Текст книги "Переворот (сборник)"

Автор книги: Александр Щелоков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

– Уж не его ли фамилию назвал ты, сынок, когда появился у Бобосадыкова?

– Его. А разве это недопустимо?

– Вай-улей! – с неподдельным возмущением воскликнул старик. – Ты как тот несчастный бедняк, которому нечем было подпоясаться. И он взял веревку, которая лежала на дороге. А то была змея гюрза со смертью на каждом зубе.

– Исфендиаров в самом деле так опасен?

– Весь его род ядовит из поколения в поколение. Его старый дедушка Хасан – я не знаю как даже назвать папу их дедушки – был большой басмач. Много крови пролил. Потом, когда пришла пора бежать за Дарью или помереть в бою с красными аскерами, Хасан добровольно пришел в ЧК. Тогда председателем ЧК был Федор Иванович Чуб, а его заместителем Алимбег Паландан. Они поверили басмачу. Тот вернулся в Кашкарчи и стал жить богато. Говорили, кое-что из награбленного за войну хорошо припрятал. Только доказать никто не мог. Боялись. Потом Хасан отблагодарил чекистов. Написал на них донос в НКВД. В те годы мясорубка работала сильно. Чуба и Паландана арестовали и расстреляли. Зато Хасан пошел в гору. Тогда говорили, что НКВД платит ему за каждую голову, которую он подставляет под топор. Черное время было для Кашкарчей. Дед Исфендиарова стал партийным работником. Во время войны был большим человеком. Он знаешь, как говорил? Знаешь? Он говорил: «Товарищ Сталин – вот наш народ. А вы все антинародные элементы». Знаешь, где так говорил? На собрании колхозников. Тем говорил, у кого мозоли на руках как стекло стали. Считалось – Ташкент город хлебный. А у нас тоже люди голодные были. Не в масле они катались. И этот Исфендиаров считал их элементами. А! – в сердцах махнул рукой старый Юсуф. – Сколько этот человек получил орденов, ты даже не сосчитаешь. Его сын Алим даже в армию не попал. Стал директором хлопкозавода и крепил оборону в тылу. Делал деньги. У него два сына. Три дочери. Один сын заведует ювелирторгом. Второй – летчик.

– Летчик? – спросил Суриков. – Где он работает?

Пришла неожиданная мысль, столь дерзкая, что он сам счел ее несерьезной. И все же полез в карман, вынул бумажник и достал из него портрет-фоторобот. Тот, который был сделан по показаниям свидетеля Милюкова в аэропорту Домодедово. Положил на ладонь и вежливо протянул старому Юсуфу. Тот взял снимок за уголок, осмотрел его, отодвинув от глаз подальше. Поморщился. Протянул сыну, который все это время ни разу не рискнул вступить в разговор.

– Посмотри, Садек. Что скажешь?

– Это Акил Исфендиаров. Нет сомнения. Не все точно, но это он.

Вернув снимок Сурикову, Садек спросил его:

– Слушай, дорогой, ты в самом деле собирался заняться Исфендиаровым?

– Нет.

– Зачем же назвал эту фамилию Бобосадыкову?

Суриков беспомощно улыбнулся.

– Так вышло, Садек. Там, в Москве, мы подбирали прикрытие для моего приезда. Начальство решило, что лучше всего сослаться на неясности по делу Хошбахтиева. Ты это дело знаешь. Там упоминалась фамилия Исфендиарова…

Садек в сердцах шлепнул ладонью по колену.

– Самую большую глупость придумали твои шефы, вот что я скажу! Как можно так? Не зная всех сложностей. Ах, Сурик! Исфендиаров один из тех, у кого есть деньги, которые дают большую власть. Огромную!

– Я же спрашивал тебя о таких деньгах, – напомнил Суриков, не обратив внимания на сетования товарища по поводу их промаха.

– Тогда вспомни, я предупреждал: знаю богатых, но доказать, что они свои мешки денег наворовали, – не смогу. Нет фактов. Нет. Особенно об Исфендиарове.

– Тем не менее?

– Тем не менее он здесь у нас сильнее всех других. Не знаю, много ли таких богатых и сильных найдешь в другйх местах.

– Таких денег не победить, – сказал старый Юсуф философски, ни к кому собственно не обращаясь.

– А может быть, нам с Садеком суждено это сделать? – спросил Суриков.

Старик засмеялся. Не зло, скептически.

– Попытаться вы можете. Но ничего не выйдет. Посадите одного, другого, третьего. Всю мелочь выберете. Ибраева словите. Акила – на десять лет. Что это для них? Молодые. Посидят, злей станут. А за десять лет деньги получат власть куда большую, чем имел секретарь райкома Надир Исфендиаров в войну. Вот до этих денег добраться вам не дано.

– Грустно, – сказал Суриков. – Кстати, пир Юсуф, вы назвали Ибраева. Кто это такой?

– Ибраев? Это зять Алима Исфендиарова. Работал в Душанбе преподавателем физкультуры в университете. Мастер спорта по вольной борьбе. Потом все вдруг бросил и поступил работать шофером. На дальнобойные рейсы. Сейчас ходит в Афганистан. Зовут Махкам.

– Постойте, постойте. Садек, не с Локтевым ли он ходит? Тот ведь тоже водитель-дальнобойщик.

– С Локтевым. Они даже в одной паре.

– Простите, пир Юсуф, – встрепенулся Суриков. – Мы уходим. Мне срочно нужно на телефон. До отъезда позвонить в Москву.

Через полчаса, получив разрешение подполковника Мацепуро, узел связи погранотряда связал Сурикова с Москвой. Трубку поднял капитан Ермаков.

– Виталик, привет! – обрадованно сказал Суриков. – Ты там еще дело Риты Квочкиной не закончил? Нет? Тогда помнишь красивый чемоданчик, который нес ее друг? Помнишь? Так вот, мне кажется, я нашел руки, через которые он проходил. В тот момент, когда чемоданчику приделали крылышки. Ты меня понял?

– Слушай, Андрей, ты что, напрямую говорить не можешь?

– Могу, но не желательно.

– Понял. А я могу говорить открыто?

– Да.

– Отлично. Как я понял, ты имеешь в виду Акила Исфен-диарова?

Суриков от неожиданности чуть не поперхнулся.

– Старик! Откуда ты знаешь эту фамилию?

Ермаков засмеялся в трубку.

– Это вы в своем министерстве привыкли держать нас за дураков. А мы умные. Знаешь, как работаем?

– Кончай, Виталик. У меня мало времени. И учти, к этому деятелю я проявляю интерес.

– Стой, Андрей, стой! – всполошился Ермаков. – Ты смотри, не возьмись за Акила со всей своей страстью. Я тебя знаю, ты ему руки скрутишь и конец. А он нам нужен. Живой, без пятен. Ты понимаешь? Мы через него собираемся выйти на пистолет.

– Договорились, – заключил разговор Суриков. – Дядя ваш, но я за ним пригляжу.

Прямо из штаба погранотряда Суриков и Садек двинулись на вокзал. Пришла пора на время расстаться…

19… Сентябрь. Пакистан

Жара и горы…

Жара тягучая, липкая, стекала в долины с рыжих каменистых склонов гор, заполняя собой все, куда только проникал воздух. Ветерок, продувавший долину в местах, где к ней подступали желоба лощин, не приносил облегчения. Картрайту казалось, что его заставили дышать струей разогретого фена. С горечью он подумал, что скоро ему станут просто невмоготу дальние перелеты с резкой сменой часовых поясов и климатических зон. Тогда придется искать местечко попроще и оставлять дело, которое так любил.

Горы и жара…

Каменистые кручи теснили долину со всех сторон. С запада к ней подступали кряжи хребта Самана, с юго-востока на нее давили отроги Сургхара. Голубая «хонда», напряженно гудя, наматывала на шины горячие километры магистрали Пешавар – Кветта. Предварительно изучая карту, Картрайт обратил внимание на интересную особенность этой дороги. В общественном мнении ее маскировало название, отсылавшее к названиям двух городов. Ведь никого не удивляет, что существует шоссе, связывающее Вашингтон, Нью-Йорк, Лондон, Эдинбург. Но магистраль, по которой Картрайт собирался добраться до Мирамшаха, рождалась у невзрачного городка Ландихана, лежавшего у восточных ворот Хайбера, и кончалась далеко на западе страны, на краю пустыни Гармсер у хилого кишлака Джуззак. Главным смыслом дорогостоящей магистрали было то, что она, как клинок, пронизывала насквозь земли пуштунов и белуджей, повторяя крупные изгибы афгано-пакистанской границы.

Такие дороги военные называют рокадными, и у людей сведущих их назначение не вызывает сомнений. И вот теперь Картрайт своими глазами видел артерию войны. То и дело навстречу и вдогон шли тяжелые военные грузовики. Опытный взгляд выхватывал в горном пейзаже приметы радарных станций, армейских складов, стрельбищ и танкодромов. Удручающее впечатление бесперспективности, нищеты и бесправия оставляли палаточные лагеря афганских беженцев. Колючая проволока вокруг, латаные-перелатаные, выгоревшие армейские тенты, голопузые босоногие дети, копающиеся в песке; дряхлые седобородые старцы и придавленные заботами женщины… Иногда вдоль дороги бродили верблюды, унылые, с глазами задумчивыми, озабоченными, и, глядя на мир, монотонно жевали, жевали.

Временами Картрайт бросал взгляды на сопровождавших его пакистанцев – водителя черноусого Гуля и смуглолицего лейтенанта спецслужбы Нур-уль-Хака. Они не реагировали ни на мирную красоту природы, ни на картины людского бесправия и нищеты. То, что не носило на себе военных знаков отличия, их не касалось, не волновало.

Мирамшах в качестве начальной точки расследования Картрайт выбрал по вполне определенным причинам. Подсказка Смайлса лишь убедила его в правильности выбора, сделанного задолго до прибытия в Пакистан. Картрайт был высоким профессионалом. Острый ум и жесткая деловая хватка позволяли ему прорабатывать план предстоящей операции так глубоко и точно, что еще ни разу он не терпел серьезных провалов при расследовании крайне запутанных и таинственных дел.

Еще в Вашингтоне, работая с материалами досье, Картрайт обратил внимание на фамилию Мирзы Икбала Байга – мафиози, неуязвимого для пакистанской полиции. Он возглавлял крупный наркосиндикат и располагался со своей штаб-квартирой в Лахоре. Однажды два сотрудника Би-би-си решили подготовить сенсационный материал и явились в кабинет Байга, расположенный в кинотеатре «Плаза». Замаскировав камеру и микрофоны, они в открытую начали расспрашивать могущественного мафиози о его причастности к торговле героином. По сигналу хозяина в комнату вошло не менее десятка головорезов. Они скрутили журналистов, переломали им аппаратуру, самих жестоко избили и выбросили на улицу. Не куда-нибудь, а прямо к дверям главного полицейского участка города. Полицейские, демонстрируя полное равнодушие, наблюдали за происходившим, не вмешиваясь в события.

Все эти события нашли отражение в досье, подтверждая, что связи Байга паутиной опутали власти Пенджаба и государства. Чем глубже вникал Картрайт в обстоятельства, тем яснее становилось, что безнаказанность этого грязного типа во многом зависит от самих американских политиков. Ударив по Байгу или позволив ударить по нему местной полиции, администрация невольно скомпрометировала бы десятки видных чиновников и политиков, которые полностью поддерживают политику США в этом районе мира. Падая со своей высоты, Байг неизбежно опрокинул бы другие тяжелые фигуры, которые помогали американцам выиграть их партию в мировые шахматы.

По документам, которые имелись в разного рода досье, Мирза Икбал Байг был замечен в тесных связях с подозревавшимся в торговле наркотиками испанцем – Дон Хуаном де Гарсиа. В июне и в самом начале августа он приезжал в Пакистан. И оба раза имел встречи с Байтом. Первый раз в Равалпинди, второй – в Пешаваре. Установлено также, что в Кохате состоялась встреча де Гарсиа с уоррент-офицером армии США Игнасио Эрнандесом. Последующая проверка показала, что Эрнандес двоюродный брат де Гарсиа по матери.

Работая с досье де Гарсиа, которое составил Интерпол, Картрайт обратил внимание, что о пребывании Испанца в Пакистане там не сказано. Его контакты с Байтом, на чье имя имелось отдельное досье, также не были зафиксированы. Кто-то оберегал подопечных международной полиции от ее слишком горячих забот.

Мирамшах полностью оправдывал название дыры, которым его наградил Смайлс. К тому же это была дыра, проклятая миром и отданная богу войны. Обычный крупный восточный кишлак лежал на тракте, который вел через границу к афганскому Хосту. Именно это обусловило возникновение здесь огромного военного флюса. По улицам в одиночку и группами бродили босые и обутые бородачи и безусые юнцы – бебрито, вооруженные самыми современными автоматами, с гранатами на поясах. Когда машина делала поворот, Каррингтон заметил через открытую калитку усадьбы стоявшую во дворе ржавую горную пушку. У мечети толпились солдаты в пакистанской форме.

Уоррент-офицер Игнасио Эрнандес, предупрежденный из Пешавара заранее, встретил Картрайта на контрольно-пропускном пункте базы, Картрайт с интересом взглянул на человека, на работу с которым он возлагал особые надежды. Невысокий, все еще подтянутый, но явно расположенный к полноте брюнет с красивым женственным лицом оперного тенора, казался встревоженным.

– Трудный день, мистер Эрнандес? – спросил Картрайт.

– Да, сэр. Дел здесь, скажу прямо, немало.

– Мне жаль вас, но мой приезд не принесет вам облегчения. Наоборот, я постараюсь поддать жару, чтобы вы здесь не забывали о том, что Америка вас тоже не забывает.

– Воспринимаю это как шутку, сэр, – улыбнулся Эрнандес.

– Напротив, это все очень серьезно. Где мы можем уединиться?

Они прошли в офис, где у Эрнандеса оказался свой небольшой, но довольно уютный кабинет с кондиционером.

– Тут можно говорить открыто? – спросил Картрайт, оглядевшись.

Эрнандес пожал плечами.

– Я уверен, что наши друзья прислушиваются ко всему, о чем мы говорим. Однако внимания не обращаю. Мне нечего скрывать от них, мистер Мидлтон. У нас общее дело.

– Прекрасно! – усмехнулся Картрайт. – Поскольку будут затронуты факты, касающиеся ваших личных дел, мне кажется, не стоило бы их доверять чужим ушам.

– Тогда я включу радио, – согласился Эрнандес. – И дам звук погромче.

Они сели.

– Что вам с дороги? – спросил уоррент-офицер. – Кофе? Тоник? Сок?

– Лучше апельсиновый, – сказал Картрайт. – И холодный.

Тут же, не вставая, Эрнандес протянул руку к рефрижератору, достал банку и поставил ее перед гостем.

– Пожалуйста, сэр. И я вас слушаю.

– Не торопите, мистер Эрнандес, свое беспокойство, – ответил Картрайт. – Наш разговор нарушит ваше душевное равновесие надолго. Потому подышите спокойно в последние минуты и наберитесь мужества.

– Вы меня зря пугаете, сэр, – бросил Эрнандес высокомерно. – Я здесь делаю дело, которое мне поручили. Делаю его в меру сил и знаний. Делаю его честно и ничего не боюсь!

– Браво! – сказал Картрайт. Он открыл банку, налил в стакан сок, с видом знатока посмотрел его на просвет, выпил два глотка. – У меня нет желания и нужды пугать вас…

Картрайт поставил стакан на стол, обхватил его и стал согревать в ладонях.

– Простите, может, я не так…

– Да, именно не так. Дело весьма сложное, мистер Эрнандес. У конгресса США есть сведения, что здесь происходят странные вещи с вооружением и боеприпасами, которые поставляются афганской оппозиции. И это потребовало детального разбирательства. Мои предварительные изыскания, увы, не опровергли предположения, а утвердили в нем. Мне кажется, что многое здесь делается нечестно, хотя вы собираетесь представить все несколько по-другому. Я три дня разбирался с дубликатами документов в Пешаваре и сделал вывод: поставки не всегда стимулируют боевую деятельность моджахедов.

– Не понимаю вас, сэр, – мрачно сказал Эрнандес.

– Если в Мирамшахе собрались самые непонимающие американцы, я поясню. Вот копия списка полевых командиров оппозиции. В нем отмечена боевая активность их групп за последнее время. Первые десять фамилий – наибольшее число боев и лучшие результаты по нанесению ущерба правительственным войскам и Советам. Другой список характеризует поставки оружия и боеприпасов. Почему эти документы не совпадают в первом десятке ни по одной из позиций? Это вызывает недоумение не только у меня. Удивление перемещением акцентов уже высказали представители «Альянса семи».

– Ваши выводы, сэр, для меня неожиданны, и дать вам ответ на ваши вопросы, не подумав, я с ходу не берусь. Нужен анализ.

Эрнандес явно забеспокоился. Лоб его вспотел, хотя в помещении было нежарко. Кондиционер справлялся со своим делом отменно, и Картрайт отдыхал после уличного зноя по-настоящему. Надо было усилить натиск, не дать ускользнуть военному чиновнику от захвата, в который он попал.

– Я не поверю, мистер Эрнандес, что такой человек, как вы, только проставляет цифры в графах «получено» и «выдано». Если же это на самом деле так, вас и дня нельзя использовать на должности, требующей анализа.

– Да, сэр, я анализирую данные.

– Тогда прокомментируйте такой факт. Все последние партии оружия от вас ушли в отряды оппозиции, действующие в провинциях Саманган, Кундуз и Бадахщан. Вот карта. Вы можете показать, где эти провинции находятся?

– Да, сэр. Это север Афганистана. Подбрюшье Советской России.

– Советского Союза, мистер Эрнандес, если быть точным. До подбрюшья России от этих мест очень далеко. Впрочем, сейчас меня интересует география другого толка. Скажите, где оппозиция ведет основные бои, которые могут изменить судьбу Афганистана?

Эрнандес сделал обиженный вид.

– Сэр, я давно окончил колледж и не собираюсь сдавать экзамены ни по географии, ни по военному делу.

Картрайт посмотрел на уоррент-офицера глазами задумчивыми и печальными.

– Вы ведете себя неразумно, Эрнандес. Горячая кровь, темперамент – это хорошо. Особенно, если у вас есть хорошо оплачиваемая работа. Боюсь, при таком отношении к сотрудничеству с лицом, проводящим расследование по поручению конгресса, ваше положение может быстро измениться. Я приехал сюда не на туристическую прогулку'. У меня нет возможностей путешествовать по миру, которые есть у Дон Хуана де Гарсиа.

На лице Эрнандеса не дрогнул ни один мускул, когда была названа знакомая ему фамилия. Выдержку уоррент-офицера Картрайт отметил особо: крепкий орешек. Но колючка на дорогу уже была брошена, и пусть он о ней помнит постоянно. В конце концов, боязнь на нее наступить сделает свое дело. Нельзя одновременно помнить все опасности, которые тебя поджидают.

– Меня, мистер Эрнандес, прислал сюда конгресс. Не для проведения экзаменов, а для расследования. Вы, конечно, имеете право отказаться отвечать на мои вопросы. Я это официально зафиксирую. И уже завтра, будьте уверены в точности моего срока, вы улетите в Штаты давать показания перед комиссией конгресса.

– Сэр, – дрогнув от такой перспективы, сказал Эрнандес, – я не отказываюсь от сотрудничества. Просто ваш тон напоминает тон экзаменатора.

– В принципе, вы заметили верно. Я веду допрос. Это тоже экзамен, но не столько на знания, сколько на честность. Итак, повторяю вопрос: где, по вашим сведениям, идут решающие для конфликта бои?

– В первую очередь я бы обозначил провинции Нангархар и Пактия. Также Кандагар.

– Вас не удивило несовпадение адресов поставок оружия и мест активных боевых действий?

– Сэр, я…

– Не будем отвлекаться. Давайте только по делу. Вот одна фамилия. Мирза Джалад Хан. База Кохи Хесар. Сведений о боевой активности такого отряда в борьбе с русскими у меня нет. И вообще такого отряда никто не знает. Я интересовался у советника по оперативным вопросам. Он только пожал плечами.

Эрнандес поднялся. Прошел к сейфу, открыл его. Поискал нужное ему дело. Вынул. Закрыл ящик и вернулся к столу. Раскрыл досье. Полистал вжатые в пачку бумаги. Нашел нужную и протянул пачку Картрайту, заложил страницу пальцем.

– Вот, посмотрите.

– Что это?

– Список полевых групп оппозиции, которые получили право на снабжение оружием вне зависимости от боевой активности. Как видите, здесь указано: «Группы особой активности». В их числе первой значится группа амера Мирзы Джа-лад Хана.

– Что включает в себя понятие «особая активность»?

Эрнандес сразу ушел в оборону.

– Если вы не в курсе, сэр… я не знаю… в общем, я не знаю, насколько вам можно открывать такие вещи…

– Скажите, полковник Рэнделл в курсе ваших встреч с сеньором де Гарсиа? Знает полковник, какие дела ваш кузен ведет с неким проходимцем Байтом?

– Мистер Байг, насколько я знаю, достойный и очень богатый человек.

– Насчет последнего вы не ошиблись. А вот насчет его достоинств, то они примерно такие, какими обладали гангстеры Аль Капоне и «Счастливчик» Лучано. Итак, вы не ответили на мой вопрос. Знает полковник?

Эрнандес глубоко вздохнул, будто собирался броситься в холодную воду.

– Сэр, даю честное слово, я не промышляю незаконным бизнесом.

– Верю.

– Я расскажу все, если вы дадите слово, что это не причинит мне вреда.

– Даю такое слово.

– Под особой активностью, сэр, здесь мы понимаем борьбу с Советами. Главным образом, как я понимаю, это транспортировка и переброска на их территорию наркотиков.

– Выходит, первоочередное снабжение групп особой активности стимулирует и поощряет такую деятельность? Я верно понял?

– Да, сэр. Именно так.

– Таким образом, оружие и боеприпасы, поставляемые Соединенными Штатами, стали своего рода разменной монетой в недостойной игре?

– Война, сэр, всегда недостойная игра.

«Что да, то да», – подумал Картрайт. Картина открывавшейся перед ним манипуляции оружием вселяла в него чувство беспомощности. Он знал, что у его страны – Соединенных Штатов достаточно сил, чтобы объявить зоной своих интересов Персидский залив и Афганистан и заставить потесниться слабеющих кремлевских вождей. Штаты могут позволить себе одновременно бросить против торговцев наркотиками не только таможенные службы и силы береговой охраны, но даже подразделения сухопутных и военно-морских сил. Для обнаружения и перехвата кокаина с территории Мексики в последнее время используются наземные радарные станции, самолетные бортовые радиолокационные устройства системы АВАКС, разведывательные самолеты У-2 и даже спутники, ведущие наблюдение за коммуникациями из космоса. И в то же время все, ведущие борьбу, знают, что победить силу денег, которые стоят за торговлей наркотиками, им не дано. Сами бароны наркомафии рассматривают возможные провалы лишь как издержки производства, но отнюдь не свидетельство превосходства сил правительства. Все, что открывалось перед Картрайтом, подтверждало его догадки. Огромная раковая опухоль наркобизнеса отравляла ядовитыми соками героина и марихуаны Соединенные Штаты по тем же самым каналам, по которым оттуда шли вооружение и боеприпасы для так называемых борцов «за веру» – моджахедов Афганистана.

Можно ли бороться с этим? Картрайт вспомнил характерную историю, когда в семидесятых годах помощник окружного прокурора в штате Нью-Йорк некий Гордон Лидди вынашивал тайные планы борьбы против баронов наркомафии. Он с самыми серьезными намерениями обсуждал с ЦРУ план одновременного убийства 150 самых крупных организаторов торговли наркотиками. Он предлагал в конфискованные партии героина добавлять сильнодействующие яды. Массовое отравление наркоманов должно было отрезвить общество. Лидди представлял размах наркобизнеса, знал его силу и оттого впал в отчаянье. Состояние, близкое к отчаянью, охватило и Картрайта, но он все еще верил – один человек многое значит даже на войне.

– В какой мере вы связаны с Мирзой Джалад Ханом? – спросил он Эрнандеса, считая, что тот уже не способен к сопротивлению.

– Я не связан с ним вообще. Мирза Джалад Хан слишком большой мешок денег и оружия, чтобы нагибаться и подбирать медный цент вроде меня.

– Как же вы познакомились?

– Его свел со мной генерал Лэсли Крэбс.

– Как он его представил?

– Не помню, это было давно.

– «Не помню» – не ответ. Генерал Крэбс пришел к вам с человеком и не мог его не представить. Попытайтесь вспомнить, как это было.

– Право, сэр… Есть нормы приличия…

– Когда расследуются факты нанесения ущерба безопасности Штатов, нормы приличия обязывают свидетельствовать правду. Вы, Эрнандес, должно быть, наслышаны о так называемом деле «Иран-контрас»? И помните фамилии Норта, Пойнтдекстера. Это были люди из круга президента Рейгана, не чета уоррент-офицеру Эрнандесу. Чтобы ваше самолюбие не задело сравнение, добавлю: не чета и мне самому. Тем не менее они предстали перед комиссией конгресса. С вами будет проще. Вас уже через день после того, как я подам рапорт, просто вышвырнут из армии. Увольнение с позором, это, видимо, то, о чем вы мечтали, вступая в вооруженные силы?

– Генерал Крэбс сказал: «Эрнандес, это мистер Мэтью Вуд. Но по твоим бумажкам он будет проходить как Мирза Джалад Хан. Запомни имя и рот на замок. Все, что будет выписываться по накладным или поступать в контейнерах на имя Мирзы Джалад Хана, контролю не подлежит, а выдаваться должно вне очереди».

– Спасибо, Эрнандес, это уже кое-что.

19… Сентябрь. Лондон

– Как видите, Дик, я снова в Лондоне, – сказал суперинтендант Ньюмен вошедшему в его кабинет Блейку. – Вы меня еще помните?

– Вы так напираете на свое возвращение, Нед, будто мы верили, что вы попросите убежища в Москве.

Ньюмен на мгновение оторопел. Смотри-ка, как осмелел новичок в его отсутствие. Он вскинул брови, пристально посмотрел на Блейка и сказал:

– Черта с два, Дик, – тут Ньюмен изобразил, будто подпрыгивает на стуле, – черта с два я так легко уступлю вам это место. Более того, я уже в самолете решил, что вам тут без меня жилось слишком легко. Поэтому прямо сейчас снимаю со всех свою защиту. Мне в России подарили яйцо, и, если вы не сумеете высидеть из него цыпленка, я выщиплю перья из ваших щегольских петушиных хвостов.

– Сэр! – ошеломленный начальственным напором, растерянно произнес Блейк.

– Садитесь, Дик, – совсем с иной интонацией предложил Ньюмен. – И мой вам совет: всякий раз, когда переступаете порог этого кабинета, узнавайте у Джен, расположен ваш шеф к шуткам или нет.

– Сэр!..

– Нед.

– Нед, но я же…

– Дик, я тоже. Поскольку вы испугались, шутки прочь. Давайте о яйце, которое русские сунули мне в кейс. Насколько успешно мы его высидим, зависит моя и ваша репутация. Вы еще не упустили Испанца?

– Этого типа постоянно ведут четверо сторожей.

– Дик, дорогой, меня такие детали не интересуют. Я прошел все ступени полицейской службы. Знаю, кто и как ведет поднадзорных. Объяснять это мне не надо. Если объект сорвется с крючка и уйдет от вас, я сумею отыскать виновных и нерадивых. А пока мне нужны факты. Только они.

– Факты есть, но пока они не говорят ни о чем. Де Гарсиа прибыл в страну через Дувр. Его встретили двое на двух машинах. Он сел в первую, вторая обеспечивала контроль по всему маршруту до Лондона. Мы стали подозревать, что они могут прослушивать полицейскую волну, и ушли на связь на второй резервной. По пути удалось организовать две подставы наших машин – в Кентербери и Чатхеме. Мы выяснили принадлежность обоих машин. Установлено, что обе взяты на прокат. За рулем первой сидел адвокат Том Мейкон. У него контракт на ведение дел де Гарсиа в Англии. Во второй находился Верни Бартлоу, частный детектив из агентства Рода Чарни. Его нанял адвокат Мейкон, объяснив, что за клиентом могут следить, и надо будет проверить, кто это. С точки зрения закона к таким действиям не подкопаешься. В первый день у нашего клиента были две встречи. Сначала он разговаривал в холле гостиницы с господином Конрадом Седер-бладом, который является представителем норвежской фирмы «Хьер и Лампе». Установить, чем занимается фирма, пока не удалось. Разговор длился минут семь, после чего де Гарсиа ушел к себе в номер. Час спустя в баре он полчаса беседовал с Кристофером Йортлунном. Это торговый представитель датской фирмы «Брикс-Окер». Как и в первом случае, специфику фирмы установить не удалось. На другой день де Гарсиа убыл по железной дороге в Ливерпуль. В пути его сопровождал уже известный Верни Бартлоу, нанятый как личный телохранитель. На вокзале Лайм Стрит в Ливерпуле Бартлоу получил расчет. Де Гарсиа сел в машину «вольво», принадлежащую Хьюберту Уислеру. Судя по всему де Гарсиа убедился в отсутствии слежки, и они уже не контролировались. Весь последующий день Уислер и де Гарсиа провели в небольшом офисе, который Уислер арендовал неделю назад. Установлено, что он открыл в Ливерпуле контору фирмы «Фудс продактс лимитед»…

Ньюмен с трудом сдержал торжествующую улыбку. Интуиция его не подвела. Между Испанцем и московским контейнером голубого цвета существует прямая связь. Важно ее закрепить, не дать тонкой нити порваться.

– Мы поинтересовались, – продолжал Блейк, – и выяснили, что в правлении фирмы в Лондоне решения на открытие филиала в Ливерпуле не принимали.

– На чье имя оформлена контора в Ливерпуле?

– На имя Хьюберта Уислера.

– В какой мере контакты де Гарсиа и Уислера задокументированы?

– Велась оперативная телесъемка. Есть прекрасные фотографии.

– Насколько они прекрасны, я еще посмотрю. Мясо, Дик, становится хорошим только в случаях, когда за него есть чем заплатить. Боюсь, нам не по зубам Уислер, как адвокат Мейкон и детектив Бартлоу. Все они окажутся людьми, нанятыми де Гарсиа и к провозу наркотиков не причастными. Поэтому надо видеть в них только свидетелей, и плести покрепче сеть вокруг Испанца.

– Мы так и делаем.

– Он уехал из страны?

– Нет, пока здесь. Ведет тихую жизнь бездельника. Рестораны, ночные заведения. Часто приглашает в номер массажисток, стенографисток, маникюрш. Причем предпочитает блондинок.

– Насколько я понял, вы более привержены к брюнеткам. И все же, Дик, вам придется рассматривать де Гарсиа как своего соперника.

В двенадцать Ньюмена вызвали по международному телефонному каналу. На линии работали усилители, и голос абонента звучал громко, словно прорывался сквозь огромную пустоту, которая напряженно звенела.

– Нед Ньюмен? Это ты, старина? Здесь Эндрю.

– Хэллоу, Эндрю. Ты откуда? – задав вопрос, Ньюмен подключил к телефону записывающее устройство. Он знал, что его старый приятель Эндрю Картрайт звонит часто из неожиданных мест и, не имея возможности назвать вещи прямо, говорит намеками, которые можно понять, прослушав разговор несколько раз.

– Я из Равалпинди. Тебе о чем-нибудь говорит это название?

– Старый пират! – воскликнул Ньюмен удивленно. – Прожигатель жизни и денег! Какими ветрами тебя туда занесло?

– Охота на белых слонов, – доложил Картрайт и засмеялся. – Здесь прекрасная травка, и они бродят буквально стадами.

Слово «травка», прозвучавшее совсем невинно в словах об охоте, сразу насторожило старого полицейского. Он знал – Картрайту точно известна цена слов, и он употребляет их так, чтобы поставленные на свое место, они передали именно тот смысл, который в них вложен.

– Собрал гербарий? – спросил Ньюмен. – Ты же старый ботаник.

– Меня здорово опередили. Самые ценные образцы ушли из-под носа.

– Кто же тебя обскакал?

– Есть одна продувная бестия. Тореадор. Дон Хуан де Гарсиа. Ты легко найдешь сведения о нем в своих журналах. Бой быков в Малаге, в Сарагосе.

– Ты удивишься, Эндрю, но этот тореро мне знаком.

– Тогда учти, он решил выступить в британском цирке. Ты меня понял?

– Да, конечно, – подтвердил Ньюмен, несколько удивленный тем, что Картрайт уже в курсе проблемы, которой он занят сам. – Я очень хорошо понял.