Текст книги "Настоящий покойник"

Автор книги: Александр Днепров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Annotation

В городе появился маньяк. Убивает он жестоко и изощренно, и «почерк» его неизменен – он кромсает жертву, словно мясник. И убивает очень выборочно: почему-то от его руки погибают только люди, близкие Владу Закриди, который ицет убийц своего отца, чтобы отомстить им. Не нравятся маньяку эти поиски, и он сужает петли вокруг Влада, подбираясь к нему все ближе. И чтобы самому не стать жертвой загадочного убийцы, Владу нужно поднапрячься. А пока его счет к маньяку растет…

АЛЕКСАНДР ДНЕПРОВ

КРОВАВЫЙ МЭР

День первый

День второй

День третий

День четвертый

День пятый

НАСТОЯЩИЙ ПОКОЙНИК

ЧАСТЬ I

ЧАСТЬ II

notes

1

2

3

АЛЕКСАНДР ДНЕПРОВ

НАСТОЯЩИЙ ПОКОЙНИК

КРОВАВЫЙ МЭР

И чего ж меня так качает, словно я еду в поезде, а что-то в моей голове стучит и гремит, напоминая перестук колес. Я тряхнул головой, пытаясь отделаться от стука, но у меня ничего не получилось. Тогда я открыл глаза. И с удивлением обнаружил себя сидящим на полу, застеленном ковровой дорожкой… в купе поезда. Я стал судорожно вспоминать вчерашний день, но безрезультатно. Налицо был полнейший провал в моей памяти, и я очень удивился – не припомню, чтобы такое бывало со мной раньше. Напивался, но чтобы так…

Я с трудом осмотрелся. Первое, что бросилось в глаза, – стол с видневшимся на нем горлышком бутылки. Мужественно отжав себя от пола, я уселся на полку и к своей радости увидел, что в бутылке еще что-то осталось. Неуверенная рука плеснула в стоявший туг же стакан остатки жидкости, я залпом осушил его, к своему удивлению, не пролив ни капли. Затем мои глаза закрылись, и я откинулся на вагонную перегородку.

Через несколько минут мне стало намного лучше, я снова открыл глаза…

– Оба-на-а! – изумленно прошептал я, увидев на соседней полке симпатичную блондинку в одних трусиках, да и то символических. Она спала, раскидав волосы по подушке.

Я с силой зажмурил глаза, потом снова открыл блондинка не исчезла. Тогда я стал изучать ее, опускаясь взглядом от головы к ногам. Сказать по совести, тут было на что посмотреть: девушка лежала, заложив руки под голову, как будто специально демонстрируя мне свою точеную фигуру с нежной, чуть загоревшей кожей, свою большую, но упругую грудь с торчавшими вверх сосками… Вся эта красота заканчивалась длинными и стройными ногами. Как только мой взгляд остановился на ее покрытых лаком ноготках, до моего слуха донесся вкрадчивый голос:

– Ну и как?

Прежде чем ответить, я судорожно сглотнул вновь пересохшим горлом, откашлялся, чтобы снять охватившее меня возбуждение.

– Я вот думаю, сколько у тебя времени уходит на то, чтобы побрить свои ножки? – в конце концов выдавил я из себя.

– Тю-у, – прозвучало из ее красивых губок, – а кто тебе сказал, что я их брею? Сейчас достаточно других средств.

– Слуша-ай, – мое дыхание несколько участилось, – а можно я твоим депилятором буду?

– Чего-о? – не поняла она. – Кем будешь?

– Депилятором. Сама подумай, насколько это выгодно: батареек покупать не надо, электричество также не нужно.

– Ну и как же ты будешь это делать? – Она приподняла свою головку и подложила под щечку ладошку правой руки, локоть которой упирался в полку. Ее грудь упруго всколыхнулась и замерла торчком.

– Губами, – выдохнул я.

Девушка, казалось, не замечала моего состояния и не сделала ни малейшей попытки прикрыться. Мои глаза стрельнули по столу в поисках спасительной жидкости, но бутылка была предательски пуста.

– Нет, – после незначительной паузы ответила она. – Ты слишком дорогостоящий «депилятор» – на одну водку я столько денег потрачу, что потом долго не смогу восстановить свой бюджет.

В следующую секунду в дверь нашего купе постучал проводник.

– Подъезжаем! Сдавайте постели! – крикнул он из-за двери.

– Куда-а подъезжаем? – спросил я, вытаращив глаза на девушку.

– А куда ты едешь? – вопросом на вопрос ответила она.

– А хрен его знает, – пожал я плечами.

– Вот-вот – пить меньше надо, – хихикнула она.

– Куда ж меньше? – Я кивнул на одинокую бутылку.

– Ну ты дае-ошь! – Ее изумление было искренним. – Да это последняя бутылка, все остальное я выгребла, а ты вообще никакой был.

– Ты хочешь сказа-ать, что-о… мы-ы… ни того?..

– Ха, – прыснула она, – да ты был похож на расплавившуюся на солнце улитку – это во-первых, а во-вторых – я не так низко пала, чтобы заниматься любовью в поезде, да еще и с алкашом.

– Во нажрался, – уже вслух произнес я и, кажется, покраснел. И снова спросил: – Так куда мы едем?

– В Алексеевск.

И тут в моем пропитанном спиртом мозгу стали всплывать кадры прошедшего дня, и постепенно я вспомнил все.

В один момент я решил плюнуть на дела – год выдался тяжелым – и, оставив в офисе записку: «Уехал в отпуск. Старший – Никита», собрал сумку, взял побольше денег и отправился на море.

Повалявшись недельку на солнышке и поняв, что от безделья начинаю покрываться плесенью, я собрал вещички и решил сменить обстановку. Куда ехать, я пока не надуман, но возвращаться в Москву мне не хотелось. Добравшись до Сочи, я зашел в привокзальный ресторан, где и познакомился с Викой (вспомнил я, как зовут девушку). Вика ехала в Алек-сеевск, город, где жили мои родители. Расположен он недалеко от границы с Украиной.

Я давно не видел своих стариков, хотя звонил и передавал с оказией деньги постоянно. Встреча с одинокой блондинкой и достаточное количество влитого в меня спиртного определили мой дальнейший маршрут.

* * *

Повесив свою небольшую сумку на плечо, я прихватил огромный баул Вики, и мы вышли из душного вагона.

Первым делом я нашел обменный пункт, где и поменял приятно шуршащие «зеленые» на национальную валюту, затем отыскал на вокзале ларек, где продавалось холодное пиво, и осушил две пол-литровые бутылки. Вика маленькими глоточками, аккуратненько обхватив своими нежными губками пластиковую соломку, попивала апельсиновый сок.

Я взял третью бутылку и, теперь уже смакуя напиток, ясными глазами посмотрел на девушку.

– Как я могу тебя найти? – спросил я, тая в душе надежду, что мне все-таки удастся реабилитировать себя в глазах моей спутницы.

– Оставь свой телефон, я тебе позвоню.

Поставив бутылку на стоявший у ларька столик, я достал из сумки портмоне, а из него извлек визитку и, написав на ней номер телефона родителей, протянул ее Вике.

– Частное агентство охраны и сыска «Георгий», – вслух прочитала она. – А ты, значит, его директор Влад Закрцци. – Ее брови медленно поползли верх, и она повторила: – За-акрииди-и.

– Точно, – подтвердил я. – Что-то не так с фамилией?

– Да нет, все нормально. Я позвоню, – пряча мою визитку в висевшую на ее плече маленькую сумочку, неожиданно заторопилась она.

– Тебе куда? – спросил я.

– К танку. Знаешь где?

– Естественно, – ответил я. Как же я, коренной житель Алексеевска, мог не знать, где стоит танк, который первым ворвался в наш город при освобождении его от фашистов. – Нам по пути, – сказал я и направился к стоявшим у вокзала такси.

Как разговаривать с местной таксистской мафией, я знал очень хорошо, тем более в старые добрые времена я был достаточно известной личностью в своем городе. Поторговавшись – не потому, что жалко денег, а потому, что так принято, – я загрузил в багажник Викин баул, и мы поехали.

Высадив Вику у ее дома, который находился на улице Свободы, я покатил в Шевченковский микрорайон, где и жили мои родители. По московским меркам это совсем не расстояние – со всеми пробками у меня ушло не более двадцати минут, чтобы добраться до дома. Я специально не стал подъезжать к подъезду, а попросил водителя остановить машину с обратной стороны дома, куда не выходили окна двухкомнатной родительской квартиры. Вдоль стеночки, перепрыгивая через ограждения небольших палисад-ничков, я добрался до подъезда и… предчувствие чего-то плохого холодком пробежало у меня в груди. Возле подъезда стояли венки и толпились люди. При моем появлении словно по команде все замолчали и повернули ко мне угрюмые лица. Я пулей взлетел по ступенькам – лифт был занят – на шестой этаж.

Дверь нашей квартиры была открыта, и по лестничной площадке распространялся неповторимый запах похорон. Мое сердце будто сжала ледяная рука… Я медленно вошел в квартиру, в коридоре незнакомые люди расступились. Я прошел в комнату. Здесь толпились люди. Их хмурые лица говорили лучше всяких слов. Посреди комнаты на табуретах стоял закрытый гроб.

Стоявшая у гроба с прижатыми к груди руками мать подняла на меня глаза, из них катились слезы.

– Владуся! – с болью вырвалось у нее из груди. – Отца убили!

По моему телу пробежала мелкая дрожь, а потом всего меня словно сковало судорогой. Сглотнув готовый вырваться из груди крик, я подошел к ней и обнял ее.

– Вла-аа-дуся-а, – рыдала она, – эти сволочи… эти мерзавцы… они… убили его…

– Кто-о-о? – через силу прохрипел я.

Мать застонала и, схватившись за сердце, чуть было не упала, я вовремя успел подхватить ее на руки. Тут же кто-то заботливо подал стул.

Я не видел никого и ничего вокруг. Мои глаза были прикованы к гробу, в котором лежал мой отец. Один из стоявших рядом друзей отца протянул мне платок.

– Крепись, сынок, – проговорил он.

Я поднял голову и мутными от слез глазами посмотрел на говорившего. Это был старинный друг отца Анатолий Иосифович, которого с незапамятных времен то ли за мудрость, то ли еще за что-то все называли Дедом.

– Как это случилось? – спросил я, не узнавая своего голоса.

– Потом поговорим. Сейчас уже будем гроб выносить, – ответил он.

Хоронили отца на кладбище, расположенном почт в центре города. Раньше это место было окраиной, но со временем город разросся, появилось много новых районов-многоэтажек, и кладбище оказалось окруженным жилыми кварталами.

Об отце говорили много и хорошо – странно бы было, если бы кто-то сказал плохо. Всю свою жизнь он проработал в одной строительной организации, был почетным гражданином города, Героем Социалистического Труда и просто прекрасным человеком, за помощью к которому обращались многие люди. Я не помню случая, чтобы он кому-то отказал.

После того как гроб опустили в землю и люди стали расходиться, я ненадолго задержался. Склонив голову, некоторое время стоял молча. Затем мои кулаки непроизвольно сжались.

– Отец, – сквозь стиснутые зубы выдавил я из себя, – даю тебе слово, что ни одна мразь, повинная в твоей гибели, не уйдет от наказания. Я им буду и судьей, и палачом. Уже к девятому дню… – В горле запершило, и я на секунду замолчал, но затем, сглотнув слезы, продолжил: – Все они подохнут. – Я замолчал и дальше рассуждал уже мысленно: «Сегодня третий день… как отец умер. Значит, если считать с сегодняшним, то у меня осталось всего семь дней… не густо, но я успею!»

Развернувшись, я твердым шагом покинул кладбище.

День первый

После поминок в столовой мы с матерью вернулись домой. Дядя Толя приехал немного позже. Напоив мать успокоительными препаратами, хотя какие тут, к черту, успокоительные, я уложил ее в постель, а сам присоединился к уже ожидавшему меня на кухне Анатолию Иосифовичу. Усевшись на стул, я налил себе полную рюмку водки и выпил… Мы, как положено в таких случаях, пили не чокаясь. Потом я закурил и посмотрел на дядю Толю.

– Ну, давай, дядь Толь, подробненько – что тут произошло?

Анатолий Иосифович медленно осушил свою рюмку, так же медленно взял дольку огурца и кусочек колбасы. Тщательно прожевав, он начал свой рассказ:

– Видишь ли, Влад, примерно год назад, может, чуть больше, в нашем городе появилась новая то ли партия, то ли организация, то ли хрен их знает кто… называются они: «Народно-патриотический союз рабочих». Не знаю, какая у них программа, но одно знаю точно: рабочих там, как у меня волос. – Он провел ладонью по абсолютно лысой голове. – Я в это дело не вникал, но твой отец… ты ж его знаешь, не мог молчать и при всяком удобном случае чихвостил их почем зря. – Дядя Толя умолк и наполнил рюмки. – Давай за твого батьку, добрый був чоло-вик, – ни с того ни с сего перейдя на украинский язык, проговорил он. Мы выпили.

– Дальше что? – поторопил я его.

– А дальше то, что твой отец раскопал какой-то материал и хотел опубликовать его в областной газете. – Он прервался, закурил папиросу. – Ему стали звонить и угрожать.

– Кто? – играя желваками, спросил я.

– А кто их знает, они же не назывались. Просто звонили и требовали, чтобы он забрал материалы из газеты. Я ему говорил! – неожиданно крикнул он и ударил кулаком по столу. – Не лезь в это дело. Так нет же, ему больше всех надо. – Дядя Толя закрыл руками лицо и некоторое время молчал, тяжело дыша. Потом он успокоился и продолжил: – Первый раз, это было недели две назад, отца подстерегли в подъезде. Сильно не били, так, стукнули пару раз и предупредили, что в следующий раз убьют… Так он же у тебя смелый… Говорит мне: «Я их все одно на чистую воду выведу»… Вывел, – он тяжело вздохнул. – На него напали пять человек, били этими… как их, ну, палки… ими еще в какую-то амэриканьськую игру играють.

– Бейсбольные биты, – подсказал я ему.

– Точно, они самые. И ногами били. Всех их сразу же задержали, но буквально через час отпустили.

Я ткнулся было к милицейскому начальству, пытался возмущаться, а мне говорят: иди, мол, отсюда, старый пердун, не надо тут нам воздух портить. Твой друг сам виноват – напился и кинулся с ножом на одного из проходивших мимо мальчиков. Остальные, мол, заступились за него.

– Так что, дело не возбудили? – ошарашенно спросил я.

– Нет никакого дела, Владик, несмотря на то, что этим занялась городская милиция, он ведь как-никак почетным гражданином города был. – Старик не выдержал и заплакал.

Я не стал его успокаивать, тут самому впору платочек к носу подносить. Оставив его одного – пусть поплачет, – я прошел в гостиную, где стоял телефон. Позвонив нескольким своим давнишним приятелям, я уже через полчаса получил достаточное представление об этом «Союзе». Каждый из говоривших со мной имел свое мнение об этой организации – кто хорошее, кто плохое, а кто вообще никак ее не воспринимал, – но все сходились в одном: связываться с ними – себе дороже.

Следующий мой звонок был Камбале – моему дружку, с которым мы вместе в органах работали, потом я перевелся в столицу, а он остался здесь. В дальнейшем наши судьбы также схожи – уволившись из органов, Камбала открыл свое детективное агентство.

Хмара Алексей Сергеевич получил прозвище Камбала совсем не из-за того, что он был плоским, наоборот – это был огромного роста, очень толстый светловолосый детина тридцати девяти лет, а прозвище у него появилось после службы на флоте.

– Привет, Камбана, – поздоровался я, услышав в трубке его голос.

– Здоров-здоров, – ничуть не удивившись, ответил он. – Наслышан о твоем приезде.

– Так-таки наслышан – я всего несколько часов в городе.

– Ну-у, у нас же тут деревня, хоть и большая, но все же деревня – ты еще из поезда с блондиночкой выходил, а мне уже стукнули.

– Хорошо работаешь, – похвалил я его. – Тогда ты, наверное, знаешь, зачем я тебе звоню?

– Зачем звонишь, не знаю, но, зная тебя, догадываюсь. – В трубке возникла пауза.

– Ну, раз догадываешься, тогда где и во сколько?

– Кафе «У дороги» помнишь? – спросил Камбала.

– Конечно.

– В семь вечера жду, – и он положил трубку.

Я заглянул к маме – она спала, вздрагивая во сне всем телом, – вернулся на кухню, где сидел Дед, уставившись ничего не видящим взглядом в стену.

– Дядь Толь, – положил руку ему на плечо, – мне сейчас нужно уйти, а вернусь я, наверное, поздно. Ты сможешь побыть с мамой?

– Конечно, Владик, о чем речь, – охотно согласился он.

* * *

– Шо надо?! – услышал я окрик дежурного, когда в четыре часа дня нарисовался в городском управлении милиции.

– Да так, ничего. Просто гуляю, – хмуро ухмыльнувшись, ответил я.

– Тогда гуляй отсюда.

Мужичок, торчавший за перегородкой, был явно пенсионного возраста и орал скорее всего не для порядка, а с перепугу, поскольку находился в помещении дежурного один. Его старания не прошли даром – из двери в глубине комнаты выглянул моложавый сержант с отвислыми щеками.

– Чего тут, Петрович? – не прерывая процесса жевания, пробубнил он.

– Та ходют тут разные, сами не знают чего, – пожаловался тот, кого звали Петровичем.

Сержант наконец-то прожевал, откашлялся, настраивая командный голос, грозно посмотрел на меня, открыл было рот, чтобы сообщить мне, кто я такой и куда мне следует идти. Но вдруг его взгляд изменился.

– Влад, ты, что ли? – не веря своим глазам, произнес он.

– А что, могут быть сомнения? – ответил я, пытаясь вспомнить, откуда я могу знать этого сержанта.

– Не помнишь, – догадался он. – Я Скороходов Сашка, вы, младшие инспектора, меня Скороходом звали.

И тут я вспомнил того худенького паренька, который еще школьником вступил в созданный тогда при отделе карманных краж комсомольский оперативный отряд. Руководили этим отрядом мы – младшие инспектора (так нас тогда называли) уголовного розыска.

Скороход в те времена полностью соответствовал своему прозвищу: мало кто мог состязаться с ним в скорости и выносливости – он выходил «на транспорт» ранним утром и заканчивал работу поздним вечером. Работка была не из легких – проездить целый день в переполненных троллейбусах, да еще и выявить среди массы народа карманного вора. А если тот потянет кошелек, задержать его и доставить на базу, прихватив с собой терпилу и пару свидетелей, что зачастую не менее сложно, чем задержать преступника.

Веселые были времена.

– Я смотрю, ты раздобрел, – отключившись от воспоминаний и окинув взглядом бывшего Скорохода, сказал я.

– Ну так, – он самодовольно похлопал себя по колыхнувшемуся животу. – У моей тещи хозяйство свое, так что на жизнь не жалуюсь.

– То-то я смотрю – жиры колышутся, как море в штормовую погоду.

– А ты не изменился, – прищурив свои припухшие глазки, в которых блеснул злой огонек, пробормотал он.

– Как ввдишь, – коротко ответил я. – Ты лучше скажи, у кого дело моего отца?

– У зама по оперработе, – не задумываясь, ответил он, словно уже ждал моего прихода.

– А кто сейчас зам?

– Ты его не знаешь, он из новеньких. Перевелся откуда-то из области, – пояснил Скороход.

– Из наших кто-нибудь остался? – без особой надежды поинтересовался я.

Я уже был наслышан о прошедшей в городе волне увольнений. Это было лет семь-восемь назад, в те времена я уже обосновался в Москве, тогда в свете решений нового правительства решили провести чистку. А как известно, в нашей стране в первую очередь чистят лучших. Шестерки и лизоблюды под чистки не попадают. Результаты чистки были таковы, что многие из моих знакомых, стоящие сыскари, которые вместе со мной начинали с младших, оказались за бортом.

– Дуча сейчас старший опер, – прервал мои грустные мысли Скороход.

– Что, на большее не тянет? – с иронией проговорил я.

– А я знаю? – пожал он плечами. – Я тут не начальник.

– Ясно. Какой у него кабинет?

– Двадцать первый. Это на…

– Я помню, – не дал я ему договорить. – Бывай. – Я кивнул на прощание головой и направился к выходу из дежурки.

– Может, как-нибудь посидим, вспомним былое? – крикнул мне вдогонку Скороход.

– Посидим, – буркнул я, ни на йоту не сомневаясь, что с этим типом я пить не буду.

Свое прозвище Дуча получил от фамилии Дуч-ник. Я подошел к нужному мне кабинету и, постучав (мало ли чем он там может заниматься?), открыл дверь. Из-под рыжих аккуратно подстриженных волос в меня стрельнули, несмотря на возраст, все еще озорные, но уже с отпечатком мудрости глаза. Дуче хватило одного мгновения, чтобы узнать меня. Он выскочил из-за стола и кинулся обниматься.

– Здоров, дружбан… Ну, как ты, хрен моржовый? – тиская меня, приговаривал он.

– До встречи с тобой травм не было, – высвобождаясь из стальных объятий невысокого и худенького на вид Дучи, прохрипел я.

– Ладно прибедняться – тебя раздавишь, – всем своим видом излучая радость, сказал он. И быстро повернул торчавший в замке ключ. – Давай к столу, сейчас за встречу сообразим. У меня тут кое-что есть.

– Кто-кто, а ты, похоже, совсем не изменился, – улыбнулся я.

– Какое там меняться – у меня на это времени нет. – Он извлек из стола початую бутылку водки и сверток, вероятно, с закуской.

– Извини, Дуча, но сейчас не могу, – решительно отверг я его предложение. – Я и так сегодня уже напринимался. У нас еще будет время, вот тогда мы с тобой за все годы, что не виделись, на душу примем – это я тебе обещаю. Я хочу с вашим зампоопер встретиться, – объяснил я еще одну причину своего отказа.

Дуча опустил глаза в стол и начал перебирать лежавшие на нем бумаги.

– Извини, Влад, как-то я на радостях и не сообразил, – наконец выговорил он. – Только вряд ли ты чего-нибудь вразумительного от него добьешься – сука он конченая. – Дуча помолчал, плеснул себе в стакан немного водки, выпил залпом, потом достал из свертка зеленый лук, кусок черного хлеба и небольшой ломтик сала. Откусил всего понемногу, затем тщательно прожевал. Остатки спрятал обратно в сверток, а тот и вслед за ним бутылку – опять в стол. – Сначала я вел дело твоего отца. Я выезжал на место, – начал он без вступления. – Много непонятного в этом убийстве… – Дуча закурил. – Понимаешь, Влад, только очень прошу тебя, без нервов. Эти краснорубашечники, по ходу дела, ни при чем. По крайней мере я так думаю, хотя я, возможно, и ошибаюсь. Да, действительно на месте преступления обнаружены биты в количестве пяти штук, и этих отморозков пятеро, но пальчиков-то на битах нет…

Я изумленно посмотрел на Дучу. Под моим взглядом он чуть не поперхнулся.

– Ты чего, молодой летеха, что ли? Не знаешь, что для этого перчатки существуют?

– Не было у них перчаток, – поникшим голосом ответил Дуча.

– Ты что-о, во все щели заглядывал? – Я еле себя сдерживал.

– Нет, во все не заглядывал… – Дуча выводил шариковой ручкой какие-то зигзаги на листе чистой бумаги. – Хрен его знает, возможно, я и ошибаюсь. Одно могу сказать с уверенностью: как только эта падаль узнала, что мы с тобой друзья… В общем, дело у меня забрали и отдали… есть тут у нас некий Соленов, вот ему и отдали. Этот будет землю грызть, лишь бы начальству угодить… Сейчас он прекратил дело за отсутствием состава преступления.

– Быстро, – удивился я.

– Падаль, – констатировал Дуча. – Это Хохлов, зампоопер, сказал: «Чего тут тянуть – все очевидно». Катят на то, что твой батя был под градусом…

– Он уже лет десять и пива не пил, – вставил я.

– Я знаю. – Дуча тяжело вздохнул. – Я его часто встречал. Он говорил, что с сердцем какие-то проблемы…

– Ладно, я пошел к этому Хохлову. Потом опять загляну к тебе.

Хохлов оказался невысоким коренастым мужчиной лет пятидесяти. В его облике было что-то отталкивающее: квадратное лицо с большим мясистым носом и пухлыми губами, чуть покрасневшие глаза. Остатки волос на голове были полностью седыми и образовывали реденький полукруг с лысиной посредине.

Кабинет Хохлова резко отличался от только что покинутого мною маленького невзрачного кабинета Дучи: евроремонт, дорогостоящая импортная мебель, аппаратура, кондиционер. Мне показалось, будто я попал не к заместителю начальника горотдела, а как минимум к заместителю директора какой-нибудь процветающей фирмы.

– Кто такой? – отвлек меня от осмотра голос Хохлова.

– Закриди.

– Заккриди? – с заиканием произнося мою фамилию, Хохлов как-то весь дернулся.

– С одной «к», – не удержался я.

– Присаживайтесь.

– А стульчик-то не запачкаю? – съязвил я, но тем не менее присел на один из стоявших у самого стола Хохлова стульев.

– Вы об этом, что ли? – Он обвел кабинет равнодушным взглядом. – Так это нам спонсоры удружили.

– Меня меньше всего интересует – кто и чего вам удружил. Меня интересует, в какой стадии дело об убийстве моего отца.

– А кто вам сказал, что его убили? – Хохлов уперся в меня наивно-удивленным взглядом.

– Гроб… в котором он лежал, – сцепив зубы, прохрипел я.

– Вы не горячитесь, молодой человек, – попытался он меня успокоить. – Я не знаю, кто и что вам рассказывал, но фактически… – Хохлов откашлялся, – произошел несчастный случай.

– Это пятеро, или сколько их там было, недоносков с битами против старика – несчастный случай?! – От возмущения у меня перехватало дыхание.

– Какие пять человек, какие биты? – Его удивление было настолько искренним, что, будь на моем месте кто-то другой, он бы клюнул на эту дешевку. – У нас есть свидетельские показания, из которых ясно, что молодые люди пытались оказать помощь вашему отцу и-и… не было никаких бит…

Я поднялся так резко, что стул отлетел к стене. Слушать весь этот бред – только время терять. Не говоря ни слова, я развернулся и вышел из кабинета, захлопнув за собой дверь с таким грохотом, что его было слышно по всему горотделу.

Дуча сидел за своим столом и, судя по его блестящим глазкам, успел за время моего отсутствия принять на грудь еще порцию из спрятанной в столе бутылки. Мое появление он встретил словами:

– А вот это ты зря. Таких вещей Хохолок не прощает.

– Ты о чем? – не понял я.

– Дверь в его кабинет нужно закрывать тихо и с поклоном. Ты знаешь, каких денег эта дверка стоит?

– Ничего, спонсоры еще сделают, – в сердцах буркнул я.

– Ка-аки-ие спонсоры? – Дуча захохотал. – Это новое название взятки. Спонсоры, – повторил он и снова прыснул.

– Сделаем так… Мы сегодня встречаемся с Камбалой в «У дороги», так что ты тоже подъезжай туда к семи часам.

– Хорошо живете, ребята. Да мне на один ужин в этой кафешке и месячной зарплаты не хватит. У меня нет денег, чтобы за развод заплатить, а ты – кафе.

– Какой развод? – удивился я. – У вас же классная семья была.

– Была, да сплыла, – грустно поведал он. – Жена была, когда менты ментами были – деньги нормальные получали… – Дуча махнул рукой. – Нашла себе какого-то коммерса стриженого и сделала ручкой. А, лацно, у тебя своих проблем хрен бульдозером разгребешь, а тут еще я со своими лезу. Все, – он протянул мне руку, – давай, до вечера.

Я пожал Дуче руку и вышел из кабинета. Спустившись на первый этаж, я неожиданно наткнулся на стоявшего на лестничной площадке Скорохода.

– Ты чего здесь пасешь? – улыбнулся я ему.

– Извините, гражданин. – Он преградил мне дорогу и уперся ладонью правой руки в мою грудь. – Вас приказано задержать для выяснения личности. – Он дыхнул на меня смесью чеснока, лука и еще чего-то подобного – меня передернуло от такого букета запахов.

Продолжая улыбаться, я ухватил его выставленную руку чуть выше локтя двумя пальцами и сильно сжал. Морда Скорохода перекосилась от боли, а больно ему было не потому, что в моих пальцах сила могучая, сила-то есть, но надо еще знать, где нажимать.

– Ты в кого, шестерка вонючая, ручонками тычешь, а? – прошипел я, – Еще раз коснешься меня, руку на хрен сломаю. Понял?

– Да-а-а, – прохрипел он искаженным от боли голосом.

Я, с трудом сдерживая ярость, ткнул его основанием открытой ладони в грудь так, что он впечатался спиной в стену и медленно сполз по ней на пол. Я же быстро покинул здание, так как ловить мне тут, кроме неприятностей, больше было нечего.

* * *

До намеченной встречи еще была масса времени, и я решил заскочить домой. Мать все еще спала, если состояние, в каком она пребывала, можно было назвать сном. На всякий случай я решил вызвать «Скорую» и, как оказалось, вовремя. Сама мама уже идти не могла. Мы попробовали снести ее вниз на носилках, но, увы, из-за узких лестничных пролетов это тоже оказалось невозможным. Тогда мы положили ее на одеяло и, взяв по краям, медленно спустили вниз. Далее все происходило предельно быстро – машина «Скорой помощи» с включенной сиреной помчалась через весь город в больницу, где после осмотра маму срочно доставили в реанимационное отделение. Пообещав врачу всяческое содействие, в том числе и финансовое, и оставив ему номер своего телефона, я вместе с Анатолием Иосифовичем покинул больницу. Договорился, что он будет ждать меня у нас дома, и поехал на встречу.

Ровно в девятнадцать ноль-ноль я входил в бар. Камбала уже был там: развалившись за столиком, как хозяин, он разминался пивком. Увидев меня, призывно помахал рукой. Не успел я сесть за стол, как огромный бокал, стоящий напротив меня, наполнился пивом.

Осушив его, я с удовольствием закурил.

– Я смотрю, – проговорил Камбала, снова наполняя бокалы й хитро прищурившись, – ты не можешь жить спокойно.

– Ты о чем?

– Да все о том же – зачем Хохлу двери выломал?

– Кто тебе такую чушь сказал? – Я был несколько поражен его осведомленностью.

– Да земля слухами полнится, – ушел от ответа он. – А Скороход на тебя заяву кинул… – Камбала выжидающе посмотрел на меня, ожидая моей реакции после услышанного. Я молча пил пиво. – Телесные повреждения средней степени. – Камбала отхлебнул из бокала. – После того, как ты его об стену хряпнул, он часа два икал. В справочке…

Мои брови поползли вверх, а челюсть вниз.

– Ка-акой справочке?

– Ему судмедэкспертизу делали.

– Че-его?

– Чего слышал. Так вот, в справочке ему написали, что у него… как это… – Камбала на секунду сосредоточился, вспоминая запись в медицинском заключении, – «…нарушение нормального функционирования внутренних органов», вот.

– Что за хренотень, – возмутился я, – у него что, запор с перепугу образовался?

– Я же тебе сказал, – продолжая невозмутимо попивать пиво, проговорил он, – икота у него была. Дуча там за тебя глотку рвет. Скорее бы его уволили, – мечтательно сказал Камбала, – я бы его к себе забрал.

– Кому что, а рыбе червячки, – буркнул я, находясь еще под впечатлением услышанного. – Так это что, я теперь в розыске?

– Ага, – подтвердил он, причмокивая, с наслаждением прикусывая плавничок сушеной рыбины.

– Весело вы живете.

– А ты думал, что только у вас в Москве серьезные люди есть? – усмехнулся Камбала.

В этот момент на свободный стул упал запыхавшийся Дуча.

– Пива мне… и много, – выдохнул он.

Ни капли не удивившийся Камбала придвинул к нему свободный бокал и наполнил его до краев. Дуча вылил в себя жидкость, как в бочку, и, не переводя дыхания, попросил еще. Камбала взял новую бутылку, снова наполнил бокал, который мгновенно оказался пустым.

– Теперь, – с довольной физиономией потирая руки, выговорил Дуча, – можно и с непьющими бороться.

– Жарко было? – поинтересовался Камбала.

– Не то слово, – ответил Дуча и посмотрел на меня. – Короче, Влад, все обвинения с тебя сняты… – начал он.

– А их что, много было?

– Достаточно, – неопределенно ответил Дуча. – Обвинения-то сняты, но при одном условии… – Дуча сделал паузу, давая мне возможность сосредоточиться и отнестись к его словам со всей серьезностью. – Завтра ты должен уехать из города.

– Угу, разогнался, – пробурчал я.

– Тебе решать, но тогда тебе лапти сплетут однозначно, и я уже ничем не смогу тебе помочь.