сбили все передовые посты, прорвались через первую линию траншей и открыли себе путь к лагерю.

Белый генерал, как раз перед этим покончивший с обходом работ, зашёл в шатёр Красного Креста, чтобы согреться после долгого пребывания на морозе стаканом чая. Здесь его встретили единственная сестра милосердия его отряда – графиня Милютина – и заведующий отрядом Красного Креста князь Шаховской. Но едва только подан был чай, как до шатра, где был утомлённый трудами целого дня командир, донеслись выстрелы и тягучие, заунывные крики текинцев.

– Где генерал? – вбежал в шатёр один из штабных офицеров. – Текинцы предприняли вылазку и ворвались в наши траншеи...

Усталость, жажда – всё было забыто. Через несколько минут уже среди резервных батальонов гремел голос Белого генерала, отправлявшего подкрепления к застигнутым врасплох бойцам.

Там уже гремели орудия. Невольное смущение, непременное последствие неожиданности нападения, рассеялось. Картечь уже вырывала целые ряды нападавших. Залпы сменил непрерывный батальный огонь; от множества выстрелов временами становилось светло. И так продолжалось, пока текинцы не откатились назад к своему убежищу.

Так же быстро, как быстро вспыхнул, стих шум боя. В траншеях засверкали огоньки – это явились подобрать раненых санитары. Вызванные полковые оркестры грянули весёлый марш, сразу поднявший дух и успокоивший разгорячённых солдат.

– Продолжать работы! – раздался звучный голос Белого генерала.

Работы закипели по-прежнему, как будто и в помине не было сего кровопролития. И только груды текинских трупов показали утром, какой реальной опасности подвергался скобелевский отряд в эту ночь. Текинцы не только охватили весь правый фланг осадных работ, но очутились и в тылу русского лагеря. Пять русских офицеров были убиты при отражении атаки. Нижних чинов убитыми и ранеными выбыло в эту ночь около двухсот.

Описанная вылазка была единственным удачным делом текинцев. Дальнейшие работы выполнялись спокойно и были закончены к 11 января, а на 12 января, в Татьянин день, Белый генерал назначил общий штурм Геок-Тепе и венчавшей его цитадели Денгиль-Тепе.

Всё начало января Михаил Дмитриевич оставался необыкновенно сумрачным.

Как и раньше, он, несмотря на все приготовления, произведённые по его указаниям и ручавшиеся вполне за успех штурма, мучился нетерпением и страхом перед какой-нибудь непредвиденностью, которая могла бы испортить всё...

Между тем все, окружавшие Белого генерала, сохраняли уверенность и спокойствие и боялись лишь того, как бы их военачальник не отложил штурма.

– Этакая земляная кубышка! – говорили солдаты о Геок-Тепе. – И половину зимы около неё простояли!..

Наконец, долгожданный и желанный Татьянин день наступил.

Густыми клубами плавал над русским лагерем предрассветный туман, когда поднялись на ноги войска и выстроились в правильные ряды в ожидании объезда главнокомандующего.

Он появился перед рядами своих богатырей, когда совсем уже рассвело. Красивый, гордый, надменно глядящий куда-то вдаль, проехал он по рядам, здороваясь с одними, ободряя других, поздравляя с боем всех. Радостные крики понеслись вслед славному вождю, уверенность в победе среди его богатырей с каждой минутой возрастала.

Белый генерал предупредил, что отступления не будет. Да и никто в это утро не думал об отступлении. Победу можно было прочесть на лицах воинов. Все считали минуты до той поры, когда их поведут к стенам Геок-Тепе.

А текинская крепость примолкла. Верно, чувствовали её защитники, что наступил решительный миг, что не уйти им от нелюдимого и коварного Гез-Каллы.

Холодное зимнее солнце поднималось всё выше и выше. В клубах тумана торжественно поплыли звуки музыки. Это играли марш музыканты русских батальонов. И хотя бы звук донёсся из крепости в ответ!.. Текинцы, засевшие за своими глинобитными стенами, ждали того момента, когда русские подойдут ближе, чтобы осыпать их тысячами пуль. Между тем разредившийся туман поднимался всё выше. И едва только над землёй исчезла его дымка, как текинцы увидали три русские колонны, стоявшие в некотором отдалении от крепости в полном боевом порядке.

В тумане подведены были Куропаткиным, Козелковым и Гайдаровым вверенные им Белым генералом батальоны. Был десятый час утра, когда назначенные для штурма войска заняли указанные им места. Несколько поодаль от них на высоком холме, с которого видны были все окрестности, собрался вокруг Белого генерала весь его штаб. Сам Михаил Дмитриевич примостился на высоком походном кресле и с величайшим нетерпением ждал чего-то. Он то и дело посылал к колоннам своих ординарцев, что-то говорил своей свите, нервно пожимая плечами...

Вдруг у крепости раздался оглушительный удар. Он был так силён, что даже земля содрогнулась и как будто застонала вся... Над крепостью взвились клубы чёрного дыма и потянулись в воздухе, словно грозовые тучи. Груды каменьев, мёрзлой земли, обломки стен взлетели кверху, и в тот же самый момент, когда раздался этот страшный грохот, грянуло с трёх сторон богатырское русское «ура!».

Этот грохот был следствием взрыва мины, заложенной под стены текинской крепости начальником минных работ капитаном Масловым. Его-то и ждали войска. Батальоны бросились на штурм, не давая защитникам Геок-Тепе опомниться от неожиданности.

Скобелев, едва только начался штурм, встал с кресла и не отрывал своих глаз от всё разгоравшейся с каждой минутой битвы.

Около Геок-Тепе сейчас свирепствовал ад. Взрыв опрокинул значительную часть стены, и в образовавшуюся брешь ворвались первыми охотники со своим удальцом Воропановым во главе. Русские орудия, не смолкая ни на мгновение, громили стены крепости, чтобы ещё расширить образовавшуюся брешь. «Ура!» так и разливалось, словно разбушевавшаяся в грозу река: за охотниками ворвались через брешь ширванцы и сапёры. В крепости закипел отчаянный рукопашный бой. Опомнившиеся текинцы отбросили ножны шашек, надвинули на глаза шапки и дрались, только мёртвые уступая место, которое занимали. Русские богатыри неудержимо стремились вперёд. Слышались хриплые крики, лязганье стали, стук железа, всё это временами заглушали трескотня выстрелов, гром далёких орудий, пронзительные вопли тысяч женщин и детей, сбившихся в нестройную толпу на главной площади крепости...

Вдруг неудержимой волной пронеслось над бойцами новое богатырское «ура!». Это ворвалась на стены Геок-Тепе вторая штурмовая колонна – Козелкова. Здесь во главе штурмующих шёл апшеронский батальон, потерявший знамя в ту ночную вылазку текинцев. Для них этот бой – дело чести. Знамя должно быть возвращено, или все они лягут в этом бою...

Штурм здесь был особенно ожесточённый. Солдаты карабкались на стены, взбирались по штурмовым лестницам, вонзая в расщелины штыки. Сверху в них летели пули, сыпались камни. Но никто не мог остановить удальцов.

Вот они уже на стене... Ещё миг – и живые волны уже влились в крепость...

Снова, но с другой стороны, раздалось «ура!». Это ударила на крепость третья штурмовая колонна – Гайдарова. С замечательной лихостью ворвались молодцы с третьей стороны и ударили на упавших уже духом, понявших своё поражение текинцев. Ширванцы и апшеронцы уже сбили неприятеля отовсюду, и колонна Гайдарова, состоявшая из самурцев, отрезала текинцам выход из крепости и ударила на них с тылу. Противники разбились на отдельные группы; часть текинцев была прижата к стене и отбивалась с отчаянием погибающих. Схватки шли и между кибитками, куда поспешили укрыться менее храбрые из степняков. Как ни были разгорячены боем солдаты, но они свято помнили, что дети и жёны врагов неприкосновенны. Зато всем, кто попадался им с оружием в руках, – пощады не было...

Громовое, полное радости «ура!», покрывая шум боя, пронеслось над крепостью: это апшеронцы с боя вернули свою драгоценность, своё знамя... Ширванцы с высоты холма ответили им не менее громким «ура!»: это они взяли цитадель Денгиль-Тепе.

Белый генерал на своём холме и без уведомления уже знал, что его богатыри победили: об этом ему ясно сказал радостный клич их, раздававшийся всё громче и громче... Лицо Скобелева прояснилось и засияло, на его тонких губах заиграла радостная улыбка. Он вызвал начальника своей конницы и приказал вывести казаков и драгун в степь и быть готовыми к преследованию бегущего неприятеля.

Опять загремело «ура!». На этот раз не было под Геок-Тепе русского, который не присоединился бы к этому древнему победному кличу: над крепостью взвился императорский штандарт. Денгиль-Тепе было взято, Геок-Тепе пало перед натиском русских войск.

Около часа дня штурм уже закончился. Все три штурмовые колонны сошлись на площади взятой крепости. Раздались звуки музыки. Непобедимый Белый генерал во главе двух эскадронов драгун и сотни казаков вступил через брешь в покорённую им твердыню мёртвых песков текинской пустыни...