Текст книги "Переворот (сборник)"

Автор книги: Александр Щелоков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)

– Вот и все, – сказал Тима, отодвигая бумагу. – Перепечатай, и маленькая жемчужина украсит серую полосу.

– Ой, Тимочка! – Галочка совершенно естественно вскочила на колени Жарова, охватила руками шею и прижалась к его рту горячими пухлыми губами…

К чему приводят такие вольности, объяснять не надо. Они заперли дверь изнутри. Галочка смела со своего стола лишние предметы, и он стал ложем пылкой любви.

– А ты ничего, – отдышавшись от бурных ласк, оценила усердие коллеги Галочка. – Мужчина… Но подучиться кое-чему тебе не мешает…

Курсы были краткосрочными, но результативными. Галочка оказалась способным учителем. Она научила Тиму такому, о чем тот даже в мужских откровенных разговорах не слыхал никогда.

Тиме в Галочке нравилось многое, кроме ее запахов. В восторге тесного общения она сильно потела, и от этого не спасали самые патентованные дезодоранты. Усугубляло положение пристрастие подруги к крепким французским духам. Смешиваясь с горячим потом, они образовывали убойную смесь, которой, как думалось Тиме, можно было морить тараканов. Иногда это начисто отбивало у него всякие желания. Но мужчина потому и мужчина, что его желания возвращаются…

– Привет, Галка! Мне не звонили?

Она вскинула на него глаза и посмотрела с подозрением: не ждет ли он звонка от какой-то другой? Он понял и уточнил:

– Мужик не звонил? Здоровый такой…

Она задорно засмеялась.

– Разве по телефону видно, здоровый он или тощий?

Приступ ревности был исчерпан, и они занялись делами.

Звонки начались где-то около одиннадцати. Два раза звонили читатели, потом, наконец, позвонил ион. Спросил:

– Вас заинтересовали мои бумаги?

– Да, – сказал Тима. – Интересные документы. Взрывной силы.

– Эт-точно, – хмыкнул полковник юстиции в отставке. – На Казанском вокзале, в автоматической камере хранения. Ячейка 82. Код 1881. Найдете черный «кейс». В нем все, чем я располагаю.

– Я должен заплатить?

– Не надо. За справедливость не платят.

– А «кейс»?

– Сохраните, я за ним загляну.

В трубке прозвучали сигналы отбоя.

Жаров поднялся с места.

– Галочка, я на часик сорвусь. По делу.

Он светился рыбацкой радостью, которую рождает неожиданно крупный улов.

«Кейс» оказался небольшим, но весьма увесистым. Тяжесть его рождала приятное чувство прикосновения к тайне. Несколько раз – еще на вокзале, потом в метро Жарова подмывало нестерпимое желание раскрыть и взглянуть на содержимое. Однако усилием воли он удерживал себя от искуса. Бумажки, которые лежали в «кейсе», требовали отношения бережного и осторожного. Он понимал – выдавать публике свое любопытство не стоит. А вдруг – не приведи господь, за ним кто-то присматривает?

Как и утром, Тима взбежал на третий этаж по лестнице. Вихрем ворвался в комнату. Галочка подняла на него глаза, оторвавшись от бумаг. Тима жестом туземца-победителя, за волосы ухватившего башку врага, поднял «кейс» над головой и улюлкжнул негромко, по-киношному:

– Йя-я хоу!

Удача бодрила, как доброе вино. Свежий, совсем не резкий, утренний запах Галочки пробудил сладострастные желания. Посмотрев на нее, Тима улыбнулся.

– Сейчас закончу с бумажками, закроем дверь. Идет?

– Главное решить – стоит или нет, – озорно засмеялась Галочка, всегда готовая к легкому флирту. Весело и торопливо она стала убирать со стола все лишнее, что могло им помешать. Случайно задела авторучку, и та скатилась на пол.

Галочка отодвинула стул, нагнулась, стараясь разглядеть, куда закатилась потеря.

Тима в этот момент открыл крышку «кейса»…

Взрыв был ужасающий. В кабинете, вспухшем от вырвавшихся наружу газов тротила, наружу вылетели оконные стекла. Дверь сорвало с запора, и она с грохотом ударилась о коридорную стену.

Здание вздрогнуло до фундамента.

Жарова разнесло на куски. Кровь забрызгала потолок и стены.

Оглушенная, заикающаяся от пережитого ужаса, Галочка выбралась из-под стола. Ручка, ценой не превышающая тысячу рублей, спасла ей жизнь: оказавшись в центре взрывного ада, Галочка отделалась шоком и несколькими царапинами…

* * *

С Казанского вокзала Квасов возвращался в приподнятом настроении. В смутное время «лимон» в кармане совсем не пустяк. «И всего делов-то, – думал Квасов с удовольствием. – Раз-два – и гроши в кармане».

Он проходил мимо киоска, в котором торговали всякой всячиной – от водки и шоколада до презервативов и воздушных шариков. Позади послышался звук мотора. По переулку шла машина.

Подскочив на крышке канализационного люка, самосвал грохнул всеми своими железными сочленениями. Квасов инстинктивно повернул голову и в последнее мгновение жизни увидел над собой капот машины с надписью «ЗИЛ». Бампер ударил его по бедрам, придавил к углу киоска, размазал по стенке и отшвырнул изуродованное тело на асфальт.

Освобождая бренную душу от обязанности носить обувь, с ног Квасова сорвались и разлетелись в разные стороны ботинки со стоптанными каблуками.

Испуганно вскрикнула женщина, стоявшая у столба, заклеенного объявлениями. С матом выскочил из палатки перепуганный и разъяренный продавец.

Взревев двигателем, самосвал рванулся вперед, заскрипел тормозами у поворота, круто свернул направо, подрезав нос «жигулю», который резко вильнул и выскочил на тротуар…

* * *

На следующий день в «Московской правде» появилась обычная для последних лет информация:

«Всего за минувшие сутки в городе зарегистрировано 183 преступления, 114 из них уже раскрыты. Из шести убийств расследованы два, из разбоев – один, из девяти грабежей – пять. Из пяти случаев нанесения тяжких телесных повреждений расследованы четыре. Два раза изымались наркотики. Произошло 37-краж – 23 из них раскрыты по горячим следам. В 10 крупных ДТП пострадали 12 человек. Произошло два самоубийства, три человека пропали без вести. За сутки угнано 46 автомобилей, нашли пока 27».

Фамилии Квасова нигде не упоминалось. Был человек – стал простой статистической единицей, войдя в число двенадцати лиц, пострадавших в дорожно-транспортных происшествиях. В графу «убийства» эта единица не попала.

* * *

Общественный скандал с убийством журналиста набирал силу. Каждый день секретарь клал на стол Дружкову кипу газет с гневными и скорбными заголовками. Четвертая власть испугалась и переполошилась. Заранее было трудно угадать, что джинн, выпущенный из бутылки, окажется столь огромным. Надо было усиливать меры безопасности, прикрывавшие операцию.

Днем Дружков по закрытой линии связи вышел на шефа военной разведки.

– Слушай, Лыков. Прежде чем что-то сделать, ты всегда думаешь?

– Странный вопрос.

– Нисколько. Мне вот кажется, что, бывает, ты не думаешь.

– Почему?

– По кочану, господин генерал. Я слышал, ты собрался подавать в суд на «Московские вести». Так?

– Так. Никому непозволительно клеветать на армию и ее министра, не имея доказательств их вины. За подобное положено давать по рогам.

– Значит, военное ведомство в споре с газетой правб?

– Естественно.

– Ты слыхал, что сам президент заинтересовался этим делом? Особенно после этого страшного взрыва. Его волнует вопрос, кто подставляет авторитет властей под такие удары.

– Во всяком случае, не военные.

– Отлично, Лыков. Тогда я ему со спокойной совестью доложу, что твои лихие орлы водили Жарова по Москве. Вопреки закону, без разрешения прокуратуры. И приложу фотографии. Я чувствую, ты уже думаешь, куда тебе упрятать исполнителей. Я угадал? Так вот, трогать их не советую. И не во мне дело, Лыков. Если до происходившего дознается пресса – твоя песенка спета, господин генерал. Так что ты решил?

Лыков долго молчал, тяжело дыша в трубку. Наконец собрался с силами.

– Я должен посоветоваться с Хрычевым.

– Э, нет. Крайний в этом деле только ты. Тебе и отвечать. Президент Хрычева не сдаст. А тебя раздавят.

– Что от меня надо?

– Уже мужской разговор. Отзови заявление из суда, раз. Уничтожь материал слежки за Жаровым, два. И никому эти дела не поручай. Сделай сам. В случае чего не отрицай, что имел зуб на мальчишку. Ты ведь и в самом деле его ненавидел, верно?

– Я…

– Не надо объяснений, Лыков. Пока служи. И помни: я не терплю, когда финтят. Короче, если мне понадобится твоя услуга, ты ее окажешь.

Лыков еще держал трубку возле уха, а в ней, словно подчеркивая решительность последней фразы Дружкова, запихали частые сигналы отбоя.

Лыков несколько минут сидел ошеломленный неожиданным поворотом событий. Он понимал, перед какой бездной остановился и что любой неверный шаг станет в его карьере последним. Вынув из кармана большой чистый платок, отер лицо и шею. Платок сразу стал влажным. Нажал кнопку аппарата внутренней связи.

– Слушаю, товарищ генерал, – отозвался готовый на подвиг порученец.

– Заявление в суд не отправили?

– Пока нет. Оно вами не подписано.

– Текст моего протеста в прессу?

– Тоже у меня.

– Принеси мне всю папку. Надо над ней еще подумать…

* * *

– Слушай, Алексей, – голос Дружкова был мрачен и холоден, – ты беспокоился, что пресса не обыграет случай с Жаровым. Так?

– Ну.

– А вот она уже переигрывает. Прошла неделя, а звон идет. Всполошились, козявки! Я понимаю, скоро все это уляжется. Будут другие события. Но меня беспокоит одно слабое место.

– Какое?

– Пиротехник. Как ты его называл? Чекан?

– Да, Женя Чекан, а что?

– Не догадываешься?

– Зачем, Иван Афанасьевич? Борзые рванули по следу Хрычева…

– Это так, но в целом сложилась не очень хорошая обстановка. Вся истерия с похоронами, с почестями… В такие моменты в людях возникает психоз покаяния. Уверен, твой Чекан уже догадался, для кого он готовил тот чемоданчик…

– Может, все же не надо? Мы с ним в одной бригаде…

– Надо, Федя, надо. Теперь в одной бригаде мы с тобой.

* * *

– В торговом зале у нас бомба, – голос заведующей магазином Зинаиды Петровны Кошкиной дрожал от волнения. Дежурный по отделению милиции сразу почувствовал – это не розыгрыш. Записав адрес магазина, он посоветовал:

– Закройте магазин. Бомбу не трогайте. Эвакуируйте людей из торгового зала. К вам скоро приедут минеры.

В тот день дежурную группу специальной службы по разминированию возглавлял майор Евгений Васильевич Чекан, специалист высшего класса. Как никто другой он умел обезвреживать самые хитроумные взрывные устройства, в то же время был способен соорудить еще более изощренные мины-ловушки.

Торговый зал магазина к приезду сапера был уже пуст. Бомба лежала в углу под прилавком и выглядела примитивно. Коробка из-под ботинок с надписью «Саламандер» на крышке. В крышке круглая прорезь, через которую был виден циферблат большого круглого будильника старого образца. Вырез захватил три буквы, и потому надпись читалась как «Сала…дер». Звонковая стрелка будильника стояла на делении «10». Значит, замыкание контактов произойдет только через двадцать минут. Чтобы обезопасить устройство, времени оставалось навалом. Таких примитивных «адских машин» Чекан за свою службу видел-перевидел.

Он присел на четвереньки, уверенный и спокойный. Ему и в голову не приходило, что будильник и обувная коробка – это только маскировочная оболочка мощного радиозаряда.

Когда Чекан протянул руку к коробке, водитель машины, припаркованной неподалеку от магазина, нажал кнопку радиопривода.

Гул взрыва прокатился над улицей. Дождем посыпались на асфальт зеркальные витрины.

Машина, не привлекая ничьего внимания, медленно отъехала со стоянки, свернула в ближайший переулок и спустя несколько минут влилась в беспрерывный поток транспорта.

* * *

В воскресенье с утра небо обложили серые плотные тучи. К обеду пошел дождь. Мелкий, нудный, он сеял и сеял, и не было видно ему конца.

В гостиной на даче Щукина уютно потрескивал камин. Сидя перед огнем на небольшой деревянной скамеечке, генерал помешивал поленья кованой кочергой и о чем-то сосредоточенно думал. Отблески пламени делали его меднолицым. Вера Николаевна устроилась в кресле рядом с книжкой в руках.

– Ты как индеец, – вдруг сказала она.

– Почему? – спросил он, с трудом отрываясь от мыслей.

– Отсвет огня, – объяснила она, и он улыбнулся. Она спросила: – О чем ты думал?

– Если честно, обо всем сразу. По-моему, мы летим со страной в бездонную пропасть. И у всех сразу пропала решимость остановить это падение. Все знают, все видят, все кричат об одном и том же, но делать никто ничего не делает.

– Что же, по-твоему, надо делать?

– Это, моя милая, я хотел бы спросить у тебя.

– У меня?! – она воскликнула это совершенно искренне. – Почему?

– Ты хороший аналитик, я убедился.

– Льстишь? – она радостно засмеялась. Должно быть, сколь ни очевидна лесть, все равно даже самым скромным людям слышать ее приятно.

– Нет, просто внимательно прочитал все, что ты писала. У тебя трезвый взгляд на события.

– Спасибо, – сказала она, – но, думаю, ты не хуже меня во всем разбираешься.

– И все же я хочу услышать твои суждения.

– Хорошо, что тебя интересует конкретно?

– Мое положение обязывает меня служить укреплению государственности. Как ты считаешь, что сегодня больше всего угрожает ей?

– Тебя интересует мое мнение? Пожалуйста: президент. Тебя это шокирует?

– Нисколько, но объясни, почему главное зло ты видишь в нем?

– Меня пугает то, что он уже познал вкус крови.

– И что?

– Я была девочкой, когда у нас во дворе кошка задавила курицу. Отец тут же схватил ее за шкирку, взял топор и с маху отсек голову. Я в истерику: кошка была ласковая, мы с ней мило играли. Заорала: «Ты зачем так сделал?! Она больше не будет!» – «Будет, – сказал отец. – Коли познала вкус крови, теперь всех кур передавит». Мне кажется, так и у людей. Президент испил кровушки, и теперь ему беда не беда.

– Что предлагаешь?

Она засмеялась громко, заразительно.

– Зачем мне что-то предлагать? Дело журналиста вопросы ставить. Отвечать на них должны специалисты. Такие, как ты.

– Я военный, а не политик.

– Не обманывай себя. Когда тебе хотели вверить армию, которую направляли против народа, чтобы солдаты познали вкус крови, ты отказался от назначения. Это было высокой и честной политикой. Вот и скажи так же честно, как тогда – что может спасти страну?

Щукин нахмурился. Помолчал.

– Ты в самом деле хочешь знать мое мнение?

– Да.

– Чтобы сейчас спасти страну, нужна диктатура. Перехваченная военным поясом, затянутым на последнюю дырку, государство не развалится на удельные княжества.

– Странно, мой любимый генерал, но о диктатуре сегодня думают и демократы.

– У них причины иные.

– Какие же?

– Им на судьбу России плевать. Важно сохранить за собой хлебные места, не потерять влияние во властных структурах. Скоро президентские выборы. Демократы утратили в обществе все, на чем держался их авторитет. Они развалили экономику. Они фактически уничтожили парламентаризм. Их обещания народу остались пустой болтовней. Появление жирных морд на экранах телевизоров вызывает ненависть у тех, кто не получает зарплаты, кто платит невыносимо высокие налоги, кто ждал к концу века отдельную квартиру и лишился надежд на нее. Ненавидят их и те, кто к родственникам в Брест из Смоленска или в Харьков из Орла должны ехать как в иностранные государства. Демократы выборы проиграют. Это они понимают, этого они боятся. Им тоже нужна диктатура. И они установить ее не побоятся, потому что, говоря твоими словами, познали вкус крови.

– И после этого ты говоришь, что я хороший аналитик? Ты сам можешь дать сто очков вперед кому захочешь. Теперь вопрос. Если начнется борьба, на чьей стороне ты окажешься? Насколько я понимаю – элитная дивизия – это самая мощная опора президента…

– Пока я здесь командир, это опора государственности.

– Такое можно понимать как…

– Понимай как сказано. Не ищи ничего между строк. И давай займемся другим. В этот вечер и так произнесено слишком много слов.

Он охватил ее рукой за шею и притянул к себе…

Партия, в которой карты сдавал Дружков, несмотря на его старания, скорого выигрыша не сулила. Васинский продолжал повышать ставки, будто ничего особенного вокруг не происходило. Большие деньги вселяют в людей уверенность и надежды, хотя известно, что в России надежды еще более зыбки, нежели миражи в пустыне Сахара.

Безрезультатность стараний вывела из себя даже толстокожего Крымова. Когда в разговоре всплыла фамилия Васинского, Крымов выругался и спросил:

– Неужели он так ничего и не понимает?

– Он понимает все, но уверенно показывает, что ему на нас плевать. Так делают бывалые игроки в преферанс, когда у них на руках крупные козыри.

– Какие у него козыри? Мы вроде бы его изрядно пооб-щипали.

– Значит, что-то такое он сумел придержать в рукаве.

– Как быть?

– Надо ему намекнуть более ясно. Чтобы понял: теперь уже не швейки, а он сам, великий босс, под нашим прожектором. Готовь спецгруппу. Отбери в нее ребят покруче.

– Задание?

– Несложное, но важное. Провести его надо с шумом. Васинский в свой офис ездит по президентской трассе. В его сопровождении вооруженные мальчики. Между тем любое появление вооруженных людей возле объектов, которые мы охраняем, надо воспринимать как вызов. Давай так и воспримем.

– Может, свои проезды Васинский согласовал с кем-то в ФСК?

– Скорее всего так, но юридически это дело находится исключительно в нашем ведении. Любое отступление от правил дает нам право на задержание. Как это сделать, ты знаешь лучше меня. Главное, чтобы все происходило открыто, демонстративно. Было бы неплохо, чтобы с их стороны прозвучали выстрелы.

– Как брать, понятно. Но где? На трассе?

– Ни в коем разе! Только там, где побольше зрителей и куда быстро может слететься пресса.

– Это нужно?

– Дорогой Алексей, если мы хотим, чтобы услышали все, то не надо шуметь под кроватью.

– Понял. Что делать, если пресса запоздает?

– Положи всю их команду, пусть отдохнут до ее прибытия.

– Васинского тоже?

– Не надо. Иначе кто вызовет прессу на подмогу? А нам надо точно установить, кто к нему бросится на помощь и с другой стороны.

– Что имеешь в виду?

– ФСК, МВД.

– Съемки телевизионщикам разрешать?

– Пусть делают, что хотят.

– Они засветят моих ребят.

– А ты приведи их в масочках. В масочках.

– Понял, готовлюсь.

– Да, вот еще что. Сам будь рядом, но на глазах у прессы не маячь. Надо точно выяснить, кто явится выручать кота Леопольда. Я сегодня же получу карт-бланш у Бизона на освобождение от должности того, кто влезет в наши дела. Ты увидишь, кто туда явится, и доложишь фамилию мне немедленно. Я впечатаю ее в указ и тут же сообщу решение Бизона Ивашину.

– Обрежем еще одну ниточку?

– Точно так.

* * *

Рублевское шоссе, пересекая Московскую кольцевую автодорогу, узкой лентой вливается в жилые районы Крылатского, фешенебельного района Москвы. Трасса испокон веков считается «правительственной». По ней следовали и следуют на свои дачи бесконечно сменяющиеся вожди страны и партий, другие очень важные и просто важные персоны, которых в потоке машин всегда выделяли длинные черные лимузины и обязательное сопровождение охраны. Простым автовладельцам дорога эта во все времена грозила неприятностями. Сотрудники специального дивизиона Госавтоинспекции бдят здесь со страшной силой. Они хищно вылавливают владельцев хилых «москвичей» или «жигулей» и лупят с них штрафы под любым благовидным предлогом. И делается это для того, чтобы в другой раз наивные чудаки не совались со своими таратайками туда, где дорога расчищена для благородных лимузинов и их сиятельных хозяев. Даже в нашем демократическом государстве по некоторым дорогам ездят только те, у кого демократических прав больше, чем у других.

С появлением в России президентства трассу в народе стали именовать «президентской», а опеку над ней взяла на себя служба охраны.

Проносясь ежедневно по Рублевскому шоссе в черном «мерседесе» в сопровождении такой же машины, забитой вооруженной охраной, Васинский искренне верил в свое величие и значимость, причисляя себя не к пешкам, а к фигурам на шахматной доске российской политики. Ангажированные им газеты регулярно вносили фамилию шефа в списки первой десятки наиболее влиятельных политиков страны. Блажен, кто верует!

В то утро у поста ГАИ на пересечении кольцевой дороги и шоссе вышедший на середину проезжей части инспектор движением жезла остановил кортеж Васинского. Шофер спросил газ и притормозил. Васинский негромко выругался. Его-то здесь знали! Этот болван в шлеме с кокардой мог его пропустить и лишь потом перекрывать движение.

В момент, когда кортеж президента «Ростбанка» остановился, с двух сторон попарно выехали и пристроились к нему по бокам четыре другие машины. И сразу инспектор махнул жезлом, показывая – путь открыт.

Все шесть машин сорвались с места одновременно. Васинский сразу заметил, что произошло нечто странное: его кортеж зажали в клещи. Шапиро спросил:

– Что случилось?

– Понять не могу, – смущенно ответил верный страж.

– Прибавь скорость, попробуй от них оторваться, – через плечо подсказал Васинский водителю.

Стрелка спидометра качнулась за цифру «сто». С такой же скоростью пошел и странный эскорт. Теперь было видно – вели именно их.

Шесть машин неслись по шоссе плотным ядром с устрашающей силой. И ни один инспектор не пытался помешать противоестественной гонке в городской черте.

– Сбавь скорость! – крикнул водителю Шапиро. Он уже просчитал в уме все возможные опасности и осложнения. Взяв микрофон, приказал сидевшим в машине сопровождения охранникам:

– Ни в коем случае оружие не доставать! Что бы ни случилось!

Васинский, еще не понимая, в чем дело, скосил глаза на чужую машину, которая шла справа, и увидел – она набита людьми в черных масках с оружием в руках. Сидевший ближе других к стеклу задней двери держал гранатомет, заряженный зеленой гранатой.

– Кто они, ты понимаешь? – спросил Васинский Шапиро.

– Во всяком случае, не бандиты. Это спецслужба, но какая – понять не могу.

– Что делать?

– Главное – не спровоцировать их на стрельбу. У них тяжелое оружие.

Машины мчались к центру города. И у всех светофоров им открывали «зеленую улицу». Когда Васинский ездил один, светофоры работали в обычном режиме.

Банкир, давно привыкший носить маску спокойного веселого человека, которому все происходящее вокруг – трын-трава, заметно скис. Исчез обычный маслянистый блеск глаз, опустились углы губ, отчего лицо приняло скорбное и одновременно растерянное выражение. Тронув рукой Шапиро, спросил тусклым голосом:

– Что им надо? Чего добиваются?

Спроси Шапиро об этом кто-то другой, ответ последовал бы без задержек. Сочная грязь нецензурного мата уже давно висела на языке, но уронить ее в ответ на вопрос шефа он не рискнул.

– Пугают, а для чего – не пойму. И главное – кто? Вот вопрос.

– Что будем делать?

– Важно добраться до места. Позвоните Касьянову. У него в подчинении мощная спецгруппа. И, главное, надо поднять на ноги прессу. Свою и чужую. Особенно телевизионщиков.

– Поднять я их подниму, – оживился Васинский. – Но придут они к шапочному разбору.

– Я с этим хамьем постараюсь выяснить отношения, – пообещал Шапиро. – Затяну время.

Однако выяснять отношения с «хамьем» Шапиро не пришлось. Когда странный кортеж въехал на просторную площадку перед «Ростбанком», сопровождающие развернулись широкой подковой. Две первые машины подкатили вплотную к ступеням подъезда, две другие словно пробкой заткнули выезд на магистраль. Из распахнувшихся разом дверей высыпали рослые мужики в камуфляже, черных масках с прорезями для глаз, с автоматами на изготовку.

– Всем лечь! – громко прокричал невысокий крепыш в такой же черной маске, как все остальные, но по поведению старший в группе. Он же первым подскочил к Васинскому. – Вы можете уйти!

Поспешным семенящим шагом банкир взбежал по ступенькам к стеклянной двери. Миновав почтительно расступившихся стражей ворот денежной крепости, подбежал к первому же телефону, снял трубку. Надо было торопиться, пока банда неизвестных, нарушивших гражданские права одного из лучших граждан бесправной республики, не смылась, не оторвалась или, как там еще говорят уголовники, не рванула когти с места позорного происшествия.

Первыми Васинский всполошид телевизионщиков. Как молния проскочила весть между редакциями конкурирующих программ о зле, чинимом неизвестными у «Ростбанка». Клич шефа «Сарынь на кичку!» заставил отбросить вскормленную им группу вестей право приоритета. Рассказать о событии было велено всем.

Вторым звонком был удостоен генерал-майор федеральной контрразведки Петр Севастьянович Касьянов, король в козырной колоде Васинского.

К месту представления не опоздал никто.

Упакованные в камуфляж и бронежилеты ребята действовали нерасторопно, лениво. Они положили охрану Васинского на асфальт, отобрали у нее оружие, обыскали и стали неторопливо расхаживать среди распростертых тел, как охотники-чукчи по лежбищу тюленей. Изредка кто-нибудь подходил к особо беспокойному, не привыкшему тереть носом асфальт самбисту, легонько пинал его носком ботинка в бок, под ребра и говорил сквозь зубы:

– Ноги! Раздвинь ноги пошире, ну!

Касьянов подлетел к банку на машине с сиреной и красной мигалкой. С ним приехал микроавтобус, набитый мужиками его подручной спецгруппы. Двое из команды Крымова тут же взяли его под прицел двух гранатометов.

– Кто такие?! – стараясь придать сугубо штатскому голосу командирское звучание, крикнул Касьянов. – Что тут происходит?

– Генерал! – просипел командир группы. – Прикажите убраться отсюда своим воякам! Да и вам лучше отсюда уехать. И побыстрее!

Ощутив неприятный холодок угрозы, Касьянов все же прошел в банк. Его не задерживали. Васинский стоял в холле серый, растерянный.

В это время Крымов взял микрофон и послал в эфир сообщение:

– «Двина, «Двина», я «Крым». Спектакль состоялся. Клоуны на местах. Кто именно? Четвертый по нашему списку. Все понял. Операцию завершаю.

По сигналу старшего команда Крымова собралась и уехала, оставив на асфальте лежащих охранников банкира и прихватив их оружие.

– Что думаешь по этому поводу? – спросил Васинский Касьянова. Стоя у стеклянной двери банка, они изнутри наблюдали за тем, что происходило снаружи.

– Думаю, это служба охраны. Но вот зачем им понадобился этот цирк, ума не приложу. Погоди немного, все уляжется, разберемся. Кое-кому, я думаю, зад надерем.

В это время к беседующим неслышным шагом приблизился вышколенный банковский клерк. Негромко сказал, обращаясь к Касьянову:

– Товарищ генерал, вас к телефону.

Две минуты спустя Касьянов вернулся к Васинскому бледный, растерянный. Пальцы его, державшие незажженную сигарету, дрожали.

– Что? – спросил Васинский.

– Меня освободили от должности, Леопольд, – упавшим голосом сообщил он банкиру.

– За что? Какие мотивы?

– Я тоже спросил Ивашина. Он сказал: без мотивов. Есть указ президента…

Только теперь, глядя на потерявшего форс генерала, Васинский до конца понял – игра проиграна. Конечно, можно пересдать карты и начать новую партию, но этот кон у него взяли чужие руки.

Проводив Касьянова, Васинский вызвал Шапиро. Говорил устало, почти обреченно.

– У тебя с часовым мастером надежная связь?

– Да, конечно.

– Срочно свяжись с ним и отмени заказ. Он уже не ко времени.

Шапиро наклонил голову, показывая, что приказ понят, хотя в душе его все противостояло такому решению шефа. Пять «зеленых лимонов», переданных с рук на руки полковнику Штанько, криком кричали: «Заберите меня обратно!» Разве можно бросать деньги на ветер?

Васинский слишком хорошо знал двоюродного брата. Он посмотрел на него пристально и предупредил:

– Не вздумай напоминать ему о задатке. Я его уже списал. Есть другие ценности, которые нам сохранить важнее. Сделай так, чтобы уже завтра семья уехала за границу. Да, в Австрию. Да, к Шнапсштофу…

* * *

Пришел октябрь, пасмурный и дождливый. Таяли надежды оптимистов на хороший урожай. В Сибири бастовали шахтеры. На севере прорвало нефтепровод и тысячи тонн нефти пролились на нежные мхи приполярной тундры. В который уже раз подскочили цены на все – от спичек до хлеба. Роптала армия, униженная, попранная в правах, но вооруженная.

Пришел октябрь… Традиционный месяц великих потрясений на Руси двадцатого века.

В одном из зданий Кремля до поздней ночи не гас свет в кабинете начальника службы охраны. Дружков часто засиживался один, мысленно подводя итоги проделанного, размышляя о будущем. Бизон все больше терял форму, нервничал, допускал один за другим невосполнимые промахи. Думая о том, чтобы усидеть на месте, он почти ничего не делал для упрочения своих позиций. Давал распоряжения, которые могли подготовить нужную обстановку, и на другой день отменял их, испугавшись дружно осуждавшей его оппозиции.

Планы, которые Дружков вынашивал на будущее, ветшали, рассыпались в прах на глазах. Было над чем задумываться.

Стрелки на часах показывали двадцать три двадцать. Уже давно хотелось прилечь. Однако чувство неясной тревоги не позволяло Дружкову расслабиться. С беспокойством он поглядывал на телефон, соединявший его напрямую с дачей Бизона. Раздумывал – не позвонить ли туда? И все не решался. Там и без его звонков все должно идти по заведенному порядку. Оснований выказывать недоверие дежурной смене охраны не было.

Посидев еще пять минут, Дружков встал, взял из стенного шкафа шляпу, в последний раз оглядел кабинет – не забыл ли чего – и протянул руку к выключателю. Именно в этот миг длинным тревожным звонком залился телефон.

Быстро шагнув к столу, Дружков снял трубку. Срывающимся голосом полковник Кесарев, старший смены, охранявшей дачу Бизона, доложил:

– Иван Афанасьевич. У нас… погас свет…

Не отвечая, но и не отнимая трубку от уха, Дружков тяжело опустился на стул. Он готов был услышать что угодно, кроме этой фразы. «Погас свет» – означало внезапную смерть Бизона. Придумать что-либо хуже в данный момент было трудно.

– Иван Афанасьевич, – снова заговорил Кесарев. – Я повторяю…

– Не надо, – оборвал его Дружков. – Не повторяй. Я сейчас выезжаю. До моего приезда никому ни слова. Ты понял?

– Прошу прощения, Иван Афанасьевич, мне тут подсказывают, – Кесарев замялся. – Вам приезжать не обязательно. Во всяком случае сразу…

– Кто это тебе подсказывает, Кесарев? – в голосе Дружкова зазвенела крутая злоба. – Я приеду и выдам тебе и подсказывальщикам.

– Иван Афанасьевич, – теперь Кесарев говорил твердо. – Подождите немного на месте. К вам выехала Маргаритка. Дождитесь ее. Она будет с минуты на минуту.

Слово «Маргаритка» сбило Дружкова с толку. Это имя кроме него не мог знать никто. В лексиконе Кесарева оно не могло возникнуть случайно. Значит, стоило подождать.

Неожиданно отворилась дверь. Вошел не знавший усталости Крымов.

– Ты еще не уехал? – спросил он удивленно.

– Да вот, – Дружков замялся, не сразу приняв решение, умолчать ему о сигнале «погас свет» или сказать о нем. Решил подождать. – Жду Маргаритку.

– Ты мне ее покажешь? – спросил Крымов. – Второй раз слышу имя, а кто она, не знаю. Ты все темнишь.