Текст книги "Органы государственной безопасности и Красная армия: Деятельность органов ВЧК — ОГПУ по обеспечению безопасности РККА (1921–1934)"

Автор книги: Александр Зданович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 44 страниц)

Особое место в указанном перечне отведено активно развивающемуся советско-германскому тайному сотрудничеству в военной области. Из девяти разделов перечня этому вопросу посвящена одна треть, причем именно данные разделы были наиболее детально прописаны. Важным для советской контрразведки представлялось то обстоятельство, что центральный аппарат французской разведки требовал от своих резидентур и отдельно действующих агентов добиваться получения персональных данных на участников советско-германских контактов[168]168
  Там же, л. 15.


[Закрыть].

Здесь явно просматривалось желание выделить вербовочную базу для последующих активных мероприятий по приобретению хорошо информированных источников из числа комсостава Красной армии и работников военной промышленности.

То, что отмечалось в перечне, продолжало интересовать французскую разведку и в более поздние годы.

Разведактивность немецких спецслужб против Вооруженных сил Советской России, а затем СССР проявлялась на фоне особых отношений между нашими странами и прежде всего существовавшего практически весь исследуемый период советско-германского взаимодействия в военной и военно-промышленной сфере и была тесно связана с ним.

Следует иметь в виду, что в первые годы после начала контактов (с 1921 г.) военно-разведывательные органы Веймарской Германии находились в состоянии полного упадка. Официальное существование их запрещалось Версальским договором.

Те из политиков, дипломатов и военных специалистов, кто кропотливо работал над мирным договором, подписанным 28 июня 1919 г., не без основания считали, что теперь будет положен конец германской военной машине и сделает ее воссоздание невозможным.

В соответствии с текстом пятой части договора, разоружение Германии сводилось к следующему: армия – не более 100 тысяч человек, используемая исключительно для поддержания общественного порядка внутри страны; офицерский корпус ограничивался 4 тысячами; генштаб распускался, и организация его впредь не разрешалась. Все ограничения должны были строго контролироваться особыми межсоюзническими комиссиями.

Как утверждает немецкий историк Г. Бухгайт, лишь в 1921 г. германским военным удалось организовать свою спецслужбу в виде группы Абвер в составе военно-статистического отдела Войскового управления Рейхсвера. Аппарат группы состоял всего лишь из трех офицеров генштаба и семи гражданских служащих. Абвер решал исключительно контрразведывательные задачи[169]169
  Бухгайт Г. Абвер – щит и меч III Рейха. Немецкая военная разведка 1918–1944 гг. Москва, 2003. С. 53.


[Закрыть].

Сбор информации из-за рубежа практически не осуществлялся, поскольку финансирование группы было достаточно скромным, а разведка требовала значительных затрат.

«Разведка в Советском Союзе, – констатирует исследователь истории Абвера, – в то время систематически не велась. До начала 1930-х годов заброска агентов и связников в СССР могла осуществляться лишь в единичных случаях»[170]170
  Там же. С. 57.


[Закрыть].

Изучение архивных материалов ОГПУ подтверждает вывод Г. Бухгайта. О деятельности Абвера не упоминается даже в циркулярном письме КРО ОГПУ по немецкой разведке и борьбе с ней, разосланном в местные органы госбезопасности в июле 1924 года[171]171
  РГАСПИ, ф. 76, оп. 3, Д. 317, л. 43–44.


[Закрыть].

Однако центральный аппарат ОГПУ указывал подчиненным органам на активную разведывательную работу в нашей стране сотрудников так называемых «восточных» отделов крупных германских промышленных и торговых фирм. Разведку по Франции, Польше и Советскому Союзу вели также частные информационные бюро, внешне независимые от Абвера и вообще от военного командования. Средства на их содержание поступали, в частности, от концерна Гутенберга, организации «Рейхсфербанд дер Дойче индустри» и других экономических структур.

Источник берлинской резидентуры ИНО ОГПУ А. Хомутов (псевдоним «А/1»), внедренный в начале 1920-х годов в агентурную сеть немецких спецслужб, сообщал, что в деле разведки одним из основных было «Бюро Нунция». Руководство и контроль за деятельностью бюро конспиративно осуществляла группа Абвер Рейхсверминистериума. Задачами «Нунции» являлись: во-первых, разведка в интересах военного министерства; во-вторых, собирание сведений промышленного и коммерческого характера, могущих интересовать оборонную индустрию Германии.

По данным агента, «Нунцию» возглавляли майор Лизер и капитан Рау – бывшие сотрудники немецкой разведки периода Первой мировой войны. Они хорошо владели русским языком, поскольку являлись выходцами из России. Это обстоятельство позволило им довольно быстро войти в контакт с русскими военными эмигрантскими организациями и использовать их связи в СССР для сбора необходимой информации[172]172
  ЦА ФСБ РФ, д. Н-13214, л. 6–7.


[Закрыть].

«Нунция» и другие информационные бюро активно привлекали к выполнению отдельных разведывательных заданий отставных офицеров Генштаба, работавших в фирмах, поддерживавших деловые отношения с различными предприятиями в нашей стране.

Тайное советско-германское сотрудничество в военной и военно-промышленной сферах, зародившееся в самом начале 1920-х годов, позволяло немецкой разведке осуществлять сбор сведений в СССР, не прибегая к дорогостоящим агентурным методам. На совершенно легальной основе, например в ходе контактов с высокопоставленными командирами РККА, при посещении военно-учебных заведений, участвуя в качестве наблюдателей на маневрах и т. д., германские разведчики без труда получали необходимую информацию.

Как известно, по Версальскому мирному договору Германии запрещалось направлять военных атташе в другие страны. Однако объем проблем, решаемых в ходе сотрудничества с советской стороной, постоянно возрастал. Ограничиваться отдельными приездами в СССР германских военных представителей было уже недостаточно. Тогда было принято решение об учреждении неофициального военного представительства, которое с 1924 г. стало функционировать в Москве под вывеской постоянной комиссии по контролю за хозяйственной деятельностью немецких концессионных предприятий на территории Советского Союза. В секретных документах данное представительство именовалось как «Центр – Москва» («Ц-МО»)[173]173
  Горлов С. А. Совершенно секретно. Москва – Берлин. 1920–1933 гг. М, 1999. С. 88.


[Закрыть].

«Ц-МО» возглавил полковник Лит-Томсен (бывший военный летчик), однако фактически всей работой руководил его заместитель – полковник О. Нидермайер, опытный разведчик, отличившийся на этом поприще в годы Первой мировой войны. Будучи арестованным советскими органами госбезопасности в 1945 г., Нидермайер на допросе показал: «Я признаю, что, находясь в Советском Союзе с 1924 по 1927 г., занимался разведывательной деятельностью в пользу Германии, используя все легальные, а также нелегальные возможности для сбора сведений экономического и военно-политического характера…»[174]174
  ЦА ФСБ РФ, д. Н-19460, л. 97.


[Закрыть]

Нидермайер утверждал, что после неудачной попытки завербовать одного из военнослужащих РККА получил категорический приказ из Берлина от начальника III отдела (отдел иностранных армий) Генштаба полковника Фишера о прекращении какой-либо разведывательной деятельности в СССР по линии «Ц-МО».

Однако можно утверждать, что военному руководству в Берлине информация продолжала поступать по другим каналам. Германская разведка успела за первые годы тайного военного сотрудничества с нашей страной добыть значительный объем данных о РККА. «По имеющимся и проверенным нами закордонным сведениям, – отмечали в одном из циркулярных писем заместитель председателя ОГПУ Г. Ягода и начальник контрразведывательного отдела А. Артузов, – в штабе фашистских организаций Германии имеются точные сведения о состоянии, вооружении, расположении и настроении нашей Красной армии»[175]175
  РГАСПИ, ф. 76, оп. 3, Д. 317, л. 43.


[Закрыть].

В 1929 году произошло объединение немецких военно-разведывательных служб. К Абверу перешла вся работа, проводимая разведкой ВМФ, «Нунцией» и другими информационными бюро. Разведывательные операции за границей теперь становятся его основной задачей. С приходом Гитлера к власти на разведывательно-подрывную деятельность стали ассигновать значительно больше бюджетных средств[176]176
  Бухгайт Г. Указ. соч. С. 66.


[Закрыть].

Когда доминирующей политической силой в Германии стала национал-социалистическая партия, военному руководству в Берлине стало понятно, что советско-германское военное сотрудничество не имеет перспектив и легальные источники сбора обширной информации вскоре иссякнут.

В этих условиях немецкая разведка резко активизировала деятельность на советском направлении. По некоторым признакам это зафиксировали в ОГПУ. В середине 1932 г. появилось специальное циркулярное письмо по данному поводу. В документе отмечалось, что работа германской разведки в СССР все более и более переходит на нелегальные методы, которые лишь дополняются усилиями аппарата военного атташе при посольстве в Москве[177]177
  Советская военная контрразведка. Сб. док. Ч. 2. М., 1981. С. 386.


[Закрыть].

Завершая рассмотрение разведывательно-подрывной деятельности германских спецслужб в отношении СССР, необходимо подчеркнуть ее важную отличительную особенность. Реалистично оценивая возможности, вытекающие из многолетнего и достаточно тесного сотрудничества двух стран в такой специфической сфере, как военная, разведчики и их руководители из министерства Рейхсвера сделали ставку вовсе не на банальный шпионаж, а на выстраивание системы подчинения своему влиянию отдельных советских военачальников и даже некоторых звеньев оборонного ведомства Советского Союза. Еще в начале 1926 г. руководитель отдела иностранных армий Войскового управления Рейхсвера полковник Фишер в секретной переписке с неофициальным представителем в Москве Лит-Томсеном отмечал возрастающую заинтересованность немецкого военного руководства в том, «чтобы вскоре приобрести еще большее влияние на русскую армию, Воздухофлот и флот»[178]178
  Дьяков Ю. Л., Бушуева Т. С. Фашистский меч ковался в СССР. Красная армия и Рейхсвер. Тайное сотрудничество 1922–1933. Неизвестные документы. М., 1992. С. 140.


[Закрыть].

Такую амбициозную задачу не ставили перед собой военные круги других иностранных государств. По нашему мнению, лишь откровенно антикоммунистическая и антисемитская политика Гитлера и его окружения не дала возможности германскому генералитету продвигаться в указанном направлении.

Как показывает проведенный автором анализ ряда архивных документов, включая и циркулярные письма о работе по немецкой линии, руководство органов госбезопасности, к сожалению, недооценило оборотной стороны военного сотрудничества с Германией. Основной упор в работе чекистам предлагалось делать на выявление и пресечение фактов сбора сведений о Красной армии и оборонной промышленности, а не на обнаружение влияния немецкого генералитета и разведки на командиров РККА, участвующих в реализации совместных проектов. Ярким примером того является отсутствие должной реакции на сообщение берлинской резидентуры ИНО ОГПУ в 1932 г. о наличии в СССР некой военной партии, действующей в контакте с Генеральным штабом Германии. Такое же отношение проявилось и к подготовленной в июне 1933 г. докладной записке на имя Г. Ягоды о тайной работе немцев в СССР. Автором записки был начальник немецкого отделения ИНО ОГПУ О. Штейнбрюк, возглавлявший в течение ряда лет аналогичное отделение в советской контрразведке. «Многими не понималась тогда, – писал он позднее в ЦК ВКП(б), – вся тонкая и подрывная работа немцев против СССР… Будучи еще в НКВД и занимаясь в течение 15-ти лет работой по немцам, я знал, что в Разведупре РККА существует подобная же недооценка действительной опасности Германии и ее армии»[179]179
  ЦА ФСБ РФ, д. Р-8395, т. 2, л. 111.


[Закрыть].

Еще одной внешней силой, не только проводившей разведывательные и террористические акции против РККА и Флота, но и стремившейся влиять на наши вооруженные силы, являлись эмигрантские организации. Безусловно, это относится прежде всего к Русскому общевоинскому союзу (РОВС).

Одним из важных, можно сказать, даже базовых вопросов, над решением которого не один год бились лидеры союза, – это превращение Красной армии в русскую национальную, способную активно участвовать в свержении большевистского режима. «По общему мнению, которое я и сам разделяю, – писал в своем дневнике представитель П. Врангеля в Берлине, руководитель отдела РОВСа полковник А. фон Лампе, – у нас один путь для работы – союз с Красной армией и террор в самой России»[180]180
  Минаков С. Советская военная элита 20-х годов. Состав, эволюция, социокультурные особенности и политическая роль. Орел, 2000. С. 86.


[Закрыть].

Один из идеологов монархического крыла эмиграции, бывший депутат Государственной думы В. Шульгин прогнозировал в середине 20-х годов, что «армия и флот будущей России должны объединить в себе всех воинов независимо от того, под какими знаменами они стояли в тяжелейшей период смуты, за исключением тех в Красной армии, которые станут в момент свержения большевистской власти на ее защиту»[181]181
  Политическая история русской эмиграции 1920–1940 гг. Документы и материалы. М., 1999. С. 108.


[Закрыть].

На первом монархическом съезде в Рейхен-галле (Германия) в мае – июне 1921 г. отмечалась необходимость развернуть в России боевые организации и вести усиленную работу в Красной армии[182]182
  Струков Б. Г. В начале противостояния: Российская политическая эмиграция и советские спецслужбы после войны // Исторические чтения на Лубянке. Нижний Новгород, 1998, с. 120.


[Закрыть].

Достижение влияния на армию ставилось на одно из первых мест и в программных документах савинковцев. Последние считали, что комиссары с трудом сдерживают неприязнь Красной армии к Советской власти, и поэтому необходимо только установить связь между воинскими частями и повстанческими крестьянскими отрядами. Информационное бюро савинковского «Союза защиты Родины и свободы» за несколько месяцев в 1921–1922 гг. издало более 3 миллионов экземпляров пропагандистской литературы, в основном направленной на обработку командиров и солдат Красной армии[183]183
  Борис Савинков на Лубянке. Документы. М., 2001. С. 496–497.


[Закрыть].

Однако савинковцы не получали должной отдачи от своих действий. Один из агентов ИНО ГПУ из близкого окружения Б. Савинкова сообщал, что по внутренним оценкам Информационного бюро конец 1921 года и весь 1922 год считается провальным периодом в плане установления связи с Красной армией.

Командный состав РККА из числа бывших офицеров определялся как монархически настроенный, а социал-революционеры были для них одиозней большевиков. В результате во второй половине 1923 года савинковцы окончательно отказались от работы в Красной армии и сосредоточили свою деятельность на рабочих и крестьянах[184]184
  Русская военная эмиграция 20–40 годов. Документы и материалы. Т.2.М., 2001. С. 331.


[Закрыть].

Общая формула действий, проектируемых активными эмигрантскими организациями, состояла в следующем:

1. Целенаправленное и многоканальное идеологическое воздействие на комсостав, с упором на бывших офицеров и генералов царской и белых армий, создание из их числа организационных звеньев на случай восстания, приуроченного к началу вероятной войны против СССР. Предполагалось нанести удар изнутри по РККА, захватить руководство в ней, уничтожить структуры ВКП(б) и таким образом повернуть ее на свою сторону.

2. Насаждение «крестьянских (кулацких) настроений» в красноармейской массе и связь «казармы» с повстанческими отрядами на селе.

3. Всемерное давление на руководящие правительственные круги и военных деятелей иностранных государств в плане побуждения их к началу новой интервенции на территорию СССР.

Для реализации замыслов «активной работы» РОВС, в том числе и против РККА, в середине 20-х годов был создан специальный «Фонд спасения России», который именовался в секретных эмигрантских документах «особой казной для ведения политической работы по связи с Россией»[185]185
  Голдин В. И. Солдаты на чужбине. Русский общевоинский союз, Россия и русское зарубежье в XX–XXI веках. Архангельск, 2006. С. 123.


[Закрыть].

Особо пристально эмигранты следили за борьбой различных группировок внутри РКП(б) – ВКП(б) и отражением этой борьбы в РККА и на Флоте. Возможное ослабление влияния коммунистической партии в войсках увеличивало шансы на реализацию вышеизложенных планов.

Характерно, что угасшие было к концу 20-х годов надежды на внутреннее восстание в СССР с непосредственным участием частей РККА вновь возродились при возникновении «правой оппозиции», действовавшей в условиях начавшейся коллективизации. В русском зарубежье считалось, что армия, пропитанная «крестьянскими настроениями», будет на стороне группы Н. Бухарина и А. Рыкова.

Руководитель «активной» работы РОВС генерал А. Драгомиров даже приступил в 1931 г. к организации переброски офицеров (генштабистов и представителей технических видов войск), а также крупных партий оружия на Кавказ для повстанческих целей[186]186
  ЦА ФСБ, ф. ПФ, д. 6159, т. 1, л. 228 об.


[Закрыть].

В ОГПУ уловили намерения белоэмигрантов и предпринимали все зависящие от контрразведки меры для своевременного выявления и пресечения на самой ранней стадии попыток распространения монархических и вообще реставраторских идей среди военнослужащих. На вскрытие возможных контактов отдельных лиц из числа комсостава РККА и Флота с белоэмигрантами была нацелена вся агентура КРО и ОО ОГПУ, активно использовался контроль международной корреспонденции. Указанная задача была одной из основных в ходе проведения таких оперативных игр, как «Трест», «С-2», «С-4», «Д-7», «М-8», «Ласточка», «Заморское» и других.

Необходимой предпосылкой обеспечения безопасности армии и флота является определение не только внешних, но и внутренних угроз. На устранение либо снижение негативных воздействий внутренних угроз были направлены усилия различных партийных и государственных органов.

Перечень этих структур необходимо начинать с Политбюро ЦК РКП(б) – ВКП(б), на заседаниях которого систематически рассматривались военные вопросы вообще и меры по устранению явлений, угрожающих вооруженным силам, в частности.

Ныне опубликованные повестки дня заседаний высшего исполнительного партийного органа не оставляют в этом сомнений[187]187
  Политбюро ЦК РКП(б) – ВКП(б). Повестки дня заседаний. Т. 1, 1919–1929. Каталог. М., 2000.


[Закрыть].

Прежде всего на Политбюро выносились проблемные бюджетные позиции по военному ведомству, которые с завидной настойчивостью снижал Наркомфин, создавая недофинансированием проблемы во всех областях военного строительства и укрепления вооруженных сил страны.

Много внимания члены Политбюро уделяли различным аспектам реформирования и модернизации Красной армии и Флота, устранению вскрывшихся по ходу дела серьезных недочетов.

Специальному рассмотрению подвергалось морально-политическое состояние войск и непосредственно командных кадров. Здесь особо следует отметить решения, направленные на недопущение попыток оппозиционных групп внутри правящей партии, прежде всего троцкистов, проводить свои идеи в войсках, побуждать военнослужащих к коллективным протестным действиям. В этом отношении характерно дело ответственного сотрудника Политического управления РККА, убежденного троцкиста Я. Дворжеца. Его активные действия разбирались на заседаниях Политбюро пять раз, при этом заслушивались отчеты Ф. Дзержинского и других руководящих сотрудников органов госбезопасности[188]188
  Там же. С. 261, 262, 303, 305, 308.


[Закрыть].

Члены Политбюро не оставляли без внимания конфликтные ситуации между высокопоставленными командирами РККА, отдавая себе отчет, что они отрицательно сказываются на стабильности и эффективности функционирования руководящих звеньев НКвоен, на решении важных вопросов в области военного строительства.

Особо следует отметить деятельность Политбюро в плане разрешения конкретных проблем, связанных с перевооружением Красной армии и Флота. Отставание в этом важнейшем вопросе грозило тяжелейшими последствиями для армии и страны в целом в случае нападения иностранных государств на СССР.

Со второй половины 20-х годов, наряду с оснащением войск новыми системами оружия и техники, Политбюро волновали и все более участившиеся аварии и катастрофы, особенно в авиации и на военном флоте.

Отдельные из указанных выше вопросов выносились на заседания пленумов, конференций и съездов РКП(б) – ВКП(б).

Во многих случаях среди подготовительных к партийным форумам и заседаниям Политбюро материалов фигурируют, иногда как базовые, специальные доклады органов государственной безопасности.

Это обстоятельство нисколько не снижало озабоченности и самого военного ведомства устранением угроз вооруженным силам, возникающих в ходе их жизнедеятельности. На заседаниях РВС СССР многократно рассматривались «угрожающие» вопросы, принимались практические решения по устранению многих проблем. В этом направлении активно действовал аппарат НКВМ, Штаба РККА, другие органы военного управления. Однако как «независимый контролер» (именно в такой роли партийно-государственное руководство хотело видеть чекистов) органы ВЧК – ОГПУ также вскрывали серьезные проблемы, которые представляли собой потенциальные либо уже ставшие реальными внутренние угрозы, используя свои, прежде всего негласные возможности, и наблюдали за ходом устранения недостатков во всех сферах жизнедеятельности РККА.

Здесь необходимо отметить исключительно важное обстоятельство, в определенной степени составлявшее угрозу и влиявшее в негативном плане на деловые взаимоотношения представителей Наркомата по военным и морским делам и чекистского ведомства.

Если относительно внешних угроз, т. е. деятельности иностранных разведок и разного рода эмигрантских центров, их взгляды совпадали, то по внутренним угрозам картина была во многом иная. В частности, разногласия наблюдались, во-первых, при определении некоторых явлений армейской жизни как угроз вообще; во-вторых, в степени оценки реальности и потенциальности той или иной угрозы в конкретный исторический момент, а также в характеристике причин и условий, их порождающих.

Несовпадение взглядов разных ведомств коренилось прежде всего в предназначении каждого из них.

Если мы рассматриваем вооруженную борьбу с интервентами и белогвардейцами на Дальнем Востоке как продолжение Гражданской войны, то она окончилась в октябре 1922 г. изгнанием противника из Приморья. После этого Красная армия и Флот занимались уже боевой подготовкой в мирных условиях. Понятие «враг» постепенно превращалось в некую абстракцию, в обобщенный образ буржуазных государств и их армий. Противник стал условным, и РККА успешно «била» его части в ходе разноуровневых учений, не неся, естественно, реальных потерь в живой силе и технике.

Военная служба в межвоенный период становилась рутинной, однообразной. К спокойным условиям достаточно быстро привыкали и командиры, и политработники, не обращая внимания на те или иные индикаторы внутренних угроз. Их реакция в ряде случаев проявлялась лишь после констатации наступления отрицательных последствий.

В этом отношении характерна речь командующего войсками Украины и Крыма М. Фрунзе на Первом Всеукраинском съезде особых органов в 1922 г., отрывок из которой был приведен ниже[189]189
  Первый Всеукраинский съезд начальников особых органов Госполитуправления. 2–5 ноября 1922 г. Стенографический отчет. Харьков, 1922. С. 21.


[Закрыть].

В бездеятельности и бесхозяйственности М. Фрунзе видел в тот период основные внутренние угрозы для армии и, соответственно, нацеливал особистов именно на их устранение. Он даже не вспомнил, к примеру, о недавно введенном в действие уголовном кодексе и обозначенных в нем государственных и воинских преступлениях[190]190
  Уголовный кодекс РСФС. Введен в действие Постановлением ВЦИК Собр. узаконений и распор. правительства. 1922, № 15, стр. 153. Постановление объявлено приказом РВСР № 1551 от 25 июня 1922 г.


[Закрыть]. Не упомянул он и о Положении об особых отделах ГПУ, утвержденном совсем недавно (в феврале 1922 г.) высшим органом государственной власти, где были четко обозначены задачи данных подразделений органов госбезопасности[191]191
  Лубянка. Сталин и ВЧК – ГПУ – ОГПУ – НКВД. Январь 1922 – декабрь 1936 гг. М., 2003. С. 21, 22.


[Закрыть]. А в это время в одном из приказов (с красноречивым названием «О текущем моменте и задачах органов ГПУ по борьбе с контрреволюцией») указывалось: «Советская Россия вновь стоит перед возможной вооруженной интервенцией… Местные органы ГПУ – будьте на страже. Усильте свою работу и усильте ее на всех участках нашего внутреннего фронта, ибо контрреволюция производит свой нажим на все стороны нашей жизни…»[192]192
  Лубянка. Органы ВЧК – ОГПУ – НКВД – НКГБ – МГБ – МВД – КГБ. 1917–1991. Справочник, – М., 2003. С. 419.


[Закрыть] Далее перечислялись направления, по которым противник уже ведет подрывную работу. Это военная промышленность, штабы Красной армии, флот, бывшее кадровое офицерство (военспецы) и т. д.[193]193
  Там же.


[Закрыть] Об этих угрозах командующий даже не обмолвился.

Как видим, задачи чекистов выходили далеко за рамки, очерченные будущим военным наркомом М. Фрунзе.

Основу некоторых разногласий определяло еще и то обстоятельство, что сотрудники ВЧК – ОГПУ обязаны были вскрывать преступные деяния на стадии их подготовки, не допускать наступления какого-либо негативного результата. Отсюда понятно, что их работа строилась на фиксации даже отдельных признаков враждебных действий, на которые редко обращали внимание командиры и политработники. Плюс к тому, в силу секретности, чекисты не имели права посвящать комполитсостав в замысел и планирование оперативных мероприятий и даже ставить в известность о времени начала их реализации, включая и аресты отдельных военнослужащих.

Итак, можно констатировать следующее: в отличие от военных, чекисты не прекращали войну, пусть и на тайном фронте. Прежде всего в связи с тем, что деятельность иностранных спецслужб и белоэмигрантских центров не замерла с наступлением мира, а лишь видоизменилась, стала более конспиративной.

Все сказанное выше во многих случаях приводило к недоразумениям и даже столкновениям военных и сотрудников органов госбезопасности. И это необходимо подчеркнуть, прежде чем переходить к рассмотрению внутренних угроз для вооруженных сил, какими их видели чекисты.

Результаты проведенного нами анализа материалов съездов, конференций чекистских органов, приказов, указаний, директив и информационных писем ВЧК – ОГПУ за исследуемый период[194]194
  Там же.


[Закрыть] позволяют сделать выводы о том, что именно рассматривали чекисты как внутренние угрозы безопасности вооруженных сил. Технология борьбы с нижеуказанными угрозами определялась через формулирование текущих и перспективных задач для местных аппаратов ВЧК – ОГПУ.

Взяв за основу деления сферы жизнедеятельности войск, мы выделили несколько групп угроз.

1. Упущения и даже преступные действия при решении проблем тылового обеспечения, недостатки в эксплуатации и хранении оружия, боевой техники и боеприпасов.

2. Просчеты в мобилизационном планировании и мобподготовке войск.

3. Проблемы в постановке боевой подготовки, обучении военных кадров.

4. Издержки при решении организационных и кадровых вопросов.

5. Снижение уровня морально-политического состояния войск и их лояльности (прежде всего командных кадров) существующему режиму.

Начнем рассмотрение этих угроз с последней в перечне (но не по важности) группы.

Незыблемость Советской власти и диктатуры пролетариата (в виде диктатуры коммунистической партии и ее вождей) в 20-х годах прошлого столетия не представлялась очевидной. Более того, большевистская доктрина построения социализма базировалась на том, что только пролетарские революции в ряде европейских стран, как минимум, обеспечат мирную и поступательную работу по достижению поставленной цели в Советской России и СССР. Лишь в 1925 г., выступая на V расширенном пленуме ИККИ, а затем и на заседании Политбюро, И. Сталин огласил свой тезис о возможности построения социализма лишь в одной стране[195]195
  Шамбаров В. Государство и революция. М., 2002. С. 232.


[Закрыть]. И только через девять лет – в 1934 г., на XVII съезде партии («съезде победителей»), он смог заявить, что внутренних сил, способных свергнуть Советскую власть, уже не существует[196]196
  XVII съезд, речь Сталина, что врагов больше нет.


[Закрыть].

Поэтому все, что было связано с обеспечением политической лояльности войск, которые гипотетически могли «повернуть штыки» против большевистского режима, было весьма актуально в 20-х – начале 30-х годов.

Применительно к теме нашего исследования, политическую лояльность можно определить как степень признания отдельными категориями военнослужащих и войсками в целом легитимности и справедливости существующей политической власти, моральной готовности выполнить точно и в срок любые приказы высшего военно-политического руководства.

В структуре лояльности, как справедливо заметил исследователь данного феномена общественной жизни М. Лазарев, можно выделить три компонента: идеологический, правовой и нравственный[197]197
  Лазарев М. В. Политическая лояльность (политический аспект). СПб., 2003. С. 21.


[Закрыть].

Позиции власти стабильны, когда отношение к ней населения страны и, что было крайне важно в исследуемый период, военных кадров всех уровней характеризуется лояльностью во всех трех аспектах.

Теоретически можно разделить лояльность на три составляющие: режиму, партии и ее лидерам. Но в конкретно-исторической обстановке, сложившейся в 20-х – начале 30-х годов, это было неприменимо.

Открытые (пусть даже в узком кругу) нелояльные высказывания в отношении высших должностных лиц государства, партии и РККА однозначно воспринимались чекистами, армейскими и флотскими политработниками, а также многими командирами как контрреволюционные проявления. Они видели в этом потенциальную угрозу Советской власти. Поэтому, к примеру, были проведены специальные мероприятия в связи со смертью основоположника партии и государства В. Ленина, направленные на недопущение каких-либо антибольшевистских выступлений, в том числе и в войсках. В специальной шифротелеграмме всем полномочным представительствам, губернским и особым отделам ОГПУ Ф. Дзержинский потребовал выявлять настроения масс, не допускать паники, «оказать все содействие для поднятия духа армии»[198]198
  ЦА ФСБ, ф. 2, оп. 2, д. 892, л.180.


[Закрыть].

Крайней степенью нелояльности являлось предательство, измена Родине в трактовках Уголовных кодексов 1922 и 1926 годов.

В этом плане чекистов больше интересовала такая социокультурная группа командных и административных кадров, как бывшие офицеры. Из их общей массы органы госбезопасности выделяли несколько категорий. Критерием являлась потенциальная опасность для Советской власти и большевистского режима.

Бывшие офицеры и генералы ранжировались чекистами следующим образом:

1) те, кто воевал в составе белогвардейских армий или находился на занятой территории;

2) окончившие Академию Генерального штаба, либо причисленные к Генеральному штабу до октября 1917 г.;

3) морские офицеры;

4) насильственно, под угрозой репрессий, мобилизованные в ряды Красной армии;

5) добровольно вступившие в Красную армию из патриотических побуждений для участия в борьбе с внешним противником (Германией, Польшей) и по идейным причинам.

Отношение к бывшим офицерам сформировалось еще в годы Гражданской войны: их терпели в силу обстоятельств и поэтому именовали «военспецами», подчеркивая тем самым временное пребывание их в армии нового типа. Да и как могло быть иначе, если руководители партии и государства именно так смотрели на данную категорию военнослужащих. Особняком здесь, и то лишь в известной степени, стоял Л. Троцкий.

А вот Н. Бухарин, к примеру, отмечал, что пришедший к власти пролетариат в первую фазу своего господства будет иметь против себя значительные силы, включая бывших генералов и офицеров. «Все эти слои, классы, группы, – утверждал он, – неизбежно ведут активную борьбу против пролетариата под политической гегемонией представителей финансового капитала и под военной гегемонией генералитета. Эти атаки нужно отбить и врага дезорганизовать. Другие методы борьбы с его стороны (саботаж) нужно подавить и т. д. Все это может сделать только „концентрированное насилие“»[199]199
  Бухарин Н. И. Проблемы теории и практики социализма. М., 1989. С. 163.


[Закрыть].

Слова теоретика большевистской партии касались и белоэмигрантов, и советских «военспецов» (последних в особенности) в части борьбы с саботажем. Таким образом, Н. Бухарин и обозначил одну из внутренних угроз для Красной армии – саботаж со стороны бывших офицеров и генералов.

Такой взгляд на бывших офицеров одного из ведущих деятелей коммунистической партии явно сказался и на позиции авторов соответствующей статьи в шестом томе 1-го издания «Малой советской энциклопедии», увидевшей свет в 1931 г. «Офицеры, – отмечается там, – представляли замкнутую касту, доступ в которую был открыт преимущественно представителям господствующего класса… они являлись верной опорой самодержавия в его борьбе с революционным движением»[200]200
  Малая советская энциклопедия. Т. 6, М., 1931. С. 208.


[Закрыть].