Текст книги "Пробуждение Посейдона (СИ)"

Автор книги: Аластер Рейнольдс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 49 страниц)

– Никто ничего из этого не оспаривает, – сказала Гома. – Мы все собрались здесь из-за стремления к более глубокому пониманию. Но бросаться в это так же плохо, как прятать голову в песок. Мы едва начали составлять карту этой системы, не говоря уже о том, чтобы совать нос в ее глубочайшие секреты.

– Говори за себя, – сказала Дакота. – Некоторые из нас живут здесь веками.

– Я тоже, – сказала Юнис, – и я все еще склонна быть осторожной. Мы легко могли бы провести здесь еще столетие, собирая информацию, прежде чем предпринять попытку близкого исследования Посейдона.

– И по прошествии стольких лет больше не быть уверенным в успехе, – сказала тантор.

Юнис наклонилась вперед. – Похоже, ты очень уверена в своей позиции, Дакота. Я довольна. Уверенность является показателем интеллекта – она показывает, что ты обладаешь достаточным самосознанием, чтобы моделировать параметры своего окружения. Но это также и опасность. Мы слишком многого не знаем о том, что нас окружает. – Ее глаза сузились, став острыми, как у инквизитора. – Вариации второй Мандалы – ты их изучала?

– Вряд ли я могла не знать о них, Юнис.

– Тогда твоя интерпретация?

– Перемены ускорились с приходом "Занзибара". Помимо этого, у нас нет оснований для дальнейших предположений.

– Я знаю, – сказала Юнис.

– Любой мог бы сделать такое заявление, – ответила Дакота.

Кану кивнул. – Тебе придется сообщить нам нечто большее, Юнис.

– Я так и сделаю. То, как меня оставили на Орисоне, очень затрудняло мне проведение долгосрочных исследований чего бы то ни было, не говоря уже о Мандале на Паладине. Но корабль Гомы – "Травертин" – обладает сенсорными возможностями, которых мне не хватало. Они отслеживали вариации Мандалы с момента своего прибытия. Точное значение отдельных состояний нам пока не ясно, но, по крайней мере, мы понимаем временные рамки изменений. Мандала – это глаз, устремленный в небеса. Время от времени его взгляд случайно натыкается на другую звезду.

– Мандала находится на фиксированной широте, – сказала Дакота, – и угловой наклон Паладина меняется только в масштабах десятков тысяч лет. В лучшем случае этот глаз может прочесать только узкую дорожку.

– В какой-то степени это правда. Но изменения состояния, по-видимому, связаны с изменением направления взгляда глаза. Это похоже на радиотелескоп, встроенный в чашу долины. Вы не можете перемещать основное зеркало, но вы можете регулировать направление антенны. Мы думаем, что именно так работает Мандала. Она может охватывать более широкую полосу неба, направлять свой взгляд на объекты, которые находятся за пределами ее прямой видимости.

– Это предположение, – сказала Дакота.

– Я попросила двух технических экспертов "Травертина" внимательно изучить время изменения состояния и соответствующую им угловую проекцию на небо. В пределах фиксированной погрешности в фокусе всегда находится другая звезда в целом сходного спектрального типа с Глизе 163, находящаяся на расстоянии нескольких сотен световых лет.

– И что это доказывает? – спросила Нисса. – Присмотрись хорошенько, и ты найдешь любой расклад, какой захочешь. Это все равно что проводить линии между пирамидами.

– Но статистические шансы на то, что эти совпадения неслучайны, на самом деле, по мнению наших экспертов, довольно высоки – примерно двадцать тысяч к одному, если я правильно понимаю анализ. Сказать тебе, что, по-моему, происходит? – Но она быстро взглянула на Гому. – Что мы думаем?

– Мы вполне можем это услышать, раз уж ты здесь, – сказал Кану.

– Мандала на Паладине взаимодействует с другими Мандалами в других солнечных системах. Он посылает им сигналы пробуждения – приказывает начать перезагрузку.

– Перезагрузка, – сказала Нисса. – Я не знаю этого термина.

– Старая космическая терминология. Это значит надеть ботинки – начать готовиться к работе.

– Понятно, – сказала она, с сомнением кивая. – И что именно это такое – перезагрузка?

– Это машина, – сказала Гома. – Машина диаметром в сотни, может быть, тысячи световых лет. Она была мертва, бездействовала дольше, чем мы можем себе представить, по крайней мере, тысячи, миллионы лет. Но моя мать перезапустила ее. Крусибл был периферийным ответвлением сети Мандал – отдаленной системой, тупиком. Мандала Ндеге послала свой сигнал пробуждения этому устройству и перенесла "Занзибар" сюда во время того же события, вероятно, потому, что "Занзибар" просто случайно оказался вовлечен в первоначальный процесс реактивации. Но эта система не является тупиковой. Это узел, концентратор в какой-то более широкой сети. Могут быть и другие, но это, должно быть, самое близкое к нашей части галактики. Это то, к чему все это время тянулись Хранители. Они знают, что это важно – они просто не могут продвинуть свои знания дальше этого.

– Машине не потребовалось бы так много времени, чтобы запуститься, – сказал Кану.

– Это возможно, если его основные компоненты по-прежнему ограничены по освещенности, – ответила Юнис. – В зависимости от того, насколько удалены самые дальние участки сети, могут потребоваться десятки тысяч лет, прежде чем все это снова подключится к сети. Сигналы, шепчущие в пустоте – инструкции по запуску, исправление ошибок, отчеты о состоянии. Процесс, более длительный, чем период зафиксированной истории. Но именно это и происходит. И в местном масштабе он, возможно, уже частично функционирует.

– Работоспособно, – сказал Кану, почти смеясь. – Как будто это то, что мы могли бы использовать?

– Почему бы и нет? – спросила Юнис. – Восставшие здесь из-за этого. Вместо того чтобы врываться к Посейдону, нам следует консолидировать наши усилия, пытаясь понять, как безопасно использовать сеть Мандалы. Мы знаем от выживших, что перемещение на "Занзибаре" было мгновенным в их системе отсчета, а это значит, что они, должно быть, двигались со скоростью лишь на волосок ниже скорости света. Следовательно, любая другая часть сети также находится всего в нескольких шагах от вас с субъективной точки зрения. Глубокое исследование галактики в пределах нашей досягаемости – и вы рискуете всем этим ради планов кучки безмозглых инопланетных роботов?

– Почему ты говоришь "безмозглый"? – спросила Дакота.

– Мы все почувствовали это, – ответила Юнис, – с того момента, как Троица вступила в прямой контакт с Хранителями. Внутри них ничего нет. Они выдолблены, как рожок для мороженого. Они забыли, как быть сознательными. Или ты в некотором роде отрицаешь это? Тебя не беспокоит, что ты можешь оказаться добровольным слугой машинного интеллекта-зомби?

– Они преодолели порог Гупты-Уинг, – сказала Нисса. – Ты это имеешь в виду?

– По крайней мере, одна из вас разбирается в вещах, – сказала Юнис, имитируя аплодисменты. – Возможно, мне следует обратиться к тебе, Нисса – ты та, к кому я должна обратиться?

– Боюсь, мы должны прекратить эту дискуссию, – сказала Дакота, поднимаясь со своего места – проворнее, чем мог бы любой другой слон. – Задержка во времени отняла драгоценные часы.

– Мы только начали! – сказала Гома.

– Прошло шесть часов, – сказал Кану. – Мне жаль, но, по-моему, мы сказали все, что могли. Мы не противники, никто из нас, но мы идем разными путями. У вас есть свои проблемы, у нас – свои, но это не значит, что мы не сможем работать вместе, когда вернемся с Посейдона.

– Это тебя убьет, – сказала Юнис. – Дакота знает это, независимо от того, признается она себе в этом или нет. Если у вас есть шанс отказаться от этого, я настоятельно рекомендую вам сделать это.

Возможно, она собиралась сказать что-то еще, но прежде чем у нее появился шанс, ее образ исчез из окружающей среды. Гома тоже исчезла, их каменные сиденья освободились.

Кану ожидал, что его вернут в нормальное течение времени "Ледокола", но уже не в чинге. Но Дакота повернула к нему свой огромный широкий лоб. – У нас здесь есть определенная степень секретности, так что мы вполне могли бы ею воспользоваться. Младший человек – Гома. Что она имела в виду, когда говорила о вашем "более раннем сообщении"?

– Вы отслеживали все передачи между двумя кораблями, – сказала Нисса.

– Но она, по-видимому, имела в виду разговор, о котором я ничего не знаю. Упоминание о принуждении, о том, что на карту поставлены жизни – откуда она могла знать о Друзьях, Кану, если ты ей не сказал?

– Юнис сказала бы им.

– Юнис ничего не знает о том, что произошло в какой-либо части "Занзибара" с момента ее отъезда. Это было конкретное, направленное знание. Как кто-то из них мог совершить такой дедуктивный скачок?

– Это то, что мы делаем, – сказала Нисса. – Мы люди.

– Ты высокого мнения о своих способностях. Я не виню тебя за это. Но было бы ошибкой недооценивать меня. Если бы между "Ледоколом" и "Травертином" существовала связь до обменов, о которых я знаю, или параллельно с ними, я бы очень хотела знать. Что обсуждалось? Что рассматривалось, а затем было отвергнуто?

– Ничего, – сказал Кану. – Связи не было.

Хранитель появился так быстро, что у них была всего пара часов, чтобы подготовиться к его приходу. Должно быть, он находился среди скопления инопланетных машин на окраине системы, ожидая за орбитой Паладина, пока движение "Ледокола" не привлекло его внимания. Какое-то время, пока он приближался с презрительной быстротой, Кану казалось неизбежным, что произойдет столкновение или что-то столь же катастрофическое. Это было совсем не похоже на терпеливые, непостижимые приходы и уходы Хранителей в старой системе.

– Он не поврежден, как другие, – сказал он, когда они изучали увеличенные изображения на мостике – Хранитель изображен в виде короткого конуса, наклоняющегося под определенным углом к вектору его скорости.

– Конечно, нет, – упрекнула Дакота. – Трупам столько же лет, сколько вашим предкам-гоминидам. Прошли века с тех пор, как Хранитель был достаточно неразумен, чтобы рискнуть встретиться лицом к лицу с Посейдоном; века с тех пор, как пострадал один из них. Они учатся медленно, но они действительно учатся. Кстати, вы совершенно неправы насчет инопланетного сознания. Оно может быть медленнее, чем вы можете себе представить, но это не значит, что оно отсутствует. Машины усвоили, что продолжительность космологического времени не требует никаких быстрых действий, никаких поспешных мер.

– По-моему, это выглядит довольно поспешно, – сказала Нисса.

– Исключение, потому что человеческая деятельность сама по себе исключительна, особенно когда такая деятельность направлена на Посейдон. Рано или поздно вы привлекли бы их внимание, даже если бы не этот досадный несчастный случай. Однако это движение должно представлять для них особый интерес – оно берет свое начало на "Занзибаре".

– Они думают, что ты замешана, – сказала Нисса.

– И это им нравится. Эти столетия кажутся нам долгими. Они поглощают наши жизни, как кит глотает воду. Но для Хранителей это всего лишь вздох – мгновение между их великими, неторопливыми размышлениями. С их точки зрения, "Занзибар" появился несколько напряженных мгновений назад.

Изображение задрожало, приобретая новый уровень детализации.

– Что нам следует делать? – спросил Кану.

– Сохраняйте наш курс. Ничего не меняйте. Если бы он хотел остановить нас, то уже сделал бы это. Это любопытство, забота, ободрение. Он разделяет наше желание разгадать секреты Посейдона.

– О, меня просто распирает от любопытства, – сказала Нисса.

Кану признал это с легкой улыбкой.

Он подошел еще ближе, медленно меняя угол своего курса, пока его корпус не оказался параллельным "Ледоколу" и не двинулся в том же направлении. Они прошли половину его длины, а до носа и кормы оставались сотни километров. Ближайшая точка находилась в двухстах километрах отсюда, но в безвоздушном пространстве, где признаки расстояния и перспективы были неуловимы, Хранитель казался пугающе близким. Они были ближе к трупу, но этот был очень даже жив. Голубое сияние пробивалось сквозь плотно прилегающие чешуйки брони Хранителя в форме сосновой шишки.

Теперь что-то изменилось. Чешуйки раздвигались под углом, позволяя большему количеству этого света выходить наружу. Он расходился веером жестких голубых дуг, проносясь по "Ледоколу". Они видели это на экранах и датчиках – если бы там были окна, яркий свет был бы слишком невыносимым.

– Мы видели это раньше? – спросила Нисса.

– Я так не думаю, – сказал Кану, пожимая плечами в знак непонимания.

– Они поговорят со мной, – сказала Дакота с внезапной решимостью. – Уменьшите нашу тягу до нуля. Я выйду к ним.

– В "Ное"?

– Сама по себе. Я освобожусь от навоза, а потом вы поможете мне со скафандром и воздушным шлюзом. Я недолго пробуду снаружи.

Они перевели "Ледокол" в режим свободного падения и последовали за Дакотой к главному воздушному шлюзу, где она впервые поднялась на борт. Ее костюм ждал там, частично разобранный – его жесткие изогнутые секции больше походили на части маленького белого космического корабля, чем на что-то, предназначенное для ношения. Детали обхватили ее и зафиксировали вместе с герметичной точностью: сначала две половинки тела, похожие на пасхальные яйца, затем четыре секции конечностей, сложносочиненные и гармонирующие, и, наконец, чудовищный шлем с двумя пустыми круглыми иллюминаторами вместо глаз. Было что-то ужасное в безжизненности этого шлема, как будто второй, внешний череп теперь закрывал первый. Она согнула туловище, экспериментируя с его ловкостью, в то время как система жизнеобеспечения костюма пыхтела, хрипела и тикала.

Ее голос, усиленный и звучный, прогремел через переговорную систему скафандра. – Остальные остаются здесь, Кану, и у них есть свои приказы относительно "Занзибара". Вы же не будете настолько неразумны, чтобы забыть об этом, не так ли?

– Нет, думаю, мы прекрасно понимаем ситуацию.

– Это хорошо, потому что наш разговор с Гомой дал мне некоторые небольшие основания для беспокойства. Будет приятно узнать, что я могу упокоить их с миром.

– Как ты собираешься выбраться наружу? – спросила Нисса.

– Позволь мне позаботиться об этом. Если вы хотите стать свидетелем, ничего плохого из этого не выйдет.

Она легко вошла в шлюз, и вскоре цикл был завершен. К тому времени Кану заглушил двигатели – это немного замедлило бы их прибытие на "Посейдон", но ничего такого, что серьезно осложнило бы их планы, – и Дакота смогла свободно дрейфовать от корабля, не оставшись позади.

Оказалось, что ее скафандр, который они не смогли детально осмотреть, был оснащен набором рулевых тяг, расположенных по трем осям управления. Она совершенно непринужденно обращалась с этой технологией, направляя тягу прикосновением хобота к контрольной пластине, закрепленной между ее плечами. Кану напомнил себе, что это внетранспортное оборудование, должно быть, было разработано в тот краткий и обнадеживающий период, когда на "Занзибаре" сосуществовали люди и танторы. Ощущение упущенных возможностей, лучших путей, теперь потерянных для них всех, наполнило его внезапно растущей грустью. Он задавался вопросом, не слишком ли поздно сделать что-то лучшее в их мире.

Дакота набрала скорость. Было чрезвычайно странно видеть слона в скафандре. Но для слона обезьяна в костюме, должно быть, выглядела не более чем незнакомкой, не более чем оскорблением ожидаемого порядка вещей. Они оба были млекопитающими, оба были существами, которым нужен был воздух в легких.

Она уменьшилась, превратившись в маленькую белую сферу с отростками, затем в точку, вскоре потерявшуюся на фоне масштабов Хранителя. Они отследили электронную сигнатуру ее скафандра с помощью приборов "Ледокола", а затем совершенно неожиданно она начала двигаться таким образом, который нельзя было объяснить только возможностями ее скафандра. Она начала ускоряться по сужающейся длине инопланетной машины, захваченная некой невидимой силовой сетью, пока, наконец, ее сигнатура не исчезла в крошечном круглом отверстии на кончике Хранителя. Крошечное, конечно, только в самом относительном смысле – пропорции предметов, даже на краю машины, приходилось сравнивать с горами, и Дакота была поглощена Хранителем, как крупинка планктона.

Пока они продолжали наблюдать, пластины – каждая из которых была размером с небольшой участок суши – снова начали закрываться, в конечном счете блокируя голубое излучение.

Прошел почти час.

– Ты думаешь, она отдала бы такой приказ? – спросила Нисса.

– Чтобы убить Друзей? – сказал Кану. – Не знаю. Я не знаю и не хочу выяснять на собственном горьком опыте, каковы ее пределы. Это мог быть блеф, но на "Занзибаре" у меня было чувство, что она может пойти на это. Если они уже совершали убийства, о чем мы прекрасно знаем, у них нет причин не совершать его снова.

Она искоса бросила на него вопросительный взгляд. – Это ты говоришь или Свифт?

– А почему это должен быть не я?

– Потому что у тебя есть все основания найти способ отказаться от этого. Я не уверена, что Свифт чувствует то же самое.

– Свифт не согласится ни на что, что подвергнет риску жизни Друзей.

– Нет, но если бы был шанс развернуться, не рискуя Друзьями, Свифт согласился бы на это?

– А почему бы ему этого не сделать?

– Потому что планы Свифта и наши – это не совсем одно и то же.

До этого момента Свифт хранил молчание, но этого заявления было достаточно, чтобы заставить его заговорить. – Я не верю, что наши интересы так уж сильно отличаются, Нисса. Разве мы все здесь не для того, чтобы накапливать знания – узнавать больше, чем мы уже знаем?

– У некоторых из нас не было особого выбора, когда мы были здесь.

– В этом есть доля правды, но ты бы не отправилась в Европу, если бы тоже не занималась поиском знаний. Согласен, любопытство мотивирует нас по-разному. Кану провел свою жизнь в поисках ответов на самый старый из вопросов: как я могу жить в мире со своим соседом? На Земле он работал над укреплением хороших отношений между различными и проблемными группами современного человечества – между народом суши, народом воды, народом воздуха. На Марсе он в буквальном смысле отдал свою жизнь за улучшение отношений между человеком и машиной. Но Кану знал, что более глубокое решение наших разногласий требовало ответов, которые он не мог надеяться найти в пределах старой солнечной системы. Они вынудили его приехать сюда.

– Неужели, Свифт? Или ты ездил на Кану, потому что тебе нужна была голова, чтобы путешествовать?

– Пожалуйста, – сказал Кану. – Этим мы ничего не добьемся. Я знаю, почему я здесь, и Свифт – часть этого, но не единственная причина. И это обсуждение ничего не меняет, потому что мы все еще должны думать о Друзьях. Мы не можем забыть о них, и мы не можем оставить Дакоту внутри Хранителя и надеяться, что последствий не будет. Мне жаль, но участие в ее экспедиции – единственный путь, открытый для нас.

– Даже если это убьет нас? – спросила Нисса.

– Да. Даже если. Потому что какова альтернатива? Рискнуть тысячами человеческих жизней? Я не склонен к самоубийству – больше нет. Но я бы предпочел умереть, чем иметь их смерти на своей совести. Ничто этого не стоит.

– Она возвращается, – сказал Свифт.

Они снова зафиксировали сигнатуру ее скафандра и наблюдали, как из сужающегося, похожего на водяной смерч хоботка на самом краю панциря Хранителя появилось семя, выплюнутое в вакуум. Сначала она двигалась с той же неправдоподобной скоростью и проворством, которые они видели раньше, пока Хранитель не передал ее управлению и тяге ее собственного скафандра, и она сократила дистанцию до "Ледокола". Как только она это сделала, Хранитель повернулся вокруг своей оси и начал падать с пугающим ускорением.

Какие бы дела у него ни были с ними, они явно были завершены – по крайней мере, на данный момент.

Кану подготовил шлюз и наблюдал, как Дакота замедлила свое приближение, прежде чем снова забраться внутрь корабля. Когда шлюз начал свой цикл, он снова включил двигатель и возобновил их прежнее ускорение. Кану и Нисса были у шлюза, когда она вернулась в "Ледокол" и – с помощью другого Восставшего – принялась снимать с себя скафандр. Когда их снимали с нее, кусочки отдавали отвратительно острым запахом. Кану подозревал, что запах внутри человеческого скафандра был бы тоже не так привлекателен для слона.

– Мы возвращаемся на прежний курс?

– Да, – ответил он. – Мы потеряли не так уж много времени – конечно, недостаточно, чтобы помочь Гоме. Что случилось с тобой внутри Хранителя?

– Продолжение процесса. Непрерывное раскрытие того, что требует раскрытия. Кроме того, я не думаю, что какой-либо ответ удовлетворил бы вас.

– Ты могла бы попробовать, – сказала Нисса.

– Тогда я так и сделаю. Такие сомнения, которые у меня были, теперь были отброшены в сторону. Я чувствую себя ободренной – уверенной в том, что это правильный курс. Машины развеяли мои опасения и подтвердили мою абсолютную убежденность в необходимости сбора знаний. Был ли контакт с другим кораблем?

– Нет, с тех пор как мы поговорили с ними, – ответил Кану.

– Тогда ты подготовишь передачу. У меня нет желания ссориться с этими людьми, но необходимо заставить их понять крайнюю негибкость нашей позиции. Скажи им, чтобы они развернулись. Если они вернутся к Орисону, между нами больше не будет трудностей, и мы еще можем найти точки соприкосновения. Но они не должны приближаться к Посейдону.

– Мы уже пытались убедить их, – сказала Нисса. – Посмотри, к чему это нас привело.

– Одними словами их мнение не изменить.

Кану едва осмелился спросить. – И что теперь?

– Расскажи им о своих Друзьях. Если Юнис та, за кого себя выдает, она подтвердит факт существования Друзей. Она также убедит остальных, что я вполне способна уничтожить каждую человеческую жизнь в подземельях для спящих. Скажи им это, Кану. Скажи им и заставь их развернуться. Мы будем наблюдать и ждать.