Текст книги "Поединок"
Автор книги: Александр Царинский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
29
По следу «Урагана»
Степан Герасимович ждал Мельникова в кабинете. Тот вошел ровно в шесть. Точный, отметил про себя Волков и попросил:
– Возьми ключ от тыльных дверей и предупреди начальника караула, чтобы туда не ходили. Мы поколдуем малость.
«Колдовать» начали не с улицы. Быстрым шагом прошлись с секундомером по коридору и вошли в комнату Кикнадзе.
– Так... Около минуты, – вполголоса сказал Волков и что-то записал в блокнот. – Александр Васильевич, как думаешь, сколько надо времени, чтобы выломать окно?
– Взломщиком я не был, но думаю, минуты за две управлюсь.
– Хорошо. Будем считать две вместе с прыжком на улицу.
Потом вышли из штаба. Прошли к окну, из которого прыгал убийца, Волков проинструктировал Мельникова, как действовать, велел надеть плащ-накидку и по команде «пошел» включил секундомер.
Все указания Александр Васильевич выполнял очень старательно. Пробежал по снежной целине, где восемнадцатого декабря оставил следы преступник, и, стаскивая на ходу плащ-накидку, свернул на дорогу к тыльной двери штаба. Отпер замок, сорвал дощечку с печатью и, открыв дверь, очутился в тамбуре. Засунул брус, который ими же был заранее вынут из скоб, протер шваброй пол и быстро прошел по коридору в комнату Кикнадзе.
– Четыре минуты сорок секунд, – объявил Волков. – Даже перещеголял убийцу. – Степан Герасимович шутил, но Мельников чувствовал, что у него что-то не получается.
Повторили операцию еще раз. Время затратили почти то же. Волков делал какие-то расчеты на бумаге. С досадой заметил:
– Остается целых три минуты, даже с хвостиком. Куда же потрачены эти три минуты?
Мельников старался уловить мысль старшего коллеги, но пока не мог. Ясно было одно: Волков проверяет на минуты его утреннюю версию. Ведь не зря же Степан Герасимович сегодня так здорово его высек. Точно. Утром я ляпнул, что для всей операции убийства Маркину потребовалось десять минут. А результат: две минуты окно и прыжок, четыре минуты сорок секунд пробежка и вскрытие двери. Итого около семи минут. Так вот каких трех минут не хватает! Обрадованный внезапной разгадкой «тайны шефа», Александр Васильевич сказал:
– Я знаю, куда убийца потратил еще три минуты. Окровавленные вещи бегал прятать. А я накидку прямо у двери бросил.
– Точно. Умница, Александр Васильевич!
Они посидели немного молча. От правды никуда не денешься: Александр Васильевич хоть и оставался еще горячим, но Волков чувствовал, что кое в чем он старается ему подражать.
Александр Васильевич думал о другом. Почему Волков до сих пор не интересуется результатами допроса Маркина? Неужели эти глупые минуты, за которыми гоняются, ценнее неопровержимых данных, принесенных им из гауптвахты. Спросил:
– Когда прикажете доложить протокол допроса?
– Успеем с этим. Завтра воскресенье. Приду утром и ознакомлюсь. – Волков взял у Мельникова протокол и спрятал в сейф. – Александр Васильевич, помнится, ты хвалил за наблюдательность рядового Ивченко. Пусть придет сюда завтра к одиннадцати утра. Не хватает маленького звена. Может быть, уточнит.
– Вас понял. На встречу с Игнатенко мне ехать?
– Пожалуй, нет. Побудь с семьей. Вот шоколадка для Толика.
– Спасибо. Но если потребуюсь, вы сразу вызывайте.
– За этим дело не станет, – горько улыбнулся Волков. – Знаешь, рада бы курица на свадьбу не идти, да за крыло волокут? Вызовем!
Иван Иванович встретился с Волковым с опозданием почти на час. Он тоже шел по следу. Трудно было взять тот след. Колей Бычковым были опрошены десятки соседей покойного, но никто внятно не мог сказать, имел ли Крайнин связь с какой-нибудь женщиной. И тут на ум пришла интересная мысль. Со слов солдата следовало, что его пытались обработать. Из показаний Козырева – что Яковлев вернулся в казарму выпивши. Значит, перед тем, как начать вербовку, солдата угостили. Где? Свои квартиры враги не раскроют. Рискованно. Если пить в «Победе», надо выехать куда-нибудь в степь. Оттуда солдат вряд ли бы вырвался. Значит, выпивали в пивной или столовой. Больше всего подходит пивная. Народу поменьше. Не там ли работает злая фея с жесткими светлыми волосами? Не она ли предоставила свое заведение для вербовки?
Эта мысль и повела Игнатенко на «экскурсию» по питейным заведениям. Благо, городишко невелик. Только три пивных бара.
Первую пивную Игнатенко забраковал сразу. В ней работал хромой инвалид войны. Забраковал и другую. Это была скорее маленькая столовая. Штат три человека. Почти всегда людно. Не подходила такая забегаловка для разговора тет-а-тет.
Третья пивная разместилась почти на краю Степняково. Старый, крепкий домишко. Заведение будто пряталось в череде окраинных изб. Обслуживала одна хозяйка. Худенькая, лет сорока. Поверх ватника белый халат. Голова покрыта серым пуховым платком. Из-под него проглядывают светлые волосы.
Иван Иванович заказал кружку пива и пару котлет. Женщина проворно стала выполнять просьбу. Кроме Игнатенко в пивной был еще один посетитель. Он жадно раздирал сухую воблу и, посасывая рыбешку, запивал пивом. На его столе стояло уже три осушенных кружки. Заметно пошатываясь, мужик подошел к буфету.
– Налей в долг, Катька!
– Хватит. Зенки уж совсем пропил.
– Тебе какое дело? Налей, не то больше сюда ни-ни...
– Ты жену пужай! А мне ты и даром не нужен.
– Гляди, Катька! – мужик наискось надел шапку и вышел.
Поговорить бы с ним, решил Иван Иванович и, быстро прожевав котлету, пошел к буфету расплачиваться.
– Может, еще кружечку налить? – игриво спросила буфетчица.
– Спасибо. Если чайком угостите, я вечерком загляну.
– Приходи, мил человек. Не только чайком угощу.
Мужика Игнатенко нагнал быстро. Тот шел пошатываясь.
– А Катька эта ничего бабенка, – зацепил Иван Иванович.
– Бог смерти только не дает, – приостановился мужик. Осоловелыми глазами он посмотрел снизу вверх на Игнатенко. – Что, понравилась? Ставь пузырь, пойдем познакомлю.
– Чего с ней знакомиться? У нее, наверное, есть?
– Кобель есть, а не мужик. Был, вернее.
– Почему был?
– Тю-тю, ушел. Ну, как, ставишь пузырь?
– Сначала расскажи, что за баба и где тот, что тю-тю?..
– Баба как баба. А тот ф-фють... На тот свет ушел. Угорел.
Иван Иванович заволновался. Неужели след? Боялся насторожить захмелевшего спутника, но время не ждало. Решился:
– Ну, поставлю пузырь. А она меня р-раз... и отошьет. До самой смерти, поди, с тем встречалась? Любила, небось?
– А черт ее знает. Ей лишь бы кобель.
Игнатенко огорчился. Мало ли, когда они могли встречаться с Крайниным. Может, дело давно было. И все же этот притушенный пепел надо было расшевелить. Дав команду Бычкову собрать сведения о хозяйке пивной, Игнатенко вечерком «забрел» в заведение Екатерины попить чайку. Она сразу его заметила. Принесла в графинчике водку, на тарелке свеженажаренную картошку с пышными котлетами.
– Вот ваш чаек. Как обещала.
– Пусть мужики разойдутся. Вдвоем-то чаевничать веселее.
Она благодарно взглянула ему в глаза. В них читалась и страсть и смятение. И впрямь, кобеля ищет, подумал Игнатенко. Стало противно. Но что поделаешь? Надо было играть.
Бар опустел к девятнадцати. Екатерина бесцеремонно, с напускной грубоватостью, выгнала засидевшихся посетителей и с улыбкой подошла к Ивану Ивановичу. Они чокнулись и выпили за знакомство. Потом выпили еще раз. Она пила наравне с ним, не стесняясь. Стала называть его на «ты», словно знала сто лет.
Да, птичка та еще, думал Игнатенко. А Екатерина, захмелев, язвительно спросила:
– Значит, говоришь, прикомандированный? Женка там, а ты здесь краль заводишь?
– Разве я не имею права поужинать с симпатичной женщиной?
– Ух, и хитер же ты, мужик, – ласково ударила она его по плечу. – Ну, хрен с ней, с твоей бабой. Но учти, я ревнивая.
– Я тоже ревнивый. Что же у вас, так никого и нет?
– Был да сплыл, – сказав это, она испугалась и протрезвела.
– Где же он? – ухватился Игнатенко.
– Муж-то?.. Разошлись.
Разговор стал натянутым. Обдумывая, как поступить дальше, он полез в карман за деньгами.
– Возьмите. Сдачи не надо, – протянул ей хрустящую сотню.
Потом Игнатенко пошел провожать Екатерину. По дороге говорил о пустяках, чтоб не насторожить ее. Подошли к дому, остановились.
– Замерзла я чуточку. Давай, топай домой. Вот дочку днями к бабке отправлю, тогда и в дом зайдем.
– Завтра воскресенье, Катя! Давай вечерком в кино сходим.
– В кино? Вообще, можно. Давненько в кино не ходила. Ну... мне пора.
Он удерживать не стал. Как бы не испортить дело. Договорились, что возьмет на завтра в кино билеты и придет за нею.
Когда Игнатенко закончил доклад, Волков спросил:
– Какие выводы, Три «И»?
– Выводы? Надо добывать волос.
– Ну, что ж, добывай!
Игнатенко ушел, а Волков долго смотрел в окно. Где-то далеко в стороне аэродрома прочертила небо падучая звезда. Был след и... нету. По такому же невидимому следу шли и они.
30
Клин вышибают клином
В понедельник тридцатого декабря, едва Степан Герасимович переступил порог своего кабинета, к нему на прием попросился начальник отдела кадров подполковник Сахаров. В его руках был черный бумажный пакет.
– Ваше приказание выполнено, – Сахаров высыпал из пакета на стол фотографии молодых офицеров. Их было не менее полусотни. – Сфотографировали и тех, кто прибыл в прошлом году.
– Кашу маслом не испортишь. Фотографии сделаны без ретуши?
Сахаров виновато омрачился:
– Не успеть было в такой срок...
– Ну, хорошо. Свободны, Владимир Сергеевич!
Когда Сахаров вышел, Волков приказал дежурному по части никого к нему не пускать. Отыскал нужную фотографию. На этой фотографии, правда, едва-едва, но видно... Достал интересующее его личное дело и раскрыл. Теперь на Степана Герасимовича глядели два фото. Какое поразительное сходство!
В дверь постучали. Волков торопливо захлопнул личное дело и собрал все фотографии в пакет. В проеме двери показался Мельников.
– Извините, Степан Герасимович, дежурный предупредил, но...
– Запрет одинаков для всех. Коль ворвался – слушаю!
– Какие указания в отношении Маркина?
– Все указания сделаны. Посадил под следствие, – Волков встал с кресла, прошелся. – Вчера я очень внимательно прочел протокол допроса. Маркин признал свою вину?
– Нет. Упорствует. Но его песенка... Кстати, в протоколе не отражен еще один факт. После очной ставки Козырев дождался меня и, правда, неуверенно, высказал подозрение, что человек, который, совершив убийство, прыгал из окна, был Маркин.
– Да?.. Это уже любопытно, – Волков внезапно остановился. – Как думаешь, на Козырева можно положиться?
– Думаю, можно.
Степан Герасимович опять стал ходить, массируя шрам.
– Есть одна мысль. Пригласи-ка Козырева сюда.
Козырев вошел в кабинет настороженно. Не часто высокое начальство вызывает лейтенантов.
– Садись, лейтенант! – указал Волков на стул. – Есть необычное дело. Нужно нам помочь.
Козырев глядел на Степана Герасимовича непонимающе. Сел.
– Ну что ж, сейчас объясню. Прежде чем остановиться на вашей кандидатуре, посоветовался с капитаном Мельниковым. Скажу прямо, своим поведением и в день трагедии с рядовым Яковлевым, и вообще, у вас проявился некоторый дар юриста. Однако, прежде чем ставить задачу, мы должны быть уверены, что сумеете держать язык за зубами и охотно будете нам помогать.
Козырев помолчал. Предложение было явно неожиданным.
– Первое для меня не трудно. Второе... Справлюсь ли?
– Главное – желание.
– Хорошо. Я готов выполнить ваше задание.
– Тогда перейдем к делу. Раскрою карты. Кресло начальника штаба я занимаю для маскировки. В действительности, я сотрудник госбезопасности. – Волков взглянул в глаза Козырева. Его, видимо, интересовала реакция лейтенанта.
Но Козырев остался спокоен. Только сосудик забился на его виске сильнее. Зато Мельников был растерян. Он не ожидал от Волкова такой откровенности. А Степан Герасимович доверительно продолжал:
– Теперь, когда все ясно, считаю целесообразным кое-что сообщить. Сейчас под следствием находится Маркин. Против него выдвинуты серьезные обвинения. Большинство из них точно доказаны. Послушайте. Потерпел катастрофу наш самолет. Накануне злополучного вылета дежурным по стоянке был Маркин. В день гибели вашего подчиненного он тоже находился в штабе. Больше того, плащ, в котором вы видели прыгающего из окна человека, принадлежит Маркину. Кстати, мысль, что в плаще мог быть именно Маркин, высказали и вы. Так?
– Так точно, товарищ подполковник! Я и сейчас не вполне...
– Похвально, лейтенант! Похвально то, что эту мысль высказали не сразу. Ваша неуверенность, точнее, умение сдерживать подозрения, в которых не убежден, нас и подкупила. Поэтому вашу кандидатуру на роль помощника я одобрил.
Волков говорил, глядя в глаза Козырева: спокойные, внимательные, чуть напряженные.
– Не стану обосновывать доказательства. Обвиняемый выдал себя и внезапным исчезновением. Причем в ту ночь, когда умирает маркер. У капитана Мельникова есть подозрение, что его смерть тоже на совести Маркина. Недалеко от дома маркера подобраны лыжи. На них, как и на окровавленном плаще, есть клеймо «СОМ». А во дворе маркера обнаружены следы этих лыж. Пока эту точку зрения не разделяю. Над фактом надо работать. Но Маркин попал в аварию и обличил себя. Зная, что его могут на станциях искать, бежал под чужим паспортом. Все ясно, лейтенант?
– Так точно!
– Наверное, думаете: почему так пространно подполковник все объясняет? Отвечу. Чтоб хорошо знали, насколько серьезное дело, в коем дали согласие участвовать. Теперь о ваших задачах! Завтра утром я вылетаю в Москву. Загляну и в Серпуховское училище, где окончил курс Маркин. На время моего отсутствия помощником капитана Мельникова становитесь вы. Посылать начальником караула на гауптвахту будут только вас. Кстати, хотелось бы услышать фамилию еще одного достойного офицера в смену, с кем вы через день несли бы караульную службу.
– Лейтенант Пивовар! – вместо Козырева предложил Мельников.
– Да, ничего парень, – поддержал Козырев.
– Одобряю. Выводным, чтобы следить за одним Маркиным, нужно взять тоже постоянного человека. Как ваш Ивченко?
– Дисциплинированный, хороший солдат.
– Вот и отлично. К Пивовару тоже подберем такого. Теперь главное. Вынужден открыть еще секрет. В начале января должен сделать первый вылет второй новый истребитель. Есть предположение, что Маркин действовал не один. Сорвать и этот вылет, видимо, у врагов – задача задач. Не исключено, что они попытаются проникнуть к арестованному. Может быть, убрать, как маркера, чтоб навеки положить в склеп тайну о других, может быть, добыть словесный инструктаж, как уничтожить другую машину. Для этого и посылаем вас на гауптвахту. Отвечаете за Маркина головой. Вторая задача. При разумном подходе к делу вы можете выследить, кто будет пытаться проникнуть к подследственному. Предупреждаю, будьте бдительны. Сообщником Маркина может оказаться самый надежный человек. Задача не напугала?
– Никак нет. Мне бы только поподробней инструктаж.
– Инструктаж и вам, и Пивовару даст капитан Мельников. Выводные получат особую задачу. К арестованному не допустят даже начальника караула – это приказ. И еще. Отныне переходите в негласное подчинение капитана Мельникова. Доклад о самых незначительных подозрениях – немедленный.
Когда Козырев ушел, Степан Герасимович подошел к окну и долго смотрел на улицу. Мельников молча курил. Ему было отрадно, что, наконец, сам Волков выложил Козыреву все убийственные улики против Маркина, которые ему, Мельникову, приходилось с такими потугами оспаривать. Но так открыть все карты?
Сегодня Степан Герасимович был в особом настроении. То сердит, то серьезен, то вот идет от окна, улыбаясь. Видимо, дело движется к концу. Но почему Козыреву сказал, что улетает, а мне об этом ни слова? Воспылала своеобразная ревность.
– Когда вы приняли решение лететь в Москву?
– Вчера, Александр Васильевич. После беседы с рядовым Ивченко. Теперь в моем кармане последнее звено.
О каком звене шла речь, Мельников не понял. В «Маркинском деле» ему было уже все ясно. Старику, видимо, нужны какие-то дополнительные обличающие доказательства. Спросил:
– Какие будут указания мне?
Волков прищурил глаз.
– Есть указания, есть! Но вначале хотел бы знать твое мнение о беседе с Козыревым. Не ошиблись ли в доверии?
– Думаю, нет. Офицер, вроде, надежный. Вот, что преподнесли ему все на тарелочке... Даже сообщили о вылете самолета...
На губах Волкова блуждала едва заметная улыбка.
– Для этого были свои соображения. Но продолжим разговор о протоколе допроса Маркина. Меня интересуют выводы.
– Вы же их четко изложили сейчас Козыреву.
– Так... – построжал Волков. – Но даже Козыреву сообщено, что смерть маркера, приписываемую Маркину, ставлю под сомнение.
– Понятно. Вы до сих пор разделяете взгляд Игнатенко, что на лыжах была женщина?
– Прежде всего меня убеждают умные, хорошо продуманные доказательства, опирающиеся на факты.
Теперь уже встал и прошелся по кабинету Мельников.
– Я их изложил и твердо стою на своих позициях.
– Но твои позиции хлипкие, как то болото, что чавкает под ногами. Хочешь, разобью тебя в пух и прах? Будем воевать?
Мельников остановился и с удивлением посмотрел на Волкова.
– Не понимаю вас. Насчет Маркина мы с вами воевали не раз. И наконец, сегодня вы пришли к моему выводу.
Волков помрачнел.
– Не спеши, Александр Васильевич! Цыплят по осени считают. Ответь, пожалуйста, в котором часу Маркин был подобран у оврага под Верхнесалтыково?
– Около половины первого ночи.
– Так... Половина первого. А сколько нужно времени, чтобы добраться туда от нас? Пусть при самой быстрой езде?
– Часа полтора-два. – Мельников начинал что-то соображать. А Волков развивал мысль:
– По докладу Три «И», в день смерти маркера его окна светились почти до двенадцати ночи. Пусть около двенадцати маркер лег. Маркин был в комнате. Игнатенко его прошляпил. Случилось идеальное: прощаясь, Маркин потушил свет, подбросил в плиту угля, закрыл вьюшку и... драпа. Мог ли он с двенадцати до полпервого добраться до того места, где был подобран? А ведь надо было и от лыж избавиться.
Мельников почувствовал, что почва под его теорией шатается. Нестыковка по времени была велика. Упрямо пролепетал:
– Но он мог закрыть трубу раньше.
– И ушел, да? А дурак маркер с девяти или полдесятого вечера, пока Маркин добирался до Верхнесалтыково, поглощал чадный газ и умышленно не ложился до двенадцати, чтобы сбить с толку Игнатенко?
Да... Теория Мельникова трещала.
– Продолжим. Анализировал Александр Васильевич, почему обвиняемый признал свой плащ и галоши, но отпирался от лыж?
– Думаю... Постойте, постойте! Он в душе был согласен с тем убийством, но испугался, что ему пришьют и маркера.
– Ничего ты не понял, – вздохнул Волков. – На твою неопытность да горячность как раз враги и рассчитали. Сунули Маркина на растерзание и ты уцепился за него, как голодная кошка за крохотную мышку. А Маркин ни к одному из убийств не причастен.
– Что?! А кто же тогда? Кто? – Мельников стал красный, как кумач.
– Настоящий убийца Козырев!
– Козырев? – Мельникову почудилось, что пол ходит под его ногами. – Козырев?! – повторил он и проглотил слюну.
– Да, Козырев. Именно – Козырев!
– Так как же?.. Нет, я ничего не понимаю. Вы шутите, Степан Герасимович! Зачем же вы тогда ему так все?..
– Тактика, Александр Васильевич! Клин вышибают клином!
31
Кто кого
Ошарашенный внезапным открытием, Мельников отупело молчал. Только несколько минут назад он считал себя «на коне» и вдруг... Нет, не укладывалось в голове... И он не удержался:
– Степан Герасимович, я прошу объяснения. Вы раскрыли себя. Сообщили Козыреву дату вылета нового истребителя.
Волков стоял у окна. На улице падали большие хлопья снега. Они напоминали опадающие листья акаций. Степан Герасимович отвернулся от окна, неторопливо прошел к своему креслу, сел.
– Объяснения? Что ж, давай разберемся. Итак: раскрыл себя! Верно. Раскрыл. Но моя конспирация исчерпана. Козырев следит за твоими действиями. Неужто не пришла ему мысль: почему никто иной, как я, вместе с тобой всю ночь отдал разбирательству ЧП? Разве это целиком задача начальника штаба? Да и неважно, «засветил» он меня или нет. Главное, я сам доверительно раскрываю ему карты. Теперь, зачем сообщил о вылете нового самолета? Как будто действительно выдал тайну. Но ведь точная дата осталась неназванной. Что самолет планируется к скорому вылету, знает каждый офицер гарнизона. Но этим сообщением я еще больше вхожу в доверие к Козыреву. Такие вещи можно сообщить лишь надежному человеку. Вместе с тем, привязываю его к гарнизону. Враги, в том числе и Козырев, останутся на местах, чтобы уничтожить второй истребитель. Далее... Маркин представляет для них определенную опасность. Вчера вспомнил, что показывал Козыреву телеграмму, завтра может припомнить еще что-то. Значит, от него надо избавиться. Своим доверием и привязкой к арестованному мы ставим Козырева в роль дрессированной кошки. Рядом цыпленок, съесть легко, но, по замыслу дрессировщика, кошка должна с ним играть и беречь, как зеницу ока.
– Я вас понял, Степан Герасимович! Поэтому вы так строго и приказали Козыреву, что отвечает за Маркина головой?
– Безусловно. Но главная подстраховка другая. В его карауле – Ивченко. В другом составе – лейтенант Пивовар. Этим ходом рассеиваю сомнения Козырева, что строим ему ловушку.
– Еще вопрос, Степан Герасимович! Ваш временный отъезд планируется реально или?..
– Я чекист, Александр Васильевич! А чекисты – люди слова. Подумай сам. Выдал Козыреву информацию, что улечу, и вдруг соврал. Что-что, а это он проверит.
Вид у Мельникова был грустный. Такое нагромождение фактов, столько улик против Маркина и вдруг... Подобные вещи часто отбивают руки от работы, вселяют неверие в свои силы.
Волков видел, что подчиненный переживает. Прежде, чем раскрыть его промахи, решил успокоить:
– Александр Васильевич, наши враги не лыком шиты. Я с опытом, и то дошел до истины после того, как тоже сделал не одну ошибку. И знаешь, что интересно в этой истории? Как ни странно, но твои промахи сыграли положительную роль.
– Не смейтесь, Степан Герасимович!
– Говорю серьезно. Даже без утешения. Ты так легко клюнул на приманку недругов, что они, рассчитывая на твою неопытность, стали бросать новые. На этом и попались.
– Вы, может быть, все же объясните?
– Придется. Главная твоя ошибка – навязчивость идеи. Тебе не понравился Маркин, когда вручил Козыреву письмо девушки. А когда к человеку зарождается неприязнь, появляются подозрения и на более весомые вещи. В день катастрофы Маркин дежурил на аэродроме. В день гибели Яковлева оказывается в штабе. В прерванном телефонном разговоре Яковлев произносит обрывок слова «марк...», а Козырев, описывая убийцу, рисует его под внешность Маркина. Однако нам удалось установить, что «марк...» – не Маркин, а маркер. Так же убедительно доказано, что Маркин не мог убить Яковлева, так как последний не допустил бы к себе незнакомого человека. Так? А вот навязчивая идея, что убийца все же Маркин, тебя продолжала преследовать. Ты стал искать свидетеля подтвердить, что Маркин и Яковлев знакомы. И нашел его в лице Ивченко. Дальнейший путь тебе любезно стали прокладывать наши недруги.
– Не понимаю...
– Сейчас поймешь. Когда обнаружилась находка в колодце?
– Двадцать шестого декабря.
– А когда убит маркер и исчез Маркин?
– В ночь с двадцать пятого на двадцать шестое.
– Улавливаешь?
– Пока – нет.
– Попытаюсь объяснить. Козырев следит за каждым твоим шагом. Знает, что в убийстве подозреваешь Маркина. Он делает все, чтобы ты не свернул с этой дороги.
Мельников волновался. Слова шефа, словно пули, выпущенные меткой рукой снайпера, били прямо в десятку.
– Все идет хорошо. По плану. И тут Козырев замечает, что ты усиленно приглядываешься к маркеру. Вспомни-ка бильярдную. Козырев был там?
– Да, был... – Мельников все понял. Так вот кто за мной следил, а не Чухра и Маркин! – Степан Герасимович, только не в бильярдной я выдал себя. Позже. Когда пошел за маркером.
– Вот видишь, значит идем по истинному пути. – Волков помолчал и продолжил: – Итак, Козырев понял, что Крайнин под нашим оком. Он трусоват. Может расколоться. Что делать? Срочно убрать! Еще не ясно, кто это сделал, но факт, что тот погиб на следующий лень. А раз всплыл маркер, значит Маркин, так сказать, реабилитирован. Начнутся новые поиски, и могут напасть на след Козырева. Как же снова надеть петлю на Маркина? И находят, как. Но вернемся к двадцать шестому декабря. Как ты среагировал, когда нам принесли сверток, найденный в колодце?
– Обрадовался. Улики, как-никак, – признался Мельников.
– Во!.. А меня неожиданная находка насторожила. Посуди сам. Яковлева убили восемнадцатого декабря. Неделю не могли найти доспехов убийцы, а двадцать шестого забивается колодец и сверток, как по щучьему велению, сам попадает нам в руки. Нет ли тут связи с маркером? И страшная догадка: готовится покушение на Маркина! Срочно позвонил тебе и приказал его арестовать.
Мельников горько улыбнулся:
– А я, дурак, праздновал победу. Думал, наконец, вас убедил. Как же вы догадались, что готовится покушение?
– Вспомни одну деталь. Во дворе маркера был след лыж. Выслушав мнение Игнатенко, я спросил у тебя: «Есть ли у Маркина лыжи?» Ты тут же решил, что убийца маркера тоже Маркин. А вопрос был задан с другой целью. Уже тогда я был уверен, что лыжи найдутся и что на них непременно окажется «СОМ». Ты удивляешься, почему Маркин признал своими плащ и галоши, но отрицает лыжи? А все потому, что плащ и галоши действительно его, а лыжи – нет. Расчет врагов прост. Окровавленный плащ они выдали на-гора двадцать шестого. Накануне ночью убит маркер. Как показать, что оба убийства дело одних рук? Маркину надо исчезнуть! Причем сразу после смерти маркера. Дескать, убил и удрал.
– Значит, его показания правдивы?
– Да! Именно телеграммой его выманили из Степняково.
– Где же она? Козырев – ясно! Он спасал свою шкуру. Но по какой причине жена Азарова отрицает, что видела и телеграмму и самого Маркина?
– В этом надо еще разбираться. Тут что-то не то.
– Почему же Маркин оказался в овраге? Откуда у него чужой паспорт и ампула?
– Тоже не ясно. Что-то помешало убийце довести дело до конца.
– Но ведь это предположение. Как доказать?
– Доказать?.. По твоим же данным. Удивлен? Зря, Александр Васильевич! Надо уметь анализировать имеющийся материал. Ты ведь докладывал, что Маркин, придя в сознание, сам назвал врачам свою фамилию и сам просил срочно сообщить в часть, что находится в больнице. Так?
– А что ему оставалось делать?
– Во всяком случае, коль за плечами убийство, а в кармане чужой паспорт, искал бы поумнее. Старался бы скрыться от правосудия, а не лезть ему в руки.
– Почему же вы приказали перевести его под следствие?
– Обманный ход, – улыбнулся Волков. – Противники рассчитывали навязать нам Маркина вместо себя. Пусть думают, что мы клюнули.
Мельников был обескуражен. Что значит неопытность!
– С Маркиным ясно, Степан Герасимович. Но как вам удалось напасть на след Козырева?
Волков подошел к расстроенному подчиненному и похлопал по плечу:
– Не терзайся, Александр Васильевич! Если честно, мог бы поправить тебя давно. Умышленно этого не делал. На ошибках учатся. И коль уж дело коснулось учебы, послушай, как не только тебя, а и меня, старого дурака, водил вокруг пальца «Ураган».
