Текст книги "12 историй о любви"
Автор книги: Александр Дюма
Соавторы: Александр Пушкин,Лев Толстой,Александр Куприн,Иван Тургенев,Уильям Шекспир,Виктор Гюго,Александр Грин,Жорж Санд,Николай Лесков,Гюстав Флобер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 210 (всего у книги 294 страниц)
О том, в какой области господин де Сен-Люк был просвещеннее господина де бюсси, какие уроки он ему преподал и как использовал эти уроки возлюбленный прекрасной дианы
Сен-Люк возвратился, весьма гордый столь хорошо выполненным поручением.
Дожидавшийся его Бюсси поблагодарил друга.
Сен-Люку он показался очень грустным; подобное состояние было неестественным для исключительно храброго человека, которому сообщили, что ему предстоит блестящий поединок.
– Я что-нибудь не так сделал? – спросил Сен-Люк. – У вас расстроенный вид.
– Даю слово, милый друг, мне жаль, что, вместо того чтобы назначить срок, вы не сказали: «Немедленно».
– А! Терпение. Анжуйцы еще не вернулись. Какого черта! Дайте им время приехать! Зачем вам торопиться устилать землю убитыми и ранеными?
– Дело в том, что я хочу как можно скорее умереть.
Сен-Люк уставился на Бюсси с тем удивлением, которое люди с идеально устроенным организмом испытывают на первых порах при малейшем признаке несчастья, пусть даже чужого.
– Умереть! В вашем возрасте, с вашим именем, имея такую возлюбленную!
– Да! Я убью всех четверых, я в этом уверен, но и сам получу хороший удар, который упокоит меня навеки.
– Что за черные мысли, Бюсси!
– Побывали бы вы в моей шкуре! Муж, считавшийся мертвым, – воскресает. Жена не может оторваться ни на минуту от изголовья постели этого, с позволения сказать, умирающего. Ни обменяться улыбками, ни словечком перекинуться, ни руки коснуться. Смерть Христова! С удовольствием изрубил бы кого-нибудь в куски…
Сен-Люк ответил на эту тираду взрывом смеха, который вспугнул целую стаю воробьев, клевавших рябину в малом саду Лувра.
– Ах! – вскричал он. – Какое простодушие! И подумать только, что женщины любят этого Бюсси, этого школяра! Но, мой милый, вы потеряли рассудок: в целом мире не сыщется любовника счастливей вас.
– Вот как? Попробуйте-ка доказать мне это – вы, человек женатый!
– Nihil facilius,[615]615
Нет ничего легче (лат.).
[Закрыть] как говаривал иезуит Трике, мой учитель. Вы в дружбе с господином де Монсоро?
– Клянусь, мне стыдно за человеческий разум! Этот болван называет меня своим другом.
– Что ж, и будьте его другом.
– О!.. Злоупотребить этим званием?!
– Prorsus absurdum,[616]616
Бессмысленный вопрос (лат.).
[Закрыть] всегда говорил Трике. Он и в самом деле ваш друг?
– Он так утверждает.
– Нет, он не друг вам, потому что он делает вас несчастным. В чем цель дружбы? В том, чтобы люди приносили друг другу счастье. По крайней мере, так определяет дружбу его величество, а король – человек ученый.
Бюсси рассмеялся.
– Я продолжаю, – сказал Сен-Люк. – Если Монсоро делает вас несчастным, значит, вы не друзья. Следовательно, вы можете относиться к нему либо безразлично и, в этом случае, отобрать у него жену, либо – враждебно, и тогда убить его еще раз, коли ему одного раза недостаточно.
– По правде говоря, – сказал Бюсси, – я его ненавижу.
– А он вас боится.
– Вы думаете, он меня не любит?
– Проклятие! Испытайте. Отнимите у него жену, и вы увидите.
– Это тоже логика отца Трике?
– Нет, это моя.
– Поздравляю вас.
– Она вам подходит?
– Нет. Мне больше нравится быть человеком чести.
– И предоставить госпоже де Монсоро излечить ее супруга духовно и физически? Ведь в конце-то концов, если вас убьют, нет никакого сомнения, что она прилепится к единственному оставшемуся у нее мужчине…
Бюсси нахмурился.
– Впрочем, – добавил Сен-Люк, – вот идет госпожа де Сен-Люк, это прекрасный советчик. Она нарвала себе букет в цветниках королевы-матери, и настроение у нее должно быть хорошим. Послушайте Жанну, каждое ее слово – золото.
И в самом деле, Жанна приближалась к ним, сияющая, преисполненная радости, искрящаяся лукавством.
Есть такие счастливые натуры, которые, подобно утренней песне жаворонка в полях, несут всему окружающему радость и добрые предзнаменования.
Бюсси дружески поклонился молодой женщине.
Она протянула ему руку, из чего явствует с полной неопровержимостью, что вовсе не полномочный посол Дюбуа завез к нам эту моду из Англии вместе с договором о четырехстороннем союзе.
– Как ваша любовь? – сказала Жанна, перевязывая свой букет золотой тесьмой.
– Умирает, – ответил Бюсси.
– Полноте! Она лишь ранена и потеряла сознание, – вмешался Сен-Люк. – Ручаюсь, что вы приведете ее в чувство, Жанна.
– Поглядим, – сказала молодая женщина, – покажите-ка мне рану.
– В двух словах дело вот в чем, – продолжал Сен-Люк, – господина де Бюсси тяготит необходимость улыбаться графу де Монсоро, и он принял решение ретироваться.
– И оставить Диану графу? – в ужасе воскликнула Жанна.
Обеспокоенный этим первым проявлением ее чувств, Бюсси пояснил:
– О! Сударыня, Сен-Люк не сказал вам, что я хочу умереть.
Некоторое время Жанна глядела на него с состраданием, в котором не было ничего евангельского.
– Бедная Диана, – прошептала она. – Вот и любите после этого! Нет, решительно, вы, мужчины, все до одного себялюбцы.
– Прекрасно! – сказал Сен-Люк. – Вот приговор моей супруги.
– Себялюбец, я?! – вскричал Бюсси. – Не потому ли, что я боюсь унизить мою любовь трусливым лицемерием?
– Ах, сударь, это всего лишь жалкий предлог, – сказала Жанна. – Если бы вы любили по-настоящему, вы боялись бы только одного унижения: быть разлюбленным.
– Ну и ну! – сказал Сен-Люк. – Подставляйте кошелек, мой милый.
– Но, сударыня, – возразил Бюсси голосом, дрожащим от любви, – есть жертвы, которые…
– Ни слова больше. Признайтесь, что вы уже не любите Диану, так будет достойнее для благородного человека.
При одной мысли об этом Бюсси побелел.
– Вы не осмеливаетесь сказать ей. Что ж, тогда я скажу сама.
– Сударыня, сударыня!
– Вы очень забавны, все вы, с вашими жертвами. А мы разве не приносим жертв? Как! Подвергаясь опасности быть зверски убитой этим тигром Монсоро, сохранить все супружеские права для любимого, проявив такие силу и волю, на которые были бы не способны даже Самсон[617]617
Самсон – библейский персонаж, необычайная сила которого, вошедшая в пословицу, была в его волосах.
[Закрыть] и Ганнибал; укротить это злобное детище Марса и впрячь его в колесницу господина триумфатора, это ли не геройство? О, клянусь вам, Диана просто великолепна, я бы и четверти того не смогла совершить, что она делает каждый день.
– Спасибо, – сказал Сен-Люк с таким благоговейным поклоном, что Жанна залилась смехом.
Бюсси был в нерешительности.
– И он еще думает! – воскликнула Жанна. – Он не падает на колени, не говорит «mea culpa»!
– Вы правы, – сказал Бюсси, – я всего лишь мужчина, то есть существо несовершенное, стоящее ниже любой самой обыкновенной женщины.
– Радостно сознавать, – сказала Жанна, – что я вас убедила.
– Что мне делать? Приказывайте.
– Отправляйтесь сейчас же с визитом.
– К господину де Монсоро?
– Да что вы! Разве об этом речь? К Диане.
– Но, мне кажется, они не расстаются.
– Когда вы навещали, и столь часто, госпожу де Барбезье, разве возле нее не было все время той большой обезьяны, которая кусала вас из чувства ревности?
Бюсси расхохотался, Сен-Люк последовал его примеру. Жанна присоединилась к ним. Жизнерадостный смех этого трио привлек к окнам всех придворных, прогуливавшихся по галереям.
– Сударыня, – сказал наконец Бюсси, – я отправляюсь к господину де Монсоро. Прощайте.
И на этом они расстались. Предварительно Бюсси посоветовал Сен-Люку не говорить никому о том, что он вызвал миньонов сразиться с ним.
Затем он отправился к господину де Монсоро, которого застал в постели.
Граф встретил появление Бюсси радостными восклицаниями.
Реми только что пообещал ему, что не пройдет и трех недель, как его рана затянется.
Диана приложила палец к губам: это было ее условное приветствие.
Бюсси пришлось подробно рассказать графу о поручении, возложенном на него герцогом Анжуйским, о посещении двора, о недовольном виде короля и кислых физиономиях миньонов.
Бюсси так и сказал: «кислые физиономии». Диана только посмеялась его словам.
Монсоро при этих известиях задумался, попросил Бюсси наклониться и шепнул ему на ухо:
– У герцога есть еще и другие замыслы, правда?
– Должно быть, – ответил Бюсси.
– Поверьте мне, – сказал Монсоро, – не компрометируйте себя ради этого подлого человека. Я знаю его. Он вероломен. Ручаюсь вам, что он никогда не остановится перед изменой.
– Я знаю, – ответил Бюсси с улыбкой, напомнившей графу об обстоятельствах, при которых сам Бюсси пострадал от измены герцога.
– Видите ли, – сказал Монсоро, – вы мой друг, поэтому я и хочу вас предостеречь. И еще: всякий раз, когда вы попадете в затруднительное положение, обращайтесь ко мне за советом.
– Сударь, сударь! После перевязки надо спать, – вмешался Реми. – Давайте-ка заснем.
– Сейчас, милый доктор. Друг мой, погуляйте немного с госпожой де Монсоро, – сказал граф. – Говорят, что в нынешнем году сад просто чудесен.
– Повинуюсь, – ответил Бюсси.
Глава XXXIXПредосторожности господина де Монсоро
Сен-Люк был прав, Жанна была права. Через восемь дней Бюсси это понял и воздал должное их мудрости.
Уподобиться героям древних времен – значит стать на века идеалом величия и красоты. Но это значит также раньше времени превратить себя в старика. И Бюсси, позабывший о Плутархе, которого он перестал числить среди своих любимых авторов с тех пор, как поддался разлагающему влиянию любви, Бюсси, прекрасный, как Алкивиад,[618]618
…прекрасный, как Алкивиад … – Алкивиад (450–404 гг. до н. э.), афинский полководец и политический деятель, отличался, по сообщениям Платона и Плутарха, необыкновенно привлекательной внешностью.
[Закрыть] заботился теперь только о настоящем и не проявлял более никакого пристрастия к жизнеописаниям Сципиона или Баярда в дни их воздержания.
Диана была проще, естественней, как теперь говорят. Она жила, повинуясь двум инстинктивным стремлениям, которые мизантроп Фигаро считал врожденными у рода человеческого: стремлению любить и стремлению обманывать. Ей даже и в голову не приходило возводить до философских умозрений свое мнение о том, что Шаррон[619]619
Шаррон Пьер (1541–1603) – французский философ и теолог, придерживавшийся идей своего друга Монтеня.
[Закрыть] и Монтень[620]620
Монтень Мишель (1533–1592) – французский писатель и философ. Учение Монтеня, изложенное в его основном труде – «Опытах», – прогрессивно и отличается рационализмом.
[Закрыть] называют честностью.
Любить Бюсси – в этом была ее логика. Принадлежать только Бюсси – в этом состояла ее мораль! Вздрагивать всем телом при простом легком прикосновении его руки – в этом заключалась ее метафизика.
Господин де Монсоро – прошло уже пятнадцать дней с тех пор, как с ним случилось несчастье, – господин де Монсоро, говорим мы, чувствовал себя все лучше и лучше. Он уже уберегся от лихорадки благодаря холодным примочкам – новому средству, которое случай или, скорее, Провидение открыли Амбруазу Парэ, но тут внезапно на него обрушилась новая беда: граф узнал, что в Париж только что прибыл монсеньор герцог Анжуйский вместе с вдовствующей королевой и своими анжуйцами.
Монсоро беспокоился недаром, ибо на следующее же утро принц явился к нему домой, на улицу Пти-Пэр, под тем предлогом, что жаждет узнать, как он себя чувствует. Невозможно закрыть двери перед королевским высочеством, которое дает вам доказательство столь нежного внимания. Господин де Монсоро принял герцога Анжуйского, а герцог Анжуйский был весьма мил с главным ловчим и в особенности с его супругой.
Как только принц ушел, господин де Монсоро призвал Диану, оперся на ее руку и, несмотря на вопли Реми, трижды обошел вокруг своего кресла.
После чего он снова уселся в то самое кресло, вокруг которого, как мы уже сказали, он перед тем описал тройную циркумваллационную линию. Вид у него был весьма довольный, и Диана угадала по его улыбке, что он замышляет какую-то хитрость.
Но все это относится к частной истории семейства Монсоро.
Возвратимся лучше к прибытию герцога Анжуйского в Париж, принадлежащему к эпической части нашей книги.
Само собой разумеется, день возвращения монсеньора Франсуа де Валуа в Лувр не прошел мимо внимания наблюдателей.
Вот что они отметили.
Король держался весьма надменно.
Королева была очень ласкова.
Герцог Анжуйский был исполнен наглого смирения и словно вопрошал всем своим видом: «Какого дьявола вы меня звали, ежели сейчас, когда я тут, вы сидите передо мной с такой надутой миной?»
Аудиенция была приправлена сверкающими, горящими, испепеляющими взглядами господ Ливаро, Рибейрака и Антрагэ, которые, уже предупрежденные Бюсси, были рады показать своим будущим противникам, что если предстоящая дуэль и встретит какие-нибудь помехи, то, уж конечно, не со стороны анжуйцев.
Шико в этот день суетился больше, чем Цезарь перед Фарсальской битвой.
Потом наступило полнейшее затишье.
Через день после возвращения в Лувр принц снова пришел навестить раненого.
Монсоро, посвященный в малейшие подробности встречи короля с братом, осыпал герцога Анжуйского льстивыми похвалами, чтобы поддержать в нем враждебные чувства к Генриху.
Затем, так как состояние графа все улучшалось, он, когда принц отбыл, оперся на руку своей жены и теперь уже обошел не три раза вокруг кресла, а один раз вокруг комнаты.
После чего уселся в кресло с еще более удовлетворенным видом.
В тот же вечер Диана предупредила Бюсси, что господин де Монсоро определенно что-то замышляет.
Спустя несколько минут Монсоро и Бюсси остались наедине.
– Подумать только, – сказал Монсоро, – что этот принц, который так мил со мной, мой смертельный враг и что именно он приказал господину де Сен-Люку убить меня.
– О! Убить! – возразил Бюсси. – Полноте, господин граф! Сен-Люк человек чести. Вы сами признались, что дали ему повод и первым вынули шпагу и что удар был вам нанесен в бою.
– Верно, но верно и то, что Сен-Люк действовал по подстрекательству герцога Анжуйского.
– Послушайте, – сказал Бюсси, – я знаю герцога, а главное, знаю господина де Сен-Люка. Должен сказать вам, что господин де Сен-Люк всецело принадлежит королю, и отнюдь не принцу. А! Если бы вы получили этот удар от Антрагэ, Ливаро или Рибейрака, тогда другое дело… Но что касается Сен-Люка…
– Вы не знаете французской истории, как знаю ее я, любезный господин де Бюсси, – сказал Монсоро, упорствуя в своем мнении.
На это Бюсси мог бы ему ответить, что если он плохо знает историю Франции, то зато отлично знаком с историей Анжу и в особенности той его части, где расположен Меридор.
В конце концов Монсоро встал и спустился в сад.
– С меня достаточно, – сказал он, вернувшись в дом. – Сегодня вечером мы переезжаем.
– Зачем? – сказал Реми. – Разве воздух улицы Пти-Пэр для вас нехорош или же у вас здесь мало развлечений?
– Напротив, – сказал Монсоро, – здесь у меня их слишком много. Монсеньор герцог Анжуйский докучает мне своими посещениями. Он каждый раз приводит с собой около трех десятков дворян, и звон их шпор ужасно раздражает меня.
– Но куда вы отправляетесь?
– Я приказал привести в порядок мой домик, что возле Турнельского дворца.
Бюсси и Диана, ибо Бюсси еще не ушел, обменялись влюбленными взглядами, исполненными воспоминаний.
– Как! Эту лачугу? – воскликнул, не подумав, Реми.
– А! Так вы его знаете, – произнес Монсоро.
– Клянусь богом! – сказал молодой человек. – Как же не знать дома главного ловчего Франции, особенно если живешь на улице Ботрейи?
У Монсоро, по обыкновению, шевельнулись в душе какие-то смутные подозрения.
– Да, да, я перееду в этот дом, – сказал он, – и мне там будет хорошо. Там больше четырех гостей не примешь. Это крепость, и из окна, на расстояние в триста шагов, можно видеть тех, кто идет к тебе с визитом.
– Ну и? – спросил Реми.
– Ну и можно избегнуть этого визита, коли захочется, – сказал Монсоро, – особенно ежели ты здоров.
Бюсси закусил губу. Он боялся, что наступит время, когда Монсоро начнет избегать и его посещений.
Диана вздохнула.
Она вспомнила, как в этом домике лежал на ее постели потерявший сознание, раненый Бюсси.
Реми размышлял и поэтому первый из троих нашелся с ответом.
– Вам это не удастся, – заявил он.
– Почему же, скажите на милость, господин лекарь?
– Потому что главный ловчий Франции должен давать приемы, держать слуг, иметь хороший выезд. Пусть он отведет дворец для своих собак, это можно понять, но совершенно недопустимо, чтобы он сам поселился в конуре.
– Гм! – протянул Монсоро тоном, который говорил: «Это верно».
– И кроме того, – продолжал Реми, – я ведь врачую не только тела, но и сердца, и поэтому знаю, что вас волнует не ваше собственное пребывание здесь.
– Тогда чье же?
– Госпожи.
– Ну и что?
– Распорядитесь, чтобы графиня уехала отсюда.
– Расстаться с ней? – вскричал Монсоро, устремив на Диану взгляд, в котором, вне всякого сомнения, было больше гнева, чем любви.
– В таком случае расстаньтесь с вашей должностью главного ловчего, подайте в отставку. Я полагаю, это было бы мудро, ибо в самом деле: либо вы будете исполнять ваши обязанности, либо вы не будете их исполнять. Если вы их исполнять не будете, вы навлечете на себя недовольство короля, если же вы будете их исполнять…
– Я буду делать то, что нужно, – процедил Монсоро сквозь стиснутые зубы, – но не расстанусь с графиней.
Не успел граф произнести эти слова, как во дворе раздался топот копыт и громкие голоса.
Монсоро содрогнулся.
– Опять герцог! – прошептал он.
– Да, это он, – сказал, подойдя к окну, Реми.
Он еще не закончил фразы, а герцог, пользуясь привилегией принцев входить без объявления об их прибытии, уже вошел в комнату.
Монсоро был настороже. Он увидел, что первый взгляд Франсуа был обращен к Диане.
Вскоре неистощимые любезности герцога еще больше открыли глаза главному ловчему. Герцог привез Диане одну из тех редких драгоценностей, какие изготовляли, числом не более трех или четырех за всю жизнь, терпеливые и талантливые художники, прославившие свое время, когда шедевры, несмотря на то что их делали так медленно, появлялись на свет чаще, чем в наши дни.
То был прелестный кинжал с чеканной рукояткой из золота. Рукоятка являлась одновременно и флаконом. На клинке была вырезана с поразительным мастерством целая охота; собаки, лошади, охотники, дичь, деревья, небо были соединены в гармоническом беспорядке, который надолго приковывал взгляд к этому клинку из золота и лазури.
– Можно поглядеть? – сказал Монсоро, опасавшийся, не спрятана ли в рукоятке какая-нибудь записка.
Принц опроверг его опасения, отделив рукоятку от клинка.
– Вам, охотнику, – клинок, – сказал он, – а графине – рукоятка. Здравствуйте, Бюсси, вы, я вижу, стали теперь близким другом графа?
Диана покраснела.
Бюсси, напротив, сумел совладать с собой.
– Монсеньор, – сказал он, – вы забыли, что ваше высочество сами просили меня сегодня утром зайти к господину де Монсоро и узнать, как он себя чувствует. Я, по обыкновению, повиновался приказу вашего высочества.
– Это верно, – сказал герцог.
После чего он сел возле Дианы и вполголоса повел с ней разговор.
Через некоторое время герцог сказал:
– Граф, в этой комнате – комнате больного, ужасно жарко. Я вижу, графиня задыхается, и хочу предложить ей руку, чтобы прогуляться по саду.
Муж и возлюбленный обменялись свирепыми взглядами.
Диана, получив приглашение, поднялась и положила свою руку на руку принца.
– Дайте мне вашу руку, – сказал граф де Монсоро Бюсси.
И главный ловчий спустился в сад вслед за женой.
– А! – сказал герцог. – Вы, как я вижу, совсем поправились?
– Да, монсеньор, и я надеюсь, что скоро буду в состоянии сопровождать госпожу де Монсоро повсюду, куда она отправится.
– Великолепно! Но до тех пор не стоит утомлять себя.
Монсоро и сам чувствовал, насколько справедлив совет принца.
Он уселся в таком месте, откуда мог не терять принца и Диану из виду.
– Послушайте, граф, – сказал он Бюсси, – не окажете ли вы мне любезность отвезти госпожу де Монсоро в мой домик возле Бастилии? По правде говоря, я предпочитаю, чтобы она находилась там. Я вырвал ее из когтей этого ястреба в Меридоре не для того, чтобы он сожрал ее в Париже.
– Нет, сударь, – сказал Реми своему господину, – нет, вы не можете принять это предложение.
– Почему же? – спросил Бюсси.
– Потому что вы принадлежите к людям монсеньора герцога Анжуйского и монсеньор герцог Анжуйский никогда не простит вам, что вы помогли графу оставить его с носом.
«Что мне до того!» – уже собрался воскликнуть горячий Бюсси, когда взгляд Реми призвал его к молчанию.
Монсоро размышлял.
– Реми прав, – сказал он, – об этом нужно просить не вас. Я сам отвезу ее, ведь завтра или послезавтра я уже смогу поселиться в том доме.
– Безумие, – сказал Бюсси, – вы потеряете вашу должность.
– Возможно, – ответил граф, – но я сохраню жену.
При этих словах он нахмурился, что вызвало вздох у Бюсси.
И действительно, тем же вечером граф отправился со своей женой в дом возле Турнельского дворца, хорошо известный нашим читателям.
Реми помог выздоравливающему обосноваться там.
Затем, так как он был человеком безгранично преданным и понимал, что в этом тесном жилище любовь Бюсси, оказавшаяся под угрозой, будет очень нуждаться в его содействии, он снова сблизился с Гертрудой, которая начала с того, что отколотила его, и кончила тем, что простила ему.
Диана снова поселилась в своей комнате, выходящей окнами на улицу, комнате с портретом и белыми, тканными золотом занавесками у кровати.
От комнаты графа Монсоро ее отделял всего лишь коридор.
Бюсси рвал на себе волосы.
Сен-Люк утверждал, что веревочные лестницы достигли самого высокого совершенства и прекрасно могут заменить лестницы обыкновенные.
Монсоро потирал руки и улыбался, представляя себе досаду монсеньора герцога Анжуйского.
