Текст книги "За свободу моей страны"
Автор книги: Александер Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
Ей хотелось обнять его, как ребёнка или как Ричарда, облегчить его горе, исцелить его отчаяние. Больше никого не было.
Он сказал: «Я должен был догадаться, понимаешь? У меня было столько планов на неё, и на мальчика тоже. Я ни разу не спросил её, чего она хочет. Она была как ты, Кэтрин, живое, драгоценное существо. Она словно потерялась в моём мире. Она мне ничего не сказала. Я её никогда не спрашивал».
Экономка вошла с чаем и ушла, не взглянув и не сказав ни слова.
Кин говорил: «Если бы я только был с ней!» Он пристально посмотрел на неё. «Она ведь покончила с собой, не правда ли? Пожалуйста, я должен знать правду».
«Она была не в себе, Вэл».
Он посмотрел на свои руки. «Я так и знал. Мне следовало предвидеть опасность с самого начала».
Она тихо спросила: «Ты помнишь Чейни, девушку, на которой Ричард женился и которую потерял?»
Он помедлил. «Да. Я помню её».
«Даже несмотря на то, что нам отказывают в браке и в принятии обществом, даже несмотря на то, что брак, возможно, оставил на нас шрамы, даже несмотря на то, что такие вещи невозможны, мы снова нашли друг друга, Ричард и я. Может быть, удача возьмет и тебя за руку, Вэл, и снова подарит тебе счастье?»
Он поднялся на ноги и отпустил ее руку.
«Мне пора идти, Кэтрин. Мне стало легче после разговора с тобой… я стал сильнее, в каком-то смысле». Он не смотрел на неё. «Если бы когда-либо и была такая удача, а то, что я видел в последнее время, заставляет меня в ней усомниться, то я не мог бы надеяться на женщину более достойную, чем ты».
Она проводила его до двери, прекрасно понимая, что он имел в виду. Он был не просто привлекательным и забавным собеседником, как в других обстоятельствах; дело было гораздо глубже. Полюбить такого мужчину, как он, было бы несложно.
«Я попрошу Мэтью отвезти тебя».
«Он поднял шляпу и посмотрел на нее с сожалением», – подумала она.
Он сказал: «Спасибо, но моя карета ждет на конюшнях».
Она улыбнулась. «Ты же не хотел вызвать пересуды, оставив его у моей двери?»
На крыльце он взял её руку и нежно поцеловал. Мало кто из прохожих обращал на них внимание; да и он, как ей казалось, никогда не догадается о её истинных чувствах.
Когда он свернул за угол, Кэтрин посмотрела на реку, вспоминая те времена. Парк развлечений Воксхолл; смех сквозь деревья и танцующие фонари; поцелуи в тени.
Она коснулась своего горла. «Милый из мужчин, вернись ко мне. Скоро, скоро».
Поднос с чаем все еще стоял нетронутый на столе.
Сэр Пол Силлитоу протянул руки Гатри, своему камердинеру, чтобы тот помог ему надеть изысканный шёлковый сюртук. Он взглянул на своё отражение в окнах. Гатри погладил его по плечу и одобрительно кивнул. «Очень мило, сэр Пол».
Силлитоу слушал музыку, доносившуюся с широкой террасы, где должен был состояться приём. Казалось, всё вокруг было усыпано цветами; его экономка не пожалела денег на этот случай. Всё это было чистой воды расточительностью. Он улыбнулся своему отражению. Но он чувствовал себя воодушевлённым, даже легкомысленным – чуждое чувство для человека, привыкшего держать себя в руках.
Он слышал, как кареты уже въезжали на его большую подъездную дорожку: друзья, враги, люди, желающие попросить об одолжениях, как только он укрепит свое положение в палате лордов.
По его мнению, ключом к решению большинства проблем является власть, а не популярность.
Он смотрел на противоположный берег Темзы, на величественный изгиб Чизик-Рич, всё ещё залитый лучами утреннего солнца. На террасе будут гореть факелы, шампанское и бесчисленные блюда для гостей. Ещё больше расходов. На этот раз он не мог отнестись к этому серьёзно.
Зачем она решила приехать? Поздравить его? Маловероятно. Значит, ради одолжения или ради какой-то личной миссии или интриги, вроде той тайны, которой она поделилась с ним ещё до того, как Болито узнал о ней, когда попросила его о помощи после смерти ненавистного отца в этой вонючей трущобе Уайтчепела. Квакерс-Пассаж, вот как они назывались. Как она вообще могла жить там в детстве?
Но она приближалась. И с контр-адмиралом Валентайном Кином, ещё одним другом Болито. Или всё-таки? Раз его молодая жена мертва, а агенты Силлито настаивали, что она покончила с собой, разве не стоит ему обратиться за утешением к прекрасной Кэтрин?
Если бы он питал такие надежды, она бы его скоро разубедила,
Силлитоу подумал: «И если он будет упорствовать, то следующее назначение вполне может привести его обратно в Африку и даже дальше».
Он похлопал себя по животу. Плоскому и крепкому. В отличие от многих знакомых ему мужчин, он старался использовать свою энергию не только в работе, но и в игре. Он любил верховую езду и пешие прогулки; во время последних его секретарь Марлоу обычно бежал рядом с ним, пока он составлял планы писем и депеш на день. Это экономило время.
Еще одним его увлечением было фехтование, и его редко побеждали в шуточных поединках в академии, где он тренировался.
А если бы возникла такая необходимость, он пошел бы в определенный дом, где его знала бы хозяйка и ее дочери и где к его грешкам относились бы с уважением.
Получив свой титул, он бы добился всего, что планировал, и сохранил бы свое влияние на принца-регента, когда тот в конечном итоге был бы коронован королем.
Значит, жизнь полна? Он снова подумал о Кэтрин Сомервелл. Возможно, так и есть.
Его камердинер заметил, что он нахмурился, и спросил: «Что-то не так, сэр Пол?»
«Я пойду, Гатри. Было бы невежливо не присутствовать с самого начала».
Когда объявили гостей, Силлитоу улыбнулся и сказал каждому примерно одно и то же. Не то чтобы приветствие, но признание того, что они пришли из уважения. Или из страха. Эта мысль доставила ему огромное удовлетворение.
Его взгляд беспокойно скользнул по большому арочному входу, затем по лакеям в париках, потеющим в своих тяжелых пальто, которые суетились с подносами, полными бокалов, в то время как другие стояли у длинных столов с едой, склоняясь над своими подопечными, словно жрецы перед алтарем, нагруженным приношениями.
Вице-адмирал сэр Грэм Бетюн и его хрупкая на вид жена. Два или три генерала с их дамами, политики и торговцы из Сити. Отец контр-адмирала Кина поначалу не мог…
принять приглашение, сославшись на уже существующую встречу. Силлитоу позаботился об этом.
Лакей постучал посохом по мраморному полу.
«Виконтесса Сомервелл!» Пауза. «И контр-адмирал Валентайн Кин!»
Шум разговора стих, словно затихающий на пляже прибой, когда Силлитоу взяла ее руку и поцеловала.
«Как любезно с вашей стороны прийти, леди Кэтрин».
Она улыбнулась. «Как же иначе?»
Силлитоу протянул руку Кину. «Рад снова видеть вас дома, сэр. Конечно, трагические новости. Мои искренние соболезнования».
Кэтрин он сказал: «Мы увидимся совсем скоро». Его взгляд задержался на бриллиантовом веере на её груди. «Ты оказываешь мне слишком много чести».
Кэтрин и ее спутник вышли на террасу, и разговор снова оживился.
Кин сказал: «Я никогда не был уверен в этом человеке».
«Ты не первый, Вэл». Она взяла кубок с подноса. «И не последний. Стоит быть с ним осторожнее».
Она не рассчитывала на участие в каких-либо светских мероприятиях во время своего короткого визита в Лондон и взяла с собой только одно подходящее вечернее платье, особенно любимое Ричардом. Оно было из атласа цвета зимородка, так что её уложенные в пучок волосы словно отражались в нём, словно она стояла над движущейся водой.
Но стрижка была очень короткой, и она знала, что солнечные ожоги, полученные во время кораблекрушения, всё ещё видны спустя почти четыре года. Так долго, подумала она, как время могло пролететь так быстро? Она не позволит себе зацикливаться на драгоценных часах и днях, проведённых с Ричардом с тех пор, потому что их уже не пережить, не вернуть.
Зажглись факелы, и огни и река остро напомнили ей о садах удовольствий, куда она его водила.
К своему удивлению, она узнала отца Валентайна Кина, которого без предупреждения провели и представили Силлитоу. Она услышала, как Силлитоу вкрадчиво произнес: «Я так благодарен , что вы изменили свои планы». Никто из них не улыбнулся.
Силлитоу взглянул на чрезмерно вычурные часы и покинул свое место у дверей.
Затем он увидел их и присоединился к ним, взяв стакан, когда проходил мимо лакея.
«Я выполнил свою роль хозяина, леди Кэтрин. Теперь позвольте мне насладиться светом, который вы, кажется, излучаете, куда бы ни пошли». Он едва взглянул на Кина. «Ваш отец здесь, сэр. Он жаждет поговорить с ним. Думаю, будет полезно, если вы окажете ему услугу».
Кин извинился и отправился на поиски отца. Он ничего не сказал о своих отношениях с остальными членами семьи, но, похоже, был рассержен тем, что его прервали.
«Это правда, сэр Пол?»
Он посмотрел прямо на неё. «Конечно. Но я вижу разлад между отцом и сыном, и это печально. Из-за девушки из Зен-нора, без сомнения».
«Без сомнения». Она отказалась поддаваться влиянию.
«Сэр Пол!» – Это был вице-адмирал Бетюн с женой. «Можем ли мы оба поздравить вас?» Но его взгляд слишком часто обращался к Кэтрин.
Жена Бетюна сказала: «Жаль, что сэр Ричард не может быть так вознагражден за все, что он сделал для Англии».
На этот раз Силлитоу был застигнут врасплох.
«Я не уверен, что…»
Она грубо сказала: «Такое пэрство, как у вас, сэр Пол. В конце концов, лорд Нельсон был удостоен такой чести!»
Бетюн сердито сказал: «Вы не имеете права!»
Кэтрин взяла ещё бокал шампанского и нашла несколько секунд, чтобы поблагодарить лакея. В душе она пылала гневом, но голос её был совершенно спокоен.
«Если бы мы с сэром Ричардом расстались, мадам, он все равно не вернулся бы к своей жене, но я уверен, что вы это и так знаете».
Бетюн почти утащил жену, и Кэтрин услышала, как он пробормотал: «Ты хочешь погубить меня?»
Силлитоу сказал: «Я должен был это предотвратить. Я знаю кое-что о злобности этой женщины».
Кэтрин улыбнулась, но сердце её всё ещё бешено колотилось. Неудивительно, что Бетюн заглядывался на других женщин. Он, безусловно, заслуживал лучшего.
Силлитоу резко сказал: «Позвольте мне показать вам кое-что в доме».
Она сказала: «Хорошо, но ненадолго. Это было бы невежливо по отношению к моему эскорту».
Он улыбнулся. «Кажется, у тебя есть привычка провоцировать морских офицеров, дорогая».
Они прошли вдоль колоннады и поднялись по лестнице, на которой не было никаких картин, кроме одной: мужчина в тёмной одежде, с мечом со старомодной корзинчатой рукоятью на поясе. Несмотря на аккуратную испанскую бородку и одежду, это мог быть её спутник.
Он смотрел на ее профиль, на плавный изгиб ее груди, на ее дыхание, которое было видно только по бриллиантовому кулону.
"Мой отец."
Она присмотрелась внимательнее. Странно, что она ничего не знала об этом человеке, кроме его нынешней силы и уверенного её применения. Словно дверь или запертый сундук впервые открылись.
«Каким он был?»
«Я едва его знала. Моя мать была слаба здоровьем, и он настаивал, чтобы мы как можно реже бывали в Вест-Индии. Я жаждала быть рядом с ним. Вместо этого меня отправили в школу, где постоянные издевательства научили меня, что иногда нужно давать сдачи».
Она повернула голову, чтобы изменить освещение на портрете. Даже взгляд из-под полуприкрытых век остался прежним, притягательным.
Вест-Индия. Он упоминал о своих поместьях на Ямайке и в других местах. Он, очевидно, был очень богат, но всё ещё не чувствовал удовлетворения.
Она спросила: «Он был торговцем или придворным, как его сын?»
Он взял ее за руку и повел на широкий балкон, с которого открывался вид на террасу с мерцающими факелами и реку за ней.
Он хрипло рассмеялся. «Он был работорговцем. Капитаном Чёрной Слоновой Кости. Лучший!»
Она слышала, как её платье шуршит о балюстраду, и слышала шум голосов с террасы. Казалось, всё это было так далеко.
«Вы не возражаете против этого, леди Кэтрин?»
«Это были другие дни». Она вдруг вспомнила о Тьяке, прибывшем им на помощь на своём бриге « Ларн». «Рабы будут всегда, что бы люди ни обещали и ни притворялись».
Он кивнул. «Умная голова, да ещё и красивая».
Они дошли до конца балкона, и она сказала: «Я думаю, нам пора возвращаться».
«Конечно». Казалось, он с чем-то борется. «Должен сказать, леди Кэтрин, вы просто прелесть. Я смогу о вас позаботиться – вы ни в чём не будете нуждаться. Больше не будет скандала, и вам не причинят вреда такие жеманные дурочки, как жена Бетюна. Поверьте, я об этом позабочусь!»
Она уставилась на него. «Ты можешь представить меня своей любовницей? Что бы это сделало с единственным мужчиной, которого я люблю?»
Он схватил её за руки. «Как жена, леди Кэтрин. Вот о чём я вас прошу. Как жена».
Она мягко освободилась и взяла его под руку.
«Прошу прощения, сэр Пол. Я думал…»
«Могу представить». Он прижал её руку к своему боку. «Дай мне надежду?»
«Ты меня подавляешь». Она взглянула на его лицо, но увидела только мужчину на портрете. «Однажды я обратилась к тебе за помощью. Я не буду
Забудь. Но не причиняй мне и Ричарду вреда, если я откажусь.
«А, ваш эскорт приближается!»
Она обернулась, но Силлитоу выглядела совершенно спокойной. Казалось, ей всё это только показалось.
Когда он отошел, Кин с подозрением спросил: «Что случилось? Я беспокоился за тебя».
Она видела, как поворачивались головы, как шепчутся губы за вентиляторами в эту влажную летнюю ночь. Она вспомнила слова Силлитоу, его сдержанную гордость за отца.
«Он показал мне часть дома. А вам?»
«У моего отца был какой-то безумный план, чтобы я покинул флот. Он только что подписал контракт с Ост-Индской компанией. Расширение, прогресс – вы знаете, как он выражается».
Кэтрин с внезапным беспокойством посмотрела на него. Он был довольно сильно пьян и утратил ту уверенность в себе, которую она видела в Челси.
Кин сказал: «Он не понимает. Флот – моя жизнь. Моя единственная жизнь, теперь. Война не будет длиться вечно, но пока она не закончится, я буду стоять в строю, как мне и было доверено!»
Его голос прозвучал громче, чем он намеревался. Она мягко сказала: «Ты говоришь очень похоже на Ричарда».
Он потёр глаза, словно они болели. «Ричард, о Ричард! Как я тебе завидую!»
Силлитоу появился словно по волшебству. «Вы уходите, леди Кэтрин?» Он бросил взгляд на Кина. «Вы в безопасности?»
Она протянула руку и смотрела, как он её целует. Словно наблюдая со стороны.
«В безопасности, сэр Пол?» Она коснулась бриллиантового кулона на груди. «Я всегда такая!»
Она знала, что он все еще наблюдает за ними, пока Мэтью ловко подводит карету к крыльцу.
Вечер был насыщенный событиями и тревожный. Она напишет
Ричарду об этом. Никаких секретов. И никогда не будет между ними.
Кин прислонился к ней, и она догадалась, что он засыпает. Дорога из Портсмута, Лондона, а потом отец снова пытался навязать ему свои планы. Неужели он не испытывал ни угрызений совести, ни стыда за то, что Зенории позволили бросить себя, пока она была на попечении семьи?
Она смотрела на проносящиеся в лунном свете деревья и гадала, где находится Неукротимый и что делает Ричард.
Она почувствовала лицо Кина на своём плече. Сонное, но не спящее. Она учуяла запах чего-то более сильного, чем шампанское; несомненно, это была идея его отца.
Она откинула голову на подушки и попыталась задержать дыхание, чувствуя его губы на своей коже, нежные и в то же время настойчивые, когда он прошептал: «О, Кэтрин!» Он прижался губами к изгибу ее груди и снова поцеловал ее, его дыхание было горячим и отчаянным.
Кэтрин сжала кулаки и вгляделась в тени. Его пальцы скользили по её платью, она чувствовала, как оно движется, как её грудь поднимается из него к его губам.
Затем его рука легла ей на ноги, и она с большой осторожностью усадила его обратно на место.
Она постучала по крыше, и когда Мэтью ответил, она крикнула: «Мы отвезем адмирала в дом его отца».
«Вы в порядке, миледи?»
Она улыбнулась, но сердце ее было неправдой, и она поправила платье.
«Я всегда в безопасности, Мэтью».
Она ждала, пока её дыхание выровняется. Это было почти. Эта мысль потрясла и встревожила её.
Неужели вот что могут сделать утрата и одиночество?
Когда они добрались до городской резиденции Кин в тихом, зеленом
Она смотрела, как лакей спешит вниз по ступенькам, чтобы встретить карету. Был ли он там всегда, днём и ночью, на случай, если кто-то приедет?
От этой мысли ей захотелось рассмеяться. Она коснулась плеча Кина и подождала, пока он придёт в себя. Она знала, что если позволит, то, скорее всего, потекут слёзы, которые она не сможет остановить.
Кин сказал: «Вы зайдете и познакомитесь с моим отцом?»
«Нет. Уже поздно». Она почувствовала, что Мэтью подслушивает, и добавила: «Я скоро уезжаю в Фалмут».
Он взял её за руку и пристально посмотрел на неё в темноте. «Я был несправедлив к тебе, дорогая Кэтрин! Я был вне себя».
Она приложила палец к его губам. «Я не камень, Вэл».
Он покачал головой. «Ты больше никогда мне не поверишь. Должно быть, я был дураком».
Она сказала: «Я отведу тебя в Зеннор. Поэтому я должна тебе доверять».
Он поцеловал ее в губы, и она почувствовала, как напряглась, пока он так же нежно не отстранился.
Мэтью щёлкнул вожжами и смотрел, как дом исчезает во тьме. Что бы сказали в Фалмуте, увидев, как он едет по всем этим прекрасным домам и местам, о которых они даже не слышали?
Он подумал о молодом офицере, которого только что освободил, и слегка расслабился, прежде чем засунуть тяжелую дубинку обратно под подушку.
Адмирал или нет, но если бы он хоть пальцем тронул ее светлость, он бы не проснулся целую неделю!
Затем, тихонько насвистывая сквозь зубы, он снова повернул головы лошадей к реке.
14. Изменение верности
Утром 3 сентября 1812 года тени начали отступать, и впервые за три месяца с момента гибели на квартердеке «Анемоны» капитан Адам Болито осознал, что он выживет.
Недели и месяцы были такими же смутными и пугающими, как сотня кошмаров. Люди, которые были лишь призраками или, возможно, плодом его воображения, словно появлялись и исчезали; острые приступы боли, когда ему приходилось кусать губу, чтобы не закричать; пальцы и зонды в глубине раны, словно огонь, который не могли утихомирить даже лекарства.
В своем мутном сознании он пытался сохранить хоть какие-то записи с того момента, как его доставили на борт большого вражеского фрегата, до прибытия корабля на реку Делавэр и его поездки на карете в Филадельфию.
Помимо французского врача Юнити, он не помнил ни одного посетителя, если не считать огромной тени коммодора Натана Бира.
И ещё один. Незадолго до того, как его спустили на катер, он обнаружил своего первого лейтенанта, Ричарда Хадсона, который ждал, чтобы попрощаться с ним перед высадкой на берег вместе с другими заключёнными.
«Желаю вам всего наилучшего, сэр. Да пошлет Бог ваше выздоровление…» – пробормотал он, запинаясь, а затем пробормотал: «…и ваше освобождение».
Адам подумал, что это было словно слушать двух незнакомцев. Словно он уже умер от раны, но всё ещё цеплялся за мир, не в силах смириться со своим небытием.
Он услышал свой собственный голос, стиснув зубы, чтобы сдержать боль: «Я-приказал-тебе-сразиться-с-кораблём!»
Хадсон хрипло ответил: «Наш корабль погиб, сэр».
Адам почувствовал, как к нему возвращаются силы, и его голос был на удивление ровным. «Мой корабль! Анемона никогда не была твоей! Ты спустил флаг, ты сдал корабль!»
Санитар что-то пробормотал, и вооруженный матрос тронул Хадсона за руку, чтобы увести его.
Адам упал на носилки, обессиленный порывом гнева, его грудь тяжело вздымалась от потери крови и полного отчаяния, пришедшего на смену этому отчаянию.
Хадсон крикнул: «Если мы когда-нибудь снова встретимся…»
Дальше он не зашёл. Адам смотрел в небо, не мигая.
«Бог мне свидетель, я убью тебя, если мы это сделаем, черт бы тебя побрал!»
Почти на исходе сил, он всё ещё осознавал, что американцы постарались обеспечить ему наилучшее лечение. Он случайно услышал разговор двух военных хирургов, обсуждавших его положение, когда он две недели отдыхал в военном госпитале.
«Он очень храбрый, это я могу сказать за него. Немногие смогли бы выжить в его состоянии. У него, должно быть, есть могущественные друзья на Небесах».
Еще один автобус – и в Бостон, где его сразу же доставили в тихий дом на окраине, охраняемый солдатами, но, судя по всему, это была частная резиденция.
Дважды в день к Адаму приходил врач по имени Дерриман, чтобы осмотреть рану и сменить повязки. Поначалу он почти ничего не говорил, но теперь, после всех этих недель, в нём появилось некое сдержанное уважение, один к другому. Нарушить монотонность и пустоту жизни Адама помог и личный слуга – бристольец, попавший в плен на той, другой войне, и решивший остаться на американской службе, получая полное матросское жалованье и надбавки.
Его звали Артур Чиммо, и он сильно хромал, так как ему раздробило ногу, когда на него упал девятифунтовый груз. В тот день он был необычайно…
Взволнован. «Мне нужно тебя побрить пораньше, капитан. К тебе идёт кто-то важный!»
Адам подождал, пока Чиммо взял его за руку и осторожно поставил на край кровати.
Затем он медленно и осторожно перенес вес на ноги, его мышцы напряглись от боли.
Проблема никуда не делась, но если вспомнить, как все было раньше, то улучшение показалось ему чудом.
Чиммо стоял в стороне и наблюдал, как он садится в большое кресло у единственного окна комнаты. Конюшни закрывали дорогу, да и всё остальное тоже. Он пытался представить это в своём воображении: Бостонский залив, Кейп-Код. С тем же успехом это могла быть луна.
Чиммо достал свою старинную миску и бритву. Его, очевидно, выбрали потому, что он был таким же англичанином, как Адам, но ему было приказано не обсуждать вопросы, касающиеся внешнего мира. Доктор рассказал ему о сражении между американским фрегатом « Constitution» и британским « Guerrière»: последний постигла та же участь, что и «Anemone», только он был захвачен и, вероятно, уже ходил под американским флагом. По крайней мере , «Anemone» удалось спасти от этого позора. Не зная как, он был уверен, что об этом позаботился его рулевой Старр.
Ещё одной новостью стало убийство британского премьер-министра Спенсера Персиваля в вестибюле Палаты общин. Чиммо был этим весьма возмущён, словно его сердце всё ещё принадлежало Англии.
Для Адама это значило очень мало. Больше ничего не значило, без его корабля, с одним лишь воспоминанием о Зенории. В Англии уже наверняка знали об Анемоне , и в самые мрачные моменты отчаяния он представлял их всех: Кэтрин, успокаивающая слуг в Фалмуте, лишь бы скрыть свою тревогу за него; его дядя; Джон Олдэй; грозный Тьяк. Он боролся
с другой постоянной мыслью: Валентин Кин. Что он мог сделать? Насколько он подозревал, если вообще подозревал?
«Вот и всё, капитан». Чиммо лучезарно улыбнулся и приподнялся на своём деревянном пне. «Ты снова выглядишь красивым и смелым!»
Он равнодушно взглянул на своё отражение. Чистая рубашка, отглаженный шейный платок и простой синий сюртук без званий и других знаков отличия. Лицо человека, прошедшего через ад. Он знал, что умер бы, если бы не особая забота, которую ему оказали.
Возможно, все закончилось внезапно несколько недель назад, когда чья-то неосторожность чуть не стоила ему жизни.
Он стоял у окна, двигая рукой взад-вперёд, чтобы предотвратить дальнейшее напряжение в правом боку и ране. Был вечер, и он знал, что часовые сменяются, так же как знал, что у них был обычай задерживаться у двери повара, чтобы выпить чашечку чего-нибудь. Он часто думал, что знает их распорядок дня так же хорошо, как они сами.
Но он увидел лошадь возле конюшни. Полностью оснащённую и осёдланную; в ножнах даже висел меч. Это было до смешного легко. Спуститься по узкой лестнице и подняться над местом, пахнущим как продовольственный склад. Лошадь смотрела на него без особого интереса. Это было похоже на смутный сон. Он вспомнил, какие невероятные силы потребовались ему, чтобы подтянуться и забраться в незнакомое седло.
Остальное было словно в тумане. Крики, топот сапог по булыжникам, а он беспомощно сползал на землю в постоянно растущей луже крови из вновь открывшейся раны.
Доктор Дерриман гневно воскликнул: «Ты чертов дурак! Им приказано стрелять в тех, кто достаточно глуп, чтобы попытаться сбежать! Ты бы избавил их от хлопот! Куда, чёрт возьми, ты надеялся попасть, ради всего святого?»
Он тихо ответил: «Море, доктор. Просто море». А затем потерял сознание.
Дверь открылась, и лейтенант крикнул: «Он готов, Чиммо?»
Адам сказал: «Я готов!»
Лейтенант холодно посмотрел на него. «Я рад, что не служу в вашем флоте, сэр!»
Адам кивнул Чиммо и ответил: «Сомневаюсь, что мы бы вас приняли, сэр!»
Он взял выданную ему палку и последовал за лейтенантом по коридору. Он мельком взглянул на маленькую дверь, через которую через несколько минут закончилась его попытка побега. А что, если…?
Чиммо открыл дверь и громко сказал: «Капитан Адам Болито, сэр!»
Это была пустая, но странно красивая комната с высокими окнами, выходившими в сады, которые когда-то, должно быть, были столь же привлекательны. Теперь они были запущены и заросли, поскольку прежних владельцев сменили военные.
За столом сидел бледный человек в темной одежде, сжав пальцы, его глаза были глубоко посажены и неподвижны.
Он сказал: «Я капитан Джозеф Брайс. Садитесь».
Адам сказал: «Я лучше постою». В красивом камине с каминной полкой пылали дрова. Как в Фалмуте. Было странно видеть огонь в сентябре.
Капитан Брайс сказал: «Пожалуйста, садитесь. Вы высказали свою точку зрения. Насколько я понимаю, во время задержания вы высказали несколько точек зрения».
Адам сел и поморщился, когда повязка волочилась по его боку.
«Я подумал, что нам стоит встретиться. Я не новичок в войне. Я служил на « Трентоне» во время Войны за независимость. Как и твой знаменитый дядя. Он вернулся в эти воды, как и я».
Адам ждал. Он чувствовал, что другой мужчина был всего лишь инструментом. Он отвернулся. Как и Анемон, который был инструментом. Но всё было лучше, чем смотреть в стену или в окно.
Брайс продолжил тем же бесстрастным тоном.
Вы проявили мужество и были одним из самых успешных капитанов фрегатов, которых когда-либо знала Англия. И всё же вы сражались на борту « Единства» и, должно быть, знали, что против такого мощного корабля у вас нет шансов. Это было не просто храбро, это было безрассудно. После боя многие из ваших верных и преданных спутников присягнули на верность Соединённым Штатам, но, полагаю, вы и это рассматривали как возможный исход.
«Я сделал то, что считал своим долгом. Ваш корабль « Юнити» был направлен на переоснащение небольшого, но ценного конвоя, находящегося под моей опекой. Выбор капитана не всегда бывает удачным».
Он взглянул в окно. Неужели это была чистая правда? Неужели Хадсон был прав не только в своих словах, но и в своих оценках? Конвой был вне опасности, когда он срубил флаг. « Анемон» нанёс американскому фрегату достаточно повреждений, чтобы предотвратить дальнейшее преследование. Сражаясь против такого превосходящего противника, погибло бы гораздо больше. Имело ли право хоть один капитан принести такую отважную жертву?
Капитан Брайс медленно кивнул. «Я думал, что знаю вас, хотя мы никогда не встречались. Я должен был донести до вас, что вам следует предложить законное и надлежащее командование. Я сообщу своему начальству, что это исключено».
«Я останусь под стражей, вы это имеете в виду?» У него было такое чувство, будто вокруг него сжимается клетка, сжимая его до такой степени, что он едва мог дышать.
«Другого решения нет».
Адам коснулся его бока. Лучше было бы умереть. Даже когда он упал с лошади в жалкой попытке спастись, они могли бы позволить ему умереть.
Вместо этого они хотели заполучить его как ещё одного ренегата или как боевую добычу. Он не смог бы беспрепятственно пройти по этой неизведанной земле; его собственная репутация поставила этому конец.
«В конце концов, твой отец перешёл на другую сторону во время Революции,
Разве не так? Хороший капитан, судя по всему, хотя я его никогда не встречал. В отличие от коммодора Бира.
Адам вспомнил о громадном Натане Бире, который навещал его в Юнити , хотя он не мог точно вспомнить, сколько раз. Странно было осознавать, что дом Бира находится совсем рядом с этим домом, неподалёку от Сейлема.
Брайс с любопытством смотрел на него. «Вы никогда не дадите слово под присягой королевского офицера, что примете условно-досрочное освобождение и не попытаетесь бежать?» Он помолчал. «По вашему лицу я вижу, что нет: ваши глаза говорят то, что вы считаете правдой. Ваш долг – бороться с врагами вашей страны любыми средствами». Он сухо кашлянул.
Адам наблюдал за ним. Больной человек, несмотря на свой авторитет и ум. Ещё одна жертва.
«Итак, я должен выполнить свой долг. Когда вы будете достаточно здоровы, вас переведут и поместят в безопасное место. Там вы останетесь до конца войны. Могу ли я что-нибудь для вас сделать?»
Адам собирался дать гневный отпор, но что-то в голосе мужчины заставило его воздержаться. Брайсу не нравилось ни то, что он делал, ни поручение, которое ему поручили другие.
«Я хотел бы написать несколько писем, капитан Брайс».
«Вы понимаете, что их придется изучить и, при необходимости, подвергнуть цензуре?»
Адам кивнул.
«Может быть, жене или любовнице?»
«Никого нет». Он посмотрел ему прямо в глаза. «Больше нет».
«Хорошо. Передай Чиммо, когда будешь готов». Он встал и протянул руки к огню. Безэмоциональным тоном он объяснил: «Лихорадка. Левант, давным-давно».
Он все еще был у огня, когда лейтенант охраны пришел, чтобы проводить Адама обратно в его комнату.
Истинное осознание ударило его, словно кулаком. Военнопленный .
никто, кого бы вскоре забыли или просто проигнорировали.
Лейтенант сказал: «Теперь не так уж много и нужно говорить, да?» Он отступил в сторону, чтобы Чиммо мог собрать несколько чашек, и добавил: «Ты слишком долго поступал по-своему, так что прими это».
Адам спокойно посмотрел на него и увидел, как тот вздрогнул. «Я прослежу, чтобы кто-нибудь правильно написал ваше имя для могилы, запомните это, сэр!»
Он увидел, как Чиммо смотрит мимо раскрасневшегося лейтенанта, его глаза, словно стеклянные шарики, скользят туда-сюда по единственному в комнате столу.
Дверь захлопнулась, и Адам стоял, прижавшись к ней спиной, пока его сердцебиение не пришло в норму.
Заключённый. Он мог бы с таким же успехом покончить с собой.
Что-то привлекло его внимание. На столе лежала Библия, а листок бумаги служил закладкой. Это была единственная книга в комнате, и он, конечно же, не отметил в ней ни одного места и даже не взял её в руки.
Он оглядел комнату и выглянул в окно на заброшенный конюшенный двор, где он упустил возможность ускакать галопом. Как и спросил доктор Дерриман с гневом и изумлением: « Куда, чёрт возьми, вы надеялись попасть?»
