Текст книги "Поединок"
Автор книги: Александр Царинский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
Мельников стушевался, но ответил находчиво:
– А разве из общежития не надо уходить? Там сто глаз. Каждый шаг на виду. Попробуй, уйди... Да еще кто-нибудь за тобой увяжется. В Доме офицеров одна Буланова.
Степан Герасимович даже покачал головой:
– Молодец! Пашешь хоть не глубоко, но чисто. Давай дальше!
– Все. Но могу дополнить. Возвращался Маркин в Дом офицеров на моей машине. Когда обратился к шоферу подвезти – заикался. Это следствие перенесенного волнения: убил, за ним гнались, стреляли. И еще. Вы помните рядового Мамбекова? Он сейчас дежурит в здании на аэродроме. Задача солдата опознать и сообщить мне фамилию того «красивенького» лейтенанта. Хотите, я назову его? То был Маркин!
– Так быстро успел вернуться от Дома офицеров снова в гарнизон? И зачем? – удивился Волков.
– Странно, не правда ли? Да, в семнадцать минут девятого Маркин был у Дома офицеров, а около девяти примчал к штабу. Докажу – зачем и что это был Маркин, а не другой.
Волкову нравилась и не нравилась такая самоуверенность в Мельникове. Вероятность, что «красивенький» и Маркин – одно лицо, мала. Если Маркин действительно убийца, как тогда эти нелепости связать?
– Ну что ж, убеждай! – сказал с явным интересом.
– Убеждение в том, что с Мамбековым говорил Маркин, основано на следующем... Первое: портрет «красивенького», описанный Мамбековым, сходен с портретом Маркина. Второе: быстро добраться до штаба Маркин мог. Рейсовый автобус в тот день возвращался от Дома офицеров где-то после половины девятого. Третье: опять же злополучный ключ. Маркин должен был сдать ключ, когда первый раз уезжал от Булановой в гарнизон. Но не сдал. Не до ключа ему было. Стояла задача побыстрей и половчей убраться из штаба. Вы можете опровергнуть. Дескать, зачем ему снова торопиться в гарнизон? Сдай ключ, скажем, утром. И на это отвечу. Под предлогом сдачи ключа, видимо, преследовалась цель, так сказать, произвести у штаба разведку боем. Помните, Мамбеков докладывал, что «красивенький» просил вызвать начальника караула. Зачем? А затем, чтобы уточнить, не угадал ли Козырев в человеке на подоконнике его, Маркина? Тогда следовало предпринимать срочные меры.
Резкий телефонный звонок прервал Мельникова.
– Подполковник Волков слушает.
– Товарищ подполковник, докладывает дежурный по части. У вас капитан Мельников? Его какой-то Мамбеков разыскивает.
– Хорошо. Попросите коммутатор переключить аэродром на меня, – сказал Волков и передал трубку Мельникову.
– Товарищ капитана, мы узнали офицера. Его зовут Маркина!
– Все было сделано, как я учил?
– Да. Подозрений на меня никакой.
– Благодарю, Мамбеков! Продолжайте службу. – Мельников положил трубку и победно вскинул на Волкова усталые глаза. – Что вы теперь скажете, Степан Герасимович?
Волков молчал. Его лицо посуровело. Что говорить, у Мельникова улик против Маркина – хоть пруд пруди. Не все веские, но исходят из фактов. А факт – вещь упрямая. Волков понимал, что неопытный чекист, ухватившись за какую-нибудь навязчивую идею, подтверждающуюся, безусловно, фактами, мог пойти по ложному пути. В таком случае, уже не факты работают на идею, а идея на факты. Но несомненно было и то, что Мельников неплохо логически мыслит. Словом, надо было разбираться не спеша, детально вникнуть в каждую мелочь.
– Откуда прибыл Маркин и где жил до армии?
– Прибыл из авиационного училища.
– Вот что, Александр Васильевич, срочно запроси по нашим каналам характеристики на него. И занеси личное дело.
– Есть! А как быть с беседой? – робко спросил Мельников. – Может быть, предварительно его арестовать?
– Как это арестовать? Обязательно беседовать, но...
– Вы не так меня поняли, – поправился Мельников. – Я имею в виду другой арест. За последнюю пьянку Маркин арестован майором Кикнадзе на пять суток. Пока арест не отбывал.
– Не надо, – перебил Волков. – Кикнадзе сам с усами. Меня беспокоит ваш порядок. Ты уверен, что Маркин не сдал ключ?
– А как же. Буланова сказала.
– Да, это плохо. – И уточнил: – Плохо то, что дежурные халатно относятся к своим обязанностям. Почему не проверили, что не все ключи сданы? За такие вещи надо строго наказывать.
– Та комната не секретная. Там ничего особенного нет, – попытался оправдать дежурных Мельников.
Да, грешок с контролем за сдачей ключей водился. Военнослужащие, особенно начальствующий состав, нередко задерживались на службе. Тогда ключ, естественно, сдавался позже. В комнате Кикнадзе шло заседание бюро. Дежурный и помощник могли не знать, кончилось оно или нет. Их комната на втором этаже. А около восьми... ЧП.
Мельников объяснил это Волкову. В ответ тот сказал:
– А ты проверь, проверь! И продолжай опрос заседавших.
16
«СОМ»
Александр Васильевич был легко возбудим и легко раним. Вчера он горячо сопротивлялся, защищая свои идеи, но Волков был во многом прав. Вот почему уже с утра Мельников зашел к дежурному по части и попросил показать книгу приема ключей от рабочих комнат. Он удивился, когда там прочел, что ключ от комнаты Кикнадзе восемнадцатого декабря был сдан дежурному в девятнадцать ноль-ноль.
Тут же взяло сомнение. Схитрил майор Казакевич. Хотел уйти от ответственности. Ключ Маркин сдал позже, а уговорил поставить время «девятнадцать». Казакевичу это на руку: комната к моменту проникновения в нее преступника была закрыта. Точно. По заявлению Кирсанова, Маркин сел в автобус ровно в семь вечера, когда тот уже трогался. Чтобы до него дойти, надо еще две-три минуты. Значит, ключ мог быть сдан либо раньше девятнадцати, либо значительно позже. Наверняка сдал позже. Но надо было в этом убедиться.
Майора Казакевича в штабе не оказалось. Зато встретился в коридоре старший техник-лейтенант Дорофеев. Тот самый «педант», кто в день гибели рядового Яковлева был помощником дежурного по части. Александр Васильевич объяснил офицеру, в чем его сомнения.
– За кого меня считаете, товарищ капитан? – пробасил Дорофеев. – Ключ сдан своевременно. При мне майор принимал. Да если б Маркин вовремя не сдал, я бы его на том свете нашел.
– Но ведь время стоит девятнадцать. В девятнадцать часов и духа Маркина в штабе уже не было.
– Это вы у майора спрашивайте. Время он отмечал, – уже тише сказал Дорофеев. И тут вспомнил: – Точно! Маркин сдавал ключ минут без трех, без четырех семь. У майора либо часы спешили, либо для округления ровно девятнадцать написал.
– Откуда такая точность?
– Товарищ капитан, мне бы с вами работать, а я технарем пилю, – обнажил в улыбке щербатые зубы Дорофеев. – Мы с майором Казакевичем договорились, что ровно в семь я в столовку пойду. Только собрался – Маркин ключ принес. Вот и глянул на часики. Подождал, пока майор в книге сдачу ключа отметит... и айда.
Да, не зря Степан Герасимович требовал проверок! Вчерашний план: с утра начать беседу со всеми заседавшими на бюро и закончить ее беседой с Маркиным, пришлось изменить. Не давала покоя другая Волковская шпилька. Ведь Мельников выдвинул версию, что покойный Яковлев, находясь в увольнении, выпивал с широколицым и Маркиным. А вдруг окажется, что Маркин безотлучно находился на аэродроме?
Мельников выехал на аэродром к инженеру эскадрильи. Волновался. Клюнувшая рыбина, так сильно потянувшая леску вглубь, могла вот-вот сорваться с крючка.
Инженер эскадрильи капитан Азаров задумался. Он тер виски, усиленно вспоминая события того дня. Виновато сказал:
– Знаете, товарищ капитан, у меня столько гавриков... Если бы вы спросили пораньше...
Через несколько минут Мельников беседовал с непосредственным начальником Маркина старшим техником-лейтенантом Мухой. В лоснящейся технической куртке, он грузно уселся на стул и, загибая на руке пальцы, тихо бормотал:
– Так... Двадцатого мы возились на спарке. Девятнадцатого меняли на тринадцатой и девятнадцатой машинах приборы... Восемнадцатого?.. Восемнадцатого?.. В какое время, говорите?
– Ну, примерно с девяти утра и до двенадцати дня?
– С девяти, говорите? Так... О-о! Вспомнил, вспомнил, – и уже обращаясь не к Мельникову, а к Азарову, затараторил: – Помните, девятка с первого полета вернулась? Летчик жаловался, что в полете и при посадке прыгала скорость. Проверили – точно! Датчик барахлил. Исправного под руками не оказалось. Тут я Маркина и отправил на склад за датчиком. Следующий вылет на три часа намечался.
– Ну, и как быстро он принес? – спросил Мельников.
– Вообще не принес. Начальник склада на базу уехал.
– Это Маркин вам сказал?
– Я и без него, когда послал, спохватился. Среда ведь была. По средам техсклад закрыт. За имуществом на базу ездят.
Мельников задумался. Точно. Муха прав. Когда проверялся выход автомашин за восемнадцатое декабря, диспетчер упомянул, что не вернулись до двадцати часов две бортовые автомашины, ушедшие утром на базу. А знал ли Маркин, что склад по средам закрыт? Может быть, знал, но умышленно не сказал Мухе? Мельников напомнил:
– Муха, вы так и не ответили, когда вернулся Маркин?
– Не усек. В тот день столько дел было...
– А разве вопрос с заменой датчика вас не волновал?
– Уже не волновал, товарищ капитан! – облегченно улыбнулся Муха. – Едва Маркин ушел, как полеты отбили.
– И все же припомните, когда вы потом с Маркиным увиделись?
– Он пришел ко мне около двенадцати. Правда...
– Что правда? – Мельников чувствовал, что Муха что-то недоговаривает.
– Ну... я ведь не в бирюльки играл. Мотался то сюда, то туда. Он мог в каптерку пройти...
Александр Васильевич понял, почему смущен Муха. Ему трудно было сознаться в слабом контроле за подчиненными.
– Плохо, Муха! Начальник – прежде всего организатор.
Мельников его отпустил. Версия о встрече Маркина с Яковлевым еще больше окрепла. Склад был закрыт. Что делать Маркину целых три часа?
Для беседы инженер эскадрильи предложил Мельникову домик вооруженцев. В нем буржуйка и два стола. Один – для документов, другой, обитый дюралем, для разборки и чистки оружия.
Семен Маркин в кабине истребителя монтировал новый тумблер на приборный щиток, когда над ним открылся фонарь кабины.
– Закругляйся, Маркин! Жми в домик пушкарей. Там особняк тебя ждет, – хмуро сказал Муха, и его кудлатая голова исчезла.
Ожидал Семен этого вызова. С утра к пушкарям ходят по одному ребята, что были на бюро. Уже думано-передумано, как себя вести, но как не крути, а последним покидал ту комнату он. Дверь в ней оставалась приоткрытой. Как оправдываться?
Капитан Мельников в домике оказался не один, у буржуйки стоял рыжеватый подполковник. В нем Маркин узнал начальника штаба. Соблюдая требования Устава, Маркин доложил ему о своем прибытии.
– Я вас не вызывал, – сказал Степан Герасимович.
– Офицер ко мне, товарищ подполковник, – вмешался Мельников и пригласил Семена сесть, показывая на табуретку у стола.
Подполковник Волков посмотрел на часы.
– Я вам не помешаю? Где-то моя машина запропастилась. Уехал заправляться, и как сквозь землю провалился.
– Нет, нет! Пожалуйста, – заверил Мельников. Розыгрыш случайного присутствия получился как будто бы естественным.
Александр Васильевич закурил и тихо начал:
– Маркин! Положение очень серьезное. Убит солдат. Убит в той комнате, где заседало бюро. Комнату последним покидали вы. Подозрение, безусловно, падает на любого, кто в тот вечер находился в штабе. Мы должны разобраться и найти истину. Вы готовы?
Маркин утвердительно кивнул головой.
– Ну, во-первых, кроме членов бюро, я не считаю караула и дежурных, в тот вечер вы никого в штабе не видели?
Маркин немного успокоился. Он ожидал более острого вопроса.
– Нет. Кажется, не было никого.
– Погибшего солдата вы знали?
– Вроде видел... Да. В карауле видел.
Эти вопросы успокоили Маркина, и Мельников начал наступление:
– Мне известно, что бюро закончилось без пятнадцати – без семнадцати семь. Чтобы навести порядок в комнате и запереть ее, надобно минут пять. Вы затратили почти четверть часа. Чем объясните?
– Кому пять, а к-кому двадцать пять.
Мельникова возмутил грубоватый самонадеянный ответ:
– Повторяю, чем вы объясните долгое пребывание в штабе?
– Во всяком случае, не убийство готовил, т-товарищ капитан! П-пока столы расставил, бумаги подобрал, пока запер...
– А запер ли?
– Запер. Честное слово! – выпалил Маркин. Выпалил решительно, как что-то раз и навсегда непререкаемое.
– Как же дверь осталась приоткрытой? Слышали об этом?
– Да-да. Слышал. Ум-ма не приложу.
Маркин сидел понурый, втянув голову в плечи. Спесь была сбита. Мельников думал: артист. Ох, артист! К столу тихо подошел Волков.
– Подумайте, лейтенант! Может быть, вспомните.
– Я сто раз уже д-думал. Запер я дверь, т-товарищ подполковник! – в глазах Маркина вдруг сверкнула надежда. – Может быть, позже кто-то открыл. Убийство произошло ведь около восьми.
– А вам откуда это известно? – поймал на слове Мельников.
– Т-так... об этом все з-знают... Все г-говорят...
– Первая смена сменялась с постов в начале восьмого. Дверь уже была приоткрыта, – снова нажал Мельников.
– Это вам К-козырев сказал? Он?.. – вспылил Маркин. – П-понятно. Он зуб на меня имеет. За то письмо. З-за Б-буланову...
– А откуда вам известно, что Козырев был тогда в штабном карауле? – снова атаковал Мельников.
– К-как откуда?.. Я К-козырева увидел утром. Он...
Маркин лепетал еще что-то, но Мельников не слышал его. Ему виделся этот человек, но не жалкий, как сейчас, а в плащ-накидке, словно коршун в окне. За ним гнался Козырев. Вот когда Маркин Козырева увидел. В разговор вмешался Волков:
– Лейтенант, вы никогда не слышали такую народную мудрость: гнев – плохой советчик? Вы раздражены. Вместо того, чтобы помочь следствию верными ответами, пытаетесь оправдаться.
– Так на меня же валят. Вину валят, товарищ подполковник!
– Ошибаетесь, лейтенант! Капитану нужна истина. Помогайте следствию, а не путайте. Дверь вы точно запирали?
– Да, запирал. Может быть... Я немного рассеян. Я спешил...
– Вот видите, а острили: кому пять, кому двадцать пять минут надо, – напомнил Мельников. – Ладно. Пойдем дальше. Зачем вы солгали Булановой, что не сдали ключ?
– А больше она н-ничего не говорила? – вдруг спросил Маркин.
– Вопросы пока задаю я! – строго предупредил Мельников.
Семен заерзал на скрипучем табурете:
– П-понимаете... т-тут... Ну... Это п-пустяк. Это выеденного яйца не стоит. Это т-так... Личное. Я даже...
– Снова вынужден перебить, лейтенант, – вмешался Степан Герасимович. – Ваши эмоции мешают делу. Если вас что-то от ответа удерживает, можете не отвечать. Но тогда наберитесь мужества заявить об этом чистосердечно. По крайней мере, это будет честно и по-офицерски.
– Хорошо. Я отвечу на этот вопрос. Только... Жарко здесь. Можно я сниму куртку?
– Пожалуйста, – согласился Мельников.
Маркин снял техническую куртку, вывернул ее подстежкой наверх и, сложив вдвое, небрежно бросил на оружейный стол. На куртку положил шапку. Сел.
– Ф-фу... З-значит, о ключе? Да, был т-такой грех. Соврал. Но не п-подумайте чего... Т-тут – ерунда... И говорить бы...
– Опять эмоции, – напомнил Мельников.
– Я иногда мучаюсь ж-желудком. П-понимаете?
– Но при чем здесь ключ?
– При том, что меня в автобусе т-так скрутило, что г-готов был в окно выпрыгнуть и за ближайший к-куст...
Мельников перестал писать. У него был крайне глупый вид. Он ожидал любого объяснения, но такого?.. Повторил:
– Но причем тут ключ?
– Сейчас поймете. Я сидел с Булановой. В животе вдруг к-как р-резанет, я аж подскочил. Ч-что, сознаться ей?.. Благо нашелся. Руку в к-карман и говорю: к-ключ забыл сдать. Ринулся к шоферу автобус остановить, а оно р-раз... и отпустило. У меня так бывает. Снова подсел к ней и, естественно, давай загибать. Дескать, позже ключ сдам. Отступать-то было некуда.
Артист, думал Мельников. Александр Васильевич не верил ни единому его слову.
– И давно страдаете желудком? – спросил Волков.
– Можно сказать, со школьной скамьи. Это у меня на нервной почве, т-товарищ подполковник!
– Отчего же вам было нервничать? – ухватился Мельников.
– Как отчего? А бюро... Я еще там еле-еле отсидел. Вот вы сразу меня в оборот взяли. Д-дескать, целых четверть часа куда израсходовал? А я за эти четверть часа д-дважды по нужде сбегал.
– И двери из-за этого забыли запереть? – с иронией спросил Мельников. Но Маркин иронии не уловил:
– Да вроде запирал. Спешил, правда.
Наступила короткая пауза. Выкручивается. Глупо, но зато оригинально. Ишь, больным прикинулся. Молодой чекист был почти уверен, что и Волков на своем служебном веку вряд ли встречался с подобными объяснениями.
Волков скоропалительных выводов не делал. Он Маркину верил и не верил. Все должно быть подтверждено. Сказал:
– Хорошо, лейтенант! Но все это нужно доказать.
– К-как? – вырвалось у Семена.
– Ну, хотя бы записью в медицинской книжке, что страдаете гастритом. И потом – вы не игла в стоге сена. Наверняка вас кто-то видел, скажем, когда ходили в туалет.
– Было уже п-поздно. В штабе никого не было...
– Ничего. Припоминайте. Продолжайте, капитан Мельников!
Александр Васильевич начал говорить не торопясь, весомо.
– Итак, вы с Булановой прибыли в Дом офицеров. Допускаю, что обман с ключом был вызван внезапными позывами желудка. Зачем вам понадобилось лгать, что забыли деньги?
– Н-неправда! Деньги у меня были. Это Буланова сказала?
– Неважно. Отвечайте, Маркин! Вопросы задаю я.
– Что отвечать, т-товарищ капитан? О деньгах и речи не было. Вы можете мне не верить, н-но... Вышли мы из автобуса. Я д-даже шутил. Только вошли в кассовый зал, т-тут опять живот как хватанет. Я сразу в карманы. М-машинально, конечно. Не знаю, что она п-подумала. М-может, что деньги забыл. А в животе... Говорю ей: я, кажется, к-комсомольский посеял.
– То ключ, то комсомольский...
– Ключ это так... А к-комсомольский... Сами понимаете, это п-посильнее козырь, чтоб она меня тут же обратно отправила.
– Правильно. Козырь сильный, – машинально повторил Мельников, думая о своем. И не сдержался: – Маркин! Хватит голову морочить. Вам надо было сбежать совсем по другой причине.
– Вы что?.. Д-да я...
Волков вынужден был срочно вмешаться:
– Лейтенант! Дело очень серьезное, а вы... Внезапно убегаете. Появляетесь только через час. И как раз в то время, когда вас носит неизвестно где, в той комнате, которую последним покидали вы, совершается преступление. Не беспокойтесь. Безвинного виноватым никто не сделает. Следствие разберется. Но помогите! Капитану нужно получить бесспорные доказательства вашей непричастности к убийству.
– Д-да меня там и б-близко в то время не было! – вскрикнул крайне расстроенный Маркин. По его лицу тек пот.
– Ладно, Маркин! – продолжил допрос Мельников. – Итак, вы сели в автобус. А зачем? Разве в Доме офицеров туалета нет?
– А Зиночка?! Д-да я... От нее в т-туалет?!
– Опять есть выход. Могли сослаться на другую причину и...
– Т-товарищ капитан, не вру. Ну, р-раз уж вырвалось с этим комсомольским... Она и ухватилась. Вышла со мной. А т-тут автобус. И знаете, т-только сел – боли и п-позывы прекратились.
Да! Маркин играл бесподобно. Но как проверить? Как?
– Почему же не вернулись?
– А к-комсомольский?.. – Семен чуть улыбнулся. Видимо, воспрянул духом. – Раз уж соврал, надо было ехать «искать». Я его не терял, конечно. Поехал прямо в столовую. Желудок свой изучил. Как червячка заморю – полегче делается.
Чекисты переглянулись. Вопрос, что Маркин из Дома офицеров поехал в столовую, Александр Васильевич не прорабатывал.
– Кто вас видел в столовой? – быстро спросил Мельников.
Маркин задумался.
– И были люди, и назвать не могу. В углу зала сидело несколько человек. Но мне было н-не до них.
– Официантка-то вас обслуживала. Кто?
– Вечером у нас самообслуживание. П-питается людей мало.
Тут Маркин был прав. Мельников просто забыл об этом. Спросил:
– А повар? Не автомат же вам кашу подавал?
– Она далеко на кухне была. Г-готовые блюда и чай н-на раздаточном окне стояли. К-кажется, тетя Даша. Я оч-чень спешил.
Снова вмешался Волков:
– Понимаете, лейтенант, вы везде, как невидимка.
Маркин опустил голову. И вдруг вспомнил что-то важное:
– Где-то около восьми я звонил из столовой в Дом офицеров. Хотел п-предупредитъ Зиночку, что скоро буду.
– Она с вами говорила?
– Н-нет. Ее не позвали к телефону.
– Вас кто-нибудь у телефона видел?
– К-кажется, нет...
– У телефона тоже глаз нету, – зло высказался Мельников. – Хватит, Маркин! Вы решили за что-то ухватиться и опять же ускользаете. С кем вы говорили? В Доме офицеров у телефона всегда дежурная.
– Н-не знаю. То была не д-дежурная.
– Почему же она не позвала к телефону Буланову? Кассовый зал от телефона недалеко.
– Ответила, что не п-посыльная и бросила т-трубку.
Да, Мельников теперь не сомневался, что Маркин выкручивался. Он придумал столовую, чтоб увести себя от штаба. Он придумал даже телефон. Но говорил с тем – не знаю с кем. А Маркин сидел потный, раскрасневшийся. В разговор вступил Волков:
– Вот что, лейтенант! Вспоминайте. Может быть, вас видели, когда ехали в столовую или из столовой? Не иголка же вы...
Маркин оживился:
– Вспомнил! Товарищ капитан, я ведь в вашем «газике» ехал. Вы водителю еще что-то н-наказывали. Неужели меня не видели?
Ну и хитер, снова подумал Мельников. Вслух сказал:
– В «газике» вы ехали от центральной проходной. Откуда туда пришли? Из штаба или из столовой? Вот что доказать надо.
Маркин опустил голову. Защищаться было нечем. Степан Герасимович мелкими шажками мерял комнату. Он понимал, что ситуация для Маркина сложная. Подошел к оружейному столу, на котором лежали его куртка и шапка. И с внутренней стороны шапки, и у мехового воротника на куртке была нарисована чернилами рыбина и крупно написано: «СОМ».
– И давно, лейтенант, занимаетесь тайнописью?
Маркин вздрогнул, но, поняв о чем речь, даже улыбнулся:
– Какая это тайнопись, товарищ подполковник? Еще с училища привычка вещи свои помечать.
– Что же ваш «СОМ» означает? – Степан Герасимович умышленно прикидывался простачком. Надо было развеять Маркина.
– Просто-напросто мои инициалы. Семен Александрович Маркин.
– Но тогда ведь получается «САМ».
– Я умышленно под рыбу подделался. Малость затемнил.
– Как и во всем, – едко вставил Мельников.
Волков строго взглянул на коллегу, Маркину сказал:
– Ну что ж, в свою юность я тоже вещички клеймил. Букв, правда, не писал, зато кот усатый даже на белье красовался.
Степан Герасимович видел, как настороженно слушал его Маркин. Видимо, ждал подвоха. Чтобы окончательно рассеять его мысли, вяло глянул на часы и, ни к кому не обращаясь, спросил:
– Где же это машина запропастилась?
А Мельникову не терпелось продолжать. Маркин был прижат. Стоило еще чуть-чуть и... Тяжеловесно спросил:
– Маркин, почему вы не пошли в кино? Когда вы вернулись из гарнизона, сеанс только начался.
Семен бросил на Александра Васильевича вопросительный взгляд. Ему, видно, страшно хотелось узнать, что известно чекисту.
– Зачем повторяться? Вам же Б-буланова рассказала.
– Маркин, я вас спрашиваю!
Тот молчал. Видимо, мучительно боролся сам с собой.
– Хорошо! Т-товарищ п-подполковник недавно сказал: на некоторые вопросы я м-могу не отвечать. Я воздерживаюсь от ответа.
Мельников и Волков недоуменно переглянулись. На лице Маркина застыло и отчаяние, и решительность. Волков подумал: «А парень с характером!» Мельников обозлился. Однако раздраженность сумел сдержать.
Он был уверен, что Волковское отступление подействовало на ход следствия отрицательно. Попробовал нажать:
– Так... Значит, вы отвечать отказываетесь?
– Воздерживаюсь, – поправил Маркин.
Серьезных допросов Мельникову вести не приходилось. Он считал: вопрос – ответ! Вопрос – ответ! Ну, будут хитрить, плутовать, выкручиваться, может быть, дерзить, а так резко... Александр Васильевич закурил, жадно и часто стал затягиваться. Смял окурок гармошкой, взял карандаш, приготовился писать.
– Ладно... Где вы были утром восемнадцатого числа?
– На аэродроме, – без особых раздумий ответил Маркин.
– С аэродрома никуда не отлучались?
Маркин задумался. Опять Мельникову показалось, что ему сильно хочется знать, что известно следователю.
– Отлучался. Ходил на склад за датчиком.
– Сколько вы пробыли на складе?
– С часик. Склад оказался закрытым.
– Непонятно. Склад закрыт, а вы там целый час?..
– Так я же не знал, что он весь день не будет работать.
Мельников очень внимательно поглядел Семену в глаза.
– Вас у склада кто-нибудь видел?
Маркин пожал плечами.
– Опять невидимка, – вырвалось у Мельникова. Александр Васильевич почти не сомневался, что Маркин специально уводит от свидетелей. Их просто нет.
– И куда же вы отправились потом?
– На аэродром. Куда же еще? – Маркин как-то замялся.
– Неправда! На аэродроме вы появились около двенадцати. А утром вас видели в городе, – схитрил Мельников. А вдруг...
На Семена страшно стало смотреть. Он так раскраснелся, что, казалось, вот-вот лицо расплавится от накала.
– Нет, нет!.. Н-не может быть. К-кто-то об-бознался...
Но Александр Васильевич оценил ответ по-своему: взять на пушку, оказывается, иногда уместно. Еще сильней нажал:
– Где и с кем вы в городе выпивали?
– Д-да вы что, т-товарищ к-капитан?
– Спокойнее, лейтенант! Факты и свидетели, – вмешался Волков.
– Ф-факты?.. Хорошо. Я соврал. У склада б-был недолго. П-пошел в общежитие. П-переживал. Это б-бюро. К-как уснул...
– Допустим. Кто вас видел в общежитии? – спросил Мельников.
– К-как кто? Рабочий день. Люди все на службе. Может, д-дежурная?.. Она б-белье гладила. А вот видела ли?..
– Вы же ее видели. Да и ключ от комнаты у нее ведь брали.
– У меня свой к-ключ, – пояснил Семен. – По образцу сделал. Я заперся изнутри и п-прилег.
– Вот видите, лейтенант, – теперь уже не сдержался Волков, – везде вы, как невидимка. Не настораживает ли это?
– П-почему невидимка? Когда я уходил из общежития, меня тетя Женя видела. Д-дежурная наша, – уточнил Маркин.
В разговор снова вступил Мельников.
– Вы понимаете, товарищ подполковник, его видят всегда тогда, когда это ему выгодно. То я его видел, когда неизвестно откуда он добрался до центральной проходной. Теперь тетя Женя, когда он незаметно вернулся из города и переоделся в техническое обмундирование, чтоб уйти на аэродром.
Семен сидел вялый, притихший. Как он сейчас не был похож на горделивого Маркина, отказавшегося ответить на вопрос чекиста.
– Да-а... Задаете задачки, лейтенант! – почесал затылок Волков. – Вот какое напутствие. Ищи свидетелей. Коль сам на себя в кнут узлов навязал, сам и развязывай. Есть такая пословица. И нос не вешай. Зря тебя никто не посадит и чужое не пришьет.
Получив разрешение, Маркин вышел. В буржуйке давно потухли угольки, но в помещении было не холодно. Только потемнело.
– Что скажешь, Александр Васильевич?
– Что говорить? Крутится. Все его объяснения – фикция. И если раньше предлогом, чтоб сбежать от Булановой, был ключ, то теперь его заменил комсомольский билет.
– А вдруг в самом деле у него с желудком не в порядке?
– Но отсутствие свидетелей?..
– Да, каши заварил он много, – вздохнул Волков.
– А вот как ее расхлебывать?
– Ну, тут поле для деятельности большое. Ехал в автобусе до проходной он не один. Шофер наверняка сможет кого-нибудь назвать. Кто-то да видел, куда он пошел. В столовой люди тоже были. Хорошо бы узнать, знались ли Яковлев и Маркин?
– А я и думать не хочу. Конечно, знались. Был Маркин в городе. Был! Вы видели, как он изменился, когда я его прижал?
– Это не доказательство. У тебя есть сведения, что Маркин вернулся на аэродром выпивши?
– Нет. Но они с широколицым могли угостить только Яковлева.
– Могли да не могли... Словом, проверить!
Мельников обиженно поджал губы:
– Непонятна ваша позиция, Степан Герасимович! Вы так защищаете Маркина, словно убеждены в его невиновности, а в моей предвзятости.
– Мне важна истина, – строго ответил Волков.
В помещении стало почти темно. Где-то на улице трижды просигналил «газик». Все было сделано, как Волков приказал.
– Не сердись, Александр Васильевич! Взвалить на невинного человека чужое преступление – страшнее расстрела. Не спорю. Против Маркина есть веские подозрения, но, понимаешь... Сегодня очень внимательно прочитал его личное дело. Сын инвалида Отечественной войны. Мать погибла санитаркой на фронте. Когда бы он успел? Кто его завербовал?
– Отец у него сильно выпивает. Парень был предоставлен улице. Ради копейки кое-что перепродавал. А когда нужны деньги...
– Следовательно, его завербовали мальчишкой. Завербовали и велели поступить в авиационное училище, чтобы потом иметь авиационного специалиста, скажем, для диверсий? Так?
– Я стою именно на такой позиции, – подтвердил Мельников.
Волков прошелся. За окном снова просигналил «газик».
– Зовет. Пожалуй, пора, – остановился Степан Герасимович.
Вышли. На улице потеплело. Густая синева уже наползла на самолеты, и на стоянках зажглись огни. С юга дул ветерок. Снег на глазах делался мягким, просадистым. Утомленные долгой неприятной беседой, офицеры остановились у газика. С наслаждением дышали свежим сыроватым воздухом. Мельников тихо сказал:
– Беспокоюсь я все же. Не вспугнул ли Маркина?
– Боишься, что удерет?
– А что?.. Степан Герасимович, может быть, все же есть смысл его арестовать? Через Кикнадзе, конечно.
Волков немного помолчал. Вдруг спросил:
– Значит, утверждаешь, что Маркин был не в общежитии, а вместе с широколицым и Яковлевым в городе?
– Да, почти уверен.
– Тогда и я почти уверен, что солдата убил не Маркин и даже не широколицый. С арестом пока воздержимся.
Мельников опешил. Он ожидал любого заявления, но этого...
– Как?..
– А вот так! Поехали, дружище! Пора и честь знать.
