Текст книги "Смертельный азарт"
Автор книги: Александр Горохов
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
А сам он ныне – в полной растерянности, толком не знает даже, чем заняться, не имеет четкого плана не то что на год-другой, а даже на сегодняшний день.
Стоп. На сегодня есть если не план, то четкая задача. Надо организовать женский боевой матч в грязи! Это мероприятие хотя бы даст заработок, и если подсуетиться, то весьма и весьма неплохой. А там – посмотрим.
На работу он решил не возвращаться – никто там теперь за производственной дисциплиной, понятное дело, не следит.
Он добрался до фирмы Корвета и застал его за кормлением своих кровожадных доберманов. Корвет был нежен со своими псами так, как не всякий жених ласков с невестой. Кормил их с руки, и сильные, гладкие до блеска псы осторожно цапали с его ладони куски сырого мяса, прожевывали их без жадности, деликатно – сытые мерзавцы, потому и культурные.
– Две машины с грязью я заказал, – сообщил Корвет. – Яму начнут копать сегодня. Завтра все закончат. Когда у вас это бабье побоище намечается?
– Уточним, – ответил Илья. – Я сейчас съезжу в спортивный клуб «Сенсей», подыщу какую-нибудь соперницу этой чемпионке Алабамы.
– Тут одна проблема возникла, – стеснительно замялся Корвет. – Наша Римуля хочет в драке принять участие.
– Римка? Она что, с ума сошла?!
– Спроси ее сам. Рвется в бой. Кстати сказать, не думай, что она такая уж хиленькая.
– Да что она понимает в рукопашной схватке, да еще в грязи по колено! Эта чемпионка тренирована же специально!
– Брось, Илья. Какая там специальная тренировка! Валяются девки в дерьме да колотят друг дружку как ни попадя. Что ты, по видеомагнитофону фильмов не видел? Римка их уже пять штук просмотрела и заявила, что с такой похабелью запросто справится.
– Ты ее заставляешь? – напряженно спросил Илья.
– С какой стати? Сама лезет. Я ее вчера и сегодня кое на что натаскал, пару приемчиков показал, но, как я соображаю, там дело лишь в выносливости, чтобы выдержать назначенное время и не обмануть публику.
– Да она же пьет как лошадь и курит как паровоз, какая там, к черту, выносливость! Я как-то сдуру перед выходом на ринг сигарету выкурил, так еле-еле три раунда по три минуты оттянул!
– Вчера вечером она пробежала три километра по пересеченной местности без передыха. А сегодня утром – пять. Пульс восстановился через полторы минуты. Не так уж и плохо.
– Но это же общая подготовка, не более того.
– А иного и не надо. Я звонил Альберту. Он сказал, что у его чемпионки рост – метр шестьдесят один, вес шестьдесят девять. Римка выше, но весит на семь килограммов меньше.
– Семь килограммов?! Да это же другая весовая категория! Чудовищная разница!
– Ты рассуждаешь, как боксер. В боксе – это действительно большая разница в силе удара. А в такой свалке – ничего страшного.
– Не знаю, – засомневался Илья. – У этой бабы рука железная. Мозоли такие, будто она всю жизнь лопатой работала.
– Где мозоли? На внутренней стороне ладони или на внешней? – озабоченно спросил Корвет.
– На внутренней.
– Значит, штангу, тяжести таскает для тренировки. Хуже, если на внешней, на костяшках пальцев. Значит – каратистка с поставленным ударом. Тогда Римме хана, без зубов останется наверняка. Но ее не отговорить, Илья, это точно.
– Черт с ней! – рассердился Илья. – Хочет ходить с битой мордой, пусть так.
– Ну, даже в худшем случае получит две тысячи баксов. Да еще наша доля, так что при общей нищете хоть какие-то деньги будут. Может, опять казино попробуем открыть, Илюха, а?
– Не знаю. Но думать надо. Я сегодня отправлен в административный отпуск, стало быть – безработный.
– Вот видишь… Автостоянка эта – тоже не Бог весть какой навар дает. Собаки весь доход сжирают. – Корвет любовно потрепал самого крупного, черно-желтого добермана по загривку.
– Так не корми их свежим сырым мясом! Пусть на кашах сидят!
– Тогда злость потеряют, – рассудительно заметил Корвет.
– Римму мясом корми!
– Так и делаю. Три раза в день по фунтовому бифштексу.
– Хорошо, – безнадежно осел Илья. – Съезжу к Альберту, попробую устроить так, чтоб я был на этом грязном ринге судьей. Во всяком случае, при мне Римулю хотя бы не убьют.
Альберту было совершенно безразлично, кто будет судьей поединка. Он даже не знал, положен ли по правилам такого боя судья, или соперницы обходятся без такового. Проконсультировались по телефону с чемпионкой Алабамы, и та сказала, что иногда судья бывает и вмешивается в схватку, а иногда он только подает команды к бою и заканчивает его. Относительно соблюдения правил весовых категорий противников – тоже никакой четкости не было. Не боишься – так выходи хоть против гориллы весом в центнер. Говорила Аня в трубку лениво и уверенно, отчего Илье стало как-то нехорошо.
– Мой список – тридцать шесть боев, тридцать одна победа, – сообщила она. – А что у вашей?
– Сто боев, сто побед, – ответил Илья и положил трубку.
Альберт радостно потирал ладошки, дымил трубкой и пытался подсчитать будущий барыш.
– Поблизости два казино, так что они там устроят перерывчик на полчаса, где-нибудь за полночь, как раз когда разогреются за рулеткой, и пройдут к нам. Народ при деньгах, солидные джентльмены, так что за входные билеты мы цену приподымем на десять баксов! С начальником районной милиции я уже договорился, выделит охрану, в обиду не даст, за что содрал с нас, гад, не по-божески! Ладно, я свое доберу на публикациях! В целом, Илюша, нам бы это в систему ввести, устроить чемпионат! А?
– Грязное дело, Альберт.
– А что сегодня чистое? Мы в любезном отечестве все ориентиры потеряли! Когда доктор филологии торгует в ларьке иностранным пойлом и женским бельем, Илюшка, то тут уж не различишь чистых и нечистых. Показать тебе этого доктора? Счастлив судьбой, как младенец у материнской груди!
– У меня таких – весь мой институт.
До вечера он занимался обустройством ристалища. На 4-й Тверской-Ямской уже нашли громадный подвал, арендовали его у какой-то прогорающей фирмы, бригада студентов из ГИТИСа вымыла, вычистила все до блеска, выкопали яму четыре на пять метров глубиной по колено и заполнили ее грязью. Уж с чем иным, но с грязью проблем не было – и дешево, и много. Привезли с ближайшей стройки и разбавили водой до нужной густоты. Илья решил, что ориентироваться следует примерно на хорошей плотности сметану.
Уже темнело, когда он возвращался домой, и вдруг вспомнил, что не заехал на дачу к Всесвятским за последним письмом учителя.
Шел всего лишь одиннадцатый час, и Илья прикинул, что до Внукова, где еще чуть ли не до войны Всесвятский получил в вечное пользование дачу, – недалеко, и он до полуночи обернется.
Пока ехал – вспоминалось, как на этой даче Всесвятский-Лада собирал своих друзей, не считаясь ни с возрастом, ни с чинами. И все были едины – за безалаберно накрытым столом и беседами на самые различные темы. Никто даже не думал, не заботился о своем будущем, потому что оно казалось обеспеченным, предельно ясным и надежным. Каждый знал, что уже открыл в своей жизни заветные двери, и каждый видел ту лестницу, по которой следовало подниматься к вершине. Работай, старайся, и эта лестница сама по себе, словно эскалатор в метро, будет тянуть тебя от звания к званию, от успеха к успеху. На самом верху – каждому по его таланту или способности приноровиться. Каким стабильным, каким прочным казалось все. Никто и предположить не мог, что завтра будет хуже, чем сегодня! Только – лучше! Только вперед в безостановочном развитии советской науки, а если еще твой сектор прижат каким-то боком к военным заказам, то вообще можешь считать, что обеспечен пожизненным счастьем. И все рухнуло в одночасье… И теперь живи на те деньги, что заработаешь только потому, что две сумасшедшие девчонки будут калечить друг друга, утопая в жидкой грязи.
Дом Всесвятского-Лады находился в старом районе дачного Внукова среди высоких, немолодых деревьев. Илья проехал вдоль сетки ограды и затормозил у калитки. Покойный академик не был жаден в смысле устройства своих хором. Домик был небольшим, так что порой, при многочисленном сборище гостей, спали в солдатских палатках, которые тут же и разбивали. Но участок – около гектара, солидный, лесистый, с грибами.
Илья подергал калитку, она оказалась запертой на висячий замок. Пришлось перелезть через ограду и в почти непроглядной темноте, под кронами чуть шумевших на ветру деревьев, шагать к дому. Собаки можно было не остерегаться: Джульбарс околел от обжорства минувшей осенью и его торжественно хоронили при большом скоплении народу. Ох и поминки организовали – дай Бог каждому двуногому!
Илья привычно шагал по знакомой тропинке между деревьями и через минуту увидел перед собой дом с мансардой, качели перед ним, длинный стол на лужайке.
Было тихо, только чуть слышалось гудение самолетных турбин на Внуковском аэродроме. Соседские дома не были видны за деревьями.
Илья приостановился, пытаясь разглядеть в темноте сарайчик, где у него стояла персональная койка. И в этот момент краем глаза заметил, что в мансарде дома мелькнул свет. Не зажегся ровно и приветливо – а именно мелькнул и тут же исчез.
Илья замер. Поначалу подумалось, что свет ему померещился, или это был какой-то блик. Но через минуту лучик света вновь мелькнул.
Так. Не успел хозяин отойти в иные миры, как в его дом полезли воры. Глухая и тусклая злость поднялась в душе Ильи, и он сошел с тропинки, двинулся к сарайчику, обходя качели с единственной свирепой мыслью: «Искалечу подонка». Чтобы привести свой замысел в качественное исполнение, он нашел около сарайчика крепкую палку и, зажав ее в руке, короткой перебежкой метнулся к парадным дверям дома. Они оказались заперты.
Илья прислушался. Едва различимое, очень тихое шевеление доносилось из глубины дома. Что-то не очень похоже на разбойное нападение – ворам нечего было осторожничать, шансов оказаться застуканными почти не было, летний сезон еще не начался, а по весне в округе мало кто жил.
Илья вернулся к сарайчику, встал в самое темное место и терпеливо принялся наблюдать. Теперь луч света мелькал на первом этаже. То в одном окне, то в другом. Вор работал по системе! Не торопился набить мешок первым попавшимся барахлом, не хватал что ни попадя, а неторопливо разглядывал поле своей трудовой деятельности, примеривался, приценивался, прежде чем начать сбор добычи. Или… Или вообще искал что-то вполне определенное. Илья знал совершенно точно, что никаких раритетных ценностей на даче нет. Всесвятский-Лада не был накопителем, даже антикварные вещи для него ни черта не значили. Из всех ценностей по-настоящему ценной можно было считать только библиотеку, но она была в городе, а здесь даже посуда была разнокалиберной, сборной – ни тебе хрусталя, ни фарфора. Кровать Вали, правда, из карельской березы, так ведь чтобы ее упереть, махину эдакую, надо подогнать грузовик, а транспорта вокруг вроде не наблюдалось.
То, что злоумышленник трус, Илья понял сразу. Мог бы включить свет во всем доме, а не пользоваться фонариком. Мелкий трус, и церемониться с ним не следовало.
Илья обошел дом, придерживаясь темных мест на подворье, и нашел то разбитое окно, через которое воришка и проник в дом. Круглое окно в чулан. К окну была подставлена лестница, но Илье было противно пользоваться воровским путем. Он вернулся к фасаду, пригибаясь, добрался до будки покойного Джульбарса, сунул под нее руку и тут же нащупал ключи.
Замков в дверях было два, и оба, по счастью, открылись бесшумно. И двери не скрипнули, когда Илья осторожно приоткрыл их.
Он остановился в сенях и прислушался.
Воришка несколько осмелел. Он вернулся в мансарду и топал там достаточно уверенно. Тем лучше – сам себя загнал в западню, поскольку мансарда все же высоко над землей, и выпрыгивать с нее достаточно рискованно.
Лестница в мансарду вела из гостиной – красивая лестница с изгибом вдоль стены. Но оказалось, что в данной ситуации эта лестница имеет один существенный недостаток – верхняя ступенька громко скрипнула, едва Илья неосторожно встал на нее.
А потом он сделал и вторую промашку – замер в чутком ожидании, вместо того чтобы ураганом ворваться в кабинет. Илья – выжидал, а вор его услышал. Через секунду в лицо Ильи ударил сильный луч фонаря, кто-то вскрикнул, фонарь погас, загрохотали двери, упал стул, зазвенело стекло, и когда Илья влетел следом в кабинет, то успел лишь увидеть, как темная фигура, пробив широкое окно, вывалилась наружу.
Илья метнулся к окну, рывком распахнул его и прыгнул вниз.
Приземлившись, чуть не завопил от острой боли в обеих ногах, будто ему снова их прострелили. Он неловко упал, ослепленный на миг вспышкой этой боли. А когда с трудом поднялся, то вокруг уже ничего и никого не разглядел. Пусто и тихо. Вор провел свой акробатический трюк значительно более удачно – костей не сломал, даже ноги не подвихнул, хотя и вылетел сквозь стекло. На лице или руках наверняка должны остаться порезы и царапины. Никаких следов на земле не видно – даже фонаря из рук не выпустил.
Илья вернулся в дом и попробовал включить свет. Лампочка не сработала, и он с запозданием понял, что Валентина, уезжая, вывернула пробки.
Он нашел распределительный щиток, ввернул пробки и включил свет в гостиной.
Все здесь было в полном порядке. И в спальне Всесвятского выдвинут лишь ящик ночного столика. И выдвинуты все ящики, открыты все шкафа кабинета в мансарде.
Никаких сколько-нибудь разумных выводов Илья сделать не мог. На миг он заколебался, прикидывая – не вызвать ли милицию? Но в таком случае пришлось бы долго и нудно объяснять собственное появление здесь, и еще неизвестно, как бы оценила ситуацию милиция.
На первый, да и на второй взгляд – в доме ничего не пропало. И связываться с милицией Илья не пожелал. Он вообще собрался уйти подобру-поздорову, когда вспомнил, что и у него есть причина для визита. Он вернулся в рабочий кабинет академика, подошел к столу и под чернильным старомодным прибором увидел уголок конверта. Вытащил его, на конверте рукой Валентины было написано: «ИЛЮШКЕ ПЕРЕСВЕТОВУ».
Он сунул письмо в карман, тщательно задернул разбитое окно тяжелыми портьерами, потом кое-как забил фанерой окно в чулане, вновь обесточил весь дом, запер входные двери, засунул ключи под собачью будку и двинул к своей машине.
Без всяких происшествий и стараясь ни о чем не думать, он вернулся в Москву, поставил машину в гараж и пешком дошел до дому. К этому моменту он пришел к выводу, что вор, конечно, был. Скорее всего – кто-то из местных жителей, прослышав про смерть хозяина, решил провести поначалу оценочную разведку. Без транспорта и мешка за плечами посмотреть, чем там у богатея-академика можно поживиться. Шарил по ящикам в надежде наткнуться на что-то ценное, небольшого объема. Узлов не вязал – не успел, не входило в планы. И теперь оставалось надеяться, что, потерпев неудачу, воришка своих попыток не возобновит.
Илья поставил на плиту чайник, присел к кухонному столу и вытащил из кармана письмо. Текст последнего послания академика уложился на одной страничке и был отпечатан на машинке с непривычным, изящным шрифтом.
«Дорогой мой Илюшка! Как ни печально сие, малыш, эти мои слова ты слышишь уже из могилы. Но не горюй излишне обо мне и не кори мертвеца за то, что он не сумел сдержать всех тех обещаний, что надавал тебе много лет назад. Каюсь, малыш, что так и не успел вывести тебя на высокий научный уровень, если этот уровень определять званиями и чинами. Но, Бог даст, ты сумеешь еще сказать свое слово и без меня. Не разбрасывайся – это мой последний завет. Походя, за стаканом доброй водки, ты выдаешь идеи, закусываешь их огурцом и тут же забываешь, как это было в дельте реки Клязьмы, когда мы обмывали мою госпремию. Ты шутя выплюнул гениальную идею и забыл про нее, а если бы разработал, то, быть может, уже владел бы ценностями не фальшивыми, а подлинными. Будь осторожен: всегда хватает всяких стариков-завистников, которые возьмутся за твои идеи, обработают их и получат то, что причитается тебе. А ты останешься ни с чем, и когда будешь пить из кубка своего победного счастья, то на дне его может ничего не оказаться. В своих потугах и стремлениях будь шире, не ограничивай жизнь стенами родного института, ведь товар своего мозга можно продавать на всех рынках мира. Удачи, малыш! Последняя мужская просьба. Если сможешь, присмотри за другом своим – убогим человеком, обиженным жизнью. Сам знаешь, что его я обманул еще больше, чем тебя. Исправь мою ошибку, и мы с тобой будем в расчете. Присмотри, чтоб он не потонул в бурях жизни. Живи долго, весело и со вкусом.
Б. Всесвятский-Л».
Илья осторожно положил письмо на стол и почувствовал, что в мозгу у него медленно нарастает гул, словно где-то под черепной коробкой включился дизельный мотор.
Дельта реки Клязьмы – это что? «КРД-Дельта»? Тем более что они никогда в дельте Клязьмы не гуляли, и Илья даже не знал, где она находится! Тогда фраза «ты владел бы ценностями не фальшивыми, а подлинными» – точно ложится на проект «Дельта», намекая на создание степени защиты подлинных денег от подделок фальшивомонетчиков. И в таком случае, все письмо можно расшифровать, получив при этом совершенно иной его смысл! Конечно же! Старик диктовал его дочери, боялся, что письмо может попасть до Ильи в чужие руки, и, пользуясь эзоповым языком, понятным Илье, создал свой посмертный шедевр в расчете на сообразительность ученика.
Илья залпом выпил кофе, перечитал письмо еще раз, подумал и прикинул подлинный текст. Звучать он, получалось, должен был приблизительно так:
«Илья! Прости меня за то, что я не успел вывести тебя на научную орбиту. Но ты и сам не дурак, добьешься своего, если не будешь хлопать ушами. Когда мы пропивали мою госпремию, ты выдал идею относительно защиты денег от фальшивомонетчиков – «КРД-Дельта» – и тут же про нее забыл. А я – старик-завистник – разработал ее, оставив тебя ни с чем. Ты найдешь ее, если выпьешь свой победный кубок счастья. Поскольку она твоя – то можешь торговать ею, где хочешь, хоть за рубеж продавай. Но взамен – присмотри за жизнью Валентины, поскольку она остается совершенно одинокой и беспомощной по моей вине».
Вот так примерно звучало послание Всесвятского, если его прочесть с умом. Конечно же, Валентина решила, что под «убогим человеком» отец имеет в виду Спартака Дубина, хотя Всесвятский о Дубине никогда никаких повышенных забот не проявлял и считал его всего лишь отличным исполнителем, лишенным творческого начала.
Оставалось только понять, из какого «победного кубка счастья» надо пить, чтобы выполнить последнюю инструкцию учителя; но эта задача была настолько простой, что Илья даже рассмеялся, когда вспомнил день получения Всесвятским госпремии, и как они тесной компанией до утра гуляли в кабинете академика и пили шампанское из всего, что ни попадалось под руку, поскольку посуды на всех не хватало.
Еще раз. Получалось, Всесвятский-Лада заинтересовался шутливой идеей «Дельты». Опыт и знания сразу подсказали ему, что это крупное и большое дело. В одиночку и неторопливо он разработал технологию проекта, как-то оформил ее и теперь оставлял Илье в качестве своего наследства. За это Илья – скажем прямо – был обязан опекать его дочь Валентину. Скажем еще жестче – на Валентине предлагалось жениться. Всесвятский и при жизни не очень скрывал этого своего желания.
Что же оставалось? Найти «Дельту» и, как следует порядочному человеку, жениться на Валентине, чтобы никто никому не предъявлял никаких претензий ни в этом, ни в загробном мире. А потом, опять же исходя из завета академика, – не торопиться, не дергаться, а спокойно торговать «Дельтой» в широком плане, вплоть до того, что предложить технологию защиты денежных купюр, акций, облигаций и прочего – хоть за рубеж. И совершенно очевидно, что за такой товар заплатят несчитанно высокую цену. Кто угодно и где угодно. Оставалось только самому получить его в руки, но этим следовало заняться завтра. Лучше всего – с утра, сразу, чтобы не позволять себе долго размышлять и колебаться.
Глава 14
Проснувшись поутру, Илья прикинул, как ему заполучить подарок Всесвятского, и пришел к выводу, что предприятие это достаточно простое, особых усилий не потребует, хотя без некоторых хитростей не обойтись.
Он чувствовал легкое нервное возбуждение, которое всегда охватывало его в день перед вечерним выходом на ринг, но по опыту знал, что в решающую минуту, когда прозвучит гонг и противник двинется из своего угла ему навстречу, – он будет яростно холоден, собран и четок в каждом движении и маневре.
Он побрился и позавтракал, надел светлый костюм, повязал галстук, нашел в столе фотокамеру «Никон» со вспышкой, пленки к нему не обнаружилось, но она и не была нужна.
Через час он миновал проходную института, добрался до лаборатории, где еще никого не было, и позвонил в приемную директора. Стараясь изменить голос, спросил сипло:
– Можно соединить меня с директором?
– Леонида Митрофановича сегодня не будет, – сухо ответила секретарша.
Илья положил трубку. Это ему и надо было. Лученков продолжал прятаться от своего коллектива и в своем кабинете не появлялся.
Илья вышел из лаборатории, добрался до отдела кадров и, как ожидал, застал там Зою Акимову, которая в одиночку заваривала утренний чай.
– Привет! – весело пропела она при виде Ильи и блеснула глазами, лукаво напоминая, что когда-то, еще до замужества, у них с Ильей был завлекательный и очень веселый роман. – Каким ветром занесло? Увольняться собрался? Работу в частной фирме нашел?
– Нет, лапушка. С твоей помощью мне нужно провернуть одну авантюру.
Глаза у Зои загорелись еще ярче – она была из романтических девушек, обожала всякого рода приключения, сплетни, склоки в служебной и личной жизни, а поскольку в словах об «авантюре» чувствовала привкус скандала, то тут же горячо заинтересовалась.
– Какую авантюру?
– Не спрашивай, потом объясню. Но ровно через три минуты позвони в приемную Лученкову и отвлеки его секретаршу Лидию Афанасьевну любой болтовней минуты на две.
– Зачем? – прямо-таки задохнулась Зоя.
Илья напряг воображение и принялся вдохновенно врать:
– Ну, ты будешь говорить с ней, а я потихоньку подсуну на ее стол анонимный донос на одну известную тебе личность. Когда начнется грандиозный скандал – поймешь в чем дело. Пока тебе больше знать ничего не надо, из соображений собственной безопасности. Это все на наше общее благо, уж поверь мне.
Зоя радостно вспыхнула – такие мероприятия были в ее духе. По сути дела, в ней умерла либо интриганка высокого класса при каком-нибудь королевском дворе, либо (что ближе к эпохе) – профессиональная стукачка.
– Я тебя поняла, – возбужденно закивала она. – Эту стерву надо отвлечь, пока ты сунешь ей в бумаги свое письмо?
– Именно.
– Отлично, сверим часы, – деловито сказала она. – Ровно через три минуты ты будешь там, я звоню и отвлекаю ее на пару минут болтовней, так?
– Умница.
– Иди. Время пошло.
Зою уже била дрожь, ее охватила лихорадка разворачивающейся интриги.
Илья поднялся этажом выше. Справиться с повышенной бдительностью секретарши Лученкова Лидии Афанасьевны – задачка не из простых. Ее десятилетиями натаскивали на сторожевую, бдительную службу, и, по общему мнению, она стучала на всех, на кого только могла, своему второму, основному, начальнику – ответственному за режим Харламову С. В.
Когда Илья вошел в приемную и лучезарно улыбнулся секретарше, она строго глянула на него и лишь сдержанно кивнула в ответ.
– Лидия Афанасьевна, – легко начал Илья, – а Леонид Митрофанович у себя?
Она помолчала и ответила холодно:
– Даже если бы он был у себя, на прием к директору записываются, Пересветов, а не ходят, словно в ресторан. Времена Всесвятского кончились, Пересветов.
– А у меня дело, Лидия Афанасьевна, скорее, к вашей милости, нежели к директору! Я бы хотел свой спортивный кубок, который честно заслужил, из кабинета взять. Он именной, в общем-то, мой.
– Взять из кабинета? Совсем?
– Да. Я, понимаете, тренером в детскую спортшколу хочу устроиться, времена-то тяжелые. Трофеи мои как рекомендации нужны, а Лученкову мой кубок ни к чему…
– При чем тут Лученков? Вы заслужили награду не для себя, а для института! Я так думаю, во всяком случае. Но если наш новый директор думает иначе, то поговорите с ним.
Илья сделал вид, что огорчился. Доказывать старой перечнице, что кубок заслужил именно он в соревнованиях общества «Наука» было бесполезно. Она всегда и на все просьбы поначалу давала безопасные для себя, отрицательные, ответы.
– Лидия Афанасьевна, если нельзя взять, то можно я его сфотографирую? Я сейчас все свои регалии собираю, надо же искать новые пути, чтоб выжить. Сфотографирую именной кубок и свои почетные спортивные грамоты.
Он покосился на часы и увидел, что заканчивалась уже вторая минута. Он вытащил из кейса фотоаппарат.
– Я прямо в кабинете сделаю снимок. Здесь вспышка, света хватит.
Просьба была пустяковой, но Илья словно бы сквозь кости черепа секретарши видел, как там, в мозгах, происходит тяжелая аналитическая работа – допустить или отказать? Вроде бы пустяк, но кабинет директора неприкасаем. Отдать Пересветову его спортивный трофей нельзя, потому что – нельзя, не положено.
– Такой вопрос, Лидия Афанасьевна, вы можете решить без директора, поскольку вы здесь хозяйка.
Грубая лесть попала в цель – все секретарши мира полагают, будто их руководители что дети беспомощные и без них, секретарш, погибли бы в бытовых заботах.
– Хорошо, идемте. Снимайте при мне.
Она встала с кресла и прошла в кабинет. Илья прошел за ней.
Все спортивные трофеи, кубки, грамоты, нелепые вазы стояли все там же, на стенде под стеклом, как и при Всесвятском, который очень ревностно культивировал в институте занятия спортом и гордился победами своей молодежи на соревнованиях.
– Вон мой кубок! А вон и мои именные грамоты! – закричал Илья. – Я их сейчас расставлю на столике, сфотографирую, и все дела!
– Побыстрей, Пересветов.
Илья сдвинул в сторону стекло витрины, собрал три-четыре своих грамоты, схватился за кубок с крышкой, которую венчала фигурка боксера, готового к бою (ах, как пили из него шампанское в тот веселый день!), и сунул его под нос секретарше.
– Видите, Лидия Афанасьевна, написано: «За первое место в соревнованиях общества «Наука» 1991 года. Пересветову И. И.». Мой трофей!
Читать надпись на кубке Лидия Афанасьевна не стала.
Илья поставил кубок на стол и рядом приладил грамоты, оформляя экспозицию. Где же Зойка со своим звонком, черт ее дери?!
Он схватился за фотоаппарат и сделал вид, что налаживает его.
Телефон в приемной наконец зазвонил. Лидия Афанасьевна заметалась.
– Снимайте скорей, Пересветов!
– Сейчас, сейчас!
Он кинулся к своей экспозиции, поправил грамоты, и от неловкого движения они рассыпались по полу.
– Растяпа, – рявкнула Лидия Афанасьевна раздраженно и метнулась в приемную к настойчивому звонку телефона.
Едва она исчезла, как Илья тут же сдернул с кубка крышку и увидел внутри небольшую коробочку, перетянутую резинкой. Он быстро вытащил коробочку, сунул ее в карман.
И в этот момент от дверей прозвучал голос Лидии Афанасьевны:
– Пересветов, что вы там положили к себе в карман?
Через стенку она, что ли, умеет видеть, старая чекистка? Илья обернулся и сказал удивленно:
– В карман? А! Сигареты! Закурить хотел, а потом вспомнил, что все-таки кабинет директора.
И на всякий случай предъявил сигареты, помахав пачкой перед глазами секретарши. Но та уже пожалела о своей доброте, уже осудила себя за опрометчивый поступок и сказала с решительной злостью:
– Идите на свое рабочее место, Пересветов. Мне ваши спортивные фокусы не нравятся.
Илья не стал особо возражать, промычал лишь что-то, словно обиделся, и вышел из кабинета. Проходя через приемную, он заметил, что телефонная трубка лежит на столе, а когда уже был в дверях, услышал, как Лидия Афанасьевна сказала по телефону:
– Зоя, я что-то не понимаю, что вы хотите у меня узнать?
Ясно стало, что интриганка Зоя сработала точно, только все их действия в паре сверхбдительную секретаршу не могут не насторожить. Старая школа повседневной бдительности, что поделаешь! Лидию Афанасьевну уже не перевоспитаешь!
Он быстро спустился на второй этаж, вошел в туалет, заперся в кабинке и вытащил из кармана похищенную коробочку. Внутри оказалась металлическая кассета для фотопленки и свернутая в фантик купюра в тысячу рублей. Видимо – то, что надо. Наверное, старик все свои расчеты, весь метод «КРД-Дельта» скопировал на микрофильм и вложил его в кассету. Назначение же тысячерублевой купюры пока было непонятно.
Илья положил коробочку в кейс, вышел из туалета и вернулся в лабораторию.
Спартак уже сидел у компьютера и при появлении Ильи проворчал:
– Салют. Звонил Шершов, сказал, что приболел и на работу не придет. Слушай, давай и мы смоемся отсюда к чертовой матери? Один черт, сиди здесь сейчас, не сиди – ничего не изменится.
Илья с этим предложением тут же, без колебаний, согласился. Манкирует работой начальник – может отдохнуть и подчиненный.
Вдвоем они вышли из проходной института как раз в ту минуту, когда начальник режима Харламов по каким-то своим делам заглянул в приемную директора, и Лидия Афанасьевна, слегка поколебавшись, все же сочла своим долгом сообщить, что полчаса назад здесь был Пересветов, что он с какой-то вполне дурацкой просьбой проник в кабинет директора и, кажется, что-то похитил со стола.
– Что? – спросил Харламов.
– Не знаю, – слегка напуганно ответила секретарша. – Меня отвлекли телефонным звонком, но мне показалось, что Пересветов что-то вытащил из этого спортивного кубка и спрятал себе в карман.
– Из кубка?
– Ну да.
– Не берите в голову, Лидия Афанасьевна, – заботливо посоветовал Харламов, хотя в свою голову сообщение отложил тут же. – А кто вам звонил?
– Зоя из отдела кадров. По каким-то пустякам.
– Сейчас у нас вся жизнь пустяки. Все пошло вразнос, – меланхолично подвел итог Харламов и ушел в свой кабинет, где, усевшись в кожаное кресло, призадумался над сообщением секретарши, над тем, что Пересветов и его начальник Шершов делают сборник Всесвятского и ищут в архиве все его работы. А тут еще этот стойкий институтский миф о проекте «Дельта». И если все увязать воедино, то между этими фактами и событиями возможна связь.
Он с раздражением вспомнил, что после смерти Всесвятского кабинет не опечатывали, не ревизовали бумаги, как было положено раньше, а просто поначалу заперли, а потом передали ключи Лученкову.
В том, что Пересветов действительно пытался отыскать в кабинете директора что-то крайне ему нужное, скорее всего секретное, Харламов не сомневался ни секунды. Он и не мог сомневаться, в силу своей натуры, воспитанной и натренированной именно на такой вывод – просто так в кабинет начальника никто не проникает. Пересветов искал свою выгоду.