Текст книги "Кровь на колёсах (СИ)"
Автор книги: Александр Аввакумов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)
Стоявший на посту прапорщик с синими петлицами взял у меня повестку.
– Подождите минутку, – произнес он и кому-то позвонил. – Ждите, вас вызовут.
Я присел на железный стул и стал ждать. Мимо меня деловито сновали молодые мужчины.
– Абрамов, – вдруг услышал я и, подняв голову, увидел человека, махавшего мне рукой.
– Паспорт у вас с собой? – поинтересовался он.
Я кивнул и достал паспорт.
Мы вместе вошли в неприметную дверь и оказались в небольшом кабинете, в середине которого стоял стол и один стул.
– Присаживайтесь, – предложили мне. – Меня зовут Смолин Виталий Павлович. Комсомолец?
Я опять кивнул.
– Вот что, Абрамов, – серьезно сказал Смолин. – Отдел кадров КГБ решил рассмотреть вашу кандидатуру для работы в нашем аппарате. Несмотря на ваши неоднозначные взаимоотношения с органами милиции, ну вы сами знаете какие – длинные волосы, джинсы и так далее, мы считаем, что ваша кандидатура вполне может удовлетворить наших коллег из Таджикистана. У вас ведь там ни родных, ни знакомых? Это очень хорошо. Пройдете медкомиссию, и если у вас не выявят нарушений, начнем оформлять документы о приеме на работу.
– Постойте, постойте, Виталий Павлович! А вы не хотите спросить, желаю ли я работать в вашей структуре? Почему вы за меня уже все решили? У меня мать, старая больная женщина, и я бы не хотел ее бросать на произвол судьбы!
– Ты, Абрамов, комсомолец! А девиз комсомола – «Если Родина скажет надо, комсомол ответит «есть!».
– Поймите меня правильно, у меня мама одна. Она очень больна. Я не могу ее оставить!
– А долг перед Родиной у тебя есть? – навис надо мной Смолин. – У тебя есть две сестры, которые присмотрят за матерью! Не нужно ею прикрываться.
– А как же долг перед родителями? Он что, менее важен, чем перед Родиной? – отчаянно выкручивался я. – И почему я должен служить в Душанбе, а не в Казани? Оставьте меня здесь, и у меня не будет никаких сомнений. Разве это невозможно?
– Короче, Абрамов, – начал сворачивать разговор Смолин, – вот тебе направление на обследование. Пройдешь и сразу ко мне. Не вздумай хитрить, а то привлечем за дезертирство. Что так смотришь? Да, представь себе, за дезертирство!
Я вышел из кабинета и, миновав стоящего на посту прапорщика, направился на улицу. Теперь понятно, почему мои друзья поменяли джинсы на костюмы. Их так же, как и меня, вызывали.
В этот день на учебу мне не хотелось, и я сразу же вернулся домой, чтобы хоть как-то успокоить мать.
Моя мама была человеком старой закалки и хорошо помнила предвоенные годы, когда людей не только арестовывали по ночам, но вот так же, как и меня, приглашали в органы НКВД, откуда те уже не возвращались никогда.
Я рассказал ей о предложении КГБ и моем нежелании ехать так далеко от дома.
Но, к своему удивлению, в течение нескольких дней успешно прошел медицинскую комиссию, получил на руки заключение и приехал в КГБ.
– Молодец, Абрамов, – довольно усмехнулся Смолин. – Ты единственный из сокурсников прошел медкомиссию. Надо же, один! Из всего вашего потока.
– Виталий Павлович! Я опять хотел бы заострить вопрос о месте службы. Я не хочу никуда ехать. У меня здесь мать, в конце концов, квартира!
– Что значит мать, квартира? А интересы Родины тебе, выходит, по боку? Если каждый из нас будет выбирать место, где служить, что тогда будет? Будет анархия, бардак, а не государство! Извини, но эти вопросы решаю не я, а большое начальство.
Я ушел полностью опустошенный услышанным. Направился через Ленинский садик к остановке трамвая. Впервые чувствуя себя абсолютно беззащитным перед государственной машиной.
Прошло несколько дней. Как-то на выходе из института меня остановил незнакомый человек.
– Абрамов, срочно нужно поговорить, – сказал он.
Я взглянул на него с нескрываемым удивлением. Это был сравнительно молодой человек, на его лице сверкали очки в золотой оправе.
– Извините, я вас не знаю, – ответил я и, отстранив его руку, направился дальше.
– Я из КГБ, – мы шли по улице Карла Маркса. – Моя фамилия Герасимов, я буду вашим куратором.
Для убедительности он достал удостоверение и показал мне. Я остановился, ознакомился с документом, вернул его хозяину, и мы медленно пошли к площади Свободы.
– Абрамов! У тебя много знакомых, в том числе и лиц еврейской национальности. Так вот, первое твое задание. Необходимо войти с ними в доверительные отношения. Нам интересно, чем они дышат, что планируют. Кто из них ведет подрывную работу против нас, я имею в виду против государства.
– Простите, товарищ Герасимов, скажите конкретно, кто из моих друзей вас интересует? У меня очень большой круг знакомых евреев, не могу же я со всеми ними разговаривать на подобные темы.
– Меня интересуют все евреи, независимо от того где работают или учатся. Я должен знать о них все. Запомни, по окончании твоей стажировки я буду писать тебе характеристику, и оттого, что я напишу, будет зависеть, возьмут тебя в КГБ или нет.
Мы еще с пять минут поговорили ни о чем, и он сел в поджидавший его автомобиль.
* * *
Прошло еще несколько дней, когда я вновь увидел Герасимова. Он стоял недалеко от института и ждал, по всей вероятности, меня. При виде него у меня екнуло сердце и смутное беспокойство охватило душу.
Он тоже увидел меня и приветственно помахал рукой. Мне ничего не оставалось, как подойти к нему.
– Ну, что скажешь, Абрамов? С кем встречался, что узнал? – он улыбался мне, как ближайшему другу.
– Скажите, вы кто по званию? – спросил я.
– Майор, – скромно ответил он. – Пока только майор.
– А я вот не имею званий, не оформлял ни одного документа для поступления к вам на работу, не присягал никому в верности, и вот вы спрашиваете с меня, как с подчиненного. Вам не кажется, что это не совсем правильно? Я понимаю, как это называется в народе и как это называется в вашей конторе. Вот когда я буду штатным сотрудником, тогда буду выполнять задания, а пока – увольте, этой работой я заниматься не буду. Одно могу сказать точно – среди моих друзей и знакомых врагов государства нет.
От такого нахальства Герасимов на секунду потерял дар речи.
– Ты понимаешь, что говоришь? – воскликнул он. – Я в интересах государства, а не из личного любопытства просил тебя!
– А я не знаю, что вы имели в виду! Может, интересы государства, а может, и свои. Я, вы знаете, не бываю на ваших совещаниях и не знаю задач ваших сотрудников.
– Ну, ты меня достал своей демагогией! Я сегодня же отражу это все в своем рапорте.
– Дело ваше. Отражайте, если считаете, что правы. Я на вашем месте не торопился бы. Во-первых, вы обязаны были меня тщательно проинструктировать, что я должен делать. Как мне строить беседу с этими людьми, чтобы не вызвать у них подозрений. Я думаю, что ваше дело – это целая наука. Во-вторых, вы меня должны были проинформировать, что вам уже известно об этих людях, об их политических взглядах. А то – иди и разговаривай! А если набьют морду? Значит, плохо отработал? А если нет – тоже плохо, не добыл сведений. Вообще беспроигрышная лотерея у вас, товарищ майор.
Герасимов, только что проявлявший большую решимость доложить о моем поведении, вдруг как-то стих.
– Ну ты и демагог, Абрамов, – произнес он. – Ладно, сейчас свободен. Мы с тобой еще увидимся!
Я долго смотрел вслед удалявшемуся Герасимову и только когда тот скрылся за углом, пошел своей дорогой.
«Будет писать или нет? – думал я, шагая по весенней улице. – Я бы на его месте на время воздержался – мало ли что?»
И я оказался прав – Герасимов не стал докладывать обо мне руководству, тем самым оставив мне шанс поступить к ним на службу.
Много позже, когда я уже работал в МВД, мы часто вспоминали с ним тот вечер, улицу и наш разговор.
Я успешно защитился в тот год, и теперь мне оставалось ждать вызова в КГБ Таджикистана. Время шло, а вызов все не поступал. Я не мог сидеть на шее у матери и устроился грузчиком в ближайший продуктовый магазин.
Директор магазина, женщина средних лет, принимавшая меня на работу, не скрывала своего удивления, узнав о том, что я две недели назад закончил институт.
Я периодически, два раза в неделю, приезжал в КГБ, чтобы узнать, есть ли новости по моему распределению.
– Слушайте, Абрамов, – разозлился как-то Смолин, – если мы получим сведения в отношении вашего трудоустройства, то непременно сообщим вам. Не поймите неправильно, но вы просто надоели своими наездами.
– Виталий Павлович! Еще полгода назад вы лично меня чуть ли не каждый день обрабатывали насчет службы в КГБ. А что теперь? Пропала необходимость в защите Родины? Или исчез мой личный долг перед ней? Вы знаете, что из-за этого распределения мне сейчас приходится работать грузчиком в Офицерском магазине? Вы думаете, это так приятно, когда все спрашивают, почему я после института в магазине ящики таскаю? Дайте мне документ, что трудоустроить меня не можете, справку о свободном дипломе, и я сам устроюсь на любой завод. Все мои товарищи по институту уже давно работают, только я болтаюсь.
После этого разговора я перестал ездить в отдел кадров КГБ. Но где-то в середине сентября меня туда пригласили.
Я в сопровождении Смолина зашел в кабинет заместителя председателя КГБ. За большим массивным столом восседал солидный мужчина средних лет, его голова была абсолютно седой.
– Извините, Абрамов, – произнес он глухим голосом. – Вчера мы получили из Таджикистана официальный отказ в вашем трудоустройстве. Дело в том, что они делали заявку на прием сотрудника в январе, а сейчас уже сентябрь. Прошло более полугода, и они самостоятельно нашли себе сотрудника.
– А как же я? – обомлел я. – Что мне теперь делать? Все выпускники нашего института получили какие-то подъемные после окончания учебы, мне их никто не дал из-за этого распределения. У меня сейчас нет даже справки о свободном трудоустройстве, кто мне ее выдаст?
– Да, Абрамов, есть определенные сложности. Но я знаю, со слов Смолина, что вы все это время работали грузчиком в продовольственном магазине, то есть обходились без этих самых подъемных. Мы постараемся в течение ближайшего времени выдать вам справку о свободном трудоустройстве, однако предупреждаю сразу, что эта справка будет не от КГБ, а от какого-либо другого предприятия, а может, даже от вашего института. Думаю, что это не будет иметь особого значения при вашем трудоустройстве. Желаю вам удачи.
Мы вышли из кабинета и направились на улицу.
– Ты, главное, не обижайся, Абрамов, у Родины нашлись другие комсомольцы, которые, не в пример тебе, очень захотели ее защищать, – со всей серьезностью сказал на прощание Смолин.
Вот я и имел сегодня честь побеседовать с подобным комсомольцем, который прибыл в Аркалык защищать интересы Родины.
* * *
Я вошел в универмаг и на минуту остановился в дверях, стараясь определиться в какую сторону идти. У меня закончилась пенка для бритья, и я уже третий день мучился, пользуясь туалетным мылом. Повернув налево, я сразу же увидел нужный отдел, быстро купил пенку и направился на выход. Но мое внимание привлекла молодая женщина, стоявшая в сторонке и внимательно наблюдавшая за мной.
«Что это? – подумал я. – Наружное наблюдение или просто показалось?» Я внимательно посмотрел на даму, стараясь хорошо запомнить.
Мне показалось, что именно ее я сегодня видел, когда утром выходил из милиции, направляясь в аэропорт.
«Если это хвост, – рассуждал я, – то кто его прицепил? Каримов или Кондратьев?»
Я вышел из универмага и, пройдя метров тридцать, остановился около большой витрины. В ее отражении я видел, как идущая за мной женщина тоже остановилась, спокойно раскрыла сумочку и стала что-то искать там.
«По всей вероятности, это Кондратьев. Он плохо изучал мой послужной список, – мне даже стало смешно, – иначе бы знал, что службу в МВД я начинал в подразделении наружного наблюдения, и для меня на улице определить наружку – раз плюнуть. Ну ты даешь, комсомолец! – продолжал я тихо смеяться. – Решил выйти на мои связи через наружное наблюдение. Ты, наверное, подумал, что я сразу брошусь к ним. Нет, Кондратьев, недооцениваешь ты меня».
Я, будто ничего не замечая, ускорил шаг. Следившая за мной женщина с трудом выдерживала набранный темп. Через метров триста вдруг появился парень в черной вязаной шапочке и подменил уставшую даму.
«Ну что, милые, потаскать вас еще или пока воздержаться? – весело беседовал я с моими преследователями. – Ладно, отдохните немного».
Не сбрасывая темпа и нигде не останавливаясь, я направился в отдел милиции. Там сразу же прошел в актовый зал к оперативникам. Собрал их, разбил на тройки и каждой из них дал задания с выездом из Аркалыка. Нужно было активизировать работу по розыску машин, так как приближалась весна, которая могла спутать все наши планы.
* * *
Было очевидно, что с подобным решением я запаздывал, и его нужно было принимать еще две недели назад, однако отсутствие Лазарева и заместителя по линии следствия стопорили все мои действия. Мне было очень трудно контролировать две эти составляющие. Приходилось заниматься не только чисто оперативными делами, но и сопровождением уголовного дела, то есть доставлять людей на допросы, осуществлять охрану при выходе на места, где преступники хранили машины. Короче, дел было как никогда много и приходилось без отрыва заниматься всеми этими вопросами.
Я зашел к себе. Даже при закрытой двери из моего кабинета было слышно, как коллеги шумно готовятся к выездам. Я запер дверь и, поставив стул под люстру, влез на него.
Микрофона в плафоне не было!
«Как это? Где микрофон? Неужели догадались, что я его обнаружил? Тогда другой вопрос – кто его установил и кто изъял?»
Я поставил стул на место. «Что происходит? Кто враг, кто друг?» Анализируя ситуацию, я все больше убеждался в том, что меня намеренно ввели в состояние конфликта с Кунаевым. Какие-то неизвестные через Каримова все это время пытались вывести меня на Кунаева, подчеркивая его опасность. Они явно не хотели, чтобы я каким-то образом сблизился с этим человеком. Теперь я знал то, чего не знал в первые дни своего пребывания здесь.
Эти мысли окончательно выбили меня из равновесия. Я перебирал каждый свой день в этом городе, анализировал все свои действия. «Они хотели моими руками вывести Кунаева из игры!»
Кунаев после исчезновения Шиллера стал для них опасен. Убрать его с должности или просто ликвидировать не рискнули, видимо, не исключая, что тот оставил где-то на хранение компрометирующие их документы. А так все просто – подставить его под оперативно-следственную группу, и смещение его с поста покажется вполне естественным. А обыкновенного гражданина Кунаева, каких миллионы, можно было ликвидировать очень и очень тихо, инсценировав какое-нибудь ДТП.
Кунаев становился уже не значимой фигурой, и его ликвидация не привлекла бы столь большого внимания, как если бы он был начальником милиции.
От этого вывода мне вдруг стало не по себе. Я встал и налил себе полный стакан холодного чая.
«Хорошая комбинация! Кто же мог ее закрутить?»
Я снова попытался пройти по всей многоходовой цепочке, стараясь припомнить мельчайшие подробности.
Наконец, мне удалось ухватиться за кончик ускользающей от меня догадки. Она меня уже в который раз вывела на Каримова. Первая встреча с ним в местном КГБ была свежа в моей памяти, будто это было вчера. Именно там и именно тогда Каримов вскользь сообщил мне о родственных связях Кунаева с Шиллером, об оперативной разработке Кунаева сотрудниками КГБ в связи с его причастностью к поставкам наркотиков в регионы Союза.
«Да, это точно! Я узнал о Шиллере и Кунаеве именно от Каримова. Именно он неофициально сообщил мне о звонке с телефона начальника милиции, о моем возможном выезде в совхоз «Целинный». Почему он ответил мне неофициально? Ведь они вели совершенно официальную разработку Кунаева, и все звонки ими наверняка писались!»
Сейчас мне стало ясно, что его ответ на мой запрос не мог быть другим, ведь на тот момент Каримов уже точно знал, что звонил Измайлову не Кунаев, а Мустафа. Теперь я был абсолютно уверен, что микрофон у меня установлен Каримовым, а не Кунаевым.
Это Каримов, услышав мою беседу с Измайловым и Аскаровым и их желание во всем сознаться, принимает решение на их устранение. Это он, Каримов, а не Кунаев, так напугал Аскарова, что тот предпочел застрелиться.
Я складывал факты, словно мозаику, и каждый легко ложился на отведенное ему место. И непричастность Кунаева к убийству Измайлова и Аскарова стала для меня очевидной.
«Как же так, – думал я, – Кунаев, который сначала рискует своим служебным положением, спасает от тюрьмы Аскарова, доверяет ему все свои секреты, вдруг заставляет его свести счеты с жизнью? Этот момент явно не поддается логике».
Закрыв глаза, я стал вспоминать содержание уничтоженного мной рапорта Аскарова. Если следовать ему, то Кунаев доверял Аскарову очень многое, даже такое, о чем другой бы предпочитал вообще молчать. А доверие это вызвано, в первую очередь, страхом Кунаева за свою жизнь. Аскаров являлся как бы хранителем и гарантом его тайны.
Все мои мысли и умозаключения позволили взглянуть на Кунаева совершенно с другой стороны, которая раньше была для меня искусственно закрыта.
Теперь объектом моего интереса становился Кунаев.
* * *
Я медленно шел с работы в гостиницу, постоянно чувствуя на себе пристальный взгляд сопровождающего. Вел меня мужчина средних лет, одетый в черное демисезонное пальто. Судя по манере сопровождения, он был более опытен, чем предыдущие, держался на сравнительно большом расстоянии и не стремился сблизиться.
Я ускорил шаг, стараясь оторваться, но он держал меня очень уверенно.
«Интересно, он один или целой бригадой ведут?»
Я подошел к стоящему недалеко мужчине. Моя спина не позволяла сопровождающему видеть, общаюсь я с этим человеком или нет.
– Простите, не подскажете который час? – банально обратился я.
Мужчина взглянул на часы и не спеша ответил:
– Сейчас десять минут девятого.
Я стал смахивать с его плеча невидимые соринки. Тот опешил.
– Извините, у вас было испачкано плечо, – продолжал я беседу, – теперь все в порядке.
Оглянувшись, я направился дальше. Вслед за мной пошел и этот мужчина. Пройдя метров двадцать, он исчез в переулке. В тот же переулок свернул парень в меховой куртке.
«Так и есть, таскают меня бригадой! – подумал я. – Один уже рванул за этим мужиком. Теперь за мной как минимум идут двое».
Мы были уже у гостиницы. Я остановился на пороге, сбивая с ботинок налипший снег. Мужчина, всю дорогу шедший за мной, тоже остановился и сделал вид, что его заинтересовала витрина магазина.
«До свидания! – мысленно попрощался я и пожелал всем беспокойной холодной ночи».
Теперь было абсолютно ясно, что хвост мне прицепил Каримов. Наверняка зная о наличии у меня источников в городе, он решил установить их. И хвост именно для этого.
По всей вероятности, Каримов до конца не верил, что я работаю в милиции, а не в КГБ. Чем глубже я копал по делу об угонах, тем больше они меня боялись.
«Жалко, что погиб Измайлов, – искренне переживал я, – он наверняка мог многое рассказать о делах Каримова».
Но сожалеть было поздно и бесполезно.
«Да, плохо работают. Сразу видно, наружка конторская. Привыкли работать с иностранцами, которые уже до приезда сюда знают, что за ними будут следить, вот и прощают им все проколы. Что может сделать им иностранец? Да ничего. Вот так и привыкают халтурить на работе. В МВД подобная служба работает намного профессиональнее. Там за подобные проколы можно заработать удар ножом в подворотне».
Я вошел в гостиницу и заглянул в ресторан. За дальним столиком сидел Кунаев.
Не поднимаясь к себе, я быстро снял пальто и прошел в зал ресторана.
– Позвольте составить компанию? – как можно любезнее спросил я и получил столь же любезный положительный ответ.
Пока официант относил мой заказ на кухню, Кунаев разлил по рюмкам водку и предложил выпить.
– Ну как ваши успехи? – поинтересовался он. – Есть надежда, что соберете все машины?
– Надежда есть всегда, она, как говорят, умирает последней.
– Вот вы уже почти два месяца у нас, и я все ждал, когда мы с вами пересечемся. Вы упорно не желали этого делать, а я, соответственно, тоже особо не стремился. Но видно, время пришло, и вы сами сделали первый шаг. Если бы мы встретились раньше, возможно, нам удалось бы избежать множества неприятных событий, в том числе и гибель Измайлова, которого я хорошо знал, и моего друга Аскарова.
Я взглянул на Кунаева, и мне почему-то показалось, что он в тот момент был совершенно искренен.
– Вы знаете, – продолжал он, – что я как работник милиции и бывший оперативник высоко оцениваю вашу работу в незнакомом городе. Не покривлю душой, если скажу, что вас недооценивает ваше руководство.
– Вы мне льстите, – улыбнулся я. – Вы человек Востока, а они редко говорят плохое своему гостю.
– Нет, вы ошибаетесь. Мне нет необходимости льстить вам. Вы достойный противник, а я привык ценить не только друзей, но и врагов. Знаю, что вы проделали большую работу и хорошо владеете ситуацией. Я сейчас здесь временщик, и дни моей работы, а может, и жизни, сочтены. Не буду скрывать, что вы тоже приложили к этому руку. Только хочу сказать, что вашей рукой водили совершенно другие люди. В отношении меня они отлично разыграли эту комбинацию. Сейчас у меня положение весьма шаткое. Моя отставка не остановит череду убийств в этом городе, и даже вызовет рост.
Кунаев протянул руку к бутылке и налил нам еще раз. Выпил он молча, не дожидаясь меня, и также молча поставил рюмку.
– Пейте же, не обижайте меня, – грустно сказал он, – здесь сейчас нет явных врагов. Если бы вы считали меня врагом, не сели бы рядом.
Я выпил и посмотрел ему в глаза, давая понять, что готов к продолжению разговора.
– Вы знаете, меня жизнь и служба научили быть осторожным, – говорил Кунаев, – всегда контролирую свои эмоции и слова. Но вот допустил роковую ошибку…
– Я догадываюсь, о чем вы, – помог ему я, – мне известны подробности этой ошибки.
– Давно догадывался, что вы знаете. Теперь я больше боюсь за жизнь родных – дочери и внуков. Это я втянул в это дело зятя, считал, что это правильное решение. Теперь произошло то, что и должно было произойти, не больше и не меньше. Эти люди не остановятся ни перед чем, они просто вырежут нас всех. Сейчас их пока сдерживают мои погоны, но скоро их не будет. В этом только ваша заслуга, но я по-честному не в обиде. Вы сделали то, что должны были сделать.
Он замолчал, так как официант принес мой заказ и расставлял его на столе.
– Может, продолжим в другом месте? – предложил я.
– Нет, Абрамов, явки с повинной от меня не дождешься. Я не буду ничего писать, у меня есть семья и обязанности перед ней. А моя судьба мне уже давно ясна. Ты сам подумай, чем ты мне можешь помочь? Ничем! Но врагов ты себе нажил и, если не остановишься, можешь уехать отсюда в цинке. Пока я при погонах, хочу дочь с внуками отправить в Германию. А там – куда кривая выведет. Завтра еду в Алма-Ату, в МВД. Наверное, там и сниму погоны.
– Может быть, проясните ситуацию? Расскажите, кто эти люди, какую роль в этом играет Каримов?
– Догадался! Молодец! Могу сказать только одно, Каримов – их человек, поставленный надо мной здесь, в городе. Это он контролирует здесь все перевозки. Сначала хотели поставить ответственным моего зятя, Каримов сам на этом настаивал, вот я и прогнулся под ним, втянул зятя в этот бизнес. Сейчас жалею.
Мы сидели за столом и думали каждый о своем.
Я впервые оказался в ситуации, когда преступник по собственной инициативе раскаивается в своем поступке, а я не имею возможности что-либо сделать или каким-то образом помочь.
«А я все-таки просчитал эту комбинацию, – мысленно похвалил я себя. – Вычислил Каримова! Жалко только, что не смогу доказать это самому Каримову».
Я впервые посмотрел на Кунаева не как на предполагаемого преступника, а как на человека запутавшегося. Человека, который, избегая одну опасность, автоматически попадает в другую, да еще тащит за собой родных и близких.
– Ты знаешь, Абрамов, – заговорил вновь Кунаев, – я готов пустить себе пулю в лоб, если бы это спасало моих родных.
– Я чем-то могу помочь?
– Уже нет! Мне, старому дураку, раньше о последствиях надо было думать. Сейчас все, поезд ушел.
Он вновь потянулся за бутылкой.
Я окинул взглядом ресторан и увидел за дальним столиком женщину, которую видел утром.
«Срисовали. Если с Кунаевым что-то случится, то следующим, наверное, буду я».
Мы выпили еще по рюмке, я попрощался и направился к себе в номер.
* * *
Утром, выходя из гостиницы, я столкнулся с Кондратьевым.
– Как дела? – поинтересовался я. – Как местные товарищи, ввели вас в курс дел?
– Да, я вчера встречался здесь кое с кем, – загадочно начал Кондратьев, – поговорили. У меня несколько вопросов к вам, если можно.
– Задавайте! Чем могу – помогу.
Мы пошли с ним по улице.
– Расскажите мне все, что вы узнали о Кунаеве. Кто он? Его роль в этом деле?
– Вы, наверное, знаете, Виктор Степанович, не хуже меня, кто такой Кунаев. Начальник городского отдела милиции. Был переведен в Аркалык приказом министра внутренних дел Казахстана чуть более десяти лет назад. Имеет хороший послужной список, неоднократно награждался и поощрялся. Явных проколов по службе не допускал и до настоящего времени считался образцовым начальником. Имеет дочь и двух внуков, жена скончалась от онкологии два года назад. Зять Курт Шиллер, по национальности немец, занимался частным бизнесом. Около двух лет назад он познакомился в Челнах с братьями Дубограевыми, которые поставляли ему краденые «КамАЗы», а он с большим успехом сбывал их здесь. В настоящее время, как я уже вчера докладывал, скрывается. Место возможного местонахождения пока неизвестно. Больше добавить нечего.
– Насколько я знаю, – продолжил тему Кондратьев, – вы до вчерашнего дня всячески избегали общения с Кунаевым? И вдруг вчера вы с ним в ресторане, за одним столом. Как это понимать? Вы сами пошли на контакт или наоборот?
– Вы правы. Я действительно избегал встреч с Кунаевым, так как не знал, как себя с ним вести. О том, что зять Кунаева преступник, я узнал от Каримова и сразу же доложил в Москву. Москва ответила молчанием, которое длится и по сей день. Вести оперативную работу в отношении действующего начальника городского отдела милиции, вы знаете, я не мог, да и подходов к нему у меня не было и нет. Да и о чем я мог с ним говорить? Обращаться к нему за помощью в розыске его зятя было бесполезно. Рассчитывать на то, что он как милиционер сам выдаст его нам – глупо. Вот поэтому и не встречался. Вчера из-за отсутствия свободных столиков в ресторане подсел к нему. Поужинал, выпил с ним рюмку-две и ушел. В этом ничего зазорного не вижу.
Я замолчал. Кондратьев снова спросил:
– Скажите, Виктор Николаевич, почему вы не очень откровенны со мной? Чувствую, что вы что-то недоговариваете или что-то скрываете. Например, упорно молчите о наркотиках.
– Виктор Степанович! Мы не настолько с вами близки, чтобы я был с вами абсолютно откровенным. Я такой же, как и вы, оперативник и умею дозировать информацию. О наркотиках. Вы знаете, это не мое направление. Я прибыл сюда по другому заданию и выполняю поставленную МВД СССР задачу. А если еще откровеннее, то я в курсе трафика. Мне об этом говорил Каримов. Это отдельная тема, куда я не лез, так как он меня лично просил об этом.
– Виктор Николаевич! Успокойтесь, я не хотел вас обидеть! Руководство МВД СССР по-прежнему доверяет вам в полном объеме, иначе бы вы давно уехали к себе в Казань. Я как представитель центрального аппарата КГБ СССР предлагаю вам передать мне все, что вам известно о трафике от Измайлова и Аскарова. А именно все, что касается Кунаева и его окружения. Зачем вам информация, которую вы не можете использовать? Такого же мнения и представитель местного отдела КГБ Каримов.
– Все, что мне было известно о трафике, я изложил в своих рапортах. Эти рапорты я исправно направлял в МВД СССР. Ничего более мне неизвестно. Кстати, не мучьте своих людей, скажите об этом Каримову. Пусть снимет с меня наружное наблюдение, неужели вы думаете, что я не расшифровал их? – напоследок попросил я и свернул к зданию городского отдела милиции.
Остановившись на пороге своего кабинета, я внимательно осмотрел помещение. Предчувствие заставило меня сделать это.
Несмотря на то, что все вещи были в целости и сохранности, меня не оставляло ощущение пребывания здесь постороннего.
Я сел и сантиметр за сантиметром осмотрел свой стол и стаявший в углу сейф. Уходя вчера вечером, я заметил, что на углу стола был не стерт легкий слой пыли. Сейчас этот угол был чистым, словно кто-то хорошенько протер. По телефону я спросил дежурного по отделу, кто сегодня производил уборку в моем кабинете.
– Извините, Виктор Николаевич, у вас никто еще не убирался, все ключи висят на месте. Вы ведь запретили уборщицам входить в ваше отсутствие, вот без вас и не убираются.
Ясно. Так, посмотрим теперь сейф. Отсутствие черной нити наверху дверцы свидетельствовало о том, что сейф вскрывался посторонними.
«Да, грубовато вы здесь работаете, – разозлился я. – Хорошо еще, что уничтожил бумаги! А то могли быть большие сложности не только у меня, но и у людей, указанных в рапортах Аскарова и Измайлова».
Зазвенел телефон. Звонил Каримов. Он сухо поинтересовался моим здоровьем и пригласил меня в гости.
Отогревшись горячим чаем, я стал собираться к Каримову. А через полчаса уже входил в здание КГБ. В коридоре меня встречал Каримов.
– Виктор Николаевич! Нельзя забывать друзей, – улыбался он. – Если гора не идет к Магомеду, то Магомед идет к горе. Вы совсем забыли меня, не звоните, не тревожите. Так друзья не поступают. Может, я вас чем-то обидел? Тогда приношу искренние извинения. Давайте забудем старое? Жизнь идет, и надо приспосабливаться под ее изменения.
Каримов взял меня под локоть и повел к своему кабинету.
Там сидел Кондратьев и два неизвестных мужчины. Я присел на стул, предложенный мне одним из незнакомцев.
Ни Кондратьев, ни Каримов не представили мне тех двоих. Судя по их поведению и выправке, они явно из силовых структур.
– Ну что, приступим? – по-прежнему улыбаясь, предложил Каримов.
Все, в том числе и я, с интересом посмотрели на него.
– Мы собрались здесь, чтобы обсудить один очень важный вопрос. Речь идет о начальнике городского отдела милиции и его роли в последних событиях. Если говорить коротко, то в течение месяца в отделе милиции произошло два ЧП – смерть задержанного Измайлова и самоубийство начальника ИВС Аскарова. Эти смерти произошли непосредственно в здании городского отдела. Хотелось бы услышать по этому поводу точку зрения заместителя начальника оперативно-следственной бригады МВД СССР Абрамова. Что вы думаете об этих происшествиях, ведь смерть этих людей произошла после того, как вы установили с ними прямой оперативный контакт?
