Текст книги "Демон из прошлого (СИ)"

Автор книги: Александр Малышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

– Да пошел ты… – прошипел он, явно теряя терпение. – У тебя есть три секунды, чтобы объяснить, почему я не должен спустить курок прямо сейчас.

– Потому что, если ты это сделаешь, – сказал я, стараясь говорить как можно более уверенно, хотя внутри все холодело от осознания того, что он может просто выстрелить, – твои люди проснутся не только от выстрела, но и от взрыва. Все эти канистры с горючим, которые я так аккуратно расставил вокруг… Думаешь, они просто так здесь валяются?

На долю секунды его взгляд дрогнул. Он явно не ожидал такого поворота. Но затем его лицо снова исказилось яростью.

– Ты блефуешь, – процедил он, но его голос уже не звучал так уверенно.

– Проверь, – усмехнулся я, хотя внутри все кипело от напряжения. – Только учти: если я не успею нажать на кнопку, ты точно не успеешь убежать.

Мы замерли в этом странном противостоянии: он с пистолетом, направленным мне в голову, а я, лежа на земле, готовый рискнуть всем ради одного шанса.

И тут я заметил движение за его спиной. Гуль. Он был уже совсем близко, бесшумно приближаясь сзади. Главарь ничего не замечал, полностью сосредоточившись на мне.

– Знаешь, – сказал я, пытаясь отвлечь его ещё сильнее, – ты правда сильно пьян. Иначе бы уже давно понял, что я не шучу.

Его палец начал сдвигаться к спусковому крючку.

Но Гуль был уже рядом.

Главарь все же попытался выстрелить. Его палец сжал спусковой крючок, но вместо оглушительного хлопка раздался лишь слабый щелчок. Пистолет дал осечку. Это было неудивительно – ведь ранее я зарядил в него найденные патроны, которые черт знает сколько времени провалялись в логове того самого волкомонстра.

– Что за…? – прошипел главарь, явно не понимая, почему его оружие подвело. Он начал лихорадочно передергивать затвор, чтобы выкинуть бракованный патрон из ствола.

Но Гуль уже был прямо за его спиной. Маскировка спала, и он снова выглядел как ходячий зомби в своей широкополой шляпе, бледно-зеленое лицо которого теперь казалось еще более жутким при свете догорающего костра. Не теряя ни секунды, Гуль всадил нож точно в спину главарю – прямо туда, где должно было находиться сердце.

Главарь замер, издав глухой хрип. Гуль резко повернул нож внутри раны, а затем с силой обломил лезвие, оставив его торчать в теле противника. Главарь даже не успел ничего сказать. Его глаза закатились, колени подкосились, и он рухнул на песок, словно мешок с дерьмом.

Тишина опустилась над лагерем, нарушаемая лишь потрескиванием углей в костре да далеким храпом спящих рейдеров. Я медленно поднялся с земли, чувствуя, как напряжение постепенно отпускает меня.

Гуль, удовлетворенно поправив свою шляпу, посмотрел на меня и усмехнулся:

– Ну что, Фрэнк, теперь ты веришь, что иногда лучше доверять старым добрым методам, чем технике?

Я только покачал головой, глядя на мертвого главаря. Время для разговоров еще будет. Сейчас нужно было действовать быстро – пока остальные рейдеры не проснулись и не поняли, что произошло. Теперь нам ничто не помешает уйти. Все рейдеры пьяные в хлам и спят. А те, кто мог оказать сопротивление, мертвы. Поэтому перед уходом можно было все же осмотреть лагерь. Хотя бы палатку их босса. Думаю, там должно быть чем поживиться.

– Знаешь, теперь нам ничто не мешает поискать тут еды и оружия. Все, кто мог нам помешать, мертвы, – сказал я Гулю.

– А это здравая мысль. Давай разделимся, – ответил он.

Я забрал у мертвого главаря свой пистолет и отправился в его палатку, а Гуль пошел искать еду и воду.

Палатка главаря была больше остальных и выглядела внушительно даже изнутри. В центре стоял складной стол, заваленный картами, грязными бумагами и пустыми бутылками. Углы занимали металлические ящики, некоторые из которых были вскрыты. Начал обыскивать их один за другим. В первом обнаружил коробку патронов 9 мм – идеально для моей Беретты. Во втором нашел свой дробовик, который у меня отобрали, и около десятка патронов к нему. Еще несколько ящиков содержали ржавое оружие: автомат Калашникова с треснутым стволом, старый «Макаров» без магазина и пару непонятных пистолетов, которые явно уже никогда не выстрелят. Это всё я оставил на месте – таскать такой хлам не имело смысла. Зато мой взгляд привлек большой охотничий нож с широким лезвием, заточенным под самый кончик. Он был в отличном состоянии, и я сразу решил взять его с собой. В последнем ящике нашлись две противопехотные гранаты – это точно пригодится.

Выходя из палатки, я направился к месту нашей последней схватки с главарем. Туда же шёл и Гуль. Он нес небольшую сумку, перекинутую через плечо, а в руках держал длинное ружье.

Это была винтовка Мосина – классическая русская трехлинейка, проверенная временем. Её деревянный приклад был потёртым, но сам механизм казался исправным.

– Смотри, что нашел! Старая добрая винтовка Мосина. Чуть-чуть почистить, и будет незаменима. Ну и горсть патронов к ней прихватил, – сказал он, демонстрируя находку. – А ты что нашел?

– Только свое оружие. Немного патронов к нему, да пару гранат. Ты умеешь стрелять из этой штуки? – спросил я.

– Оооо… Да я чертов снайпер. И без оптики на 200 метров бью белке в глаз. Тоже приобретенная мутация, знаешь ли, – ответил Гуль с легкой ухмылкой.

– А в гранату попадешь?

– Легко. Даже в темноте.

Я подошел к одному из пикапов, обильно облитому бензином. Поставил одну из гранат на кузов, подпер двумя камнями рычаг и выдернул чеку. Само взорваться не должно, а вот если выбить камень – самое то. И мы пустились в путь.

Отойдя от лагеря метров на двести, Гуль поднял винтовку, прицелился куда-то в темноту и нажал на спуск. Раздался громкий выстрел. Спустя мгновение последовал оглушительный взрыв. На месте лагеря рейдеров полыхал чудовищный пожар. Те, кого не убило сразу, подскочили и бегали по лагерю, пытаясь тушить пламя. Их машины горели. Их топливо уничтожено. Им точно было не до нас.

Спустя пару часов мы ушли довольно далеко. Ночь все еще царила над пустыней, накрывая её бархатным покровом звёздного неба. Легкий ветерок гулял между дюнами, принося с собой прохладу и тонкий запах влажной земли. Песок, ещё недавно раскаленный дневным солнцем, теперь остыл, превратившись в мягкую, почти бархатистую поверхность под ногами. Вдалеке, на горизонте, виднелись силуэты кактусов, их причудливые очертания казались чернильными пятнами на фоне серебристого свечения звезд. Мир вокруг был одновременно суровым и прекрасным – пустыня словно жила своей собственной жизнью, полной тайн и загадок.

Мы вышли к небольшому ручью, который извивался между камнями, словно живое существо, спасающееся от жары. Его вода была удивительно чистой, отражая звёзды, и создавала вокруг себя маленький оазис: несколько чахлых кустов и даже одиноко стоящее дерево с искривленными ветвями. Мы решили сделать привал здесь, чтобы немного передохнуть и перекусить.

Гуль достал из украденной сумки припасы: кусок жареного ящера, завернутый в листья, и флягу с чистой водой. Только сейчас я понял, насколько сильно проголодался. Живот свело от голода, а во рту пересохло. Я не пил уже сутки. Мы молча приступили к еде, наслаждаясь моментом передышки после всех пережитых опасностей.

– Так кто же ты такой? – снова спросил я, разрывая мясо зубами.

– Я тебе уже сказал, кто я, – ответил Гуль, усмехнувшись. – Или ты думаешь, что за время нашего знакомства я успел превратиться в кого-то другого? Может, в принца на белом коне?

– Принцы обычно не выглядят как ходячий труп и не убивают людей одним ударом, – парировал я, но не смог сдержать улыбку.

– Вот именно, – кивнул он, продолжая есть. – Я мутант, если ты еще не понял. Я живу на этой земле с самого начала этого… как ты там сказал? Трындеца? Да, именно так. Я все это видел своими глазами. И все это время мой организм не перестает мутировать. Черт его знает, что получится в конце. Может, стану бессмертным. А может, превращусь в кактус. Заманчивая перспектива.

– А куда ты идешь? – снова спросил я, отпивая воды из фляги.

– Да мне по большому счету без разницы, – пожал он плечами. – Когда живешь так долго, становится скучно. Все повторяется: день, ночь, кровь, песок. А ты прямо притягиваешь приключения на свой зад. Не против, если я пока составлю тебе компанию?

– В принципе не против, – ответил я. – Всегда хорошо, когда есть кому прикрыть твой зад.

– Ну вот и договорились, – усмехнулся Гуль, допивая свою порцию воды. – Ты спать хочешь?

– Да пока не очень, – ответил я, чувствуя, как адреналин всё ещё бурлит в крови.

– Тогда я посплю, – сказал он, поднимаясь и стряхивая песок с одежды. – Старый я уже. Все время хочется только спать и ни черта не делать. А ты подежурь пока.

– Ок. Как скажешь, – кивнул я.

– И на вот, почитай, если тебе интересно, кто я, – с этими словами он протянул мне старую тетрадку с пожелтевшими страницами и выцветшим текстом. Обложка была потертой, а уголки страниц загнуты, словно её часто перелистывали.

Гуль улегся спать прямо на землю, подложив под голову руку. Он закрыл глаза и через минуту уже мерно посапывал, словно весь мир перестал для него существовать. Я же сел поудобнее, прислонившись спиной к дереву, и, взяв тетрадь, открыл её на первой странице. Это оказался дневник. Написанный слегка корявым почерком, почти детским, он сразу привлек моё внимание. Ночного света от звезд едва хватало, чтобы разобрать слова в этой тетрадке, но все же прочесть было можно, хоть и с трудом.

Чирп, вдруг появившийся из ниоткуда, уткнулся в меня мордочкой. Он видимо чувствовал свою вину, раз так долго скрывался. Но желание поесть все же одержало верх, и он решил проявиться. Я кинул ему кость с остатками мяса ящера. Он, схватив ее, снова скрылся в темноте. А я принялся читать дневник.

Интерлюдия. Дневник Гуля

2026 год. 19 апреля.

Сегодня мне исполнилось восемь лет. Мама испекла торт с клубникой – мой любимый. Я съел два куска, а потом папа сказал, что если я съем ещё один, то заболею. Но это, конечно, неправда. Папа всегда так говорит, когда хочет, чтобы я не ел слишком много сладкого.

Я получил подарок от бабушки – красивую тетрадку в твёрдой обложке. Она сказала, что теперь я могу записывать в неё всё, что захочу. И я решил, что буду писать сюда каждый год в свой день рождения. Это будет как история моей жизни. Если что-то интересное произойдёт, я обязательно запишу. А если ничего не произойдёт, то напишу хотя бы про погоду или про то, каким был торт.

Мне кажется, это хорошая идея. Бабушка говорит, что такие записи могут пригодиться, когда я вырасту. Может быть, я даже стану известным, и кто-нибудь захочет узнать обо мне.

Сейчас я просто рад, что мне подарили тетрадку. Она пахнет новым бумажным листом, и мне хочется её беречь.

2027 год. 19 апреля.

Сегодня мне исполнилось девять лет. В этом году произошло что-то невероятное: папа получил назначение на проект «Левиафан». Это огромный атмосферный стратостат, который может находиться в воздухе долгое время, изучая изменения в атмосфере. Мы всей семьёй переезжаем туда. Мама будет работать в столовой, а я продолжу учиться – для детей учёных организована школа прямо на борту. Я очень рад этому. Мне кажется, это приключение станет началом чего-то особенного.

Папа говорит, что «Левиафан» – это самое безопасное место на Земле. Он рассказывает о лабораториях, где учёные работают над важными открытиями, и о том, как мы будем жить высоко в небе, словно птицы. Мама улыбается, но я замечаю, что её глаза кажутся немного грустными. Может быть, она просто скучает по нашему дому?

Вчера мы прощались с друзьями. Они дарили нам открытки и маленькие подарки. Я даже получил старую игрушечную машинку от соседа Саши. Он сказал: «Теперь ты будешь жить в настоящей машине, которая летает!» Все смеялись, но я видел, что Саша тоже грустит.

Завтра мы отправляемся на «Левиафан». Я уже представляю, как буду смотреть на облака с высоты птичьего полёта.

2028 год. 19 апреля.

Мне десять лет. Жизнь на «Левиафане» идёт своим чередом. Все работают, учатся, живут как обычно. Папа часто занят в лаборатории, мама трудится в столовой, а я хожу в школу. Здесь много детей, и мы играем вместе после занятий. Иногда я замечаю, как взрослые шепчутся о чём-то важном, но никто ничего не объясняет. Наверное, это просто взрослые дела.

Недавно я подружился с мальчиком по имени Роберт. Он старше меня на год и знает много интересного о «Левиафане». Он рассказал, что на борту есть секретные помещения, куда нельзя заходить. Когда я спросил, почему, он только пожал плечами и сказал: «Да кто ж его знает, что там? Наверно эксперименты какие-то проводят». Я не понял, что он имел в виду, но его слова засели у меня в голове.

Иногда я стою у окна и смотрю вниз. Земля выглядит такой далёкой и маленькой. Мне становится немного страшно от мысли, что мы так высоко. Но папа говорит, что здесь мы в безопасности.

2029 год. 14 марта.

Мой день рождения еще не наступил, но я решил сделать эту запись раньше, пока еще хорошо помню это. В прошлом месяце случилось что-то ужасное. Луна… Она раскололась на части прямо у нас на глазах. А вчера её огромные осколки долетели до земли и начали падать на поверхность. Стратостат содрогался от ударов воздушных волн, а внизу всё горело. Цунами накрыло землю несколько раз, и теперь она выглядит как мёртвая пустыня. Мы потеряли связь с Землёй. Никто не отвечает. На «Левиафане» все в панике, но учёные говорят, что мы в безопасности. Я боюсь. Что будет дальше?

Я ещё хорошо помню, как мама крепко обнимала меня, когда мы смотрели на огонь внизу. Её руки дрожали, хотя она пыталась казаться спокойной. Папа был в лаборатории всю ночь. Когда он вернулся, его лицо было бледным, а глаза красными от усталости. Он сказал только: «Мы должны держаться. Теперь всё зависит от нас».

Школа закрылась. Больше никто не учится. Взрослые говорят, что это временно, но я чувствую, что что-то изменилось. Люди стали другими. Их взгляды стали тревожными, а голоса – тихими.

2030 год. 19 апреля.

Мне двенадцать. Земля всё ещё горит. Мы видим это из окон стратостата – огонь, дым, разруха. Но сам «Левиафан» словно защищён невидимым щитом. Катастрофа не коснулась нас. Мы по-прежнему в небе, но связь с Землёй так и не восстановлена. Учёные пытаются понять, что происходит внизу, но пока безрезультатно. Папа говорит, что нам повезло, что мы здесь. Но почему-то его слова звучат неубедительно.

На днях я слышал, как мама разговаривала с одной из женщин в столовой. Она сказала: «Что, если они никогда не вернутся?» Я не знаю, кого она имела в виду, но её слова заставили меня задуматься. А что, если мы действительно никогда не сможем вернуться домой?

Я стал замечать, что дети на борту становятся беспокойными. Они часто дерутся или плачут без причины. Иногда я слышу их ночные крики через перегородки. Это пугает меня.

2031 год. 19 апреля.

Тринадцать лет. Земля больше не горит. Огни погасли, но теперь она выглядит мертвой и холодной. Учёные провели множество исследований и пришли к выводу, что жизнь на Земле невозможна. Радиация, ядовитые вещества в воздухе, изменённая атмосфера – всё это делает планету непригодной для существования. Мы остаёмся в небе. Больше нет места, куда можно уйти.

Папа говорит, что «Левиафан» теперь наш дом. Но я всё чаще думаю о том, что было раньше. Мне снились сны о нашей старой квартире, о прогулках с мамой по парку. Я проснулся сегодня с тяжестью в груди.

А еще Роберт исчез. Я не видел его уже несколько недель. Когда я спросил о нём у других детей, они только пожали плечами. «Он заболел», – сказали они. Но я не верю. Что-то здесь не так.

Пару страниц отсюда вырвано.

2037 год. 19 апреля.

Мне девятнадцать. На «Левиафане» давно кончилась провизия. Но тем не менее в столовых всегда есть еда. Откуда она берётся? Я спрашивал об этом у мамы, но она только улыбнулась и сказала, что это «секрет». Странный ответ. Иногда я замечаю, как люди исчезают. Никто не говорит, куда они уходят. Я начинаю подозревать, что что-то здесь не так.

Вчера я нашёл старый журнал в заброшенной комнате. На его страницах были написаны заметки о «биологических экспериментах». Я не понял всего, но одно слово привлекло моё внимание: «Мутации».

Мама стала какой-то другой. Она редко улыбается и почти не говорит со мной. Иногда я ловлю её взгляд, полный печали и тревоги.

2038 год. 19 апреля.

Мне двадцать. Вот уже несколько месяцев мне не дает покоя одна мысль: на «Левиафане» нет старых людей. Совсем. Детей становится всё больше, но старики куда-то исчезают. Я спросил об этом у мамы, но она лишь отмахнулась, сказав, что «все умирают рано или поздно». Но это не объясняет, куда они пропадают. Почему никто не говорит об этом?

Я начал следить за людьми. Иногда ночью я слышу шаги в коридорах. Однажды я увидел, как группа мужчин в белых халатах уводила кого-то в одну из секретных комнат. Этот человек больше не появился.

Мне страшно.

2039 год. 19 апреля.

Мне двадцать один. В этом году исчез папа. Ему было уже за пятьдесят, и однажды он просто пропал. Никто не знает, куда он делся. Мама говорит, что он умер, но я не верю. Он был здоров и полон сил. Я начинаю думать, что на «Левиафане» происходит что-то ужасное, о чём никто не хочет говорить. Может быть, это связано с теми, кто исчезает? Или с едой в столовой? Я должен узнать правду.

Недавно я нашёл ещё одну запись в старом журнале. Там говорилось о «переработке биологического материала». Меня затошнило. Я больше не могу спать.

2040 год. 19 апреля.

Мне двадцать два года. Уже больше чем десять лет прошло с того дня, когда Луна раскололась на части, а Земля превратилась в пустыню. С тех пор жизнь на «Левиафане» стала для нас единственной реальностью. Я работаю техником по двигателям – это важная работа, хотя и монотонная. Каждый день одно и то же: проверка систем, ремонт узлов, замена деталей.

Вчера мой напарник, Дмитрий Васильевич, не вышел на смену. Начальник сказал, что он заболел. Но я подозреваю иное. Дмитрий был здоров как бык, и я никогда не слышал, чтобы он жаловался на самочувствие. На самом деле, за последние годы я заметил, что многие люди исчезают именно так: их просто объявляют больными или ушедшими, а потом они больше не появляются.

Я спросил об этом у начальника, но он только отмахнулся, сказав: «Не лезь, куда не просят». В его глазах я заметил что-то странное – будто он знал гораздо больше, чем хотел сказать.

Сегодня ночью мне снился странный сон. Я снова был ребёнком, и мы всей семьёй готовились к переезду на «Левиафан». Только вот мама и папа были совсем другими – они шептались о чём-то, и в их голосах звучала тревога. Проснувшись, я долго не мог избавиться от этого чувства беспокойства.

2041 год. 19 апреля.

Мне двадцать три. В этом году я перевёлся в доставщики еды. Это решение дало мне доступ к тем частям «Левиафана», куда раньше было сложно попасть. Особенно в закрытую часть корабля – ту самую, где находятся лаборатории.

Вчера мне удалось незаметно пробраться в одну из комнат, где стоит странное устройство. Оно выглядело как огромный цилиндр высотой около трёх метров, покрытый переплетением трубок и проводов. Внутри цилиндра пульсировал голубоватый свет, словно внутри него билось живое сердце. На внешней стороне виднелись странные символы – нечто среднее между буквами и математическими формулами. Они светились мягким зелёным светом, но я не смог разобрать ни одного слова.

Устройство издавало тихий гул, который ощущался даже в теле. Когда я подошёл ближе, почувствовал, как волосы на руках встали дыбом. Что-то в этой машине казалось… живым.

Я попытался сфотографировать её, но камера моего телефона отказывалась работать. Как только я направлял объектив на устройство, экран гас. В этот момент я услышал шаги за дверью и быстро ушёл, пока меня не заметили.

Пока не понимаю, для чего это устройство. Но оно явно связано с исчезновениями людей. Возможно, это ключ к разгадке всех тайн «Левиафана».

2042 год. 19 апреля.

Мне двадцать четыре. Люди продолжают исчезать. Теперь уже не только пожилые, но и те, кому едва за тридцать. Детей становится всё больше, а самому старшему человеку на борту едва ли исполнилось сорок.

Недавно исчезла моя коллега Марина. Она работала в столовой и всегда была весёлой и жизнерадостной. Однажды она просто не пришла на работу, а начальник сказал, что она «ушла на покой». Что это значит? Куда она могла уйти?

После этого случая я зарекся водить с кем-то дружбу. Ведь никогда не знаешь когда твой друг возьмет и исчезнет без следа. Буду теперь одиночкой, пока не разберусь что же происходит на этом чертовом корабле.

Я начал следить за теми, кто остаётся. Иногда ночью я слышу странные звуки – шаги, шорохи, тихие голоса. Однажды я заметил, как группа людей в белых халатах вела куда-то мужчину с завязанными глазами. Его лицо было бледным, а движения – вялыми, словно он находился под воздействием наркотиков.

Все эти события заставляют меня задуматься: а что, если «Левиафан» – это не просто убежище? Что, если это экспериментальная станция, где проводят опыты над людьми? И что будет, когда очередь дойдёт до меня?

Сегодня я снова заглянул в ту лабораторию с устройством. Оно всё ещё там, и его свет стал ярче. Мне кажется, оно как-то связано с исчезновениями. Но пока я не могу понять, как именно.

2043 год. 19 апреля.

Мне двадцать пять лет. На «Левиафане» всё так же исчезают люди. Теперь самому старшему едва исполнилось тридцать четыре года. Детей становится всё больше, а взрослые постепенно пропадают. Учёные наконец-то решили что-то объяснить. Они собрали всех в помещении театра – огромном зале с потрескавшимися креслами и выцветшей краской на стенах.

Один из них, высокий мужчина в белом халате, вышел на сцену. Его голос был спокойным, почти монотонным, но в глазах читалась тревога. Он сказал, что нашли остров в океане. Место, где можно жить. Но проблема в том, что капсулы для транспортировки людей очень трудоёмки в производстве. Их могут делать всего две-три штуки в месяц. Поэтому они вводят лотерею. Все те, кому уже исполнилось двадцать пять лет, обязаны в ней участвовать. Выигравшие получают шанс спуститься на Землю и начать новую жизнь.

Я слушал его речь, и чем дольше он говорил, тем сильнее мне казалось, что это ложь. Слишком гладко, слишком красиво. Почему никто не задаёт вопросов? Почему все просто принимают это как данность?

Когда я вернулся в свою комнату, долго не мог уснуть. В голове крутились мысли: а что, если это очередной обман? Что, если никакого острова нет?

2044 год. 19 апреля.

Мне двадцать шесть лет. Неужели учёные не соврали? Капсулы действительно отстреливаются регулярно. Каждый месяц. Но вот что странно: никаких новостей от тех, кто «выиграл» лотерею, никто ни разу не получил. Как они там живут? Что делают? Почему не связываются с нами?

Однажды я снова делал доставку еды в лаборатории. Решил рискнуть и прокрался в отсек с капсулами. Я спрятался за одной из машин и стал наблюдать. То, что я увидел, заставило меня похолодеть.

В капсулы загружали не людей. Это был какой-то мусор. Обломки металла, пластик, даже куски ткани. Тогда куда же деваются те, кто «выиграл» лотерею?

Я чувствую, что правда где-то рядом. Но она пугает меня. Очень пугает.

2044 год. 6 октября.

Я делаю эту запись, потому что теперь знаю правду. Это ужасно.

Сегодня я снова пробрался в секретную комнату с тем странным устройством. Я видел, как это происходит. Людей обкалывают какими-то препаратами. Потом в бессознательном состоянии их загружают в этот аппарат. А на выходе… На выходе получают какую-то биомассу странного желто-зелёного цвета.

Потом другие машины перерабатывают её в пригодную белковую пищу. В мясо.

Кошмар.

Теперь я понимаю, почему на «Левиафане» всегда есть еда. Почему исчезают люди. Почему нет стариков. Этот корабль – не убежище. Это фабрика. Фабрика, которая превращает людей в еду.

Надо что-то делать. Надо выбираться отсюда. Но как? Мы висим высоко в небе, а Земля непригодна для жизни.

Что бы я ни выбрал, это будет кошмар. Остаться здесь – значит стать частью этой системы. А попытаться уйти – значит обречь себя на смерть внизу.

Я не знаю, что делать. Но одно ясно точно: выигрывать в лотерею нельзя.

2045 год. 19 апреля.

Мне двадцать семь лет. После того, что я видел, я больше не могу нормально есть в столовой. Я ем только овощи – их выращивают здесь, на «Левиафане», и я точно знаю, что они настоящие. А вот мясо… Нет. Больше никогда.

Я снова работаю техником по двигателям. Стоило больших трудов вернуть себе эту должность, но теперь у меня есть доступ к материалам, которые могут спасти мне жизнь. Я тайком строю планер. Это моя единственная надежда на побег. На нём я смогу спуститься на землю. Но поможет ли это? Радиация, мутанты, ядовитый воздух – всё это ждёт меня внизу. Однако даже смерть там кажется лучше, чем судьба стать едой для остальных. Этот рассадник каннибалов уже порядком опостылел мне. Самое ужасное, что я один из них.

Но недавно произошло нечто, чего я совсем не ожидал. Я встретил её. Её зовут Моника. Она работает в лаборатории, и я познакомился с ней случайно, когда доставлял запчасти для оборудования. Мы разговорились, и, хотя я зарекался водить дружбу с кем-либо на этом проклятом корабле, сердцу не прикажешь.

Моника… Она другая. В ней есть что-то светлое, что заставляет забыть обо всех кошмарах, которые происходят вокруг. Мы начали встречаться тайно, в укромных местах корабля, где нас никто не мог увидеть. У нас бурный роман, и я чувствую себя живым впервые за долгие годы. Но я боюсь. Боюсь, что если она узнает правду о том, что происходит на «Левиафане», то отвернётся от меня. Или ещё хуже – её заберут раньше, чем я успею что-то сделать.

Сейчас главное – закончить свой план до того, как я сам стану «счастливым обладателем» путёвки на переселение. Я должен успеть.

2046 год. 19 апреля.

Это случилось. Как раз в канун моего двадцать восьмого дня рождения. Я выиграл лотерею. Черт возьми. Теперь у меня есть всего две недели, чтобы завершить свой план. Отправление назначено на 3 мая. Если я не уйду до этого момента, то окажусь в том самом аппарате.

Каждая минута на счету. Я почти закончил планер. Он спрятан в одном из ангаров, куда редко заглядывают люди. Но добраться до него будет непросто. Учёные усилили охрану после нескольких попыток бунта среди молодых. Они знают, что кто-то может догадаться. И они правы.

Но есть ещё кое-что. Я решил рассказать Монике правду. Всё. О людях, которых превращают в пищу. О капсулах, которые улетают в никуда. О том, что никакого острова нет. Она сначала не поверила. Думала, что я сошёл с ума. Но я показал ей всё: секретную комнату, аппарат, биомассу. Она плакала, когда поняла, что я говорю правду.

«Я ухожу», – сказал я ей. «У меня есть планер. Я могу спуститься на землю. Пойдёшь со мной?» Она колебалась. Я видел страх в её глазах. Но потом она кивнула. «Да. Я с тобой», – прошептала она.

Теперь мой план изменился. Не только я. Мы оба должны выбраться отсюда.

2046 год. 2 мая.

Завтра у меня отправка на «остров». Но я знаю, что никакого острова нет. Мы сейчас пролетаем над материком. Похоже, это Северная Америка. Пора действовать. Сейчас или никогда.

Сегодня ночью мы проберёмся в ангар вместе с Моникой. Если повезёт, никто нас не заметит. Если нет… Что ж, тогда всё кончено.

Я проверил планер последний раз. Всё готово. Мы сможем поместиться вдвоём. Главное – не ошибиться в расчётах.

Мы с Моникой договорились встретиться ночью. Я не могу позволить им забрать нас. Не могу стать очередной порцией пищи для этих монстров в человеческом обличье.

2046 год. 5 мая.

Да. Я сделал это. Но цена была слишком высока.

Той ночью мы пробрались в ангар. Всюду мерещилась охрана, готовая схватить нас и отправить на «остров». Каждый шаг отдавался эхом в пустых коридорах. Мы шли медленно, стараясь не шуметь, хотя каждая секунда казалась вечностью. И всё же мы чуть не столкнулись с патрулём. Пришлось затаиться за углом, пока они проходили мимо. Нас спасла только темнота.

Когда мы добрались до ангара, то обнаружили, что дверь закрыта. Кодовый замок. Проклятье. Я всегда его использовал. Я знал код. Но в тот момент он как будто вылетел из головы. Мысли путались, меня охватил страх того, что мы не сможем выбраться. Но код на самом деле был простым: дата первого запуска стратостата. Я вводил цифры дрожащими руками, путаясь, сбиваясь и начиная заново. Дверь наконец открылась.

Планер стоял там, где я его оставил. Мы быстро забрались внутрь. Я проверил все системы. Всё работало. Но проблема была в том, как спихнуть его со стратостата. Для этого нужно было открыть внешний люк. Я взломал панель управления и активировал аварийный выпуск. Люк начал медленно открываться, запуская в ангар ледяной разряженный воздух.

Мы забрались внутрь планера. Руки тряслись, когда я проверял ремни безопасности. Моника сидела рядом, бледная, но решительная. В голове крутились мысли: а что, если я ошибся в расчётах? Что, если планер разобьётся сразу после старта? Но времени на сомнения не было.

Когда люк полностью открылся, я активировал катапульту. Планер сорвался с места и полетел вниз. Первые секунды были ужасающими. Я буквально чувствовал, как мой желудок поднимается к горлу. Ветер ревел в ушах, а земля стремительно приближалась.

Я никогда раньше не летал. Только теория из нескольких украденных журналов. Но я помнил основы: держать крылья ровно, контролировать скорость снижения. Пальцы судорожно сжимали рычаги управления. Моника сидела рядом, прижимаясь ко мне. Ей было страшно. Мне тоже.

Посадка была жёсткой. Планер ударился о землю, перевернулся и скользил ещё несколько метров, прежде чем остановиться. Я чудом остался жив. Выбравшись наружу, я осмотрел себя: несколько ссадин, но ничего серьёзного.

Моники рядом не было.

Я нашёл её нескольких метрах дальше. Она лежала без движения, её тело было изломано, а лицо окровавлено. Она была мертва.

Я упал на колени рядом с ней и зарыдал. Она была моей надеждой, моим светом в этом мире тьмы. И теперь её больше нет.

Я стоял на земле. Впервые за двадцать восемь лет я действительно стоял на земле. Она была покрыта пеплом и пылью, воздух был тяжёлым и едким, но это была свобода.

Теперь я здесь. Один. Без еды, без воды, без оружия. Но я жив. И я больше никогда не буду частью их системы.

Моника… Я так сильно любил тебя. Прости, что не смог спасти.