Текст книги "Мореход (СИ)"

Автор книги: Александр Белый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

   Все же мы обращали на себя внимание, и когда проходили мимо пригородного поселка, и в воротах города и на его улицах. Народ на нас посматривал заинтересованно, некоторые тыкали пальцем, но никто нигде не останавливал. Движение пеших, конных и на повозках, как в город, так и из него, было довольно интенсивно, вчера такого наплыва не наблюдали. Кстати, с каждого всадника и возчика на оплату уборки улиц изымают мелкую монету.

   Лишь много позже узнали, что сегодня – восьмерик, то есть, крестьянский выходной. У горожан такого понятия, как единый выходной день не существует, так как если все крестьяне поклоняются богине земледелия Героде, выражая ей почтение в этот день, то воины, разные мастеровые и прочие обыватели почитают семерых других богов, которых празднуют совсем в другие дни докады (восьмидневки).

   Мы прошли два квартала и увидели, что наиболее интенсивное движение людей направлено по улице, ведущей к морю и тоже свернули, решив, что нам туда и надо. Одноэтажные домики пригорода были построены из дикого камня, здесь же, архитектура была более прилична, для строительства использовался камень тесаный, но двух и трех этажные дома строились плотно друг другу, и казалось, что это единый длиннющий дом. А еще заметил, что стекла на окнах были редкостью, в основном преобладала слюда. Между прочим, несколько примитивных технологий стекловарения, плавки меди, железа, чугуна и варки стали, в моём ПК есть, однако, это дела далекого будущего.

   Через девять кварталов мы вышли к обширной площади под называнием 'Рынок', немного позже узнали, что в этом мире так называют центры торговли. Именно здесь расположились самые разные магазины и лавки, торгующие оружием, драгоценностями, посудой, тканями, одеждой, специями, сладостями и прочей всякой всячиной. Ближе к морским воротам продавали мясо, птицу, свежевыловленную и соленую рыбу. А на зданиях улицы, по которой мы шли, над некоторыми дверьми первых этажей были нарисованы ножницы и иглы с ниткой или сапоги с сандалиями. Видно, здесь были портняжные и обувные мастерские.

   Народа крутилось самого разного великое множество. Обратил внимание, что роста они были невысокого, на голову ниже, чем привычные моему взгляду люди Галактического Содружества. Позже выяснилось, что за ребенка меня здесь никто не воспринимал, у них совершеннолетие для мужчин наступает в пятнадцать лет, а женщин замуж можно выдавать с двенадцати. Мне же при моих четырнадцати годах, давали не меньше шестнадцати.

   Основная масса мужчин были одеты точно так же, как и те вчерашние пастухи. Правда, одни из них были подпоясаны ремнями, на которых носили простые ножи, а вторые – подпоясаны пеньковыми веревками и никакого оружия не имели. Оказалось, что это рабы, у них на левой щеке было выжжено тавро: круги, квадраты, ромбы и звезды, а у рабынь, кстати, тавро выжигали на запястье левой руки.

   Женщины одевались тоже по-разному. Богатые, нацепив на себя серебряные и золотые украшения, были одеты в столы (что-то типа платья), длиной по щиколотки с большим количеством складок. Молодые и стройные подчеркивали талию красиво отделанными поясками, а полные матроны этого не делали. Бедные женщины, как правило, носили простенькую тунику, длиной до средины голени. Нижнее бельё, как я узнал несколько позже, было тоже распространено, но стоило дорого, поэтому, беднота обходилась без него, а в критические дни женщины просто одевали сразу две туники, при этом, нижнюю подворачивали между ногами и подвязывали к поясу.

   – Рэд, – толкнула меня локтем Илана, – за нами все время трое воинов идет, из тех, что мы встретили на дороге.

   – Почему ты думаешь, что они идут за нами?

   – Потому, что они все время зырят нам в спину, я чувствую, – прошептала она сквозь зубы.

   То, что она такие вещи действительно чувствует, я нисколько не сомневался. Еще когда они вошли в нашу семью, ее мама говорила о предрасположенности шестилетней Иланы к оперированию пси-энергией. Уже тогда она силой мысли могла катить по столу шарик. Её мама в этом что-то понимала и постоянно занималась, правда, не только с ней, но и со мной, привив привычку к ежедневной медитации.

   Между прочим, очень полезная вещь, но не в плане того, что она помогла развить во мне какие-то сверхспособности, а как метод медицинского психофизического воздействия на собственный организм. Даже после интенсивных физических упражнений, часовая медитация позволяет значительно восстановить силу тела и бодрость духа, словно после восьмичасового здорового сна. А вот Илана с помощью медитации не только восстанавливается, но и собирает пространственную пси-энергию.

   Кроме телекинеза Илана изучала ещё и оперирование энергоинформационным полем но, к сожалению, после смерти мамы с ней заниматься стало некому. Вместе с тем, она прекрасно 'слышит' чужие эмоции, а иногда кажется, что она читает мои мысли. Так, когда погибли родители, я долгое время нервничал, часто был взвинчен и, чего там греха таить, иногда едва на стены не кидался. А с учетом того, что единственным живым человеком рядом была только Илана, на неё я и порыкивал, поэтому-то она меня шугалась, тем более, что прекрасно меня 'чувствовала' и 'слышала'.

   Немного позже я взял себя в руки и успокоился, но малышка так и жила настороже, и лишь когда пережила клиническую смерть, изменилась полностью. После этого у нее исчез внутренний страх, она психологически сильно повзрослела и стала ментально намного сильней.

   – Пойдем, – взглянув украдкой на преследователей, взял её за руку и потащил в ближайшую портняжную мастерскую.

   Здесь спектакль с узревшими Илану и выпавшими в ступор дядькой-портным и тремя девчонками-помощницами повторился.

   – Иола, – показав на нее пальцем, тихо прошептала одна из них.

   – Да что происходит? – мы с Иланой переглянулись.

   – Я чувствую их недоумение и восторг, они меня принимают за кого-то другого, – сказала она.

   – А на дороге что ты чувствовала?

   – Удивление и алчность. Чувствовала себя вещью.

   Вдруг одна из девчонок подошла к нам и потрогала Илану за руку, затем, развернулась и убежала, а через минуту вернулась в зал с аккуратно раскрашенной статуэткой, изображающей одетую в столу беременную женщину. Самое интересное, что глаза ее были изумрудны, а волосы огненно рыжие. Несколько позже нам стало известно, что это есть богиня-мать, которая наделяет избранных частичкой своей крови и магической силой. Говорят, что у некоторых высокопоставленных вельмож есть жены с зелеными глазами или с рыжими волосами, и лишь у здешнего императора старшая жена наиболее похожа на богиню-мать, а еще такая же жена у наследного принца соседней империи Ахеменида.

   В конце концов, дядьку-портного из ступора вывели и на пальцах объяснили, что нам нужно из одежды. Для выполнения нашего заказа пяти золотых колечек, четырех серебряных и двух козьих кож вполне хватало. Однако, выяснив, что такие кожи считались самыми лучшими при пошиве штанов для верховой езды, добавили ему еще одно золотое колечко и заказали по паре себе.

   Потом дядька указал на шкуру каменного льва, так его здесь правильно называют, обещал куда-то меня отвести и помочь продать, при этом посоветовал Илане из мастерской никуда не выходить. Именно так мы интерпретировали его распальцовку.

   Затем, портной делал замеры и кроил дорогие шелковые ткани, а девчонки, которые оказались его дочерьми, все как одна подходили к Илане и гладили ей руки. Оказывается богиня-мать для всех женщин самая почитаемая в местном пантеоне богов. Все, кто хочет удачно выйти замуж, ходят в ее храм и трогают у статуи левую руку, а если хотят ребенка, то трогают правую. Такие дела.

   Перед тем, как выйти из мастерской, портной предложил мне надеть синий шелковый халат, который на удивление отлично подошел, затем, сняв бандану, на голову повязал полосатый платок. Перепоясавшись ремнем поверх халата, я подошел к зеркалу – отполированной бронзовой пластине и себя не узнал. И не потому, что отражение было слегка смазанным, а потому, что на меня смотрел самый обыкновенный местный абориген из числа далеко не бедных. Мне бы еще местные сапожки обуть...

   Нужно сказать, что с хозяином портняжной мастерской нам повезло. Может быть по доброте душевной, но больше всего, что из-за Иланы, он нам сильно помог. Вначале мы зашли к его соседу-обувщику, который снял с меня мерки, затем, мерки с ног Иланы, при этом глядя на наши ботинки и кроссовки, качал головой и цокал языком, видно, сильно удивлялся иноземной работе. Мы заказали по паре мягких сапожек и по паре сандалий, посчитали, что больше не надо, так как растем мы быстро.

   Следующим местом, куда он меня привел, почему-то были ряды оружейников, где он у своего знакомого торговца развесил шкуру горного льва прямо на стену его магазина. Оказалось, что это есть, во-первых редкая, а во-вторых статусная вещь, которую вправе носить на своих плечах только высшая военная аристократия.

   Потенциальные покупатели нашлись быстро, и торг разгорелся серьезный но, как это ни странно, досталась она одному из воинов, которые за нами следили. Оружейник выторговал двадцать четыре больших золотых монеты и жменю серебра, из них двадцать золотых тут же вручил мне. Подбросив в руке тяжелый мешочек, ощутил искреннее удовлетворение, все же мой деловой подход в первой торговой операция принес свои плоды, этот благородный жмот надуть меня не сумел, и раскошелился, как надо. Немного позже я узнал, что империя исповедует не просто жесткую, а жестокую налоговую политику, все поступающие товары фиксируются и обкладываются десятинным налогом. Так что мой посредник заработал только два золотых, но как жизнь показала, эта сумма тоже, весьма внушительная.

   После продажи шкуры меня пригласили внутрь магазина, где удалось ознакомиться с образцами местной оружейной промышленности. Были здесь копья, дротики, ножи, стоимостью в один солд (большая серебряная монета), короткие мечи за один зеол (большая золотая монета), прямые и кривые мечи, длиной клинка от семидесяти до ста миллиметров, и по цене от трех до двенадцати зеолов.

   Мне понравился только один меч, он был явно откован из куска метеоритного железа (уж папа меня в этом деле просветил), так и стоил он немало – тридцать пять зеолов. Правда, его даже мой обычный охотничий нож мог построгать, как морковку.

   Луки были небольшие, такие, как я видел у женщин-воительниц, длиной около метра, зато арбалеты с деревянными и костяными плечами – большие, тяжелые и неуклюжие. Из защиты видел обитые железной полосой щиты и несколько видов доспехов: с прикрепленными на кожаной основе железными пластинами, по цене от пяти до десяти золотых зеолов и ламинарные – за тридцать. Нужно сказать, что ни бригантин, ни кольчужных, ни лямеллярных доспехов я здесь не видел, вероятней всего, о них еще никто ничего не знает.

   Выполнения заказов пришлось ожидать два дня. Благодаря доброму расположению мастера-портного, нас поселила у себя на втором этаже его соседка-вдова, не бесплатно, правда, но оно того стоило: постель была чистая, под чердаком летний душ (вода в емкости нагревалась от дневной жары) и необычное, но очень вкусное питание. Мы старались никуда не выходить и сидели дома, так как Илана чувствовала по отношению к нам нездоровое внимание, источник которого находился где-то на площади.

   Перспектив в данном городе мы для себя не видели. Оказалось, что для жителей этого мира моя девочка является весьма 'одиозной' представительницей женского пола, которую в покое не оставят, а здесь о нас слишком многие узнали, поэтому решили уходить. Вопрос маскировки для нас проблемой не являлся, Илана говорит, что в чемоданах ее мамы есть не только разноцветные наборы накладных ногтей, но и разноцветные контактные линзы, не говоря уже о капсулах с красителями для волос.

   Конечно, как ни старайся, а шила в мешке не утаишь, и если буду слабаком, то девочка моя станет вещью, и я её потеряю. Чтобы этого не допустить, в этом мире нужно стать значимым и могущественным, значит, перед собой надо поставить именно такую цель.

   Илана после обеда прямо одетой прилегла ко мне на кровать, крепко обняла и вздремнула, а я гладил ее по рыжей головке и размышлял о будущей жизни. Как-то в кругу друзей папа говорил, а мне не специально получилось подслушать, что некоторых мужчин на рыжих от природы девчонок не тянет, а ему так совсем наоборот. Что значит, тянет на девчонку или не тянет, лично я недопонимаю, но какой у Иланы цвет волос мне абсолютно все равно: рыжий, белый, черный или фиолетовый, главное, что она моя девочка, моя! Та, которую обязан оберегать и за которую должен нести ответственность в память о наших погибших родителях. Вот так, всяким жаждущим и алчным здесь ничего не обломится, порву и урою.

   Вдруг в дверь тихонько постучали, и раздался голос хозяйки:

   – Рэд, Рэд.

   Взяв в правую руку игольник, а в левую нож, встал в стороне от двери, отодвинул задвижку и кончиком лезвия слегка ее толкнул. Однако, никто чужой ломиться не стал, рядом с хозяйкой стоял дядька портной и, кивая рукой, приглашал идти с ним. Он что-то говорил, показывал себе на язык и махал рукой, вроде как писал. Точно так же я ему вчера объяснял, что нам нужен учитель.

   Разбудив Илану и потребовав, чтобы она заперлась, быстро собрался, и мы спустились вниз, откуда направились на рыночную площадь. Сегодня народу здесь было значительно меньше, поэтому, особо толкаться не пришлось. Дядька привел меня к рабским клеткам, где в одной из них, к своему большому удивлению, увидел вчерашнего неудавшегося переводчика, длиннобородого дядьку с пятиконечной звездой на щеке.

   Немного позже о его бывшем хозяине мне довелось узнать много интересного, но в данном случае цезарх (правитель территории типа баронства, но феодом не являющейся) возвращался из столицы домой, следуя транзитом через этот город. Он почему-то обозлился на своего ученого-раба Фагора, сильно избил и заявив, что сын его уже стал взрослым и более не нуждается в учителе, решил продать.

   Вот так я и купил для нас с Иланой учителя, о чем, честно говоря, ни разу не пожалел.

   Глава 4

   Из ворот города мы выехали верхом. За рыбными рядами стояли конюшни лошадников, где мы и приобрели двух доброго нрава мышастых меринов-трехлеток, уплатив по шесть зеолов за каждого. Младший сын сапожника, где мы шили обувь, кстати, оказавшийся племянником дядьки-портного, в лошадях понятие имел и охарактеризовал наши покупки, как хороших и выносливых скакунов, правда, не из самых лучших. А учителю Фагору досталась его же старая кобылка, которую продали вместе с ним, и которую мы вернули за сущие гроши, всего за два солда. Между тем, как новая сбруя для вех трех лошадей нам обошлась в пять солдов.

   Илана говорит, что уже третий день чужое внимание к нам не ослабевает, поэтому, в дорогу мы решили одеть свои комбезы – более прочной брони в этом мире еще не существует. Заправив штанины в короткие мягкие сапожки и повязав платки, мы накинули верхнюю одежду. Я одел тот же тонкий шелковый халат, а Илана – паллу, это кусок мягкой ткани, который набрасывают на плечо и оборачивают вокруг талии. Таким образом, мы выглядели, как местные богатые горожане, путешествующие с прислугой, а будь у меня на поясе меч, можно было бы принять за воина.

   Наши переметные сумки, пошитые из плотной парусины, выглядели, как надувные шары. Кроме обуви, шелкового белья в виде рейтузов, длиной чуть ли не до колен и нательных безрукавных рубах, а так же прочей различной одежды, учитель Фагор накупил на рынке соли, специй, каких-то овощей и мешочек пшеничной муки. Сейчас он ехал между нами, указывал на окружающие вещи и называл их, а мы хором повторяли. А когда проехали пригород и приблизились к повороту дороги, Илана повторять вдруг перестала и, помолчав минутку, сказала:

   – Рэд, нас преследуют трое.

   Повернув голову и взглянув за плечо, увидел трех всадников, миновавших пригород и скачущих метрах в четырехстах следом за нами. Мне кажется, что такой бег лошади называется рысь. Расстояние было еще приличным, а дорога тем временем сворачивала за холм и скрывала нас и от преследователей, и от посторонних глаз. Участок пути между холмами был совершенно пустынен, что было нам на руку. Однако, вероятней всего, преследователи выследили нас и выпустили вперёд, спланировав свои неблаговидные действия именно на участке, скрытом от посторонних глаз.

   Три дня назад мы именно на этом месте вышли из лесу, поэтому, здесь с дороги и свернули.

   – Если мы их не интересуем, то они проскачут мимо, так? – спросил Илану, но она промолчала, – Но если они свернут с дороги и последуют за нами, то мы их встретим, и здесь уложим.

   При этих словах девочка утвердительно кивнула головой, вытащила шоковый импульсник и включила максимальный режим его применения. К деревьям мы не дошли еще метров пять, как раздался стук подкованных копыт и преследователи показались из-за холма. Мы развернулись лицом к дороге и стали наблюдать за происходящим. Один из них повернул голову налево и заметил нас. Крикнув что-то своим спутникам и указав в нашу сторону, ловко завернул лошадь с дороги, а остальные последовали за ним.

   Увидев преследователей, показавших свою разбойничью сущность, старик стал похож на свою понурую, несчастную кобылку, и на него было жалко смотреть. Мне и ранее было известно, что наследственные рабы существа безвольные, но не до такой же степени! Еще пять минут назад он радовался жизни, а сейчас опустил плечи, обреченно склонил голову и, уставившись в землю пустыми глазами, начал что-то тихо шептать.

   Разбойник, скакавший первым, снял с луки седла свернутый колечком аркан, поднял его над головой и принял вправо, значит, его цель Илана. Это был тот самый воин, который торговался за шкуру горного льва. Двоих других я тоже признал, как наших соглядатаев. Они выхватили кривые мечи, которые здесь называются 'сабля', и смотрели прямо на нас, значит, шли по наши со стариком души.

   – Илана, ты нормально? – у меня самого был внутренний мандраж, потому и спросил. Даже при встрече с ними на дороге был гораздо спокойнее, наверное потому, что тогда они просто ехали мимо, а сейчас целенаправленно хотят взять нашу свободу и жизнь.

   – Да, – коротко ответила она. И действительно, моя маленькая девочка внешне держалась решительно.

   – Тогда твой с арканом, просто убей его, – сказал ей, а сам направил игольник на приближающихся вооруженных саблями разбойников.

   Один из них вырвался вперёд, приоткрыл рот и оскалил зубы, он смотрел на меня, а второй скакал в направлении Фагора. Подняв сабли вверх, они привстали в стременах, – для меня как раз то, что надо, мишени получились большие и удобные. Расстояние быстро сокращалось, осталось тридцать метров, двадцать пять, двадцать, пора! Направил ствол пистолета в грудь переднему и нажал на спусковой крючок, затем, поймал в прицел второго. Два механических щелчка игольника раздались друг за другом, слившись с треском электрического разряда импульсного шокера.

   Краем глаза заметил, что помощь Илане оказывать не надо, у ее противника только что остановилось сердце, и он уткнулся носом в шею своей лошади. Мои противники, выронив сабли, тоже умерли мгновенно. Они еще сидели в седлах, но специальные двухмиллиметровые иглы способные прошить двадцать четыре миллиметра стальной брони, покинув ствол со скоростью девятьсот девяносто метров в секунду и попав в мягкие ткани тела, взрывались, превратив область проникновения в десятисантиметровый клубок фарша.

   Лошади продолжали бежать, но перешли на рысь, обошли нас веером и у стены леса разошлись в стороны, инерцией поворота свалив своих седоков наземь. Лично у меня тело было возбуждено, а руки стали слегка подрагивать, а моя маленькая девочка сидела на лошади, казалось бы внешне спокойно, при этом угрюмо уставилась на труп своего врага.

   – Илана, ты молодец, – сказал ей, но она даже не шелохнулась.

   – Илана! – сказал громче, и она вздрогнула, подняла голову вверх и удивленно оглянулась вокруг, словно впервые увидела мир, – Илана! Нужно лошадь поймать, сможешь?

   – А? Что? Ага! – она кивнула головой, удивленно взглянула на шокер и сунула его в кобуру, потянула за уздечку и тронула лошадь, – Но!

   Мой отец, когда видел мою неадекватность, тоже немедленно озадачивал каким-нибудь делом, но чаще всего говорил: 'Упал, отжался!', после чего начинал считать, иногда до двадцати, иногда до сорока. Но, должен сказать, мера была действенная. Да, строгим был мой папа, зато справедливым и добрым.

   – Фагор! – громко окликнул старика.

   Тот все еще безропотно ожидал смерти. От окрика он втянул голову в плечи, и с недоумением в глазах огляделся, а я ему показал рукой на другую отбежавшую лошадь. Сам тоже не стал бездельничать, дал шенкелей мерину и поскакал за отбежавшей дальше всех. Наездник из меня был еще тот, но выработанные в виртуальной игрушке рефлексы помогли здорово, казалось, что когда-то давно приходилось и обихаживать лошадь, и ею управлять, а сейчас только восстанавливаю подзабытые навыки.

   Несмотря на то, что Фагор по отношению к своей жизни, как и все рабы, был натуральный пофигист но, коль боги даруют жизнь, к безопасности и маленьким радостям относился небезразлично. И вообще, он оказался весьма неглупым и практичным человеком. Подобрав выпавшие сабли я, было, хотел просто обыскать трупы и бросить их здесь, но Фагор стал тыкать в них пальцем и что-то убедительно говорить, кивая на дорогу, затем стал указывать на лошадь и рукой на лес. В общем, мы его послушались и, общими усилиями закинув трупы на круп лошадей, переместились в подлесок, спрятавшись от случайных прохожих, а здесь уже спокойно привязали их к седлу, чтобы не свалились и отправились в сторону гор.

   То, что приматы совсем не глупы, мы увидели и на этот раз. Двое разведчиков-обезьян приблизились к нам лишь метров на двадцать, затем дико закричали, и шустро перескакивая с ветки на ветку, рванули обратно, видать почувствовали смерть. На том месте, где мы подстрелили девять наглых обезьян, кое-где валялись обрывки шкурок, а костей так и не заметили, так что на протяжении всего пути нас больше никто не беспокоил.

   Перед выходом на горную тропу спешились, отвязали трупы и сбросили их наземь, после чего Фагор проявил инициативу и стал быстро их раздевать.

   – Илана, – сказал девочке, демонстративно отвернувшейся от созерцания такого непотребного действа, – ты посматривай по сторонам, а я помогу старику.

   На ее недоуменный и удивленный взгляд ответил:

   – Так надо. Нельзя чтобы трупы кто-то идентифицировал, а так дикие звери сожрут и все. Да и экзамен этот... мне тоже надо пройти.

   Вдвоем мы закончили быстро, Фагор даже грязное исподнее белье снимал. Поначалу я отнесся к этому брезгливо, но потом подумал, что оставшийся без вещей старик, хочет иметь запасной комплект подштанников, ну и пусть имеет, в капсуле есть очистительная камера, так что с санитарным состоянием одежды никаких проблем нет.

   Оказывается, не все так просто. Как позже выяснилось, раб сам по себе есть вещь, только говорящая, не имеющая прав абсолютно ни на какое личное имущество, и за три тысячелетия существующего порядка, это понимание заложено у них в глубоком подсознании. Лишь хозяин в меру своей гуманности или выгоды содержит, одевает, кормит, лечит и поощряет свою рабочую скотину.

   Хороший и нужный в хозяйстве раб может быть поощрен более хорошей одеждой и лучшей пищей, отдельной комнаткой для жилья и рабыней для пользования, а то и двумя одновременно. При этом, половые отношения между рабами без ведома хозяина обязательно караются незамедлительной смертью. Правда, дети рабов своим родителям тоже не принадлежат, через год после рождения выжившие передаются в хозяйский интернат, где в течение семи лет должны окрепнуть, а после этого им ставили клеймо и отдавали в учение тому или иному специалисту-рабу. Точно так же когда-то в науку попал и малолетний Фагор, его любознательность и неглупые глаза заприметил когда-то старый раб-учитель. А теперь и сам он стал учителем, подготовив двух помощников, которые сейчас вполне его могут заменить.

   В зависимости от возраста и физического состояния, рабы-крестьяне на рынке стоят от четырех серебряных солда за голову (половина золотого зеола) до двух зеолов, тогда как ученые и специалисты-мастеровые – от десяти до двадцати зеолов, даже дороже, чем красивые девочки-рабыни, предназначенные исключительно для утех. Лично мне наш учитель обошелся всего за четыре золотых монеты, видно, оценили его так по причине старости.

   Мой вопрос о восстаниях рабов он не понял, так как рабы не умеют держать оружие в руках. Древний закон суров: рука раба, дотронувшаяся до оружия, должна быть отрублена, но так как безрукий раб никому не нужен, то следующий взмах топора отделяет голову.

   Цирки и гладиаторские бои в этом мире тоже существуют, и Фагор о них знает, на императорской арене у него даже есть знакомый раб-лекарь. Только выступают там не рабы, а свободные профессиональные гладиаторы, а кроме них пробуют свои силы и некоторые обедневшие аристократы. А еще все дуэли вне стен цирка императором запрещены. Такие зрелища очень популярны, на них приходят толпы простых людей и вся знать, здесь делаются серьезные денежные ставки на одного или другого гладиатора или дуэлянта. А чего? Ни головидения, ни галасети не существует, а порции зрелищ народу нужно подавать регулярно, вот и веселятся под стоны умирающих, запах дерьма и пролитой крови.

   Интересно отношение к военнопленным. Человек, державший в руках меч, в рабы не годится совершенно и, если по приказу командующего армией либо самого императора их не порубили сразу же после боя, что бывает крайне редко, то каждому из них дают возможность выкупиться. На воина того или иного сословия даже такса существует.

   Воины, которых некому выкупить, могут сами продаться арендодателю земли на десять лет в кабалу и пахать землю полусвободным арендатором. Большинство пленных воинского сословия переходить в сословие мужицкое и брать в руки соху брезгуют, поэтому соглашаются на участие в гладиаторских боях в цирках империи. По их результатам финалисту десяти боев вручается десять зеолов призовых, а так же грамота префекта (главы администрации города) об освобождении из плена, с которой он может остаться жить здесь или возвращаться в свою страну.

   А еще есть категория пленных, которые выкупиться не могут, но и в цирке драться не желают. Таких ждет пятилетняя каторга на каменоломнях и рудниках, в компании с прочими преступниками. За пять лет изнурительной работы выжить там очень непросто, но многие питают надежду на побег и их это устраивает.

   Конечно, узнали мы это много позже, а сейчас, когда Фагор обыскивал и раздевал трупы, то кошельки и прочие вещи аккуратно сложил в узел и положил мне под ноги, но расстегнув оружейные пояса, так и оставил их лежать, ему в голову не могло прийти дотронуться рукой даже к ножнам.

   Проверять притороченные к седлам врагов тюки и сумки, я не стал, решил заняться этим позже, чтобы лишнее время возле трупов не задерживаться. Их так и оставили лежать внизу, как поняли из мимики и распальцовки Фагора, умерших и погибших здесь либо сжигают, либо хоронят в море, все зависит от бога, которому верует община. А вот трупы врага можно бросить на съедение диким зверям, это будет считаться высшей и самой желанной жертвой божеству, которому ты веруешь.

   Чтобы как-то взбодрить угрюмую Илану, я выхватил из ножен трофейный клинок, поднял вверх и, дурачась, воскликнул похвалу единственной богине, о которой знал:

   – Эти жертвы посвящаю тебе, богиня-мать Иола!

   В это время в лесу громко закричала и захлопала крыльями какая-то птица, видать, я ее испугал. Илана заметно улыбнулась, а Фагор проводив глазами улетевшую птицу, посмотрел на меня каким-то странным взглядом, в котором было и недоумение, и уважение одновременно.

   – Тронулись, – сказал я, и инстинктивно сделал посыл лошади, даже не задумываясь, откуда во мне взялся этот самый инстинкт.

   Между тем виртуальная и реальная практика конных прогулок, это две большие разницы. Несмотря на хорошую физическую подготовку, неплохую гимнастическую гибкость и растяжку мышц, седалищная группа к седлу была непривычной и слегка побаливала. Но, ничего, привыкнем.

   Внимательно посматривая по сторонам, мы поднялись к длиннохвойным деревьям, и спешились. Здесь пришлось идти, удерживая лошадей в поводу. Тропа за объеденным дикими козами кустарником уходила вправо, и мы через ущелье попали на луг, куда прошлый раз так стремились попасть дикие козы.

   – Илана, вы остаетесь здесь, расседлывайте лошадей, и оберегайте их от зверья, а я за транспортом.

   – Угу, – тихо буркнула она.

   – Илана! Ну-ка взбодрись, иначе я тебя сейчас укушу!

   – Что сделаешь? – угрюмое выражение на лице исчезло, и на меня взглянули широко распахнутые удивленные глаза.

   – Натурально покусаю.

   – Но ты же меня никогда раньше не кусал?! – в ее глазах появилось недоумение.

   – Все в жизни когда-нибудь делается в первый раз. Вот и думаю сейчас, надо бы тебя укусить за ухо и попробовать, это вкусно или нет?

   – Чего? – ее недоумение сменилось улыбкой, затем, она рассмеялась, – Иди ты! Я поняла, что ты шутишь!

   – Вот! Такая Илана мне больше нравится, – улыбнулся ей и полез на скалы к спасательной капсуле.

   Когда Фагор увидел наше приземляющееся средство передвижения, он вначале впал в ступор, а затем, натурально свалился и обнял землю, уткнувшись в нее лбом. Нам с Иланой стоило больших трудов прекратить его уничижающее поведение, пока я на него не наорал. О! Такое мое обращение он понял сразу, после чего начал в капсулу грузить все вещи, правда, когда забрался внутрь, то втянул голову в плечи, и сидел тихо как мышь в детском фильме.

   На пути возможного перехода хищников на луг, где мы оставили пастись лошадей, я выставил четыре 'пугала'. Теперь появилась уверенность, что ни хищники сюда не забредут, ни лошади не уйдут. А еще слили космический безвкусный реагент, под названием чистая вода и закачали из горного ручья полную емкость отличной воды, под названием свежая настоящая. После этого уже со спокойной совестью отправился на то самое плато, на которое приземлились впервые на этой планете.

   В этот день мы еще успели пересмотреть все наши трофеи. Здесь были три сабли; три боевых и три небольших столовых ножа; три чехла с дротиками (по четыре штуки в каждом), которые носили на ремне через плечо и три доспеха с наручами и поножами. Фагор разобрал доспехи на пластины, а кожи выбросил, при этом увидев, как я своим охотничьим ножом строгаю это железо, с поклоном попросил его у меня и на всех пластинах накарябал какие-то метки. Я так понял, что он маскировал их происхождение.