Текст книги "Кровь на колёсах (СИ)"
Автор книги: Александр Аввакумов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)
Я тут же передал своим, и они, один за другим, стали возвращаться. Три наши машины повернули к улице Лобачевского.
Приехав в МВД, ребята стали стаскивать с себя мокрую, промерзшую амуницию. Вскоре закипел чайник, заботливо поставленный кем-то, и мы все как один принялись за горячий сладкий чай.
– Шеф, а может, накатим по сотке? – предложил Балаганин. – Время позднее, выезда наверняка уже не будет? А то заболеют ребята.
– Не спеши, Стас, никто еще отбоя не давал. Так что давай отложим пока сто грамм до лучших времен. Кстати, пусть люди разойдутся по кабинетам и попытаются на стульях хоть как-то отдохнуть.
Я прошел к себе и, подложив под голову шинель, лег на стулья, стоявшие вдоль одной из стен. Лежать было крайне неудобно. Я не мог задремать даже на минуту. Стоящая на столе радиостанция по-прежнему шипела и трещала, не подавая больше никаких признаков жизни.
Наконец, сморенный теплом, я все-таки задремал. Очнулся от сильной боли в предплечье. Моя правая рука затекла настолько, что не могла удержать стакан с водой. Он с грохотом упал на пол и покатился. Я поднялся со стульев и полез под стул за пустым стаканом.
– Не спишь? – Зарипов застал меня за попыткой достать стакан. – Пока сниматься команды нет.
– Хорошо быть генералом! – прокряхтел я. – Лежишь в теплой постели, жена под боком и отдаешь команды пехоте, которая мокнет под дождем. Ни риска простудиться, ни подхватить простатит.
– Ты давай, Виктор, особо не критикуй! Начальство, даже когда спит, думает о пехоте, – улыбнулся Зарипов.
– Где сейчас они? – спросил я о «КамАЗе».
– Двое и наш человек в гостинице, а водитель на такси уехал к другу.
– Они под наблюдением? Вы, наверное, уже обо всех все знаете?
– Не гони волну! Все узнаешь. Ты же видишь, я тоже без сна и голодный, как волк.
– Ильдар, посиди тут, я сейчас схожу в ИВС, там всегда есть селедка и хлеб. Я мигом!
Я спустился в ИВС, набрал с килограмм соленой кильки из бочки и, прихватив кирпич черного хлеба, вернулся в кабинет.
Зарипов уже застелил стол газетой, согрел чайник, и мы, удобно усевшись на стулья, начали с жадностью поедать кильку.
Мы ели ее так быстро и с таким аппетитом, будто это не килька вовсе, а заморские деликатесы. Доев все до последнего хвостика, мы вымыли руки и приступили к чаю. За разговорами даже не заметили, как наступил новый рабочий день.
* * *
Этот день мало чем отличался от предыдущего. Мы снова провели его в машинах, разъезжая по городу.
Наконец, преследуемый нами «КамАЗ» остановился на сравнительно большой и пустой площадке на улице Патриса Лумумбы, около Советского райкома КПСС. Водитель вышел и сделал несколько приседаний, разминая затекшие ноги.
Одну из своих машин мы оставили около ресторана «Акчарлак», а другую – около пассажирского павильона Аэрофлота.
Ко мне подошел Зарипов и, закурив, сказал:
– Наверное, придется брать здесь! Они очень злы на нашего человека и грозят его убить. Он обещал сегодня обеспечить им оптовика с деньгами, который купит всю партию. Но у нас все в самый последний момент сорвалось. Оптовик попал в больницу на скорой помощи. Вот и приходится крутиться.
– Ильдар! Это не самое лучшее место для захвата. Смотри, какая оживленная улица, рядом аэропорт, напротив большое здание госорганов. Представь, если начнется стрельба, могут быть жертвы среди мирного населения.
– А что прикажешь делать? Пусть едут домой? Мы над этой операцией работали полгода, и все выходит коту под хвост, лишь только потому, что они встали на не совсем удобном для нас месте?
– Мне глубоко плевать на все ваши разработки. Я людей под автоматы не поведу. У них семьи и дети. Что я потом скажу их женам? Погибли ради того, что КГБ разрабатывало шесть месяцев? Да они порвут меня на куски! Давай, Ильдар, лучше подумаем! Пусть уезжают. Возьмем их где-нибудь за городом, на трассе. И риска меньше.
– Ты чего больше испугался – автоматов или ответственности? Нужно брать их здесь и только здесь. Я сейчас переговорю со своим начальством, что скажут они.
Он побежал к своей машине, а я стал наблюдать за тем, как мои сотрудники занимают исходные рубежи для захвата.
Прошло несколько томительных минут, радиостанция, которую я держал в руках, затрещала, и раздался голос Зарипова:
– Я убедил руководство, и оно разрешило осуществить захват непосредственно здесь. Других приказов нет. Давай, работай, Виктор!
Я подозвал к себе Стаса и Юру Зимина.
– Вот что, дали команду на захват. Я против, но меня никто не слушает. Команда поступила, надо выполнять. Комбинация такова. Стас, ты с Юрой тащите меня под руки. Я сильно пьян и начинаю привязываться к этим боевикам. Постараюсь вытащить их из-под тента машины на улицу. Пока отвлекаю, группа должна подтянуться настолько близко, чтобы одним рывком повязать их. Нужно не дать им возможности воспользоваться автоматами. Если они их возьмут, беды не избежать.
– Шеф, может, я буду пьяный? – почувствовал азарт Станислав. – Я помоложе тебя, и это не так будет бросаться в глаза.
– Нет, это вы двое молодых, тащите меня под руки. Я ваш мастер, который нажрался. Когда у вас еще появится возможность высказать мне все, что не можете сказать по ранжиру, – пытался пошутить я. – Ну все. Всем готовность десять минут.
Ребята разошлись, чтобы передать остальным план захвата.
Время словно остановилось. Я несколько раз поднимал рукав своего пальто – смотрел на часы, но стрелки, словно приклеенные, не хотели двигаться.
Наконец, они показали время «Х». Я достал из багажника бутылку с водкой, открыл пробку и через силу сделал два глотка. Водка обожгла мне горло и, согревая желудок, устремилась по всему телу. В какой-то момент мне стало тепло и я, взяв открытую бутылку водки, в сопровождении Балаганина и Зимина направился к «КамАЗу».
Я шел, изображая пьяного и всячески пытаясь высвободиться из рук Стаса и Юры, которые, с ощутимым трудом удерживали меня, не давая упасть. Мы громко ругались нецензурной бранью, привлекая к себе внимание прохожих.
«Лишь бы не переиграть, – думал я. – До машины еще метра четыре».
Поравнявшись с «КамАЗом», я бутылкой ударил по фаре. Фара разлетелась. И тут же из кабины выскочил водитель и начал материться хуже, чем мы, требуя платы.
– Ты на кого орешь? – пьяно заревел я. – Ты, чурбан, приехал сюда торговать, обманывать нас и еще деньги просишь? Ты здесь у нас, а не мы у тебя!
Я развернулся и попробовал ударить его розочкой от бутылки в лицо. Водитель отпрыгнул и стал что-то кричать на родном языке. Я сделал вид, что поскользнулся, и растянулся прямо около машины.
Под тентом в кузове зашевелились, и на землю спрыгнули двое парней восточной внешности, одетых в черные спецназовские куртки.
– Ты что здесь шумишь? Не надо шуметь! Иди своей дорогой. Мы приехали продавать лук, и нам не нужны неприятности из-за тебя, – начал один и потянулся ко мне, чтобы помочь встать.
Дальше произошло то, что и должно было произойти. Стас ударом справа уронил этого парня и навалился на него всей своей немалой массой. Второго схватил Юра. Однако парень был подготовлен и смог вырваться. Он попытался заскочить в кузов и, схватившись за борт, стал подтягиваться. Но был повержен ударом автомата в спину.
На секунды мы все забыли о водителе, который, выждав момент, побежал в сторону здания райкома партии.
– Стой! – закричал я ему, доставая из-за пазухи табельный пистолет.
Тот вдруг остановился, оглянулся и бросил что-то темное в мою сторону.
Я почувствовал достаточно сильный удар в грудь, и что-то тяжелое упало к моим ногам. Это оказалась кожаная перчатка, в которую что-то засунули.
Я отшвырнул перчатку ногой и бросился за убегающим. Водитель на бегу расстегнул куртку и достал пистолет. Не целясь, он пальнул два раза в мою сторону. Я услышал визг пули, которая, ударившись об асфальт у моих ног, уходила куда-то вверх.
Из здания райкома выскочил милиционер и побежал навстречу водителю, на ходу расстегивая кобуру. Наконец, ему удалось достать пистолет, и он, не целясь, выстрелил. Выстрел оказался на удивление точным. Пуля попала в голову и расколола ее, словно спелый арбуз, на две половинки.
– Ты что, стрелять не умеешь? – со злостью крикнул я. – По ногам нужно было, а не на поражение!
– Да я и так по ногам стрелял! – потрясенно ответил сержант.
От вида крови и разлетевшихся мозгов ему стало плохо. Он ойкнул как-то по-женски и стал медленно оседать прямо рядом с трупом.
– Ну вот, еще не хватало, – выругался я.
В это время двух захваченных боевиков заталкивали в подъехавшие машины. Ко мне подбежал Зарипов и, запыхавшись, сказал:
– Молодец, Виктор, не думал, что сможешь так все сделать. Профессионал! Здорово вы их скрутили. Они даже не поняли, что произошло.
– Чего уж хорошего, – махнул я рукой на труп, вокруг которого уже суетились неизвестные мне люди.
– Не переживай. Ничего страшного. Он убит при оказании вооруженного сопротивления. Если бы не бежал и не стрелял, то все было бы нормально.
– Интересно, Ильдар, что он в меня запустил? Попал прямо в грудь, – вспомнил я о перчатке и направился к ней.
Я взял ее и осторожно развернул. Граната Ф-1! Холодный пот потек по моей спине. Мне тут же представились куски моего тела, разбросанные взрывом по этой площади.
– Вот это да! – изумился Зарипов. – Ты точно в рубашке родился! Или ангел-хранитель нежно бережет!
Лишь потом мне скажут саперы, что если бы перчатка была не новая – именно поэтому она не дала сработать чеке гранаты, шансов выжить у меня не было.
Вот тогда я впервые услышал о городе Аркалык, где проживал этот водитель.
* * *
Мы вернулись в МВД, и я, быстро сформировав опергруппу, направил сотрудников по адресу проживания друга водителя.
Оставшись в кабинете один, я сел за свой стол, взял ручку и, пододвинув к себе лист чистой бумаги, стал писать рапорт по этому захвату. Руки не слушались меня, ручка не слушалась моих рук и буквы залезали друг на друга, как в тетрадке крепкого двоечника. И как я ни пытался совладать с собой, написать рапорт так и не смог.
Дверь отворилась, и вошли Зимин с Балаганиным.
– Ну что, шеф? Выпьем за второе рождение? Такое событие бывает нечасто.
– При виде вас я тоже об этом подумал, – я обрадовался им как никогда. – Мне действительно здорово повезло, что граната не разорвалась. Сейчас бы пили за упокой моей грешной души. Вот все думаю, откуда у водителя оказался пистолет с гранатой? Может, эти два бойца дали? А главное – не испугался ведь, стрелял и гранату кинул! Жалко, что этот сержант его застрелил, хорошо было бы поговорить с ним по душам. Смелый парень, не каждый способен на такое.
Я достал стаканы, и мы прямо в кабинете залпом выпили.
– Представляете, не могу писать – руки дрожат. Ты помнишь, Стас, бомбу, которую мы с тобой рассматривали в мусорном ящике? Тогда ведь ничего у меня не дрожало, то ли не понимал, что делал, то ли не так испугался, как в этот раз. А может, уже забыл? А сегодня, представьте, дрожат, как у вора.
Мы поболтали немного, и ребята пошли к себе.
Я набрал номер своего домашнего телефона и услышал голос жены:
– Виктор, ты сегодня ночевать придешь? Мне тебя ждать? Ты со своей долбаной работой скоро совсем забудешь, как я выгляжу. Дочка просто изводит меня, когда придет домой папа, а я ей ничего сказать не могу – сама не знаю!
Мне так захотелось домой, к дочке, к жене. Но пришлось сказать правду:
– Не могу ничего обещать. Я сам очень скучаю. Очень-очень люблю вас!
– Ладно, хоть позвонил, теперь хоть знаю, что жив и здоров. А то молчишь сутками, даже не знаю, что и думать.
Я положил трубку и посмотрел на часы. Шел второй час ночи.
«А жена не спала, голос бодрый. Наверное, ждала меня», – грустно подумал я.
Через час вернулась оперативная группа, которая выезжала на обыск к другу водителя «КамАЗа».
– Ну, как успехи? – спросил я руководителя.
– Все нормально, Виктор Николаевич! Изъяли один автомат и два рожка с патронами. Хозяин говорит, что вчера это оружие оставил его друг из Казахстана. Сегодня хотел забрать, но не приехал.
– Хорошо. Все материалы на стол, сами отдыхать, – скомандовал я.
И позвонил дежурному по КГБ спросить, на месте ли Зарипов.
– Зарипова уже нет, – ответил дежурный, – звоните завтра утром.
«Вот тебе на! Я на работе, а он давно дома, у жены под боком».
Звоню дежурному по МВД:
– Ты что, спишь? Почему не отвечаешь?
– Извините, Виктор Николаевич. Отлучился в туалет.
– Вот что, Володя, мне нужна машина, и надо сдать вам изъятый автомат с патронами.
– Проблем нет, машина у подъезда. Автомат занесите, сдадим в оружейную.
В третьем часу ночи я был дома. Стараясь не шуметь, в темноте разделся и лег в постель.
* * *
Мои воспоминания о той операции прервал звонок. Я снял трубку и услышал Лазарева.
– Абрамов, я срочно выезжаю в Москву. Ты официально остаешься за руководителя, – сообщил он непривычно глухим голосом.
– Василий Владимирович! Скажите, пожалуйста, чем вызван столь стремительный отъезд? Что произошло?
– Я, Абрамов, заболел немного, позвонил брату и договорился о возвращении. Так что ничего серьезного пока нет. Ты мужик грамотный и без меня здесь хорошо справишься.
– Вы что, больше не вернетесь в Аркалык? – изумился я. – А как же ваши генеральские погоны?
– Абрамов, только тебе, без передачи. Я знаю, ты не подведешь! Брат отзывает меня в Москву, чтобы я отсиделся там некоторое время, пока ты здесь не устранишь угрозу покушений. Пойми, не хочу погибать и калечится за какие-то «КамАЗы». Вот когда всех переловишь, я вернусь. Извини, пожалуйста, за мою откровенность.
– Спасибо, что просветили, – устало вздохнул я. – Все ясно. Только как же другие? Они-то остаются! Это ведь настоящее дезертирство.
– А ты не суди меня, молод еще. Я посмотрел бы, как бы ты поступил на моем месте, будь у тебя брат заместителем министра. Думаю, тоже слинял бы. Сам знаешь, я не специалист, и мое присутствие или отсутствие не скажется на результатах работы. И лишнего не психуй, какие твои годы! У тебя все впереди – и погоны, и награды. Ты упорный, таких, как ты, фортуна любит.
Он повесил трубку. Я был потрясен. «Вот дела! Нет, брат, что-то темнишь. Здесь не болезнь, а что-то другое. И ты боишься мне сказать. Ну ладно, время покажет».
Я быстро забыл об этом. Достал из сейфа папку с документами, стараясь сосредоточиться, стал готовить все необходимые документы к передаче арестованных преступников и техники приезжающим ночью сотрудникам из Челнов.
Пригласив в кабинет старших опергрупп, я попросил их подготовиться к приезду татарстанских коллег. Получив указания, они покинули меня.
Следующим делом был звонок Старостину – мне нужна была Анна Семеновна Ким.
Минут через пять Ким привели. Вслед за ней вошел и Старостин. Он сел на соседний с ней стул.
– Анна Семеновна, вы что-то плохо выглядите? Как у вас дела, не заболели случайно?
Ким, сверкнув недобро глазами, отрезала:
– Я бы с удовольствием посмотрела, как бы вы выглядели после изолятора.
Ее лицо без косметики оказалось значительно старше, чем казалось раньше. Под ее красивыми большими глазами появились темные круги.
– Что вы меня разглядываете? – раздраженно спросила она. – Я вам не Сикстинская мадонна!
– Извините, не хотел вас обидеть, – смутился я. – Может, поговорим начистоту? У меня сегодня еще есть для этого время, а завтра, поверьте, может не оказаться. Вы сами, Анна Семеновна, когда-нибудь бывали в Набережных Челнах?
В ответ она отрицательно мотнула головой.
– Если мы сегодня с вами не найдем взаимопонимания, то в самое ближайшее время вы можете уехать в этот город под милицейским конвоем. Я думаю, подобное путешествие не доставит вам большого удовольствия.
Ким чуть заметно выпрямилась. А взгляд заметался.
Но ей удалось взять себя в руки. Лицо вновь приобрело безразличное выражение.
– Я вам уже давала показания, что вам еще нужно? Хотите, чтобы я оговорила себя или друзей мужа? Почему вас не устраивают мои показания? Тогда скажите мне, что говорить, и я повторю все, что требуется. Вы этого добиваетесь?
– Вы успокойтесь, Анна Семеновна, и снизьте тон! Вы не дома, а я вам не муж, чтобы повышать на меня голос! И мораль читать мне тоже не надо. Если не желаете разговаривать, ради Бога. Это я вам сейчас нужен, а не вы мне. Я и без ваших показаний хорошо обойдусь. Измайлов мне все расскажет, мы его уже задержали.
Выдержав паузу, я твердо взглянул ей в глаза:
– Предлагаю вам сделку. Вы сдаете мне мужа с машиной, и того, третьего, кто был в тот вечер у вас на квартире. А я вам гарантирую, что вы уйдете отсюда домой под подписку о невыезде.
Я сделал паузу и опять посмотрел на Ким.
В ней явно боролись страх за себя и нежелание выдавать мужа. Ким реально понимала, что с ней будет, если муж узнает о ее предательстве. Но еще больше мужа она боялась тюрьмы. Она уже представила себя в женской зоне идущей в строю. От этого ей стало дурно.
– Дайте воды, – тихо попросила Ким. – Если можно, откройте окно, мне что-то нехорошо.
Я налил ей воды и приоткрыл окно.
Прошло еще время, пока она смогла продолжить:
– Вы же знаете, муж не простит мне. Он убьет меня сразу, как только узнает, что я сдала его.
– Анна Семеновна! Вы что, думаете, что мы вот со Старостиным побежим по улице и будем всем рассказывать, что вы сдали мужа? За кого вы нас принимаете? Здесь не школа, и перед вами не школьники. Даю вам слово офицера, что об этом никто и никогда не узнает. Это будет наш с вами секрет, – сделав паузу, я продолжил: – Так где он скрывается, где и у кого спрятана его машина? Да, кстати, кто этот третий, что был у вас в доме?
– Можно маленький листочек? Я напишу вам адреса и фамилии всех, кто был в тот вечер у нас, – чуть не плача попросила Ким.
Я протянул ей листок и ручку. Женщина пересела на стул поближе к столу и стала быстро писать. Пока она писала, я повернулся к Старостину:
– Старостин, не в службу, а в дружбу, принеси сюда от ребят чайник. Хочу угостить Анну Семеновну горячим чаем.
Старостин встал и нехотя вышел из кабинета. Ким подняла на меня свои красивые глаза и, кокетливо улыбаясь, произнесла:
– Гляжу я на вас и пытаюсь понять, неужели вы столь суровы с женщинами? Вот я, например, вам не нравлюсь? Вы здесь один в этом холодном городе, у вас здесь никого нет, ни друзей, ни подруг. Вы мне симпатичны, и я бы не хотела, чтобы наши отношения сводились только к разговорам в служебном кабинете.
– Анна Семеновна! Бог мой! Это вы на что намекаете? Вы рассчитываете взять меня в плен своим обаянием? Я ведь не тот следователь, что вел ваше первое дело. Я в плен к женщинам не сдаюсь, особенно к тем, с которыми мне приходится общаться по служебным обязанностям! Вы даже представить себе не можете, сколько женщин прошли, как бы правильно сказать, через мои руки. Десятки, а может, даже сотни. Если бы я со всеми вступал в интрижки, давно перестал бы уважать себя. Поэтому, Анна Семеновна, не стоит меня искушать женскими чарами, и прошу, поправьте платье, мы не у вас на кухне.
Ким поднялась со стула и, поправив платье, вновь села.
Вошел Старостин, в руках у него был чайник.
– Виктор Николаевич! – обратился он с порога. – Чайник горячий. Давайте, доставайте посуду, если она у вас есть.
Я достал из ящика три чашки и поставил на стол.
– Мне можете не ставить, – по-домашнему сказал Старостин, – я попил у ребят.
В другом ящике у меня были печенье и сахар. Я осторожно налил горячий чай и пододвинул чашку Ким:
– Вы все написали?
– Да, написала, – Ким протянула мне лист, и я, отодвинув, свою чашку, стал читать.
– Анна Семеновна! – не без удовольствия воскликнул я. – Вы правильно решили задачу. Теперь я отчетливо вижу, что вы хотите ночевать дома. Что вам мешало рассказать об этом сегодня утром? Может, тогда и расстались бы хорошими друзьями?
Я протянул лист Старостину.
– Срочно соберите людей и выезжайте по этим адресам.
Старостин вышел и минут через пять я услышал шум отъезжающих машин.
– Анна Семеновна. Надеюсь, вы хорошо понимаете всю ситуацию? Вы можете уйти домой лишь в том случае, если мы сейчас задержим этих людей. Так что давайте, сидите и пейте чай!
– А я и не спешу. Может, мне приятно посидеть в компании с таким симпатичным мужчиной, – вновь приступила она к своим штучкам. – Вы, наверное, знаете, что это у меня уже третий брак. Два предыдущих были неудачными. Люблю сильных духом мужчин. Могу им многое прощать, в том числе и измены. И ненавижу слабых, слизняков. Они мне отвратительны. Иногда смотришь на мужчину, вроде все при нем. И статен собой, и красив. Порода видна. А начнешь говорить – нет, не тот! Нет духа, нет уверенности. Привык держаться за маменькину юбку, лишнего шага без разрешения сделать не может. Кому-то это нравится, а мне лично нет. Сейчас встретить сильного, достойного уважения мужчину – это редкая случайность, удача! Вы слышали, наверное, о нашем Байконуре? Это рядом с нашим городом. Многие мужики раньше работали там или ездили вахтами в Семипалатинск. А там, кислоты всякие, испарения, излучение. Вот и ослабли, не в состоянии удовлетворять женщин. Мне, например, надо много и часто. А если у мужика есть силы сбегать еще к кому-то – пусть бежит. Пусть порадует не только меня.
Она сделала паузу и внимательно посмотрела на меня, стараясь разглядеть, какое впечатление вызывает ее откровенность.
– По вашей фигуре и по тому, как держитесь с подчиненными, видно, что вы сильный человек. Почему вы сидите в этой каморке, никуда не ходите? Пройдитесь по улицам города, одарите женщин вниманием и любовью.
– Ох, Анна Семеновна, мне бы ваши заботы! Смотрю на вас и чувствую, что на уме у вас лишь секс и ничего более. У меня в этом городе свои проблемы и задачи. Я ведь приехал в Аркалык ловить преступников, а не осеменять местных дам.
Она сделала удивленное лицо и с интересом взглянула на меня:
– Вы, просто не знаю, как вас звать, не понимаете, что говорите! Запомните мои слова, все ваши погоны и медальки не стоят и ломаного гроша в этой жизни. Думаете, вашей жене это нужно? Ей нужны вы как мужчина, с вашими слабостями и недостатками. И чтобы рядом всегда были. Если вы потеряете свое мужское начало, то, поверьте мне, ваше реноме не спасут ни звезды на погонах, ни куча металла на вашей груди. Живите сегодняшним днем! Не надо жить прошлым и будущим.
– Ну, договорились мы с вами, Анна Семеновна, черт знает до чего! Вы прямо философ! Убеждаете, как несмышленыша. Давайте поставим точку и закроем эту тему.
Я набрал номер и попросил конвой. Через минуту открылась дверь и вошел оперативник.
– Возьмите у меня гражданку Ким. Пусть посидит у вас в кабинете. Что делать с ней дальше, скажу позже.
* * *
Время текло медленно. За окном свистел ветер, на глазах наметая сугробы. Плац был пуст, и лишь ряды изъятых «КамАЗов» напоминали парадные расчеты выстроенных колонн.
Я мерил шагами кабинет, стараясь сосредоточиться на чем-то важном. Однако мысли, как в калейдоскопе, меняли одна другую и пролетали молнией без следа.
«Интересно, почему все же уехал Лазарев? В чем причина?»
Я шагал, пытаясь зацепиться за какое-нибудь звено событий, произошедших здесь, в Аркалыке.
«Что за этим кроется? Не мог человек, приехавший сюда за генеральскими погонами, взять просто так и уехать. Легко признался в собственной несостоятельности. Ничего смертельно опасного для него не произошло. Реальной угрозы жизни не было».
Я шагал и шагал, но головоломка не поддавалась.
Неожиданно раздался звонок. Я подошел к телефону и сквозь шум и треск услышал знакомый голос куратора-москвича:
– Виктор Николаевич! Прошу вас организовать встречу наших сотрудников из Москвы. К вам едут товарищи из инспекции по личному составу.
– Сколько их? – поинтересовался я. – Можете мне сказать о цели их визита?
– Вы знаете, Виктор Николаевич, на вас поступила большая жалоба от работников прокуратуры города. Они утверждают, что вы чуть ли не на каждом шагу нарушаете соцзаконность. В жалобе приводятся факты, когда вы, не имея соответствующих санкций городской прокуратуры, задерживаете и проводите массовые обыски у граждан. Второй вопрос, который они хотели бы изучить на месте, связан со смертью Владимира Агафонова. Вам понятна важность этих вопросов? Есть социалистическая законность, и еще никто в Союзе ее не отменял. Виктор Николаевич! Надеюсь, что предстоящая проверка не скажется на результатах работы бригады.
– Вы правы. Если меня не арестуют эти проверяющие за эти самые нарушения, то работа группы будет протекать в прежнем режиме, – заверил я его.
– Типун вам на язык. Разве можно так шутить! – ответили мне и положили трубку.
Теперь все стало ясно как Божий день.
Я как лицо, исполняющее обязанности руководителя оперативно-следственной бригады, должен предстать перед членами комиссии МВД СССР.
«Вот почему вдруг заболел и уехал Лазарев! Он узнал это от брата и решил отсидеться в Москве. Ну и крыса!»
Чем больше я думал о предстоящей проверке, тем больше злился.
«Неужели решили меня пустить под сплав? Сейчас приедут эти люди и начнут копаться в грязном белье. Будут разбираться, уговаривать признаться в халатности, угрожать арестом, требовать от меня непонятно чего!»
Я хорошо знал эту категорию. Не каждый человек может работать в инспекции по личному составу, для этого тоже необходимо призвание. Это люди, которые ни разу в жизни не видели настоящего преступника. Вот и будут искать этого преступника среди своих, во мне, например.
Сильная головная боль стрелой пронзила мою голову. Спазм следовал за спазмом, и я не мог пошевелиться.
«Так и инсульт может стукнуть, – усмехнулся я про себя. – Испугался проверки, что ли? Или еще чего? Нет, я не сделал ничего, за что мог бы бояться или стыдиться. А за то, что сделал, готов отвечать по полной. Совесть моя чиста и перед людьми, и перед законом. Пусть проверяют. Все, что я наработал здесь, лежит в сейфе и стоит на плацу».
Дверь кабинета открылась, и вошел Андрей Кузьмин, оперативник, прикомандированный к бригаде из Воронежа.
– Виктор Николаевич, мы задержали Кима. Будете с ним разговаривать?
– Молодцы! Поработайте с ним сами. У меня что-то голова заболела.
Не успела за Кузьминым закрыться дверь, как вошел другой оперативник:
– Виктор Николаевич! Задержан Аманкулиев. Пытался оказать сопротивление.
– Хорошо, Захаров. Работайте с ним. Ты не знаешь, машину Кима пригнали или еще нет?
Захаров пожал плечами.
– Пригласи ко мне Старостина, – попросил я.
Минуты через три пришел Старостин.
– Вот что, дружок. Освободи под подписку о невыезде Анну Семеновну Ким. Пусть ее только сначала допросит кто-нибудь из следователей.
Я подошел к окну и, отодвинув штору, вновь стал смотреть на плац, где рядами стояли «КамАЗы».
«Солидно, – похвалил я себя и бригаду. – Неплохо поработали ребята. Интересно, сколько миллионов вернули?»
Я накинул пальто и отправился в гостиницу. Шел пешком и впервые за все время в Аркалыке, несмотря на головную боль, заметил, что привлекаю взгляды проходящих женщин.
Да, Анна Семеновна права в какой-то мере. Работа, которой я занимался уже более десяти лет, наложила на меня свои нормы поведения. Я разучился по-человечески радоваться маленьким слабостям окружающих меня людей. Мои глаза, как рентген, просвечивали этих людей, лишь пытаясь отыскать среди них мерзавцев и преступников.
Длительная работа в системе уголовного розыска сделала нас своеобразными дальтониками. Мы научились за все эти годы быстро и безошибочно различать лишь два цвета – белый и черный. Мы шли по многоцветной жизни, словно зашоренные лошади, не видящие ничего, кроме маленького просвета впереди. А что ожидало нас впереди – мы и сами не знали, как не знал никто – то ли пуля, то ли нож в спину.
Размышляя о превратностях жизни, я чуть не столкнулся с женщиной, шедшей мне навстречу.
– Прошу прощения, – извинился я, – немного задумался.
– Смотреть нужно, что глаз нет? – произнесла довольно грубо женщина и стремительной походкой направилась дальше.
«Ну что, Виктор Николаевич, – спросил я себя, – зазевались? Повнимательней надо быть… На улице нужно думать об улице, а не о разной чепухе. Так можно и под машину попасть».
В гостинице, получив ключ от номера, я уже направился к лестнице, как услышал за спиной голос администратора:
– Извините! Вам оставили письмо.
«Странно, – сразу напрягся я. – Кто в этом городе может писать мне письма?»
Письмо я, разумеется, взял, поблагодарил администратора и заторопился в номер.
* * *
Кунаев по окончании рабочего дня заехал в магазин и, накупив всяких сладостей для внуков, направился к дочери.
Подъехав к дому, он вышел из машины и не спеша направился к подъезду.
– Здравствуйте, – поздоровалась с ним женщина, живущая на этаж выше дочери.
– Здравствуйте, – ответил он ей и стал подниматься по лестнице.
Он подошел к знакомой двери и нажал на кнопку звонка. По всей вероятности, дочь ждала его и быстро открыла.
Отряхнув снег с обуви, Кунаев разделся и прошел на кухню.
– Дедушка пришел! – к нему тут же устремились любимые внуки.
Дедушка открыл свой кожаный портфель и стал раздавать им подарки. Детишки, не скрывая восторга, стали хвалиться друг перед другом полученными сладостями.
– Есть будешь? – поинтересовалась у него дочь и, увидев утвердительный кивок, стала доставать из шкафа тарелки.
– Иди, займись детьми, я сам себе положу, – сказал он. – У меня к тебе серьезный разговор.
Через некоторое время шум в соседней комнате затих, и на кухню вернулась дочь.
– Ну как, уложила?
– Да, пап, спят. Встаем рано в садик и ложимся рано. Устают за целый день, – дочь присела на стул.
– Вот что, доченька, – начал Кунаев. – Скрывать не буду, твой муж в розыске. Я с ним говорил месяца два назад. Он обещал сделать вам визы в Германию. Похоже, не сделал. Вот, возьми, это твой паспорт, в нем вписаны дети.
Кунаев протянул ей загранпаспорт.
– Курт передал вам деньги. Они у меня на работе, в сейфе. Это большие деньги, тебе хватит надолго, а может, и на всю жизнь. Вот в этом свертке тоже деньги, их надо передать его матери и брату. Я воспользовался случаем и связался с его родственниками в Германии. Со дня на день они должны выслать на твой адрес вызов. Когда получишь его, нужно будет срочно выехать в Москву. Бросай все. Я продам твою квартиру и мебель. Ты должна, слушай меня внимательно, сначала, выехать в Семипалатинск, а оттуда в Москву. Не спрашивай меня ни о чем, так надо. Обо мне не думай, я не пропаду. Для меня главное, чтобы ты уехала как можно быстрее.
Из глаз дочери потекли слезы. Она почувствовала, что видит своего отца в последний раз.
– Не плачь, не хорони меня раньше времени, – сказал Кунаев и погладил ее, как в детстве, по голове.
Он встал и направился к выходу.
