Текст книги "За свободу моей страны"

Автор книги: Александер Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Он не сопротивлялся, когда Болито заставил его сесть, и попросил дядю тихо повторить то, что он сказал.

Болито слышал собственный голос в запечатанной каюте; он даже закрыл световой люк, чтобы кто-нибудь не услышал. Адам был капитаном, возможно, одним из лучших капитанов фрегатов, которых когда-либо знал флот, но в эти тихие, жалкие, нерешительные минуты он казался тем же темноволосым мальчиком, который прошёл весь путь от Пензанса до Фалмута, движимый лишь надеждой и именем Болито.

Он сказал: «Могу ли я увидеть письмо леди Кэтрин, дядя?»

Болито наблюдал за ним, видел, как его взгляд медленно скользил по письму, строка за строкой, возможно, разделяя её близость, словно она тоже говорила с ним. Затем он сказал: «Это всё моя вина». Подняв взгляд от письма, Болито был потрясён, увидев слёзы, текущие по его лицу. «Но я не мог остановиться. Я так её любил. А теперь её нет».

Болито сказал: «Я тоже был частью этого». Слова Кэтрин словно звучали в его голове. Метка Сатаны. Было ли, могло ли быть хоть какое-то обоснование в старых корнуольских верованиях и суевериях?

После этого они большую часть времени сидели молча, пока наконец Адам не собрался уходить.

«Я скорблю по контр-адмиралу Кину. Его потеря тем более трагична, что…» Он не стал договаривать остальное.

Он взял шляпу и поправил форму. Когда он вернётся на корабль, они будут видеть в нём только своего капитана. Так и должно быть.

Но когда Болито наблюдал, как он спускается в лодку под перекличку, он видел только мичмана.

Он встрепенулся, услышав сверху голоса.

«Палуба там! Видно , что по левому борту есть что-то особенное!»

Как вчера, и все предыдущие. Он представил себе этот лихой 38-пушечный фрегат, а также его капитана, Пола Дампира, молодого, возможно, слишком своевольного и очень амбициозного. Совсем как Питер Доус, сын адмирала, который теперь командовал «Валькирией» из Галифакса.

«Палуба там! Жнец виден по правому борту!» Фрегат поменьше

из 26 орудий. Её капитан Джеймс Гамильтон был стар для своего звания и служил в достопочтенной Ост-Индской компании, пока не вернулся на флот по собственному желанию.

А с наветренной стороны стоял маленький бриг « Марвел». Готовый преследовать всё подозрительное, обыскивать бухты и заливы, где её более крупные спутники могли потерять киль; бегать по поручениям, практически куда угодно. Болито часто видел, как Тьяке наблюдал за ней, когда она была рядом. Всё ещё помнит. «Марвел» был очень похож на своего Ларна.

Он увидел Олдэя у подножия трапа на шканцы. Тот склонил голову набок и не обращал внимания на то, как матросы суетливо ринулись снова заправлять реи, несомненно, подгоняемые запахом завтрака.

Болито резко спросил: «Что случилось?»

Олдэй бесстрастно посмотрел на него. «Не уверен, сэр».

«Палуба там! Паруса видны на северо-востоке!»

Тьяк огляделся, пока не нашёл мичмана Блайта. «Поднимись наверх, мой мальчик, и выпей стаканчик!»

В его голосе слышалась резкость, и Болито увидел, как он пристально смотрит на горизонт, уже блестящий и обжигающий.

«Приготовьтесь поднять паруса, мистер Скарлетт!»

Блайт добрался до мачтовых балок. «Плывите на северо-восток, сэр!» Легчайшая пауза. «Шхуна, сэр!»

Скарлетт заметила: «Ну, она же не убегает».

Пока «Indomitable» и два других фрегата лежали в дрейфе, а бриг «Marvel» поднимал паруса, чтобы преградить путь незнакомке, если она окажется враждебной, все доступные подзорные трубы были направлены, несмотря на сильную, постоянную зыбь.

Мичман Клю, надменный помощник Блайта, крикнул своим писклявым голосом: «Она Рейнард, сэр!»

Скарлетт сказала: «Курьер. Интересно, чего она хочет?»

Никто не ответил.

Эллдей молча поднялся по лестнице и встал рядом с Болито.

«У меня такое чувство, сэр. Что-то не так».

Прошёл почти час, прежде чем шхуна подошла достаточно близко, чтобы спустить шлюпку. Её капитана, лейтенанта Талли с безумным взглядом, проводили в каюту, где Болито делал вид, что наслаждается кофе Оззарда.

«Ну, мистер Талли, что вы мне принесли?»

Он наблюдал, как Эвери открыл сумку, а затем вытащил запечатанный и утяжеленный конверт.

Но молодой капитан шхуны воскликнул: «Это война, сэр! Американцы уже на канадской границе…»

Болито взял депеши из рук Эвери. «Где их корабли?» Одно письмо было от капитана Доуса с «Валькирии». Он вывел свои корабли в море, как и было условлено, и будет ждать новых распоряжений, как и было запланировано, хотя казалось, что это было так давно.

Он повторил: «Но где их корабли?»

Доус написал в постскриптуме: « Эскадра коммодора Бира покинула Сэнди-Хук во время шторма».

Он почти слышал эти слова. Абсолютная ответственность. Но он ничего не чувствовал. Это было то, чего он ожидал. Возможно, надеялся. Покончить с этим раз и навсегда.

Тьяке, который молча ждал, вдруг спросил: «Какова дата происхождения, сэр?»

Эвери ответил: «Десять дней назад, сэр».

Болито встал, ощущая тишину на корабле, несмотря на интенсивное движение. Десять дней они вели войну, сами того не подозревая.

Он обернулся. «Следующий конвой с Ямайки?»

Тьяке сказал: «Уплыли. Они тоже не знают».

Болито уставился на стул у кормовой скамьи. Где Адам сидел с письмом Кэтрин. Где его сердце разбилось.

Он спросил: «Какой эскорт?» Он увидел лицо Тьяке. Он тоже знал, что это произойдёт. Но как такое возможно?

Эйвери сказал: «Анемона, сэр. Если бы они не ожидали…»

Болито резко перебил его. «Передайте сигнал Зесту и Жнецу, – повторил Марвел. – Приближайтесь к флагману и оставайтесь с нами». Он смотрел прямо на Тайка, не обращая внимания на остальных. «Мы проложим курс к проливу Мона». Он так ясно помнил этот спорный пролив к западу от Пуэрто-Рико, где он и многие другие, ныне потерянные, сражались в битвах, теперь забытых большинством людей.

Это был очевидный маршрут для любого ямайского конвоя. Тяжело груженые торговые суда не имели бы никаких шансов против таких кораблей, как USS Unity, или людей вроде Натана Бира.

Если только эскорт не раскусил обман и не встал на защиту конвоя от превосходящих сил противника, как это случилось с «Бономом Ричардом» Джона Пола Джонса в другой войне против того же врага.

Это было вполне возможно. Конвой был спасён. Серафис был вынужден сдаться.

Он посмотрел на Тьяке, но в сердце своем увидел только Адама.

«Столько парусов, сколько она сможет нести, Джеймс. Думаю, мы крайне необходимы».

Но в ответ раздался голос, насмехающийся над ним.

Слишком поздно. Слишком поздно.

Ричард Хадсон, первый лейтенант 38-пушечного фрегата «Анемон», прошёл на корму, на квартердек, как раз когда на баке прозвучало восемь склянок. Он коснулся лба в знак уважения к второму лейтенанту, которого собирался сменить. Как и другие офицеры, он был одет только в рубашку и бриджи, без шляпы, и даже самая лёгкая одежда облегала его тело, словно вторая кожа.

«Дневная вахта на корме, сэр».

Слова были официальными и неподвластными времени, как обычай военно-морского флота от Индийского океана до Арктики, если так приказано.

Другой молодой лейтенант, того же возраста, что и он сам, ответил с такой же точностью: «Курс остается на юго-восток через юг,

ветер изменил направление примерно на северо-западное».

Вокруг и ниже них занимали свои посты гардемарины и вахтенные, пока другие заполняли свое время склеиванием и сшиванием, бесконечными задачами по поддержанию боеспособности корабля.

Хадсон снял со стойки телескоп и поморщился, поднося его к глазу. Он был горячим, как орудийный ствол. Несколько мгновений он водил телескопом по плывущей мареву жары и тёмно-синей воде, пока не нашёл мерцающие пирамиды парусов – три больших торговых судна, которые « Анемон» сопровождал из Порт-Рояла и собирался продолжать сопровождать, пока они не достигнут Бермудских островов, где должны были присоединиться к более крупному конвою для пересечения Атлантики.

Даже мысль об Англии заставила Хадсона облизнуться. Лето, да, но, возможно, и дождь. Прохладный ветерок, мокрая трава под ногами. Но этому не суждено было сбыться. Он понял, что второй лейтенант, несший утреннюю вахту, всё ещё рядом. Ему хотелось поговорить здесь, наверху, где его не могли услышать. Это заставило Хадсона почувствовать себя одновременно виноватым и предателем. Он был первым лейтенантом, ответственным только перед капитаном за управление и организацию корабля и его команды.

Как всё могло так сильно измениться меньше чем за год? Когда его дядя, отставной вице-адмирал, через друга в Адмиралтействе добился для него назначения на «Анемон» , он был вне себя от радости. Как и большинство амбициозных молодых офицеров, он мечтал о фрегате, и стать заместителем командира такого знаменитого капитана было для него словно осуществлением мечты.

Капитан Адам Болито был именно таким, каким должен быть командир фрегата: лихим и безрассудным, но не тем, кто рискует жизнью ради собственной выгоды или славы. Тот факт, что дядя Болито, командовавший их важной маленькой эскадрой, был так же знаменит и любим на флоте, как и скандален в обществе на берегу, придавал назначению дополнительный шарм. Или придавал, пока Адам Болито не вернулся в Анемон после вызова на флагманский корабль.

Корабль в Английской гавани. Он всегда был трудолюбивым и ожидал, что другие последуют его примеру: он часто выполнял работу, обычно выполняемую простыми моряками, лишь для того, чтобы доказать сухопутным жителям и другим, кого притесняли против их воли, что он не требует от них невозможного.

Теперь он доводил себя до предела и даже превышал его. Месяц за месяцем они патрулировали как можно ближе к материковой части Америки, если только рядом не было других кораблей. Они останавливали и обыскивали суда всех флагов, забирали множество дезертиров и несколько раз открывали огонь по нейтральным судам, не выказавшим желания лечь в дрейф для досмотра. Четверть всего экипажа «Анемонов» даже сейчас находилась на захваченных призах и направлялась либо на Антигуа, либо на Бермуды.

Хадсон подумал, что даже это не доставляло капитану никакого удовлетворения. Он избегал общества своих офицеров и выходил на палубу только тогда, когда это требовалось для управления кораблём, или в ненастье, которое в последние месяцы случалось не раз. Промокнув до нитки, с прилипшими к лицу чёрными волосами, он больше походил на пирата, чем на королевского офицера, и не двигался с места, пока его корабль не оказался вне опасности.

Но теперь он был резок, нетерпелив и представлял собой совершенно другого человека, чем тот, которого Хадсон впервые встретил в Плимуте.

Вайкери, младший лейтенант, сказал: «Я буду рад, когда этот конвой вырвется из наших рук. Медленно ходят, медленно даже сотрудничают – иногда мне кажется, что этим проклятым капитанам бакалейных лавок доставляет удовольствие игнорировать сигналы!» Хадсон наблюдал, как рыба выпрыгивает и падает в бурлящую воду. Он ловил себя на том, что даже в самых обыденных фразах видит некий тайный смысл.

Капитан Болито никогда не был жесток в наказаниях; в противном случае, отправляясь в плавание только с пожилым бригом « Вудпекер» , он вполне мог ожидать серьёзных неприятностей. Хадсон сам допросил некоторых из пойманных дезертиров, и многие из них утверждали, что бежали только из-за несправедливого, а в некоторых случаях и ужасного, обращения.

Порки даже за незначительные проступки. Теперь, вернувшись на британские корабли, но в той же войне, обращение с ними будет оцениваться по их поведению.

Хадсон взглянул на людей, работавших на палубе. Некоторые из них пытались укрыться в тени зарифленных марселей, а некоторые наблюдали за морским часовым с примкнутым штыком, потеющим на страже у бочки с пресной водой.

Если бы только они могли избавиться от торговых судов и их мучительно медленного продвижения. День за днём, казалось, менялся только ветер, да и тот почти не двигался.

Хадсон сказал: «Ты считаешь, что все это пустая трата времени, Филипп?»

«Да, на самом деле, я так считаю. Это работа для чернорабочих. Пусть сами о себе заботятся, говорю я! Они достаточно быстры, чтобы завизжать и обращаться к вышестоящему начальству, если мы заберём несколько их лучших моряков, чтобы заполнить пробелы, но они блеют ещё громче, когда сами оказываются в опасности!»

Хадсон вспомнил стих, который когда-то где-то слышал. «Бога и флот мы почитаем, когда опасность угрожает, но не раньше!» Очевидно, ничего не изменилось.

«Анемон» гнали из последних сил. Качественный ремонт был неизбежен. Он старался не слишком надеяться. Один из кораблей, ожидавших прибытия на Бермуды, пробыл здесь меньше времени, чем «Анемон», и собирался вернуться домой в качестве дополнительного эскорта. Домой. Он чуть не стиснул зубы. Затем он снова поднял подзорную трубу и осторожно направил её к далёким парусам. Дальше по ветру бриг « Вятел» возвышался над густой маревом, словно пара перьев, такой белый на фоне безжалостного неба.

Он сказал: «Почему бы вам не спуститься в кают-компанию? Там будет немного прохладнее». Он опустил стекло и подождал. Вот оно.

Викэри сказал: «Мы всегда хорошо ладили. Я не могу ни с кем разговаривать. Ты же знаешь, как всё запутывается».

« Вы имеете в виду искаженное?» Вайкери было 24 года, он был уроженцем Сассекса, светловолосым и голубоглазым, с, как подумал Хадсон, « настоящим английским» лицом, как сказала бы его мать. Он с нежной улыбкой ответил: «Вы же знаете, я не могу обсуждать этот вопрос». Даже это казалось проявлением нелояльности.

«Я ценю это», – Вайкери поправил свою испачканную рубашку. «Я просто хочу знать, почему. Что случилось, что он изменился? Мы ведь этого заслуживаем, правда?»

Хадсон подумывал отправить его вниз, отдав прямой приказ. Вместо этого он сказал: «Возможно, что-то очень личное. Не смерть, иначе мы бы об этом узнали. Его будущее обеспечено, если он сможет выжить, и я имею в виду не только на передовой».

Вайкери кивнул, возможно, довольный тем, что их дружба вне опасности. «Я слышал несколько историй о дуэли где-то. Все знают, что она продолжается, несмотря на закон».

Хадсон вспомнил дядю капитана, каким он был, когда поднялся на борт, чтобы встретиться с офицерами. Адам был так похож на него, точь-в-точь как Болито, должно быть, был в том же возрасте. Герой, человек, за которым следовали в бой с какой-то страстью, как когда-то следовали за Нельсоном. И всё же, в отличие от многих высокопоставленных и успешных офицеров– героев, Хадсон чувствовал, что сэр Ричард Болито был человеком без зазнайства и тем, кто искренне заботился о людях, которых он вдохновлял. Это было больше, чем харизма, как он слышал. Когда адмирал смотрел на тебя, на тебя как на личность, ты чувствовал, как она бежит по твоей крови. И ты сразу понимал, что последуешь за ним куда угодно.

Он вдруг почувствовал тревогу. Адам Болито когда-то был таким же.

Он увидел капрала и боцмана, стоявших у наветренного борта, и ряд длинных восемнадцатифунтовых пушек, и это зрелище вывело его из раздумий. Наказание должно было состояться в два склянки, когда вахта внизу закончится.

Их трапеза. Он чувствовал запах рома в горячем ветру, которого едва хватало, чтобы наполнить паруса.

Наказание обычно проводили утром, давая всем время прийти в себя и смыть воспоминания ромом. Но по какой-то причине капитан сегодня приказал провести дополнительную стрельбу и даже сам вышел на палубу, чтобы засечь время, словно не доверяя своим офицерам, которые должны были подчеркнуть важность командной работы.

Если бы они шли на свободе, натянув все паруса и управляя « Анемоном» до тех пор, пока каждая стропа такелажа не натянулась бы до предела, это было бы просто очередным наказанием. Два десятка ударов плетью: для этого человека это могло бы быть гораздо больше. Это был бы не первый раз, когда он получил полосатую рубашку у трапа. Он был крутым парнем, адвокатом нижней палубы, прирождённым смутьяном. Капитан Болито мог бы присудить вдвое больше.

Но это было другое дело. Двигаясь так медленно, не видя ничего, кроме далекого конвоя и брига, это могло быть подобно искре в пороховой бочке. Ближайшим островом был Санто-Доминго, в нескольких сотнях миль к северу: из-за встречного ветра подойти ближе было невозможно. Но ещё через два дня они достигнут пролива Мона, где потребуется много смен галса, что займёт весь экипаж на несколько дней, пока они не выйдут в Атлантику.

Хадсон обернулся, увидев тень, скользнувшую по палубе. Это был капитан.

Адам Болито бесстрастно смотрел на них. «Нечем заняться, кроме как сплетничать, мистер Викэри?» Он посмотрел на первого лейтенанта. «Мне казалось, вы могли бы найти что-нибудь не слишком утомительное для офицера, если у него нет аппетита на обед?»

Хадсон сказал: «В последнее время у нас не было времени поговорить, сэр».

Пока тот шел к компасу, он внимательно следил за капитаном, а затем взглянул на вяло хлопающий вымпел на мачте.

Рулевой хрипло крикнул: «Юго-восток-юг, сэр, ровно идет!»

Хадсон заметил тёмные тени под глазами капитана и беспокойное движение рук. Как и все остальные, он был одет повседневно, но, что было необычно, носил с собой короткую боевую саблю. Боцманская команда готовилась установить решётку, и Хадсон увидел, как в трапе появился хирург Каннингем. Поняв, что капитан на палубе, он спустился по трапу, не взглянув на него.

Но капитан его видел. Он сказал: «Врач выразил мне протест по поводу приведения приговора в исполнение. Вы знали об этом?»

Хадсон ответил: «Я этого не делал, сэр».

Он утверждает, что у моряка, о котором идёт речь, Болдуина, чьё имя неоднократно фигурировало в книге наказаний – и, подозреваю, не только в «Анемонах», – какое-то внутреннее заболевание, вызванное переизбытком рома и других, более вредных зелий. Что вы скажете, мистер Хадсон?

«Он часто попадает в неприятности, сэр».

Адам Болито резко заявил: «Он мерзавец. Я не потерплю неподчинения на своём корабле».

Хадсон всегда прекрасно понимал, как капитан любил этот корабль. Такая личная привязанность казалась лишь одним из аспектов легенды о Болито. Но теперь он, кажется, понял, почему тот так сильно к нему относился. Его любимый «Анемон» был всем, что у него было.

Другой лейтенант воспользовался возможностью спуститься. Жаль, подумал Хадсон; останься он там, он бы сам всё увидел. Или увидел бы?

Боцман пробрался на корму и крикнул: «Готовы, сэр!»

Адам сказал: «Очень хорошо, мистер МакКри, поднимите пленника и очистите нижнюю палубу».

Словно по секретному сигналу, королевские морские пехотинцы выстроились на шканцы, их штыки и снаряжение сверкали, словно в казармах, а лица были такими же алыми, как и их мундиры.

Джордж Старр, рулевой капитана, принес старый морской китель и шляпу, чтобы придать себе видимость власти.

«Всем на борт! Всем на борт! Ложитесь на корму, чтобы увидеть наказание!»

Матрос по имени Болдуин шёл на корму, а по обе стороны от него – капрал и старший матрос. Этот рослый, суровый мужчина, он правил своим бараком, словно тиран.

Как только с него сняли клетчатую рубашку, боцман и ещё один матрос схватили его за руки и подтянули к решётке за запястья и колени. Даже с квартердека были видны все старые шрамы на его крепкой спине.

Адам снял шляпу и достал зачитанный экземпляр «Статьев военного устава». Он знал о пристальном взгляде Хадсона, так же как и ощутил острое негодование Вайкери. Со временем оба стали бы хорошими офицерами. Он чувствовал, как в них закипает гнев. Но они не командовали.

Он увидел, как хирург занимает его место, и вспомнил его мольбы за подсудимого. Каннингем был нытиком и лицемером. Он не перешёл дорогу, чтобы помочь ребёнку, которого сбила несущаяся лошадь.

Краем глаза он увидел, как боцман вытащил из красного сукна печально известную кошку-девятихвостку.

Адам ненавидел использовать кошку, как и его дядя. Но если, как и в случае с шеренгой потных морпехов, это единственное, что отделяло неповиновение от порядка, то так тому и быть.

Он сунул руку в карман и сжал костяшки пальцев, пока боль не помогла ему успокоиться.

Он чувствовал, как его рулевой Старр наблюдает за ним. Встревоженный и обеспокоенный, как и все эти месяцы. Хороший человек. Не очередной Олдэй: но такого существа не было.

Он осторожно разжал пальцы, проверяя момент, когда почувствовал её перчатку в кармане. Сколько раз он вынимал её и смотрел на неё, вспоминая её глаза, когда протягивал ей перчатку. Как они вместе гуляли в портовом адмирале…

сад: ощущая ее присутствие, как прекрасный полевой цветок.

Что я могу сделать? Почему ты меня бросил?

Он вздрогнул и понял, что начал читать соответствующую статью. Голос его был ровным и спокойным. Спокойствие? Я себя гублю.

Он услышал свой голос: «Продолжайте, мистер МакКри. Две дюжины!»

Барабаны громко загрохотали, и мускулистая рука боцмана откинулась назад. Казалось, плеть висела там целую вечность, пока с треском не опустилась на голую спину пленника. Мак-Кри был сильным мужчиной и, хотя и светловолосым, вероятно, получал удовольствие от этой работы.

Он видел, как красные линии рассыпались кровавыми каплями. Но он не чувствовал отвращения, и одно это его пугало.

"Палуба там!"

Этот зов словно обратил их всех в камень. Плеть, свисающая с вытянутого кулака боцмана, барабанные палочки, внезапно замершие в тяжёлом воздухе. Сам арестант, прижавшийся лицом к решётке, с тяжело вздымающейся грудью, жадно дыша, словно утопающий.

Хадсон поднял свой рупор. «Что случилось, приятель?»

«Парус по левому борту!» Он замялся. Там, вероятно, было так же невыносимо жарко. «Два паруса, сэр!»

Хадсон знал, что все взгляды, кроме заключённого, обращены к небольшой группе офицеров на квартердеке. Но, взглянув на капитана, он с изумлением увидел выражение лица Адама, полное отсутствие удивления. Как будто вопрос, беспокоивший его, внезапно прояснился.

«Что вы думаете, сэр?»

«Ну, кто бы они ни были, они точно не наши. Это мы знаем», – он думал вслух, словно рядом никого не было. «Они, должно быть, использовали Наветренный проход, к западу от Порт-о-Пренса. Так они получили бы тот ветер, который ускользает от нас».

Хадсон кивнул, но не понял.

Адам посмотрел на возвышающиеся мачты, на колышущуюся парусину.

«Я поднимусь наверх».

Мужчина у решётки попытался повернуть голову: «А как же я, ублюдок?»

Адам протянул Старру шляпу и пальто и рявкнул: «Потерпи , приятель. А мистеру МакКри – ещё дюжину за его проклятую дерзость!»

Он добрался до перекладины, удивляясь, что даже не запыхался. Он поприветствовал впередсмотрящего, одного из лучших в эскадрилье, человека, который выглядел вдвое старше своего возраста.

«Ну, Томас, что ты о них думаешь?»

«Мужчины, зур. В этом нет сомнений!»

Адам снял телескоп, чувствуя, как трясутся мачта и реи, как хлопают и шлепают паруса, ощущая мощь корабля под собой. Ему пришлось подождать ещё несколько секунд. Даже знакомый корнуолльский акцент вперёдсмотрящего застал его врасплох, словно в ловушке.

Затем он выровнял телескоп, как он делал это много раз в своей «Анемоне».

Меньшее из двух судов в дымке могло быть чем угодно. Шлюп или бриг – определить было невозможно. Но насчёт другого судна таких сомнений не было.

Это могло бы быть вчера: просторная каюта USS Unity и его разговор с ее капитаном Натаном Биром, который знал его отца во время Американской революции.

«Янки», – коротко сказал он.

"Я так и думал, цур."

«Молодец, Томас. Я прослежу, чтобы ты получил за это дополнительный глоток».

Мужчина недоумённо посмотрел на него. «Но мы же с ними не воюем, правда?»

Адам, улыбаясь, спустился вниз, словно опытный марсовой.

Он встретился с Хадсоном и остальными и увидел в их глазах вопросы, хотя никто не произнес ни слова.

Он решительно сказал: «Один из них – большой американский фрегат «Юнити», 44 орудия, насколько я знаю, а теперь, возможно, и больше». Он взглянул на ближайшие орудия. «Юнити » нёс двадцатичетырёхфунтовые. Он вспомнил, как американец упоминал о них. Гордость или угроза? Вероятно, и то, и другое.

Он взглянул на небо. Два часа до того, как они доберутся до Анемоны. Ещё семь часов, прежде чем конвой сможет скрыться в темноте.

Хадсон осторожно спросил: «Каковы их намерения, сэр?»

Адам вспомнил великолепное зрелище, которое являла собой «Юнити» , когда она развернулась, чтобы идти ближе к ветру, а другое судно отреагировало на яркий подъем сигнальных флагов.

В таком манёвре не было необходимости. Капитан мог продолжать следовать прежним курсом, не обращая внимания ни на конвой, ни на эскорт. Вместо этого он взял курс на ветер и будет держать его до тех пор, пока не будет готов.

«Думаю, они собираются напасть, Дик. Я в этом даже уверен».

Использование его имени удивило Хадсона почти так же, как и простое принятие чего-то немыслимого.

«Вы знаете этот корабль, сэр?»

«Я был на борту и встречался с её капитаном. Впечатляющий человек. Но знаете ли вы её? Это уже другой вопрос».

Адам смотрел вдоль палубы, поверх массы безмолвных фигур, на клювообразную голову, идеальное плечо и позолоченные волосы носовой фигуры. Дочь Ветра.

Он сказал почти про себя: «Мы – одна компания, Дик. Некоторые хорошие, некоторые плохие. Но время от времени мы должны забывать о наших различиях. Мы становимся инструментом, который можно использовать правильно или неправильно, по назначению».

«Понятно, сэр».

Он коснулся руки Хадсона, как много раз видел, как это делал его дядя.

«Я хочу, чтобы вы подали сигнал командиру Имсу из

Дятел, повторял он нашим толстым подопечным. Поднять паруса. Рассеять конвой. Он колебался всего несколько секунд. А вдруг я ошибаюсь? Но его убеждённость в обратном была ещё более убедительной. «Тогда пусть противник будет виден на северо-западе».

Он услышал крики, когда мичман, отвечавший за сигнализацию, и его команда побежали к фалам, а Хадсон повторял за ними инструкции. Он увидел, как лейтенант Викэри пристально смотрит на него, его лицо внезапно побледнело под загорелой кожей.

Он тихо спросил: «Сможем ли мы до них достучаться, сэр?»

Адам повернулся и посмотрел на него и сквозь него. «Сегодня мы – инструмент, мистер Викэри. Мы боремся, чтобы выжили другие».

Хадсон взглянул на развевающиеся флаги. «Приказы, сэр?»

Адам пытался разобраться в своих самых сокровенных чувствах. Но их не было. Означало ли это, что завтра не наступит?

«Приказы? Продолжайте наказывать». Он улыбнулся и вдруг стал совсем юным. «А потом можете бить в четвертинки. Остальное вы знаете».

Он отвернулся, и тут снова зазвучали барабаны, и застывшие изображения ожили.

Когда плеть ударила, раздался голос: «Дятлы распознаны, сэр!»

Адам наблюдал за наказанием без эмоций. Они были преданы суду. Я их совершил.

Инструмент.

11. Каков отец, таков и сын

Адам Болито вернулся на своё место у палубного ограждения и оглядел весь свой экипаж. Палуба вокруг каждого восемнадцатифунтового орудия была отшлифована, чтобы орудийные расчёты не поскользнулись и не упали в пылу боя. Точно так же, пропитанный песком

кровь хлынула бы, если бы вражеское железо обрушилось на корабль.

Лейтенант Хадсон прошёл на корму и прикоснулся к шляпе. «Корабль готов к бою, сэр». Его лицо было полно вопросов.

Адам сказал: «Молодец, мистер Хадсон. Девять минут. Они показывают прогресс».

Он посмотрел на ясное небо и почувствовал, как сердце его забилось быстрее, когда мачтовый шкентель затрепетал на ветру. На этот раз он не упал безвольно обратно на мачту. Ветер усиливался. Совсем немного, но если он продержится… Он отбросил все «если» и «но» из головы.

Вместо этого он сказал: «Вы, вероятно, спрашиваете, почему я не приказал раскинуть сети». Каким же открытым и уязвимым выглядел корабль без них. Сети обычно готовили, когда корабль готовился к бою, главным образом для защиты орудийных расчётов от падающих обломков, а также для соединения со свободно развешенными абордажными сетями, чтобы заманивать в ловушку нападающих противника, пока их не отгонят пиками и мушкетным огнём. Любой признак того или иного предупреждал американцев о готовности к бою.

Аналогичным образом он приказал Хадсону не допускать морских пехотинцев в боевые части, где их яркая форма будет кричать о той же готовности к действию.

Хадсон выслушал его краткое объяснение, не зная, надеяться ему или не верить.

Адам сказал: « У «Юнити» всё морское пространство мира. Как и мы, она рассчитывает на внезапность. Полагаю, она будет держаться по ветру и попытается парализовать нас с дальней дистанции. Затем она попытается взять нас на абордаж».

Хадсон промолчал. Он понимал дилемму, перед которой оказался капитан. Если бы американцев пустили на борт, людей было бы недостаточно, чтобы отбиваться от них – слишком много людей ушло на недавно захваченные «Анемоны» . Однако, если бы капитан проявил свои способности слишком рано, мощный бортовой залп «Юнити» мог бы снести им мачты, даже если бы корабль оставался в безопасности, вне зоны прицельного огня «Анемоны».

Адам поднял телескоп и изучил другой корабль.

Полная концентрация. Она поставила больше парусов и оставила своего маленького спутника за кормой. Коммодор Бир пока не мог видеть конвой и не знал, что ему приказано рассредоточиться, и чёрт с ним, с последними.

Он сказал: «Полный бортовой залп. Двойной залп для пущего эффекта. Сами сходите к командирам орудий, хотя большинству из них не нужно будет ничего говорить».

Он взглянул на лейтенанта Вайкари у фок-мачты. Как и третий лейтенант Джордж Джеффрис, он почти не видел настоящего боя в ближнем бою. Он подумал об орудиях « Юнити ». Скоро они всё узнают.

Он почувствовал рядом Старра и раскинул руки, чтобы принять мундир с золотыми эполетами. Он был так горд, когда его назначили, и знал, как обрадуется Болито.

Это была судьба. Золотистая ржанка напоролась на африканский риф, и вся надежда на его дядю и Кэтрин была потеряна. Он с трудом сглотнул. Сообщалось, что Валентайн Кин тоже погибла в том кораблекрушении.

Как же его мучила та ночь, когда всё это случилось. Зенория пришла к нему, чтобы разделить их горе, и в этом общем горе они обнаружили любовь, которую скрывали друг от друга и от всего мира.

Он коснулся своих штанов и почувствовал её перчатку на своей ноге. Он видел её глаза, которые она смотрела ему в глаза, когда он подошел к окну кареты в Плимуте.

«Все ружья заряжены, сэр!»

Он отбросил воспоминания: теперь они уже не могли ему помочь.

«Не выставляйте руки напоказ. Достаточно нескольких зевак, глазеющих на трап по левому борту. Вполне естественно, правда? Не каждый день видишь настоящий символ свободы!»

Джозеф Пинео, старый капитан, подтолкнул одного из трех рулевых, но никто больше не пошевелился и не произнес ни слова.

Адам вытащил часы и открыл застежку.