Текст книги "Органы государственной безопасности и Красная армия: Деятельность органов ВЧК — ОГПУ по обеспечению безопасности РККА (1921–1934)"

Автор книги: Александр Зданович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 44 страниц)

Мы выделяем еще одну группу целевых публикаций документов – раскрывающих оперативно-следственную деятельность особых и иных подразделений ВЧК – ОГПУ, связанную с репрессиями и процессом реабилитации пострадавших военнослужащих и гражданских лиц[81]81
  Реабилитация. Политические процессы 30-90-х годов. М., 1991; Военные архивы России. Вып. 1. Материалы февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП (б) // Вопросы истории 1992–1995; Сталинское Политбюро в 30-е годы. Сб. док М., 1995; Репрессии в Красной армии (30-е годы). Сб. док. из фондов РГВА. Неаполь, 1996; Военно-исторический архив. Вып. 2. М., 1997; Реабилитация: как это было. Документы Президиума ЦК КПСС и другие материалы. Март 1953 – февраль 1956. М., 2000; З apxiвiв ВУЧК – ГПУ – НКВД – КГБ. № 1–2. Киев, 2002.


[Закрыть].

Здесь, прежде всего, следует отметить два выпуска документального сборника, полностью посвященных одной из крупнейших операций органов госбезопасности, которая известна под общим названием «Весна». Она проводилась в 1930–1931 гг. и затронула несколько военных округов. Аресту подверглись более трех с половиной тысяч действующих командиров РККА и командиров запаса. Основу выпусков составили материалы уголовных дел на указанную выше категорию лиц, которые ныне хранятся в архиве Службы безопасности Украины и российским исследователям практически недоступны. Кроме протоколов допросов составители сочли необходимым включить и фрагменты оперативной переписки органов госбезопасности (в основном, Полномочного представительства ОГПУ в Украинской ССР, а также отдельные директивы и указания, рассылавшиеся из Москвы). Это обстоятельство, безусловно, раздвигает рамки наших представлений о событиях начала 1930-х годов, позволяет оценить мотивацию репрессивных действий, связать их с тем, что происходило на международной арене, и с внутриполитической обстановкой. Составители использовали даже те документы, которые еще не рассекречены в нашей стране (приказы по организации контроля за бывшими белыми офицерами; резолюции Всеукраинского съезда особых отделов ГПУ; директивы об усилении чекистского обслуживания армейских частей, штабов и учреждений военного ведомства; фрагменты из выступления Ф. Дзержинского на Втором Всесоюзном съезде особых отделов в январе 1925 г., а также основного доклада Р. Пиляра; выдержки из агентурных материалов на некоторых командиров РККА и т. д.).

Таким образом, два выпуска журнала «З apxiвeiв ВУЧК – ГПУ – НКВД – КГБ», полностью посвященные делу «Весна», явились очень важным источником по теме нашего исследования.

Прямое отношение к делу «Весна» и в целом к изучению организации чекистской работы среди бывших офицеров имеют документы из уголовного дела на генерала М. Фастыковского, приведенные в книге доктора исторических наук, одного из ведущих специалистов по русской военной эмиграции В. Голдина[82]82
  Голдин В. И. Лихолетье. Судьба генерала М. В. Фастыковского: русский офицер, секретный агент, узник НКВД. Архангельск, 2006.


[Закрыть].

Под псевдонимом «Сержевский» генерал с 1924 по 1937 г. работал как секретный сотрудник ОГПУ – НКВД и в своих показаниях приводит многие факты оперативного воздействия на среду «бывших».

Отдельно следует указать на публикацию документов и материалов, связанных с делом о военно-фашистском заговоре во главе с Тухачевским. В первом выпуске вновь созданного журнала «Военные архивы России» группа историков, опираясь на решение тогдашнего президента России о снятии ограничительных грифов с документов, имеющих отношение к массовым репрессиям, опубликовала объемную справку о проверке обвинений, предъявленных М. Тухачевскому и другим военным деятелям[83]83
  Военные архивы России. Вып. 1. М., 1993. С. 30–113; Военно-исторический архив. Вып. 2. М., 1997. С. 3–81.


[Закрыть].

В начале 1990-х годов публикация справки перевернула все представления о том, что секретно, а что нет из области деятельности спецслужб. В отличие от ранее представленных на суд общественности материалов по столь громкому и имевшему большие трагические последствия делу, в справке раскрывалась работа ОГПУ – НКВД по ряду оперативных направлений, включая и отдельные операции с выходом за границу. Были расшифрованы и подлинные имена секретных сотрудников, ничего общего с М. Тухачевским не имевших. В рамках справки фактически содержались краткие обзоры по агентурным разработкам, в том числе и в области обеспечения безопасности Красной армии и Флота. Многие упомянутые в справке материалы и даже целые дела (как единицы хранения) были уничтожены в связи с истечением установленных сроков хранения. И, наверное, лишь в этом, т. е. в упоминании о них в справке или приведении фрагментов документов, состоит реальная ценность ее для историков, не имеющих доступа к архивохранилищам ФСБ РФ и СВР России. В плане же нашего исследования отметим исключительно важное для оценки рассматриваемой документальной публикации обстоятельство: она готовилась под сильнейшим политическим прессом Президиума ЦК КПСС и лично Н. Хрущева. Ему нужны были только факты, которые подтверждали бы правильность обвинений в адрес И. Сталина, и доказательства тезиса о якобы выходе органов госбезопасности в 1920-1930-е годы из-под контроля партии.

По сохранившимся материалам мы установили, что для справки отбирались лишь данные, подтверждавшие заранее сделанные выводы. Поэтому говорить об объективности авторов справки не приходится, а следовательно, невозможно брать эти сведения на веру и бездумно использовать при написании научно-популярных трудов.

Среди документальных публикаций необходимо отметить совместный труд архивистов и исследователей из Института истории, Федеральной службы безопасности и Службы внешней разведки России. Они реализуют проект под общим названием «Русская военная эмиграция 20-40-х годов» и уже издали четыре тома (два из них в двух книгах) документов, добытых советскими спецслужбами[84]84
  Русская военная эмиграция 20-40-х годов. Т. 1, кн. 1. Так начиналось изгнание; Кн. 2. На чужбине. М., 1998; Т. 2. Несбывшиеся надежды… 1923 г. M., 2001; Т. 3. М., 2001; Т. 4. У истоков «РОВС». M., 2007.


[Закрыть].

Можно смело утверждать, что это уникальное издание произвело сильнейшее влияние на научную общественность, побудило многих исследователей всерьез заняться изучением военной части эмиграции, поскольку именно она наиболее активно действовала против советской власти. Относительно избранной нами темы выделим сведения о стремлении руководителей «активистов» установить связь с бывшими сослуживцами из числа поступивших в РККА для использования последних в подрывной работе. Кроме того, в изданных документах мы находим немало фактов, свидетельствующих о контактах эмигрантов с иностранными спецслужбами, фактов использования разведками вероятного противника бывших белых офицеров в качестве своих агентов. Иначе и быть не может: без поддержки государственных структур той или иной страны эмигрантские центры не могли бы существовать. Ярким подтверждением тому являются документы, опубликованные в сборнике «Борис Савинков на Лубянке». Один из наиболее активных деятелей эмиграции начала 1920-х годов достаточно подробно говорит о своей связи с польской и французской разведками, о совместных действиях с известным агентом английской разведки С. Рейли[85]85
  Борис Савинков на Лубянке. Документы. M., 2001.


[Закрыть].

Вообще же документальных изданий о деятельности зарубежных разведорганов крайне мало. Тем ценнее отдельные публикации.

Среди них несколько отчетов японских военных атташе, материалы германского посольства в. Москве и приезжавших в нашу страну офицеров Рейхсвера, агентурные сведения польской разведки[86]86
  Дьяков Ю. Л., Бушуева Т. С. Фашистский меч ковался в СССР. М., 1992; Секреты Гитлера на столе у Сталина. Разведка и контрразведка о подготовке германской агрессии против СССР. М, 1995; Лубянка. Сталин и ВЧК – ГПУ – ОГПУ – НКВД Январь 1922 – декабрь 1936. M., 2003; Советско-польские отношения в политических условиях Европы 30-х годов XX столетия. Сб. статей. М., 2004; Труды общества изучения истории отечественных спецслужб. Т. 3. M., 2007; Т. 4. М., 2008.


[Закрыть].

Для понимания роли и места органов госбезопасности в деле обеспечения безопасности Красной армии и Флота, влияния высших партийно-государственных деятелей на решение вопросов укрепления боевой мощи РККА значительную ценность представляют документы большевистской партии, такие как стенографические отчеты съездов, материалы Пленумов и постановления ЦК РКП(б) – ВКП(б)[87]87
  XIV съезд ВКП(б). М., 1926; XVI съезд ВКП(б). Стенографический отчет. М., 1928; XVI съезд ВКП(б). Стенографический отчет. M., 1930; XVII съезд ВКП (б). Стенографический отчет. М., 1934; КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК 1898–1930. Ч. 1, 2. М., 1954; КПСС о Вооруженных силах Советского Союза. Документы 1917–1968. М., 1969 и др.


[Закрыть].

Определить объем вопросов, рассматривавшихся на Политбюро ЦК и имевших отношение к безопасности РККА и деятельности ВЧК – ОГПУ, представилась возможность после публикации повесток дня заседаний этого высшего исполнительного партийного органа[88]88
  Политбюро ЦК РКП(б) – ВКП(б). Повестки дня заседаний. Каталог. Т. 1, 2. М., 2001.


[Закрыть].

Важными для нашего исследования являются речи и статьи руководителей нашего государства и коммунистической партии того времени. Они были опубликованы как в периодической печати, так и отдельными изданиями либо в виде собрания сочинений. Это относится прежде всего к таким деятелям, как В. Ленин, И. Сталин, М. Фрунзе, К. Ворошилов, Ф. Дзержинский, Н. Бухарин, Л. Троцкий. Почти все они высказывались на тему так называемой «социалистической законности» и по фактам ее нарушения, по вопросам строительства вооруженных сил нашей страны, по использованию знаний и опыта старых специалистов, включая и военных, о деятельности органов госбезопасности. Здесь особо следует отметить следующие издания: «Как вооружалась революция» Л. Троцкого; «В. И. Ленин и ВЧК»; «В. И. Ленин. Неизвестные документы»[89]89
  Троцкий Л. Д. Как вооружалась революция. М., 1925; В. И. Ленин и ВЧК Сб. док. (1917–1922). М., 1987; В. И.Ленин. Неизвестные документы. 1891–1922. М., 1999.


[Закрыть].

Некоторую информацию относительно изучаемой темы автор извлек из опубликованной переписки между ведущими деятелями СССР и ВКП(б)[90]90
  Большевистское руководство. Переписка 1912–1927. М., 1996; Советское руководство. Переписка. 1928–1941. M., 1999; Письма И. В. Сталина В. М. Молотову (1925–1936). Сб. док. М., 1995; Сталин и Каганович. Переписка 1931–1936 гг. М., 2001.


[Закрыть]. Речь идет о характеристиках некоторых военных руководителей, строительстве РККА, авторитетности в ВВС, оценочных высказываниях в плане деятельности органов госбезопасности и т. д.

Одним из источников изучения истории отечественных органов госбезопасности, включая и их работу по обеспечению безопасности РККА, является периодическая печать. На страницах центральных и местных газет появлялись, в основном, информационные сообщения о проведенных расследованиях шпионской и иной подрывной деятельности иностранных спецслужб, а также о выявлении антисоветских элементов внутри страны.

Чаще, чем в другие годы, подобные сообщения появлялись в 1927 г. Это был год так называемой «военной тревоги», когда после разрыва Великобританией дипломатических отношений с СССР угроза внешней агрессии значительно усилилась. Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И. Сталин дал указание председателю ОГПУ В. Менжинскому организовать несколько показательных процессов по линии английского шпионажа, дабы иметь официальный материал для использования в Англии и Европе[91]91
  Лубянка. Сталин и ВЧК – ГПУ – ОГПУ – НКВД Январь 1922 – декабрь 1936. Сб. документов. М., 2003, с.135.


[Закрыть].

При этом он просил «обратить особое внимание на шпионаж в военведе, авиации, флоте». Требование И. Сталина было выполнено, и благодаря этому мы имеем возможность прочитать судебные отчеты по делам на разоблаченных агентов противника, которые в других политических и оперативных условиях были бы осуждены во внесудебном порядке, и сведения о них не появились бы в печати. Прежде всего, это относится к делу шпионской организации Гойера, поставлявшей секретную информацию о Балтийском флоте и частях Московского военного округа[92]92
  Правда, 31 августа 1927 г. № 197 (3729).


[Закрыть].

Однако подобного рода публикации, скорее всего, были исключением из общего правила. В подавляющем большинстве случаев вопрос о публикации информации о том или ином событии в области практической деятельности ГПУ – ОГПУ решался на заседаниях Политбюро ЦКВКП(б), причем допускалось сообщать лишь об итогах некоторых операций, а не о ходе их проведения.

Для проведения нашего исследования были привлечены отдельные номера журналов «Вопросы истории КПСС», «Вопросы истории», «Советские архивы» и др. Особо следует остановиться на «Военно-историческом журнале», из статей которого удалось извлечь много полезной информации о внешних и внутренних угрозах для РККА в изучаемый период, о мерах, принимавшихся государственным и военным руководством, а также органами госбезопасности для укрепления боеготовности армии и флота, о подрывных акциях иностранных спецслужб, репрессиях в отношении военных кадров и чекистов. Отдельные материалы привлекли наше внимание в журналах «Военно-исторический архив» и «Родина»[93]93
  Мозохин О. Б. Дело «Контроль К» // Военно-исторический архив. №№ 7, 8. 2002; Базанов П., Соловьев М. «Ночью Сталину не спится, все веревка ему снится…». Братство Русской Правды – забытая организация русского зарубежья // Родина. № 8.2007 и др.


[Закрыть].

При оценке публикаций в газетах и журналах учитывалась концепция того или иного издания и авторов статей. Эти концепции особенно ярко проявились в период «исторического бума» конца 1980 – начала 1990-х годов. Факты из времен массовых репрессий (реальные, искаженные или вовсе надуманные) потоком выливались на головы читателей.

Нельзя не сказать несколько слов о мемуарах. Мемуаристов мы разделили (хотя и условно) на четыре группы: 1) военные деятели и чекисты; 2) бывшие оппозиционеры; 3) предатели и невозвращенцы; 4) белоэмигранты.

Если первые стремятся (насколько это вообще возможно в воспоминаниях) показать свое участие в строительстве РККА, обеспечении ее безопасности, то вторые доказывают, что в сталинский период отечественной истории все делалось не только вразрез с марксистско-ленинским учением, но и вопреки даже здравому смыслу. А писания третьих нельзя рассматривать иначе, как инструмент спецопераций иностранных разведывательных и контрразведывательных органов. При этом, безусловно, для придания правдоподобия подобного рода издания базируются на некоторых имевших место фактах. А посему любому исследователю необходимо многократно перепроверять информацию предателей по иным источникам. Четвертые оправдывают свою активную (открытую и тайную) борьбу с большевиками стремлением сохранить единую и неделимую Россию под флагом монархии[94]94
  К первой группе мы относим следующие использованные нами материалы: Шрейдер М. НКВД изнутри. Записки чекиста. М., 1995; Брусилов А. А. Мои воспоминания. М., 2003; Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930–1950 годы. М., 2005; Мемуарные записки начальника Секретного отдела ВЧК – ГПУ Т. Самсонова. Личный архив автора; Захаров М. В. Генеральный штаб в предвоенные годы. М., 2005; Ко второй группе отнесены: Троцкий Л. Моя жизнь. Опыт автобиографии. M., 1991; Беседовский Г. На путях к терроризму. М., 1997; Боярчиков А. И. Воспоминания. М., 2003; Григорьев Г. Повороты судьбы и произвол. Воспоминания: 1905–1927 годы. М., 2005; Третью группу составили: Бажанов Б. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. М., 1990; Кривицкий В. Я был агентом Сталина. М., 1991; Агабеков Г. С. ЧК за работой. М., 1992; К четвертой группе мы относим: Гарф Г. К. На службе императорскому дому России. 1917–1941. Воспоминания. М., 2004; Адмирал Пилкин. Дневник 1918–1920. В белой борьбе на Северо-Западе. М., 2005; Белое движение. Мемуары А. И. Деникина, П. Н. Краснова, П. Н. Врангеля. М., 2006.


[Закрыть].

В воспоминаниях, даже если авторы пытаются добросовестно припомнить былое, имеется, как правило, огромное количество неточностей, что требует критического отношения к подобного рода текстам.

Подводя итог анализу опубликованных источников о деятельности органов госбезопасности по защите РККА от внешних и внутренних угроз, следует однозначно заявить, что, опираясь только на них, невозможно воссоздать историческую реальность во всем ее многообразии. Поэтому наше исследование построено в основном на материалах архивов, впервые вводимых в научный оборот.

Глава II
Политическая и оперативная обстановка в сфере обеспечения безопасности РККА

§ 1. Угрозы безопасности для РККА и РККФ

В теоретических работах и научной литературе по проблемам безопасности с достаточной полнотой разработан вопрос об угрозах[95]95
  Закон Российской Федерации «О безопасности». Ведомости Съезда народных депутатов и Верховного Совета РФ, 1992, № 15; Концепция национальной безопасности Российской Федерации. М., 2000; Золотарев В. А. Военная безопасность государства российского. М., 2001; Общая теория национальной безопасности. М., 2002; Рыбалкин H. Н. Философия безопасности. М., 2002.


[Закрыть]. Авторы сходятся на том, что угрозы для безопасности какой-либо сферы функционирования государства либо отдельных его институтов следует разделять на внешние и внутренние, исходя из места нахождения источника угрозы.

Угрозы всегда увязываются с жизненными интересами объекта защиты, ущерб которым не позволит сохранить устойчивое его функционирование и поступательное развитие.

Исходя из этих общих посылов, можно говорить и об угрозах для безопасности Вооруженных сил Советской России, а затем СССР с конца 1920 по 1934 год. Однако в зависимости от конкретного исторического периода представление об угрозах, их источниках, их потенциальности или реальности, несомненно, менялось. То, что казалось реальной угрозой с точки зрения действовавших тогда партийных деятелей, сейчас нам, на основании более полной информации о зарождении и развитии многих событий исследуемого периода, представляется в ином свете.

Исключительное значение имеет субъективная сторона восприятия угроз. Несмотря на их объективную природу, в сознании людей угрозы сплошь и рядом не совпадают с реальным положением вещей. Известные специалисты, изучающие теорию безопасности, – Г. А. Минаев и А. А. Прохожев совершенно справедливо отметили, что «оценка объективно существующей угрозы всегда несет в себе элементы субъективизма и уже в силу этого является искажением объективной действительности»[96]96
  Минаев Г. А., Прохожев А. А. Теория безопасности организации: Учебное пособие. М., 2004. С. 58.


[Закрыть]. Иногда восприятие угрозы носит гипертрофированный характер, а в иных случаях она недооценивается, и субъекты обеспечения безопасности не знают об этом, не осознают надвигающейся опасности.

Причинами неадекватной оценки угроз могут быть: ограниченность полученной о них достоверной информации, низкий уровень ее аналитической обработки, слабая подготовленность персонала субъекта обеспечения безопасности и т. д.

В связи с этим следует подчеркнуть, что в данном исследовании мы опираемся на архивные материалы органов госбезопасности, даем анализ и оценку взглядов на те или иные угрозы с позиции руководящих оперативных сотрудников ВЧК – ОГПУ. Отсюда и соответствующий набор угроз безопасности для Вооруженных сил страны, о которых говорится в тексте. Очевидно, что спектр угроз был шире, но над их устранением работали другие ведомства, включая Разведывательное управление штаба РККА.

При рассмотрении вопроса о защите от угроз нам представляется необходимым разделять субъекты обеспечения безопасности вооруженных сил (как внутриармейские, так и действующие вне рамок военного ведомства) по степени их вовлеченности в процесс выявления, предупреждения и пресечения реальных и потенциальных угроз. За основу деления следует брать круг функциональных обязанностей и полномочий, а также решаемые субъектами текущие задачи. Последние изменяются значительно чаще и зависят от оценки конкретной военно-политической, международной и социально-экономической обстановки соответствующими властными структурами. Поэтому мы выделяем в качестве субъектов органы государственной безопасности, прежде всего военной контрразведки, командования и политорганов, а также военной прокуратуры и трибуналов.

Необходимо отметить, что в той или иной конкретной исторической ситуации чекисты и военные порой по-разному смотрели на содержание, направленность и степень реальности угроз войскам. Особенно это касается взглядов на внутренние угрозы безопасности вооруженных сил. К примеру, борьбу группировок военачальников или обострение военно-теоретических и исторических споров подавляющее большинство командиров и политработников вообще не воспринимало как угрозу. По крайней мере нам не удалось найти соответствующих оценок в официальных документах военного ведомства. Чекисты, в свою очередь, придавали указанному вопросу большое значение, о чем свидетельствуют материалы агентурно-наблюдательного дела «Генштабисты»[97]97
  ЦА ФСБ РФ, Ф. ПФ, д. 10289, ф. ПФ, д. № 10289.


[Закрыть].

Ничем иным, как разницей во взглядах на угрозы для войск, нельзя объяснить и суть выступления М. Фрунзе на Первом Всеукраинском съезде начальников особых отделов Госполитуправления в конце 1922 г.

К примеру, несмотря на недавнее бегство в Польшу одного из ответственных сотрудников штаба Киевского военного округа, бывшего генерала Фастыковского, командующий войсками Украины и Крыма не только не упомянул об этом факте, но и вообще не поднял вопрос о военспецах и контроле за ними.

Создается впечатление, что М. Фрунзе выступал не на чекистском форуме, а на совещании руководителей хозяйственных органов. «Теперь отдал приказ, – говорил он, – что все упущения, небрежность, халатность, бесхозяйственность и неинициативность будут караться, и здесь на вас как раз… лежит ответственная задача – следить по своей линии за тем, чтобы эти требования командования везде и всюду встречали должное внимание, чтобы все требуемые 100 % работы были даны»[98]98
  Первый Всеукраинский съезд начальников особых органов Госполитуправления 2–5 ноября 1922 г. Стенографический отчет. Харьков, 1922. С. 21.


[Закрыть].

Расхождение точек зрения представителей двух «силовых ведомств» определялось, в первую очередь, характером выполняемой работы. У командиров и политработников после окончания боевых действий на фронтах Гражданской войны и подавления массовых восстаний наступил достаточно рутинный период обучения войск и подготовки их к возможным реальным столкновениям с внешним противником. В противоположность им сотрудники органов госбезопасности продолжали борьбу на тайном фронте.

Спецслужбы иностранных государств не бездействовали в межвоенный период, меняли свою тактику, формы и методы разведывательно-подрывной работы. Они стремились использовать в своих интересах любые возможности, включая имевшиеся противоречия и трудности в строительстве и укреплении Красной армии и Флота.

Все приказы и директивы по оперативной части нацеливали чекистов на борьбу с врагами Советской власти, где бы они ни находились – во вне или внутри страны. В документах утверждалось, что подрывные акции будут только усиливаться, становиться все более и более изощренными и конспиративными. Поэтому любые осложнения в функционировании частей, штабов и учреждений военного ведомства предлагалось рассматривать как результат деятельности скрытых врагов[99]99
  Приказы ГПУ: № 36 от 1 апреля 1921 г.; № 200 от 1 сентября 1922 г.; № 130/45 от 1 марта 1924 г.; № 251 /119 от 9 августа 1930 г. и т. д.


[Закрыть].

Итак, еще раз подчеркнем: ведомственный подход к оценке угроз для безопасности вооруженных сил ярко проявлялся в межвоенный период. К сожалению, так происходило и позднее, не исключая новейшей истории. Здесь кроются истоки многих конфликтных ситуаций между представителями командования и сотрудниками органов ВЧК – ОГПУ.

В случае, когда мы понимаем под субъектом обеспечения безопасности вооруженных сил не государственную структуру, а имеем в виду конкретных лиц из руководящих звеньев власти и исполнителей, то для максимально объективного реконструирования исторических событий должны учитываться субъективные факторы. Сюда относятся: побудительные мотивы деятельности, личностное отношение к конкретным фактам и явлениям, оценка субъектом степени риска для своей жизни, а также возможности сохранения своего должностного положения и социального статуса в ходе реализации мероприятий по обеспечению безопасности вооруженных сил.

Рассмотрение вопроса об угрозах с использованием психологического подхода поможет не только «оживить» прошлое, наполнить его своеобразным восприятием окружающего мира действующими персонажами, но и поможет сделать понятнее некоторые исторические события[100]100
  Историческая психология: предмет, структура и методы. Учебное пособие. Изд. Московского гуманитарного университета. М., 2004. С. 141.


[Закрыть].

Под внешними угрозами безопасности РККА и Флоту в нашем исследовании понимается разведывательно-подрывная деятельность иностранных спецслужб и связанных с ними белоэмигрантских (военных, политических и националистических) центров. Противодействие им составляло одну из основных задач чекистских аппаратов.

Идея защиты от внешних источников угроз в ходе ее реализации с неизбежностью персонифицируется в образе врага. Наличие врага является неотъемлемым компонентом обеспечения безопасности. Среди врагов обязательно выделяется главный, на борьбе с которым концентрируются основные силы, средства и ресурсы.

Главный противник определяется в зависимости от развития международной обстановки в целом и взаимоотношений с отдельными странами в частности, наличия идеологических расхождений, территориальных претензий одного государства к другому, амбиций правящих элит, субъективных устремлений их лидеров.

С этим и другими факторами непосредственно связана интенсивность и масштабность деятельности разведок и контрразведок, определение ими объектов для агентурного проникновения и сбора информации с легальных позиций. Безусловно, к таким объектам в рассматриваемый период относились в первую очередь вооруженные силы и оборонная промышленность. Интерес к военным секретам стоял в 20-е – начале 30-х годов на первом месте, что подтверждается содержанием заданий, полученных разоблаченными в тот период агентами разведорганов вероятных противников нашей страны.

Анализ архивных документов и уже опубликованных материалов позволяет нам сделать вывод: главным противником после окончания Гражданской войны и вплоть до начала 1935 г. для чекистов и военных являлась Польша, за которой стояли капиталистические «титаны» – Франция и Англия[101]101
  Германское правительство 9 марта 1935 года объявило о создании военно-воздушных сил, а через несколько дней о введении всеобщей воинской обязанности и преобразовании 100-тысячного рейхсвера в вермахт, состоящий из 36 дивизий. Ограничений, установленных Версальским договором, больше не существовало. Эти обстоятельства явились мощным толчком к усилению оборонных усилий СССР и оценке Германии как главного противника нашей страны.


[Закрыть]. Как известно, только в июле 1932 г. в Москве удалось подписать польско-советский договор о ненападении[102]102
  Советско-польские отношения в политических условиях Европы 30-х годов XX столетия. Сб. статей. М, 2004. С. 5.


[Закрыть]. А до этого времени «синдром войны 1920 г.» довлел над взаимоотношениями двух соседних государств. В этом отношении характерны оценки ситуации, которые давал в середине 20-х годов председатель ОГПУ Ф. Э. Дзержинский. В связи с подготовкой обсуждения в Политбюро ЦК РКП(б) вопроса о международных отношениях, он писал своему заместителю В. Менжинскому: «Мне ситуация представляется следующей: то, что происходит в Польше с падением валюты, – происходит не без активного участия Англии… Польша могла бы все свои военные и шпионские силы (хотя бы и сокращенные) бросить против нас. По этой линии идет и демонстрация дружбы Румынии с Польшей. По этой линии идет и огромная работа Польши в Турции против нас… Надо собрать все материалы и дать анализ ситуации и игры и вместе с тем наметить ряд мер по линиям НКВД, НКвоен, нашей и Внешней торговли…»[103]103
  Плеханов А. М. ВЧК – ОГПУ в годы новой экономической политики 1921–1928. М., 2006. С. 625.


[Закрыть]

Менее чем через год, в связи с приходом к власти Ю. Пилсудского, руководитель чекистских органов отмечает, что «переворот Пилсудского, как это очевидно для меня сейчас, является выражением националистических сил в Польше, направленных против России… целиком поддержанных Англией»[104]104
  РГАСПИ, ф. 76, оп. 3, Д. 364, л. 55.


[Закрыть]. Ф. Дзержинский делает вывод: все силы следует направить на подготовку к обороне от весьма вероятного и скорого по времени нападения поляков на СССР.

Как главного противника определили Польшу и аналитики Разведывательного управления штаба РККА В многостраничном исследовании «Будущая война», появившемся весной 1928 г., они отмечали, что именно Польша в коалиции с Румынией и при поддержке Франции представляет и будет представлять в ближайшие годы основную угрозу[105]105
  Самуэльсон Л. Красный колос. Становление военно-промышленного комплекса СССР 1921–1941. М., 2001. С. 85.


[Закрыть].

Рижский мирный договор, подписанный РСФСР и УССР с одной стороны и буржуазно-помещичьей Польшей – с другой, о прекращении войны был подписан 18 марта 1921 года[106]106
  Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия. М., 1983. С. 501.


[Закрыть].

Новые, во многом случайные границы между советскими республиками и Польшей почти нигде не совпадали с этническим размежеванием. В результате войны к Польше отошла половина Белоруссии и четверть Украины. Линия границы прошла всего в нескольких десятках километров от столицы одной из советских республик – Минска и значительно приблизилась к центру другой – Киеву. Это создавало атмосферу осажденной крепости, постоянной нестабильности и напряженности, угрозы конфликтов со стороны соседа. В результате по обе стороны границы вскоре утвердились соответствующие стереотипы, больше свойственные состоянию войны, чем мирной обстановке. Польский историк З. Залуский в своей книге «Пути к достоверности», опубликованной в Варшаве в 1986 г., отмечал: «Реальные обстоятельства польско-советских отношений в межвоенном двадцатилетии сформировали события 1920 г. Люди, которые разрабатывали и реализовывали политику на протяжении всего межвоенного периода и в Варшаве, и в Москве, – это были люди, сформированные в 1920 г.»[107]107
  Яжборовская И. С., Парсаданова В. С. Россия и Польша. Синдром войны 1920. М., 2005. С. 299.


[Закрыть]. За 1919–1920 гг. около 1,5 млн граждан России, Украины и Белоруссии прошли через бои на Западном фронте с Польшей, лично столкнулись с «панами» и усвоили определенные негативные психологические и политические представления. Среди этих людей был и большой отряд чекистов. Еще со времени боевых действий борьбой с польской разведкой активно занимались будущие руководители Особого и Контрразведывательного отделов ОГПУ А. Артузов и Я. Ольский, начальник Секретно-оперативного управления Е. Евдокимов, начальник Особого отдела Западного фронта И. Апетер и некоторые другие высокопоставленные сотрудники органов госбезопасности. Именно они определяли на протяжении 20-х и начала 30-х годов стратегию и тактику противодействия польскому шпионажу.

Аналогичная «личностная» ситуация сложилась и в польских спецслужбах. Длительное время начальником польской разведки оставался И. Матушевский[108]108
  Peplonski A. Wywiad W wojnie polsko-radzieckiej 1919–1920. W-wa. 1999. S. 48.


[Закрыть]. В Первую мировую войну он служил в одном из гвардейских полков царской армии, отличился в боях, а с 1918 г. перешел на разведывательную работу в Войско Польское, возглавлял крупную шпионскую организацию в тылу красных войск в районе Минска. Позднее (в 1920 г.) он создал и руководил нелегальной резидентурой на территории Украины.

Польша определялась главным противником не только в секретных документах Штаба РККА и аппарата ВЧК – ОГПУ, но и в средствах массовой информации. На страницах газет и журналов культивировался образ «хищной», «белопанской», «буржуазно-помещичьей» Польши. Она стала символом «агрессивного капиталистического окружения» Страны Советов, воплощением «образа главного врага». В журнале «Военное дело» была, к примеру, напечатана статья бывшего в то время начальником Оперативного управления Полевого штаба РВСР, будущего Маршала Советского Союза Бориса Шапошникова, «проникнутая насквозь духом грубого шовинизма». В этой статье «природное иезуитство ляхов противопоставлялось честному и открытому духу великорусского племени»[109]109
  РГВА, ф. 33987, оп. 3, Д. 25, л. 168.


[Закрыть].

Правда, необходимо отметить, что в данном случае Реввоенсовет одернул Б. Шапошникова и даже приостановил издание журнала до полной замены редакции[110]110
  Там же.


[Закрыть].

Кто является главным врагом, обозначало и военно-политическое руководство Советской России, а затем и СССР. Ничем иным нельзя объяснить решение Политбюро ЦК РКП(б) о возвращении М. Тухачевского на должность командующего Западным фронтом в 1922 г. Это можно рассматривать как открыто выраженную советской стороной угрозу начать боевые действия против Польши в случае начала десантных операций врангелевских войск на юге России[111]111
  Минаков С. Сталин и заговор генералов. М., 2005. С. 267.


[Закрыть]. Через три года, выступая на 7-м Всебелорусском съезде Советов в Минске, М. Тухачевский, явно с позволения высшего руководства, призвал правительство Белоруссии «поставить в повестку дня вопрос о войне» с Польшей[112]112
  Стенографический отчет 7-го Всебелорусского съезда Советов. Минск, 1925. С. 231.


[Закрыть].

Специальная «польская» комиссия Политбюро Центрального комитета большевистской партии, рассмотрев вопрос о совещании в Риге представителей генеральных штабов Польши, Латвии и Эстонии, пришла к выводу, что именно Польша, руководимая Францией, проявила наибольшую активность на этом совещании в деле сколачивания «единого антисоветского блока граничащих с СССР на Западе государств…»[113]113
  Материалы «Особой папки» Политбюро ЦК РКП(б) – ВКП(б) по вопросу советско-польских отношений. 1923–1944 гг. М., 1997. С. 18.


[Закрыть]. Исходя из такой оценки Политбюро на своем заседании 9 апреля 1925 г. признало необходимым «максимальное усиление боевой и мобилизационной готовности Красной армии, а также принятие мер по усилению охраны границ»[114]114
  Там же. С. 19.


[Закрыть].

Готовность Польши пойти на военное вмешательство во внутренние дела СССР подчеркивалась в постановлении Политбюро от 15 марта 1930 г. «Об Украине и Белоруссии»[115]115
  Лубянка. Сталин и ВЧК – ГПУ – ОГПУ – НКВД. Январь 1922 – декабрь 1936. Документы. М, 2003. С. 235.


[Закрыть].

Как на самого реального врага указывали на Польшу и чекистские руководители во многих предназначенных для неукоснительного исполнения на местах приказах и циркулярах. К примеру, в ноябре 1932 г. Особый отдел ОГПУ разослал в территориальные органы и аппараты военной контрразведки указание «Об усилении борьбы со шпионско-диверсионной деятельностью 2-го отдела Польского главштаба»[116]116
  ЦА ФСБ, ф. 6, оп. 1-т, д. 31, л. 81.


[Закрыть]. В документе отмечалось, что резко активизировалась работа польской разведки, проведена ее реорганизация. Этот факт расценивался в разрезе реальной подготовки к вооруженным действиям.

Таким образом, можно констатировать факт оценки Польши, ее армии и разведывательной службы в качестве реального главного противника, представляющего серьезную угрозу безопасности страны и ее вооруженным силам. Такого взгляда придерживались члены высшего исполнительного органа большевистской партии – Политбюро ЦК, военные лидеры и руководители советских органов госбезопасности. Эта оценка практически не менялась на протяжении 20-х – начала 30-х годов.

С другой стороны, новейшая историография, материалы доступных ныне архивных фондов как у нас в стране, так и за рубежом свидетельствуют о том, что Польша не готовилась к наступательной войне с Советским Союзом. Однако, опасаясь удара с советской стороны и вероятной поддержки его действиями германских войск, настойчиво совершенствовала свои вооруженные силы и специальные службы, тратила огромные финансовые средства на оснащение их новыми видами техники и вооружения, обращала серьезное внимание на разведывательно-подрывную деятельность в СССР, оценивая его как своего главного вероятного противника.

На протяжении всего рассматриваемого периода польское руководство стремилось проводить политику «равного удаления» от Москвы и Берлина и приближалось несколько то к одной, то к другой стороне в зависимости от обострения обстановки на восточной или западной границе.