Текст книги "Пробуждение Посейдона (СИ)"

Автор книги: Аластер Рейнольдс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 49 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Оказалось, что вокруг Посейдона погиб не один Хранитель. Их было по меньшей мере несколько десятков. Как только они нашли первый труп, им показалось, что их глаза – их сенсоры, приборы и аналитические инструменты – настроились на поиск новых.

Все мертвые машины были захвачены потоком лун, вращающихся вокруг Посейдона. Их орбиты были неправильными, а размеры варьировались от фрагментов всего в несколько километров в поперечнике до одного трупа, который – учитывая то, что они уже знали о Хранителях – был почти целым. Почти нетронутый, за исключением того, что он был также мертв, дрейфующий по течению, темный и абсолютно инертный. Пространство вокруг Посейдона было кладбищем, а его привратниками были сорок пять лун.

Привратники или палачи – предполагая, что существует различие.

– Куда ты нас привез? – спросила Нисса.

– Куда-то, где нам не следует быть. – Но они все еще находились во владениях лун, все еще следуя своим курсом вокруг Посейдона, и они не были мертвы. Еще. Они двигались без тяги по траектории, которую не следует принимать за попытку выйти на орбиту или приземлиться на Посейдоне. – Что бы здесь ни произошло, – продолжал Кану, – возможно, это было очень давно. Что-то сделало это с Хранителями, но мы, похоже, не привлекаем его внимания.

– Нам это может грозить в любой момент, – сказала Нисса. – Мы не знаем, что делали эти Хранители и как близко они подобрались к поверхности. Насколько нам известно, мы вот-вот переступим какой-то порог.

Она сидела рядом с ним на контрольной палубе, корабль снабдил ее вторым креслом, пока они находились на дальнем подлете к границе системы. Это произошло без их ведома, поднявшись из какого-то скрытого в полу укрытия.

– Знаю и соглашаюсь, – сказал Кану. – Но мы можем замедлить ход или изменить курс, только используя наши двигатели, и это, возможно, единственное, что делает нас заметными. Я думаю, что самым безопасным вариантом может быть продолжать в том же духе, пока мы не выйдем с другой стороны.

– Еще восемь часов.

– Мне это тоже не нравится.

– А что думает Свифт?

Фигура Свифта стояла слева от Кану, уперев руки в бока, выражая крайнее возбуждение. Он то и дело снимал пенсне, протирал его, возвращал на кончик носа. – На самом деле, я согласен с Ниссой – возможно, мы вот-вот столкнемся с трудностями. В равной степени я испытываю некоторое сочувствие к твоей позиции, Кану. Использование тяги может быть ошибкой.

– От него очень много пользы. Свифт говорит, что мы оба правы.

– Тогда игнорируй Свифта. Мы все равно должны что-то сделать.

– Однажды я уже испытывал такую же нерешительность, рядом с нашим старым домом в Африке. Я был в траве, не более чем в часе ходьбы от ворот, и заметил большую черную змею, ползущую по траве рядом со мной. У меня не было большого опыта общения со змеями, и я был так напуган, что не мог пошевелиться. Мой мозг сказал: "если ты почти не заметил эту змею, то, возможно, она тоже есть там, и там, и там".

– И тебя окружали змеи?

– Понятия не имею. Большая змея прошла мимо меня. Я ее совершенно не интересовал – я даже не уверен, почувствовала она меня или нет. Но я хочу сказать, что именно так я чувствую себя сейчас. Я не хочу предпринимать никаких действий, делать что-то, что может привести к катастрофе. Но мы должны действовать.

– Полный вперед, – сказала Нисса. – Если понадобится, опустошим баки. Выбрось спасательные капсулы, чтобы сэкономить массу. Пожертвуем "Наступлением ночи", если придется. Но уберемся отсюда так быстро, как только сможем.

– Есть другой способ, – тихо сказал Свифт, как будто это было дерзостью.

– Продолжай, – сказал Кану.

– Продолжать что? – спросила Нисса.

– У Свифта есть идея. – Но было ощущение, что слова формируются у него в горле, звуки вырываются изо рта. – Вы должны извинить меня за эту вольность, – сказал он, или, скорее, был вынужден сказать, невидимая рука выдавливала слова из его гортани. – Будет проще, Нисса, если я обращусь непосредственно к вам обоим. Хранители были убиты, но к их останкам относятся терпимо, им позволено следовать по своим орбитам.

Нисса смотрела на Кану со своего места, не прилагая никаких усилий, чтобы скрыть свое потрясенное отвращение. Но было и очарование клинического толка.

– Что ты с ним сделал?

– С ним ничего не сделали и ничего не будет сделано. Он мой друг. Теперь, может быть, мы поговорим о Хранителях? Хорошо бы нам получить совет убраться отсюда, но мы не осмеливаемся слишком выставлять себя напоказ, делая это. С другой стороны, никто из нас не хочет провести еще восемь часов, полагаясь на свою удачу. Следовательно, необходим компромисс. Если мы сохраним наш нынешний курс, то вскоре пройдем очень близко к одному из этих фрагментов. Он движется медленнее нас, но с помощью короткого, резкого толчка мы можем сравняться по скоростям. Мы паркуемся рядом с фрагментом – на нем или внутри него, если необходимо, – и позволяем ему унести нас за пределы орбиты самой удаленной луны. Когда фрагмент достигает своего апогея, мы уходим – и ставим все, что у нас есть, на удачу.

– Или мы могли бы просто сорваться с места и убежать, – сказала Нисса.

Свифт ослабил свой контроль над гортанью Кану, при этом Кану издал небольшой непроизвольный вздох. – Я вернулся, – сказал он. – И мне очень жаль, но мне не нравится идея Свифта. Это все еще слишком рискованно, учитывая, как мало мы знаем.

– Значит, мы ничего не будем делать, таков твой план?

– Я этого не говорил. Продолжать наш нынешний курс действий – все тоже значит что-то делать.

– Ну, если мы будем продолжать говорить об этом достаточно долго, эти восемь часов просто пролетят незаметно, – сказала Нисса, закатывая глаза с тяжелой иронией.

– Мы на пределе, – сказал Кану. – Это естественно – мы были бы дураками, если бы не были таковыми. И для этой ситуации нет никаких правил, никаких прецедентов. Ни одна из этих идей не является плохой. Но если то, что мы делаем, не причинило нам вреда...

Свифт подошел к Кану, прошел сквозь консоль и опустился в тот же объем пространства, который занимало тело Кану.

– Мне жаль, Кану, но я думаю, что это необходимо.

Кану не мог ни говорить, ни управлять своим телом. Свифт снова управлял им как марионеткой, действуя рычагами внутри его черепа. Однажды он уже сделал это с согласия Кану, но на этот раз не было ни приглашения, ни даже молчаливого разрешения.

Кану поднялся со своего места, отодвинув консоль. Он повернулся лицом к Ниссе, все еще сидевшей в кресле, и опустился на корточки.

– Выбор должен быть за вами, – сказал Свифт. – Кану прав – прецедентов еще не было. Равным образом, вы не просили, чтобы вас назначали на эту роль, в то время как мы с Кану приступили к нашему предприятию, полностью и определенно зная, что впереди нас ждут серьезные неизвестности. Итак, как я уже сказал, выбор за вами. Что бы вы ни решили, это то, что мы сделаем.

– Почему? – спросила она, прищурившись, подозревая подвох.

– Потому что я бы очень хотел, чтобы вы начали доверять мне, и, похоже, это отличное место для начала. Что бы вы ни сказали, это то, что мы сделаем. Я выполню ваше решение.

– Тогда... вытащи нас отсюда как можно быстрее.

– Очень хорошо. – Когда Свифт перенес тело Кану обратно на его место, он добавил: – Обычные структурные меры предосторожности и меры по ускорению будут приостановлены. Это сиденье должно защитить вас, но я бы настоятельно посоветовал приготовиться к нагрузке. Через мгновение я отключу гравитацию, генерируемую вращением, и выровняю панель управления по новому вектору.

– Подожди, – сказала Нисса.

– Да?

– Это рискованно.

– Действительно. Но безрисковых вариантов не существует.

– И все же... нет. Мы не срываемся с места и не убегаем. Ваш вариант – он все еще в силе?

– На данный момент.

– Тогда сделай это. Подведи нас поближе к этому фрагменту, как ты и сказал. Здесь сорок пять лун – я полагаю, они не могут видеть нас все одновременно?

– Если линии обзора имеют значение, то в настоящее время мы находимся в пределах видимости тринадцати лун, хотя их число будет колебаться по мере продолжения нашего курса.

– Ты умен, Свифт? Такой умный, каким тебя считает Кану?

– Сомневаюсь, что кто-то настолько умен.

– Тогда вот тебе тест. Когда включится привод, убедись, что мы настолько невидимы, насколько это возможно. Используй этот фрагмент с максимальной пользой.

– Вы ставите передо мной достаточно сложную проблему N тел.

– Я скажу тебе, что самое сложное, Свифт, – это когда тебя тащат на пятьдесят гребаных световых лет через всю галактику без моего согласия. Так что будь на высоте положения. Ты сказал, что выбор был за мной – это мой выбор.

– И вы не могли бы выразить это более красноречиво, Нисса. Что ж, я действительно ценю вызов и с готовностью возьмусь за это дело. Это займет несколько мгновений... к счастью, мы уже можем использовать детальную модель "Ледокола" для лун, чтобы свести к минимуму нашу видимость.

Когда Свифт вернулся к своему пульту, Кану снова испытал странное ощущение, увидев, как его руки заметались по кнопкам управления, а зрение затуманилось от скорости резких переключений внимания. Ему это показалось странным; должно быть, Ниссе это показалось чудовищным.

Но это необходимо. Каким бы обиженным он себя ни чувствовал – было даже отдаленно не приятно, когда его лишали контроля над собственным телом, – он понимал, почему Свифт это сделал. Сдаться перед Ниссой, предоставить ей не просто право голоса в ее судьбе, но и абсолютный контроль – это было единственное, что могло побудить ее увидеть в Свифте союзника, а не паразита.

Это риск. Но, как сказал Свифт, безрисковых вариантов не существовало.

Через несколько минут Свифт сказал: – Все готово. Я отказываюсь от Кану. Мы изменим наш курс полностью автоматизированным способом, начиная примерно через семь минут. Он может быть отозван в любой момент. Однако, как только мы начнем, я бы настоятельно рекомендовал нам продолжить.

Кану пришлось глубоко вздохнуть, когда он пришел в себя – Свифт слишком много черпал из источника своей энергии.

– Напомни мне, чтобы я не позволял ему делать это слишком часто.

Нисса посмотрела на него настороженным взглядом. – А у тебя есть выбор?

– Думаю, что да.

– Он мог бы полностью завладеть тобой, не так ли? Если он может заблокировать тебя на таком уровне, что его остановит?

– Ничего, – сказал Кану. – Кроме его уважения к тому доверию, которое я ему оказал.

– И это доверие все еще в силе?

– Я побит, но это заживет. Думаю, он поступил правильно.

– Хорошо. Но, как я понимаю, это тот момент, когда ты начинаешь пытаться переубедить меня в моем решении?

– Нет, – сказал Кану после минутного раздумья. – Я не знаю, кто из нас прав. Но у Свифта была идея, и ты ее выбрала, и для меня этого достаточно. Что бы ни случилось, это должно быть интересно – ты понимаешь, что никто никогда не подходил к Хранителю так близко, как мы собираемся?

– Мертвые Хранители не в счет. В любом случае, твоя мать... одна из твоих матерей – она бы сказала по-другому, не так ли?

– Полагаю, она бы так и сделала, – сказал Кану. – Но Хранитель пришел к Чику, а не наоборот.

Это были долгие семь минут – достаточно времени для сомнений и повторных предположений. Но нервы у них выдержали, и в назначенный момент "Ледокол" начал менять курс. Это было так тяжело и внезапно, как и предупреждал Свифт, нападение на хрупкое человеческое тело, но они были готовы к этому, и шок был терпимым. Кану почувствовал, что находится на грани потери сознания, но сознание так и не ушло полностью, и его мысли оставались ясными. Коррекция курса продолжалась в течение нескольких минут, череда нервирующих мгновений, в любое из которых могло произойти какое-нибудь ужасное возмездие со стороны лун. Но нападения не последовало. Возможно, они были слишком малы, чтобы привлечь внимание спутников, или Свифт достаточно точно рассчитал изменение их курса, чтобы избежать ослабления их огня. Или, возможно, размышлял Кану, все эти разрушения были делом рук миллионов лет назад, и они никогда не подвергались опасности.

Когда двигатель заглох, они были на волосок от разбитого Хранителя. Ширина собственного корпуса "Ледокол" была меньше толщины обшивки инопланетной машины. Издалека не было заметно никаких признаков жизни – активации – и не было их теперь, когда они подошли ближе. Дрейфующий остов был теплым с одной стороны, прохладным с другой, но только потому, что он был повернут одной стороной к Глизе 163.

Это была средняя часть Хранителя, отрезанная с обоих концов – срезанный конус – и с длинной, глубокой боковой выемкой по всей длине его теплой стороны. Они решили рискнуть еще на одну небольшую коррекцию тяги, чтобы поместить "Ледокол" внутрь теплового укрытия этой выемки. Хотя они плавали рядом с частью Хранителя, обломки инопланетной машины все равно были в сотни раз больше корабля Кану, а выбоина была достаточно глубокой, чтобы полностью скрыть их.

Они остановились, заняв позицию в своем импровизированном укрытии. Стены и пол "раны" позволяли заглянуть в тайное нутро Хранителя – головоломку из огромных и бесшумных механизмов, упакованных так же плотно, как кишечник, – но только мельком. Они могли видеть не глубже самых наружных внутренностей, и из глубин не исходило никакого голубого свечения, которое могло бы пролить свет на вышележащие структуры.

Живой Хранитель – это уже достаточно круто, подумал Кану. Но мертвый был чем-то большим, потому что свидетельствовал о большей мощи – о чем-то, способном убить робота размером с Луну.

– Сейчас мы должны быть в безопасности, – сказал он, – но просто для уверенности мы отключим все, что нам не нужно, и будем сидеть здесь так тихо, как только сможем. Свифт – можешь ли ты рассчитать для нас оптимальный профиль эвакуации?

– Считай, что дело сделано, Кану. А что потом? Вернемся на более высокую орбиту, за пределы лун? Это не будет стоить нам намного больше энергии.

– Нет, мы пока не готовы к этому месту. Признаюсь, я немного напуган.

– Вполне объяснимо. Представьте, что я чувствую – еще один машинный интеллект, ставший свидетелем бойни такого масштаба. Итак, куда же нам идти дальше?

– Я думаю, это очевидно, – сказал Кану. – Паладин. И надеюсь, там нас не ждут неприятные сюрпризы.

– Неприятных сюрпризов не бывает, – сказал Свифт, – есть только степень неподготовленности.

План Свифта заставлял их ждать десять часов, поскольку орбита фрагмента выходила за пределы диаметра орбиты самой удаленной луны. Выяснилось, что у Хранителя было измеримое гравитационное поле – достаточно сильное, чтобы они могли сопротивляться его притяжению с помощью едва заметной микротяги, как если бы они были пришвартованы рядом с астероидом. В этом не должно было быть ничего удивительного, но ни в каком другом контексте масса Хранителя никогда не обнаруживалась. Это было так, как если бы – в мертвом состоянии – перестал действовать какой-то эффект маскировки массы или ее отрицательного значения.

Управлять гравитацией, заставлять массу исчезать, как подброшенную карту, – вот скрытые технологические секреты, которые, при надлежащем раскрытии, могли бы спровоцировать тысячи промышленных революций. Но Кану и его спутники могли довольствоваться только сбором данных. Понимание – эксплуатация – должно было бы быть предоставлено другим умам, в других солнечных системах, если бы это вообще можно было сделать.

Тем не менее, это было еще одно важное открытие, которое можно было добавить к головоломкам, которые они уже нашли. Новая Мандала, колеса выше неба и возможность заглянуть в физику Хранителей. Если бы Кану больше ничего не делал в своей жизни, эти открытия были бы достаточным достижением. Сама мысль об этом – идея внести столь значительный вклад в совокупность человеческих знаний – приносила ему утешение. Было хорошо сделать что-то полезное и дожить до сих пор.

Кану ни в коем случае не мог сказать, что чувствовал себя полностью спокойным – для этого все еще оставалось слишком много неизвестного, – но его настроение улучшилось, появилось ощущение, что по крайней мере с одной задачей он справился. Совершенно внезапно он осознал, что зверски голоден. Было бы неплохо поесть, не зная, что ждет их впереди и когда у них снова появится такая возможность.

Нисса согласилась с ним.

– Спасибо, что позволил мне принять это решение, – сказала она, когда они уселись за свой столик. – Даже если идея принадлежала Свифту.

– Это было правильно – что-то сделать. Мой план вообще не был планом.

– Ты никогда раньше не рассказывал мне эту историю о змеях.

Он вспомнил счастливое, золотистое блаженство их коротких недель вместе после Лиссабона, до того, как реальность его миссии встала между ними. – На самом деле у нас не было времени.

– Я имею в виду все те годы, что мы были женаты. Я уверена, что запомнила бы.

– Правда?

– Прежний Кану был хорошим человеком. Он рассказывал много историй, но большинство из них были придуманы для того, чтобы выставить его в хорошем свете. Тонко, я признаю, но признание в слабости определенно не входило в число его сильных сторон.

– Я признался в своей слабости?

– Нерешительность – плохое качество, особенно у политика, человека, который двигается вперед и потрясает мир.

– Хотя иногда это может быть лучше, чем поспешное принятие неправильного решения.

– Иногда, – признала Нисса. И жестом, который внешне был незначительным, но который передавал величие, она позволила себе добавить немного вина в бокал Кану. – Но не всегда.

Он знал, что ему не было прощения. Возможно, после всего перечня несправедливостей, которые он причинил ей, от предательства до откровенного похищения, прощения быть не могло. Но независимо от прощения в ней была безусловная доброта, великодушие духа, которыми она всегда обладала и за которые он теперь благодарил свою звезду.

– Я уже говорил это раньше, – сказал он ей, – но не могу повторять это слишком часто. Мне очень жаль.

– Мы видели "мировые колеса", – сказала Нисса. – Больше никто этого не делал. Это не оправдывает того, что ты сделал со мной. Но в этот момент, после того, что мы только что пережили? Я рада быть здесь. И я хочу вернуться назад, чтобы узнать, что эти мировые колеса могут нам сказать.

– Они пугают меня, – признался Кану.

– И меня. Но я не успокоюсь, пока мы не столкнемся с ними лицом к лицу. Змеи повсюду, Кану Экинья, куда бы ты ни посмотрел. Но иногда тебе просто нужно ступить на траву.

Кану поднял свой бокал и отхлебнул вина. Это было самое вкусное вино, какое он только мог припомнить.

Они уходили на призрачной тяге, выходя из раны Хранителя со скоростью нескольких десятков метров в секунду, более чем достаточной, чтобы ослабить притяжение его гравитационного поля, и в течение нескольких минут все было хорошо. Они ничего не видели о Посейдоне в течение десяти часов своего укрытия, но теперь планета стала заметно меньше, и они были в безопасности за пределами переплетения ее лун. Свифт произвел еще одну коррекцию курса, выстраивая их в линию для перехода к Паладину. Кану позволил себе поверить, что на этот раз они превзошли все ожидания, и был благодарен за это. С чем бы они ни столкнулись в окрестностях Паладина, они будут гораздо осторожнее, чтобы не столкнуться с опасностью во второй раз.

Но именно в этот момент Хранитель нанес удар.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

На подлете к Орисону «Травертин» направил всю мощность своих картографических датчиков на поверхность маленького мира. Приборы прояснили картину практически безвоздушной планеты, ее серо-розовая поверхность щедро изрыта кратерами, магнитосфера погашена, атмосфера – не более чем тонкий, ослабленный остаток, медленно утекающий в космос. Вокруг Орисона ничего не вращалось – ни лун, ни станций, ни кораблей, и на планете не было явных признаков крупномасштабного заселения. Существовало несколько металлических объектов, разбросанных на расстоянии нескольких сотен километров друг от друга, но лишь немногие из них были достаточно велики, чтобы быть независимыми лагерями. Где-то в середине этих разрозненных сигнатур находилось более крупное, концентрированное скопление объектов и источников энергии, и это совпало с источником самого последнего всплеска передач.

Они изучили его при максимальном увеличении, выделив небольшую деревушку куполов, шлюзов и соединительных труб с намеками на более глубокие сооружения, погребенные под землей. Даже с орбиты он выглядел самодельным, незапланированным, как будто был собран на скорую руку с использованием любых доступных компонентов. Неровные тропы уводили прочь от лагеря, ориентируясь примерно в том направлении, где виднелись другие металлические объекты далеко за горизонтом лагеря.

Вскоре была подготовлена наземная экспедиция, и была отобрана разведывательная группа для спуска в тяжелом посадочном аппарате. Ее возглавит Васин в сопровождении Гомы, Лоринг, Караяна и доктора Нхамеджо.

– И Ру, – сказала Гома.

– Он недостаточно здоров, – сказала Васин. – Я видела, как он спотыкался всего несколько часов назад.

– Мы все спотыкаемся, Гандхари. Ру ничем не хуже всех нас. В любом случае – какого черта Маслин Караян идет с нами, а Ру не может?

– У него есть все права.

Гома скрестила руки на груди. – Как и у Ру.

– Потребовалось много переговоров, чтобы уговорить Маслина поехать одному, а не в составе более многочисленной делегации "Второго шанса". Но если это так много значит для вас, я снова поговорю с Сатурнином.

– Сделайте так.

– Я не привыкла подчиняться указаниям, Гома.

– Я имею в виду: пожалуйста.

– Вы очень решительны, – сказала Васин не без одобрения. – Я думаю, в вас больше от нее, чем кто-либо из нас осознает. Но будьте осторожны, не становитесь такой, как она, – вы мне скорее нравитесь такой, какая есть.

Нхамеджо поначалу не хотел этого делать, заявив, что Ру все еще слишком слаб для наземной экспедиции. Но по коллективному настоянию как Гомы, так и Ру и – с некоторой неохотой – самой Васин он в конце концов согласился пересмотреть свою позицию. Пока готовили посадочный модуль, он отвел Ру обратно в медицинский отсек для еще одной серии тестов. Было ли это упрямством или каким-то запоздалым улучшением в его состоянии, но Ру с трудом выкарабкался. Нхамеджо признал, что он мог бы справиться с дыхательной системой скафандра, и он не был настолько слаб, чтобы путешествие в спускаемом аппарате вызвало у него трудности. В обмен на эту уступку Гома согласилась не поднимать шум из-за присутствия Маслина Караяна.

– Какое бы убеждение ты ни применил к доктору Нхамеджо, – сказала Гома позже, когда они с Ру остались одни в своей палате, – скажи мне, что ты действительно достаточно здоров для этого.

– Я здоров.

– Хорошо, потому что ты нужен мне рядом до конца этой экспедиции. И не забывай, что нам нужно вернуться.

– Да, – сказал Ру, изображая удивление. – Как-то это вылетело у меня из памяти.

– Я имею в виду, что для этого ты тоже должен быть сильным. Нет смысла изнурять себя здесь.

– Я знаю, ты желаешь мне добра, но, честно говоря, ничто не могло помешать мне оказаться на этом посадочном модуле. Упустить шанс увидеть, как твоя дорогая покойная бабушка, или кем бы она там ни была, снимет с тебя спесь?

– Рада слышать, что твои мотивы столь чисты.

– Научное любопытство, конечно, тоже имеет к этому отношение. Скажи мне, что ты так же взволнована этим, как и я.

Несмотря на свои опасения, Гома заставила себя улыбнуться. – Так и есть.

Это было правдой, или почти правдой. Впервые после смерти Мпоси ей было о чем подумать. Перспектива получить ответы на несколько своих вопросов – пусть и за счет общения с надменной реинкарнацией ее далекого предка – не могла не взволновать ее. Она отчаянно хотела узнать больше, и скоро она это сделает.

Но все равно – Мпоси.

– Ру... мне нужно тебе кое-что сказать. Мне было неприятно поднимать эту тему, пока ты не окреп, но...

– Если ты порываешь со мной, то выбрала немного неудачное время.

– Пожалуйста, не шути.

– Ладно, извини. Продолжай.

– Ты помнишь, я просила тебя попробовать перепрограммировать мой браслет?

– Я не смог.

– Нет, но Айяна Лоринг могла бы. Мы все уладили, и я вломилась в комнату Грейва, где они держали его после суда, прежде чем поместить в морозильную камеру. Это было однажды поздно вечером, вокруг больше никого не было. Я хотела увидеть его, поговорить с ним, прежде чем уходить в спячку.

– Во имя ада, почему?

– Сомнения. Мпоси. Он разбирался в людях лучше, чем когда-либо сможет большинство из нас. Я задавалась вопросом... волновалась... – Гома заколебалась, понимая, что находится на пороге признания в чем-то, что нелегко исправить. – Я задавалась вопросом, говорил ли Грейв правду – что он не убивал Мпоси, и в конце концов они действовали сообща.

– О, он действительно достал тебя, не так ли?

– Я должна была убедиться, Ру.

– Ты хочешь сказать, что должна была позволить этому маленькому проныре посеять семя сомнения в твоем разуме. Я думал, ты сильнее этого, жена. Я думал, у тебя есть здравый смысл.

Гома не поддалась на провокацию. Она была готова избавить Ру от многих сомнений, учитывая наркотики, циркулирующие в настоящее время в его крови.

– Никто до меня не добрался, и история Грейва вовсе не нелепа. Даже капитан Васин не смогла установить его вину вне всяких сомнений, вот почему она согласилась на эту полумеру – заморозить его, а не казнить. Кто-то действительно пытался повредить корабль – в этом нет никаких сомнений. Но если это не было серьезным, то преступник все еще на свободе.

– Что ж, давай посмотрим. Грейв был из "Второго шанса", и на корабле есть еще одиннадцать таких. С чего мы начнем – с женщин или с детей?

– Пожалуйста, отнесись ко мне серьезно.

Ру твердо кивнул. – Так и есть. Но в равной степени я понятия не имею, как мы должны реагировать на эту перемену в твоем настроении. Ничто из того, что ты мне только что сказала, не растопит лед в отношениях с Гандхари. Ты говорила с ней об этом?

– Я не вижу, чего бы это дало. Она слышала точку зрения Грейва на вещи. Мне нечего к этому добавить.

– Тогда что именно было такого в этом полуночном визите, что потрясло твой мир до основания?

– Он упоминал танторов.

Ру с отвращением усмехнулся. – И если бы была хоть одна эмоциональная кнопка, которая, как он знал, подействовала бы на тебя...

– Дело было не только в этом, – сказала Гома, изо всех сил стараясь не сорваться. – Он осознает возможность того, что где-то там могут находиться осколки первоначального населения. Он даже не ненавидит то, что они собой представляют. Но он говорит, что тот, кто стоит за попыткой диверсии, не будет сидеть сложа руки, если мы столкнемся с ними.

– Не будет сидеть сложа руки – что это вообще значит?

– Что у диверсанта есть другое оружие, но он не воспользуется им, пока мы не окажемся рядом с ними.

– Если мы когда-нибудь их встретим.

Гома торжественно кивнула. – Если.

– Тогда нам обоим лучше надеяться, что Грейв бредил, не так ли?

– Или не терял самообладания. Я продолжаю думать, что у дяди Мпоси были бы все ответы, вся мудрость. Но я готова поспорить, что он отдал бы все на свете за наставления Чику, и Чику, вероятно, чувствовала то же самое по поводу Санди.

– А Санди недоставало бы кого угодно, вплоть до твоего разлагающегося предка. Трудно представить, что эта мрачная старая реликвия по кому-то скучает, но я полагаю, что так и должно было быть. Однажды, Гома, кто-нибудь будет скучать по тебе.

– Я в этом не так уверена.

– Зато я уверен, – сказал Ру.

Полный экипаж спускаемого аппарата состоял из двенадцати человек, так что места было более чем достаточно для их шестерых, включая скафандры и наземное оборудование. Гома видела, как тяжелый транспорт готовился к отправлению. Это был приземистый многомоторный цилиндр с убирающимися посадочными опорами и угловатым куполом кабины, выступающим сбоку цилиндра, его фасеточные окна обеспечивали пилоту наилучшее поле обзора. Внутри оказалось на удивление много места: мостик, зона общего пользования, медицинский отсек, камбуз и несколько полуотдельных отсеков для экипажа, в каждом из которых были установлены спальные гамаки с нулевой гравитацией. Когда Гома поднялась на борт, Васин уже сидела в командирском кресле на мостике, кресло выступало в пузырь, а Васин была окружена складывающимися экранами и приборами управления. Она, казалось, была в своей стихии, совершенно безразличная к рискам, связанным с этой экспедицией. Однако, если бы с ней случилось худшее, Назим Каспари обладал необходимыми навыками, чтобы управлять "Травертином".

После серии проверок и отчетов им, наконец, разрешили отсоединиться от более крупного корабля. Они оттолкнулись на безопасное расстояние, а затем выполнили спуск с орбиты. Спускаемый аппарат опускался на контролируемой мощности, преодолевая призрачное сопротивление атмосферы. Они никогда не были полностью невесомыми, и по мере того, как они приближались к Орисону, сила его притяжения становилась все более очевидной, пока не достигла максимума примерно в половину g.

Они облетели лагерь сначала на высоте десяти километров, затем последовательно снижаясь, в то время как Васин выбирала подходящее место для посадки – оно находилось рядом с одной из ухабистых троп, которые вели к более отдаленным объектам. Местность была неровной, с откосами и плоскогорьями с каменистыми склонами. На некоторых нижних выступах Гома заметила куполообразные нагромождения камней, расположенные слишком регулярно, чтобы быть случайными.

– Я хотел поговорить с вами до этого, – сказал Маслин Караян, садясь достаточно близко, чтобы она не могла игнорировать его.

– Вы хотели?

– Да, но время никогда не было подходящим. Я хотел сказать, что искренне сожалею о том, что случилось с Мпоси. – Похожего на быка мужчину с бочкообразной грудью при подготовке к спячке заставили подстричь бороду. У всех них также были коротко подстрижены или полностью сбриты волосы на голове, чтобы с минимальными трудностями можно было провести необходимое транскраниальное сканирование. В случае Караяна перемена была самой разительной, смягчив черты его лица и заставив его выглядеть одновременно моложе и менее суровым патрицием.

Гома восприняла это как ловушку, а не как благословение.

– И я сожалею, что экстремистам вообще разрешили участвовать в этой экспедиции.

– Значит, по-вашему, – сказал Караян, – любой, кто не разделяет в точности вашу философию, является экстремистом?

– Если вы хотите так это сформулировать.

Караян задумался. Она думала, что заставила его замолчать, но через мгновение он сказал: – Мпоси не согласился бы с вами.