Текст книги "Пробуждение Посейдона (СИ)"

Автор книги: Аластер Рейнольдс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 49 страниц)

– Пожалуйста, пусть это будет ложью, – сказал Ру, и Гома тяжело выдохнула и взял его за руку, чтобы вместе найти в себе силы взглянуть в лицо этой ужасной правде.

– Чику пыталась заключить мир. У нее были друзья среди танторов – даже среди Восставших. Но кровь текла слишком бурно с обеих сторон. Ее ударили дубинкой и убили. Это было быстро. Она бы ничего не почувствовала.

– А вы не могли их остановить? – спросила Гома, едва сдерживая ярость.

– Ты думаешь, я не пыталась? Ты думаешь, я бы не обагрила свои руки кровью, сражаясь с ними, если бы могла что-то изменить? Я не на стороне слонов или людей, Гома. Я на стороне противников глупости. – Она посмотрела на себя сверху вниз, слегка вздрогнув от отвращения. – Но я была недостаточно сильна. Недостаточно сильная, недостаточно быстрая, недостаточно смелая. Посмотри, во что я позволила себе превратиться.

– В одну из нас, – сказала Гома. – В таком случае, мне жаль вас, бедную.

– Что бы ни произошло на "Занзибаре", Юнис не может нести за это ответственность, – сказал Ру.

– Нет, не могу, – сказала Юнис. – Но это не избавит нас от неприятностей. Я застряла здесь без корабля с момента моего изгнания. Но вы все это изменили.

– А другой корабль? – спросила Васин.

– Это вызывает беспокойство – и еще одна причина для того, чтобы как можно скорее установить контакт с "Занзибаром". Я очень сомневаюсь, что ваше прибытие осталось незамеченным – особенно учитывая весь тот электромагнитный шум, который вы производили.

– Вы сами виноваты, что вообще попросили нас прийти, – сказала Гома.

– Да, это не ускользнуло от моего внимания, как и возможность того, что я могла непреднамеренно вызвать прибытие другого корабля. Но у меня не было выбора. Я не могла сидеть сложа руки и ничего не делать, не зная, чего хотят Хранители от Дакоты.

– Вы, должно быть, знали, что нам потребуется больше столетия, чтобы добраться сюда, – сказала Васин. – Кто, черт возьми, планирует в такие сроки?

– Я знаю. Это привычка на всю жизнь. И смотри – ты здесь.

– Итак, что дальше? – спросила Гома.

– Остальные трое скоро будут здесь. Мне бы очень хотелось взять их всех с собой, но я сомневаюсь, что ваш корабль приспособлен для размещения танторов. Им просто придется отсидеться здесь, на Орисоне, пока я не вернусь. – Она беззаботно пожала плечами. – Они умные. Они могут управлять лагерем самостоятельно, при условии, что ничего серьезного не сломается.

– Вы очень в них верите, – сказал Караян.

– Кому-то это нужно делать. С таким же успехом это могла бы быть и я.

Их приезд прервал ее работу, и Юнис сказала, что не может уйти, пока не запечатлеет на камне нить своего последнего озарения. Гома недоумевала, почему она просто не записала это на бумаге или не запечатлела себя для потомков.

– Тебе этого не понять.

– Я могла бы попробовать.

Юнис надела свой скафандр, тот, что с тяжелым поясом, и Гома последовала за ней через шлюз, хотя ее специально не приглашали это делать. Не говоря ни слова, Юнис направилась к утесу, где они впервые встретили ее. Она обошла одну из высоких каменных пирамид, затем остановилась у подножия утеса. Она мгновение осматривала его, прикрыв рукой шлем наподобие козырька, а затем уверенно направилась вверх по трещинам и выступам стены.

Гома наблюдала за происходящим снизу. Юнис достала режущий инструмент, заставила его кончик ярко вспыхнуть, а затем начала аккуратно вырезать угловые метки на камне.

Чувствуя себя на пороге какого-то важного, меняющего жизнь разоблачения, Гома с трудом сглотнула и сказала: – Я видела эти символы раньше.

Юнис продолжала работать в тишине. Она прошла еще один участок, затем осторожно двинулась вправо, опираясь пальцами ног на малейшую складку выступающей скалы. Она вырезала еще одну серию меток.

– Я очень в этом сомневаюсь.

– И я почти уверена, что так оно и есть. Это грамматика Мандалы – тот же узор, что и на боковых сторонах Мандалы, похожий на длинные цепочки костяшек домино, зигзагообразные и разветвляющиеся. Только есть еще кое-что, не так ли? Вы подмешиваете другие типы символов.

– Ты очень умная. А теперь почему бы тебе не сбегать и не поиграть?

– Это синтаксис Чибеса. Вы комбинируете утверждения из синтаксиса Чибеса с грамматикой Мандалы, как будто они являются частью одного и того же иерархического языка или, по крайней мере, глубоко связаны между собой.

Юнис прекратила то, что делала. Она выключила режущий инструмент и вернула его в сумку, затем спрыгнула обратно на землю.

– И как именно ты это узнала?

– Потому что моя мать показала мне. После того, как вы покинули нас, Ндеге потратила тридцать лет на поиск связей между этими двумя формами. В конце концов она использовала свои знания синтаксиса Чибеса в качестве ключа к грамматике Мандалы. Именно так она научилась разговаривать с Мандалой.

– Я всегда знала, что Ндеге многообещающий человек.

– Не обращайте внимания на мою мать – как вы можете иметь те же связи? Я знаю, кто вы такая. Ваши воспоминания не являются настоящими воспоминаниями Юнис – вы составлены из ее публичных высказываний, внешних фактов ее жизни. Мама говорила, что эти связи были глубокой семейной тайной – слишком глубокой, чтобы вы о ней знали.

– Твоя мать была права. Она также немного несправедлива ко мне – во мне есть нечто большее, чем когда-либо представляли мои потомки, – но основная истина не подлежит сомнению. Я знаю, что синтаксис Чибеса – это математический формализм, врата в новую физику, и я также знаю – или, по крайней мере, подозреваю, – что он берет свое начало в наскальных рисунках проходящего мимо инопланетного туриста. У меня также есть доступ ко всему общедоступному корпусу академических работ по грамматике Мандалы, по крайней мере, в том виде, в каком она существовала на момент моего отъезда. Но мысль о том, что эти два явления могут быть связаны? Я должна была сама разобраться в этом.

– Каким образом?

– Ужас. Что бы ты об этом ни думала, это была форма тесного контакта с технологией M-строителей, и, конечно, это изменило нас всех. В моем случае это оставило у меня проблески, ощущение, что более масштабные прозрения просто недосягаемы. Вся эта чушь о разрыве вакуума... конце времен? Это прошло. Как я уже сказала, утечка информации. Загрязнение. Их природа раскрылась больше, чем, возможно, они предполагали. С тех пор у меня было странное ощущение, что какие-то связи только и ждут, чтобы их установили. Мои сны...

– Значит, ты действительно видишь сны.

– Да. А теперь, не позволишь ли ты мне продолжить?

– Как угодно.

– Мои сны были великими лихорадочными битвами между армиями символов, полками логики и формальной структуры. Они не оставляли меня в покое. Они преследовали меня годами, десятилетиями, разрушая мой рассудок, пока я не начала изгонять их с помощью этих наскальных рисунков. Похоже, это помогает. Большую часть времени у меня по-прежнему бывают только проблески. Я не вижу, как синтаксис и грамматика сочетаются друг с другом на всех уровнях... просто маленькие фрагменты, фразы в более масштабном споре. Но этого достаточно. Это похоже на то, как если бы проблески хотели быть высеченными в скале – как если бы они жаждали постоянства. И с каждым прорывом – с каждой новой резьбой, которая, кажется, вписывается в единое целое, – я вижу, что мое первоначальное озарение, должно быть, было реальным. Есть связь.

– Ндеге согласна.

– И она... строила теории?

– Моей матери не разрешалось говорить о своих идеях – даже со мной. Но она это сделала. И да, она строила теории. Грамматика – это эволюция синтаксиса – более поздняя, более элегантная форма. Синтаксис – полезное сокращение, но его трудно использовать, чтобы говорить о чем-либо, кроме физики. Грамматика выходит за рамки этого – она богаче, сложнее, как язык с большим количеством времен и родов.

– И она понимала формальные отношения?

– Нет, – ответила Гома. – У нее было много глубоких идей, и она проработала множество деталей, но это уже была работа всей жизни. Я знаю, что моя мать не чувствовала, что с этим покончено, только то, что она добилась успеха, заглянула дальше, чем кто-либо другой. Если бы они разрешили ей продолжить доступ к Мандале...

– И к здешней Мандале.

– Да, она бы заплакала, если бы узнала об этом. Знать, что какая-то часть "Занзибара" выжила, что она не была тем чудовищем, за которое они ее принимали.

– Не думай обо мне плохо, Гома. Тебе потребовалось мужество, чтобы прийти сюда, и я знаю, что ты, по крайней мере, так же умна, как и остальные участники вашей экспедиции.

– Спасибо, – с сомнением произнесла она.

– Но ты не Ндеге. Я спрашивала о ней и горячо надеялся, что придет именно она. Я думала о помощи – руководстве – которое она могла бы предложить танторам, но теперь вижу, что она могла бы иметь неоценимую ценность и в других отношениях. Как бы я извлекла пользу из ее прозрений. Как многому я могла бы научиться, просто показав ей эту стену.

– Мне так же, как и тебе, жаль, что ее сейчас здесь нет.

– Извинениями мы далеко не уйдем.

– Но у меня есть ее записные книжки. Я привезла их с собой – все до единой. Они тебя интересуют?

Юнис посмотрела на нее сквозь забрало шлема. Она отрегулировала отражательную способность, давая Гоме возможность увидеть выражение ее лица. Она улыбалась, и эта улыбка была такой искренней и красивой, какой Гома никогда не видела.

– Я поправляю себя. Я не жалею, что ты пришла, Гома Экинья. Совсем не сожалею.

Они могли бы улететь прямо сейчас – посадочный модуль был готов к немедленному взлету, – но остальные три тантора все еще не вернулись. В любом случае Юнис понадобится день, чтобы сделать необходимые хозяйственные приготовления, переведя лагерь в состояние полудремы, чтобы Садалмелик и другие могли легко за ним ухаживать.

Гома восприняла эту вынужденную задержку как благо, открывающее дополнительные возможности для взаимодействия с танторами. Ей нужно было спать и есть, но если бы не эти нужды первой необходимости, она бы с радостью проводила каждый час в их присутствии. Ру разделял ее волнение. Однако вместе они поняли, что обязаны перейти к более структурированной методологии, используя эту возможность для сбора данных, а не анекдотических историй. Непринужденный обмен мнениями в ранние часы был очень хорош, но теперь пришло время для дисциплины и строгости. Многие когнитивные тесты, которые они проводили на Крусибле, можно было бы продублировать здесь, и у них был реальный шанс ответить на вопросы, на которые только намекали в диалоге. Язык выдавал блеф интеллекта, но никакая подделка не могла обойти некоторые из наиболее сложных тестов в их арсенале. Итак, они отправились к танторам, взволнованные и обескураженные тем, что ждало их впереди. Оба знали, что несколько часов тщательной работы здесь могут заменить работу всей жизни на Крусибле.

Но когда Гома вошла в их владения, она сразу увидела, что что-то ужасно не так.

Садалмелик лежал на земле.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Кану потребовалось мгновение, чтобы понять, что он ошибся – женщина, говорившая из зеркала, на самом деле не была его матерью. Ошибка была простительной: Чику Йеллоу, Чику Ред и Чику Грин когда-то были одним человеком, и их внешность оставалась очень похожей, несмотря на совершенно разные личные истории.

– Ты ее знаешь, – сказала Нисса, наблюдая за его реакцией.

– Она – одно из трех воплощений моей матери, – ответил Кану почти шепотом. – Чику Грин, которая прибыла в Крусибл на голокорабле. Но я не был ее сыном – это был Мпоси.

– Это, должно быть, странно для тебя.

– Совсем чуть-чуть, – сказал Кану, улыбаясь собственной недосказанности, изысканной грусти момента.

Нисса взяла его за руку, пока фигура продолжала говорить.

– Все это нелегко объяснить, – сказала она. – Моя история сложна – настолько, что даже я не уверена во всех ее частях. Но сейчас важна только недавняя история. За последнее время со мной произошло множество очень странных и удивительных вещей, и теперь они привели меня в это место и к этой записи.

Ее голос был знакомым – очень, лично знакомым, – но по мере того, как она говорила, он то становился отчетливым, то исчезал, как будто что-то было записано на воске или целлюлозе и воспроизводилось слишком много раз.

– Это действительно она?

– Думаю, что да.

– Наш договор с Хранителями, – сказала она, – заключался в том, что вместе с машинами в межзвездное пространство должны были отправиться три личности. Взамен остальным было разрешено поселиться и колонизировать Крусибл, а также исследовать Мандалу. – Чику кивнула и улыбнулась. – Это была совершенная троица: синтез рожденной, созданной и эволюционировавшей.

Она сделала паузу и посмотрела на свои руки, прежде чем снова поднять глаза на свою будущую аудиторию. – Они привезли нас сюда. Сначала мы не поняли, где находимся. Другая солнечная система, расположенная не так далеко, чтобы мы не могли распознать некоторые созвездия. Все это произошло очень быстро. Должно быть, мы двигались со скоростью, близкой к скорости света, потому что в нашей системе отсчета путешествие, по-видимому, заняло не более нескольких дней. В конце концов мы узнали, что эта система называется Глизе 163 – что мы преодолели семьдесят световых лет. И так же медленно мы начали понимать, зачем Хранители привели нас сюда.

Изображение дрогнуло, застыло на секунду или две, затем снова ожило. – К настоящему времени, я полагаю, вы уже знаете о второй Мандале и сооружениях на Посейдоне. Вы, вероятно, задавались вопросом, как они относятся к Хранителям и в чем причина их более глубокого интереса к ним. Вы должны проявлять крайнюю осторожность по отношению к этим сооружениям.

– Спасибо за своевременное предупреждение, – сказала Нисса.

Но изображение снова застыло. Оно подпрыгнуло, запись того, как Чику меняла позу, как будто некоторые кадры были пропущены.

Пропущено, подумал Кану, или намеренно отредактировано?

– Мы сделали все, что могли, для выживших на "Занзибаре". Они были в плохом состоянии, и мы могли предложить только такую помощь, учитывая ограниченность имеющихся в нашем распоряжении инструментов. Это был огромный вызов. Этот маленький фрагмент нашего старого голокорабля должен был поддерживать жизнь не только людей, но и танторов, оставшихся на борту. Первые дни были невероятно тяжелыми. Это была постоянная борьба просто за выживание. Поиск способов вернуться в Крусибл, даже выработка энергии, достаточной для отправки передачи, – это была роскошь, о которой мы и помыслить не могли. Важен был завтрашний день и послезавтра, а не какое-то возможное спасение через сотни лет. Этот...

Изображение снова подпрыгнуло.

Кану взглянул на Ниссу. В глубине души он был уверен, что она думает о том же. Возможно, запись подверглась какому-то естественному сбою, но более вероятно, что она была подделана. Ему было интересно, что бы сказал обо всем этом Свифт, который все это время хранил молчание.

– В конце концов, – продолжала Чику, – нагрузка на ресурсы была слишком велика, чтобы прокормить все выжившее население. У нас были хранилища для спячки, но не было никакой надежды переоборудовать их для слонов. Итак, мы пришли к компромиссу. Танторы останутся бодрствовать, но большинство выживших людей перейдут в спячку. Некоторые из нас вызвались остаться с танторами, чтобы помочь им преодолеть трудности предстоящих лет. Вместе – человек и тантор – мы планировали работать над расширением возможностей жизнеобеспечения "Занзибара", чтобы превратить его в мир, который мы все могли бы начать делить. Как только это будет достигнуто, мы могли бы направить наши коллективные усилия на решение более серьезной проблемы возвращения домой – если бы это все еще было тем, чего мы хотели. Учитывая мой опыт общения с танторами, вы вряд ли удивитесь, узнав, что я решила остаться с живыми. – Она улыбнулась. – Не думайте обо мне слишком высоко. Это была не такая уж большая жертва – я предпочла бы быть на ногах и что-то делать, несмотря на все шансы против нас. Поскольку большинство колонистов вернулись в спячку, остальным из нас было легче. Конечно, мы всегда знали, что впереди нас ждут трудные времена...

Изображение снова подпрыгнуло.

– И все же давайте надеяться на лучшее, а не на худшее. Если Восставшие и народ выстояли, произойдет что-то прекрасное. И если вам покажется интересным разбудить тех из нас, кто спит, я не думаю, что это покажется вам слишком обременительным предложением. К тому времени, когда вы достигнете этой системы, у вас будет преимущество над нами на десятилетия или столетия. Но поскольку я хочу максимально увеличить наши шансы, я добавляю всю необходимую информацию, которая может вам пригодиться. Вы найдете это в конце этой записи. Есть еще что сказать – гораздо больше, – но это будет иметь...

Изображение отвесило почтительный поклон.

– Я Чику Экинья. Я родилась на Луне, в пределах световой секунды от Земли. Моей прабабушкой была Юнис Экинья – Сенге Донгма, львинолицая. Она открыла дверь в будущее, и у некоторых из нас хватило наглости последовать за ней. Кем бы вы ни были, откуда бы вы ни пришли, течет ли по вашим венам кровь или электроны – я желаю вам всего наилучшего. Пусть мудрость и смирение руководят вашими поступками.

Воспроизведение этой части записи закончилось. Последовала последовательность схем, мелькавших мимо слишком быстро, чтобы глаз мог их уловить. Кану разобрался в них ровно настолько, чтобы сказать, что данные носили медицинский характер, предположительно имея в виду функционирование технологии спячки.

– Интересно, – сказал Свифт самым тихим голосом.

– Что ты имеешь в виду под "интересным"? – спросил Кану.

Но стеклянная панель потемнела, и на данный момент Свифту больше нечего было добавить.

Они пришвартовали "Наступление ночи" к "Ледоколу", высадились, провели несколько системных проверок. Они отсутствовали достаточно недолго, чтобы корабль добился самого незначительного прогресса в ремонте. Точно так же не произошло ничего предосудительного.

Кану остался на "Ледоколе", в то время как Нисса вернулась на "Наступление ночи", продолжая использовать его в качестве буксира, чтобы переместить более крупное судно поближе к "Занзибару". Чем ближе они подходили, тем более сложной и деликатной становилась операция – было бы так легко потерять контроль и направить "Ледокол" прямо в логово слонов.

Когда они впервые исследовали "Занзибар", не зная его истинной природы, они заметили углубление на одном конце, похожее на ямочку, вдавленную в его кожу. Теперь Кану понял, что это были рудиментарные остатки оригинального двигателя Чибеса голокорабля, чудовищного двигателя, который разогнал его до скорости, составляющей долю скорости света. Медленно по меркам его собственного корабля – но, с другой стороны, это была штука размером с гору. Удивительно было то, что его вообще можно было сдвинуть с места.

Двигатели Чибеса голокораблей не требовались на протяжении большей части перехода. Некоторые из них даже были временно демонтированы, освободив огромное количество внутреннего пространства, прежде чем они были повторно установлены для замедления. Однако после того, как голокорабли достигли Крусибла, в двигателях больше не было необходимости. Они были полностью разобраны, перекованы в тысячу новых ярких вещей для молодой колонии. "Занзибар" ничем не отличался, и пространство, освободившееся из-под вышедшего из строя двигателя, было отведено под стоянку космических кораблей – огороженный док для обслуживания гораздо более крупных транспортных средств, чем обычные посадочные модули и шаттлы.

Теперь отвесная стена у основания углубления отодвигалась в сторону, открывая доступ внутрь. Это было цилиндрическое помещение, оснащенное множеством стыковочных зажимов, креплений для хранения и воздушных шлюзов, но было видно лишь несколько космических аппаратов, и ни один из них размером не был и в десятую часть "Ледокола". Конструкции других транспортных средств были ему незнакомы, но он достаточно хорошо представлял себе их возможности и функции. Это были корабли малого радиуса действия, из тех, что можно было бы использовать для спуска в Крусибл или перепрыгивания с одного голокорабля на другой, но ни один из них не выглядел достаточно большим, чтобы быть способным к операциям в глубоком космосе. Кроме того, все они были рассчитаны на пассажиров-людей – слон не смог бы подняться на борт большинства из них, не говоря уже о том, чтобы управлять ими.

Стыковочный отсек вращался вместе с остальной частью "Занзибара", и Ниссе пришлось проявить некоторое мастерство пилотирования, чтобы подтолкнуть "Ледокол" к одному из креплений. Любой ущерб, нанесенный сейчас, нужно было бы просто занести на баланс.

"Ледокол" накренился, за этим последовал жалобный стон конструкции откуда-то из-под ног Кану. Затем многочисленные зажимы крепления сомкнулись на корпусе, и все стихло.

Нисса снова состыковалась с "Ледоколом", затем перешла на него, пока не присоединилась к Кану.

– Отличная работа, – сказал он.

– Надеюсь, что ты прав насчет этого.

– Я тоже так думаю.

– Ты хочешь сказать, – сказала она, – что и вы оба тоже.

* * *

Мемфис ждал их по другую сторону воздушного шлюза. Их пересадили в другое транспортное средство, возможно, то же самое, на котором они ехали изначально, и быстро провезли по череде туннелей и камер, пока, наконец, они не вернулись в муниципальное здание, где состоялась их аудиенция с Дакотой. Прошло всего несколько часов, но у Кану, тем не менее, было ощущение, что его предыдущая встреча с матриархом относилась к другой части его жизни – той, которая предшествовала важному и необратимому решению.

– Мемфис показал вам спящих, – сказала Дакота, медленно обходя четыре стены вестибюля. – По-своему, я полагаю, он пытался объяснить наше затруднительное положение. Люди отказались от своей сознательной жизни, чтобы мы остальные могли выжить, подчинив себя неопределенности перехода. Это была великая жертва – поистине благородный и мужественный поступок. Они были нам как матери. Но, как вы, возможно, сами могли судить, наши обстоятельства сейчас значительно улучшились. "Занзибар" вынослив, и тысячью мелких способов он начал исцелять себя. Теперь нет вопроса о том, что он сможет содержать Восставших. Помимо этого, у Восставших и людей также есть возможность совместно использовать одни и те же ресурсы.

– Всех людей? – спросил Кану, думая о множестве людей, которых он видел в подземельях.

– Начнем с того, что нет – это было бы слишком драматичной переменой. Но популяция предтеч, небольшая когорта пробужденных людей, пробудившихся, чтобы помочь и исправить то, что Восставшие не могут сделать сами? Это вполне достижимо. Или, скорее, так оно и стало.

– Вы имеете в виду, с момента нашего прибытия, – уточнила Нисса.

– При всем желании мы ограничены в том, чего можем достичь. Интеллект – это только часть трудности. Нам также мешает сама наша природа – наш физический размер. Эти инструменты и усовершенствования протезов, которые вы наверняка заметили у нас, позволяют нам в определенной степени контролировать функционирующие системы "Занзибара". Но всегда были области, до которых мы не могли дотянуться; контрольные или сенсорные системы, которые просто слишком деликатны или сложны для нашего управления. Может быть, я и умею читать книги, но даже я была бы обескуражена задачей вытащить спящих из спячки. Я уверена, что системы на борту вашего корабля в высшей степени автоматизированы.

– Конечно, – сказал Кану.

– Здесь все было по-другому. Когда проектировщики устанавливали подвесные хранилища, они всегда исходили из предположения, что под рукой будут живые смотрители. Их забота состояла в том, чтобы обеспечить большое количество спальных мест, а автоматизация была второстепенной задачей. Конечно, им это удалось – подземные хранилища буквально спасли нам жизни. Но мы не можем просто разбудить спящих нажатием кнопки. Для этого нам нужна человеческая помощь.

– Даже тогда это будет непросто, – сказала Нисса.

– Но у вас будет столько времени, сколько вам нужно, и в вашем распоряжении будут все ресурсы "Занзибара". Если сначала вы потерпите неудачу, никто из нас не будет думать о вас плохо.

– Даже если будут потеряны жизни? – спросил Кану. – По крайней мере, эти люди сейчас заморожены и вне какой-либо непосредственной угрозы.

– Конечно, будет вероятность смертельного исхода, – сказала Дакота. – Но точно так же, как поселенцы Крусибла заключили свой договор с Хранителем, так и у нас есть наш торжественный договор с этими спящими. Они отдали свою сознательную жизнь ради того, чтобы мы могли жить – и за это мы им бесконечно благодарны. Но долг не может остаться неоплаченным.

– Вы чувствуете себя обязанной вернуть их обратно, – сказала Нисса.

– Время давно прошло – долг лежит на нас тяжким грузом. Ваше прибытие – большая удача.

Кану слегка улыбнулся. – Нам это не показалось таким уж удачным.

– Тем не менее, я не могу не быть счастливее оттого, что вы среди нас. Ваш корабль будет отремонтирован. Как только начнется работа, пожалуйста, не стесняйтесь пользоваться вашими собственными удобствами для спячки. Но, с вашего позволения, и когда вам будет удобно, я с большим удовольствием продолжу наши беседы. Я не часто находила себе равных по умственному развитию среди моих собратьев-Восставших, но думаю, что вы двое послужите подходящим стимулом.

– Конечно, – сказал Кану, отбросив все дурные предчувствия, которые он сейчас испытывал.

– Но все это – на будущее. Завтра, когда вы как следует отдохнете, я бы хотела, чтобы вы осмотрели отсеки спящих – настолько тщательно, насколько, по вашему мнению, это необходимо. В свою очередь, мы обсудим детальную организацию ремонтных работ – поставку материалов, использование наших производственных систем. А пока мы сделаем все возможное, чтобы вы чувствовали себя как дома. Я верю, что вы сочтете организацию образцовой, но вы не должны стесняться высказываться, если какой-то аспект может быть улучшен.

– Мы так и сделаем, – сказала Нисса. – И все же, могу я задать вопрос?

– Во что бы то ни стало.

– Запись Чику была отредактирована. Существует ли где-нибудь полная запись ее показаний?

– Эта запись – все, что у нас есть. Мы сожалеем об этом – мы могли бы извлечь большую пользу из ее мудрости. Вас беспокоит эта запись?

– Нет, – ответил Кану со всей убежденностью, на какую был способен, хотя и разделял сомнения Ниссы по поводу целостности записи.

– Тогда Мемфис отвезет вас в Белый дом. Я думаю, что один из вас окажется на очень знакомой почве.

Когда, наконец, дом показался в поле зрения – в другой камере, в нескольких километрах от того места, где они были задержаны, – первым впечатлением Кану было то, что его воспоминания играют с ним в странную и тревожную игру. Он бывал здесь раньше и уже успел узнать это место – но это было совершенно невозможно.

Платформа спускалась по крутой тропинке, окаймленной лесом, у подножия которого лежала обширная равнинная местность с озерами и рощицами деревьев. Деревья в середине росли гуще, окружая бело-голубое здание, очертания которого, видневшиеся с высоты спуска по тропинке, были одновременно знакомыми и отчуждающими.

– Мы были здесь, – сказала Нисса, и он понял, что не сходит с ума. – Однажды ты показывал мне это место. Но это было в Африке!

– На старой границе между Кенией и Танзанией, – сказал Кану, понимание накатывало на него волнами. – Это место, где раньше располагался старый дом Экинья – операционная база всей торговой империи пятьсот или шестьсот лет назад. Вот каким он был раньше, до того, как превратился в руины!

– Не понимаю, как это может быть здесь.

– Это копия, не то же самое здание. Должно быть, это отпечаток большого пальца моей семьи на проекте голокорабля – их способ напомнить всем, что они сделали возможным.

– Как будто кому-то нужно было об этом говорить.

– Похоже, все в хорошем состоянии, – сказал он, поднося ладонь к глазам, чтобы заслонить лампы на потолке. – Как новенькое. Учитывая все неприятности на борту "Занзибара", я поражен, что оно выглядит таким свежим.

– Полагаю, кто-то решил, что об этом стоит позаботиться.

Транспортное средство пробиралось сквозь заросли деревьев, окружающих дом, следуя по тропинке, которая либо была одной из первоначальных дорог, либо просто была расчищена непрерывным проходом слонов. Машина подкатила к дому, и Мемфис опустил пандус.

Двое Восставших ждали, чтобы сопроводить их в дом. Парадный вход был достаточно высоким и широким, чтобы вместить их, хотя Кану не мог сказать, насколько точно он теперь отражает архитектуру Африки. Если он и был изменен, то сделано это было очень аккуратно, с прицелом на сохранение элегантности первоначального фасада. За ним, освещенный стеклянными потолочными светильниками, находился широкий, просторный коридор, который образовывал поперечину А-образного профиля здания. Опять же, он был достаточно просторным, чтобы вместить двух слонов и их гостей-людей, но не все смежные залы и комнаты были столь же просторными.

– Вы останетесь в этих комнатах, – заявил один из Восставших, взмахнув хоботом, указывая на ряд дверей. – У вас будут вода и еда. Если вам понадобится еще вода и еда, вы попросите. Если в комнатах что-нибудь сломано, вы скажете.

– Спасибо, – сказал Кану.

– Это была серия приказов или просто очень высокопарный суахили? – спросила Нисса полушепотом.

– Я собираюсь быть оптимистом и предположить последнее.

Обнаружив, что двери уже открыты, они вошли в номер. Внутри они обнаружили, что комнаты соединены таким образом, что им не нужно было возвращаться в холл, чтобы переходить из одной в другую.

В номерах была чистая мебель, постельные принадлежности, туалеты и умывальники. Кану провел пальцем в перчатке по поверхности и осмотрел ее на предмет пыли, надеясь получить хоть какое-то представление о том, когда в этих покоях в последний раз кто-то жил, но не было никаких признаков запущенности.

Они провели обыск и нашли горячую воду, кухонное оборудование и охлажденный склад основных продуктов питания. Кану сомневался в долгосрочной питательной ценности некоторых продуктов, но их явно было достаточно, чтобы сохранить их живыми на некоторое время.

– Мы придем за вами завтра, – сказал Восставший, когда Кану и Нисса вернулись в зал.

– Мы можем покинуть территорию отеля? – спросил Кану.

– Вы останетесь в этих комнатах. Вы не уйдете. Если мы вам понадобимся, вы поднимете шум. – Восставший указал на металлический посох, похожий на тот, который Мемфис использовал, чтобы предупредить Дакоту, прислоненный рядом с одной из дверей.