Текст книги "За свободу моей страны"
Автор книги: Александер Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Она вдруг спросила: «Ричард, ты беспокоишься о своей дочери?»
Болито зацепился ботинком за камни и тут же почувствовал, как её рука поддержала его. «У меня нет от тебя секретов, Кейт». Он помедлил. «Через два месяца ей исполнится девять. Но я её не знаю, как и она меня. Мать превратила её в куклу, совсем не похожую на настоящего ребёнка».
Это всегда было с ней. Чувство вины, чувство ответственности. Не было ничего, чему она могла бы завидовать.
Он сказал, словно прочитав ее мысли: «Я люблю только тебя».
Екатерина повернулась к нему. «Я всегда буду помнить, чем ты пожертвовал из-за меня». Она покачала головой, когда он начал возражать. «Нет, послушай меня, Ричард. Из-за нашей любви тебя оскорбляли и принимали как должное, в то время как вся Англия должна чтить самого храброго и самого благородного из своих командиров». Она смягчилась. «Человек, который забыл сказать своей возлюбленной, что стал адмиралом!»
«Мне никогда не позволят этого забыть!» Он повернул её к густым теням склона холма. «Они отправят на поиски отряд. Нам лучше вернуться в дом».
Она обняла его за талию. «Домой». Одно слово. Этого было достаточно.
Строгие каменные здания не смягчались на фоне безоблачного неба. В соседнем коттедже горел свет. Фергюсон, управляющий Болито, ещё не спал, занимаясь книгами или планируя, чем порадовать своего старого друга Оллдея перед уходом.
Во дворе дремал старый пёс. Он был совершенно глухим и больше не годился в качестве сторожевого пса. Но, как и увечные и раненые, работавшие на поместье, урожай морской войны, он был здесь на своём месте.
Странно не видеть пляшущего пламени в большом камине. Лето уже почти наступило. Кэтрин крепче сжала его руку. Но они не собирались делить его. Она взглянула на ковёр у пустой решётки.
Где двое молодых людей, полагая, что они потеряли все,
дорогие им, нашли друг друга и полюбили, и все равно могли быть за это прокляты.
Она почувствовала беспокойство Ричарда, когда он упомянул «Анемон Адама», который всё ещё лежал в Плимуте. Это был тяжёлый секрет.
Она оглянулась через плечо и увидела море за окнами, сияющее в лунном свете. Враг. Она чувствовала, как портреты смотрят с лестницы. Все они ушли отсюда и никогда не вернутся. Она вспомнила о картине, которую Ричард хотел написать с неё, и на мгновение задумалась, не понравится ли ему портрет его брата Хью, но сейчас было не время спрашивать. Её мужчина отплывал, чтобы противостоять американцам, и она чувствовала, что в нынешней враждебной атмосфере ни одна из стран не отступит. Слишком многое было поставлено на карту. Он не хотел бы, чтобы ему напоминали о предательстве брата. Если бы Хью знал о существовании Адама, возможно, всё сложилось бы иначе. Но судьба, предопределяющая ход жизни, не может быть предначертанной.
Вместе они подошли к широко раскрытым окнам и прислушались к тишине. Однажды они услышали крик совы, и Болито заметил: «Сегодня ночью мышам придётся поберечься».
Завтра прибудет корабль. Он будет неразрывно связан с его делами и будет терзаться мыслью о неизбежности их разлуки.
Она сказала: «Дорогой Брайан оставил нам немного вина!»
Он обнял её и почувствовал напряжение в её теле. «Он знает».
«Знает что?»
«Я хочу тебя, дорогая Кейт. Нуждаюсь в тебе».
Она позволила ему поцеловать себя, в губы, в шею, а затем в обнаженное плечо, наблюдая, как его руки в странном свете скользят по ее платью, пока она не смогла больше ждать.
Затем она стояла совершенно обнаженная, словно серебряная статуя, ее прекрасная грудь была приподнята, а руки вытянуты, чтобы удержать его.
«Раздевайся, Ричард». Затем она легла в лунном свете и притянула его к себе. Когда он потянулся к ней, она воскликнула: «Меня называют шлюхой, дорогой мой…»
«Я убью любого, кто…»
Она опустилась на колени рядом с ним, проводя пальцем по каждому шраму на его теле, даже по глубокой ране на лбу.
Она поцеловала его, но не с нежностью, а с яростной страстью, которую он редко испытывал. Он снова попытался обнять её, но она отвергла его. «Я здесь, чтобы мучить тебя, Ричард. Ты мой, безраздельно, на эту ночь!»
Болито почувствовал, как ее пальцы коснулись его, а затем схватили его, и все это время она целовала его, ее язык исследовал его тело так же, как он так часто исследовал ее.
Она отстранилась, и он почувствовал, как ее грудь скользит по его коже, продлевая каждое ощущение.
И вдруг она оказалась над ним, раскинув ноги над ним, и пристально посмотрела ему в лицо. «Я достаточно тебя дразнил. Я вознагражу тебя». Он двинулся, чтобы овладеть ею, но она притворилась, что сопротивляется, её нагота выделялась на фоне лунного света, пока с криком не почувствовала, как он входит в неё.
Когда рассвет нанёс первые мазки на небо, они всё ещё спали, обнявшись, на кровати. Вино стояло рядом, нетронутое, и сова долго молчала. Она открыла глаза и повернулась, чтобы рассмотреть его профиль, теперь молодой во сне.
Она провела пальцами по его телу, не желая будить его, не желая останавливаться. Она коснулась себя и тайно улыбнулась. Шлюха, любовница, госпожа. Я стану всем этим, если ты меня желаешь.
Она снова приласкала его и стала ждать ответа, чувствуя, как колотится ее сердце.
Она словно произнесла свои мысли вслух. В следующее мгновение он уже держал её, словно пленницу.
«Ты бесстыдна, Кейт!» Затем он страстно поцеловал ее, подавляя ее вздох, и овладел ею без всяких ограничений.
Внизу, во дворе, Фергюсон взглянул на открытые окна. Занавески развевались на подоконниках, развеваемые прибрежным бризом.
Столько лет прошло с тех пор, как его забрали вербовщики; он думал об этом даже сейчас. Особенно когда вербовщики всё ещё бродили по улицам в поисках людей. Он также вспомнил о битве при Святых, где потерял руку, и о рулевом Болито, погибшем, пытаясь защитить спину своего капитана. Каким-то образом с тех пор вокруг них сплотилась небольшая команда . Эллдей, тоже под давлением, стал рулевым Болито, и вскоре ему тоже предстояло снова выйти в море.
Он услышал короткий смех леди Кэтрин. Или это были слёзы? Это его очень встревожило. Больше, чем он мог вспомнить.
Джон Олдей окинул взглядом салон старого «Гипериона» и сказал: «Итак, «Неукротимая» встанет на якорь завтра».
Лейтенант Джордж Эйвери задумчиво смотрел на него. Это был совсем не тот Аллдей, которого он видел в дыму битвы или держащим на руках сэра Ричарда Болито, сражённого осколками. Даже не тот крупный, благородный мужчина, которого он видел, отправляясь на свою свадьбу здесь, в Фаллоуфилде, на реке Хелфорд.
Он явно всё ещё чувствовал себя не в своей тарелке в новом существовании, и Эйвери мог ему посочувствовать. В нём царило странное спокойствие. Он слышал, как жена Оллдея, Унис, разговаривает с каким-то пахарем в соседней комнате, и как её брат Джон стучит деревянной ногой, поднимая очередную бочку пива.
Дружелюбное место, и он был рад, что остался здесь после известия о смерти Этель. Он спал и ел лучше, чем когда-либо, и Унис был к нему очень добр.
Он сказал: «Так говорит береговая охрана». Он снова увидел противоречивые чувства на обветренном лице Аллдея. Необходимость уйти. Желание остаться. Его даже не беспокоило то, что он сидел у
За одним столом с офицером больше не сидит. Не больше, чем я. Это дело рук Болито, его пример. Моя маленькая команда. Эллдэй потушил зажжённую свечу и отложил трубку в сторону, пытаясь объяснить.
«Всё так по-другому, понимаете, сэр? Люди говорят о своих фермах и продаже скота и зерна». Он покачал лохматой головой. «Я думал, привыкну. Смирюсь с землёй». Он пристально посмотрел на идеальную модель старого Гипериона, которую он подарил Унис , где погиб её первый муж. «Но пока нет, понимаете?»
Эйвери слышал, как пони с двуколкой ввели во двор, готовый отвезти его в Фалмут, где он мог понадобиться в любой момент. Он вспомнил вспышку гнева Тьяке и подумал, как тот поведёт себя при следующей встрече.
Эллдей говорил: «Тогда мы соберём сюда всех старых Джеков. Среди них ни одного настоящего мужчины. Но судя по их манерам, можно подумать, что каждый капитан – святой, а каждый день на плаву – сплошное удовольствие!» Потом он ухмыльнулся. «Держу пари, они так не думали!»
Унис вошел в гостиную и воскликнул: «Нет, не вставайте, мистер Эвери!»
Эйвери осталась стоять. Она была хорошенькой маленькой женщиной, естественной и простой, как деревня, полевые цветы и пчёлы. Наверное, никогда в жизни за неё не заступался ни один офицер. Да и вообще никто, если уж на то пошло.
Он сказал: «Мне пора уходить, миссис Олдэй». Даже это прозвучало странно, подумал он. Он увидел, как они быстро обменялись взглядами. Крупный, неуклюжий моряк и жена, которую он никак не ожидал встретить. Взгляд говорил сам за себя. Внезапная тревога, а также смелость и полное понимание того, что это значит.
Она сказала: «Джон, ты пойдёшь с мистером Эйвери. Передай леди Кэтрин мои наилучшие пожелания». Она пристально посмотрела на Эйвери. «Прекрасная женщина. Она была ко мне добра».
Олдэй нерешительно сказал: «Ну, если я тебе не нужен, Унис...»
Она сложила руки на груди и сделала вид, что смотрит на него свирепо. «Знаешь,
Тебе не терпится увидеть сэра Ричарда, так что иди отсюда. Возвращайся ко мне сегодня вечером». Затем она поцеловала его, встав на цыпочки, чтобы дотянуться до его лица. «Ты как медведь с больной головой, Джон Олдэй!»
Эйвери импульсивно сказал: «Я был здесь так счастлив». Он говорил с такой искренностью, что она украдкой вытерла глаза пальцами.
Она сказала: «Тебе всегда будут рады. Пока ты не обоснуешься».
«Да. Спасибо, миссис Олдэй».
Он увидел её руку на своём рукаве и услышал её голос: «Ты мало говоришь, и я не имею права совать нос в чужие дела, но я вижу, что последние годы ты пережил немало тревог». Она нежно сжала его руку. «И как ни печально, я говорю не о потере твоей сестры!»
Он взял натруженную руку и поцеловал её. От неё пахло фруктами и мукой.
Она стояла рядом с братом и наблюдала, как Олдэй поднимал сундуки лейтенанта в ловушку.
Когда пони процокал копытами по двору, выйдя из тени гостиницы на яркий апрельский солнечный свет, она с тоской произнесла: «О, Джон, почему же так происходит?»
Ее брат, которого также звали Джон, задался вопросом, не с ним ли она разговаривает.
Он тихо спросил: «Ты ему уже рассказал?»
Она покачала головой. «Это было бы несправедливо. Это было бы неправильно». Она положила руку на фартук. «У него и так будет достаточно забот, пока он сражается с этими «Янки». Я не хочу, чтобы он ещё и из-за меня переживал». Она улыбнулась. «Кстати, я сама не знаю, правда? Поздновато уже обзаводиться собственным ребёнком».
Брат обнял её. «Ты будешь храброй, девочка».
Унис прикрыла глаза, но ловушка исчезла за живой изгородью, где несколько стрижей метали дротики.
Она вдруг сказала: «Боже мой, Джон, я буду так по нему скучать».
Он увидел ее внезапную решимость и возгордился ею.
«Но я не буду этого показывать и не устраивать из этого спектакля». Она вспомнила лейтенанта с серьёзным лицом и карими глазами. Олдэй сказал ей, что Эвери читала её письма. Она была глубоко тронута, особенно теперь, когда узнала лейтенанта получше. За его печалью скрывалась женщина; она была в этом уверена. Возможно, читая её письма Олдэй, он притворялся, что они адресованы ему.
Кто-то позвонил из гостиницы, и она привела в порядок волосы, прежде чем идти обслуживать его.
«Я пойду, девочка. А ты останься и помечтай немного».
Она улыбнулась. Улыбка была словно солнце, пробившееся сквозь тучи. «Нет, я с ним разберусь! Ты дрова руби». Она снова взглянула на пустую дорогу. «Сегодня ночью с реки будет холодно».
Затем она расправила плечи и вошла в дверь.
Мужчина, о котором она думала больше всего, сидел в задней части джипа, болтая одной ногой над узкой дорогой, наблюдая за проплывающими мимо пейзажами. Он знал, что уехать будет нелегко. На одном поле собаки сгоняли овец, и он вспомнил о времени, когда был пастухом, когда Фалароп высадил вербовщиков на Пендауэре и поймал нескольких мужчин, пытавшихся держаться на расстоянии. Включая меня. Никто не подозревал, что молодой капитан фрегата был местным жителем, родившимся и выросшим в Фалмуте, прежде чем его отправили в море, как и всех остальных жителей Болитоса. Много воды утекло с тех пор. Молодой Адам теперь сам успешный капитан фрегата... Он вздохнул, вспомнив, как его собственный сын оставил флот и отправился осесть в обетованной Америке. Это до сих пор причиняло ему боль. И всегда будет причинять боль, как сын отвернулся от него, вместо того чтобы остаться рулевым Адама.
И Ричард Болито теперь был полным адмиралом. А я – рулевой адмирала, как и обещал ему. Флаг поднят. Время, он...
мысль, встревоженная ее быстрым течением: куда все это делось?
Эйвери тоже наблюдал за пейзажем. Но он думал о словах Унис Олдэй. Очень тревожно. Откуда она узнала?
Двое рабочих фермы, шедшие в противоположном направлении, помахали им и закричали: «Да задай ты этим ублюдкам жару!»
Эвери приподнял перед ними шляпу, вспомнив горькие слова Болито, сказанные им, когда они присоединились к несчастной «Валькирии» в Плимуте.
Какое им дело, с кем сражаться? С голландцами, французами или донами – им было всё равно. Лишь бы животы были сыты, и им не нужно было выходить в море или слушать барабан, что им до этого было? Он криво усмехнулся. – Я становлюсь циничным, как сэр Ричард. Чтобы отвлечься, он повернулся и посмотрел на своего спутника. «У тебя прекрасная жена, Эллдей, я тебе завидую».
Глаза Олдэя сощурились. «Тогда нам придётся что-то с этим сделать, не так ли, сэр?»
Эйвери легко улыбнулся. Он никогда бы не поверил, что подобные отношения могут существовать в рамках жёстких правил флота.
Олдэй спросил: «Вам жаль уходить, сэр?»
Эйвери задумался и вспомнил последние, отчаянные объятия сестры. Если бы я только знал.
Он покачал головой. «Нет. Некого оставлять».
Аллдей внимательно изучал его. Большинство людей могли бы подумать, что у лейтенанта Эвери было всё, что нужно человеку. Адъютант самого знаменитого моряка Англии, со всеми шансами на звание и призовые деньги, в которых другим было отказано. Но на самом деле у него не было ничего.
Он был одновременно удивлен и опечален своим открытием и неловко спросил: «Может быть, вы будете так любезны написать мне письмо, как только мы снимемся с якоря, сэр?»
Ясный взгляд Эйвери остановился на нём. Он словно увидел человека, тянущегося за спасательным кругом.
«Для меня это будет честью», – он чуть не добавил: « старый друг».
Кэтрин Сомервелл пересекала двор с букетом цветов на руке, когда они подошли. Она прикрыла глаза от солнца и смотрела, как они вылезают из кабинки. «О, мистер Эйвери… и Джон Олдей! Я не ожидала двух таких важных гостей!» Она протянула руку, и Эйвери пожал её; не как Силлитоу, подумала она, и не как принц-регент. Он поцеловал её, и она почувствовала его нерешительность; он всё ещё был в чём-то не уверен, возможно, в ней самой и её отношениях с Болито. Возможно, она никогда этого не узнает.
Она с теплотой приветствовала Оллдея. «Джон Оллдей, клянусь, ты немного располнел! Хорошая еда и ласка творят чудеса для мужчины, как для тела, так и для души».
Олдэй с тревогой сказал: «Мне нужно вернуться, миледи. Но завтра…»
Она сказала: «Ах, да, завтра. Нам нужно будет извлечь из этого максимум пользы».
Из окна второго этажа Болито наблюдал за ними. Его Кейт шла между двумя полицейскими. Она выглядела с ними такой непринуждённой, такой правильной. Он думал о ней ночью: о том, как страстно и отчаянно они оба жаждут друг друга. Любовь, страсть и невысказанный страх разлуки.
Луч солнца пронзил листву, обдуваемый лёгким морским бризом, и он поднёс руку к глазу, словно его ужалили. Приложив руку к глазу, он снова взглянул, и через несколько секунд его зрение, казалось, прояснилось и обострилось. Должно быть, это был эффект капель, которые дал ему врач. Под окнами она вертелась между двумя самыми важными мужчинами в его жизни. Она была ростом с Эвери, а может быть, чуть выше Оллдей.
Должно быть, она почувствовала на себе его взгляд. Она подняла глаза, всматриваясь в его лицо, возможно, почувствовав, что только что произошло.
Она подняла цветы и послала ему воздушный поцелуй.
Но он услышал лишь её голос на ветру: « Не покидай меня».
Капитан Джеймс Тайак стоял у палубного ограждения и наблюдал за толпой суетящихся людей, которая любому несведущему сухопутному жителю показалась бы хаосом. Он положил загорелую руку на ограждение и удивился, увидев её неподвижной, хотя всё его тело, казалось, дрожало от редко испытываемого им волнения.
Это не было безрассудством. Не совсем так, но ему нужно было выяснить, на что способен его корабль и его неизвестная компания.
Вскоре после того, как «Неукротимая» подняла якорь и благополучно вышла из пролива, ветер слегка усилился, и к тому времени, как судно легло на новый юго-западный курс вдоль Ла-Манша, брызги уже обрушивались на носовую часть судна, затапливая даже верхние реи, где ошеломленные и неуверенные фигуры людей толкали и тащили от одного задания к другому.
Лейтенант Скарлетт рискнул сказать: «Нам не хватает тридцати рук, сэр».
Тьяке бросил на него быстрый взгляд. «В морском бою мы можем потерять столько же за считанные минуты».
«Я знаю, сэр».
Тьяке резко ответил: «Я знаю , что ты знаешь, но большинство этих людей – нет. Так что подними руки вверх и вперёд!»
По мере того как ветер и волнение усиливались, « Неукротимая», несмотря на свои размеры, словно перепрыгивала с ложбины на ложбину, словно лев, за которым она следовала, брызги и морская пена лились из-под надутых парусов, словно тропический дождь. Тьяк взглянул на штурмана, его аспидно-серые волосы развевались на ветру, руки были скрещены на груди, он наблюдал за рулевыми и помощниками. Он почувствовал на себе пристальный взгляд капитана и поднял глаза, сверкая, когда крикнул: «Она справится, сэр!»
Тайк видел, как Скарлетт и младший лейтенант Добени цеплялись за штаги и смотрели на него. Он воскликнул: «Оглушите, мистер Скарлетт!»
В конце концов, паруса-клещи, словно гигантские уши, вывалились из своих реев, а люди скользили и отчаянно хватались за опоры.
Теперь, глядя на расправленные реи и свёрнутые паруса, на чаек, шумно кружащих вокруг корабля в надежде на объедки, он был поражён тем, что сделал сам, что им всем удалось сделать, так или иначе. Каждый рангоут выдержал, хотя он видел, как огромный грот-рей гнулся, словно лук лучника, под чудовищным напором ветра. Кое-где лопались такелажные снасти, хрустя на фоне грохота, словно мушкетные выстрелы, но это было обычным делом для новых канатов и фалов. Натянутый и испытанный такелаж выдержал всю нагрузку без каких-либо жалоб, если не считать грохота и треска хлопающих парусов.
Тьяк прошёл к гакаборту и обратно. Вот чем «Неукротимая» так отличалась от любого другого корабля. Её мощью на воде даже в слабый шторм. Шум, пугавший неподготовленных сухопутных моряков, был воодушевляющим; с каждым мощным нырком в облака брызг, пронизывающими солнце, он ошеломлял, и этот звук он мог сравнить с сильным штормом, проносящимся по лесу, – то угрожающим, то нарастающим диким криком торжества. Капитан Айзек Йорк утверждал, что они сделали около пятнадцати узлов, тогда как в таких условиях большинство судов поддалось бы искушению убавить паруса или, при недостатке экипажа, лечь в дрейф под зарифленными марселями, пока всё не кончится.
Когда они приблизились к земле, Тьяке коснулся руки старшего лейтенанта и был уверен, что тот вздрогнул от испуга.
«Убавьте паруса, пожалуйста, мистер Скарлетт».
Он увидел замешательство противника, решив, что тот, возможно, неправильно понял приказ. Тьяк указал на батарею двадцатичетырехфунтовых пушек левого борта. «Решай сам. Если мы будем сражаться, и я паду, ты будешь командовать здесь. Сможешь?»
Скарлетт пристально смотрела на него. В гавань входило и выходило множество прибрежных судов, а расстояние между двумя мысами, Пенденнис-Пойнт и Сент-Энтони,
вероятно, выглядел не шире ворот фермы.
Но Скарлетт не колебалась, поскольку Йорк был рядом.
«Неукротимая» вела в море правым галсом, убрав все паруса, кроме марселей и стакселя, и производила впечатляющее впечатление.
Но теперь, надежно стоя на якоре, он вполне мог спросить себя, почему он это сделал. Даже если бы «Скарлетт» столкнулась с другим судном или посадила корабль на мель, ответственность лежала бы на ее капитане. Как и следовало ожидать.
Скарлетт снова была здесь. «Всё в порядке, сэр».
«Хорошо, вытаскивай баржу и поставь моего рулевого за штурвал». Он почти улыбнулся. «Не сомневаюсь, что Олдэй сам вернёт баржу».
Он не увидел понимания на лице Скарлетт. Как и эти другие, легенда прошла мимо него. Скоро он станет её частью. Он услышал вопль боли и увидел человека, спешащего вперёд, держась за плечо, которое, очевидно, ударил стартером боцманский помощник. Рядом стоял младший лейтенант Филип Протеро, наблюдая за землёй. Он проигнорировал инцидент.
Тьяке сказал: «Напомни этому молодому человеку, что я сказал, приняв командование. Офицеру нужно подчиняться. Он также должен подавать пример». Невольно его рука потянулась к изуродованному лицу. «Даже если с тобой обошлись плохо, это не даёт тебе права оскорблять тех, кто не может дать отпор».
Скарлетт сказала: «Я понимаю, сэр».
Он коротко ответил: «Я рад это знать!»
Он наблюдал, как новую зелёную баржу поднимают и переносят через трап правого борта, а затем медленно опускают на воду рядом с ней, и подозвал командира орудия, которого выбрали рулевым. Это был невысокий, совершенно коренастый человек с пухлым лицом и таким синим подбородком, что его, должно быть, не брала бритва.
«Ты! Сюда!»
Мужчина подскочил и ударил себя костяшками пальцев по лбу.
«Да, сэр!»
«Тебя зовут Фейрбразер, верно? В спешке это труднопроизносимо!»
Мужчина уставился на него. «Это единственное, что у меня есть, сэр».
Тьяке спросил: «Имя?»
«Ну что ж, Эли, сэр».
«Тогда, Эли, веди баржу к трапу. Жди их прибытия, сколько бы времени это ни заняло». Краем глаза он заметил, как с грот-рея спускают боцманское кресло. Что касается леди Кэтрин Сомервелл, он не сомневался. Он чувствовал любопытство вокруг. Некоторые из этих мужчин не были с женщинами больше года, а может, и дольше.
Что бы они подумали, увидев ту самую Кэтрин Сомервелл, которую тащили на борт «Ларна», промокшую насквозь, в матросской рубашке? Он знал, что сам никогда этого не забудет.
Он оглядел гавань; он не был в Фалмуте много лет. Она не изменилась. Грозный замок на одном мысе и большая батарея Сент-Моус на другом. Нужно быть смелым капитаном, чтобы попытаться вырезать здесь укрывшееся торговое судно, подумал он.
Тьяк снова подозвал измученного первого лейтенанта. «Спустить все шлюпки на воду. Отправьте казначея на берег». Он не упустил из виду внезапный интерес Скарлетт. «Столько свежих овощей, сколько сможет найти, и фруктов, если сможет. Это возможно, учитывая, как дружелюбны сейчас доны!» Скарлетт не упустила сарказма. «И я хочу, чтобы капитан дю Канн разместил своих морских пехотинцев на сторожевом катере и поставил один-два дозорных на ближайшем берегу на случай, если какой-нибудь бедняга попытается сбежать».
Он говорил без эмоций, и все же Скарлетт чувствовала, что его новый капитан испытывает определенную симпатию к тем, кто подвергается такому искушению.
«Лодка приближается, сэр!»
Это был вахтенный офицер лейтенант Джон Добени.
Тьяк позвал мичмана, мысленно пытаясь вспомнить его имя.
«Сюда, парень». Он взял телескоп со стойки и положил его на плечо юноши. До него дошло: его звали Эссекс, тот, кто был назначен исполнять обязанности казначея.
Лодка и ее содержимое оказались в фокусе внимания.
Он быстро узнал округлые плечи Йовелла, верного слуги сэра Ричарда. В лодке также находились сундуки, ящики и изящный резной винный холодильник, который Кэтрин подарила Болито взамен своего первоначального подарка, теперь лежавшего на дне моря вместе с Гиперионом.
Скарлетт говорил как будто самому себе: «Будет странно перестать быть частным судном».
Тьяке с грохотом закрыл стекло. «Спасибо, мистер Эссекс. Вы как раз подходящего роста».
Юноша нервничал, но был доволен. Тьяке видел, как тот опустил глаза, вместо того чтобы взглянуть на него.
Он тяжело произнес: «Для меня это тоже странно, мистер Скарлетт».
Он наблюдал, как лодка приближается, а Хокенхалл, коренастый боцман, спрыгнул вниз вместе с несколькими своими людьми, чтобы разгрузить ее.
Тьяк взглянул на верхушку грот-мачты. Адмиральский флаг. Что я чувствую? Но это не приходило ему в голову. Ни гордость, ни неуверенность. Это было чем-то уже предрешённым, как шторм в море или первый бортовой залп. Только судьба могла определить исход.
«Сэр! Сэр! Баржа отчаливает!»
Тьяке оглядел верхнюю палубу. Вся суматоха утихла. Это был военный корабль.
«Не так громко, мистер Эссекс, – сказал он. – Вы разбудите овец».
Некоторые из моряков рядом ухмыльнулись. Тьяке отвернулся. Это было ещё одно небольшое начало.
«Очистите нижнюю палубу, мистер Скарлетт. Прошу вас занять борт».
Собрались помощники боцмана и байдарочники в плохо подобранных белых перчатках, за ними послышался топот сапог, когда почётный караул выстроился у входного люка. Их лейтенант, Дэвид Меррик, выглядел как актёр в непривычной роли. Затем офицеры,
уорент-офицеры и капитан дю Канн, стоящий в своем идеально сшитом на заказ алом мундире с несколькими морскими пехотинцами и отрядом молодых флейтистов и барабанщиков.
Тьяк увидел мичмана под массивной грот-мачтой, окруженной абордажными пиками. Флаг был искусно сложен на плече юноши, и это было сделано более опытными пальцами, чем его собственные, подумал Тьяк. Он снова поднял стакан и почувствовал, как мичман Эссекс готов помочь ему. Но на этот раз он не собирался делиться этим.
Она была одета в тёмно-зелёное, как он и предполагал, и в широкой соломенной шляпе, завязанной под подбородком лентой в тон. Рядом с ней сидел Болито, зажав меч между ног, и его рука лежала рядом с её рукой, но не касалась её.
С ними был флаг-лейтенант, и у румпеля он увидел могучую фигуру Олдэя, а рядом с ним – рулевого самого Тьяке.
«Приготовьтесь к боцманскому креслу!»
Один маленький флейтист увлажнил его губы, а мальчик-барабанщик схватил палочки именно так, как его учили в казарме.
Помощники спустились к борту, готовые помочь пассажирке сесть в кресло. Сегодня за ней будет наблюдать множество глаз. Слухи, сплетни, клевета и неоспоримое мужество после гибели « Золотистой ржанки».
Тьяк услышал далёкий крик: «Вёсла вверх!» Весь день, как всегда, казался очень спокойным. Словно два ряда костей, вёсла, с которых капала вода, поднялись и замерли, когда носовой матрос зацепился за грот-русень.
Скрипнула снасть, и два матроса раскачали стул над трапом.
«Ну и ну!» – Тьяк знал, что Скарлетт наблюдает за ним, и его лицо полно вопросов, но ему было уже все равно.
Она смотрела на него снизу вверх, её волосы выбивались из-под шляпы, а одна рука лежала на плече сэра Ричарда. Она смеялась, затем сняла туфли и передала их…
Эйвери, прежде чем потянуться за направляющие и посмотреть прямо вверх, на позолоченный входной иллюминатор. Эллдей выглядела обеспокоенной, Эйвери тоже, но дождалась подходящего момента, прежде чем выйти на толстую деревянную лестницу, которая вела в каюту корабля, расположенную на таком расстоянии друг от друга, что было бы удобно для моряка, но вряд ли – для леди.
Тьяк затаил дыхание, пока не увидел ее голову и треуголку сэра Ричарда, появившиеся над верхней лестницей.
«Королевская морская пехота, к оружию!» Вспышки штыков и привычное облако трубочной глины, поднимающееся из строп, пронзительные крики боцманов, оглушительные на близком расстоянии.
Болито приподнял шляпу, приветствуя шканцы, лишь на мгновение бросив взгляд на белый флаг, развевающийся на древке, затем повернулся лицом вперёд. Затем он сказал: «Минутку, пожалуйста!»
В наступившей тишине он протянул ей руку, чтобы поддержать её, а Эйвери смог встать на колени и поменять туфли Кэтрин. Он увидел пятно смолы на её ноге и жуткую петлю на чулке.
Когда она выпрямилась, их взгляды встретились, и Тьяке увидел, что произошло между ними. Любовь. Но превыше всего – триумф.
Затем заиграли флейты и барабаны « Heart of Oak». Только тогда Болито взглянул на грот-мачту, когда флаг стремительно понесло к грузовику, где он тут же развевался по ветру.
Каким-то образом он понял, что Кэтрин вот-вот расплачется. Несмотря на то, что всё общество было против них, они добились этого и теперь были вместе.
Он смотрел на флаг, пока у него не навернулись слезы, или это были его собственные эмоции?
Его флаг. Крест Святого Георгия.
Раздались и ликующие возгласы, но не из-за флага или чести события. А из-за неё. Жены моряка, которая пришла к ним, чтобы показать, что она, по крайней мере, заботится о них и о своём мужчине.
Шум утих, и Кэтрин сделала реверанс Тайке, прежде чем сказать: «Ты отлично выглядишь , Джеймс Тайке». Затем, когда он протянул руку,
Чтобы взять его за руку, она подняла лицо и поцеловала его в щеку. «Тебе здесь очень рады». Затем она посмотрела через перила на молчаливых, наблюдающих за ними матросов и морских пехотинцев. «Они тебя не подведут». Она могла бы говорить с кем-то из них, подумал Тьяке. Или с кораблём « Неукротимая».
7. Как взволнованное море
Ричард Болито сидел на длинной кожаной скамье у подножия высоких кормовых окон и смотрел, как море вздымается и разбивается за кормой. Корабль больше не содрогался от скрипа и грохота орудийных траков, и он догадался, что лейтенант Скарлетт решила прервать очередные учения и дождаться лучшей погоды, пока команды восстанавливают силы. Учения с парусами и орудиями: Тайк провел учения всех членов экипажа в течение дня после отплытия из Фалмута. Он видел, как Тайк поглядывал на него, словно желая узнать его мнение, всякий раз, когда тот прогуливался по квартердеку, но Болито предоставил его самому себе. Ему и без того было трудно, чтобы вмешиваться или давать советы.
Он почувствовал, как шпангоуты врезались ему в плечо, когда корабль нырнул в очередной глубокий провал, каждый штаг и рангоут скрипели от давления. День клонился к вечеру, и скоро должна была начаться смена вахты. Он взглянул на незаконченное письмо на столе и представил себе её лицо, когда она его откроет, когда бы это ни случилось. Если только они не встретят дружественное судно, возвращающееся домой, письмо, скорее всего, будет выброшено на берег в Антигуа.
Он помассировал лоб и представил, как она спускалась по борту в Фалмуте, на этот раз в кресле боцмана, как он и настоял. Они снова приветствовали её, когда ей помогли подняться на баржу, а Олдэй и Эйвери благополучно сошли на берег.
