Текст книги "Капкан для скифа"

Автор книги: Александр Чернобук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Самим ремонтом, на оставшиеся после первого передела деньги, пусть занимается исполнительный директор фирмы «Витязь», за это он и зарплату получает. Сметы, материалы, рабочие, налоги и прочая муть – это все на нем висит. Компаньонов интересует только прибыль, вот за нее-то и спросят с него, а он пусть голову поломает, чтоб больше была. Прибыль поделят на троих – честно и благородно. Смешная, конечно, будет эта третья часть вторичной прибыли по сравнению с суммой, которая сразу прилипнет к рукам Рембо. А что делать – такова жизнь. Такой вот расклад – проще пареной репы. Все гениальное – просто.

Машина въехала в город. Серега закурил, выпустил струйку дыма и включил радио. Динамики квадросистемы приятно наполнили салон высокими частотами.

«Интересно, сколько этот сучок Парфен оставляет себе при обналичке? Наверняка кусочки сладенькие и немаленькие. Не мешало бы как-то проверить компаньона на вшивость. Только как? Банковские дяди – его тяги. К ним за здорово живешь не подъедешь. Не тот уровень. Хотя одну фишку Серега срубил. Деньги обналичиваются под зеленые по среднему курсу между покупкой и продажей обменных киосков, а берутся по курсу Нацбанка, который всегда гораздо ниже. С этой дельты кормятся они вдвоем с управляющим. Сереге оттуда ничего не капает. Тут его Ванечка обскакал однозначно… Куда, кстати, запропастился этот жиденок? Два клиента на приличные суммы есть, а он как в воду канул. Уже скоро неделя будет, как не объявляется. Родители твердят одно и то же: “Какие-то дела, уезжает рано, приезжает поздно”. Один раз удосужился-таки, перезвонил, сказал, что тема жирная попалась, как освободится – объявится. И опять ни слуху, ни духу. Жалко бабки терять, спрыгнут клиенты. А, мать твою…»

На нерегулируемом перекрестке слева вылетело что-то черное и, явно пытаясь избежать столкновения, ушло резко вправо, бахнув «Мерседес» в районе заднего левого крыла.

Серега дал по тормозам и выскочил из машины. На левом заднем крыле – след от удара и дальше, до самого фонаря – царапины и примятость. Он разъяренно повернулся к виновнику аварии. Сергей уже сообразил, что был на главной, и этот «бык» должен был уступить дорогу.

«Бык» оказался интеллигентного вида парнем, молодым (лет двадцати пяти), дорого одетым (костюм и галстук, несмотря на жару), с сотовым телефоном на поясе и очками на носу. Что-то черное оказалось спортивной «Тойотой»-купе. Маленькая машинка с разбитой левой фарой уткнулась в бордюр неподалеку.

Очкарик подошел и с легким вздохом достал визитную карточку:

– Тысяча извинений. Давайте знакомиться. Уже вижу, что не прав. Чужой город – не сориентировался. Простите великодушно.

– Что не прав, то не прав. – Рембо принял прямоугольный кусочек картона.

Пробежал строчки глазами: Михельсон Конрад Карлович, коммерческий директор, телефон, мобильный телефон, факс, электронная почта. Сама карточка тисненая, на дорогом картоне. Вздохнул с облегчением: «Платежеспособный попался. Уже легче. Не “Москвич” какой-нибудь. “Тойота” вещь недешевая», а вслух произнес:

– Ну что ж, давайте познакомимся. Савельев Сергей Петрович, – еще раз взглянул в карточку, – не скажу, Конрад Карлович, что это мне приятно, – протянул руку. Второй участник ДТП ее пожал, впрочем, тоже без особого удовольствия. И сделал стандартное предложение:

– Я полагаю, что нам, Сергей Петрович, не стоит доблестную Госавтоинспекцию тревожить. – Заметив Серегин настороженный взгляд, добавил, доставая из бумажника, – вот, пожалуйста, техпаспорт на машину и мои права.

– Согласен, не будем беспокоить честных тружеников. Им и так нелегко в этой жизни. Давайте сразу проедем на СТО для определения ущерба.

– Не возражаю. Только куда?

– Здесь рядом, поезжайте за мной, – убирая документы в карман, согласился Рембо, силясь спрятать хищную усмешку. Если с ГАИ у этого залетного коммерческого директора были шансы заплатить реальные деньги за ремонт, то в приватной беседе он будет раскачан на такую сумму: «О-е-е-е-е-е-й!»

Он сел в «Мерседес», «Тойота» пристроилась сзади. На СТО, пока Конрад Карлович оглядывал свою машину, горько качал головой и прищелкивал языком, Серега нашел знакомого немолодого автослесаря:

– Митрич, а ну-ка обсчитай мне ремонт. По путному. Тут мою машину бахнули маленько, – и выразительно подмигнул.

– Понял, Сереженька. Сделаем.

Митрич срубил ситуацию, что говорится, на лету. Когда подошел хозяин «Тойоты», седой автослесарь чмокал губами, мелко кивал головой и как заводной повторял: «Аяяяяяй, аяяяяяяй, аяяяяяй». Кроме того, он гладил пальцами облупленную краску, заглядывал под крыло и в салон. С определенной периодичностью, по-старчески кряхтя, разгибался, держась обеими руками за поясницу и замирал с трагической миной на лице.

– Ну, Митрич, не томи, говори правду, как есть, – «не выдержал» Серега. – Человек свой, хороший, – он кивнул в сторону стоящего рядом очкарика, – поэтому давай по совести. Сколько стоит – столько и говори.

– Значится так, – начал ремонтник, – крыло это надо менять, металл здесь хитрый. Начать его тянуть или, скажем, рихтовать, обязательно лопнет и начнет лущиться. Что надо к замене крыла, я думаю, понятно – само новое крыло, грунтовка, шпаклевка, покраска, защита, плюс работа. Опять-таки сушилкой обычной не обойтись. Это такая краска – враз пузырями пойдет. Это надо подумать… где такую приспособу взять… – Митрич сосредоточенно потер лоб, искоса взглянул на плательщика. Вид у того был расстроенный, но сносный: «Чайник!», – легко определил бывалый слесарь и тут же продолжил: – Приспособу эту я возьму, правда недешево стоить будет, ну, ничего, за работу меньше возьму. Ты же меня знаешь, Сережа! Что мне, старику, в этой жизни надо?

– Это правда. Мужик мировой, – доверительно сообщил Савельев Конраду Карловичу. – И руки золотые, и лишней копейки не возьмет.

– Бывают такие, – с пониманием так же негромко отозвался Михельсон.

– Только крыло – это не самое главное. При ударе повело бабки. Вот смотрите, – автослесарь присел на корточки и сделал приглашающий жест – осмотреть крыло изнутри. Очкарик и Серега с готовностью припали лицами чуть ли не к самому колесу, пытаясь рассмотреть непонятно что, – эта передняя бабка погнулась. Если ее не заменить – хана всей раме. Она, кстати, сверху вжалась в заднюю бабку, ее хорошо видно из салона, – Митрич сделал неопределенный жест, указывая на нечто между порогом и задним сиденьем, – это еще хуже…

– Да, да. Угу, угу, – вторил ему Рембо. Он смотрел на Конрада Карловича и поражался, как такой на вид серьезный человек может слушать без смеха подобные бредни. Не перегнул бы Митрич палку, но того уже несло – не остановить:

– …и само собой они деформировали среднюю бабку…

Чтобы не прыснуть, Сереге пришлось собрать в кулак всю силу воли.

– …Ну, и последнее, – продолжил Митрич, – это датчики. Вы, конечно, знаете, что в этой модели «Мерседеса» на задние колеса идет по девять датчиков.

– Безусловно, – Конрад Карлович согласно кивнул головой.

– Тут вам повезло, – Митрич сочувственно улыбнулся, – на передние идет по четырнадцать, а на задние всего по девять. После такого столкновения их надо заменить. Все. Стоят они недорого – сто сорок семь долларов и пятьдесят центов. Один.

Незадачливый гость города продолжал кивать.

– Митрич, – встрял Серега, серьезно опасаясь, что в этой каше становится слишком много масла, – я тебя умоляю. Не тяни. Сколько это будет стоить? По-божески, как для меня.

– Сейчас, Сереженька, сейчас, – старик долго шевелил губами, что-то записывая огрызком карандаша в своем блокнотике, – быстро только кошки… – он подсчитал в столбик цифры и выдал конечный результат: – Для тебя, Сереженька, как для постоянного клиента, это будет стоить пять тысяч девятьсот тридцать семь долларов.

– У-е-е-е, мать твою! Дорого! – Серега вполне естественно удивился такой прыти со стороны автослесаря. – Какая дорогая в эксплуатации эта немецкая дрянь, вы себе, Конрад Карлович, даже не представляете. Все хочу поменять на что-нибудь попроще. Сил нет прокормить эту корову. Не я ее, а она меня доит и доит. То ли дело ваша «Тойота». «Японцы» гораздо лучше, правда? – он повернулся к тому, для кого, собственно, и был организован весь этот спектакль.

– Конечно, дешевле, какой разговор, – подал голос Митрич.

Конрад Карлович являл собой жалкое зрелище: лицо бледное, глаза слезятся, трясущиеся руки пытаются протереть о полу пиджака запотевшие очки:

– Я, мы, как-то договориться… в рассрочку или… у меня сейчас… вы только поймите меня правильно, – бормотал он заплетающимся языком.

– Да, деньги немалые. Понимаю. Все мы люди. Будем как-то решать, – выдохнул Серега, боясь спугнуть удачу: «Неужели заплатит? Вот лошара!» По телу пробежал знакомый приятный зуд от подходившей халявы.

Дальнейшие переговоры происходили в кафе с трепетным названием «Валентина». Платящая сторона сразу засадила в себя сто граммов коньяка и потребовала еще. После третьей рюмки Серега с радостью констатировал, что клиент «поплыл», и, судя по разговору, лавэ само идет в руки, главное, дожать лоха – аккуратно и красиво.

– Понимаешь, Сергей, – перешел на «ты» горемыка, – я по призванию никакой не бизнесмен.

– А кто?

– Я ученый, кандидат наук. Это так – веянье эпохи. Все эти бизнес-темы бездарные… Не по нутру оно мне все…

– Каких наук? Не юридических, случайно? – из вежливости поинтересовался Серега, мысленно потирая руки: «Во пруха – стопроцентный очкарик попался, без подвязок серьезных, да и без мозгов, похоже, тоже».

– Технических. Я придумал новую форму патрубков… для… ну, это не важно… главное – их химический состав… О чем это я? Извини. Ах, вот что хотел сказать. Мы сделали одной западной фирме… м-м-м… заказ по этой части – проектная документация и все такое, а они нам предложили рассчитаться итальянской плиткой.

– Кафелем?

– Да, облицовочной плиткой. Понимаешь? И мой компаньон согласился. Месяц, – он нетвердо поднял руку и со значением отогнул указательный палец, – целый месяц прошел. Ни одного квадрата этой плитки не продали. Некому заниматься, а так как я ищу… Я тебя понимаю, – заметив посерьезневшее лицо визави, быстро начал пояснять Конрад Карлович, – я попал, буду платить…

– Ну, это само собой, – твердо вставил Рембо.

– Конечно. Я не отказываюсь, но ты меня по-человечески тоже пойми. Мы мучаемся с этой облицовочной дрянью… Кстати, сюда я специально из-за нее приехал. Покупателя поискать. Готов отдать ее за восемьдесят, даже за семьдесят процентов стоимости. Не реализуется – хоть тресни, – он уныло махнул официанту, показывая на свою рюмку, – а все деньги мои вбиты в эту плитку чертову…

– Так-так, – задумчиво протянул Савельев.

– Именно так. Прозит, – Михельсон поднял очередную порцию коньяка.

Серега, лишь пригубивший первую (при серьезных переговорах спиртное не пить – правило железное), даже порозовел от напряжения. У него как раз было несколько заказов на облицовку бассейнов в домах нуворишей.

– И много у тебя ее? – он постарался придать голосу оттенок безразличия, хотя, увидев, как из рюмки очкарика половина коньяка проследовала внутрь, а вторая осталась на рубашке, руках и рукавах пьющего, понял, что играть в конспирацию не обязательно, даже вредно. Глаза собеседника остекленели – можно было просто не успеть закончить так интересно начатый разговор.

– Квадратов сколько? – громче и настойчивее повторил вопрос.

– Квадратов? – не совсем понимая, откуда до него доносится голос, повел в его сторону глазами кандидат наук. – А, это ты о плитке. Шесть тысяч, с копейками.

– Н-да, немало, – Серега начал лихорадочно считать: «Средняя цена итальянского кафеля никак не меньше пятнадцати долларов за квадратный метр. На шесть тысяч это получится… Девяносто штук зеленью. Нехило! Под семьдесят процентов это… ха-ха, – он презрительно взглянул на совсем осоловевшего Конрада Карловича, – под семьдесят? Отдашь, родной, процентов за шестьдесят от реальной стоимости. В блудняк с машиной ты же влетел, бизнесмен хренов. Сидел бы, чертил свои изохоры, изобары… Очкарик, а туда же, к деньгам полез… Надо сразу глянуть, что за товар. Качество, документы. Эх, какая темка сладкая вырисовывается…»

Заметив, что хозяин плитки близок к невменяемости, Серега совсем отбросил приличия:

– Эй, ученый, а где плитка-то? А?

– Плитка? – Конрад Карлович наградил его мутным взглядом.

– Облицовочная, итальянская, твоя, – Серега уже замахнулся для того, чтобы отпустить ученому пощечину, но в последнее мгновение передумал. – Где она находится?

– Как где? На складе. Дома.

– А дом твой где?

– Двести десять километров. Три часа езды.

– Это как ты ездишь – три часа, – Серега встал и бросил на стол деньги за выпитую Михельсоном бутылку коньяка, – поехали, посмотрим. Попробуем выручить тебя, страдалец.

– У-у-у-у… надо выручить… плитка… оно конечно, – забормотал кандидат наук, тщетно пытаясь покинуть заведение самостоятельно.

– Давай помогу, несчастье технических наук, – Серега с готовностью подставил свое плечо и обхватил Конрада Карловича за талию.

Загрузив горе-ученого на заднее сиденье своего «Мерседеса», где тот от пережитого стресса и лекарства от него же в виде коньяка моментально уснул, Рембо загнал машину Михельсона на ближайшую автостоянку.

Уже через полтора часа Серега ехал по улицам родного города владельца «Тойоты». Последний таращился по сторонам, силясь определиться с обстановкой. Серега взглянул в зеркало заднего вида и раздельно произнес:

– Меня зовут Савельев Сергей Петрович. Ты мне разбил машину. У тебя нет наличных денег, поэтому я взялся помочь с реализацией твоей плитки.

– Не юродствуй, – хмуро произнес Конрад Карлович, – я все помню. Здесь налево.

– Какая память! – иронично хмыкнул Савельев.

– К чему сарказм? – держась обеими руками за затылок, отозвался Михельсон. – Еле живой. Голова сейчас расколется.

– Да уж. В такой ситуации более уместно сочувствие, – Серега с искренним состраданием достал из бардачка и протянул страждущему банку пива. Тот с благодарностью осушил жестянку одним махом. Сразу повеселел:

– Ну-с, Сергей Петрович, говорите, задвинем мою плитку?

– Легко, Конрад Карлович. Не сомневайтесь.

– Это хорошо.

– Сейчас только сопоставим цену с качеством и определимся с формой оплаты. Что там с документами? Вам как лучше?

– Да, в принципе, документы можно перекрутить как угодно, и форма оплаты мне тоже без разницы. Мне бы с тобой за машину быстрее рассчитаться, а вот Марк Ариевич, компаньон мой…

– Суровый товарищ?

– Не то, чтобы прямо так… хотя некоторый элемент есть… как бы это помягче сказать… м-м-м… впрочем, сам все увидишь.

Савельев, направляемый уточняющими репликами, подъехал к воротам какой-то базы: «Рубинштейна, сорок три», – прочитал небрежно написанный масляной краской полуметровыми буквами на бетонном заборе адрес. Из будочки возле ворот выглянул старикан и близоруко сощурился на подъехавшую машину. Поскольку она была хоть и незнакомая, но явно дорогая, вахтер вышел ей навстречу:

– Вы к кому?

– Это я, Палыч! – выглянул из приоткрытого окна кандидат наук и махнул рукой в сторону ворот. – Открывай, к себе мы. Как обычно.

– Конрад Карлович, это вы? Сейчас, сейчас, – старик, разглядев пассажира, начал шустро открывать ворота.

Попетляв по двору между строениями и машинами, «Мерседес» остановился возле бокса номер двадцать четыре – огромного цементного куба с бурыми металлическими воротами, уже давно нуждающимися в покраске.

– Вот эту хреновину и арендуем, – Михельсон вылез из машины. – Аренда столько денег жрет, а отдачи никакой.

– Накладные расходы дело обидное, – поддержал его Савельев. – Отщелкиваешь бабульки непонятно кому и за что.

– Карловичу привет! – окликнули открывающего замок владельца «Тойоты» двое проходивших мимо мужиков в спецовках.

– Салют, Серега! Здорово, Леха! Как там твоя жена? Выздоравливает? – без особого энтузиазма отозвался Михельсон.

– А что ей, заразе, сделается?

– Ну, слава Богу, – натужно кряхтя, Конрад Карлович распахнул высоченные створки. Щелкнул выключателем. Лампочки не загорелись. Арендатор шустро выскочил за дверь и закричал вслед рабочим:

– Леха, Сергей! Васька электрика подошлите, – и нормальным голосом уже для Сереги добавил: – Электрик хренов заколебал. Каждый день похмеляешь, а свет никак толком не сделает. То потухнет, то погаснет – морока одна.

Несмотря на отсутствие освещения, содержимое ангара было прекрасно видно. Стандартные типовые ящики стояли ровными штабелями. На боку каждой коробки стоял штамп «Сделано в Италии» на английском языке.

Серега прошел вдоль, мимоходом заглядывая в надорванные коробки. Достал калькулятор – прикинул количество. Перемножил три цифры: количество ящиков по длине, в высоту и в ширину. Да, все верно, шесть тысяч с хвостиком. Обернулся к продавцу:

– Показывай поближе. Сколько, каких?

– Сейчас, сейчас!

Конрад Карлович заметался, пробежав вдоль ряда, надорвал несколько ящиков, вытаскивая образцы. Расставляя плитку, несколько штук разбил. Тихо выругался, приглушая слова интеллигентным покашливанием в кулак, поднес другие. Образцов оказалось двенадцать.

– По пятьсот квадратных метров каждого вида, – пояснил он, суетливо и в то же время брезгливо протирая тряпицей руки.

– Так-так. Посмотрим, чем тут с вами рассчитались.

У Рембо перехватило дух. Качество, расцветка были потрясающими. Даже самая дешевая плитка стоила на отдачу не меньше пятнашки баксов. Верняк. А таких было всего четыре вида, остальные стоили дороже.

– Пересортицы не может быть? – стараясь говорить ровно, задал он нейтральный вопрос. Абсолютно лишний – даже если какого-то вида было больше, а другого меньше, принципиальной роли это уже не играло. Главное решение Серега уже принял. Нужно срочно вырвать всю партию плитки у ученого – наказать лоха не западло.

– Нет, ну что вы. Мы проверяли, может там пару квадратов туда-сюда, а в основном пропорции сохраняются.

– Ну что ж, толкаешь ты меня, Карлович, в авантюру, но не помочь не могу. Обещал ведь, – Рембо горько усмехнулся: – Говори цену, если заберу весь этот мусор целиком. Все шесть тысяч квадратов одним махом.

– Я, да как-то… м-м-м… у меня компаньон, – промямлил тот, явно стесняясь. – Скорее всего, надо бы с ним поговорить…

– Смелее, смелее, сначала мы с тобой определимся, а потом уже высвистаем твоего компаньона, – подбодрил его Серега.

– Ну, хотел бы долларов… В долларах говорить? Да?

– Говори хоть в долларах, хоть в тугриках, хоть в рублях, хоть во франках. Мы уж как-нибудь пересчитать сумеем. Калькулятор всегда со мной. – Рембо кивнул и дружелюбно улыбнулся, а про себя подумал: «Ну, говнюк, ну, ученый, ну, недоделок! Как это здесь не нашлось еще никого, чтобы развести таких баранов?»

– Хотелось бы долларов по двенадцать за квадрат, – робко пискнул недоделанный говнюк и ученый по совместительству.

Серега картинно изменился в лице, даже голос осип:

– Да ты что? Это же грабеж. Мы же говорили по-другому. Ты что, не понимаешь – я же оптом буду брать шесть тысяч квадратных метров. Это же ого-го-го-го-го. И все за спасибо? Да? Мне же тоже надо копеечку поднять, ты пойми, – он начал резко снижать тон и в конце сказал уже совсем тихим и проникновенным голосом:

– Карлович, давай по девять, и по рукам, а? – и опять мило улыбнулся.

Сжавшийся еще при начале тирады хозяин плитки чуть расслабился и пропищал:

– Нет, Петрович, по девять точно не будет. Компаньон рогами упрется. Давай я ему позвоню, и обсудим все втроем?

– Звони, – махнул рукой Савельев.

Конрад Карлович вздохнул с облегчением, достал мобильный телефон и, набрав номер, приложил коробочку к уху:

– Алло. Марк Ариевич? Это я, здравствуйте. Нет, вы ошибаетесь. Съездил я как раз не зря, – с горькой иронией взглянул на Сергея, – да, да. Даже привез. На всю партию. Мы сейчас на складе. Да, реальный. Вот рядом стоит. Я б тоже не поверил. Приезжайте. Ждем.

– Едет?

– Да, – Михельсон спрятал телефон в кожаный чехол, прикрепленный к поясу, и обернулся к Рембо: – Будет через двадцать минут. Понимаете, Сергей Петрович, – он почему-то опять перешел на «вы»: – Я как я, а Марк Ариевич человек прижимистый. Думаю, меньше, чем по одиннадцать пятьдесят, не отдаст. К тому же доли наши, увы, не равны. Он старший концессионер – его семьдесят пять процентов, моих только двадцать пять.

Серегу при этой информации осенила гениальная мысль. Он быстро прикинул цифры в уме и, взяв своего оппонента под локоток, вкрадчиво сказал:

– Конрад Карлович, я вижу, вы человек благородный и честный, но небогатый.

Тот в ответ закивал с излишней горячностью:

– Сами знаете, как сейчас живется научным работникам…

– Вот именно…

– Вы же понимаете, я бы никогда не полез в дела с этой плиткой чертовой, если бы не ситуация в стране в целом. Если б хоть как-то на наше бедственное положение государство обращало внимание, – начал проникновенно оправдываться кандидат наук.

– Конечно, конечно. Вот как раз об этом я и хотел с вами поговорить. Давайте поступим следующим образом, – продолжил Сергей елейным голосом, – вы сделаете так, что Марк Ариевич уступит в цене до десяти долларов, а я забуду про нашу с вами маленькую проблему? А? Как вам такой вариант?

– Как так? – не понял сразу «благородный и честный».

– Вы его уговорите на эту цену, а «Мерседес» я починю из получившейся у меня прибыли. И всем будет хорошо. Соглашайтесь. Вы же умный человек, Конрад Карлович. К тому же, с техническим складом ума. Прикиньте цифры, – Серега говорил чуть ли не шепотом, склоняясь к самому уху Михельсона.

Глаза Конрада Карловича стали осмысленными. Он замер. До него дошла «гениальность» предложения Савельева.

Серега отошел, закурил и отвернулся – бороться с совестью лучше без свидетелей. Это хорошо известная аксиома. Когда человек начинает размышлять о том, что лучше остаться без штанов или подвинуть мораль, почему-то практически всегда он склоняется ко второму варианту:

– Хорошо, я попробую его уговорить, – через несколько минут раздался слегка подрагивающий голос Михельсона, – но я не обещаю…

Серега обернулся. Глаза Конрада Карловича бегали:

– Гарантировать я не могу…

– Ну, вы уж постарайтесь, – с плотоядной улыбкой подбодрил его Рембо, – у вас получится.

– Приложу все усилия, – нашел обтекаемую формулировку незадачливый кандидат наук и, сняв очки, смело взглянул подслеповатыми глазами в лицо коммерсанту.

Когда прибыл ожидаемый компаньон Михельсона – Марк Ариевич, Серега с первого взгляда понял, что торги будут тяжелыми. И не ошибся.

Маленький, вертлявый, черноволосый мужичонка с усами и бородой, на вид лет около сорока, торговался профессионально. Молол всякую чушь, пытливо глядел в глаза собеседнику, совершал всеми частями тела аллегорические телодвижения, сыпал заверениями в вечной дружбе, тесных деловых контактах на будущее и других перспективах, но ниже одиннадцати долларов упорно не уступал. Серега делал, примерно, все то же самое, слегка разбавляя деликатный разговор «базарными» репликами по «понятиям» и подтверждая свои аргументы четырьмя оттопыренными пальцами на обеих руках, которыми выводил замысловатые фигуры перед самым лицом оппонента.

Конрад Карлович стоял чуть в стороне, время от времени тщетно пытаясь поучаствовать в беседе. Его робкие замечания тонули в мерном рокоте двух голосов, звучащих в ритме асинхронного двигателя. Через какое-то время, осознав свою неспособность участвовать в разговоре на равных, Конрад Карлович не очень вежливо взял под руку своего коллегу и, извинившись перед Сергеем, утащил вглубь бокса. Там, за штабелями объекта торгов, он энергично зашептал что-то компаньону, размахивая руками.

До прекрасного слуха Рембо долетели обрывки фраз: «Какого… живые деньги… лучший вариант. Ариевич, не морочьте голову!» Серега усмехнулся после этой реплики: «Дело будет».

Через пару минут раздосадованный Марк Ариевич протянул Сереге руку:

– Все. Десять долларов тридцать центов. Последняя цена. Ниже не будет. И только стопроцентная предоплата, молодой человек. Безнал, естественно.

Серега пожал руку, не раздумывая: «Блин, надо было меньше пальцами размахивать. Теперь уламывать на оплату в рассрочку бесполезно. Ну и Бог с ним, и так хорошо – от добра добра не ищут», а вслух произнес:

– По рукам. Подписываем договор и обмываем? Или, наоборот, обмываем, а потом подписываем? А? Вы как?

Конрад Карлович радостно хлопнул в ладоши.

– Предлагаю закончить дело, – сурово осадил его раздраженный результатами торгов Марк Ариевич. – У вас с собой, Сергей Петрович, печать, реквизиты? Или отложим на завтра-послезавтра? Время терпит? Как вы настроены?

– Все свое ношу с собой, – улыбнулся в ответ Рембо: «Не хватало, чтоб эти «братья-акробаты» с кем-нибудь грамотным перебакланили до завтра», – оформим все сейчас.

– Сегодня, так сегодня, – согласился Марк Ариевич.

– Вот и славно, – потер ладони Конрад Карлович, – у нас здесь как раз небольшой кабинетик имеется.

– Прошу вас! – Марк Ариевич сделал символичный жест на правах хозяина, пропуская Савельева вперед.

– Благодарю, – Сергей еще раз взглянул на штабеля плитки и покинул бокс.

– Я догоню, – Михельсон с натугой прикрыл створки, – сейчас, только склад замкну.

«Кабинетик» оказался довольно просторным офисом с компьютерами, мощным ксероксом, факсом и прочей оргтехникой. Дорогой ремонт и стильная офисная мебель дополняли интерьер. Всем этим хозяйством заведовала длинноногая секретарша.

При их появлении она весело защебетала, сообщая своим хозяевам последние бизнес-новости и оперативную информацию по работе офиса. Попыталась подсунуть руководству документы на подпись, но Конрад Карлович отмахнулся:

– Потом, все потом, солнышко.

Серега с удовольствием проводил взглядом ее ноги и бедра, когда Марк Ариевич услал ее готовить кофе. «С коньячком», – не преминул добавить Конрад Карлович.

Договор набросали быстро. Сошлись на типовом купли-продажи. Записали туда реквизиты сторон, немного поторговавшись, определились с курсом пересчета долларов в национальную валюту, оговорили особые условия. Савельев легко согласился на пеню в размере одного процента от суммы в день, в случае неоплаты в десятидневный срок: «Ребята, деньги я вам загоню завтра, не волнуйтесь». Условие поставки определили как самовывоз.

Размашисто поставили подписи, пришлепнули печати: «Все, красавцы, – пряча свой экземпляр договора, ликовал Серега, – папандос, дорогие потомки Авраама. Теперь вам никуда не спрыгнуть. Плитка моя, балбесы».

– Очень приятно было иметь с вами дело, – он пожал руки продавцам, – Конрад Карлович, Марк Ариевич.

– Сергей Петрович, нам тоже очень приятно. Наша экспресс-сделка просто чудо, – Михельсон искательно заглянул Савельеву в глаза. – Надеюсь, все смежные вопросы мы утрясем так же, без проблем?

– Да, Конрад Карлович, не волнуйтесь! Господин Савельев свое слово держит, – подмигнул ему Рембо. – Особенно в сферах, которые касаются автотранспорта и денег.

– Это вы о чем? – подозрительно покосился на него Марк Ариевич.

– Это, господин Савельев хочет сказать… – начал Михельсон, но Рембо его перебил:

– Это о переводе всей суммы по договору и о транспорте. Деньги, как я и сказал, вы увидите у себя уже завтра, после обеда…

– Если банк нормально сработает, – раздраженно буркнул Марк Ариевич, по всей вероятности недовольный своим поражением в торгах.

– Это да, – согласился Рембо, – а вот, что касается транспорта… Грузиться будем уже, я думаю, послезавтра с утра. Не возражаете?

– Нет, нет, Петрович, как вам будет удобно, так и сделаем, – Конрад Карлович похлопал себя по мобильному телефону, – еще пять раз созвонимся.

– Вот и замечательно, – Савельев поднял руки ладонями вверх, обозначая тем самым окончание переговоров.

– Тогда и обмоем это дело, – добавил Марк Ариевич.

Конрад Карлович обиженно взглянул на компаньона и тяжело вздохнул.

– Согласен, – улыбнулся Сергей.

***

Следующий день я, пробуждаясь, встретил смехом. Именно день, а не утро, как подтвердили мои предположения часы. Они показывали тринадцать часов десять минут. Обед. Ничего удивительного в этом не было, поскольку мы расстались с Майклом уже сегодня, около шести утра.

После нашего ночного общения, я еще долго не мог усадить Мишку в такси, выслушивая его подозрения относительно моих жульнических трюков при игре в шашки Го. Для этого у него имелись все предпосылки – общий счет сыгранных партий был шесть один в мою пользу, а вот оснований не было, и быть не могло – в Го мухлевать практически невозможно.

Правда, если уж совсем быть перед собой откровенным, последние две партии можно было сбросить со счетов – они велись уже после третьей бутылки водки, за которой мы дружно сгоняли под утро в ближайший круглосуточно работающий супермаркет. Майкл поплыл после этой прогулки, и за полноценный выигрыш последние два очка можно было не считать. Четыре один – это был реальный счет вчерашнего турнира.

Настроение у меня было прекрасное. Алкоголь, трансформировавшийся в похмелье или утренний бодун, у всех гуляк вызывающий самые негативные ощущения, на меня действовал странно – не так как на нормальных людей – мне было радостно.

Причем, я испытывал это чувство с самого первого серьезного злоупотребления водкой – после перелома ноги на соревнованиях. Так я тогда отметил окончание своей профессиональной спортивной карьеры. Вот и сегодня у меня с похмелья было прекрасное настроение – в минуты пробуждения я любил этот мир всей душой. И смеялся так же – весело, открыто и задорно.

Причиной смеха был сон. Мне приснились соревнования по гребле. Вода, солнце, голубое, без единого облачка, небо. На байдарках, сосредоточенно пыхтя, орудовали веслами… крысы. Огромные белые лабораторные крысы, килограммов по пять-семь каждая. Забавно гримасничая, они активно загребали двусторонними веслами, пытаясь обогнать соседей и выиграть состязание.

К чему нам снятся эти, не особенно жалуемые людьми, твари, я не помнил а, порывшись в памяти, мог определенно и честно признаться себе – никогда я этого и не знал. Но к чему мне сегодня приснились крысы, еще и плавающие, мог сказать вполне определенно.

Вчера я клятвенно пообещал Майклу связаться с другом по спорту, чемпионом Европы по каратэ в тяжелом весе – Витьком. С этой мыслью я и заснул под утро: как только проснусь немедленно позвоню в столицу корешу по сборной и провентилирую тему насчет издательства «Космос». С плавающими крысами Витька был связан у меня в мозгу намертво – вот и приснилось.

Все дело было в том, что Виктор, помимо усиленных занятий по своему основному профилю и тренерской работы, числился сотрудником ПНИЛ в ГИФК.

Непонятно? Я б тоже сразу не сориентировался. Объясняю. ПНИЛ – это проблемная научно исследовательская лаборатория. А ГИФК – государственный институт физической культуры. Расположенный в столице нашей родины. Вот там-то и водились приснившиеся мне крысы, не в институтских коридорах, а в лаборатории, конечно.