Текст книги "Переворот (сборник)"

Автор книги: Александр Щелоков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)

В пять часов, просмотрев разведсводки и несколько документов, присланных штабом армии, Буслаев достал из тумбочки старенький термос, налил стакан чаю, сохранившего за ночь тепло и аромат, выложил из полиэтиленового пакета три ванильных сухарика и с удовольствием принял свой первый, столь ранний завтрак. В шесть часов штаб стал оживать. В коридоре послышалось шарканье ног, оттуда потянуло табачным дымом. В половине седьмого, постучавшись, вошел начальник разведки полковник Хохлов. Спросил: «Можно?», хотя твердо знал, что отказа не последует.

– Садись, – сразу предложил ему Буслаев и показал на стул. – Что у тебя?

Хохлов стоял, тяжело отдуваясь и пыхтя. Вполне здоровый и крепкий человек, он с трудом переносил климат чужойстраны, хотя и не высказывал на него жалоб. Отдышавшись, подошел к столу, на котором лежала оперативная карта.

– Назревает хитрое дело, Василий Митрофанович. Вот, взгляни сюда.

Хохлов согнутым пальцем постучал по бумаге, указывая какое-то место. Буслаев подошел и нагнулся. Увидел тугое переплетение горизонталей, вязавших узлы горных кряжей, простор долины – «зеленки», крутые извивы небольшой речки, ее орошавшей.

– И что?

– Здесь – гора Маман. – Хохлов снова постучал пальцем по карте. – Склад боеприпасов и техническая база группировки.

– Знаю. Она нас никогда не беспокоила.

– Точно, – согласился Хохлов. – Но иные времена, иные песни.

Буслаев насторожился. Начальник разведки всегда приходил с известиями, которые при самом снисходительном отношении назвать подарками было трудно.

– Так что за песни?

– Пока вроде бы не поют, но, судя по всему, собираются.

– Откуда такая информация?

– В министерство иностранных дел в Кабуле обратился корреспондент Юнайтед Пресс Интернэшнл Гарри Шелдон. Он просил разрешить группе иностранных журналистов посетить район горы Маман. Предлог обычный – исторические достопримечательности, в зоне боевых действий активно не ведется, ну и все подобные аргументы.

– Что тебя тревожит?

– Факт самого желания Шелдона попасть в район нашей базы. Мы у себя провели анализ трех разных поездок, которые организовал Шелдон через афганцев. И всякий раз журналисты оказывались там, где наши доблестные войска попадали впросак…

– Не остри, – одернул Хохлова генерал. Он не любил ни намеков, ни шуток в адрес войск, поскольку все, что с ними случалось, касалось в первую очередь его – начальника штаба.

Хохлов, не придавая значения недовольству начальника, продолжал:

– Шелдон выезжал на Пандшер. Там двигавшийся по трассе батальон попал в засаду. Газетчики подъехали, когда наших уже потрепали…

– Не рассказывай мне эпизодов, – сказал Буслаев, хмурясь. – Я их знаю. Лучше скажи, чем объяснить появление Шелдона в неожиданных местах, где назревают неприятности.

– Шелдон связан с разведкой. Она ему подсказывает, где могут произойти события. Это используется в интересах американской пропаганды.

– Можно отложить поездку?

– Трудно. Афганцы уже дали разрешение на правительственном уровне. Но даже если поездку отложить, саму операцию, что задумана, моджахеды вряд ли отложат.

– Что делать?

– Надо предупредить командира роты охраны, которая стоит на Мамане.

– И что? – спросил Буслаев. – Думаешь, поможет? ^Ты знаешь, кто сидит, а вернее, лежит на Мамане? Капитан Макарчук шестого года службы на роте. Тупой и бесперспективный.

– Тогда его надо срочно заменить толковым, энергичным командиром.

– У тебя такой есть на примете?

– Почему, я должен отдавать своих офицеров? – Хохлов сразу же ощетинился. – В твоем резерве хороших ротных – человек десять, не меньше.

– Хороших – да, отличных – не знаю.

– У меня отличных тоже нет.

– Не лукавь. Что ты писал о капитане Куркове, когда представлял к ордену? Представление еще не отослали. Хочешь, сейчас принесут и мы прочитаем его вместе?

– Курков в рейде, с ротой.

– Отзови, и ко мне. Кстати, давно он у тебя?

– С осени. Ты был в отпуске, приказ подписывали без тебя.

– Откуда прибыл?

– Я его взял у пограничников. У него со своим начальством возникла конфликтная ситуация.

– Склочник, что ли? Теперь на начальство бочки катить стало модно.

– Я твоего вопроса не слышал, Василий Митрофанович. Его просто не было, потому что уже стало модой для начальства подозревать подчиненных во всех грехах без оснований.

– Так в чем там дело?

– Курков мужик честный, достойный. Он командовал заставой и держал перевал. В августе неподалеку от заставы попала в засаду моя разведрота. Командир обратился к Куркову за подмогой. Тот доложил по команде, попросил разрешения выйти с заставы двумя взводами и помочь мотострельцам. Начальник штаба отряда запретил. Тогда Курков напрямую связался с командиром отряда. Тот продублировал запрет. Мотив был один: ты – застава и сиди, где посадили. У тебя свои задачи, свое начальство. Чужих, хотя они в принципе и свои, бьют, ну и ладно. Поступишь по правилам, никто не упрекнет. А влипнешь – вольют по всем статьям сразу. Этот принцип у пограничников исповедуется железно. Только Курков счел, что бьют все же своих, хотя они и не пограничники. Он передал командование заставы заму, а сам с двумя взводами на броне ударил по духам…

Буслаев сидел, насупившись. Откровенно злился. Он уже вспомнил историю, о которой ему доложили через час после того, как она благополучно завершилась. Он сам тогда позвонил командиру погранотряда и поблагодарил за боевую солидарность и дружескую поддержку. Помнится, полковник-пограничник тогда весело смеялся в трубку и повторял:

– Как же иначе? Одно дело делаем.

– И чем для Куркова все это кончилось?

– Ему влепили служебное несоответствие с формулировкой:

«За самочинные, обусловленные крайней недисциплинированностью действия».

– Урок боевого братства, – сказал Буслаев угрюмо. – Чтобы другим неповадно было. – И уже другим тоном: – Чтобы завтра же Курков был здесь.

– Есть! – с официальной сухостью произнес Хохлов. – Могу быть свободным?

3

Стивен Роджерс прибыл в контору Деррика по телефонному вызову к точно указанному времени. Он вошел в помещение, и сразу кресла, предназначенные для великанов, показались совсем небольшими.

Высокий – метр восемьдесят восемь сантиметров, плотный – девяносто два килограмма, Роджерс двигался энергично, напористо, словно собирался взять разгон и с ходу таранить препятствия, стоящие на пути.

– Здравствуй, Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя, – с порога поздоровался он с хозяином конторы на звонкой латыни.

– По когтям узнаю льва, – с такой же энергичностью, на том же языке ответил ему Деррик. – Милости прошу, Стив!

Старые дружеские связи позволяли воякам обходиться без светских условностей.

– Я надеюсь, ты пригласил меня не просто на кружку пива? – спросил Роджерс.

– Так-то ты меня ценишь! – воскликнул Деррик с притворным возмущением. – Я отхватил для вас доброе дело, а ты… Можешь декламировать: «Звенят монеты, седлай коня, герой!»

Деррик выбрался из-за конторки и уселся в кресло напротив гостя.

Роджерс спросил, понизив голос:

– Ходят слухи о Дюке Кэмпене…

– Это не слухи, Стив, – расстроенно ответил Деррик. – Он умер.

– Жаль его, – сказал Роджерс и опустил голову. – А начинал свои маршруты отсюда, из твоей конторы. – Что с тобой, Стив? Ты прекрасно понимаешь – это рок. Обычная невезуха. Дюк еще мог побегать рядом с тобой и пострелять в желтых и черных. Но судьба распорядилась иначе. Кто из нас от этого застрахован?

– Спасибо, утешил, – тяжело вздохнув, сказал Роджерс. – И все же на смерть он ушел отсюда?

– Если ты так ставишь вопрос, старина, я приведу другой факт. Ты знаешь Лоуренса Брайана? Он тоже ушел отсюда, чтобы стать телохранителем у нефтяного шейха из Дубаи. Шейх много ездит в Европу и Штаты, поэтому ему нужен крепкий парень с оружием. И я такого парня нашел. Теперь Брайан гребет денежки лопатой.

– Хорошо, старина, – сказал Роджерс примирительно. – Давай не будем об этом. Сам не знаю, что на меня нашло. Старею, должно быть.

– Нет, Стив. Просто Кэмпен был хороший парень, а ты – верный друг. Поэтому его судьбу мысленно опрокинул на себя. Я это сразу понял. Только в этом вся причина.

Потом они подробно обсуждали предложение, которое сделал некий мистер Джексон для полковника и двух майоров. Условия, предложенные нанимателем, вполне устраивали Роджерса. Единственное, что его смущало, – неясность задач, которые предстояло решать, и государственная принадлежность фирмы, сделавшей предложение.

– Это скорее всего ЦРУ, – высказал мнение Деррик. – Что Джексон янки – у меня нет сомнения. Кладу на кон сто против одного.

– ЦРУ? – спросил Роджерс задумчиво. – Тогда есть один момент в этой истории. Он меня настораживает.

– Валяй, Стив, слушаю.

– Когда предложения к нам поступают от старых африканских друзей – дело ясное. Но вот янки… Что-то заставляет сомневаться… У них своих мастеров на подобные дела найдется сколько угодно. А?

– Успокойся, Стив, – сказал Деррик. – Существует одна закавыка для янки. Это восьмой раздел свода законов США. Постой-ка…

Деррик встал, сходил к конторке, взял гроссбух. Заглянул в него и продолжил:

– Да, вот статья четырнадцать восемьдесят один, пункт «а».

– Что в ней?

– Предусматривает, что любой гражданин США, поступивший в иностранную военную службу, должен иметь письменное разрешение госсекретаря или министра обороны. Без такого разрешения человека могут лишить гражданства. Обычно правило обходят. Но здесь, должно быть, дело щепетильное. Как я думаю, вся суть в горячей точке, где янки не хотят оставлять видимых следов. Вот и весь секрет. – А в какой точке, не знаешь?

– Увы, – пожал плечами Деррик. – Могу только догадываться.

– И о чем ты догадываешься, если не секрет?

– О том, что горячих точек у янки сегодня больше, чем блох у шелудивого пса. Оба засмеялись.

– Я соглашаюсь, – сказал Роджерс, приняв окончательное решение.

– О'кей, старина! – одобрил Деррик. Потом, немного помявшись, задал нелепый вопрос: – Стив, мы старые друзья, не так ли?

– К чему ты об этом? Я всегда верил в наши отношения. Деррик довольно засиял.

– Тогда хочу тебя предупредить. Этот Джексон, или черт его разберет кто, – крупная рыба в нашем море. Ко всему большой сукин сын. Держись с ним потверже. Не прогадай. Ты ему нужен, так возьми все, что нужно тебе.

– Спасибо, старина, за совет.

Прямо от Деррика Роджерс поехал в отель, где он должен был встретиться со своими майорами – Французом и Мертво-головым.

Леблана Роджерс заметил сразу. Тот сидел в холле гостиницы, утонув по самые плечи в огромном кресле, дымил сигаретой и деловито стряхивал пепел в керамическую плошку, которую поставил под руку на широкий, как спина пони, подлокотник.

Завидев Роджерса, едва тот вошел в стеклянные двери, распахнутые при его приближении фотоэлементом, Леблан поднялся, пожал руку приятелю. Сказал, что рад видеть его, что прилетел, едва получив телеграмму с вызовом, потому что уже устал от безделья и пустого времяпрепровождения.

Роджерс придвинул такое же кресло поближе к Леблану, и они уселись рядом. Молчали. Разглядывали один другого. Оба считали, что даже здесь, в мирном с виду отеле, в креслах могут сидеть «клопы», которые вслушиваются в чужие речи и передают их тем, кого в этом мире интересует все, о чем только говорят люди. Курили. Ждали, когда появится третий – Курт Мертвая Голова.

За те полтора года, которые они не виделись, Леблан мало изменился. Он был одет в безукоризненно скроенный по фигуре пиджак, в белоснежную рубашку, которая оттеняла его загорелое лицо. Невысокий, плотный, спортивно сложенный, он выглядел очень сильным, пружинисто подвижным, полным скрытой энергии.

Роджерс знал, что'Леблан не имел ни жены, ни детей и, по существу, был человеком глубоко одиноким. Ежедневную тоску, которая обычно с особой остротой обозначалась к вечеру, он заливал спиртным и толкался там, где людей было побольше, – в ресторанах, барах, бистро. Театр и кино Леблан не любил. Боевики, на которые народ валил валом, он обходил стороной: не хотел, чтобы его обманывали киногерои со смазливыми физиономиями.

Глядя на их подчеркнуто волевые лица, напряженно посматривавшие на зрителей, Леблан с презрением думал, что большинство из них наложили бы в штаны, попав на деле в переплеты, в которые ему, не грозному с виду и не весьма красивому мужчине, приходилось попадать.

Свои деньги Леблан зарабатывал страшным риском. Однажды, после удачной акции в небольшой африканской стране, где они с приятелем по найму по заказу одной европейской фирмы взорвали национализированный черным правительством заводик, он уходил через джунгли к месту посадки вертолета. И там, на берегу травянистого болота, подвергся нападению крокодила.

Леблан заметил хищника вовремя. Надо сказать, он умел наблюдать и многие беды замечал заранее. Это часто давало ему преимущество над противником.

Огромный как бревно хищник с удивительной стремительностью ринулся наперехват человеку. Он уже распахнул пасть, когда Леблан пружинисто подпрыгнул, выкрутился в воздухе, как фигурист-спортсмен, опустился на спину животного, успев на лету всадить ему из кольта две пули в голову. Со вторым зубастым бревном все обстояло проще. Зверь, должно быть, понадеялся целиком на успех собрата и не поддержал его броска. Это промедление стоило ему жизни.

Но Леблан никогда не вспоминал своих приключений, не рассказывал о них, как Тартарен из Тараскона. Воспоминания – удел ветеранов, у которых достаточно времени, чтобы раздавленную сапогом лягушку подавать-как пораженного насмерть трехглавого дракона.

Заработав сумму, достаточную другому для обеспеченной жизни в течение десяти лет, Леблан тратил ее за год-два и вновь начинал поиски дела. К счастью, существовали конторы, дающие наемникам возможность хорошо заработать, выставив на кон свою жизнь и боевой опыт.

Вскоре в отель прибыл Шварцкопф. Ожидавшие его поднялись и пошли навстречу.

Внешне Курт Шварцкопф выглядел заурядно и блекло. На удлиненном белобровом лице размещался массивный нос, холодно светились водянистые, немного вытаращенные глаза. Широкоплечий, высокий, он был одет в черный строгий костюм, трикотажную тонкую водолазку стального цвета и походил на учителя провинциального колледжа – такой же унылый, постный и скучный.

В минуты, когда шел неинтересный для него разговор, Курт словно бы погружался в анабиоз – цепенел, полуприкрываяглаза. От этого он приобретал пугающий облик живого трупа. Должно быть, именно отсюда, а не от переиначенной фамилии пошла его мрачная кличка – Дедхед – Мертвоголовый.

Оживлялся Курт только в минуты, когда разговор заходил об оружии. В этой теме он был настолько сведущ, что удивлял своими познаниями даже профессиональных торговцев оружи-8М. Он мог, например, объяснить, в чем отличия английского пистолета-пулемета «стерлинг МК-5», от израильского «узи»; описать преимущества бельгийской пули 88-109 над многими другими; сравнить удобства и недостатки пистолетов «вальтера», «браунинга» и японского «пятьдесят семь».

Дедхед знал такие подробности о различных видах оружия, хранить в памяти которые может разве что вычислительная машина.

– «Беретта АР 70/223»? Дрянь винтовка! – мог сказать, прислушавшись к беседе коллег, Мертвоголовый Курт. – Типичная итальянская недоделка. Ствольная коробка слабая. Рычаг переводчика огня слева. Для левши сплошное мучение. Направляющие при долгой стрельбе быстро изнашиваются. Из-за этого оружие становится небезопасным. Может, хватит болтать о барахле?

В бою Мертвоголовый не терялся и не дрожал. Он лишь наливался необузданной яростью, и часто успех предприятия, в котором участвовал Курт, определялся именно его решительностью и напором. Длиннорукий, увертливый, он прекрасно владел ножом: наносил удары с любой руки, метал его в цель удивительно метко и со страшной силой.

В мирной жизни немец отдавал свободное время спорту: бегал, накачивал мышцы в «жиме» – гимнастичском зале, боксировал и ежедневно посещал тир. Стрельба увлекала его до самозабвения.

Общение с опасностями – а Курт повидал их немало: продирался с автоматом сквозь джунгли после операций в Конго, Мозамбике, Анголе, доставлял тайные грузы с оружием бандам «контрас» в Никарагуа – отточило в нем изощренную хитрость, довело до крайней степени безжалостность. Однажды, уходя от преследования, он зарезал женщину с двумя детьми, чтобы не навели на него погоню. Этот человек сеял смерть повсюду, где остались следы его широкостопых и быстрых ног, и ни дерева, ни цветка, посаженного им, не выросло на земле.

Он знал всего одну песню, которой его научил отец, и часто мурлыкал ее под нос: «Если ты настоящий солдат, если ты со смертью на ты, улыбаясь пройди через ад, сапогом растопчи цветы».

Завидев партнеров по многим тайным опасностям, Мертвоголовый заулыбался, раскинул руки:

– Хэллоу, джентльмены!

– Хэллоу, Курт! – сказал Роджерс и тоже широко улыбнулся. – Рад тебя видеть, Большое Ружье!

– Стив! – воскликнул немец. – Разрази меня гром, если это не Маэстро собственной персоной! Как ты жив, старина? Что нового в этой стране? Биг Бен все звонит?

– Не попал, – ответил Роджерс. – Биг Бен взял отпуск и спокойно помалкивает. А об остальном позже. Сейчас надо в спешить.

– Попойка? – спросил Курт и хмыкнул. – Можешь представить: я с утра ничего не пил.

– Потерпишь, – сказал Роджерс. – Сперва поедем по делам.

– Сафари? – спросил Курт и потер руки. – Недурно, ребята. Буш или джунгли? – Он понизил голос и сказал: – Парни, до меня дошли слухи о Дюке Кэмпене. Что вы знаете о нем?

– Он умер, – сказал Роджерс. – Какая-то болячка из Черной Африки. Обычная награда наемникам…

– Нет, – вмешался в разговор Леблан. – Говорят, Дюка видели в прошлом месяце в Брюсселе на рю Марше-о-Шаброн.

– Все верно. Он там был. А умер, как говорят, всего неделю назад.

– С каких пор ты веришь слухам? Сколько раз тебя самого хоронили?

– Но не Толстый Деррик, – пояснил Роджерс.

– Деррик знает о нас правду, – мрачно согласился Леблан. – Мир праху твоему, дружище Кэмпен!

Они помолчали, не глядя друг на друга. Первым снова заговорил Француз.

– Теперь мы все вместе, – произнес он. – Ты можешь сказать, ради чего большой сбор?

– Джентльмены! – сказал Роджерс тоном профессионального чиновника, который открывает пресс-конференцию для иностранных журналистов. – Есть хорошее дело. Вопрос: войдете ли вы в него?

Леблан плавным движением швырнул сигарету прямо в пепельницу, стоявшую в шаге от него на-тонком никелированном стержне. Сосредоточенно выпустил остатки дыма. Спросил:

– Условия?

– Условия хорошие, джентльмены. На задание дается три недели. Оплата по выполнении. Проезд к месту работы и возвращение – за счет нанимателя. Десять тысяч на человека.

– Фунтов? – спросил Леблан.

– Долларов. И как всегда, десять тысяч страховки на случай невозвращения, пять на случай потери конечности или другого увечья.

– Долларов? – спросил Леблан.

– Фунтов.

– Недурно, – заметил Француз. Он достал пачку «Мальборо», ударом снизу выбил сигарету, зацепил ее зубами. – Я согласен.

Роджерс посмотрел на немца. До той минуты он стоял с отсутствующим выражением лица, словно присутствовал при разговоре, который его не интересовал. Это не удивило Роджерса. Они знали друг друга достаточно долго и одинаково спокойно воспринимали как экспансивность Леблана, так и заторможеность Шварцкопфа.

– Твое слово, Курт, – сказал Роджерс. – Мы ждем.

– Где? – спросил немец. – Когда?

– География прояснится на переговорах, – сообщил Роджерс. – Я и сам ничего не знаю.

– Когда переговоры? – задал вопрос Шварцкопф.

– Мы едем туда сейчас.

– Вы едете, джентльмены, – поправил Леблан и улыбнулся.

– Как это понять, Анри? – поинтересовался Роджерс.

– Все очень просто, – ответил Француз. – Я согласен вступить в дело и даю вам карт-бланш от своего имени. Только разрешите мне не принимать участия в переговорах. У меня сегодня на это время назначено важное дело. Пусть ваше решение определит и мою судьбу…

Роджерс был взбешен, но долг дружбы заставил его принять условие. Стараясь выглядеть как можно спокойнее, он сказал:

– Что поделать, Анри. Мы уступаем.

С нанимателем они встретились в заранее оговоренном месте. Американец ждал их возле темно-вишневой «тойоты».

– Прекрасная машина, – произнес Роджерс заранее условленную похвалу. – Много на спидометре?

– Всего пятьсот миль, – ответил американец. – Здравствуйте, джентльмены.

Роджерс с интересом смотрел на янки, стараясь понять, кто он и что собой представляет. Ему определенно понравился этот сухопарый, без килограмма лишнего веса, подтянутый энергичный мужчина. «Майор, – подумал Роджерс, – волевой, уверенный в себе, жесткий, скрытный. Делает карьеру». И тут же подвел итог: «Человек серьезный, как и фирма, стоящая за ним. Скорее всего, не РУМО, а ЦРУ. Иметь с таким дело опасно, но выгодно».

Шортленд пожал руки обоим наемникам и пригласил:

– Пожалуйста в машину, джентльмены.

«Значит, разговор будет записываться», – подумал Роджерс, зная, с кем имеет дело.

Усевшись, он внимательно оглядел салон, но признаков присутствия микрофонов не заметил. И все же знал – они есть, непременно есть.

Не заводя мотор, янки повернулся к пассажирам.

– Моя фамилия Джексон, джентльмены, – сказал он, хоть Роджерс мог тут же подставить палец под нож, если этот тип в самом деле был Джексоном.

– Разрешите вопрос, мистер Джексон, – сказал Курт хрипато. Губы американца поджались, лицо посуровело.

– Джентльмены, – сказал он внушающе, – я не буду в обиде, если вы станете называть меня «сэр».

«Полковник, – мысленно повысил янки в чине Роджерс. – Твердый. Знает свою власть и цену. – И решил: – Это даже хорошо. Такой знает цену и чужой твердости».

– Сэр, – повторил Курт, – нас интересует район приложения сил. Это немаловажно.

– Джентльмены! – сказал Джексон, всем видом и своим тоном подчеркивая свое начальственное положение. – Контракт связан с одним условием. Оно таково: география только после согласия. Это желание генерального заказчика.

– Мы пришли на встречу, сэр, – сказал Роджерс с той же степенью жесткости, которая звучала в голосе Джексона. Он постарался сразу показать, что не намерен заискивать. – Это уже означает наше согласие.

– Тем не менее, джентльмены, я связан формальностями. Притом вас только двое. Где же третий?

– Мы одна команда, сэр, – сказал Роджерс. – Я старший. Месье Леблан передал мне право решать за него. Я ему, в свою очередь, позволил отсутствовать.

– Убедительно, – согласился Шортленд. – Остается подписать предварительные условия.

Он взял с переднего сиденья атташе-кейс, положил его на колени, открыл.

– Вот здесь, джентльмены.

Он подал Роджерсу лист бумаги с аккуратным машинописным текстом. Роджерс пробежал его глазами, достал авторучку. Размашисто черкнул в двух местах – за себя и Леблана. Потом расписался Шварцкопф.

Шортленд мельком взглянул на подписи, убрал лист и отложил кейс в сторону.

– Теперь можно о географии, – сказал он умиротворенно. – Место действия называется Афганистаном.

Роджерс чуть не поперхнулся. Он предполагал всякое, но так далеко в предположениях не заходил.

– Афганистан?! – воскликнул он ошеломленно. – Забавное местечко, скажу вам.

– Испугало? – спросил Шортленд и в усмешке открыл ровные белые зубы.

– Нет, сэр, – ответил Курт. – Нас это несколько удивило, и все.

Американец запустил мотор, затем аккуратно вывел машину на проезжую часть.

– Удивляться нечему, – сказал он, уже не оборачиваясь к пассажирам. – Сейчас для свободного мира нужны острые победы в Афганистане. Запланирована специальная акция. Вы понимаете, мистер Роджерс? Такая, чтобы о ней заговорили повсюду. Надо задеть амбиции красных. Прижать их к стене и не дать возможности оправдаться.

4

Получив приказ перехватить на марше отряд моджахедов амера Рахматуллы, командир разведроты капитан Курков выбрал для засады место в узком ущелье-желобе, сжатом горами. До условной точки подразделение доставили вертолетами. Затем, совершив пятикилометровый марш, рота вышла к каменистому логу в холодный предрассветный час. Осторожно осматриваясь, взводы потекли между крутых скатов и заняли их, охватив лощину от края до края.

Стараясь не поднимать шума, солдаты складывали плитняк в большие подковы, устраивая огневые точки. Потом хриплым шепотом Курков передал по цепи команду: «Ложись!» Все залегли на холодный камень склона.

Сам Курков лежал третьим с правого фланга, устроившись рядом с большим чешуйчатым обломком скалы. Время текло медленно, лениво.

Сперва у Куркова занемела нога. Он шевельнулся, потянул ее, и тогда будто тысячи мурашей поползли из штанов к ботинку. Полезли они, зло кусаясь.

Курков скрипнул зубами, но больше шевелиться не стал. Впереди, метрах в пятидесяти от них, по караванной тропе плыли бестелесно-зеленые полупрозрачные тени, шла разведка Рахматуллы – десять отчаянных кашшафов, следопытов и головорезов, – три боевые тройки, в любой момент готовые раскинуться веером и драться во славу аллаха до последнего патрона. Они плыли беззвучно, быстро, как кадры плохо снятого любительского фильма.

Через полчаса после разведки в желоб втянулось ядро отряда. Уже рассвело, когда моджахеды вышли к середине лощины и изменили порядок движения. Колонна, проходившая горловину ущелья довольно плотным строем, распалась на несколько групп и рассредоточилась. Теперь моджахеды просматривали лощину во все стороны.

Курков лежал, прижимаясь к камням, стараясь распластаться так, чтобы вдавить тело в грунт, слиться с ним, будто под ним был зыбучий песок. Ему казалось, что на этой бесплодной, голой земле он виден со всех сторон, как танк на шоссе.

Где– то чуть ниже и впереди его убежища что-то тихо шо-рохнулось. Курков замер и опять услышал легкое потрескивание сдвинутых с места камешков. Костенея от напряжения, он стал вслушиваться. Пытался угадать, что означает это потрескивание. Вот прошуршало снова. Ему даже показалось, что звук приблизился.

Курков осторожно приподнял голову. И вдруг менее чем в метре от себя увидел толстую – буквально в руку – большую змею. Она передвигалась толчками, сжимаясь втугую и броском откидывая тело в сторону. Потом замирала и смотрела на мирхолодными немигающими глазами, и чуткий быстрый ее язык то и дело мелькал в воздухе.

Курков смотрел на гада и ощущал растущий страх. Холодный пот выступил на лбу.

Змея двигалась странным боковым ходом. Курков сперва подумал, что она увечная, но, приглядевшись, понял – это особый вид движения, ему еще незнакомый. Пресмыкающееся броском выкидывало голову вбок, затем туда же отбрасывало хвостовую часть и уже потом резким мускулистым толчком подтягивало к голове перевитое мышцами тело. При трении друг о друга чешуйки кожи скрежетали особым звуком, как будто на сковородке, разогретой для жарки, шкворчало обильное сало.

Где– то в первом классе Виталик Курков нашел однажды на улице черную, блестевшую маслом трубочку. Долго крутил в руках, не зная, для чего она, но то, что находка должна пригодиться, понимал по-мальчишески точно. Крутил и докрутился. Трубка вдруг поддалась и развалилась надвое. В тот же миг что-то мелькнуло перед глазами и острая боль пронзила надбровье. Виталик дернулся, прижал ладонь к лицу, увидел кровь на пальцах. Испугался. Потом, удостоверившись, что глаз цел, поискал и нашел на земле предмет, ударивший его так больно и стремительно. То была тугая, блестевшая маслянистой чернотой пружина. Виталик сунул ее в карман и побежал домой.

С той поры над бровью, задевая краем глазницу, у него расположился тонкий, как нитка, белесый шрам. А сам Виталик показывал ребятам пружинку и гордо объяснял: «Боевая!» В его представлении вещь, которая способна оставить человека без глаза, несомненно, была боевой.

И вот теперь, разглядывая змею, он уловил в ней удивительное сходство с той боевой пружиной,…

В памяти промелькнуло все, что он когда-либо слыхал о змеях. Кто-то ему рассказывал, что есть змея-стрелка, которая, завидев жертву, с силой разжимается и взлетает в воздух, превращаясь в разящий ядовитый дротик. Она бьет в самые уязвимые места, и увернуться от ее удара не хватает времени самым ловким животным и людям.

Курков прикинул расстояние между змеей и своим лицом. С отчаянной безнадежностью понял – отскочить ему не хватит времени.

Змея смотрела на человека не мигая, и он обреченно догадался – это прицельный взгляд. Он сам, когда брал на мушку кого-либо, выцеливал спокойно, не моргая.

Стараясь не дразнить змею резкими движениями. Курков отвел глаза и теперь наблюдал за гадом боковым зрением. Он увидел, что змея вдруг расслабила петли и опустила голову.

Сдвинуться с места, отползти в сторону в тот миг для Куркова означало положить конец операции. Внезапность была бы утрачена, замысел боя рушился. Моджахеды только что втянулись в лощину. Они предельно осторожны и внимательны. Стоит им обнаружить засаду раньше, чем основные силы займут теснину, трудно предположить, как пойдет схватка и в чью пользу она закончится.

А змея, жившая вне тактической обстановки, по своим змеиным законам, была совсем рядом. Пристальным, немигающим взглядом она еще раз посмотрела на Куркова и опять заструилась, складываясь в мощные петли.

По сыпучему каменистому откосу три разведчика-моджахеда быстро приближались к гребню. Они шли на Куркова, скрытые увалами небольшой выемки от глаз других стрелков. Только он, капитан Курков, должен был и только он один мог в тот момент видеть врагов. Только он, даже если змея бросится на него, мог встретить их огнем.

«Ладно, – решил Курков, отчаявшись, – хрен с ним, пусть кусает! Минут пятнадцать еще проживу, это точно».

Моджахеды были метрах в двадцати, змея – в полуметре.

Курков положил палец на спуск. Нажал плавно, спокойно. Автомат в его руках ожил, забился тугой дрожью.

Будто наткнувшись на невидимую стену, моджахеды остановились. Левый, худощавый и черный, неудобно опрокинулся навзничь. Пальцы его, должно быть, свело, и автомат, упавший на грудь, бился в последней судороге, отбрасывая сверкающие гильзы. Ударяясь о камни, они звенели, будто падающие монеты.

Бой, как пожар, подожженный Курковым, уже полыхал по всей лощине. Стреляя, капитан лишь какую-то долю секунды помнил о змее.

Второго кашшафа он срезал у самой своей позиции. Тот упал, ткнувшись головой в бурый камень. Третий – массивный, в зеленой чалме – замахнулся, пытаясь швырнуть гранату. Курков рывком, вкладывая в бросок всю быстроту и силу, кинулся вперед и перехватил руку врага у запястья. От толчка моджахед стал падать навзничь, потянув за собой капитана.

Падая, моджахед разжал пальцы, и тяжелая стальная болванка гранаты звякнула о землю. Изловчившись, Курков пнул ее что было силы. Нога заныла от боли. Но граната все же сдвинулась с места и, глухо тукая, покатилась с откоса. Взрыв ее, невидимый сверху, хлопнул где-то внизу.