Текст книги "Под русским знаменем"

Автор книги: Александр Красницкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 35 страниц)

III
ПЕРВЫЕ ШАГИ

ловно валы разбушевавшегося в грозную бурю моря, раскатывались по Румынии после 12 апреля отряды русской армии. Торопились скорее достигнуть левого берега великой славянской реки, на который всё собирались перейти турки, чтобы надвигавшейся грозной силе поставить со своей стороны живую преграду.

Но турки только «всё собирались», а от сборов до дела у них оказалось далеко.

Султан Абдул-Гамид издал пространный, витиевато составленный манифест; в нём было много слов и цветистых выражений, но чувствовалось, что красноречие оратора прикрывает в этом манифесте невольную робость. Решительности, уверенности в правоте своего дела не замечалось. Были слова, были угрозы, но как все они далеки от дела!

Главнокомандующим турецкой армией назначен был Портой «победитель сербов» Абдул-Керим-паша для балканской армии и Ахмед-Мухтар-паша – для малоазиатской. Абдул-Керим был генерал честный, храбрый, способный, но Порта организовала в Стамбуле род военного совета, без предварительных переговоров с которым главнокомандующий не имел права действовать. Стамбульский же совет главную силу свою полагал в расположенных по правому берегу Дуная крепостях, являвшихся действительно грозной преградой для наступавших русских.

Виддин, Никополь, Систов, Рущук, Силистрия, Мачин преграждали путь им. Они представляли собой неприступные твердыни, незыблемые, казалось, утёсы, о которые должны были разбиться надвигавшиеся живые валы. В устье Дуная стоял турецкий броненосный флот, командовал которым опытный моряк англичанин Лвгуст-Карл Гоббарт, сын графа Боккингема. Этой броненосной флотилии было совершенно достаточно, чтобы преградить русским путь через Дунай в нижнем его течении.

На левом берегу дунайском не было крепостей. Там у воды раскинулись в своём живописном беспорядке красивые румынские городки: Калафат, Журжево, Ольтеница, Браилов, Галац, Рени. Первые два всё-таки были несколько укреплены и даже могли считаться крепостями, но, конечно, и в сравнение не шли с неприступными турецкими укреплениями.

Грозному Виддину противостоял маленький беззащитный Калафат; против Никополя были только незначительные посёлки. Несколько ниже Систова на левом берегу лежала неизвестная дотоле Зимница; Журжа и Рущук, Ольтеница и Силистрия, Браилов и Мачин были расположены почти друг против друга. Это были главные пункты, около которых предстояла жестокая борьба за Дунай.

Хляби небесные разверзлись, когда русские войска начали своё наступление. Целые моря воды в виде дождя низвергались с небес на равнины Румынии. Бури бушевали непрестанно. Прут, Серет, Дунай вздулись, поднялись, разлились, преграждая всюду путь надвигавшимся с русской границы войскам. Низины обратились в топкие болота; железные дороги не могли успешно работать; ливни то там, то здесь размывали полотно, ветры и воды сносили железнодорожные мосты. Часто бывало, подойдёт передвигавшаяся вперёд часть к берегу и должна останавливаться – идти вперёд, пока не будет устроена правильная переправа, нельзя.

Но движение вперёд всё-таки, хотя и с незначительными опозданиями, совершалось беспрерывно. Главные силы русской армии шли от границы по Румынии тремя колоннами. Правая – под начальством генерал лейтенанта барона Дризена[18]18
  Александр Фёдорович фон Дризен в 1877 году генерал-лейтенант, начальник 12-й кавалерийской дивизии (полки: Драгунский, Стародубский, Уланский, Белгородский, Гусарский, Ахтырский, Донской № 12 казачий). Родился в 1824 году, воспитывался в школе гвардейских подпрапорщиков. В 1843 году поступил в лейб-гвардии Кирасирский полк корнетом. В 1859 году был назначен командиром первым дивизионом Кирасирского полка, а в 1861 – флигель-адъютантом и командиром уланского Литовского полка. Участвовал в кампании 1863-1864 годов и в 1866 году произведён в генерал-майоры. В 1868 году командовал лейб-гвардии Кирасирским полком. В 1873 году назначен командиром 2-й бригады первой гвардейской кавалерийской дивизии и с 1875 года командовал 12-й кавалерийской дивизией. Умер в 1893 году.


[Закрыть]; средняя – под общим начальством генерал-лейтенанта Ванновского[19]19
  Пётр Семёнович Ванновский в 1877 году генерал-лейтенант, родился в 1822 году, получил образование в Московском кадетском корпусе, на службу вступил в 1840 году. Участвовал в кампаниях: Венгерской и Крымской. Был с 1857 года начальником офицерской строевой школы, с 1861 года директором Павловского кадетского корпуса, с 1863 года – начальником 1-го военного Павловского училища. Затем был начальником пехотных дивизий 12-й и 33-й, с 1876 года – командиром 12-го армейского корпуса.


[Закрыть]; и левая – под начальством генерал-лейтенанта Радецкого[20]20
  Фёдор Фёдорович Радецкий, генерал-лейтенант, родился в 1820 году в Казанской губернии. Блестяще окончил курс науки в инженерной академии и затем в академии генерального штаба. Большую часть своей жизни прослужил на Кавказе в борьбе с горцами, где не раз отличался подвигами личной храбрости. В 1859 году он был назначен командиром Дагестанского пехотного полка. В 1861 году произведён в генерал-майоры и командовал последовательно 38-й, 21-й и 4-й пехотными дивизиями. В 1876 году назначен был командиром VIII армейского корпуса. Умер в 1890 году.


[Закрыть]. Кроме этих колонн, был организован, под начальством генерал-лейтенанта князя Шаховского[21]21
  Князь Алексей Иванович Шаховской в 1877 году генерал-лейтенант. Родился в 1812 году, на службу поступил в 1837 году в одну из лёгких батарей лейб-гвардии конной артиллерии. Боевой опыт обрёл на Кавказе в борьбе с горцами. В 1854 году назначен был флигель-адъютантом и произведён в полковники. Командовал сапёрным ингерманландским полком и лейб-гвардии 1-м стрелковым Его Величества батальоном. В 1860 году произведён в генерал-майоры, а в 1868 году – в генерал-лейтенанты. Командиром 11-го армейского корпуса был назначен перед войной.


[Закрыть], авангардный Нижне-Дунайский отряд, который должен был действовать в низовьях Дуная.

Нижне-Дунайскому отряду и выпала честь первым выступить за границу. Спустя несколько часов по объявлении войны в Кишинёве части отряда уже в трёх местах: у деревень Новая Болгария и Татар-Букан, у деревни Бештымак и у деревни Унгени вступили в пределы Румынии. Авангардом Нижне-Дунайского отряда был отряд из двух батальонов Селенгинского полка (первого и второго) с одной батареей, три донских казачьих полка с двумя донскими батареями. Командиром их назначили полковника генерального штаба Бискупского[22]22
  Полковник Бискупский, впоследствии в чине генерал-майора, командовал 2-й бригадой 14-й пехотной дивизии.


[Закрыть].

Главной целью движения этого отряда было занятие Рени и Галаца, откуда уже вышли румынские войска, мобилизация которых только-только ещё начиналась.

Особый отряд под общим командованием генерал-лейтенанта Верёвкина[23]23
  Генерал-лейтенант Верёвкин – командир отдельного Нижне-Дунайского отряда, участник защиты Севастополя.


[Закрыть] был выделен из отряда князя Шаховского для занятия городов и местечек в самых низовьях Дуная. Важнейший из них, некогда грозный Измаил, был уже немедленно по объявлении войны занят полковником Римашевским[24]24
  14 апреля уже заняты были отрядом генерала Верёвкина Киния, Сатуново, Жебриени, Вилково, а этот отряд сменил отряд Римашевского, возвратившегося с ним к своей 11-й дивизии.


[Закрыть], отрядом из батальона Камчатского полка с четырьмя орудиями.

Первыми из первых тронулись в поход донцы. На рысях помчался 29-й Донской казачий полк под командой адъютанта главнокомандующего полковника Струкова[25]25
  Александр Петрович Струков в начале войны полковник генерального штаба, затем генерал-майор, дворянин Екатеринославской губернии, родился в 1839 году, воспитывался в пажеском корпусе, службу начал в 1858 году в лейб-гвардии Конном полку и был адъютантом Его Императорского Величества главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа.


[Закрыть], дорогой до Рени, в 6 часов пополудни 12 же апреля уже был в Галаце, а через час после этого занял Барбошский мост через Серет, один из главнейших пунктов на пути следования русской армии.

Галац, который так успешно, без борьбы и кровопролития перешёл в русские руки, – один из красивейших городов Молдавии. Он раскинулся на высокой косе между Дунаем и озером Братыш, неподалёку от впадения в Дунай реки Серета. По своему значению он занимал следующее после Бухареста и Ясс место в Румынии, здесь всегда царило необыкновенное оживление. Галац был исключительно торговым пунктом и на Дунае играл роль посредника между Западом и Востоком. Его гавань постоянно полнилась коммерческими судами всех наций: русские, англичане, турки, греки, итальянцы охотно являлись сюда. Торг здесь шёл постоянный. Торговые площади Галаца никогда не пустовали. Жители Галаца, в сравнении с жителями других молдавских и волошских городков, были богачами. Самый городок выглядел не только красивым, но и нарядным. На улицах всюду красовались дома изящной архитектуры; над многими реяли европейские флаги – это были помещения консульств различных европейских государств, имевших здесь своих представителей.

Верстах в 15 пути по дороге, идущей по части между Дунаем и озером Братыш, примкнулся у самого Прута маленький городок Рени.

Выше Галаца по Дунаю, на крутом и обрывистом берегу расположился Браилов, против которого кончался на правом берегу у болгарской деревушки Гечети широкий и судоходный рукав Дуная – Мачинский. В некотором отдалении от Гечети, вверх по Мачинскому рукаву, охраняя судоходство в этих местах, стояла сильная турецкая крепость Мачин. Здесь уже однажды – в 1791 году – турки были наголову разбиты русскими.

Правый берег Дуная в этой местности ещё во времена глубокой древности носил название Малой Скифии (Scythia Minor); с течением же времени за всей этой областью, между Дунаем и Чёрным морем, на востоке упрочилось название Добруджи. Через Добруджу лежал русским войскам, несмотря на болотистость этой местности, самый удобный и самый близкий путь к Константинополю. Поэтому турки приложили все свои усилия, чтобы не допустить своих противников переправиться через Дунай выше Галаца. Турецкие стратеги пребывали в уверенности, что война окажется проигранной, если русские очутятся в Добруджи, через которую снабжались продовольствием и амуницией все из придунайские крепости до Рущука. Для защиты Добруджи и собран был по Дунаю многочисленный броненосный флот. Силистрия, Гирсово, Мачин защищали край на суше, и турки были уверены, что таких сил вполне достаточно для преграждения пути их противникам. Особенные надежды возлагала Блистательная Порта на свой флот; у русских на Черном море морской боевой силы после Крымской войны не было и приходилось против грозных броненосцев выставлять плохонькие коммерческие суда, да и тех неоткуда было взять России в эту войну.

Как это ни странно казалось, но турки принимали сию войну с хорошо знакомым им противником в полной уверенности на вполне успешный для них исход её. Сам султан Абдул-Гамид, признавая невозможность удержать всю оборонительную линию по Дунаю, от Виддина до Мачина, предлагал завлечь неприятеля внутрь страны, раздробить главные силы на мелкие отряды и, когда это было бы исполнено, дать решительное сражение, после которого заставить русских уйти обратно за Дунай и преследовать их до Прута. Абдул-Керим-паша полагал, со своей стороны, что нужные для этого силы должны собраться внутри страны, на линии крепостей Плевна – Ловча, и для решающего сражения предназначил находившиеся в западной Болгарии свободные войска одного из лучших турецких генералов Османа-паши[26]26
  Осман-паша родился в Малой Азии в 1832 году, сын бедняков, учился сперва в приготовительной школе, затем в Константинопольском военном училище. В Крымскую кампанию был в Шумле, действовал затем против крымских инсургентов и произведён был в полковники. Затем отличился на войне с сербами и был в чине генерала назначен командиром Виддинского корпуса.


[Закрыть]...

Со своей стороны, главнокомандующий русской армией в основу своих действий на балканском театре войны полагал мысль покончить с турками в эту кампанию, но возможности, одним ударом. Предположено было не задерживаться непременным взятием турецких крепостей в Добрудже и на Дунае, а, перейдя Дунай между Систовом и Никополем, ограничиться только осадой их, то есть задержанием на месте находившихся в них сил, а главными частями идти через Тырнов к ближайшим Балканским проходам, а потом в долину реки Марицы и на Адрианополь; если же здесь мира не будет заключено, то идти на Стамбул, занятием которого и должна была закончиться война. Главнокомандующий полагал возможным достигнуть Адрианополя через 13-14 недель после перехода границы[27]27
  Описание русско-турецкой войны 1877-1878 годов, изданное военно-исторической комиссией главного штаба.


[Закрыть].

Невысоко ценили в то время силу турецкого сопротивления в русских военных кругах! Турция считалась ослабленной борьбой с восставшим христианским населением Боснии и Герцеговины и войной с Черногорией и Сербией. Считалось даже возможным сломить её с небольшой сравнительно армией и захватить Болгарию посредством зимнего похода. При этом главные трудности ожидались не от вооружённых сил турок, а от условий сурового времени года и продовольствия русской армии[28]28
  Там же.


[Закрыть].

Между тем турки против русских имели на балканском театре войны без малого 186 тысяч человек в дунайском районе, то есть в Виддине, Рущуке, Добрудже, Силистрии, Шумле, Тырнове, Габрове, Адрианополе, Варне, Нише и Софии; в албанском районе – в Боснии, Герцеговине и Скутари – 107 тысяч. Всего же силы Блистательной Порты простирались до 494 397 человек всех трёх родов оружия и инженерных войск. Большая часть сил, не входивших в состав войск дунайского и албанского районов, находилась в Малой Азии, где русские войска наступали на турок под начальством августейшего главнокомандующего на малоазиатском театре войны, Его Императорского Высочества Великого князя Михаила Николаевича; остальные турецкие войска были разбросаны по разным местностям турецкой империи, оставить которые без вооружённой силы турецкому правительству представлялось невозможным. В дунайских гирлах под общим начальством адмирала Гуссейна-паши были собраны лучшие мониторы, броненосные корветы «Лютфи-Джелиль» и «Хивзи-Рахман», военные колёсные пароходы, малые мониторы, канонерки, транспорт, шлюпки, баркасы.

Главное командование всеми военными силами на балканском театре войны принадлежало, как уже сказано выше, «победителю сербов» сердар-экрему, генералиссимусу Абдул-Керим-паше и начальнику штаба его армии Ахмет-Эюбу-паше. Всеми морскими силами Турции начальствовал англичанин Гоббарт-паша.

Для войны с турками за свободу Болгарии мобилизовано было Россией 111,5 батальонов, 151,5 эскадронов и сотен при 472 полевых и 220 осадных орудиях. В этих частях было к началу войны налицо 41 генерал, 439 штаб-офицеров, 2689 обер-офицеров, 146 420 строевых и 9245 нестроевых нижних чинов.

Единственными союзниками русских в начавшейся войне явились румыны. Молодой румынский князь Карл быстро привёл в боевую готовность военные силы своего маленького государства. Черногория не имели возможности немедленно начать военные действия, но и то же время и мира у черногорцев с турками заключено не было. Сербия не решалась после недавнего заключения мира предпринимать новую войну. Таким образом, к русской армии присоединились 50 тысяч румын и 6 тысяч болгарского ополчения.

Первоначально мобилизованных в России военных сил оказалось недостаточно, и очень скоро по объявлении войны Дунайская действующая армия пополнилась тремя корпусами и возросла в общей численности до 260 тысяч человек.

Через день после объявления войны, то есть 14 апреля, русскими войсками уже оказались заняты в устье Дуная Жебриели, Вилково, Килия, Измаил, Сатуново, Рени, Галац, Барбош, затем 15 апреля – Браилов, и сейчас же после этого казачьи разъезды пошли вверх по левому берегу Дуная, встраивая везде сигнальные вышки, у которых оставлялись пикеты, зорко наблюдавшие за турками, усевшимися на противоположном берегу.

Турки пока что сидели смирно. Из Виддина начали быстро обстреливать Калафат на румынском берегу, но скоро перестали... На нижнем Дунае появлялись по двое, иногда по трое турецкие броненосцы, но уходили даже без выстрелов. Словом, турки как будто умышленно поддерживали в русских уверенность в своём мнимом бессилии, как бы убеждали в том, что они враги, борьба с которыми легка... Приводился в исполнение константинопольский план; наступавшего противника защитники Турции заманивали вглубь страны...

Пока турки мнимо бездействовали, на левом берегу Дуная кипела работа. Быстро возводились земляные укрепления и батареи, Дунай перегораживался поперёк цепью мин; коммерческое судоходство было прекращено.

Войска, назначенные на берег Дуная, собирались с большим опозданием против предполагаемых ранее сроков, но всё-таки живые валы один за другим катились по Молдавии и всюду, куда они ни докатывались, всё более укреплялось русское могущество.

Турки по-прежнему бездействовали...

IV
ПЕРВЫЕ ВЫСТРЕЛЫ—ПЕРВЫЕ ПОБЕДЫ

рошли восемь дней с того момента, когда Россия объявила войну, а между тем с русской стороны не раздалось ещё ни одного выстрела. На берегу Дуная, между Рени и Браиловом, шла лихорадочно спешная работа; турки же упорно отмалчивались; но на русской стороне стало уже известно, что плохо приходится броненосцам и мониторам, забравшимся в Мачинский рукав. Глубоко сидели они в воде, рукав же был сравнительно мелок, а выход на Дунай, где уже должен был начаться спад весенних вод, сторожили в Браилове русские.

Броненосцы сами угодили в ловушку, и им оставалось только одно: прорваться мимо русских батарей, пока не закончено совершенно их вооружение...

Очевидно, в Мачине туркам было известно, что у их противников на левом берегу нет ещё никаких других орудий, кроме полевых... Поэтому прежде, чем уйти в дунайские гирла, турки решили снести выстрелами со своих броненосцев русские сооружения.

В шестом часу утра 21 апреля вдруг весь Браилов пришёл в движение. С быстротой молнии разнеслась весть, что турецкие суда выходят из Мачинского рукава и что остановятся они на Дунае против городка. Ясны были их намерения: предстояла бомбардировка Браилова. В это время в соседнем Галаце производились важные инженерные работы, и турки, прорвавшись туда, могли наделать много вреда.

Браиловским отрядом, состоявшим из одной бригады 11-й пехотной дивизии и 5-й полевой батареи, командовал генерал-майор Салов[29]29
  Генерал-майор Салов, бригадный командир славных севастопольских полков: Селенгинского и Якутского.


[Закрыть]. Он сразу понял всю опасность положения и решился действовать.

Два турецких монитора под парами стояли уже один на фарватере против самого Браилова, другой у деревни Гечет на противоположном берегу. Пушки на них грозно молчали, словно предоставляя противнику «заговорить» первым. Против них на берег выкатили две маленькие полевые пушчонки. Но что те могли поделать с броненосцами!..

Береговые кручи у Браилова были усеяны любопытным народом. Опасность мало кого пугала. Любопытство было возбуждено; предстоял редкий артиллерийский бой ничтожных полевых пушек с гигантами, смотревшими – пока молча – из башен турецких мониторов.

– Уходят! Уйдут! – пронёсся тихий тревожный шёпот по русской стороне, когда на мониторах вдруг всё пришло в движение.

Генерал Салов, вместе с полковником Струковым, руководивший боем, отдал приказание. Все, кто ни был на берегу, обнажили головы и перекрестились. Возле двух пушчонок засуетился совсем молоденький офицер.

– Первое! – послышалась в тишине его команда – команда, отданная молодым звонким голосом.

Было девять с четвертью часов утра.

Гулко грянул выстрел, первый ещё в начавшуюся войну. Гром его отозвался в каждом русском сердце. Сотни глаз с напряжённым вниманием следили за полётом первого снаряда. Снаряд перелетел через одно судно и упал в воду в промежуток между обоими броненосцами. Прошло не более минуты, под бортом ближайшего к Браилову турецкого корабля заклубился белый дым, грянул ответный турецкий выстрел, и через Дунай прямо на русскую батарею, противно визжа, полетел вражеский снаряд. Он упал невдалеке за батареей, но не разорвался.

Это был своего рода обмен приветствиями. Следом за ним начался артиллерийский бой. Из деревни Гечет вдруг завизжали пули – это открыла огонь скрытая в окопах турецкая пехота. Генерал выслал открыть огонь по дунайским отмелям стрелков-селенгинцев и донских казаков, и к грому пушек присоединилась ружейная трескотня.

К двум русским орудиям прибавлены были ещё два. Вплоть до полудня длился бой. Лёгкие полевые снаряды, конечно, отскакивали от толстой стальной брони, но, разрываясь, всё-таки причиняли туркам достаточно большой вред. Турецкие же снаряды пропадали бесцельно. Русская батарея была малой и потому незаметной целью для выстрелов, и турки никак не могли пристреляться к ней. Вражеские снаряды ложились то вправо, то влево от нашей батареи, то вовсе не долетали до неё. Если и были потери, то от ружейной перестрелки: у одного казака на берегу оказалась прострелена турецкой пулей шинель, другому попортили шапку[30]30
  Об этом сообщалось в корреспонденции «Правительственного вестника».


[Закрыть]... Зато ничтожные с виду русские пушечки сделали своё дело. У ближайшего к Браилову монитора были сбиты труба и руль, у второго зажжена палуба. Последний, едва только начался пожар, поспешно ушёл в рукав, а первый с трудом добрался до своего берега и, из опасения взрыва, поспешил выпустить пары. Вернувшийся товарищ отбуксировал его к Мачину, а оттуда, как вскоре донесли лазутчики, оба броненосца отправились в Рущук для починки...

Первые выстрелы принесли русским и первую победу.

Последствием этой победы было то, что турецкие мониторы уже не осмеливались более выходить на фарватер против Гечета, а в то время у Браилова успели возвести земляные укрепления, удовлетворявшие всем требованиям фортификации, и в то же время на возведённые батарей стали прибывать осадные орудия.

Но у турок под Маминым были ещё броненосные суда. Как бы в отмщение за поражение вечером того же дня турки принялись стрелять по Браилову. Русская артиллерия даже не отвечала им. Турецкие пушки только шумели да пугали жителей Браилова, вызывая в то же время своей неэффективностью смех среди русских артиллеристов...

На другой день, то есть 22 апреля, с низовьев Дуная подошёл к Рени турецкий броненосец и всего с расстояние 800 саженей открыл огонь по русской батарее, также состоявшей из четырёх полевых орудий. Постреляв совершенно безуспешно по батарее, броненосец начал бомбардировать беззащитный городок, но снаряды не рвались, и после пятидесятого выстрела броненосец ушёл обратно. Единственным следствием бомбардировки было повреждение в Рени четырёх домов да легко оказался ранен ещё один из жителей.

Возбуждение, вызванное удачным боем, ещё не улеглось, как в Браилов пришло известие, что занявший его отряд посетит августейший главнокомандующий – и не позже 24 апреля.

«Великий князь едет. А как же турки-то?» – явилась у многих браиловцев одна и та же мысль.

Турки, вероятно, точно были осведомлены не только о дне, но и о часе прибытия Великого князя. В то самое время, когда великокняжеский поезд был уже на пути от Галаца к Браилову, два турецких монитора и красавец панцирный корвет «Лютфи-Джелиль» вышли из Мачинского рукава и начали посылать снаряды в подходивший к станции железнодорожный поезд. К приветственному «ура!», которым встречал главнокомандующего занимавший станцию Курский пехотный полк, примешивался гром турецких корабельных орудий. В то самое время, когда Великий князь садился в коляску, чтобы ехать со станции в Браилов, с шипением разрезая воздух, упал около самой станции на груду каменного угля турецкий снаряд – почти в аршин длиною. К счастью, снаряд не разорвался. Великий князь благополучно отбыл со станции. Пока он следовал по улицам Браилова, над ним пронеслись ещё два турецких снаряда. С батареи, куда прибыл главнокомандующий, были видны уже пять турецких судов, окутанных густыми клубами порохового дыма. Когда ветер рассеивал этот дым, в бинокль ясно виделись турецкие матросы в красных фесках, суетившиеся на юте и марсе корвета. Гром турецких выстрелом не смолкал. Один за другим падали возле русской бата реи вражеские снаряды. Счастье русских было в том, что в большинстве снаряды не разрывались. Великий князь, сопровождаемый своей свитой, прибывшей вместе с ним из Кишинёва, с начальником браиловского отряда, а также с начальником инженеров генерал-майором Деппом[31]31
  Александр Филиппович Депп в 1877 году генерал-майор, начальник инженеров Дунайской армии, родился в 1835 году, окончил курс наук в главном инженерном училище (после Николаевское). Начал службу в кондукторской роте в 1850 году. В 1854 году произведён в инженер-прапорщики. Постепенно повышаясь, в 1865 году Депп уже командовал ротой Его Величества. В 1875 году он был начальником инженеров Варшавского военного округа и произведён в генерал-майоры. Александр Карлович Рихтер в 1877 году генерал-майор, начальник 3-й сапёрной бригады. Окончил курс в первом кадетском корпусе и поступил прапорщиком в 4-й Сапёрный батальон в 1852 году. В войну 1853-1856 годов отличился на Дунае при осаде Силистрии. В генерал-майоры произведён в 1872 году.


[Закрыть], с величайшим хладнокровием осматривал быстро выраставшие на браиловском берегу земляные сооружения, над которыми спокойно работали сапёры и пехотинцы, и только после внимательного осмотра от был обратно в Галац и Рени, благодаря войска браиловского отряда.

Турки по отбытии великокняжеского поезда прекратили свою двухчасовую бомбардировку, и все их суда опять укрылись в Мачинском рукаве.

Сильно горевали браиловцы о том, что им пришлось молчать во время бомбардировки при Великом князе. Осадные батареи всё ещё не прибыли на почти завершённые позиции. Особенное раздражение вызывал у всех красавец «Лютфи-Джелиль», наиболее активно обстреливавший и железнодорожную станцию, и русскую батарею в присутствии русского главнокомандующего. Скоро узнали в Браилове, что «Лютфи-Джелиль» один из лучших кораблей турецкого флота. На нём, по сведениям, командовал опытный моряк Неджиб-бей, смелый до дерзости, решительный, чрезвычайно гордившийся своим судном, название которого в переводе на русский язык значило «Под милостью Бога». Впрочем, в Браилове не теряли надежды рассчитаться с «Лютфи-Джелилем», если только он покажется на Дунае, когда укрепления будут вооружены...

И скоро представился удобный случай к этому...

К 26 апреля были готовы к действиям две осадные батареи в Браилове и все остальные на нижнем Дунае. Тотчас после этого без всяких препятствий со стороны турок заложен был по руслу Дуная первый ряд мин, и 29 присланный из Барбоша лейтенант Дубасов[32]32
  Фёдор Васильевич Дубасов в 1877 году лейтенант гвардейского экипажа и старший офицер яхты наследника Цесаревича «Славянка»; сын капитан-лейтенанта, воспитанник морского училища, откуда был выпущен гардемарином в 1863 году. Был в кругосветном плавании, слушал академический курс морских наук.


[Закрыть] должен был положить второй ряд мин как раз от Браиловских высот.

Лейтенант Дубасов, главный руководитель работ, ровно в полдень прибыл к Браилову с командой минёров на пароходе «Взрыв». У выхода Мачинского рукава в Дунай стояли турецкие мониторы. С них не слышно было выстрелов и даже не замечалось никакого движения. Мониторы словно поджидали кого-то, чтобы начать решительное дело.

На русской стороне напряжённо ожидали начала минных работ. Для того чтобы отвлечь внимание турецких стрелков в Гечете от минёров, с левого берега должны были высадиться охотники и выбить из деревни турок. Работа минёров не начиналась только потому, что должен был прибыть с низовья второй пароход, которому вместе с первым надлежало заградить от неприятельских выстрелов винтовые шлюпки.

В ожидании прошло уже около полутора часов, как вдруг послышались крики:

– Он, он! «Лютфи-Джелиль»!

В Мачинском рукаве показался красавец турецкий корвет. Он занял на якоре боевую позицию, но огня не открывал. С браиловского берега видно было, что к «Лютфи-Джелиль» подошёл окрашенный в белую краску, похожий на пассажирский пароход и спустил шлюпку. Последняя направилась к борту броненосца, на котором сейчас же взвился адмиральский флаг.

Орудия «Лютфи-Джелиля» молчали, но пока он стоял здесь, не приходилось думать ни о высадке в Гечете, ни о начале минных работ. Выстрелы с броненосца не подпустили бы русских к правому берегу.

Генерал Салов приказал тогда открыть по «Лютфи-Джелилю» огонь из обеих вполне уже снаряженных батарей, отмеченных № 3 и № 4. На этих батареях были уже не маленькие и лёгонькие полевые пушки, а грозные осадные орудия. От русских укреплений до «Лютфи-Джелиля» было расстояние приблизительно в три с половиной версты. Без десяти минут три часа с мортирной батареи № 4 раздался первый выстрел; вслед за тем ударила из своих орудий по корвету и батарея № 3. «Лютфи-Джелиль» даже не шелохнулся. Первые русские снаряды, подняв высокие водяные столбы, легли совсем близко от него. За первыми выстрелами последовали вторые, третьи – и всё напрасно. Броненосец оставался неподвижным. Неджиб-бей словно насмехался над русскими, отвечая на их выстрелы презрительным молчанием. Между тем русские снаряды ложились к бортам корвета всё ближе. После каждого выстрела, несколько секунд спустя, над поверхностью Дуная вздымался высокий водяной столб и тотчас же рассыпался тысячами тысяч водяных, серебрившихся на солнце брызг.

– Экая досада! – говорили наблюдавшие с браиловского берега за стрельбой офицеры. – Батареи не пристрелялись ещё... Уйдёт турка и на этот раз. А какой удобный случай!

– На мортирной батарее – молодой офицер! – послышалось чьё-то замечание.

– Поручик Самойло? Нет! Но смотрите, его батарея работает, как заведённая машина. Да Самойло и не один, с ним поручик Романов...

– Сапёр?

– Да... тот самый, что возводил первую здешнюю батарею. Это он там из любви к искусству упражняется... Но смотрите, смотрите! С «Лютфи» отчаливает шлюпка.

Действительно, от борта корвета отчалила восьмивесельная шлюпка, направлявшаяся к левому берегу Мачинского рукава. Все глаза устремлены были на неё. Шлюпка легко вошла в рукав и скрылась за кустами, росшими на берегу. Вдруг на браиловской стороне реки все вздрогнули. На месте «Лютфи-Джелиля» взвился к небу громадный сноп и тысячи тысяч огненных столбов. Казалось, будто какой-то скрытый под волнами Дуная вулкан внезапно начал своё извержение. Что-то глухо ударило, и раздался будто залп из тысячи орудий. Огненные столбы, вознесясь на высоту, изогнулись циклопическими дугами. Образовалась гигантская огненная воронка, упиравшаяся своей широкой частью в облака. Ещё одно мгновение, и клубы густого чёрного дыма окутали собою Дунай. Когда внезапный дым этот рассеялся, «Лютфи-Джелиля» уже не было. На месте, где он ещё так недавно гордо покачивался, где стоял он на якоре, полоскался в волнах Дуная ярко-красный с белыми полумесяцем и звездой турецкий адмиральский флаг.

Мёртвое молчание воцарилось на всех русских батареях. Молчали ошеломлённые внезапной катастрофой солдатики; инстинктивно при виде этого внезапного ужасного зрелища замер и вышедший на берег любопытный народ. И вдруг молчание было разом нарушено. Вниз, вверх, вдоль, вширь над Дунаем загремело восторженное русское «ура!»... Первая минута ошеломляющей неожиданности прошла; на браиловском берегу поняли, что удачным русским выстрелом был взорван красавец «Лютфи-Джелиль».

Два русских снаряда – граната и бомба, – пущенные из 24-футовой пушки и 6-дюймовой мортиры с батареи № 4, одновременно угодили в трубу «Лютфи-Джелиля» и через неё проникли в машинное отделение; оттуда, надо думать, взрыв сообщился пороховой каюте. Двадцатичетырёхфутовое орудие наводил под руководством поручика Самойло рядовой строевого отдела осадной артиллерии Роман Давидюн, а мортиру под наблюдением подпоручика Романова – его товарищ Иван Помпарь. Роковые для корвета выстрелы раздались одновременно в 3 часа 15 минут. Корвет погиб со всеми своими орудиями, с находившейся на нём казной всей Дунайской флотилии и с 219 членами экипажа.

С «Лютфи-Джелиля» спасся только один матрос, сброшенный взрывом в прибрежные камыши. Его подобрали русские. Когда первые мгновения прошли, всеобщее оцепенение сперва, а затем восторг миновали, к торчавшему из-под воды флагу на всех парах помчались за этим первым трофеем три паровых катера под командой лейтенантов Дубасова, Шестакова[33]33
  Александр Павлович Шестаков в 1877 году лейтенант 1-го флотского экипажа, воспитанник морского училища, откуда был выпущен гардемарином в 1869 году. Был в кругосветном плавании на клипере «Алмаз». По возвращении служил на судах Балтийского флота, между прочим на учебной эскадре морского училища. В лейтенанты произведён в 1875 году.


[Закрыть] и мичмана Персина[34]34
  Владимир Петрович Персии в 1877 году мичман гвардейского экипажа. Выпущен был из морского училища в 1872 году.


[Закрыть]. Турки были так ошеломлены внезапной катастрофой с их красавцем-судном, что пропустили русские катера в Мачинский рукав. Они даже выстрела не сделали, когда матросы с катеров снимали флаг с обломка мачты «Лютфи-Джелиля». Турецкие стрелки в Гечете, мониторы в рукаве беспрепятственно пропускали русские судёнышки, обошедшие весь берег в поисках раненых. Удалось найти только одного. От него узнали, что с «Лютфи-Джелиля» всего за несколько минут до катастрофы сошёл командовавший Дунайской флотилией вице-адмирал Буюк-паша-Джевал... Несчастный матрос был страшно обожжён и только в русском госпитале пришёл в себя. Радость в Браилове не имела пределов. Молодцам-наводчикам сейчас же на берегу жители собрали одиннадцать червонцев. Особая депутация от браиловцев явилась благодарить русских офицеров и просила принять чествование трапезой, приготовленной и городском клубе.

Первые выстрелы в этой великой войне были сделаны, первые победы одержаны, теперь явились и первые герои...