Текст книги "Капкан для скифа"

Автор книги: Александр Чернобук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Александр Чернобук

Капкан для Скифа

Отомстить насильникам – дело благородное, только срок за это дают большой. Есть над чем призадуматься. Особенно, если один из подонков – твой бывший сослуживец, крепкая дружба с которым переросла в смертельную вражду.

Однако в криминальных кругах Скиф недаром считается интеллектуалом. В его голове рождается сложная комбинация, благодаря которой и овцы будут острижены, и волки друг друга загрызут. В действие вступает закон талиона: наказание должно быть равносильным преступлению.

Что че ло век де ла ет —

то он и есть.

Закон Талиона

Дело было простым, мотив благородным, оплата сносной. Все хорошо, если бы не один минус. Статья нехорошая – в случае прокола лет восемь за забором. При мысли о восьмерике оплата казалась мизерной, дело хоть и не осложнялось, но возникало ощущение какой-то шероховатости, мотив же вообще уходил на задний план. Эти мысли прочно засели у меня в голове, и сдвинуть их в какую-либо сторону я не мог уже второй час.

Заканчивалась четвертая чашка кофе. Причудливые узоры гущи на ее дне не давали повода для оптимизма. Пачка сигарет опустела. Уже вторая за сегодняшний день. Из динамиков лилась тихая ненавязчивая музыка. Под потолком клубился табачный дым. По «ящику», стоящему на барной стойке, за которой на высоком табурете я сидел, показывали детину в дорогом костюме, с протокольной рожей, который экспансивно заявлял, что их фракция депутатов самая справедливая, честная, благородная и гуманная, а остальные только и думают, как обмануть народ себе во благо. Он лихо распинался, а физическим усилием, легко видным постороннему глазу, не давал разогнуться в характерную «вилку» жестикулирующим пальцам. Я усмехнулся и перевел взгляд в полутемный зал.

Мой любимый бар был заполнен на треть. Недалеко сидели две еще совсем зеленые, лет по семнадцать, но уже серьезно раскрашенные курочки. Они бойко обстреливали взглядами зал, курили ментоловые сигареты и пили ликер, отставляя в сторону мизинчик. Двое стриженных под щетку крепышей, отодвинув водку с закуской в сторону, уже натужно пыхтели за своим столиком, пытаясь сломать друг другу руки посредством армрестлинга. Пьянючий коммерсант, герой бизнес-фронта, неуклюже засовывал Таньке-официантке под юбку банкноту. Та кружилась вокруг него, пытаясь в полумраке разобрать достоинство купюры, чтобы определиться. Ее юркий язычок облизывал улыбающиеся губки, а тело ловко извивалось, избегая встречи с алчными руками бизнесмена. Пара «влюбленных» обжималась в углу, делая вид, что танцует. К своему законному месту прошествовал лабух. Сейчас он, настроив аппаратуру, начнет своими песнями вышибать слезы и червонцы у залетной братвы и местных урок. Так и есть, полились меланхоличные звуки «Владимирского централа».

В общем, было хорошо и спокойно. И совсем не хотелось разыскивать двух придурков, которых угораздило изнасиловать невесту дельца с фондовой биржи, а уж тем более, их наказывать.

Но уж если за все заплачено, то справедливость должна быть восстановлена. За работу было обещано две тысячи долларов, половина из которых уже булыжником лежала в бумажнике, нарушая душевное равновесие и понукая совесть действовать. Надо. А как не хочется. Я почему-то очень четко вспомнил свой первый шаг в мир криминала…

***

– Значится, так, – я старательно растягивал слова и говорил нарочито глуховатым голосом, – повторяю еще раз. Последний. Сейчас ты идешь и приносишь мои две штуки. Спокойно, без суеты и излишней спешки, но и пиво по дороге тоже не останавливаешься пить. За тобой пойдет мой человек, так что без фокусов. Иначе, сам понимаешь, – я обвел многозначительным взглядом двухкомнатную квартиру, заполненную дорогой мебелью, и зачем-то кивнул в сторону полок, заставленных хрусталем. – В общем, не буди во мне зверя.

Мне почти восемнадцать лет. Студент – первокурсник. Я приехал из глубинки и чудом поступил в ВУЗ. И произошло это в большей мере благодаря спортивным достижениям, а не глубоким познаниям в химии, физике и математике. Азарт и юношеский максимализм будущего инженера быстро разбились о суровые реалии окружающего мира. Он оказался совсем не таким светлым и радужным, каким его представлял себе юный почитатель Булгакова и Стругацких.

И вот я сижу в чужом кресле, в чужой квартире, в чужом городе, с абсолютно чужим мне человеком, и решаю чужие проблемы. Мало того, они мне не просто чужие – они мне совсем чуждые.

Мужчина передо мной (впрочем, я уже сомневаюсь, что существо, сидящее напротив меня, можно назвать этим словом) трясется от страха. Редкие рыжие волосы слиплись от пота, который струйками сбегает по вискам. Суетливыми движениями мужчина мнет влажный платок, но пот с лица вытирает почему-то ладонью.

На вид ему около сорока. Если верить источнику, он моряк, капитан. Ходит в загранплаванья. Квартира эта не его, а сожительницы, или любовницы, или энной жены, что, впрочем, для меня не имеет никакого значения. Суть в том, что этот клоун, бороздящий моря и океаны, должен моему должнику три штуки баксов. И я тому козлу помогаю.

Я никогда раньше не занимался ни рэкетом, ни банальным вымогательством. И абсолютно не ориентируюсь, что мне делать, если этот слизняк сейчас вместо того, чтобы принести деньги, приведет милицию. Или, скажем, его женщина, тихо всхлипывающая в другой комнате, начнет орать во все горло.

Я просто блефую, надеясь на свои широкие борцовские плечи, короткий ежик волос и суровую мину на моей широкоскулой физиономии. Очень слабая поддержка – Костик, что дежурит на улице, неподалеку от подъезда. В случае чего он бросит в окно камешек, и я спрыгну из окна второго этажа. Это и есть весь наш запасной вариант.

Капитан, застегивая трясущимися руками «молнию» на курточке, едва слышно произнес:

– Молодой человек, я вас очень прошу, вы… – его побелевшие губы мелко дрожали.

– Иди спокойно. Здесь все будет нормально. Но смотри… – я опять грозно нахмурил брови.

Он судорожно рванул ручку входной двери и исчез. Я вернулся в кресло, достал сигарету и прислушался к всхлипываниям женщины. Повертел в руке зажигалку, не решаясь закурить в комнате. Тот еще бандит – без разрешения жертвы не решается закурить. Как бы ты, интересно, себя повел, если бы люди попались покрепче?

Начал бы, наверное, объяснять ситуацию, взывать к совести и здравому смыслу. Чем, наверняка, завалил бы все дело.

…Очень хотелось заработать денежку. Для бедного студента совсем не маленькую. Причем, практически честно. Никакого новаторства, тривиальное посредничество. Где-то что-то берешь по одной цене, а продаешь чуть дороже. И это «чуть дороже» остается в кармане и помогает скрасить суровые студенческие будни.

Объектом купли-продажи в данном случае выступал фальшивый диплом одного торгового ВУЗа. Ситуация была непростая, поскольку клиент соглашался платить только при получении заветной корки о верхнем образовании, а умельцы-продавцы без аванса браться за изготовления не хотели. Так бы в тупик все это дело и зашло, но я на свою голову нашел выход. Занял, под честное слово, хоть и под проценты, но без всякого залога искомую сумму.

Диплом сразу начали делать: проводить заказчика через сессии, ведомости под него рисовать, а по концовке внесли в реестр выдачи дипломов. Все было сделано – комар носа не подточит. И тут вышла незадача: клиент наш где-то кому-то подгадил, и выловили его в реке с дыркой в черепе. Новенький, прекрасно исполненный диплом остался невостребованным.

Крайним везде оказался я. И деньги занимал, и диплом заказывал. Прихожу ко второй стороне и говорю: «Так и так, обознатушки-перепрятушки, форс-мажор, отдавайте мои бабульки обратно. Возьмите себе часть за беспокойство, и разойдемся краями».

Сам понимаю, нехорошо это, некрасиво, прямо скажем, но, увы, делать нечего – деньги надо возвращать. А стипендия моя – сорок рубликов, это три и девять десятых доллара по курсу. Это аккурат восемьдесят один год выплачивать. Долго. Причем ничего не потребляя и ни во что не одеваясь. Платило бы государство стипендию, на которую можно было бы даже не прожить, а хотя бы выжить… Кто бы с этими фальшивыми дипломами связался?

Вот так и получилось, что я начал трепать своих подрядчиков, а они меня переадресовали к своему должнику, там, мол, получай, если сможешь.

Так и попал я в эту квартиру, и не знаю, чего мне ожидать: денег, ментов или чего-нибудь тяжелого в голову.

Сигарета в руке уже изрядно обтрепалась. Еще немного поразмыслив, я все-таки нашел выход – открыл дверь на балкон и закурил, выпуская струи дыма в теплый вечерний воздух. Заодно примерился к десантированию на клумбу с цветами.

Пока не вернулся мореман, я успел выкурить две сигареты и мысленно довел свой прыжок вниз до автоматизма: шаг на балкон, левая рука – упор на перила, толчок правой ногой, перехват руками, удар ногами об землю (ноги вместе, немного согнуты в коленях), кувырок через правое плечо и пулей в проход между гаражами. Навязчивые мысли о пуле в спину из табельного «Макарова» я усилием воли из головы изгнал, но где-то в подреберье упорно давала о себе знать тревожная сосущая боль.

К счастью, звуку открываемой двери не предшествовало бомбардирование стекол посторонними предметами, из чего я сделал утешительный вывод – хозяин вернулся один.

Я не ошибся. Он вошел в комнату, включил свет, затравленно посмотрел на меня и положил на стол деньги:

– Я думаю… я прошу… ко мне с вашей стороны претензий… вы зна…

– Можешь не переживать, – я оборвал его на полуслове, пересчитал деньги и положил их в нагрудный карман джинсовой куртки, – больше мы вас беспокоить не будем.

– Спасибо. Спасибо вам большое, – он тряс мою руку своими двумя. На глазах у него выступили слезы. – Я никогда не встречал такой порядочности и честности. Спасибо.

Я по-отечески похлопал его по плечу и покинул квартиру…

***

С тех пор прошло много лет. Я бросил технический ВУЗ, не доучившись совсем немного. Понял всю несуразность этого образования. Не пригодится в жизни, стопудово. Какой из меня, гуманитария, инженер? Поступил в университет на исторический факультет. Это было мое – копаться в перипетиях веков и тысячелетий мне нравилось. Отслужил положенные два года в армии. Поездил по свету. И вот уже несколько лет как осел в областном центре при своей любимой кафедре в университете. На сегодняшний день я уже довольно хорошо ориентируюсь в реалиях этого мира. Имею твердую жизненную позицию. Решаю определенные вопросы. Например, как сегодня – насильников нельзя прощать, они должны быть наказаны. И это дело мое…

– Скифу привет! Ты о чем задумался? Надеюсь, о деле? – рядом на табурет шлепнулся Костя, задорно ударил ладонью по стойке: – Пива, Толян!

– И мне, – буркнул я, не разделяя его веселья. – Не могу смотреть, как человек травится в одиночку. Салют, Купер, – пожал протянутую руку.

Костик был моим другом детства и, за исключением небольших периодов времени (например, два года службы в армии) мы шли по жизни вместе. В детстве он бредил произведениями Фенимора Купера, бегал с луком, метал ножи и доставал всех историями из жизни индейцев. Оттуда и прозвище – Купер. Он таки домучил институт, в котором мы вместе строчили шпоры и бомбы. Теперь у него где-то на полке пылился диплом инженера. Впрочем, Костю это совсем не испортило. Его и еще нескольких проверенных ребят я перетащил в этот город, как только создал небольшой плацдарм. До сегодняшнего дня никто из них об этом не пожалел. Я тоже.

– Ты как? За кастрацию? – сделав изрядный глоток, продолжал балагурить Костя. – Или будем требовать вышака за изнасилование?

– У кого? В международной ассоциации сексуальных реформ? – вяло пошутил я.

– Да уж, у них допросишься. Не, ну какие поганцы! А? Вокруг столько блядей недорогих, – Купер опять хлопнул рукой по стойке, на этот раз с досадой. Толян вопросительно посмотрел в нашу сторону. Чтобы жест не пропал даром, я поднял два пальца и показал на пиво. Бармен кивнул.

– Заказчик хочет чего-нибудь экстраординарного, – произнес Костя спокойным голосом, подавив в себе раздражение. – Есть мысли?

– Мысли? Сколько угодно. Этого добра не меряно.

– Например?

– Как насчет Распутина?

– Леха-придурок? Который мотал за растление малолеток? На кой нам этот педрила?

– Да нет. Экстрасенс Серега с Садовой. Пусть он им энурез с манией преследования заделает. Он может.

– Не сомневаюсь. Только нам после этого придется находить утешение в пошлой поговорке: «Бедность не порок».

– ???

– Ты разве не помнишь, сколько он слупил с нас в последний раз? – Костик вопросительно посмотрел на меня, потом хлопнул себя ладонью по лбу. – Тебя ж тогда в городе не было. Точно. Это мы с Хмырем-младшим одного козла-барыгу с авторынка разводили. Зажрался, сучок, решили наказать. Так Серега Распутин внушил ему продать «бэшку-пятерку», почти с нуля, по цене покоцанного «запарика».

– И что?

– Ну, нам с Хмырем на кабак осталось, – он рассмеялся, – так что экономической целесообразности при работе с Распутиным не наблюдается.

– Прям уж только на кабак? – усомнился я.

– Ну, не на один…

– И не только…

– Жека, – обиженно протянул Купер, – ты же знаешь…

– Да, безусловно, твое пуританство мне хорошо известно. Особенно когда меня нет рядом, а тем более – в городе. Ладно. Проехали. Идею с Распутиным отметаем. Пойдем по закону талиона.

– Это по которому наказание должно быть равносильным преступлению? – Костя прищурил глаз, вспоминая, – «…а если будет вред, то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, ушиб за ушиб». Ветхий Завет, в общем. Так?

– Примерно.

– Мысль, конечно, хорошая. Просто прекрасная – сотворить из этих мудаков мудачек. Причем публично, с широкой оглаской, – Купер сделал неопределенный жест руками, – но как же быть с исполнителем? Кто возбудится на этих придурков? У меня и близко на примете таких нет.

– У меня тоже, – я хмыкнул: «Бог миловал от таких знакомых», а вслух добавил: – Пока отставим, в связи со сложностью исполнения.

– Давай по классике, – оживился Костик, – у Марио Пьюзо в «Крестном отце» очень хорошие рекомендации. Берем Борю Геракла, вылавливаем их вечером и отправляем в реанимацию… или дальше. Дешево и действенно.

– Дальше, конечно, нет, а вот реанимацию они заслужили. В самый раз то, что надо. И сложностей нет никаких. Нюанс в просьбе терпилы, – я щелкнул пальцами, – этот деляга что-нибудь не такое тривиально-банальное хочет. Надо изобрести эдакое жестоко-сентиментально-романтическое.

– Ха! Давай отрежем что-нибудь? На медальон, амулет или просто на память нашему влюбленному финансовому гению. Ухо, например.

– Как Ван Гог? Имитируем глубокое раскаяние с самопожертвованием?

– Куска уха будет маловато.

– Тогда член.

– Лобзиком.

– Тупым.

– Проще Клавку нанять. Она им члены пооткусывает с яйцами заодно. Кстати, и возьмет недорого.

– Уж больно символично получится. Может, их колесовать?

– Растворить в кислоте?

– По испанскому сапожку – каждому?

– По два. И не только на ноги.

– Лучше по персональной дыбе.

– На кол посадить.

– Залить в горло растопленный свинец.

– Почему в горло?

– Так принято.

– Зато не так интересно. Ребята заслуживают большего.

– В землю живьем закопать, а сверху памятник в форме… Ну ладно, все… – осадил себя я.

– Что «все»? – не понял Костя.

– Все – это значит все. Подурачились, и хватит. – Честно говоря, переходить к рутине не хотелось абсолютно, но, увы, от прозы жизни никуда не уйдешь. – Давай к делу. Данные собрал?

Костя с деланно тяжким вздохом отхлебнул пива, открыл барсетку, неторопливым движением полистал записную книжку, нашел нужную страничку и без всякого энтузиазма начал:

– Насильников двое. Первый: Парфенов Иван Сергеевич. Двадцать три года. Невысокого роста. Худощавый. По паспорту русский. Вот фотография.

Я посмотрел: вытянутое, бледное лицо. Кучерявые волосы. Черные. Нос дерзкий, не нос, а клюв. Я не удержался от комментария:

– Да-да, помнится, славный большевик Моисей Гольдштейн почему-то называл себя Володарским. До самого конца, пока не влепил ему боевик-эсер Сергеев пулю прямо в сердце. Этот Ванечка, по задумке родителей – Нюма Срулевич, не иначе. Хотя, если по паспорту русский, значит, русский. Такие документы у нас в стране не врут. Серьезная бумага. Извини. Продолжай.

– Так вот. Живет с родителями. Квартира в центре. Краснофлотская, двадцать четыре, квартира шестнадцать. Четырехкомнатная. Третий этаж. Дом девятиэтажный. Машина «бэшка-трешка» – не фонтан. Лет девяти. Рядом на стоянке ставит. Заканчивает пятый курс юрфака. Будет б-а-а-альшой начальник.

– Почему так решил?

– Полковника Каца В. П., – Купер хитро усмехнулся, – из областного УВД уже называет папой. А до свадьбы с его дочерью, – он зачем-то взглянул на циферблат часов, поднял глаза к потолку, высчитывая что-то в уме, – осталось всего семнадцать дней.

– Вот это да! А ты все печки-лавочки. С главного надо было начинать. Мы ему такую ментовскую карьеру заделаем… ты, кстати, в курсе, что после революции почти все органы НКВД, за редким исключением, были укомплектованы евреями? И этот туда же…

Костя помотал головой:

– Кстати, эта новость сегодня для меня не единственная. Ты, Скиф, оказывается антисемит?!

– Нет, Купер, я убежденный антинасильник. С национальным вопросом это никак не пересекается. Мы этому поганцу такой гембель забацаем… А ты молодец, оперативно и емко, – я начал загибать пальцы, перечисляя, – ЖЭК, участковый, школа, ВУЗ, дворовые приятели…

– Еще старушки-соседки по подъезду, паспортный стол, знакомые по пивбару «Креветка», их местный блатной Чита…

– Хватит, хватит. Я все понял. За исключением мэра города и начальника УВД области задействовал всех, и каждый помог в силу своей природной сообразительности и должностных возможностей. Здесь все понятно, давай по второму.

– Второй, – Костя перелистнул пару страничек, – его друган. Савельев Сергей Петрович. Двадцать семь лет. Сто четыре килограмма. Мастер-троеборец. Тяжелая атлетика. Срочная служба – ВДВ. Рота разведки. Чемпион округа по рукопашному бою. Кличка…

– Рембо? – выдохнул я.

– Уж не тот ли это Рембо… – Костя повертел в руках и закрыл блокнот.

– Да, это он. Савельев Сергей Петрович.

Купер замолчал и выжидательно уставился на меня. Я продолжил:

– Фирма «Витязь». Занимается строительными подрядами, попутно – торговлей стройматериалами. Держит несколько магазинов. С ним работают еще два компаньона. Обоих нещадно давит и обманывает. Предъяву они делать боятся. Связано это с тем, что Рембо тесно трется с бригадой Прохора. Имеет пятисотый «Мерседес». Знаю эту сволочь миллион лет. Еще с армии. Друг, брат, – я скривился, – оказалось – стукач, карьерист. Сука – одним словом. Кстати, нос у него сломан – моя работа. Бились в спарринге, в финале, так он все норовил мне «йоко» в сердце поставить…

– При ударе в область сердца на вдохе может очень запросто случиться летальный исход, – с пониманием закивал Костик.

– Именно. Утром следующего дня на левой стороне груди я насчитал шесть синяков от его пятки.

– Ну, а закончилось чем?

– Все просто. Я ему сломал нос, меня дисквалифицировали, а он стал чемпионом округа. Сам понимаешь, общались по армаде потом не сильно. После дембеля я его, конечно, видел. Гражданка не изменила наших отношений. Дистанция и еще раз дистанция. Хотя из поля зрения его не выпускаю – сукой был, сукой и остался, – я махнул рукой, – Толян, плесни нам коньячку, по соточке.

– Я так понял, – Купер заерзал на табурете, – этот Рембо от крутизны потерял почву под ногами. Хотя, по масти он кто? Коммерсант получается? Так?

– Прибандиченный и примусоренный.

– Думаешь, постукивает?

– Наверняка. И не постукивает, а барабанит. Люди не меняются. В армии по долгу службы, здесь народ тоже вроде бы при погонах… но уже за корысть малую… Или не малую. Как оно меряется? Хрен его знает.

– Так надо ему напомнить великого русского поэта Мандельштама: «Неужели я настоящий, и действительно смерть придет?» или, говоря языком современника: «Степень крутизны не влияет на начальную скорость полета пули».

– Напомним. Давай, Костик, – я поднял рюмку, – за закон талиона – пусть каждый получит то, что заслуживает.

Боевое регби

Набегаю на мяч. Он летит со стороны солнца, которое слепит глаза. Я высоко выпрыгиваю, протягиваю руки, выгибая все тело в стремлении завладеть мячом и… получаю удар ногой в живот. Второй – практически в то же мгновенье, идет по ногам, выше колен. Мяч уходит из поля зрения, навстречу летит земля. Чтобы уткнуться носом в траву, я прижимаю голову к груди и ухожу в кувырок. Встаю сразу в низкую стойку с блоком от «маваши» – кругового удара ногой в голову. Одновременно отвечаю прямым правым кулаком в солнечное сплетение и делаю контрольный круговой разворот на сто восемьдесят градусов с блоком. Кроме лежащего рядом противника – никого. Мяч и игра уже далеко – свалка происходит шагах в десяти. Я разгоняюсь и прыгаю ногой вперед, целясь в плечо ближайшему игроку из команды соперников:

« – Яяяааа!»…

Одеяло летит в сторону… Я в темноте… Удар ногой во что-то твердое. Приземление на левый бок. Пол. Темно. Дверь. Окно. Стол… Моя комната… Опять тот же сон…

Боевое регби…

Была у нас в части такая игра. Цель ее проста, точно такая же, как в обычном регби – занести мяч в зону соперника. На этом все сходство и заканчивалось. Состав команд любой, от трех до двадцати человек, правила… Правил нет. Заноси себе мяч в зону, используя любое средство. Разрешены удары, захваты, броски и приемы. Кроме, естественно, смертельных – спорт же все-таки. Да и противники все свои, из той же роты разведки.

После каждого такого сна я оказываюсь где-то за пределами кровати: то ногой во входной двери, то кулаками находя пол, а головой – тумбочку, то, замирая посреди комнаты в какой-нибудь нелепой позе с блоком или уходом от удара. До стекол в окнах не допрыгивал еще ни разу. И то хорошо.

Жалость вызывали существа, разделяющие со мной постель. Первый раз их это особенно впечатлило. Посреди ночи, в темноте, резкие перемещения по комнате, звуки ударов, грохот опрокидываемой мебели, зычные крики. Затейливо. Везло тем, кто, наблюдая мои перемещения в пространстве, не оказывался у меня на пути. Те, которым не везло, на вторую ночь почему-то не оставались, да и в первую нормальный сон после такого ни у кого не восстанавливался.

И вот я, в очередной раз совершив удар ногой в дверцу шкафа, сгруппировался и приземлился на левый бок. Сон. Комната моя. Слава Богу, все в порядке – я не в армии. Бодро вскочил на ноги. Морфей покинул меня окончательно. С опаской осмотрел свою огромную двуспальную кровать. Результаты проверки мне понравились – сегодня я спал один, никому ничего объяснять не надо.

После такого ночного моциона мне в голову приходила всегда одна и та же мысль: «Какой идиот придумал эту игру?» Сколько лет уже прошло после армии, а наследие никак не выветрится из головы.

Почему я не служил, скажем, в кавалерии, как Уинстон Черчилль? Чинно и благородно. Вот именно потому, что ты не из семьи герцогов Мальборо и денег на лошадь у тебя не было, ты и таскал РД и парашют. А что делать? Черчилль, по его же уверениям, проиграл всю войну в поло, а смотры, марши и сами военные действия были досадными перерывами в игре. Так он и оттачивал мастерство вместе со своим скакуном до того момента, пока не повредил руку при высадке с моря. На этом его занятия спортом и закончились. Пошла политика. Судьба.

И все-таки поло с его деревянным мячом, клюшками и лошадьми – это вам не боевое регби спецуры ВДВ. А Индия конца девятнадцатого века – не Кавказ конца двадцатого…

Я не заметил, как докурил сигарету до фильтра. Он покрылся черной обугленной корочкой. Сунул его в переполненную пепельницу и взглянул на часы: три часа ночи. Спать не хотелось. Прислушался к работе непростого организма под названием «студенческое общежитие номер два» государственного университета: приглушенный звон гитары, женский смех, возня в коридоре, какой-то западный хит в исполнении магнитофона, прочие неопознанные шумы. Сходить к кому-нибудь в гости? Перебрал в уме возможные варианты. Желание, так полностью и не сформировавшись, исчезло совсем. Взгляд остановился на компьютере. Сыграть партейку в шашки Го с этим железным ящиком? Лень почему-то. Попью-ка я лучше кофейку.

Вскипятив воду в электрическом чайнике, приготовил растворимый кофе и, от нечего делать, достал из-под подушки ствол. Игорек – приятель по университету; уроженец латвийского города Вентспилс, выражал свои мысли касательно этого предмета таким образом: «К превеликому моему сожалению, я не имею антиквариата, золотых реликвий, мировых шедевров живописи и прочих раритетов. Не увлекаюсь коллекционированием марок, монет, спичечных этикеток и значков. Не имею возможности в минуты скорбного одиночества пересматривать свои календарики и вымпелы футбольных команд все по той же пошлой причине – из-за отсутствия таковых. Поэтому, когда мне грустно, скучно и одиноко, я достаю свой револьвер, и общение с ним мне сполна заменяет все перечисленные удовольствия».

Я, в отличие от Игоря, гражданина Латвии, не особенно тяготел к оружию, но, в силу сложившейся специфики жизни, уже много лет старался держать пистолет неподалеку – по возможности на расстоянии вытянутой руки или даже ближе.

После беглого осмотра я понял, что моему пистолету не помешает профилактическая обработка. За пределами СНГ этот ствол называют «русским Вальтером ПП». У нас эту широко известную модификацию пистолета Макарова именуют ИЖ-71. Или по-простому – ПМ. Меня, как историка, давно занимал вопрос происхождения этой модели машинки для убийства. Насколько наш родной ПМ, которым вооружен сейчас каждый первый милиционер и каждый второй бандит, действительно, отечественная разработка?

Первая партия пистолетов Макарова была выпущена в 1949 году на легендарном Ижевском механическом заводе. Массовый выпуск начался с 1952 года. В послевоенном конкурсе на лучший самозарядный пистолет принимали участие многие выдающиеся конструкторы того времени: Токарев, Воеводин, Коровин, Раков. Фамилии авторов проектов были известны еще в предвоенное время, еще тогда, когда создатель «русского «Вальтера» ПП» был студентом. Тем не менее, победил Макаров. Его пистолет и был запущен в серию. Сам оружейник объяснял свой успех дикой работоспособностью. А именно – двадцатичасовым рабочим циклом. Изо дня в день. Без выходных. Благодаря такому жесткому графику работы он разрабатывал и расстреливал образцов в два, а то и три раза больше, чем его соперники. Это, конечно, дало возможность отработать надежность и живучесть пистолета.

За рубежом неоднократно высказывали предположение, что русские содрали с чертежей, найденных ???, конструкцию ПМ в архивах завода «Вальтер». Такая версия имеет некую историческую подоплеку. Город Зелла-Мелис, где было расположено это предприятие, по решению Потсдамской конференции действительно входил в зону советской оккупации. Наши войска заняли этот населенный пункт в июне 1945 года. Естественно, что все оборудование с завода «Вальтер» было сразу же вывезено в СССР. Корпуса завода зачем-то взорвали. Это факт.

Но зарубежные историки всех мастей обычно опускают то, что освобождала от фашистов Зелла-Мелис несколькими месяцами раньше третья армия США. И у них был довольно большой отрезок времени для того, чтобы порыться в письменных столах конструкторов завода. Также ни для кого не секрет, что на заводе хранилась уникальная коллекция оружия, которая собиралась десятилетиями и содержала уникальные образцы. После американской оккупации там не осталось ни одного экспоната. Так что вряд ли к приходу советских войск на заводе сохранилась хоть одна мало-мальски стоящая бумажка. Не говоря уже о конструкторских документах.

Между тем, ПМ, действительно, имеет много общего в устройстве с «Вальтером», но наши историки, ссылаясь на оригинальные черты пистолета Макарова, считают его самостоятельной разработкой. По тем временам «Вальтер» был самой удачной разработкой в мире из всех пистолетов с самовзводным ударно-спусковым механизмом. Волей неволей, все остальные новые образцы сравнивались с эталоном. А все хорошее имеет одинаковую природу. Примерно к такому выводу и сводились мои размышления.

Так или иначе, пистолет Макарова заменил в пятидесятые годы пистолет Токарева. И тут уже идет анализ совсем другого характера. Личного. Какой пистолет предпочтительней носить в своей кобуре?

Какое оружие лучше? ПМ или ТТ? У каждого пистолета есть свои плюсы и свои минусы. Большая часть моих друзей-товарищей безоговорочно предпочитает «тетешник». В криминальных кругах этот пистолет можно встретить гораздо чаще, чем пистолет Макарова. Недаром ТТ прозвали «народным» пистолетом. А уж киллеры в девяноста процентах случаев пользуются Тульским Токаревым. Это статистика. А в жизни каждый определяется по-своему. Я лично давно остановился на пээме.

Девятимиллиметровый ИЖ-71, так же как и тульский Токарев, с калибром семь шестьдесят два миллиметра, является личным оружием защиты и нападения, предназначенным для поражения на коротких дистанциях. Оба пистолета просты в устройстве, удобны в обращении и всегда готовы к действию.

Но, по сравнению с ТТ, пистолет Макарова имеет меньшие габариты и массу; выигрывает по маневренности и безотказности, благодаря использованию меньшего по длине патрона и наиболее простого принципа работы автоматики – откату свободного затвора. По мощности патрон ПМ проигрывает, но больший калибр позволяет сохранить останавливающее действие пули.

Пистолет ИЖ-71 надежен, неприхотлив в обслуживании, но, как и всякое другое автоматическое оружие, требует систематического ухода, – чистки и смазки. Связано это с существенными недостатками наших патронов. Причем, это касается не только девятимиллиметровых патронов к пистолету Макарова, но и всех остальных. В капсюлях ударный состав состоит из гремучей ртути, которая является чрезвычайно агрессивным веществом. Оно вызывает коррозию стволов после стрельбы. Кроме того, пороховые газы воздействуют в момент выстрела на затвор, магазин и внутреннюю поверхность рамки.

Поэтому регулярные чистка и смазка оружия дело обязательное. Периодичность чистки зависит, в основном, от условий хранения, но исполняется не реже одного раза в неделю. Если, конечно, он лежит без дела. Если же пистолет используется, то – каждый день. Иначе в самый ответственный момент пистолет, вместо оказания помощи, скажет по-простому: «Фиг вам». А это чревато для владельца оружия довольно крупными неприятностями, и, как частный пример – может стоить жизни.