355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Горохов » Смертельный азарт » Текст книги (страница 1)
Смертельный азарт
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 06:08

Текст книги "Смертельный азарт"


Автор книги: Александр Горохов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Александр Сергеевич Горохов
Смертельный азарт


Часть первая
СТРАТЕГИЯ РАЗДВОЕНИЯ

Глава 1

Академик Всесвятский-Лада знал, что дни его жизни сочтены и на родину он уже не вернется. Точнее – в Москву привезут лишь его остывшую телесную оболочку, а умереть ему суждено на чужой земле. Всесвятский-Лада жалел, что согласился на эту практически безнадежную операцию в Американском медицинском центре. Дома родные эскулапы, быть может, смогли бы отремонтировать его изношенное сердце. Но что теперь говорить…

Понимая, что ему уже не суждено подняться с универсальной, запатентованной койки, в последний день Всесвятский-Лада неторопливо и без истерик надиктовал своей дочери Валентине несколько прощальных писем – самым близким людям, с кем не успел толком проститься. Дочь записала все наговоренное отцом на диктофон, перепечатала текст на машинке и успела дать академику подписать письма за несколько часов до того, как он «ушел в четвертое измерение» – по его собственному определению.

Валентина в свои двадцать шесть лет (поздний ребенок) была совершенно беспомощна в бытовых вопросах и не обладала жизненной закалкой. Все се сознательные годы прошли за надежной спиной отца, и суровая изнанка жизни была ей неведома. В полубредовом состоянии она преодолела весь кошмар перевозки тела отца чуть ли не через половину земного шара и лишь на следующий день по прилете домой обнаружила, что потеряла прощальные письма академика. Теряя от горя рассудок, она почти всю ночь перетряхивала по нитке весь свой багаж, пока не обнаружила их в обувной коробке, где хранила старые туфли, поскольку новые, купленные в Бостоне, сразу же принялась разнашивать.

Валентина даже всплакнула от радости.

Потом запечатала каждое письмо в отдельный конверт. Никаких разоблачений, тайн, покаяний и неожиданных признаний, по мнению Валентины, последние послания отца не содержали. Одно письмо адресовалось другу и преемнику по работе, второе – той женщине, которая скрашивала ему последние годы жизни (академик был вдовцом), а третье – молодому ученику, которого академик считал очень способным и перед которым чувствовал себя слегка виноватым за то, что не успел вывести его на «большую орбиту науки».

На первом конверте Валентина написала «Лученкову Леониду Митрофановичу», на втором – «Д. Н. Роксановой», а на третьем просто – «Илюшке Пересветову».

Глава 2

Первая пуля ударила ему в спину, едва он выскользнул из оврага и упал за кустарником. Ударило сильно, под левую лопатку, и тотчас послышался легкий хлопок выстрела из малокалиберной спортивной винтовки ТОЗ.

Бронежилет выдержал, но удар оказался довольно чувствительным.

Илья с веселой яростью подумал, что игра началась лихо: стрельба по движущейся мишени шла профессиональная, времени на выжидание стрелки не теряли. Он чуть приподнялся, и сразу же вторая пуля врезалась ему в поясницу, так что пришлось замереть за полусгнившим пнем.

Сектор огня, который ему требовалось проскочить, тянулся от кромки оврага, откуда он только что вынырнул, до спасительной глубокой ямы с раскисшей на дне глиной. Всего около восьмидесяти метров. До первого надежного укрытия на дистанции – корявой и толстой сосны – было шагов сорок среди чахлой молодой поросли. Зато потом еще почти пятьдесят метров отлично простреливаемого открытого пространства. Вполне резонно именно на этот отрезок дистанции сохранить запас сил, именно этот отрезок станет решающим.

Апрельское солнце поднялось уже высоко и изрядно пригревало.

Илья передохнул, отметив, что покрылся липкой испариной в своем нелегком обмундировании, и прикинул на глаз расстояние до сосны. Бегом до нее можно было проскочить секунд за шесть. Бегом – пригнувшись и виляя из стороны в сторону, как заяц.

Илья приподнялся, дернулся и, припав к земле, замер.

Хлопнул третий выстрел – вовсе мимо!

Илья тихо засмеялся – оба попадания в спину не шли в зачет, а мелкокалиберная пуля с дистанции около ста метров пробить пластины бронежилета не могла. В призовой зачет шло лишь попадание в голову, прикрытую стальной каской, – тоже из снаряжения российского спецназа. С этой целью каску и перекрасили в ярко-красный цвет, четко различимый на фоне травы и кустиков. По-настоящему опасным, а то и смертельным могло оказаться попадание в шею, поскольку отечественное спецназовское снаряжение шею почти не защищало, в отличие от бронежилетов подобного рода, скажем, американской полиции.

Илья осторожно пополз к сосне, вжимаясь в траву так, словно своей головой, прикрытой каской, собирался пропахать борозду под посадку картофеля. После очередного выстрела (мимо! Он уловил его лишь по звуку) он пополз быстрей и энергичней, забирая по дуге к роще, что увеличивало дистанцию и, понятно, время обстрела, но зато здесь было больше укрытий и выше и гуще уже поднялась несмелая апрельская трава.

За время, что он добирался до сосны и наконец укрылся за ней, успели выстрелить еще раза четыре, и лишь дважды пули звякали о бронепластины жилета.

Пожалуй, номер выгорит, подумал Илья, вытянувшись за корявым мощным стволом. Передышки ради он решил выкурить половинку сигареты. Время его не подгоняло. Хоть весь день добирайся до своей ямы на финише дистанции. Хоть два дня! – если, конечно, сам не заскучаешь тянуть резину да если выдержат нервы.

Он закурил, глубоко загоняя дым в легкие, и вдруг услышал, как в толстый ствол сосны сильно, с раздирающим треском вошла пуля. И мощный удар пули, и незнакомый, глухой звук выстрела мгновенно насторожили его. Малокалиберная винтовочка ТОЗ не дает такого мощного удара пули и уж тем более не грохочет, словно полевая гаубица! Что там, на рубеже огня, верный дружок Сашка Корвет и недоделок Спартак Дубин заснули, что ли?

Но следующий шлепок пули в сосну, прикрывающую его, успокоил. Нет, все трое клиентов стреляют из спортивных тульских винтовок, видать, тот непонятный выстрел объяснялся случайным патроном с усиленным, нестандартным зарядом.

Илья отшвырнул окурок, когда тот уже обжигал пальцы, и сразу же пожалел, что позволил себе такую глупость, как перекур перед последним броском. Ведь до спасительной ямы было никак не меньше сорока метров голого, как замерзший пруд, пространства. Это не меньше шести-семи секунд перебежки, стремительного броска на едином дыхании, а в его легких еще клубился тяжелый дым чертовой сигареты.

Стрелки примолкли, выжидая, – по сосне стрелять было скучно. Им оставалось ждать, пока из-за этой сосны покажется ярко-красная каска, и попасть в эту каску, оглушить «зайца», свалить его с ног, царапнуть меткой пулей по стальной сфере, а может быть, влепить раскаленный свинец и в шею – в узкую щель между краем каски и воротником бронежилета. Задача практически нереальная для исполнения, но теоретически вполне возможная и допускаемая правилами.

Он понял, что одним броском дистанцию до ямы ему не одолеть. На то, чтобы добраться до сосны, физических сил ушло гораздо меньше, чем нервной энергии, и теперь в душе оставалось слишком мало отчаянной, истеричной ярости, чтобы кинуться на предельной скорости к спасительному рубежу. Тем более что стрелки, конечно же, ждут этого финального броска, вычислили его траекторию, навели прицелы винтовок на точку где-то метрах в десяти от сосны, куда, по их разумению, он и выбежит, прямо под приготовленный выстрел. А тот из снайперов, который в своей реакции был не слишком уверен, скорее всего собирался снять «зайца» где-то в середине дистанции или уж совсем наверняка – у самой ямы.

Придется вас, кривоглазых, слегка обмануть, насмешливо подумал Илья, встал на четвереньки, сгруппировался и сильно выпрыгнул вперед, распластавшись в воздухе, потом тяжело пал животом на землю и тут же вновь повторил этот лягушачий прыжок – три раза подряд. На четвертый скачок подобного рода сил не хватило, и он по инерции пополз очень быстро, подгребая землю руками, отталкиваясь ногами, вжимая лицо в колючие сухие стебли прошлогодней травы.

Стрелки явно растерялись, не ожидая такой лягушачьей тактики, – хлопнуло всего четыре пустых выстрела – уловка удалась.

За миг до того, как он вскочил, чтобы последним прыжком нырнуть в яму, – острая боль пронзила левую ногу, и тут же – правую. Два выстрела по ногам. Выстрелы явно не в зачет. Боль хлестнула адская, словно сквозь ноги продернули и оставили по паре раскаленных прутьев. Если задеты кости или свинец перебил нервы – до ямы не добежать. Но думать об этом было уже поздно. Он вскочил, качнулся, споткнулся и бросился вперед. Сперва – пригнувшись, а затем, набрав скорость, – почти в полный рост. Ему показалось, что шесть или семь шагов, оставшихся до ямы, он проделал никак не меньше, чем за полчаса.

Теперь он уже не считал выстрелов и не прислушивался к ним, но болезненный удар в левый бок, под сердце, еще раз подтвердил, что родной российский спецназ обмундирован в целом неплохо.

Дыхания не хватило даже для этих последних шагов, и, ощущая грохот сердца в висках, полное помутнение в ослепленных напряжением глазах, он все же разглядел край ямы и кувырнулся в нее, тут же погрузившись в холодную красновато-желтую жижу. Он торопливо огляделся – то, что ожидал увидеть, то, что должен был увидеть, лежало на месте. Плоский черный кейс с номерными замками, шифр которых он знал, да если бы и забыл, то его получили и Сашка Корвет, и Спартак Дубин, а Римма записала шифр шариковой ручкой на собственной ладони.

Издалека, с опушки рощи, послышался шум автомобильного мотора – кто-нибудь из друзей сейчас подъедет за ним. На два раздавшихся подряд выстрела – один за другим – он не обратил внимания: скорее всего, снайперы разряжали оружие.

Он подтянул к себе кейс, набрал цифры шифра и откинул крышку. Кейс был плотно набит газетами «Спид-ИНФО» за январь – март этого, 1995 года.

НИКАКИХ ДЕНЕГ! НИКАКИХ ПЯТИДЕСЯТИ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ СРЕДИ ГРЯЗНЫХ ЛИСТОВ ГАЗЕТ НЕ БЫЛО!

Он захлопнул кейс, весело рассмеялся, выполз из ямы, встал на колени и громко крикнул:

– Корвет! Спартак! Что там за шуточки еще?!

Никто не отозвался. На рубеже огня, там, рядом с двумя поваленными соснами, в ста метрах от него – никакого движения не просматривалось. И ничего не было слышно.

Он повернулся к роще и снова заорал с истошной злостью:

– Римма! Гони машину сюда!

Умолк и через секунду почувствовал оглушающую тишину жаркого апрельского полдня, тишину, творимую негромким гулом ветра в кронах деревьев, щебетом птиц и мягким, отдаленным рокотом невидимого трудяги-трактора.

Попытался встать и наконец определил, что жгучая боль пульсирует в правом бедре и левой икре. Илья знал: то, что сейчас он может стоять на ногах, еще ни о чем не говорит – от шока, в состоянии стресса, удержаться на ногах можно и с простреленными костями. Он тяжело упал плашмя. Не от боли и не от потери сил. Он понял, что вся ситуация, все происходящее – изменилось, события вышли из-под контроля, и как они теперь развиваются, чем могут закончиться – об этом он не имел ни малейшего представления. Во всяком случае, торчать в полный рост около ямы было по меньшей мере глупо, не исключена возможность схлопотать еще один выстрел – сверх плана, в лицо, в шею, в колено. Не вставая, он крикнул изо всех сил еще раз:

– Эй! Где вы там, идиоты?! Мне ноги прострелили! Слупите штраф с клиентов за это дело, пока они не подмыли!

Последняя дурацкая фраза слегка рассмешила даже его самого, потому как совсем уж не приходилось мечтать о штрафе, если и основная оговоренная плата была представлена в виде ненужных старых и грязных газет в черном кейсе.

Дрянь дело, без раздражения подумал он, и еще трижды дрянь дело, потому как оно еще не кончилось, а варианты продолжения оставались абсолютно неизвестными.

Отлеживаться здесь же, около ямы с глиной, было бы худшим из возможных решений.

Вцепившись в ручку кейса зубами, он на четвереньках двинулся к роще. С каждым шагом боль в ногах усиливалась, но зачем он волок с собой дурацкий кейс в зубах, как собака, он уже не соображал.

Он добрался до крайних деревьев, укрылся за ними, перевел дыхание, подхватил подвернувшуюся корягу и, опираясь на нее, поднялся на ноги.

Минут через пять он увидел, как за деревьями по проселочной дороге проскочила машина. Но это был не его синенький «форд», а зеленый сельский вездеход.

Друзья не появлялись – ни пешком, ни на машине. Сбежать они не могли – если остались живы, но и он не мог ждать их появления: вся схема действий сегодняшнего дня разрушилась, катастрофически изменилась, и теперь надо было действовать, исходя из того, что он остался один (на данный момент, во всяком случае), с ненужным кейсом в руках, в тяжелой стальной каске, бронежилете и с простреленными ногами. На свои пострадавшие конечности он и глянул наконец, чтобы убедиться, что и по правой ноге, и по левой течет кровь. Не густо, вены-артерии, Бог даст, не задеты, но кровь текла.

Илья припомнил, что чуть ниже рощи течет небольшая речушка, и через четверть часа, хромая с каждым шагом все сильней и сильней, добрался до нее.

Он скинул, каску, с трудом освободился от жилета, связал все в один узел и зашвырнул в реку – насколько хватило силы для броска. Теперь он остался в легком шерстяном спортивном костюме и кроссовках. Не раздумывая, скинул свитерок и брюки. Сел на камень и внимательно осмотрел ноги. Никаких серьезных познаний в медицине, а тем более понятия об огнестрельных ранах у него не было, и все же он определил, что обе пули прошли навылет. Одна – сквозь мякоть правого бедра, вторая – сквозь левую икру. Илья обмыл ноги в воде, ранок на ногах оказалось четыре штуки – по паре входных и выходных отверстий на каждой конечности. Кости явно целы. И он повеселел. Он, не мешкая, нарвал длинных лоскутов из майки и туго перевязал раны. Пока он выкурил сигарету, крови на этих самодельных бинтах не появилось. Он вновь натянул свитер и брюки, которые почему-то показались коротковатыми, обул кроссовки. Надо было приниматься за выяснение обстоятельств. В любом случае следовало поначалу отыскать друзей, а затем врагов. Или наоборот – как получится. Во всяком случае – с дубиной, которая помогла ему шагать, расставаться не следовало.

По дороге он двигался недолго, почти тут же свернул в поле и зашел с тыла к тому пригорку, где между высоких сосен и был рубеж стрельбы. Илья укрылся за стволом дерева и внимательно огляделся.

Ничего и никого. Ни клиентов, ни собственного автомобиля, ни Саши Корвета вместе со Спартаком Дубиным и роковой красоткой Риммой – девушкой, «которая любит всех, потому что – инопланетянка»! Прилетела на Землю с планеты Сириус лет триста тому назад.

Полная чертовщина, подивился Илья. Куда все делись? Можно было допустить, что перепуганные клиенты схватили Римму и увезли ее, дабы решить свои сексуальные заботы. Можно предположить, что какая-то лишняя пуля досталась Спартаку и его уже закопали в ближайшей яме. Но чтобы даже трое клиентов так лихо и, главное, бесследно расправились с Корветом – такая возможность попросту исключалась. Для расправы с Сашкой Корветом требовался взвод достаточно подготовленных и знающих толк в рукопашной схватке молодцов. И даже в этом случае – вся земля здесь в радиусе километра стояла бы сейчас дыбом.

Но все было мирно, тихо и спокойно.

Пока из глубины зарослей дикой малины не послышался едва слышный стон со всхлипом.

В кустах – лицом в землю, охватив руками затылок, опутанный проволокой по ногам, корчился Спартак Дубин. Меньше всего этот тощий, лопоухий парень соответствовал своему гордому историческому имени. В свои двадцать девять он выглядел замученным жизнью сорокалетним бухгалтером: семья большая, зарплата маленькая, воровать не умеет, живет с мечтой – скорее бы подохнуть.

Спартак учуял, что к нему кто-то подходит, и заверещал тонким голосом.

– Не убивайте меня больше, не бейте! Я ничего не знаю! – Он судорожно перевернулся набок, увидел Илью и словно очнулся. – Это ты? Ты, наконец?

– Я, – ответил Илья со злостью. – Хорошую ты нам клиентуру нашел, Спартак! Тебя повязали, мне ноги прострелили… Где Корвет с Риммой? Машина моя где?

– А деньги?! – приподнялся на руках Спартак. – Деньги?! Мои двадцать пять тысяч долларов?! Моя доля?

– Возьми все. – Илья кинул к его ногам кейс.

Забыв про связанные ноги, Спартак оторвал крышку кейса, вцепился в газеты и, не сразу поняв, что никаких денег внутри нет, буквально переворошил всю пачку по листочку.

– Денег… нет?

– Нет. Твои клиенты подсунули нам «куклу». Где остальные? Что, в конце концов, произошло?

– Да при чем тут остальные, раз денег нет! Вы меня надули, меня все надувают! Меня избили и связали, бросили на съедение муравьям!

– Замолчи, – устало сказал Илья. – Где Корвет?

– Сбежал твой Корвет! Как ветром сдуло! Меня избили, а Римку насиловать повезли в нашей машине, в твоей машине.

– А их машина где?

– Римму в твой «форд» завалил и укатил, а Керим с Аслановым рванули еще раньше на своей «волге». Да развяжи же меня! Мне по черепу дубиной дали!

– Красиво мы лопухнулись, – рассмеялся Илья.

Спартак чуть не ошалел от его беззаботного смеха.

– Лопухнулись?!

– Ну да. «Кинули» нас, как фраеров. – Илья с трудом присел и распутал проволоку на ногах Спартака, однако, получив свободу, тот расхныкался еще больше.

– Двадцать пять тысяч баксов! Я так на них рассчитывал, они так мне были нужны!

– Перетопчешься, – усмехнулся Илья и приспустил брюки, чтоб глянуть, что там твориться с его ранами.

– Это ты, генеральский сынок, перетопчешься! – завизжал Спартак. – Вам все на свете трын-трава! У вас всю жизнь, когда хлеба нет, так вы пирожное жрете! Ты обязан мне отдать эти двадцать пять штук баксов! Обязан! Это я нашел клиентов, я все организовал!

– Пока, мой милый Спартакушка, ты организовал мне две пули в задницу, кучу газетного хлама вместо денег, групповую любовь Римме, а если Корвета убили или еще что, то, поверь, все твои печали тут же кончатся.

– Ты что, мне деньги отдашь? – с надеждой спросил Спартак.

– Нет. Я тебя за Корвета убью. Ты уж извини, но никакого другого гонорара твоя деятельность не заслуживает.

– Как не заслуживает?! Я своей жизнью рисковал! Меня кастетом по голове оглоушили, ноги заковали и еще обещали трахнуть через зад!

– Тебя? – засомневался Илья. – Какая-то неувязка получается. Если они педерасты, то на кой хрен они увезли Римму? Им бы и твоих прелестей вполне хватило. Во всей этой истории сплошные неувязки.

– Илья, – прозвучал за его спиной низкий хриплый голос. – Тебе какую ногу зацепили – левую или правую?

Спартак оглянулся, ретиво вскочил и снова завизжал.

– Корвет! Деньги добыл? Где мои деньги? Я же страдал!

Если на низкую табуретку поставить трехсотлитровую бочку, а на бочку установить ведро – то в самый раз получился бы абрис фигуры Корвета. Он был на редкость некрасив – что фигурой, что лицом. Предки его растеряли в России все испанское, все южно-элегантное настолько, что даже в диком пьяном сне нельзя было представить себе Корвета, скажем, в роли тореадора. Волосы у него, правда, были иссиня-черные, а глаза – неизвестного цвета, потому как сквозь узенькие щелочки окраса их разглядеть не удавалось. И эта корявая бочка на коротких табуреточных ногах обладала ловкостью обезьяны и силой взбесившегося слона.

– Мне обе ноги прострелили. Но, кажется, удачно.

– Удачно или неудачно, скажет сначала врач, а потом могильщик.

– Илья! – вдруг заблажил Спартак. – Да это же он, он подменил нам деньги! Потому и убежал! Он забрал приз, а нам подсунул газеты! Бей его, Илюша, пока мои деньги не отдаст!

Илья видел, как очень медленно и спокойно Корвет повернулся к Спартаку. Он знал, что оставалась доля секунды до того, как остроносая, лопоухая, с выступающими, словно у кобылы, зубами физиономия Спартака превратится в плоский блин. В кровавый плоский блин, будто в лицо Спартака на полной скорости врезалась морда пригородной электрички, а не кулак Корвета. Словами потомка испанцев останавливать было уже поздно.

Илья с усилием шагнул к Спартаку, перебросил вес своего тела на левую ногу, а носком правой, болезненно морщась, ударил коллегу под подбородок, так что тощий Спартак Дубин легко выполнил обратное сальто в воздухе, приземлившись на коленки, а потом ткнувшись лицом в землю.

Бить раздавленного комара было ниже испанской гордости. Так же медленно Корвет отвернулся от Спартака и сказал без эмоций:

– Эти гады втихаря привезли с собой девятимиллиметровый бельгийский штуцер.

– Да, – кивнул Илья. – Я слышал по выстрелу и удару пули, что оружие сменили на крупный калибр.

Корвет вытащил из кармана портсигар, достал тонкую сигаретку, которые обычно обожают дамы, закурил, заметил безразлично:

– Бронежилет от выстрела штуцера вряд ли тебя бы уберег.

Илья пожал плечами:

– Мы предложили одни правила игры, а они их сменили во втором тайме.

– Я отнял у них этот штуцер.

– Конечно, раз я живой, то ты его отнял.

– Нам надо добраться хотя бы до Сычевска. Если не к врачу, то хотя бы к какому-нибудь фельдшеру. На худой случай найдем ветеринара. Заражение крови от огнестрельного ранения бывает опасным.

– А Римма?

Корвет небрежно махнул толстой рукой.

– Вывернется. У нее машина, всего один пассажир и мой газовый револьвер в трусах.

Спартак упруго вскочил на ноги.

– Я понял, я наконец все понял! Эта шлюха сговорилась с моими клиентами! Она захватила мои деньги, наши доли! Она! Я ей сиськи узлом скручу!

– А она тебе хер откусит, – безразлично ответил Корвет и повернулся к Илье. – До городишка километра два… На кой черт мы так далеко забрались? Безопасность, дураки, обеспечивали. Дойдешь сам или понести тебя?

– Дойду.

Но Илья переоценил свои силы и последний километр до окраины небольшого города Сычевска проделал на широкой и жаркой спине Корвета, который даже ритма и дыхания не сбил от такой нагрузки.

Они остановились около разрушенной баньки на берегу небольшого озера. Здесь Корвет опустил Илью на землю.

– Пойду поищу лекаря.

Спартак рухнул в густую траву, окружавшую баньку, и проныл с душевной убежденностью:

– Вы вдвоем вместе с этой курвой и клиентами сговорились нагреть меня! Вот в чем момент истины. Но я не в силах с вами бороться, я слабый и невезучий.

– Правильно, – кивнул Илья. – А точнее сказать, ты занялся не своим делом.

– Но мне позарез нужно двадцать пять штук баксов! Это вопрос жизни и смерти.

– Не умрешь, – отмахнулся Илья и закрыл глаза, прислушиваясь к ноющей боли в ногах, которая волной поднималась к животу и захватывала грудь.

Корвет ушел – бесшумно, словно растаял в воздухе. Спартак стонал, хныкал, а потом серьезно спросил:

– Илья, ты ведь знаешь о таких вещах. Говорят, где-то можно продать свою почку за большие доллары? Мне действительно башли нужны.

– Твою почку не возьмут, – не открывая глаз, откликнулся Илья.

– Это еще почему?

– В другом организме ткани неудачников не приживаются. И заткнись, я, кажется, теряю сознание.

Голос Спартака дрогнул.

– Илюша, а можно я сейчас в Москву уеду? Зачем я вам здесь нужен, только обуза.

– Валяй. В институте сообщишь, что я пал смертью храбрых на поле брани.

– А меня про тебя… спросят?

– Да уж обязательно! – попытался улыбнуться Илья. – С ходу начнут пытать: «А где, Дубин, ваш лепший друг Пересветов?»

– А правда, что мне ответить?

– Как что? Скажешь, что закопал в братскую могилу у стен древнего города Сычевска.

Спартак от такой перспективы совсем сник, потом снял туфли и носки, подставил под лучи солнца костистые ступни и через минуту обиженно заснул.

Вот ведь сволочь, мутно подумал Илья, ведь именно из-за его слезного нытья влипли в это ничтожное и глупое, к тому же, по большому счету, – копеечное дело, обещали ему, Спартаку, неправомерно большую долю в пятьдесят процентов, а он поплакался, погоревал да спит! Спит, а кто-то сейчас насилует Римму, и хотя, быть может, она и получает от этого удовольствие, но все же нехорошо, что пошла на такое деяние без разрешения его, Ильи, или Корвета.

Спартак, ничтожество, спит, а я умираю. Корвет тоже наверняка чудом остался жив, когда отнимал у бандитов тот самый девятимиллиметровый штуцер.

Он забылся и очнулся, только когда услышал голос Корвета, а открыв глаза, увидел, что рядом с ним стоит мужчина лет пятидесяти, с самым обычным портфелем из кожзаменителя в руках.

– Ваши имена меня не интересуют, а вы меня зовите фельдшером, – торопливо сказал он. – Так будет лучше, на всякий случай. Меньше знаний, меньше неприятностей.

По ухваткам своим он, понятное дело, был не фельдшер, а коновал – бесцеремонно сдернул с Ильи спортивные штаны, вытащил из портфеля ножницы, бинты, промыл раны какой-то жгучей жидкостью и сказал самодовольно:

– Многого сделать не смогу, хотя в целом вам повезло. Влеплю противостолбнячную сыворотку и сделаю инъекцию антибиотиков. И побыстрей добирайтесь до специалистов, в полевых условиях дело может кончиться плохо. Огнестрельное ранение, надо понимать?

– Бык рогами прободал, – буркнул Илья. – Я в красной рубашке ходил.

Местный врачеватель смекнул, что о лишнем расспрашивать не следует, хотя бы из соображений собственной безопасности, а потому в ускоренном темпе сделал уколы, ловко наложил повязку и вопросительно взглянул на Корвета.

Тот протянул ему смятый комок денег, и фельдшер сунул их в карман, тоже не считая. Однако по окончании оговоренных дел, получив гонорар, он словно засомневался. Скорее всего, в законности своего участия в непонятных ему событиях.

– Мой вам совет, парни, хоть на пузе, но уползайте отсюда поскорей. Как-нибудь на трассу выходите и до Москвы доберетесь без проблем.

– А почему ты решил, что мы из Москвы? – недовольно буркнул Корвет.

– Породу сразу видно, – криво улыбнулся фельдшер. – Деньги не считаете, и каинова печать столичных жителей на лбу. Короче – я вас не видел, вы со мной не знакомы.

С этими словами он повернулся и, ускоряя шаги, заторопился прочь.

Спартак поднялся и прохныкал:

– Вы, мужики, обижайтесь как хотите, но я тоже в Москву двину. Мне…

– Вали, – грубо оборвал его Корвет. – Да понезаметней будь.

– Денег на дорогу хоть дайте! – настырно потребовал Спартак. – Я совсем без копейки!

– Доберешься, – равнодушно ответил Корвет и повернулся к Илье. – Ты, старина, немного потерпи. Я тоже отскочу на часик. Надо нам все концы обрубить, чтоб это дело боком не вышло.

– А что так? – нахмурился Илья. – Остались следы?

– Черт его знает…

– Я так и знал, что влипну с вами в историю! – немедленно включился Спартак. – Так и знал! Не верю я вашей фирме! Не верю!

– А не веришь, так зачем связался? – пожал плечами Корвет и уже отвернулся от обоих, собираясь уйти, но приостановился, привлеченный гулом автомобильного мотора.

К озеру катился синий «форд», и водитель его резко принял с дороги на грунт, машина заплясала на кочках, резко остановилась возле баньки, и Римма с громким хохотом вывалилась из-за руля.

Тонкая, высокая и гибкая, как молодая сосна, с короткой прической мужского типа, почти безгрудая и одновременно наделенная вызывающей, вульгарной сексапильностью, она действительно казалась совершенно необычным существом. Иные глуповатенькие мужички почти верили, будто бы она инопланетянка, триста лет тому назад заброшенная сюда с планеты Сириус, и вот теперь ждет, когда в середине двадцать первого века ее заберут обратно. Силы небесные! – сколько в конце двадцатого века проживает неисчислимых дураков на Руси, которых с фантастической легкостью облапошивает неисчислимая же и неистребимая армия мошенников, шарлатанов, астрологов, колдунов, шаманов, хиромантов и прочей новомодной сволочи с космически-мистическим уклоном! Со времен египетских пирамид, а еще сколько веков до этого вешают олухам лапшу на уши, а число их все не уменьшается! И ни высшее образование лопухам не помогает, ни начало эры освоения космоса.

Продолжая хохотать, Римма на ходу сдернула с себя узкое платье, под которым ничего не оказалось, кроме маленьких трусиков.

– Мальчики, мне надо разрядиться! – громко крикнула она. – Я недонасилованная! Кто из вас сейчас в рабочей форме, а то с ума сойду! Ну-ка, быстренько, хоть разик!

– Потерпи, – добродушно улыбнулся ей Корвет. – Я делами занят, хорошо, что машину пригнала. У Илюхи две раны в ляжках, а Спартак в штаны со страху наложил и бежит домой, к маме. Где моя хлопушка, кстати?

Неуловимым движением Римма выдернула из-за спины, из трусиков, маленький газовый револьвер и кинула его Корвету.

– Он мне почти и не понадобился! Представляете, этот идиот Куприянов отправил своих друзей на их машине в Москву, а сам затащил меня в наш «форд» и принялся по дороге кустики подходящие высматривать для акта Большой Любви! Аж вибрировал от нетерпения! Тут же решил насладиться неземными страстями с инопланетянкой! Так я ж и не против! Но где подход к прекрасной даме, я спрашиваю? Это же случка в канаве получается! Так что я пальнула ему из твоего пистолета в рожу да и вытолкнула родимого из машины! Развернулась и полетела вас искать! – Она даже заикала от приступов смеха. – Так что ни денег у нас, ребятишки, ни Большой Любви!

Корвет провернул экстрактор револьвера и качнул головой.

– Действительно, стреляла один раз.

– Ага! Да что толку от этой хлопушки?! Был бы у меня лазерный синтезатор, с каким я на Сириусе охотилась, я б этих скотов за миг в пыль превратила! – она подскочила к Илье. – В тебя действительно попали? Самый важный орган землянина не задет?

– Не задет, – улыбнулся Илья. – Не волнуйся.

Он, как и Корвет, уже настолько привык к игре в «инопланетянку Римму», что находил в ней своеобразную прелесть и подыгрывал девушке на совершенном серьезе. А она, быть может, уже и сама верила в придуманную сказку. Эдак ей было легче жить.

– Так я пойду, – уныло промямлил Спартак.

Ему никто не ответил, никто его не удерживал, и он побрел по той же тропинке, по которой полчаса назад ушел местный коновал.

Корвет залез в машину и запустил мотор, крикнув уже из-за руля:

– Забирайтесь в баньку и сидите там тихо, пока я не вернусь. Нам здесь засвечиваться нельзя, и так наследили.

– А ты скоро вернешься? – спросила Римма.

– Если через час не буду – значит, я помер. Выкручивайтесь сами. Но я вернусь.

– Тогда ты зря отпустил этого предводителя греческих рабов! – засмеялась Римма. – Мой дедушка говорил, что во времена того восстания этот Спартак был совсем неплох!

– Выродился, – кивнул Корвет убежденно. – Выродился в трусливую крысу и мелкого предателя.

Он захлопнул дверцу машины и уехал.

Корвет ошибался. Они все сильно ошибались в правильной оценке индивидуальности Спартака Дубина. Он не удрал и не испугался. Он вообще не знал чувства страха. Он был человеком высочайшего мужества и патологической ненависти ко всему этому миру, ко всей этой жизни и судьбе, которые все двадцать девять лет его немыслимой жизни калечили, били, издевались и унижали – как самого Спартака, так и его семью. Он не был женат. Свою вечно больную мать с ранних детских лет и до сего дня он видел всегда лежащей в кровати. Старший брат был клиническим дебилом с диагнозом «олигофрения» – с рождения. Братишка мог сутками, не кушавши, тупо смотреть в окно, пускать липкие слюни и идиотски радоваться проезжавшим мимо трамваям. При этом и писал, и какал он под себя – как и мама. У младшей сестры Спартака, восемнадцатилетней красавицы Валерии, проблем в жизни было еще больше, чем у матери и старшего брата, и она окончательно озлобилась на все и вся, с детских лет выгребая из-под обоих дерьмо. Их отец давно сгинул в лагерях за убийство, и все эти сумрачно-страшные годы Спартак тянул на своих тощих плечах семью, которую любил беззаветно и истово. У него не было ни друзей, ни подруг, не было лишних денег на кружку пива, и он не курил. Жизнь беспощадно била его, но он не сдавался. Он верил, что победит. Но его железная воля и кристально ясный ум были заключены в тщедушную и жалкую телесную оболочку. У него были очень хрупкие кости, и, дважды сломав ноги в московский гололед, он даже по сухому асфальту ходил теперь по-стариковски осторожно, шаркая подошвами. Как человек тонкого и глубокого мышления, он понимал, что над их семьей нависло проклятие, рок, а отбрасывая в сторону мистику, знал, что это просто скверная генетическая наследственность – скорее всего от отца. Ведь только вывихнутый человек мог назвать своих детей – Геракл, Спартак, Валерия. Иногда Спартак с ужасом осознавал, что никакого счастья им вообще не суждено, сколько ни бейся, но не позволял себе задумываться об этом, не сдавал ни мать, ни брата в инвалидные учреждения и упорно боролся с неумолимым роком, год от года все более ожесточаясь.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю